Текст книги "Прочь из моей головы (СИ)"

Автор книги: Софья Ролдугина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 33 страниц)

На перроне мы напоминали двух подружек, путешествующих налегке – или двух наёмных убийц из дешёвого боевика. Я – в чёрном с ног до головы, от пальто до кроссовок, с выразительно торчащей из рюкзака рукоятью биты; Тильда красовалась в узких клетчатых брюках и в синем плаще до колен, что с её ростом смотрелось просто сногсшибательно, а довершали киношный образ массивные ботинки и кожаные перчатки без пальцев. Внимание мы определённо привлекали, и не только среди обычных людей. Через полчаса бесцельного кружения среди отелей и ресторанов к нам приблизилась темноволосая девушка в деловом костюме, который, судя по логотипу на пуговицах, стоил чуть меньше чем полугодовая аренда моих апартаментов.

– Добрый вечер, – поприветствовала нас она с расстояния в несколько шагов, не торопясь вступать в световой круг от фонаря. Глаза у неё сияли мягким холодным светом, как экран мобильника. – Могу ли я узнать, что вам понадобилось на территории Датура, госпожа? – обратилась она к Тильде, напрочь игнорируя моё существование.

Напрягшаяся было Тильда смерила её долгим оценивающим взглядом и резко поскучнела.

– Кто из старших сейчас на месте? – спросила она отрывисто. – Фра, Николетт, Лукреция? Лучше бы Лука, она поспокойнее…

– Сожалею, но у меня недостаточно полномочий, чтобы отвечать на подобные вопросы.

Незнакомка отступила совсем немного, но лицо её целиком оказалось в глубокой тени, и свечение зрачков стало неоново-ярким. Появился странный запах, сладковатый и щекочущий, вызывающий подспудную тревогу; угол зрения у меня немного изменился, слегка развернулся, как веер, и пустынная улица заполнилась зыбкими силуэтами: пушистые наросты, как древесные грибы, крепились под балконами отеля в окружении кряжистых сосен, из канализационного люка высовывались, колыхаясь на ветру, белёсые руки, а из витражного окна церкви глядел огромный голубой глаз. Этих призраков я видела с каждой секундой всё чётче, а вот фигура женщины стала терять чёткость, расплываться по краям, как восковая фигурка у открытого огня. А затем она начала исчезать – и, самое удивительное, это воспринималось чем-то совершенно естественным.

«Примитивные дурманные чары, – определил Йен несколько разочарованно. – Сосредоточься на ней. Иллюзии такого рода легко рассеиваются даже от пристального взгляда».

Для Тильды развеять чары тоже не составило труда.

– Не так быстро, – схватила она женщину за руку. – Ты не поняла, с кем разговариваешь? Я Росянка. Так с кем из ваших я могу встретиться прямо сейчас? Лука на месте? Отвечай.

– Сожалею, но у меня нет полно…

– Срать мне на полномочия, – проникновенно заверила её Тильда, и я едва сдержала нервный смешок.

Это у неё-то проблемы с коммуникацией? Да всем бы такие проблемы, особенно когда приходится общаться с санитарной инспекцией, с налоговой или там со страховой компанией для получения выплаты.

Запястье у незнакомки хрустнуло; она даже не изменилась в лице, но, видимо, какие-то выводы для себя сделала.

– Я вас провожу. Следуйте за мной.

Тильда ослабила хватку и выпустила руку. Женщина в деловом костюме развернулась немного деревянно, как манекен, и направилась к озеру. Я думала, что она зайдёт в один из домов, на худой конец откроет подземный ход, но мы вышли прямо к краю воды, с шипением наползающей на песчаный берег и снова откатывающейся.

И – вошла в озеро.

По колено, по пояс, по грудь…

Я невольно поёжилась – погода стояла безветренная, тихая, но по-зимнему холодная, шапки и перчаток ощутимо не хватало. Однако незнакомку температура воды не смущала, как и Тильду, которая уверенно шагнула прямо в набегающую волну. Следующей пришлось идти мне, деваться было некуда; подсознательно я ожидала, что кроссовки тут же промокнут, и джинсы прилипнут к ногам, но озеро по консистенции оказалось примерно как туман – сырой и холодный, но вполне пригодный для дыхания. Волосы, правда, тут же от влажности торчком встали, но не думаю, что кого-то здесь волновала моя укладка.

