Текст книги "Прочь из моей головы (СИ)"

Автор книги: Софья Ролдугина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 33 страниц)

На секунду зрение отказало.

Боли я не чувствовала, но оказалась полностью дезориентированной. Пол ушёл из-под ног; тело стало лёгким-лёгким, ощущения притупились. Йен крикнул что-то, но его голос остался далеко, за невидимой гранью, и время точно остановилось. Кажется, от всего мира осталось только две крупицы, две крохотные частицы – я сама и Салли, её чувства, разум, воспоминания… и душа.

– Доктор Энцо, как вы оцениваете эксперимент?

– Сложно сказать, но уже сейчас понятно, что они реагируют на раздражители. Вот, посмотрите: если одну из них ударить, она заплачет, как настоящий ребёнок… Ай! Чертовка!

– Бойкая девочка, острые зубки. Но, надеюсь, от агрессии вы её избавите. Которая это, говорите?

– Тридцать шестая. Что касается тридцать девятой…

…всё, что ей нужно сделать – пройти через дом и убить того человека. Она знает, как он выглядит – большой, высокий, гора мяса с блестящим лицом; никто не остановит самозванку – здесь много таких же девочек в красивых нарядах. Если горбиться, как они, если трястись, когда на тебя падает взгляд, бежать, прижимая руки к груди, то тебя не раскроют.

Три-Два говорит: растягивай задания, снаружи – свобода. Но ей такая свобода не нравится; впрочем, Три-Два говорит много странных вещей.

Чтобы вернуться, нужно просто убить; если не убить, вернуться нельзя; получается, смерть – единственный выход.

…когда она рассказывает Три-Два о том, что смерть похожа на большую дверь, Три-Два сначала смеётся, а потом плачет.

– …Разумеется, я не стану отказывать в вашей просьбе. Но для чего вам куклы, госпожа Николетт? Я полагал, что вы уже выросли из детских игр.

– Мне скучно. Пусть они сражаются друг с другом.

– Но…

– Вы собираетесь мне возразить, доктор?

– Нет, конечно, нет.

– Тогда я забираю эту… и вон ту… Почему ты на меня так смотришь? Шаг вперёд. Я сказала, шаг вперёд! Эй! Идиотская кукла!

– Эта – дефектная, не обращайте внимания. Позвольте, я заменю её на другую…

…всё, что ей нужно сделать – пройти через поле, избежать ловушек и убить короля. Под её началом сегодня много товарищей, но почти все они погибнут. Но зато маленькие сёстры, если они доберутся до финальной черты, получат титул, и тогда их будет сложнее убить… Надо же, везде смерть.

Это интересно. Ей нравится.

Но когда Салли пытается объяснить доктору, что шахматы – это игра, в которой нужно открывать для врага двери, он не понимает.

– Если они узнают, что я дала тебе имя, они тебя утилизируют. Никогда им не говори.

– Хорошо, сестра.

– И не называй меня сестрой.

– Хорошо.

– Поменьше говори и побольше слушай, ясно?

– Да.

– Даже если больно – не показывай. Затягивай задания, как можешь. Если берёшь у доктора книги, то ставь на место. Поняла?

– Ты как будто прощаешься со мной, Три-Два.

– Я просто ухожу искать выход.

…всё, что ей нужно – это пройти через лабиринт и найти мертвеца. Очень, очень глупое задание – живые не должны рисковать собой ради такого. У живых вообще много дел: наблюдать, ходить, слушать, читать, спрашивать, играть, помнить печальное, спать. Всё это очень интересно, и Салли хотела бы продолжать, но сегодня ей сказали идти и драться, а вернуться можно будет, только если она найдёт мёртвого короля.

Лаборатория – белая клетка, задание – чёрная клетка.

Выход один.

Три-Два говорила, что Салли везёт. Наверное, это так, потому что она правда первой находит его – красивого мертвеца. От него пахнет сладко, как от цветов на клумбе; у него дрожат ресницы; он будто спит – наполовину за дверью, наполовину в мире живых.

Обидно отдавать его дуре Николетт.

Салли взваливает гроб на плечо и тащит прочь от лабиринта, подальше от всех, кто охотится за трофеем. Ей кажется это хорошей шуткой, смешной. Жаль, что никто не понимает – некому теперь понять.

