Текст книги "Синева небес"

Автор книги: Соно Аяко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 33 страниц)

– Вот, пожалуйста.

Отпустив разносчика, Фудзио перенес две порции суси на столешницу не включенной жаровни. Среди дорогих блюд аппетитно выделялись суси с морским ежом и тунцом, и он поспешно съел две штуки.

– Извини. Ты слишком долго принимала ванну, вот я и прихватил парочку, – сказал он Рэйко, которая вернулась, небрежно одетая в легкое гостиничное кимоно.

– Я не спустила воду. Как быть?

– Так спусти. А я сперва поем, а то совсем оголодал, – сказал Фудзио. Ему не хотелось входить в воду, где была эта женщина. – Ешь, давай. Я алкоголь не употребляю, но если хочешь пива, то в холодильнике, наверное, найдется. Так что пей, как тебе нравится.

– Нет, мне тоже не нужно.

– А если узнаешь, что я угощаю, выпьешь? – спросил Фудзио, многозначительно посмеиваясь.

– Уж пива я и сама могу себе позволить…

– Послушай, такой мелочный разговор тебя не огорчает?

– Да нет, не очень…

– Что значит «не очень»?

– По-моему, хорошо, когда существует определенность.

– Тогда поговорим о расчетах. За суси я уже заплатил, а за ночлег давай заплатим пополам, – немедленно сказал Фудзио.

– Я слышала, что в Европе и в Америке за дела на стороне платит мужчина.

– Но ты ведь, наверное, самостоятельная женщина. Разве эмансипэ плачутся?

– Никакая я не эмансипэ!

– А кто же ты еще?

– Ну, может, и так.

– Я – мужчина, который витает в облаках. Ты – женщина, которая считает деньги.

– А поэты, какие они?

– Как на картинах Пикассо. У него очень хороший набор. Рэйко вновь захихикала. Непонятно было, поняла она сказанное или нет.

– Я хочу сделать тебя своим патроном.

– А что этот патрон должен делать? – спросила Рэйко.

– Веря в мой талант, он дает мне деньги.

– Деньги, это я даю? – спросила Рэйко, неторопливо облизывая палочки для еды. – Я собиралась найти какого-нибудь человека, который заключит со мной договор на каждый месяц с помесячной оплатой.

– Если с помесячной оплатой, значит, ты будешь его содержать?

– Не обязательно содержать. Я могу встречаться только в дни, свободные от моей работы, я ведь работаю. Но думаю, как было бы хорошо, найдись такой человек хотя бы на время…

– Сомневаюсь, чтобы тебе с таким лицом…

– Лицо, в общем, неплохое.

– А квартиру ты недавно купила?

– Пятый год пошел. Рассрочка на двадцать лет.

– До цели далековато. Однако квартиру ты покупала крайне расчетливо, и если она тебе приглянулась, значит, определенно, находится в хорошем месте, верно?

– Да, от станции вроде не так далеко, и довольно тихо – хорошее место.

– Так лучше бы мы не пошли сегодня в этот скучный отель, а отправились к тебе домой!

– Домой? Домой нельзя!

– Почему?

– Я решила не пускать мужчин к себе в дом.

– Вот как, опять излюбленная чистоплотность. Сплетен боишься?

– Сплетни – это еще куда ни шло… Боюсь, если покажешь мужчине свой дом, он потом еще вздумает докучать…

– Какая бдительность!

– Правда, сейчас с домом не все в порядке.

– А что такое?

– Поблизости возводят какое-то сооружение. Все включились в движение протеста.

– Что за сооружение возводят? Дом престарелых? – спросил Фудзио, вспомнив слова Рэйко о том, что она не любит родителей.

– Тренировочный центр для детей-инвалидов.

– Так что может быть лучше?!

– Я – против. Ведь будут неприятные впечатления. Говорят, даже стоимость земли уже явно понизилась.

– Что за люди проводят движение протеста? Ты зачинщица?

– Ошибаешься. Такие, как я, никакого влияния не имеют. Поэтому, когда прозвучал призыв организовать движение протеста, все, по правде сказать, были довольны.

– Кто же считается организатором или лидером?

