Текст книги "Синева небес"

Автор книги: Соно Аяко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 33 страниц)

– Такато будет в редакции в следующий вторник, он вам позвонит. Можно узнать ваш номер телефона?

Юкико повесила трубку, поняв, что все бесполезно. Ее охватило уныние. Она беседовала с Такато с глазу на глаз, без свидетелей. Никто не подтвердит ее правоту. Что бы она теперь ни сказала, он сможет возразить: «А разве вы не так говорили?» – и спорить с ним бессмысленно.

Теперь Хитоми наверняка разгневана на нее. Юкико чувствовала себя так, будто ее душу растоптали грязными сапогами.

Мысли ее путались, она поняла, что обязана сообщить о случившемся адвокату Кадзами. Она позвонила в контору защитницы, но ей сказали, что Нагиса уехала по делам в Тибу и вернется очень поздно.

– А нет ли возможности как-то связаться с ней? – спросила Юкико. Но ей ответили, что Нагиса находится в разъездах, поэтому остается лишь ждать, когда она вернется домой и сама позвонит Юкико.

– Ну, что ж, позвоню завтра утром, – ответила Юкико и повесила трубку. Нагиса как-то обмолвилась, что если Юкико срочно потребуется ее помощь, лучше звонить в контору в половине девятого утра.

Был уже поздний вечер, но Юкико совершенно не хотелось есть. Она впервые поняла, каково это, когда люди показывают на тебя пальцем. Идя на рынок за покупками, она словно слышала шепот: «Вот она, смотрите, вот она!» Конечно, это была просто фантазия. В журнале не напечатали ее фотографии, поэтому прохожие никак не могли узнать ее лица.

Однако среди ее знакомых новости распространились мгновенно. «Невозможно представить, что она могла так поступить», – судачили люди, чтобы развеять скуку.

Хотя сумерки давно сгустились и в комнате стало темно, Юкико все еще сидела без света, поскольку в темноте она чувствовала себя в безопасности. Она не хотела никого видеть. Не хотела выходить из дому. Она впервые осознала смысл выражения «отгородиться от мира». В начале девятого зазвонил телефон, разорвав повисшую тьму.

Юкико думала, что это Нагиса Кадзами, но услышала в телефонной трубке голос Томоко.

– Томо-тян, как настроение?

– Какое тут настроение! Не задавай глупых вопросов! Ты журнал видела?

– Сегодня узнала про статью, – потерянно сказала Юкико.

– Как ты о ней узнала?

– Одна прихожанка из нашей церкви опознала дом по фотографии.

– Не удивительно. Этого и следовало ожидать. Ты разговаривала с этим журналистом?

– Если бы я с ним не поговорила, представляешь, что бы он мог тогда написать?!

– До каких пор ты будешь такой дурой?! – резко сказала Томоко. – Ты ведь не так уж плохо знаешь людей этого круга! Им только слово скажи, так они раздуют такое, чего ты и не говорила вовсе.

– Мне сказали, что он внештатный корреспондент, не сотрудник редакции.

– То есть они не несут ответственность за его действия. Я так и знала, что этим все кончится! Я всегда понимала, что этот Уно – подозрительный тип. Мне было ясно, что если ты не прекратишь с ним общаться, это ни к чему хорошему не приведет!

– Мне нужно с тобой посоветоваться. Томо-тян, что же мне делать? Ты ничего не сказала об этой статье в «Джаст», – Юкико старалась сохранять спокойствие, слушая выговор младшей сестрицы. Ей нужно мнение Томоко. Нужно смиренно выслушать все, что скажет та. Она опытный человек.

– Поступай, как считаешь нужным! Ты сама ввязалась в эту дурацкую историю. Я не знаю, как выпутаться из нее.

– Ты права, – пробормотала Юкико.

– У Мицуко Канаи все очень скверно. Ее семейная жизнь рухнула, и в этом виноват твой дружок!

– А что еще случилось? Что еще произошло с Мицуко-сан?

– Раз тебе это так интересно, то почему бы тебе не поехать и не узнать у нее?! – Томоко бросила трубку.

Чтобы успокоиться, Юкико пошла в комнату для шитья и присела на дзабутон. Это был дзабутон, по старинке набитый ватой; от времени он стал жестким и имел жалкий вид, потому что вата свалялась. У матери хранились бабушкины шелковые кимоно, вот Юкико вместе с матерью и смастерили из них этот дзабутон, вместо того чтобы покупать новый из искусственных тканей. Его давно было пора подновить, но ей что-то лень. К тому же, свалявшийся дзабутон даже помогает сосредоточиться на работе…

Сидя на жестком дзабутоне, Юкико в одиночестве обдумывала, что же произошло с ней. Человек с живым, острым умом способен найти ответ на мучительные вопросы за считанные секунды, но Юкико всегда требовалось много времени. Иногда несколько дней или даже несколько месяцев. Однако она считала, что лично ей просто необходимы подобные сомнения. В человеческой жизни все события, кроме смерти, представляют собой поступательный процесс. Юкико пришла к мысли, что даже если движение к цели таким окольным путем порой кажется глупым – для определенного типа людей это оптимальный способ принятия решений.