Какое-то время мы спускались в красноватом мареве, обходя старые жестяные банки, обросшие ракушками остовы автомобилей и, если зрение меня не обманывало, человеческие скелеты, пока не упёрлись в огромную двустворчатую дверь из белой древесины. Потерянных душ здесь скопилось больше, чем где бы то ни было прежде – дно практически исчезло под слоями из тёмных шаров, пушистых и упругих, похожих на икру какой-то гигантской рыбы. Пока женщина в костюме поочерёдно открывала замки на дверях, всего около дюжины, я машинально отщипывала от слитной массы отдельные шарики и рассовывала их по карманам. Было нечто завораживающее в том, что для меня они имели размер – примерно с крупное яблоко, а ещё вес, температуру и цвет, но при этом фактически не занимали места.

Карманы вроде бы и заполнялись потихоньку, но с виду даже не оттопыривались.

«Не слишком ли много дополнительных пассажиров?» – поинтересовался Йен, то ли в шутку, то ли всерьёз обеспокоившись моим душевным равновесием.

Ну, каждый снимает стресс по-своему. Кто-то посуду бьёт, кто-то лопает пупырчатую плёнку, а у нас тут взаимовыгодное сотрудничество: и бедным душам так спокойнее, и мне.

«Это оружие, – напомнила Салли. – Оружие – это хорошо».

«Чудесная мысль. Но отважусь напомнить об одной важной особенности любого оружия: тот, кто им обладает, однажды должен будет его использовать», – заметил он словно между прочим, но меня пробрало замогильным холодком.

От очередного пушистого и упругого «яблока» я отдёрнула руку как от огня. Наверное, и карманы бы вывернула для надёжности, но тут наша проводница наконец одолела двери и пригласила нас внутрь.

Больше всего Дурманный Лог напоминал пансион для благородных девиц. Песчаные дорожки, живые изгороди, несколько готичного вида корпусов, разбросанных по заросшему саду… Это бы выглядело мило, если бы клумбы не были засажены вяловатыми с виду растениями с поникшими соцветиями-колокольчиками, источающими всё тот же слабый запах, неприятный и сладковатый. А потерянные души здесь торчали из-под каждого куста. И не мирные, давным-давно упокоившиеся, а измученные, агрессивные чудовища – сплошные зубастые рты, извилистые щупальца и выпученные глаза.

Инстинктивно я ускорила шаг, стараясь держаться поближе к Тильде.

«Датура всегда кичились своим неутомимым исследовательским духом и страстью к рискованным опытам, – произнёс Йен, и в голосе его мне почудилась брезгливость. – Что ж, начинаю понимать теперь, за чей счёт они экспериментировали. Похоже, у Яблоневой Ветви появились достойные преемники».

– Ты чего? – Тильда заметила моё состояние и нахмурилась. – Тебе плохо? Чары?

– Нет, – я качнула головой. – Просто здесь погибло очень много людей. И причём нехорошей смертью.

Она пожала плечами:

– Всё может быть, Датура – закрытая семья.

Это прозвучало так обыденно, что мне стало тошно.

– Разве среди чародеев убийство не считается преступлением?

– Пока это не нарушает баланс – нет, – ровно ответила Тильда. – Нельзя убивать слишком много. Или без причины.

– Какие-то субъективные критерии…

«Нарушать баланс – значит, действовать открыто, нагло и подвергать опасности само существование Сада, – добавил Йен немного желчно для простого ликбеза. – Семьи могут позволить себе любые эксперименты, пока скрывают их достаточно хорошо».

А ты? Тоже позволял себе разные опыты на людях?

…я ещё не успела задать вопрос, а уже пожалела о нём.

Йен мог бы сделать вид, что ничего не услышал, но ответил после небольшой паузы.