– Профессор университета, учитель средней школы, жена служащего торговой фирмы – все они стоят в центре движения.

– Интересная компания.

– Все это ведь образованные люди.

– И такие люди называются образованными?

– Все они окончили университеты.

Фудзио от начала до конца готов был играть роль безалаберного человека, но ничего не мог поделать с чувством обиды, которое вскипало в его душе.

– В отличие от тебя, я, напротив, приветствую учреждение для детей-инвалидов. А если бы соорудили зал игровых автоматов, только представь, какой временами стоял бы жуткий грохот! Пусть эти залы делают с полной звукоизоляцией, но ведь невозможно, чтобы звуки не проникали наружу.

– Вот как?

– А еще лучше – тюрьма. Там тихо! Или место для сжигания мусора. Оно в самом деле красивое. Там среди мусора сажают цветы.

– Да? Мне все это отвратительно.

– Тогда где же вообще можно устраивать тюрьмы и места для сжигания мусора? – заинтересованно спросил Фудзио.

– Ну, этого я не знаю.

– Словом, ты беспокоишься, как бы их не устроили рядом с твоим домом, а если устроят рядом с другим домом, то, значит, можно?

– Не знаю. Думать о таких вещах – дело политиков, наверное. Например, почему не устроить их на отвоеванных у моря участках земли, где нет жилой застройки…

– Даже если их можно строить только на засыпанных участках прибрежной полосы, думаю, к алчным людям, вроде вас, не обратишься ведь со словами: «Очень вас просим», или «Поймите, пожалуйста»…

– Во всяком случае, мы обладаем свободой, чтобы защитить собственную жизнь. Это основа демократии.

– Вот оно что? А для поэта демократия – это враг. Ведь что такое демократия? Это когда все должны довольствоваться малым. Я уже это проходил.

Рэйки недовольно молчала.

– Ну, не возбуждайся так. Прибереги свое возбуждение для другого дела, – хитро засмеялся Фудзио. – Я сейчас пойду принять душ, а ты тем временем почисти зубы. Иначе со своим пахучим ртом все поцелуи испортишь. Я ведь – поэт, и к таким вещам чрезвычайно чувствителен.

– Ладно.

Фудзио в ванной комнате повернул кран. Он считал, что это захудалый отель, но напор в душе был превосходным.

Ниже рукоятки жестко закрепленного душа находилось пластиковое сиденье, и под струями упругой воды Фудзио лениво наслаждался ощущением тепла. Страшный ливень, бушевавший снаружи, вплетался в звуки падающей воды, и временами ему даже казалось, что он сидит под дождем. В таком состоянии ему представилось бесконечно далеким и то, что семья Ёко Мики отчаянно ее разыскивает, и то, что обнаружено тело Томоко Симады, и то, что полиция дала делу ход – все это, вместе взятое, на время было забыто.

И тут в голове у Фудзио сложился невероятный план, как наказать эту бесстыдную тварь. Как только контуры плана окончательно обозначились, он в приподнятом настроении, накинув кимоно, прошел в спальню.

Фудзио всегда осознавал, что в любовных делах его презрение к людям и страсть к разрушению является опорой его мужской силы. Поэтому, держа в своих объятиях Юкико, он даже бессознательно не мог решиться на то, чтобы дать волю своей страсти. Отсюда и конфуз.

Поговорив с Рэйко, Фудзио утвердился в ненависти к ней. У него не было особого желания изображать из себя гуманиста. Взять хотя бы ее рассказ о детях с ограниченными возможностями, для которых открывается центр, где они будут учиться преодолевать свои физические недостатки. Центр, видите ли, не нужен, потому что, если его построят рядом, то снизится стоимость земли. Еще куда ни шло, если бы такая мысль на миг возникла в глубине сознания. Но чтобы так, открыто, без зазрения совести!

В отличие от других, Фудзио доводилось успешно справляться с довольно большим числом «близких женщин», поэтому он полагал, что владеет искусством производить впечатление. Когда хотел, он мог ублажить. Однако ублажать эту жадную тварь – ни за что на свете, увольте!