Зачем Фудзио Уно появился на свет? Чтобы отнять жизнь у мальчика и нескольких девушек? В этом его предназначение? Юкико не нравилось жить по расчету. Часто расчеты людей не оправдываются. Однако жизнь Фудзио была слишком уж далека от всяких расчетов.

Юкико знала, что, испачкавшись, уже не отчистишься. В Японии только один человек смог избавиться от приставшей к нему грязи.[52]52
  В романе упоминается имя Сайго Такамори, чья поддержка мятежников в Сацума (1877 г.) расценивалась как предательство по отношению к законному правительству, хотя он осознанно не планировал восстания. Возможно, и здесь писательница намекает на его трагическую судьбу и посмертную реабилитацию.


[Закрыть] Но обычному, простому человеку не под силу вывести пятно позора. Юкико сама нашла ответ на собственный вопрос: простой человек обречен всегда жить с этим пятном. К счастью, у нее есть Бог. Хоть она и не самая рьяная католичка, понять ее душу может только Господь Бог, а не какой-то журнальный писака. И в этом ее спасение.

Однако слова Томоко гвоздем сидели в голове. Юкико решила позвонить Мицуко. Нужно только не причинить ей боль, не выдать своего возбуждения. Юкико решила держать себя в руках, она должна сохранять самообладание при разговоре с Мицуко!

Просидев так добрый час, Юкико наконец достаточно успокоилась, чтобы набрать номер телефона Мицуко.

К телефону долго никто не подходил, и она подумала, что Мицуко нет дома. Юкико даже почувствовала некоторое облегчение, поскольку звонок дался ей тяжело. Она уже собиралась повесть трубку, как, к ее удивлению, в трубке послышался тонкий, еле слышный голос – словно из преисподней.

– Мицуко-сан? Это сестра Томоко Хаты.

– Давно не виделись, – прошелестела Мицуко. Она отвечала, не думая, машинально.

– Как дела? Томоко о вас очень беспокоится, да и я постоянно думаю о вас.

Никогда еще Юкико не испытывала такой боли. Ей казалось, что кто-то бередит ее еще не зажившую рану.

– Спасибо…

– Как ваш муж? – Юкико не могла заставить себя спросить о ребенке, которого Мицуко носит под сердцем.

– Муж… Он в больнице.

– Болен?

– Я, честно говоря, не знаю. Он в психиатрическом отделении. Юкико растерялась, не зная, что и сказать.

– А что с ним? Что-то странное?

– Не знаю. Сначала он перестал ходить на работу. Ну, как дети отказываются ходить в школу. Все думали, что это временно, но потом он вообще перестал интересоваться чем-либо. Он ни на что не жалуется, просто каждый день с утра до вечера смотрит в больнице телевизор.

– А что в этом плохого, если это его радует?

– Смотреть-то он смотрит, но не может сказать что. Он ничего не понимает.

– Что говорят врачи?

– Говорят, что у него атрофия клеток головного мозга. Так бывает, когда человек впадает в маразм.

– Но ему же…

– Тридцать пять лет.

– Да, тут утешения бесполезны… А как все это случилось? Ведь наверняка же были и раньше какие-то тревожные симптомы?

– Не знаю. Я ничего не понимаю. Просто он отстранился от всего.

– Как это – отстранился?

– Не знаю. Просто существует в каком-то ином измерении.

– Но он ведь еще жив!

Голос Мицуко был таким глухим, словно доносился из бездны. И хотя Юкико говорила не по видеотелефону, она словно воочию видела лицо своей собеседницы. Вот Мицуко склонила голову. Потупила глаза, будто ее окружают люди. Это читалось в ее голосе. Мицуко была совершенно раздавлена, ее состояние передавалось Юкико по телефонному проводу.

– Значит, он в больнице, но лечение ему не требуется? – спросила Юкико.

– Да.

Мицуко была немногословна. При обычных обстоятельствах это можно было бы списать на нежелание обременять собеседника. Но в данном случае все было не так.

– Тогда, может, лучше забрать его домой? И вам будет веселее?

– Это так… Но он будет все время молчать. А я буду думать, что живу с чужим человеком. Или с живым трупом… Это еще страшнее.