...а потом впереди вдруг возникает чужая, плохая кукла с пальцами острыми, как лезвия – и Салли видит наконец выход.

Оказывается, это совсем не больно.

Мне снилось, что я закапываю в землю непослушное семечко с одним крылышком, вроде кленового. Снова и снова разрываю почву непослушными пальцами, укладываю его, присыпаю сверху – а оно вырывается, пытается улететь, пока до меня не доходит: цветы надо поливать, причём кровью, и не чьей-то, а именно моей. Порезать руку было очень легко, достаточно оказалось ногтем провести – и тёмно-красные капли напитали землю. Семечко затихло, успокоилось, пустило корни – и наконец проклюнулся росток.

Когда от кровопотери начала кружиться голова, я до смерти перепугалась и проснулась.

Комната была обставлена богато, но в том же время безлико. Постельное бельё словно бы хрустело и сильно пахло кондиционером; на стене напротив кровати висел большой плоский телевизор и застенчиво мерцал красным индикатором. Интересно, где я… Не в Дурманном Логе – точно. Вроде бы мы что-то делали в каверне у Датура, но нужно было уходить… Получается, ушли?

И попали… куда?

«Отель Плаза, если не ошибаюсь. Двухкомнатный люкс, десятый этаж, завтрак и ужин включены, – подсказал Йен, щадя мою психику. – Тильда принесла тебя, что было очень любезно с её стороны, учитывая твоё состояние. Кстати, проспала ты больше суток».

О, да – пропустила всё на свете. Странно, что Салли не подняла меня делать зарядку…

Я резко вспомнила всё, что предшествовало моей эпичной отключке, и меня аж подкинуло на кровати.

Салли! У меня… получилось? Как она?

«Думаю, лучше спросить тебе у неё самой».

С кровати я не поднялась – фактически скатилась, едва не опрокинув тумбочку, и, шатаясь, добралась до двери. Не раздумывая, потянула ручку, вывалилась за порог – да так и застыла.

Вторая часть люкса представляла собой, видимо, гостиную – с диваном, парой кресел и длинным журнальным столиком, сейчас уставленным тарелками. Трапезой, рассчитанной по крайней мере на трёх здоровых рабочих-асфальтоукладчиков, наслаждались две абсолютно седые женщины, которые могли бы сойти за сестёр, если бы не разница в росте и комплекции.

Впрочем, вскочили они при виде меня совершенно одинаково.

– Урсула!

– Привет, – растерянно откликнулась я, переводя взгляд с одной на другую. – Тильда и… Салли, да?

Росянка ухмыльнулась по-разбойничьи и энергично кивнула, а вторая девушка лихо перемахнула через спинку стула – и стиснула меня в объятиях. От неё странно пахло – чистотой и молочной свежестью, как от маленького ребёнка, а седые волосы были на ощупь как шёлк и щекотали мне щёку так, что нестерпимо хотелось чихать.

– Обниматься здорово, – одобрительно заметила девушка между тем. И добавила робко: – Утро… сестра?

Я не выдержала и, кажется, всё-таки пустила слезы, так же крепко стискивая её за плечи.

– Сестра, сестра, конечно, – выдохнула я ей в шею, испытывая неимоверное облегчение. – Но, чур, сегодня никакой зарядки. Можно?

Когда мы шмыгали носами в объятьях друг у друга, Тильда скромно стояла поодаль, опустив взгляд, а потом кашлянула, привлекая внимание:

– Пока ты в таком хорошем настроении, Урсула, я должна сознаться в одном грехе.

Я насторожилась и на чистых рефлексах повернулась так, чтобы прикрывать собой Салли.

– Прямо в грехе?

– Не знаю даже, как его искупить, – подтвердила она очень серьёзно. – В общем… Вот.

Макушка Тильды исчезла под столом, что-то загремело, зашуршало…

«Дорогая, боюсь, что тебе надо готовиться к худшему, – торжественно произнёс Йен. – Укрепи свой дух, обрати сердце в камень и, как мантру, повторяй свой баланс кредитной карты».

– Это ещё зачем? – пробормотала я.

«Разумеется, чтобы помнить, что ты всегда можешь купить себе новый».