С этой мыслью Фудзио целенаправленно приступил к делу…

…По-прежнему шумел снаружи дождь. Грубое костистое лицо без косметики и разметавшиеся по подушке короткие волосы Рэйко вызывали отвращение. Фудзио поспешно отодвинулся от женщины и, с чувством облегчения, вытянулся, перевернувшись на спину.

– Господин, вы говорили, что часто встречаетесь с женщинами. И что, у вас всегда вот так? – спросила Рэйко, придя в себя.

Эта женщина, обращаясь к нему, неизменно говорит просто «господин». А ведь он назвал ей свое, хоть и вымышленное, имя. Потом, чего доброго, она еще потребует и оплаты за услуги

– Да. Я ко всему в жизни безразличен, – отозвался Фудзио.

– Думаю, не так уж безразличны. Не больше, чем нормальные люди.

Понятное дело. А эта дура торжествующе болтает об очевидном. Фудзио сложил руки за головой и уставился в потолок.

– Не заинтересовала, вот и не получилось.

– Не может быть, чтобы так разочаровала.

– Тебе хорошо критиковать…

– Но у нормальных людей накапливается опыт. В определенной степени.

– Сегодня я хотел здесь приятно провести время, но с тобой мы, кажется, не сходимся характерами. И раз уж нет смысла тут оставаться, давай вернемся домой.

– Кто платит – тому и решать.

– А если бы ты платила, что тогда?

– Если бы я платила, то осталась бы тут до самого утра. Чтобы не нести убытки.

Фудзио на какое-то время молчал, озадаченный ее словами.

– Ты и вправду мелочная женщина, – только и нашелся, что сказать.

– Ну тогда мне все равно…

– Уйдем, – сказал он, вставая. – Я поэт, поэтому мне никак нельзя следовать твоему скаредному предложению.

– Ладно, коли так. Только, пожалуйста, отвезите меня до дому. Вы же завезли меня в такую даль.

Фудзио и сам это понимал, но слова Рэйко «вы же завезли меня в такую даль» вызвали в нем раздражение. Однако до осуществления плана, который он задумал, сидя в ванной, было еще далеко, поэтому он вышел на улицу с таким выражением лица, словно сказанное Рэйко признает справедливым.

Было уже больше одиннадцати.

– Какой ужасный ливень! В такие дни особенно впадаешь в уныние. Я хотел забыть о неприятностях, вот и пригласил тебя, но получилось неудачно. Я ведь действительно сюда приехал с желанием поговорить с тобой, – недовольно проворчал Фудзио, опускаясь на водительское место и застегивая ремень безопасности.

– О чем поговорить?

– Дело в том, что у меня нет официально зарегистрированного брака, но есть женщина, которая беременна от меня.

– Так это ведь прекрасно. Почему же вы не женитесь? Раз родители умерли, не должно быть особых помех.

Фудзио включил «дворники» и двинул машину с места.

– С чего же начать?… Дело в том, что почти полгода тому назад я жил в Сан-Франциско.

– …

– Я, как правило, не задумываюсь о будущем, поэтому, получив от родителей какое-никакое наследство, уехал в Америку. Там мне пришлось жить вместе с одним человеком.

– Для вас это было неудобно? Ну да, вы же поэт.

– На самом деле это был хороший человек. Талантливый, красивый. Но этот человек был мужчиной. Начинающим актером.

– Вот оно что.

– В течение трех лет мы с ним беспечно жили в свое удовольствие. И находили общий язык… Однако я стал подумывать о том, что так дальше продолжаться не может. Было всякое, но для того, чтобы одним махом разорвать с ним отношения, я вернулся в Японию. А затем встретил здесь женщину.

Я хотел вернуться к добропорядочной жизни и был чрезвычайно рад этой встрече. Пусть эта женщина мне не жена, но, возможно, станет женой, – такая мысль приходила мне в голову, и когда она сказала, что беременна, я действительно пожалел, что мои родители не дожили до этого дня.

– Еще бы…

– Сначала мы с ней решили не вступать в брак, хотели сохранить свободные отношения, но когда стало ясно, что появится ребенок, мы задумались о заключении банального брака. В этот самый момент пришло сообщение о том, что умер мой друг, с которым я жил в Сан-Франциско.