– А как ваше здоровье?

Для Юкико это был самый животрепещущий вопрос. Ее больше всего беспокоил тот факт, что Мицуко забеременела. Но она даже сестру не спрашивала, какое решение приняла Мицуко.

– Спасибо.

– А здоровье малыша?

– Спасибо.

– Он подрос?

– Да.

– Мицуко-сан, извините меня, но можно к вам завтра зайти?

– Пожалуйста.

– Правда?

– Да.

Юкико не хотелось бередить раны Мицуко.

– Я зайду часов в десять утра. Хорошо?

– Да, я буду ждать.

Трудно было поверить, что эта вялая, апатичная Мицуко когда-то была энергичной сотрудницей Томоко.

Юкико положила трубку и пошла проверить, заперта ли дверь.

В коридоре было небольшое окно, через которое Юкико обычно смотрела, нет ли на улице дождя. В тот вечер на небе висела почти полная луна. Юкико вдруг почувствовала, что время словно бы остановилось, будто по мановению волшебной палочки. Говорят, что дом пуст без детей. Но в таких случаях Бог дарует людям некую иллюзию жизни. В бездетных семьях человек не чувствует бега времени и словно не старится.

Интересно, чем сейчас занимается Фудзио, подумала Юкико. Наверное, уже спит. Он говорил, что на допросах ему приходится тяжело. Может быть, даже в такой поздний час он все еще сидит в освещенной ярким светом комнате для допросов полицейского управления Миуры.

Если он уже вернулся в свою камеру, то должен всем сердцем ощутить печаль этой тихой лунной ночи.

глава 24. Подарок на день рождения

Господину Фудзио Уно

Я спросила у адвоката Кадзами о Вашем самочувствии и была рада, что Вы не болеете. Ведь если человек здоров, он может здраво мыслить. Разумеется, есть люди, что именно во время болезни благодаря настойчивой работе над собой добились даже больших результатов, чем здоровые, так что и в болезни тоже есть положительные моменты.

Однако я слаба духом и, даже слегка занозив палец, уже ни на что не способна. Вчера со мной произошло именно это.

Я высаживала огурцы, баклажаны и помидоры и нечаянно вогнала занозу в палец. Мне удалось сразу же вытащить иголкой большую часть занозы, но ее кончик засел достаточно глубоко, поэтому вытащить занозу целиком не вышло. Обращаться по такому пустяковому поводу к врачу не хотелось. Я решила терпеть в надежде, что заноза как-нибудь выйдет из пальца сама. В итоге целый день все мои мысли были заняты больным пальцем. Для Вас же время представляет гораздо большую ценность, чем для меня. Вам приходится размышлять о печальном. Так что, это счастье, что Вы здоровы: это дает Вам силы быть терпеливым.

Я слышала от адвоката Кадзами, что Вы собираетесь показать, где находятся тела еще двух девушек. Если я посоветую Вам поскорее указать местонахождение трупов, Вы, пожалуй, сочтете, что меня попросили об этом полицейские, и разозлитесь, поэтому я не стану ничего говорить по этому поводу. Я не сотрудничаю с полицией, но и не чиню ей препятствий. Мне кажется, что полиция хотела бы узнать детали о «мадонне из многоквартирного дома, прижимающей к себе младенца», о которой Вы упоминали в одном из писем ко мне. Хоть она и не погибла, но совершенно очевидно, что эта женщина тоже стала Вашей жертвой. Если полицейские допросят ее, то наверняка учтут и этот случай. Но я ни за что не скажу, кто она и где живет.

Недавно я посетила ее. Там я узнала, что ее семейная жизнь фактически рухнула. Муж находится в психиатрической больнице. Я не смогла точно выяснить, как он заболел. Вы, наверное, скажете, что причина его болезни – какое-то событие в прошлом. Я же хочу сказать вам, что для такого заболевания нужны два условия: предрасположенность организма и провоцирующий фактор. Так вот, в данном случае провоцирующим фактором стали Ваши действия.

«Мадонна из многоквартирного дома» была предельно немногословна. В ее доме ужасный беспорядок, кухня завалена мусором, в квартире стоит запах гнили. Шторы на окнах местами оборваны, но она не собирается их подшивать.

Эта «мадонна» прежде не была такой. Она – красивая женщина, очень трудолюбивая. Одна моя знакомая, хорошо знавшая ее прежде, рассказывает, что она продвигалась по служебной лестнице, не уступая мужчинам, даже требовала равноправия. Она был очень активная, и у нее всегда находилось время и желание аккуратно подшить шторы, привести в порядок дом.