…и Тильда печально водрузила на стол раскуроченный ноутбук.

– Случайно получилось, – промямлила она, отводя взгляд. – Нам пришлось, э-э, досрочно уйти, чтобы разминуться с госпожой Фра, ну и вот.

Я подошла и недоверчиво потыкала в обломки пальцем. Это что, мой? Вроде похож, хотя по мусору обычно сложно определить изначальную форму… хотя вот клавиша «с» определённо моя, узнаю отколотый краешек.

– Не сердишься? – деловито спросила Салли, выглядывая из-за моего плеча.

У меня вырвался длинный вздох.

– Вообще-то надо бы. Потому что вы втроём сейчас своими предупреждениями едва в гроб меня не вогнали. Компьютер – ладно, и чёрт бы с ним.

– А как же блог? Куница? – осторожно спросила Тильда, всё ещё избегая встречаться со мной взглядом.

– Ну, так Куница же здесь, – постучала я себе пальцем по виску. – А блог – в интернете. Обрушить всемирную паутину, боюсь, не по силам даже тебе.

«О, в этом я бы не был так уверен…»

К счастью, ноутбук оказался единственным, что пострадало при нашем поспешном отступлении. Со слов Тильды, перенос души занял всего несколько минут, но в результате я потеряла сознание и стала похожа на живой труп. Салли наоборот выглядела как плотно поужинавший вампир и даже улыбалась во сне, хотя смотрелось это жутковато. Через полчаса, когда доктор Энцо наконец извёлся до полуобморока, она очнулась – и первым делом принялась методично потрошить шкафы и поливать пол и стены из склянок, отбирая реагенты по какой-то своей системе. Затем взвалила меня на плечо, отступила к выходу…

– …и попросила у меня огоньку. Ну, как я могла отказать такой милой младшей сестричке? – ухмыльнулась Тильда и взлохматила Салли волосы.

– То есть от фабрики марионеток вы избавились? – уточнила я на всякий случай.

«Учитывая, какой дивной смесью наша милая маньячка оросила это проклятое место, то я сильно удивлюсь, если там в ближайшие сто лет вырастет даже подорожник, – с нескрываемым удовольствием подтвердил Йен. – А дурман – гораздо более требовательный цветок».

– Горело славно, – подтвердила Тильда радостно. – Я прямо залюбовалась. Мы успешно эвакуировались через туннель любви…

«Эй, это был туннель из мёртвой воды!»

– …и едва не столкнулись нос к носу с Франческой Датура. Но доктор Энцо был так добр…

«…так ценил некоторые части своего тела, без которых в его почтенном возрасте вполне можно и обойтись…»

– …что любезно предложил нам воспользоваться запасным выходом. Я его отблагодарила от всей души…

«…вырубила одним милосердным ударом и оставила под кустом…»

– …и в итоге мы сумели убежать в последний момент. Думаю, госпожа Фра уже разобралась, что произошло, и отправила жалобу в клан Непентес с требованием, чтоб меня выдали на расправу, – так же весело заключила она.

Внутренне я похолодела, представив, как на нас откроет охоту ещё одна могущественная чародейская семья.

– Но это же плохо?

– Ой, ну меньше, чем маринованный чеснок и капроновые колготки, моя бабуля любит только указания, что ей делать, – отмахнулась Тильда. – Девяносто девять процентов, что бабуля назвала её старой потаскухой и посоветовала лучше воспитывать своих девок, чтоб они не лезли к Непентес.

– А один процент тогда на что?

Тильда помрачнела.

– На то, что госпожа Фра явилась в наш Голодный Сад лично. И тогда, бабуля, наверно, такая… – она сделала паузу, прокашлялась и продолжила хрипловатым, будто прокуренным голосом с матросскими интонациями: – «Франческа, давно не виделись, красавишна! Гляжу, ты опять похорошела – только посмотри на эти щёки, они едва проходят в дверь! А какая талия! Мне до неё расти и расти!»

Губы у меня невольно растянулись в улыбке.

– Мы бы, наверное, подружились.

Йен ничего не сказал, но молчание у него стало очень выразительным – аж до мурашек.