– Это было некстати? Ведь у господина не было желания вспоминать о таком прошлом?

– Так-то оно так, но дело оказалось нешуточным. Мне сообщили, что этот мужчина умер от СПИДа. Поэтому возникла опасность, что даже ребенок может быть заражен.

Фудзио, затаив дыхание, искоса наблюдал за состоянием Рэйко.

– Вы говорите: существует опасность, что ребенок будет заражен СПИДом, почему господин так думает?

– Я не знаю. Я не делал никаких анализов, – сказал Фудзио небрежным тоном.

– Это же крайне безответственно! – в голосе Рэйко зазвенело едва сдерживаемое негодование.

– Когда я услышал, что он умер, первое, что почувствовал, – я тоже, скорее всего, умру от этой болезни. Я любил его, слышал, что он умирал в страшных муках, поэтому решил, что и меня ждет подобная участь; умереть было моим естественным желанием. Кроме того, – ребенок. Если вдруг на ни в чем не повинного ребенка перейдет эта болезнь, я должен будут умереть как естественный виновник произошедшего. Когда она забеременела, то радовалась, не веря своему счастью. У меня язык не поворачивается сказать, что этот ребенок, может быть, заражен СПИДом. Нет никаких сил сказать. Скорее умру, чем скажу.

– Значит, господин ощущает какие-то перемены? Какие-то странности в организме?

– Сегодня все нормально, но, признаться, в последнее время часто стал простужаться. Порой думалось: как это странно, что простуда все не проходит. Более того, я из-за этого сильно похудел. Еще недавно я был таким толстым, даже стыдно сказать. Из-за того, что никак не могу похудеть, несколько раз садился на диету. А вот теперь внезапно потерял семь килограммов. Стал плохо себя чувствовать и покончил с диетой, но все еще худею. Для нее делаю вид, что по-прежнему придерживаюсь диеты, она даже уже стала говорить: «Опасно, если не знаешь меры». Думаю, что скоро уже не смогу лгать.

– И зная все это, вы вступаете в отношения со мной? Да вы понимаете, какую ответственность на себя берете?!

– Прости. Я сейчас в таком состоянии, что уже не могу проявлять такую заурядную заботу. Поэтому, если ты возмущена, то можешь поступать, как тебе заблагорассудится. Я все покорно снесу. Мне, вероятно, уже долго не протянуть, как ни крути. Поэтому ты можешь поступать, как тебе нравится.

Болтая обо всем этом, Фудзио постепенно приближался к тому, чтобы придать ощущение правдоподобия своей выдуманной повести.

– Сейчас у меня возникло желание провести хотя бы один день в жизни, не вспоминая о своем несчастье. Поэтому, чтобы завтра поехать к своей женщине, я решил взять фартук. Вот и купил его. Он там, лежит на заднем сиденье.

Фудзио сказал это чуть ли не плачущим голосом.

– Услышав такой рассказ, я не могу промолчать. Ведь происходящее слишком ужасно.

– Мне все равно. Прежде, если женщина мне угрожала, я действительно сразу робел. Но сейчас уже ничего подобного нет. Я долго не проживу, поэтому бояться еще чего-то, кроме смерти, не вижу смысла.

– Где же господин живет? – голос Рэйко сделался грубым и неприятным.

– У меня сейчас нет дома. Один знакомый порой пускает меня пожить в его загородном доме, иногда я провожу ночь в репетиционном зале театральной труппы, где работают мои друзья, временами остаюсь ночевать в доме моей женщины.

Фудзио хотел выразиться так, чтобы дать понять, что адреса он не назовет.

– Я не намерена молча сдаваться! Такое происходит! И молчать – это не по закону.

– Согласен. Делай, что хочешь. Я безумно веселюсь по привычке беспечного человека, а ты злишься из-за неудачи в сексе, причину которой понять можно. Я поступаю неблагоразумно, стараясь забыть все это, – вот в чем правда. Правда и в том, что я даже сексом уже не могу заниматься, настолько меня захватила болезнь, и я физически ослаб.

– Я впервые встречаю такого безответственного человека, – почти неслышно выдавила Рэйко.