Она была прекрасной матерью для того ребенка, которого Вы видели в тот день. Это здоровый ребенок, он все время улыбается. Его мать всегда волновалась, правильно ли она его кормит.

Для Вас «мадонна из многоквартирного дома» ассоциируется лишь с изнасилованием, сошедшим Вам с рук. Это говорит о том, что Вам не хватает силы воображения.

Меня же удручает не только то, что вы явились причиной всех бед родителей этого ребенка. Я боюсь, что вы испортили жизнь и ему. Боюсь, когда он подрастет, то из чужих разговоров узнает, как хорошо жили его родители до его рождения, и начнет доискиваться до причины, по которой они стали калеками.

В тот день этот ребенок оказался невольным свидетелем Вашего преступления. Вы, наверное, скажете, что младенец не может ничего запомнить. Однако я не могу избавиться от мысли, что нечто из ряда вон выходящее откладывается в памяти даже в самом раннем возрасте. Вы надругались над матерью этого ребенка у него на глазах.

Я должна высказать Вам то, что печалит меня больше всего.

От адвоката Кадзами я слышала вашу фразу: «Я тогда по-настоящему влюбился в эту мадонну». Вы вольны влюбляться, как Вам угодно, но неужели Вы сказали правду?

В тот день эта женщина забеременела от Вас.

Сначала мне по глупости показалось, что она решит оставить этого ребенка. Тогда бы Вы смогли начать жизнь заново, в нем, потому что это Ваш ребенок. Моя сестра лишь посмеялась надо мной, но я вспомнила, как Вы однажды рассказали о Вашем погибшем ребенке. Мне подумалось, как Вы были бы сейчас счастливы, если бы в этом мире жил ребенок, в жилах которого течет Ваша кровь.

Когда я сказала об этом сестре, она поразилась и спросила:

– Не самый ли это веский довод в пользу аборта?

Но я все-таки ожидала, что материнская натура отвергнет идею аборта. Я и в самом деле глупа. Никто не будет заботится о ребенке, который может стать причиной ненависти. Возможно, это и называется человеческой мудростью.

Она все-таки сделала аборт. Это естественно. Это же ребенок от человека, разрушившего ее семью. Вы не только убили мальчика и молодых женщин. Вы также повинны в гибели Вашего собственного ребенка.

Думая этой ночью о Вашем ребенке, для которого все уже кончено, я остро ощущала боль в груди. По-видимому, я должна сказать, что Вы получили по заслугам? Но я могла бы это понять, если бы объектом возмездия стали Вы сами. Однако жертвой возмездия стали не Вы. Вместо Вас убили Вашего ребенка.

Но я не могу осуждать эту женщину за ее поступок.

В сущности, ребенок ни в чем не виноват. Однако люди не настолько разумны, чтобы понять это. Я боюсь, что если бы ребенок остался жить, то каждый раз, наказывая его за какую-то шалость, «мадонна» изливала бы на него всю ту ненависть, что питает к Вам. Такое бремя человеку не под силу.

Я прошу Вас простить меня за то, что содержание Вашего письма стало известно посторонним. Я слышала, что адвокат Кадзами уже передала Вам мои извинения и объяснила обстоятельства случившегося. Мне известно, что Вы великодушно простили меня и с удовольствием приняли гонорар в пять тысяч иен за Ваше стихотворение.

Я также слышала, что Вы испытываете удовольствие от статей о Вас, которые помещают в средствах массовой информации, поэтому стали публиковать нечто вроде серии заметок на тему «Почему я убил ребенка и женщин».

Сейчас многие еженедельники похожи на муравьев, кишащих в объедках торта: они наперебой печатают Ваши «Беседы» и «Суждения», хотя неизвестно, подлинные они или нет. И тут же, рядом, они помещают издевательскую критику Ваших заметок.

Таких издевок множество: «Не терпится убить человека, который не умеет сидеть в электричке, как положено» или «Продавцы, плохо ориентирующиеся в расположении отделов универмагов, будьте осторожны!» На днях я прочитала в одной газете письмо пожилой читательницы: «Убивать – это неправильно, но ужасно и то, что никто не учит молодежь, как нужно сидеть в электричке», – писала она.

Слова маленького Кэна, которые вызвали Ваш гнев, цитируются во всех газетах: «Если вы убьете меня, это будет большим уроном для государства и общества». Эти слова стали расхожей фразой. Например, если кто-то нечаянно прольет кофе, то тут же посетует: «Какой урон обществу!» или скажет: «Ах, какой ущерб дому!» Наверное, Вы рады. Ведь Вы и не мечтали, что когда-нибудь будете столь популярны.