«Да. На мёртвых, а ещё на тех, кто дал своё согласие. Но в основном – на себе, милая. Или я уже не считаюсь человеком? Довольно сложная дилемма».

Женщина в деловом костюме привела нас к зданию, которое выделялось среди прочих вычурностью башенок и шпилей. Вход охраняли две совершенно одинаковые девочки с белёсыми волосами и невыразительными красноватыми глазами – точь-в-точь, как Тильда, за исключением роста и возраста.

– Мы похожи, да? – спросила она, проследив за направлением моего взгляда. – Это из-за модификаций тела. Когда накладываешь чары, цвет будто вымывается из тканей. Я вот была светло-русая, не блондинка, а, знаешь, такой мышиный цвет. Ходила с косичкой. Ленточки вплетала.

От неожиданности я аж споткнулась.

– Серьёзно?

– Правда-правда. Когда я выцвела, бабуля предлагала покраситься обратно, но мне было всё равно. На силу это ведь не влияет… А теперь не отходи от меня, ладно? – неожиданно помрачнела она. – Похоже, Лукреция всё же в отъезде. Плохо. Она странная, но честная. С ней можно иметь дело.

Интересно, какой должна быть женщина, чтобы заслужить от Тильды эпитет «странная».

«Ну, если это та самая Лука, которую я знал…» – интригующе начал Йен, но договорить нам не дали.

Вопреки всем законам архитектуры и здравого смысла, сразу за входной дверью располагалась гостиная. А в ней нас ожидала высокая рыжая женщина с нервным лицом и сильно накрашенными глазами, которую, как ни удивительно, я уже встречала раньше.

Николетт Датура – та самая, что заявилась к Хорхе за информацией.

– Грубо врываться на чужую территорию силой, – сказала, как выплюнула она вместо приветствия.

Отчего-то меня бросило в жар, потом в холод, а ноги ощутимо ослабели.

– Грубо воровать чужих людей, – без намёка на эмоции возразила Тильда и по-хозяйски свободно устроилась в кресле напротив. – Вы забрали двух человек, мужчину и женщину по фамилии Белланова.

– Не припомню таких, – вздёрнула подбородок Николетт.

Тильду это нисколько не смутило.

– Они могли назваться Мажен. Простые люди, даже не сорняки. Не надо увиливать, я проследила за вашими куклами почти до самого озера.

– Вот как? Значит, мне стоит предъявить претензии за вмешательство Непентес во внутренние дела семьи Датура?

– Значит, мне стоит выбить кому-то зубы за вмешательство в мои личные дела?

Они даже не ругались, судя по интонациям, просто обменивались рутинными ударами, торговались, прощупывая защиту друг у друга. Но с каждой новой фразой внутри меня словно нарастал ледяной ком ужаса, и сейчас вся сила воли уже уходила на то, чтобы не вытащить из рюкзака биту и не начать беспорядочно размахивать ею. Затылок взмок; мерзкая капля пота скатилась за воротник и прочертила щекочущий след до лопаток. Николетт в промежутке между репликами быстро и незаметно взглянула на меня из-под ресниц, и дремучий, инстинктивный ужас так сдавил горло, что на какое-то мгновение стало невозможно дышать.

И тут наконец я осознала, что этот страх – не мой.

Боялась Салли.

«Ты знаешь её? – спросила я мысленно, тщательно подбирая формулировки. – Вы уже встречались?»

Сознание Салли ощетинилось паникой – колючей и холодной, словно осколки льда.

«Плохая женщина. Плохое место. Плохие приказы».

Мне очень хотелось спросить, когда она здесь бывала и что ей приказывали, но я тщательно подавила эти мысли, чтобы и тени наружу не проскользнуло. Если Салли сейчас сорвётся и устроит истерику, переговоры мы точно провалим; они и так идут не ахти, судя по тому, как Тильда поджимает губы и гневно раздувает ноздри.

Стараясь не привлекать к себе внимание, я медленно вдохнула и выдохнула, выравнивая сердцебиение.