– Вряд ли, – с каменным лицом сказала Тильда. – В принципе, я бы, наверное, не возражала, чтобы вы дружили, но на расстоянии не ближе ста метров. Даже, наверное, ста двадцати. И только в моём присутствии.

– Эм… Тебе видней, – дипломатично ответила я.

Инстинкты показывали, что на уровне глубже, чем обобщённые советы в популярном блоге, лезть в семейство Непентес не стоит.

– Вы заканчивайте с едой, – добавила Тильда невзначай, возвращаясь за стол и сметая сломанный ноутбук в пакет. – И тогда обсудим кое-что важное. Мне тут прилетели новости из Запретного Сада, и они касаются всех.

Я подсознательно догадывалась, о чём она хочет поговорить, поэтому постаралась хоть как-то восполнить силы до того, как мы приступим к делу. После отключки на сутки меня шатало от слабости, в таком состоянии не то что сражаться – и чашку-то держать сложно. Будет плохо, если придётся убегать, а ноги подломятся в самый ответственный момент…

«Тогда твои подружки с лёгкостью отнесут тебя на руках, как принцессу, – заметил Йен. – Но подкрепиться всё же стоит. Ты потратила излишне много сил».

Излишне? В каком смысле?

«Это всего лишь предположение: я не медиум и не могу в полной мере охватить все процессы, которые происходят в тот момент, когда душа перемещается из одной оболочки в другую, – задумчиво откликнулся он. – Но я заметил, что в какой-то момент Салли словно начала вытягивать из тебя энергию. Не чары, а нечто иное… у тебя резко замедлился сердечный ритм, упала температура, а у Салли наоборот зачастил пульс. Думаю, это произошло из-за того, что тело на самом деле ей не принадлежало, и потребовалось некоторое усилие, чтобы вживить душу».

И тут я задумалась.

Всё, что он сказал, очень хорошо ложилось на мои собственные ощущения и сны. Отделять Салли от себя было болезненно, но как бы не энергозатратно, сознание никуда не уплывало, а вот потом, когда я переместила её в чужое тело, начались видения и прочие спецэффекты. И ещё один важный факт: с ней явно было гораздо труднее, чем с другими «потерянными душами». Они вообще заметно отличались друг от друга: пушистыми сгустками, светлыми и тёмными, я могла, кажется, жонглировать весь день напролёт и не чувствовать усталости, а прикосновение к тому сгустку ужаса в тупиковом переулке Суона едва не стоило мне потери сознания. А присутствие Тони вообще вызывало приступ паники на уровне инстинктов… В чём разница? В размере? Вряд ли, пушистиков я себе в карманы тогда напихала на целый самосвал, да и категория «массы» и «объёма» для души совершенно точно условная…

«Конечно, я лезу не в своё дело, и не мне, обычному чародею, давать медиуму советы, – мягко вклинился Йен. – Но я бы предположил, что дело в том, сколько в этой душе осталось человеческого».

От неожиданности я даже отставила тарелку, всё ещё наполовину полную.

– Слушай, а ты прав… – Тильда и Салли обернулись ко мне синхронно, одна – с любопытством, другая вроде бы равнодушно. – Не обращайте внимания, я так, размышляю вслух.

Хотя Йен и скромничал, он, пожалуй, дал идеальное определение – мера человечности. Воспоминания, эмоции, индивидуальность – чем ярче это всё было, тем «тяжелее» становилась душа. Тёмные и светлые сгустки – нечто безликое, не обладающее ни чувствами, ни личностью. Тот красный туман, который образовался над телом убитой чародейки, когда мы впервые столкнулись с Крокосмией, ощущался лёгким, но липким; ни гнева, ни ярости, ни боли… Пожалуй, он был квинтэссенцией удивления, сгустившейся «последней мыслью»: что, неужели меня можно убить? Тони словно бы осознавал свою смерть и существование после этой границы – почти человек, только запертый в рамках одного момента, самого-самого страшного. Души из Суона – наверное, то, что осталось от жертв маньяка, судя по воспоминаниям: страдание, отчаяние, немного фрагментов прошлого.

Но никто из них не обладал самосознанием в полной мере, как Салли или Йен.

Пожалуй, если так прикинуть, только этих двоих и можно было назвать именно «потерянными душами», а всё остальное являлось чем-то иным. Воспоминаниями? Следами? Отпечатками в ткани мира?