Расскажу немного о своей жизни. В ней кое-что имеет непосредственное отношение к Вам.

Думаю, что Вы слышали от адвоката Кадзами, как меня выставили вашей любовницей. Мою фотографию не напечатали, зато сфотографировали мой дом и поместили снимок в журнале. Это произошло в тот день, когда без моего разрешения журналист прочел Ваши стихи. Говорят, что всему причиной моя собственная глупость, поскольку я никогда не отрицала своего знакомства с Вами.

Но я не могла поступить иначе.

Думаю, что, когда Вы, очарованный красотой вьюнков «Синева небес», подошли к моему дому, когда Вы, живущий без друзей, изливали мне все, что накипело у Вас на душе, Вы просто искали такого человека, как я, человека, чье сердце всегда свободно, несмотря на то что руки постоянно заняты.

Моей первой ошибкой было то, что я доверилась журналисту.

Я обращалась с протестом в редакцию, но он мне так и не перезвонил, поэтому я отказалась от мысли встретиться с ним еще раз. Раньше я слышала от сестры, что писатели и журналисты только на первый взгляд разумны, на самом же деле это настоящие бандиты, с которыми честному человеку лучше не иметь дела.

Через четыре дня после публикации статьи у меня дома раздался телефонный звонок. Это был репортер из другого еженедельного журнала, он хотел со мной встретиться. Каким образом он узнал мой адрес и телефон? Это очень важная деталь. Я сказала, что отказываюсь встречаться с кем бы то ни было, но телефон непрерывно звонил и утром, и ночью.

Вы ведь сказали адвокату Кадзами: «Лучше, конечно, постараться, чтобы они не писали ничего плохого». Конечно, это Ваше личное мнение, я ничего не могу Вам сказать по этому поводу. Но неужели Вы не ощущаете всеобщего презрения, которое уже давно сконцентрировано на Вас?! Или Ваши чувства окончательно притупились?!

Когда я слышу телефонный звонок и точно знаю, что это очередной журналист, то всегда думаю, как мне поступить: ведь я совсем одна. Дело в том, что если я не буду подходить к телефону, это сильно осложнит мою работу, но я все же решила какое-то время не отвечать на звонки. Я положила под телефон дзабутон, укрыла аппарат одеялом, но все равно слышала глухой звонок. Это сильно нервировало. Дней за десять люди, как правило, теряют интерес и я ожидала, что и проныры-журналисты отступятся. Лично мне хватает и трех дней, а то и трех раз. Вот почему для верности я решила не снимать телефонную трубку десять дней.

Однажды после полудня в мою дверь позвонили. Не подходя к двери, я крикнула: «Кто там?»

Оказалось, что это явился не дозвонившийся журналист.

Я не открыла дверь и ничего не ответила. Пришедший позвонил еще несколько раз, но я продолжала работать в своей комнате. Мне кажется, что в подобных случаях лучше заниматься работой, чем просто молча терпеть и выжидать, затаив дыхание. Работа поддерживает человека. Я думала о том, что, даже смертельно заболев, я буду поливать цветы и заниматься шитьем, пока меня не оставят силы.

Этот журналист прождал на улице с полчаса и в конце концов ушел ни с чем. Я успокоилась и подумала, что на этом все закончится.

Однако он явился наутро в половине восьмого.

Я сказала ему: «Извините, что вам пришлось придти так рано, но я ни с кем не намерена обсуждать дело Фудзио Уно».

На это он ответил: «Мне нужно во что бы то ни стало встретиться и поговорить с вами, поэтому я буду ждать здесь до тех пор, пока вы не передумаете».

Я даже не сказала: «Поступайте, как знаете», но он действительно уселся перед моим домом.

По ночам он уходил, а ровно в восемь утра появлялся снова. Поэтому целых пять дней я не покидала дом и не подходила к телефону.

Вы можете подумать, что не стоило предпринимать таких крайних мер. Но что мне было делать в этой ситуации?! Ведь он действительно сидел, как приклеенный, перед моими воротами в течение четырех дней! Он надеялся, что я не выдержу и выйду из дому. Может быть, я не права, но мне кажется, что этот тип полагал, что я испугаюсь пересудов соседей и впущу его в дом.

Но я решила сохранять спокойствие.

Конечно, возникли проблемы с питанием. Однако я решила, что буду понемногу съедать запасы, еще оставшиеся в доме. Думаю, что в каждом доме найдутся консервы. Иногда я готовила что-нибудь простенькое. Полки на кухне постепенно освобождались от продуктов, их поверхности засияли.

Кроме того, меня поддержали овощи из собственного огорода. У меня были весенние хризантемы,[53]53
  Весенняя хризантема – однолетнее растение, высотой до 30 см. В пишу употребляют листья и цветы желтого цвета с приятным ароматом.