– …К нам действительно доставили несколько человек на днях, однако как вы можете предъявлять на них права? Формально люди никому не принадлежат. Это ведь не вещи. Они находятся у нас добровольно.

– Ну, дайте мне пять минут для разговора с ними наедине, и посмотрим, что выйдет, – зубасто улыбнулась Тильда. – Я не поняла, вы что, собираетесь ссориться со мной? Из-за пары обычных стариков? Даже не сорняков? Фра-то в курсе, что тут творится?

Николетт стиснула зубы, и лицо у неё сделалось откровенно злым.

– Госпожа Франческа сегодня отправилась к Розам по личному приглашению. Я не стану беспокоить её по таким пустякам. Тильда, вы правы, не стоит ссориться. Вы ведь работаете на Крокосмию, верно? Сколько стоит вас перекупить?

Росянка пакостно улыбнулась.

– Запросто. Отдайте мне тело Йена. Всегда было интересно: можно ли обрести бессмертие, если сожрать бессмертного.

Николетт вскочила, сжимая кулаки:

– Это не шутки! Я пытаюсь говорить серьёзно!

«Она и не шутит, – грустно откликнулся Йен. – К сожалению».

Я поперхнулась воздухом и поспешила отвернуться от спорщиц.

Стало ощутимо жарче. Из-за духоты мне почудилось, что стены комнаты – бледно-зелёные, неприятного, болезненного оттенка – заколебались, точно густое марево, и слегка выгнулись, но стоило к ним присмотреться – и они послушно вернулись на место. Сухоцветы в большой фарфоровой вазе на столе шевелились от невидимого ветра, и белёсые колокольчики иногда выглядели почти живыми… Вот уж точно, Дурманный Лог – всё вокруг как в температурном бреду. И всё же интересно, откуда Салли знает это место…

«Дом, – неожиданно ответила она. – Это дом, но плохой. Мне тут не нравится. Не люблю. Сжечь было бы хорошо. Разбить. Разрушить. Уничтожить».

От удивления я едва не ответила ей вслух.

Дом – в каком смысле? Салли тут родилась, что ли?

«Не родилась, нет. Сделали. Меня сделали, я… я Салли Три-Шесть, образец обладает значительными изъянами, к дальнейшей работе неприго…»

Ощутив такие знакомые нотки в ответе – в прошлый раз её переклинило примерно так же – я сосредоточила все силы на том, чтобы мысленно обнять Салли, окутать симпатией, успокоить, выдернуть из порочного круга мыслей, причиняющих боль.

…нет-нет-нет, это всё неправда. Стало не правдой, так ведь? Мы ведь договорились – ты моя сестра, помнишь? Никаких образцов и номеров, это не имеет никакого значения, я ведь человек, разве может моя сестра не быть человеком? Правильно? Ты же помнишь?

Паника начала отступать – медленно гаснуть, и, сконцентрировавшись на этом, я совершенно перестала следить за диалогом и упустила момент, когда он превратился в монолог. Лишь краем сознания уловила, что больно долго Николетт вещает уже, и как только у Тильды хватает терпения…

– А ты почему не спишь? – вдруг обернулась ко мне наследница Датура и посмотрела в упор. Глаза у неё горели инфернальным чёрно-фиолетовым огнём. – Ты же просто сорняк. Вот упрямая… Ну же, засыпай!

На секунду это потустороннее сияние стало очень-очень ярким – и, кажется, просветило меня до костей, как рентген. Сознание затуманилось, кадрами старой хроники замелькали воспоминания, почему-то чужие.

Комната с рядами одинаковых подстилок; зелёные стены; бледные, рыхлые колокольчики дурмана, колышущиеся без всякого ветра; усталый мужской голос, приказывающий: «Три-Пять, на выход, функция – охрана. Три-Шесть, на выход… Три-Шесть, нельзя! Я запрещаю! Подавить её, сейчас же!»