– Но я же говорил, что я – поэт. Если ты считаешь, что никак не можешь простить меня, то давай умрем вместе, а? Сверзимся в овраг, на скорости влетим в дерево, или, разогнавшись, – с мола, вместе с машиной – в море. Я выполню свой долг, приняв смерть вместе с тобой.

– Излишняя забота. У меня совсем нет желания умирать на парус тобой.

– Наконец-то я услышал «ты». Я только этого и ждал с самого начала. Можешь меня ненавидеть, можешь поносить, но я мечтал, когда же смогу стать для тебя чем-то большим, чем «господин». Подумать только, я, возможно, уже скоро умру, и в это время размышляю о каких-то пустяковых вещах…

– Что касается меня, то я хочу получить деньги. Денежная компенсация в данном случае вполне естественна, согласись.

– Денег у меня нет. Когда я расставался со своим другом, то все, что у меня было, отдал ему. Поэтому, когда я встретился со своей женщиной, это было первое, что я ей сказал. Я сказал: у меня нет денег, поэтому, думаю, мне нельзя с тобой встречаться. Тогда она страшно рассердилась. В отличие от тебя. Она сказала: если наши отношения связываешь с деньгами, то лучше сразу расстанемся. Пожалуйста, уходи. Я так обрадовался этим словам. Мне стало ясно, что она действительно любит меня.

Видно было, что Рэйко не слушает его, напряженно думая о чем-то своем.

– Как бы то ни было, я посоветуюсь со своим адвокатом, что нужно сделать, дабы вы исполнили свой долг, – наконец официальным тоном сказала она. – назовите мне, пожалуйста, способ, каким я могу с вами связаться.

– Я обязательно позвоню. Не веришь? Даже если тебя не будет в отделе универмага, я обязательно оставлю сообщение. В отличие от обычных больных СПИДом, я совершенно не опасаюсь, что обо мне станет известно в обществе. Хорошо, если мне никто не станет препятствовать. Коллектив нынешней театральной труппы, обладая определенными знаниями о болезни, все-таки контактирует со мной. Можно, конечно, меня изолировать от всех. Вот мой друг в Сан-Франциско перед своим концом говорил, что если бы он был предусмотрительным, то умирал бы в доме, где дружно живут такие люди. Я, вероятно, тоже буду умирать, брошенный на произвол судьбы. Поэтому я и не убегаю и не прячусь. Однако почему бы и тебе в данный момент не изменить свою точку зрения?

Фудзио повернулся к Рэйко. В салоне машины было темно, но, глядя на ее лицо, которое на мгновения высвечивалось фарами встречных машин, Фудзио заметил, что она, похоже, охвачена странным возбуждением. Она не подавала голоса, но ее губы, беззвучно двигались.

– Прежде всего, еще неизвестно, заразилась ты или нет. Может, следует начать с этого, а?

– Как ты смеешь издеваться, прощелыга?! – неожиданно заорала Рэйко, перейдя на мужской язык.

– Если у тебя не обнаружится болезни, ты, вероятно, будешь плакать от радости. Тогда твой взгляд на человеческую жизнь, возможно, изменится. Представь, ты, может быть, даже примиришься со строительством центра для детей-инвалидов возле твоего дома.

– Прекрати нести чушь! Убийца!

Внезапно Рэйко, как безумная, попыталась вцепиться в шею Фудзио. Едва не выпустив руль, он с трудом вывернул на обочину дороги и остановился. Слово «убийца» привело Фудзио в ярость, и он изо всех сил ударил женщину по лицу, так что брызги ее слюны долетели до его щеки.

Рэйко начала орать, потеряв рассудок. Чтобы заставить ее замолчать, Фудзио изловчился и под углом, из неудобного положения, что есть силы нанес ей удар под ложечку.

– Вот, получи по заслугам!

Глядя на затихшую женщину, Фудзио вытер со лба пот. Когда он, насколько возможно, опустил спинку кресла, то Рэйко выглядела спящей, как пьяная.

Фудзио понял, что на этом вопрос решен…

…Если по оплошности, как недавно, не выбросить вещи, потом возникнут неприятности. Значит, хорошо бы оставить Рэйко на дороге не безо всего, а с сумочкой. Придя в себя, она поднимется с земли и как-то доберется до дому.