[Закрыть] китайская капуста, шпинат, рапс. Я их посадила просто так, чтобы убить время, но они отлично уродились и оказались теперь весьма кстати. Возможно, для большой семьи этого не хватило бы. Мне же для пропитания было достаточно.

На пятый день неожиданно вернулась сестра. Она хотела взять кое-что из одежды и некоторые другие вещи. Ее звонки, понятно, тоже оставались без ответа. Похоже, Томоко испугалась, что я умерла, и примчалась узнать, что же стряслось. Выяснив, что со мной все в порядке, она снова рассердилась и сразу же уехала.

У меня до сих пор осталось чувство протеста. Мне казалось, что соседи судачат за моей спиной. Зато теперь я приобрела ценный опыт. Думаю, мое вынужденное молчание стало возможным потому, что внутри меня живет Бог. Я была счастлива, что обрела опыт борьбы с одиночеством. Я поняла, что одиночество – это счастье и основа жизни человеческой. Это не ирония, а опыт, подаренный Вами.

От адвоката Кадзами я узнала, что Вы интересовались, когда у меня день рождения. Я родилась десятого июня.

Когда-то Вы подарили мне тарелочку, выполненную в технике «госу». Как можно воспринять новость о том, что она была украдена в магазине?! Узнав об этом, я завернула тарелочку в бумагу, чтобы можно было при первой же возможности вернуть ее владельцу. Естественно, я ею не пользовалась. На день рождения людям дарят то, что может их порадовать.

Каждый день молюсь за вас.

18 июня

Госпожа Юкико Хата!

Получил твое письмо. Оно меня обеспокоило. Сейчас все доставляет мне сплошные беспокойства. Это вызывает во мне глубокое уважение».

Юкико получила письмо от Фудзио Уно двадцатого июня. Видимо, вместо слова «уважение» Фудзио собирался написать «раздражение», но ошибся в выборе иероглифа. В результате фраза получилась совершенно бессмысленной и какой-то легковесно-пародийной.

«Понравился ли тебе мой подарок к твоему дню рождения? Я показал полиции трупы двух женщин только потому, что, по словам адвоката Кадзами, именно этого ты и хотела. Но теперь я лишился всех своих козырей.

Честно говоря, одну я собирался «отдать» им на твой день рождения в этом году, а вторую – только на следующий год, но поскольку они были захоронены рядом, то существовала большая вероятность, что тела обнаружат одновременно. К тому же, я подумал, что, отдав оба тела, я доставлю тебе двойную радость.

Однако при показе места захоронения Ёко Мики и Ёсико Яманэ я обманулся в своих ожиданиях. Поскольку это место находится совсем неподалеку от твоего дома, я полагал, что на следственный эксперимент меня повезут мимо твоего дома. Но полицейские меня обманули.

Рассвет на морском берегу, где я оставил девчонку Симаду, был прекрасен. Благодаря одному этому я могу считать свою жизнь состоявшейся. Но все же мне хотелось бы хоть разок проехать мимо твоего дома.

Мне хватило бы одного раза, я просто хочу взглянуть на твой дом. Надеяться на встречу с тобой, наверное, бессмысленно. Но увидеть цветущие голубые вьюнки – это моя заветная мечта. Хотя сейчас не время цветения. Прошу тебя об одной услуге: посади семена этих вьюнков вместо меня.

Пронизывает веки синева -

цвет юности моей и покаянья.

Увитый этими лазурными цветами,

я в небо возвращаюсь навсегда.

Жизнь здесь довольно грустная. Я пишу много стихотворений.

Иногда все становится невыносимым. Бывают дни, когда я думаю о том, чтобы сдаться на милость полицейских. Говорят, меня называют «дьявол-душегуб» и «недочеловек». Но ведь что такое «дьявол-душегуб» и «недочеловек», лучше всех знаю только я сам.

Все это слишком банально. Хорошо, что у меня достало ума не уподобиться тем, кто меня теперь осуждает. Я предпочитаю быть не праведником, осыпающим людей упреками, а грешником.

Мне сказали, что моя мать слегла. А вот слабый, больной отец продолжает изо всех сил цепляться за жизнь. Вероятно, первым сдается тот, кто с виду сильнее.

Мой шурин Сабуро был похож на привидение, когда меня пришли арестовывать. Но, как недавно написала мать, сейчас он заметно повеселел и прекрасно себя чувствует. Наверное, доволен, что ему не придется платить за мою защиту. Поэтому бывают ночи, когда только из одной ненависти к нему мне хочется выжить любой ценой. Но по утрам мне хочется умереть до наступления нового дня.