«Не заморачивайся пока, – посоветовал Йен. – Если всё это закончится хорошо, мы можем с тобой устроить совместное исследование и немножечко перевернуть мир чародеев кверху дном. Выпустим первую и единственную работу по изучению принципов функционирования медиумов и их воздействия на потерянные души – представляешь, какая слава, какое уважение будет нас ждать! Может, меня даже пригласят стать садовником…»

А ты хотел бы?

«Упаси Великий Хранитель, – посерьёзнел он. – Это шутка, милая. Поразмысли лучше вот о чём: если мы с тобой правы, то вернуть мою душу на место тебе будет гораздо проще».

Потому что тело твоё изначально?

«Именно. Связь никуда не делась, и Крокосмия это доказал, когда пытал меня с помощью медиума. Так что, смею надеяться, тебе не придётся прикладывать почти никаких усилий, и до потери сознания я тебя доведу каким-нибудь другим, более интересным способом».

Я невольно улыбнулась. Ну, хоть одна хорошая новость за последнее время.

«И даже никак не прокомментируешь последнюю шутку?» – с микроскопической долей обиды, почти не видной за самоиронией, поинтересовался Йен.

Мысли тут же повернули не в ту сторону – но и не в ту, на которую рассчитывал он, потому что напротив сидела Тильда и радостно уничтожала пирожное с тройным шоколадом. Сейчас как-то не верилось, что когда-то даже она тоже была очарована Йеном и пыталась его соблазнить… Интересно, а если бы я припёрлась к нему с просьбой лишить меня невинности, как бы он отреагировал?

«Урсула. Я всё слышу».

– Ой… – протянула я вслух и закрыла лицо руками. – О-о-ох…

Салли задумчиво прикусила ложку.

– Обижает тебя?

Голос прозвучал тихо, но очень-очень угрожающе – немного выше, чем раньше, в мыслях, но зато гораздо выразительнее.

– Если бы, – вздохнула я, рефлекторно запуская пальцы в волосы. Впрочем, судя по тому, что отражается в стеклянной дверце, мыть голову придётся мне в любом случае – за сутки мои добрые подружки не догадались расчесать мою шевелюру. – Самое ужасное, что я, кажется, не против того, чтоб он оказался здесь прямо сейчас и как-нибудь меня обидел.

Салли, судя по выражению её лица, не поняла вообще ничего. У Тильды брови поползли вверх:

– О-о-о!

– Ни слова, – взмолилась я. – Во имя милосердия и здравого смысла, аминь. У меня тут переоценка ценностей идёт.

«Я тоже промолчу, пожалуй, – после многозначительной паузы откликнулся Йен. И добавил странным голосом: – У меня тоже».

Уточнять, что он имеет в виду, я не стала.

Тильда перевернула вилку и размазала остатки тортика по блюдцу с каким-то садистским удовольствием, а потом произнесла:

– Как говорит бабуля, если нечего сказать – можно хулить врагов. Так вот, последние новости: Крокосмия оказался достаточно безмозглым, чтобы атаковать Флёр де ла Роз, когда она заявилась в его каверну.

«Обожаю идиотов – они никогда не подводят, – тут же отреагировал Йен. – Догадываюсь, что он сделал – рискнул ей напомнить, что Розы теперь не на вершине пищевой пирамиды, и её лично сюда никто не приглашал».

– Не знаю, что Крокосмия ей сказал, но как говорят, Флёр ему при всех отвесила пощёчину, – продолжила между тем Тильда. – Он попытался выставить её из каверны силой и огрёб. Потом Розы приметили посреди пустой комнаты знакомый гроб и решили под шумок обыскать каверну.

У меня сердце замерло.

– И нашли тело?

– Нет, – задумчиво откликнулась она. – Не нашли ни следа. Но обнаружили кучу всего странного в лабораториях. В том числе предметы, которые в течение последних тридцати лет пропадали из других кланов. Потом Розы разослали сообщения всем, кто хоть чего-то стоит и имеет какую-то власть. Бабуле тоже прислали… В общем, скоро состоится суд. Хорхе Альосо-и-Йедра и Эло Крокосмия выдвинули друг другу обвинения одно другого тяжелее. Суд состоится через двенадцать дней, а там кого-то из них объявят предателем Запретного Сада и показательно казнят.