Она говорила, что, вроде бы, собирается подать на его в суд, но Фудзио отметал такую возможность, полагая, что Рэйко этого не сделает, и, значит, беспокоиться ему практически не о чем. Даже если он вдруг встретит эту женщину где-нибудь в районе станции Иокогама, она, скорее всего, будет держать рот на замке. Ведь, стань история о СПИДе известна в обществе, у нее наверняка возникнут неприятности. А вот ужасно перепугавшись, она может отправиться к врачу, и тогда выяснится, что у нее, собственно, ничего и нет. Фудзио как раз и представлял себе развитие событий по такому абсурдному сценарию.

Кроме того, не мешало бы также немного соснуть под дождем… Зима уже позади, значит, от холода не замерзнешь. Сейчас самая подходящая погода, чтобы поспать под шум дождя, – размышлял Фудзио. Конечно, одежда Рэйко будет испорчена, и она, глядишь, вздумает получить за нее компенсацию. Но нет, она напрасно надеется, что ей так запросто удастся задарма разжиться новой одежонкой.

Бросить Рэйко и скрыться, проделать эту работу незаметно – для этого требовалось, как минимум, несколько минут. Надо только выбрать какое-то безлюдное место.

Фудзио, будто повинуясь простому инстинкту возвращения в родное гнездо, погнал машину на юг по полуострову Миура.

глава 13. Пустота

Когда у Томоко случались выходные дни, у Юкико Хаты появлялись дополнительные хлопоты, и тогда у нее возникало чувство, будто она замужем. Но это даже нравилось Юкико. В этом была своя рациональная прелесть.

При Томоко Юкико продолжала работать. Но несмотря на то что сестра никогда подолгу не задерживалась в ее комнате, где были разложены шитье и швейные принадлежности, Юкико старалась следить за порядком. Да, в комнате просто негде повернуться, и саму Юкико весь этот бедлам ничуть не смущал, но она понимала, насколько это неприятно для стороннего человека.

– Старею, наверное… Как засижусь на службе допоздна, так наутро просто подняться не в силах, – пожаловалась проснувшаяся около десяти утра Томоко. Она сидела за кухонным столом и курила сигарету. Перед ней на столе дымилась чашка с кофе. Прежде Юкико заранее интересовалась, будет Томоко завтракать или ограничится чашкой кофе, – словом, придавала значение утреннему ритуалу.

Однако с недавних пор она как-то перестала беспокоиться о подобных пустяках. Если Томоко выражала желание поесть, Юкико быстренько накрывала на стол. Она научилась понимать, как тяжело сестре выходить из состояния утреннего стресса, – и не сон, и не бодрствование, а какое-то неприятное ощущение помраченного сознания.

– Во сколько ты вчера вернулась?

Юкико помнилось, что она проснулась, когда сестра вошла в дом, но, побоявшись, что уже не заснет, даже не взглянула на часы.

– Где-то в половине третьего ночи.

– Не так уж и поздно. Можно даже сказать, что рано.

– Я просто места себе не находила от беспокойства. Сама не знаю почему. Вот и зашла к Мицуко Каная. В общем, все у них тихо-мирно, ладят между собой. Поговорила с ее муженьком. Тот сказал: «Мне очень жаль Мицуко. Думаю, я должен о ней заботиться. У нас ведь ребенок…» Просто замечательно сказал, и тогда я решила спросить, разобрались ли они в себе после случившегося. А Мицуко разрыдалась.

– Но не от счастья? – уточнила Юкико.

– Сначала решила, что она плачет от радости, но потом поняла, что ошиблась. Они ведь муж и жена, вот и пытаются как-то уладить ситуацию. Так мне, во всяком случае, показалось.

Муж Мицуко совсем замкнулся, слова от него не дождешься. Поговорив с Томоко, он вдруг умолк, словно воздух из него выпустили, и, даже не попрощавшись с гостьей, удалился в соседнюю комнату. Лег – и сразу заснул, хотя было только девять часов вечера. Томоко знала, что прежде он страдал бессонницей, но вскоре из соседней комнаты донесся громкий храп…

– Наверное, очень устал? – предположила Юкико.