Меня очень разозлил случай с тем мерзавцем из еженедельного журнала, который запер тебя в доме. Будь я на свободе, ему бы не поздоровилось.

Будь здорова!

Фудзио Уно.

10 июля

Господин Фудзио Уно!

Получила Ваше последнее письмо. Хотя там были ошибки в написании слов, я все поняла, мне очень понравилось Ваше стихотворение, оно гораздо лучше предыдущего.

В этом мире едва ли найдется другая женщина, которая бы получила на день рождения такие подарки, как я. Вы преподнесли мне две вещи – ворованную тарелочку и трупы. Мне кажется, что я – героиня греческих мифов или старинных преданий.

Кстати, десятого июня я проснулась чуть свет от какого-то необычного шума. Несколько машин неслись друг за другом в сторону пустого побережья. Сначала я подумала, что в городе пожар. Однако затем я, вслушавшись в вой сирен несущихся автомобилей, ощутила какое-то странное чувство.

Несмотря на это я снова заснула. Шум за окном становился все громче. Около семи часов утра послышались голоса. Люди разговаривали перед моим домом.

Вскоре из теленовостей я узнала, что почти одновременно были обнаружены два трупа. В газетах написали, что Вы до последнего момента не говорили, где спрятали тела, чтобы затянуть следствие и продлить себе жизнь. Но, думается, это не соответствует истине.

Если это Ваш подарок мне, то, несмотря на всю его чудовищность, я благодарю Вас за Вашу «любезность» ко мне.

Вам хотелось узнать, как семьи этих двух девушек отнеслись к «находке»? Я почти не читаю газет, потому что мне очень тяжело. Но кое-что доходит и до моих ушей. Однажды ко мне специально пришла прихожанка нашей церкви Камиока-сан, чтобы рассказать, что обо мне написали в журнале. Теперь она изредка навещает меня, и я могу с ней поговорить достаточно откровенно. Камиока-сан рассказывает обо всем, что происходит за пределами моего дома, правда, понемногу.

Муж Ёко Мики плакал и восклицал: «Если бы я знал, что так выйдет, я был бы с ней поласковей».

Он работает в компании, занимающейся прокладкой водопроводов, и занят даже по воскресеньям. Муж сказал, что Ёко-сан была веселым человеком, прекрасной хозяйкой, не тратила впустую денег. Он считает, что только происки дьявола могли направить ее в Ваши руки.

Ситуация с родственниками Ёсико Яманэ еще более печальна. Ее мать повторно вышла замуж, кажется, за школьного учителя; он почти не разговаривал с падчерицей. По-видимому, эта женщина рассчитывала, что школьный учитель будет заботиться о ее ребенке. Но он не проявлял к падчерице никакого внимания и после возвращения с работы читал комиксы для девочек.

Конечно, среди учителей попадаются разные люди. Но очевидно, что в семье Ёсико Яманэ царили ненависть и безразличие, всем было наплевать друг на друга. Однако безразличие – это высшее проявление жестокости.

В конторе адвоката Кадзами я увидела убитых Вами женщин. Конечно, на фотографиях.

Но прежде чем я решилась взглянуть на эти снимки, я несколько секунд боролась с собой, пытаясь унять волнение. Мне раньше никогда не доводилось видеть такие фотографии.

Сначала я посмотрела несколько снимков из дела Яманэ-сан. На первой фотографии был какой-то непонятный пейзаж. Снимок был сделан то ли ночью, то ли на рассвете, в общем, в достаточно темное время суток. Только стволы деревьев и трава серебрились в тумане, а весь пейзаж напоминал декорацию театра «Кабуки» в сцене появления призрака.

На следующей фотографии была яма, в которой лежал, как мне показалось, согнувшийся пополам человек.

Я хочу кое-что сказать. Изнасилованные и убитые Вами женщины выглядели как старухи, когда их откопали. Это меня так потрясло, что сердце, казалось, остановилось.

На телах были следы тления и побоев, но женщины стали похожи на кукол. С другой стороны, они казались измученными, печальными старухами. Точнее сказать, в них не произошло каких-то особых перемен, просто, скорее всего, отчетливо проявились свойственные при жизни физические и душевные качества. Я осознала, что смерть явилась для них последним этапом старения. На телах убитых молодых женщин, подобно перемешавшимся кусочкам мозаики, проступают следы старости, что совершенно противоестественно. От этого перехватило дыхание.

Думаю, что я просто обязана ясно объяснить Вам случившееся.