Аппетит резко пропал.

– Двенадцать дней, – повторила я, отворачиваясь и утыкаясь взглядом в противоположную стену, пустую и белую, за исключением абстрактной картины в оранжево-багровых тонах. – Неплохо, наверное. И у нас есть шансы выпутаться бескровно, учитывая, что Розы накопали в резиденции Крокосмии всякой запрещёнки и ворованных вещей. Можно даже помечтать, что виновным признают именно его.

Тильда неловко поёрзала на стуле.

– Ну, если бы он обвинял меня или там Николетт, мир её праху, то сто процентов… Но он вытащил в суд Хорхе, а решение принимается тупо большинством голосов присутствующих… – она умолкла.

Если честно, я догадывалась, что она намекает на какие-то особые обстоятельства, но вот на какие – не понимала в упор.

«Честно говоря, я тоже не совсем понимаю», – сказал Йен.

– Это потому что Хорхе – вампир? – бросила я пробный камень, но она только отмахнулась:

– Нет… то есть да, конечно, но он и раньше был вампиром, и его в принципе не трогали, потому что репутация… Это щекотливая тема, – неожиданно заявила Тильда. – И постыдное пятно на репутации Сада, но, в общем, надо рассказать. Короче, пятьдесят лет назад Хорхе укокошил примерно половину взрослых, дееспособных и горячо заинтересованных в политике чародеев. Всех, кто додумался припереться на суд против него и предъявить обвинения.

У меня под ложечкой засосало от дурного предчувствия, и некстати вспомнилась фраза, которую Хорхе обронил в диалоге с Николетт Датура, тогда ещё вполне себе живой:

«Обыскивайте. Я могу даже открыть свой разум. Но при одном условии: Датура заключат со мной нерушимый договор, и если вы не найдёте Йена, я заберу девять жизней из каждых десяти в вашей семье. Если вы так уверены в своих обвинениях – вперёд».

– Что он сделал? – спросила я хрипло, кажется, в полной синхронизации с мыслями Йена. – Он ведь не похож на кровожадного психа…

Тильда сцепила пальцы в замок и с хрустом размяла суставы, по-прежнему избегая смотреть в мою сторону, совсем как с ноутбуком.

– Я тогда была не совсем взрослая, точнее, мелкая и тупая, так что подробностей не знаю… Но, в общем, говорили, что Хорхе так отомстил за своего ученика. За Йена Лойероза. Тогда ведь все устраивали разборки, кто ему помогал, кто нет, на самом деле власть делили, конечно. Удобно ведь: объявить кого-то тайным союзником Лойероза и прикончить – садовники даже не почешутся. И один идиот из Роз, старший брат Флёр, додумался обвинить Хорхе Альосо-и-Йедра. А тот не стал отпираться и сказал: да, вина моя огромна, но всё-таки я садовник и требую справедливого суда, что-то типа этого. А потом…

– А потом предложил связать себя и обвинителей нерушимым договором, – догадалась я.

Тильда кивнула:

– Что-то вроде того. Каждый, кто хотел, мог заглянуть в голову к Хорхе и проверить самостоятельно, поддерживал ли он Лойероза или нет. Понимаешь, все были уверены, что поддерживал! – выпалила она. – Даже Ева… Моя сестра старшая. Под нерушимым договором поставили подписи триста с чем-то человек. В основном, те чародеи, которые особенно отличились во время охоты и жалели, что не они добрались до Лойероза.

Мне уже хватало фактов, чтобы домыслить остальное.

– Дай-ка угадаю. Они хотели закрыть гештальт – убить если не самого Йена, то хотя бы его сторонников, – тихо произнесла я. – И каждый был уверен, что уж учитель точно ему втайне помогал.

– Угу, – подтвердила Тильда. – Ну, и даже если они ошибались и обвиняли его ложно, то риск умереть был один к десяти, Хорхе поставил такое условие.

«Ещё бы, – слишком уж спокойно откликнулся Йен. – Простой фокус, чтобы ни одна жертва не соскочила, даже те, кто поумней. В свою смерть ведь сложно поверить».

– И выжила примерно половина? – спросила я еле слышно.