– Я тоже так подумала. Вообще-то, в таких случаях принято извиниться. Но господин Каная, по всей видимости, не относится к числу людей, которые придают значение формальной вежливости…

…Когда муж заснул, Томоко неожиданно успокоилась, и ей даже захотелось посидеть у Мицуко подольше. Квартирка довольно тесная, слышен каждый звук. Наконец храп стих, и Томоко подумала, что настал благоприятный момент для того, чтобы сменить тему.

– Послушай… Я вот подумала… – начала она.

– О чем? – переспросила Мицуко.

– Извини, но меня иногда посещают странные мысли. Тебе не мешает храп?

– Если я начну скандалить по этому поводу, что тогда выйдет?… Юкико живо представила себе ситуацию, прямо как картинку из

комиксов, и ее разобрал смех.

– У меня, наверное, дурной характер, вот я и затеяла этот разговор…

И Томоко подробно поведала сестре о беседе с Мицуко Каная. После несчастья с Мицуко ее муж, казалось, не переменил своего отношения к жене. Во всяком случае, не предлагал развестись.

– Но если дело именно так, значит, все в порядке? Это ведь как серьезная травма. Человек не может сразу оправиться. Значит, нужно просто выждать время – и все утрясется. Я прямо так и сказала Мицуко.

– Я полностью согласна. Человеку свойственно забывать о неприятном, – кивнула Юкико.

Однако в семье Каная все шло не так гладко. Мицуко мучило другое – отсутствие у мужа какой бы то ни было реакции на произошедшее. Он ни в чем ее не упрекал, не сказал Мицуко ни одного резкого слова, он просто перестал разговаривать.

– Он ведь никогда и не был особо разговорчивым? – уточнила Юкико.

– Так он же мужчина. А мужчины, как известно, существа совсем другой породы. Муж Мицуко – не из болтливых, он, вероятно, принадлежит к тому сорту людей, которые привыкли четко выражать свои мысли. Но в данном случае этого он и не может сделать.

Юкико порой казалось, что ее младшая сестра – полная противоположность ей самой. Но, услышав такое, она вдруг ощутила, насколько они близки. Она даже ушам своим не поверила.

Когда на человека обрушиваются удары судьбы, он старается им противостоять, проявляя посильную гибкость. Да, есть разные средства успокоить себя, есть даже наркотики, но лекарств для душевных ран в мире не существует. Их лечит только время. После несчастья с Мицуко муж сильно переживал, но потом, когда первый шок прошел, он погрузился в себя и больше не заговаривал о случившемся. Поначалу Мицуко была даже благодарна за это и не беспокоилась. Однако последнее время она вдруг стала задумываться о том, что стоит за этим молчанием.

– Мицуко сначала думала, что мужу требуется время, что таким образом он старается поддержать ее. А вот я бы сразу поняла, что дело неладно.

– Я тоже, – призналась Юкико. – В этом случае молчание не является данью элементарной вежливости. Они же муж и жена. В такой ужасной ситуации лучше не сдерживать своих чувств. Если замкнуться в себе, будет еще хуже, верно?

– Мицуко до этого еще не додумалась, – сказала Томоко, не спеша раскуривая сигарету, – но интуитивно она это чувствует. То, о чем ты только что сказала.

Мицуко теперь не спрашивала, как идут дела у мужа на работе, в банке. Он служит там уже давно, так что его работа ему не в новинку. Даже после такого несчастья вряд ли он наделает ошибок. Дома же все обстояло иначе.

И раньше он, вернувшись домой, усаживался смотреть по телевизору бейсбол или сумо, иногда – телеигры. Глядя на его спину, Мицуко думала: «Вот и славно», – и начинала размышлять о своем. После трагедии течение жизни, казалось бы, не изменилось. Однако Мицуко вдруг заметила, что муж совершенно не воспринимает происходящее на экране.

– Кто сегодня выиграл? – спрашивала она из вежливости, хотя совсем не увлекалась спортом. Но муж не мог ответить на самые элементарные вопросы: какая команда, кто проиграл или выиграл.