Яманэ-сан уже не была человеком. Она превратилась в бесформенную массу. Ее тело было похоже на соломенную куклу, долго пролежавшую в земле и уже начавшую разлагаться. Такой дилетант, как я, к тому же, не знакомый с обстоятельствами ее гибели, мог бы вообразить, что это жертва пожара, и тело немного обуглилось. Несмотря на то что в земле тело чудовищно изменилось, на фотографии был отчетливо виден язык, вывалившийся из открытого рта. Возможно, до самого последнего момента она пыталась звать на помощь. При этой мысли мне снова стало тяжело дышать.

Труп Ёко Мики был в таком же состоянии. Ее лицо было похоже не на лицо человека, а на лицо инопланетянина. Я не видела фильма под названием «ET»,[54]54
  «EТ» («Инопланетянин») – фильм Стивена Спилберга, в котором главный герой – инопланетянин: чрезвычайно морщинистое, худое существо ростом с ребенка с огромными глазами.


[Закрыть] поэтому не могу судить, насколько точно это сравнение. Но нос у нее провалился, глаза стали похожи на сушеные сливы, торчащие в пустых глазницах, зубы оскалились.

Она была красивой. Настолько красивой, что Вы захотели с ней заговорить. Это естественно. Будучи замужней женщиной, она тайком от мужа встречалась с Вами. Хорошо это или плохо – другой вопрос. Но почему эта красивая, веселая женщина не заронила в Ваше сердце искру любви?

В тот день недалеко от моего дома летали вертолеты, их шум оглушал. У меня была срочная работа, и мне с трудом удавалось сдерживать возмущение.

Думаю, Вам следовало увидеть тела этих двух женщин.

5 августа

Господин Фудзио Уно!

Как Вы и просили, я посадила семена вьюнков. И недавно почти все вьюнки полностью расцвели.

До прошлого года мои вьюнки по утрам весело подставляли свои лепестки серебристому свету утреннего солнца, но в этом году в их синеве затаилась глубокая печаль. Бывают дни, когда мне кажется, что от этой печали нет спасения. Вместе с тем, я думаю, что с печалью нужно бороться, сколь сильной бы она ни была. Я чувствую, что знаю, как ее преодолеть.

От адвоката Кадзами я услышала, как Вы дали ложные показания. Адвокат со смехом сказала: «Наверное, он солгал, чтобы запутать полицейских». Если бы речь шла о постороннем человеке, я бы тоже рассмеялась, подумав, что не стоит так сильно огорчаться. Правда ли, что Вы сказали: «Не думайте, что я отдал вам все трупы. Неподалеку от Мороисо я закопал тело одной филиппинки, а кроме того, у Араисо – могила еще одной девушки, служившей секретаршей в какой-то конторе»?

Зачем Вы наговариваете на себя? Почему Вы так хотите привлечь к себе внимание? Ведь такое поведение особой чести не делает. Зачем выставлять себя напоказ? Человеческое счастье в том, чтобы тебя понимали близкие люди, чтобы спокойно, не привлекая внимания, жить в маленьком городке, освещенном лучами солнца и сиянием звезд. Наше с Вами восприятие жизни слишком различно.

Осенью, похоже, начнется судебный процесс по Вашему делу.

В беседах с адвокатом Кадзами я редко касаюсь вопроса о возможном исходе суда. Отсутствие надежд на оправдательный вердикт я считаю весьма прискорбным, мне горько думать об этом, я даже не могу обсуждать это с другими. Вместе с тем я прекрасно понимаю, что недовольство адвоката Кадзами по этому поводу совершенно не означает, что она потеряла желание заниматься Вашим делом.

Но это желание не продиктовано стремлением облегчить Ваш приговор. Оно не связано с Вашим приговором… Точнее говоря, оно не связано с важностью решения, которое будет принято судом по законам, установленным людьми… Оно связано с тем, как Вы проживете отпущенное Вам время.

Я не говорю Вам: «Покайтесь!» Мне не нравятся такие слова. Ваше решение – это Ваше решение, я не собираюсь подталкивать Вас к нему. Вы – хозяин оставшегося у Вас времени, поэтому от Вас одного зависит, как им распорядиться – с пользой или без пользы.

Недавно я встретилась с Х-сан, с которой Вы ездили в Иокогаму. Случайно встретилась. За это время ничто не изменилось в ее личной жизни. К тому же в нее грубо вмешались журналисты. Ее муж по-прежнему ездит к другой женщине, от которой у него родилась дочь. Он хочет видеть малышку, но в то же время он не может бросить Х-сан, которая разрешает ему видеться с ребенком. Она очень страдает, но просила меня передать Вам, что она благодарна за то, что осталась в живых. Вы убивали, но и дарили жизнь. Бог, разумеется, помнит и то, и другое.