Тильда опустила голову ещё ниже.

– Нет. Когда стало ясно, что обвинения ложны, и сейчас сила возмездия обрушится на обвинителей, многие попытались разрушить чары договора. Но он-то нерушимый, и составлял его сам Хорхе Альосо-и-Йедра… Погибли все, кто подписался, кроме него самого. Не из-за договора, а из-за отката после попытки его разорвать. Триста человек, а это и есть примерно половина самых влиятельных чародеев, – вздохнула она. – Непентес тоже пострадали, но меньше, и у нас как бы не принято мстить за решения, которые ты принимаешь сам в здравом уме. Но у многих семей на Хорхе зуб размером с Чёрную Башню.

– И теперь всем этим обиженным выдали большую дубинку, – подвела я итог. – М-да, похоже, на справедливый суд можно не надеяться. Крокосмию оправдают хотя бы для того, чтобы уничтожить Хорхе.

От Йена докатилась отчётливая волна горечи и сожалений.

«Мне казалось, что я тогда сделал всё, чтобы провести черту между ним и собой, чтобы хотя бы его оставили в покое. Что ж, я ошибался».

Я стиснула зубы.

– Ты не виноват.

– Тут уже без разницы, кто виноват, – скривилась Тильда. – Если бы дело происходило ещё лет через пятьдесят, ещё можно было бы на что-то рассчитывать. Одно дело – мстить за своих родителей. Или за брата, или за сестру, или за ребёнка… И совсем другое – скажем, за деда, которого ты никогда в глаза не видел. Сменилось бы хотя бы одно поколение – и в Запретном Саду бы так не уцепились за шанс уничтожить того, кто выставил в идиотском свете стольких могущественных чародеев.

Салли подняла руку, как примерная студентка в университете. Я поощрительно кивнула.

– Есть план, – коротко сказала она. – Прийти на суд. Посмотреть, кто против. Убить тех, кто против. Кто останется – за.

У меня вырвался смешок:

– Как-то это слишком кровожадно.

– Не надо убивать много, – мотнула головой Салли так, что волосы встали на мгновение ореолом. – Убить одного, спросить: кто против? Посмотреть, посчитать. Убить ещё. Спросить: кто против? Если всё ещё много… – и она выразительно провела пальцем по шее.

У меня холодок пробежал по спине. И не столько из-за свирепых перспектив, обрисованных моей дорогой сестричкой, сколько из-за мечтательного взгляда Тильды, обещающего сделать эти перспективы объективной реальностью.

«Если хорошенько задуматься, – добавил Йен, – Салли не так уж неправа».

Меня аж на диване подкинуло.

– И ты туда же? – прошипела я.

Салли выжидающе склонила голову к плечу.

«Не в буквальном смысле, – щекотно рассмеялся он. – Но что-то в этом есть… Нам ведь нужно всего лишь сделать так, чтобы никто не проголосовал против Хорхе? Так это гораздо проще, чем силой отбивать его у тех же Роз».

– Но…

«Предоставь это мне. Поверь, я вполне справлюсь, если всё, что нужно – произвести правильное впечатление в нужный момент. Единственная загвоздка – довольно сложно будет справиться в бестелесном состоянии».

От взглядов, направленных на меня, кажется, я уже начала дымиться и вынужденно подытожила вслух:

– Йен пообещал решить вопрос с судом, но ему нужно вернуть тело.

Улыбка Тильды сделалась пугающе широкой.

– Если дело только в этом, то можно попробовать. Знаете, после обыска у Крокосмии я поразмыслила, сопоставила несколько фактов… и у меня появилась идея, почему гроб пустой и куда могло подеваться содержимое.

– Понять бы для начала, зачем он его похитил! – вырвалось у меня наболевшее. – Ладно, Флёр де ла Роз оставила себе трогательный сувенир в память о прошлом, а Датура его на витрине держали, как наградную грамоту за окончание первого класса с отличием и похвальной записью. Но Крокосмия-то его прятал! И даже больше – перепрятывал! И что, просто ради сомнительного удовольствия плюнуть во врага? Которого он, кстати, живым даже не застал?

«Из-за меня – хотя и косвенно – его мать прожила меньше, чем могла бы. Поверь, некоторые и меньшим вдохновлялись», – мрачно ответил Йен.