– Куда же ты смотришь? – однажды не сдержалась Мицуко. – Ты хоть понимаешь, кому и как засчитали очки?

Она постаралась задать этот вопрос как можно спокойнее, чтобы в голосе ее не прозвучало упрека. Однако озабоченность скрыть не смогла.

– Я что-то задумался.

– Ты плохо себя чувствуешь?

– Да нет, все в порядке.

Мицуко уже слышала, что недавно муж проходил плановый медицинский осмотр на работе и у него не нашли никаких отклонений.

– Мужчины иногда и в электричке, и дома думают о работе.

Вообще-то, так оно и есть. Мицуко и сама иногда так глубоко задумывалась о своем, что проезжала нужную станцию и приходила в себя только через две-три остановки. Но это не успокоило Мицуко. Нет, она не считала, что муж лжет. И все же она не могла поверить, что муж настолько задумался о работе, что не понял, кто победил в матче.

Раньше муж брал работу на дом. Мицуко не вникала в суть дела, но муж частенько корпел до глубокой ночи над кипами банковских документов, готовясь к совещаниям и деловым встречам. Муж никогда не обдумывал служебные вопросы на ходу, между делом. Он был человеком незаурядным, подходил ко всему серьезно, даже в развлечениях знал меру. Но в последнее время он словно не задумывался над тем, что делает. Спортивные состязания обычно вызывают азарт у зрителей, поэтому Мицуко показалось странным, что муж никак не реагирует на результат игры.

– Действительно, сложная ситуация, – согласилась Юкико, выслушав Томоко.

– Да. И не похоже, что все изменится к лучшему. Правда, Мицуко считает, что еще рано делать выводы, и все же она боится. Ведь сейчас самый важный период в жизни молодых супругов.

– Но выбора-то у них нет, поэтому придется терпеть, – подытожила Юкико.

– Наверное, ты права. Вчера вечером я засиделась у них до глубокой ночи, мы долго беседовали, но так ни к чему и не пришли. Просто Мицуко обо всем выговорилась, и ей стало легче.

– Хорошо, что ты к ней заглянула.

Юкико задумалась: в самом деле, сколько отпущено человеку времени для земного существования? Говорят, что в брак можно вступить в любом возрасте. Это не ложь, но попытка подсластить пилюлю. Да, несомненно. Однако, с другой стороны, в глубине души Юкико понимала: она – синий чулок, ей, старой деве, никогда в жизни не представится шанс выйти замуж.

Если так суждено, тут уж ничего не поделаешь. Вообще, не следует задумываться над возможностью изменить свою жизнь, поскольку этой возможности попросту нет: все предопределено судьбой. Конечно, без усилий, ничего не делая, ничего и не достигнешь, – и в этом смысле необходимо над собой работать. Однако в мире существуют и другие факторы, направляющие жизнь человека в определенное русло. В школах учат тому, что человек – хозяин своей судьбы, нельзя подчиняться року, мириться с несчастным жребием. Однако Юкико не разделяла этого убеждения. Она верила, что в этом бренном мире жизнь человека предопределена.

В этот момент из прихожей донесся стук двери, а вслед за тем послышался голос:

– Хата-сан, вы здесь? Хата-сан!

Юкико поспешила в прихожую, узнав голос хозяина винного магазина, который иногда приносил в дом заказанные товары.

– Извините, пожалуйста!

– Что случилось?

Молодой хозяин винного магазина пришел в джинсах и рубашке. На нем просто лица не было.

– Ваша соседка, госпожа Ивамура…

– Что с ней?

– Кажется, она жива… но… Я постучал, она не открыла. Тогда я заглянул в окно – а она лежит на полу…

Юкико быстро сбежала с крыльца.

– Может, она вас не услышала? Устала, решила прилечь, да таки заснула, прямо на циновке. Право, вы меня напугали…

Не дожидаясь ответа, Юкико побежала к соседнему дому. Сбросив обувь в прихожей, она влетела в комнату. Как и говорил хозяин винного магазина, почти на пороге, на спине, в неестественной позе лежала Хацу.

– Бабуля, что с вами? – Юкико приподняла старушку и, стараясь не причинить ей боли, передвинула ее на татами.