Это было очень похоже на сеансы сновидений, которые устраивал Йен – с той разницей, что досматривать до конца я сейчас не хотела и резко отсекла видение, возвращаясь в реальный мир, в такую же зелёную комнату, но только обставленную, как гостиная. Тильда откинулась в кресле, закрыв глаза, а Николетт стояла над ней, поливая её беспомощно запрокинутое лицо молочно-белым ядовитым светом из распахнутой ладони.

Спиной к нам.

Как непредусмотрительно.

«Битой по затылку, – быстро приказала Салли. – Сейчас».

Честно говоря, руки чесались у меня с самого начала, поэтому я даже раздумывать не стала – выдернула биту за ручку из наполовину расстёгнутого рюкзака и врезала от души.

Звук получился такой, словно от попадания по шару для боулинга; Николетт со стоном рухнула на колени и откатилась в сторону.

«Урсула, рокировка», – попросил Йен коротко.

Я думала, он опять начнёт нежно дышать Тильде на лицо розовым туманом, как тогда, с Хорхе, но он просто растёр чары по рукам и отвесил ей звонкую оплеуху.

Тильда распахнула злющие глаза, и я, мгновенно вернувшись в своё тело, инстинктивно отпрыгнула, чтобы не попасть под раздачу.

– Йен, какого чёрта? – вырвалось у меня. – Неужели нельзя со своими же союзниками быть помягче?

К счастью, если у Росянки и были претензии, то не ко мне.

– Вот поэтому никто и не любит Датура, – прошипела она, воздвигаясь над креслом, как гора – точнее, как вулкан, готовый к извержению. – Спрашиваю в последний раз. Где. Мои. Люди?

С каждым словом Тильда отвешивала противнице пинков, пока не отшвырнула её к стене, которая разъехалась, как ширма. Оттуда, как котята из мешка, вывалились одинаковые девочки с седыми волосами; две подхватили Николетт под руки, помогая подняться, ещё трое встали между ней и Тильдой, одна – прямо передо мной. Воздух стал невыносимо сладким, и в лёгкие словно песок попал. Меня скрутило кашлем, жёстким, почти до беспамятства, но всё-таки я смогла расслышать негромкий приказ:

– Убить заложников, они не нужны. Лойероз здесь.

Внутренности у меня скрутило от ужаса.

Тильда резко махнула рукой – и пол вздыбился, выпуская сразу несколько десятков хищных красно-зелёных челюстей, а сама рванулась к Николетт, метясь в горло. Белобрысые девочки-куклы бросились врассыпную, уходя от щёлкающих пастей и одновременно перекрывая траекторию Тильде – одна схватила её за ноги, повалив на пол, но тут же оказалась нанизанной на чудовищные зубы и исчезла под вспученным паркетом.

…для меня это было точно в другой реальности.

Всё, что я видела – медленно шевелящиеся губы Николетт, отдающей указания. Грудь разрывало от боли; в ушах снова и снова звучали те же самые слова: «Убить заложников».

Отчего-то я точно знала: мы опоздали.

Это было невыносимо.

Я прижала руки к лицу и закричала – не просто голосом, а всем своим существом. Маленькие тёмные мячики в моих карманах завибрировали, отзываясь на крик, и высыпались на пол, запрыгали, заметались, как живые, с каждым прыжком всё увеличивая скорость. Я чувствовала их, была ими, летела вместе с ними – сквозь стены и перекрытия, сквозь притихший сад, заросший дурманом, сбивая нежные соцветия, врезаясь в людей; бесформенные монстры, слепленные из беспокойных душ, многоглазые и зубастые, заражались этой тревогой и начинали метаться так же беспорядочно.

«Урсула, приди в себя!»

Один упругий мячик врезался Николетт прямо в лоб, пролетел насквозь, вышибая дух – и она покачнулась, теряя равновесие. Пол прямо у её ног вздыбился холмом – и раскрылся, как чудовищный цветок, как жадная, ненасытная пасть, полная зубов.

«Урсула!»