Тильда вздохнула и подпёрла кулаком челюсть, с печалью разглядывая изуродованный кусок торта у себя на тарелке, а потом пробормотала:

– Ведь так и знала, что аппетит исчезнет, если мы в эти дебри залезем… Урсула, а ты помнишь, как я тебе жаловалась на шефа, да? – неожиданно спросила она. – Ну, от имени Волчицы?

Отчего-то стало вдруг так неловко, что даже комната показалась тесноватой. И темноватой – видимо, небо заволокло тучами, и погода резко испортилась. Салли играла с пультом от кондиционера, включая то холодный воздух, то тёплый, меняя интенсивность обдува, и потому иногда мерещилось, что снаружи беснуется буря.

– Ну да, – рассеянно кивнула я. – Босс заваливает идиотскими заданиями, сам неуравновешенный… Ну, тогда это выглядело как обычная неудовлетворённость карьерой, а сейчас даже сложно понять, почему ты решила на него работать. Он же маньяк.

– Маньяк, – согласилась Тильда. – Так и я тоже ненормальная. Мне казалось, что мы сработаемся, тем более что идеи у него были интересные. Вот как вы думаете, чем должен обладать чародей, способный убить бессмертного?

Я нахмурилась, не понимая, к чему она ведёт.

– Э… Большим терпением и хорошим воображением?

– Оружием, – быстро возразила Салли и неуловимым движением подхватила со стола десертный нож. И повторила с упрямым выражением: – Оружием, которое может убить бессмертного.

Тильда прищёлкнула пальцами, и глаза у неё на мгновение вспыхнули чародейским огнём:

– Именно. Эло Крокосмия – хороший кукольник, а ещё у него есть этот оранжевый туман, который завораживает. Но садовником его сделали потому, что он круто умеет ломать вещи. И чары. И мозги. И Крокосмия не шарахается от грязной работы, потому что по большому счёту даже любит её. И телом Лойероза он одержим именно потому, что это идеальный объект для его опытов.

На секунду мне стало очень-очень холодно, и игры Салли с кондиционером были тут абсолютно ни при чём.

«Очень плохая новость».

– Хреново, – согласилась я.

– Ещё нет, – возразила Тильда отстранённо. – Когда я слушала, что там нашли у Крокосмии в каверне из запрещённых и украденных предметов, то удивилась: а чего так мало-то? Там за один череп Белого Короля можно встрянуть так, что никакой статус садовника не поможет… А потом меня осенило: он чего-то добился в своих исследованиях и заранее переместил самые ценные трофеи на другую площадку, более подходящую для финальной стадии опытов. Вот это и есть настоящая плохая новость. Но есть и хорошая: я примерно догадываюсь, куда он мог перебраться.

«Теперь и я тоже, – задумчиво протянул Йен. – В общем-то, у чародея, который занимается сомнительными опытами, не так уж много вариантов. Чары значительной силы можно ощутить на больших расстояниях, их не спрятать – как не скрыть испытания ядерной бомбы. Значит, нужно найти особенную каверну, но это как выиграть в лотерею. Или подготовить такое пространство – но это способны единицы. Пожалуй, только я или Хорхе. Или спрятать на виду».

– Спрятать на виду? – вслух переспросила я.

И Тильда вдруг улыбнулась:

– Лойероз уже догадался, да? Ну, он всегда был очень умным. В общем, да, есть место, где можно незаметно спрятать даже чары, разрушающие вселенную. Это Розарий.

– Место, где учатся дети? – непонимающе моргнула я.

«Маленькие чародеи, – уточнил Йен. – Разница кажется незначительной, но, поверь, она огромна».

– Дети страшные, – серьёзно ответила Тильда. – А бардак, который они оставляют после себя – ещё страшнее. Но именно туда мы и отправимся!

«Одно внушает неизбывную радость, – добавил Йен. – На носу зимнее солнцестояние, а значит, у них каникулы».

Особого счастья, впрочем, в его голосе не было, но выбирать не приходилось. Выступать мы решили большинством голосов, не затягивая – в полдень, после лёгкого ланча. По-моему, идеальное время – чашка кофе как раз ненадолго дарит уверенность, что всё закончится хорошо.