Резко запахло кровью; перед глазами у меня всё побелело, слилось в беспорядочном мельтешении. В груди стало пусто от крика, и эта пустота требовала, чтобы её заполнили – всё равно чем, лишь бы прекратить… лишь бы…

А потом щёку что-то обожгло, и голова мотнулась в сторону. От резкой, но такой реальной, физической боли сознание прояснилось, и я поняла, что сижу посреди разгромленной комнаты, а Тильда держит меня за воротник и демонстративно трясёт ладонью.

– Возвращаю должок, – скупо объяснила она. – Так, погоди, не вертись, я проверю, вдруг тебе скулу сломала… Хотя ты вроде крепкая.

В голове всё ещё немного звенело, но сознание потихоньку прояснялось. После короткой истерической вспышки было тошно и стыдно, как после алкогольного отравления. Какое-то моральное похмелье... Сломанные куклы валялись среди разбитой мебели – чудовищно похожие на обычных людей, только мёртвых.

Холодные пальцы безжалостно мяли моё лицо; похоже, кроме исцеляющих чар в меня влили ещё и изрядную долю успокоительных, потому что сердцебиение замедлилось так, что стало почти неощутимым.

«Это не чары, а истощение, – тихо возразил Йен. – Урсула, я знаю, что не имею права говорить тебе такого, но, пожалуйста, возьми себя в руки. Ещё один такой всплеск может тебя уничтожить».

Да, похоже… А мне нельзя уничтожаться, я ещё нужна тебе, чтобы…

«Да, – произнёс он спокойно. – Ты мне нужна. И сильнее, чем ты думаешь».

Я-то имела в виду, что ему понадобится моя помощь, чтобы вернуться в своё тело. Но Йен ответил как-то по-другому, вкладывая в простые слова слишком много смыслов и значений, так, что к лицу у меня прилил жар, и стало легче. Действительно легче.

– А… Николетт где? – спросила я немного хрипло.

– Съела, – невозмутимо откликнулась Тильда, наконец отпуская меня. – Всегда было интересно, можно ли стать такой же изысканной женщиной, если сожрать кого-нибудь из Датура. Но, видимо, бабушка была права: для этого мало просто жрать. А жаль. Ты идти-то сможешь?

Я кивнула и попыталась даже встать на ноги. К моему большому удивлению оказалось, что силы ещё есть, и их даже хватает, чтобы самостоятельно передвигаться, пусть и медленно. Кое-где, правда, приходилось полагаться на протянутую руку Тильды или на её чары, потому что резиденция Датура эту короткую схватку пережила с трудом. В стенах и перекрытиях появились дыры, часть лестниц обрушилась. Примерно половина обитателей лежала то ли без сознания, то ли без жизни, а те, кто остался, держался от нас подальше.

– Часть свиты, видимо, забрала Лукреция, когда уезжала, – объяснила Тильда, небрежным тычком отшвырнув очередную боевую куклу, на сей раз в облике молодой женщины, а не ребёнка. – Часть поехала с госпожой Фра, она в одиночку не ходит, потому и дожила до преклонных лет. Вот им будет сюрприз потом… Ну ладно, не я первая начала.

Мысленно я прокрутила в голове провалившиеся «переговоры» и последовавшее за ними сражение – и стиснула зубы, пережидая дурноту.

– Слушай… А когда Николетт приказала убить заложников, ну…

Тильда ответила не сразу, что уже было плохим знаком.

– Сходим и посмотрим. Тут недалеко, я отследила её чары.

Вопреки этому заявлению мы шли довольно долго. Практически бесконечно, на мой взгляд – мимо особняков с башенками, поникших садов и белых цветов, ютящихся в клумбах, под деревьями, в вазонах и высохших фонтанах. У неказистого здания в один этаж Тильда попросила меня ещё раз показать с мобильного фотографии родителей и какое-то время изучала их, а потом вошла в двери, настрого запретив следовать за ней.

Вернулась она через четверть часа и ничего не сказала – просто подошла ко мне и обняла крепко-крепко, почти до хруста, вжимая в своё плечо.

И всё стало ясно.

Хотелось плакать, но почему-то не получалось.

…кажется, теперь я всегда буду ненавидеть белые колокольчики дурмана.