Текст книги "Поиск пристанища (СИ)"

Автор книги: Софья Непейвода

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

142 – 143-и сутки. Степь – река

Однажды плоты пристали к длинному пляжу с красновато-рыжим песком. Побродив по зелёному морю и набрав трав, кореньев, ягод и других даров земли, а также поймав несколько крыс и пару ящериц, я возвращалась к плоту, когда заметила, как Вера с физиком и инженером ползают по пляжу и увлечённо спорят. Отнесла корзинки домой и подошла к троице, которая теперь пыталась выкопать яму.  – Не помешаю? Или у вас секретное дело? – с сомнением посмотрев на проходящих мимо любопытствующих людей (какая уж тут секретность?), поинтересовалась я.  – Тут, снизу, что-то похожее на глину есть, – поделился Маркус.  – А я говорю, что это не глина, – упрямо возразила геолог.  – Ха! – физик протянул мне горсть рыжей грязи. – Сама посмотри, – предложил он.  На ощупь материал, в самом деле, очень напоминал глину. Да и по цвету такой, как надо. И лепить оказалось удобно, и кольцо не растрескивалось, когда я сворачивала в него раскатанную из земли колбаску.  – Действительно, похоже, – согласилась я.  Вера возмущённо фыркнула.  – Что, и это на песок похоже? – раздражённо поинтересовалась она, пересыпая с ладони на ладонь горсть крупных и блестящих кирпичного цвета крупинок.  – Не очень, но мало ли, – пожала плечами я. – Вдруг это из-за каких-то примесей.  – Тоже мне, специалисты нашлись, – устало махнула на нас рукой геолог, выбросила песок и обтёрла руку о бедро. – Ну давайте проведем эксперименты, если на слово верить не хотите.  Поскольку стоянка подходила к концу, мужчины поспешно накопали крупными раковинами и притащили на плот несколько корзин рыжей глины. Вера тоже не осталась в стороне, набрав немного песка и, напоследок, небольшую вязанку хвороста.  – Только не вздумайте сразу же лепить, – предупредила она нас. – Точнее лепить можете, но не рассчитывайте, что хоть что-нибудь получится. В смысле – что-нибудь дельное.  – Откуда такой пессимизм, красавица ты наша? – тут же попытался оспорить физик. – Если на вид – глина, на ощупь – глина, лепится как глина, то почему и на самом деле не может ей быть?  – Я уже встречала очень похожую «глину», – вздохнула геолог. – Но толку с неё не было...  – Не проверишь, не узнаешь, – улыбнулся Маркус. – А вреда в любом случае не будет.  Видимо, решив разобраться со всем сразу, Вера достала ещё почти три десятка разных образцов. Каких только расцветок песка у неё не оказалось: почти белый, с полупрозрачными крупинками, несколько жёлтых, рыжих, красных и бурых с разными оттенками, тёмно-коричневый (почти чёрный) и даже жёлто-зеленоватый и отдающий в бирюзу. Но геолог не обошла вниманием и более мелкодисперсные структуры: в коллекции присутствовало несколько образцов глины, но, в отличие от песка, в основном красноватые или серые.  Слепив из всех образцов глины небольшие шарики и колбаски, мужчины немного подсушили их в тени и на несколько часов положили запекаться в жаре костра. Сначала физик пытался воспротивиться, говоря, что без хорошей просушки все образцы растрескаются, но Вера только покачала головой.  – Трещины не помешают проверить моё предположение. А пока, – она выбрала несколько крупных, около двух миллиметров в диаметре, песчинок и раздала всем желающим.  – Ну и зачем мне это? – недоуменно пожал плечами Росс. – Всё равно в песках не разбираюсь. Наверное, надо попытаться расплавить – тогда будет ясно, тот или не тот.  – Настолько, насколько надо – понимает почти любой, – улыбнулась геолог. – Вы их попробуйте на зуб. Как следует попробуйте.  – Ух ты, у них что, вкус есть? – как ребёнок обрадовался Сева.  Скептически оглядев песчинку, я осторожно положила её на язык. Покатала по нёбу, и, убедившись, что никакого особенного привкуса не чувствую, вопросительно взглянула на Веру.  – Я сказала, «на зуб», – повторила она.  Пожав плечами, осторожно прикусила крупинку. Ничего подозрительного. По команде геолога сжала сильнее. Потом ещё раз. Нет, не показалось, крупинка действительно слегка пружинит. Выплюнула песчинку и несколько раз сдавила пальцами – но так на ощупь она казалась твёрдой. Снова сжала зубами – чуть упругая. Прислушалась к ощущениям и бросилась к широкому листу с горкой насыпанного песка, чтобы попробовать другие крупинки: вдруг эта – исключение. Кстати, такие же сомнения возникли и у остальных. Только через несколько минут, пожевав несколько щепоток, Маркус расстроено кивнул:  – Это не кремнезём. Тот должен быть твёрдым.  Потом мы с азартом первооткрывателей перепробовали все без исключения песчаные образцы, и выяснилось, что необычная упругость характерна и для них. Только изредка попадались отдельные песчинки, не имеющие этого свойства, но их оказалось очень мало. Настолько, что перепробовав несколько миллилитров песка, Сева обнаружил только две твёрдые частицы. Заинтересовавшись необычным явлением, я даже попыталась погрызть камни, которыми было обложено кострище, и быстро поняла, что они тоже слегка пружинят. Причём, как и с песчинками, сжимая камень в руке, почувствовать ничего подозрительного не удавалось – только крепко сжимая челюсти. Параллельно удалось определить, что как ни кусай, материал не деформируется: на нём не остаётся следов зубов и даже малейших вмятин. Решив всё-таки добиться результата, физик с инженером соорудили нечто вроде примитивной наковальни из плоского камня и долго пытались расколоть или расплющить более мелкий, колотя по нему обухом топора. Но, несмотря на то, что при ударе с размаху камни тоже пружинили, ни деформировать, ни даже поцарапать их не удалось. Самым удивительным оказался тот факт, что, когда они взяли для исследования другой маленький камень, с щербинкой, и минут пятнадцать его истязали, то повреждение не только не увеличилось, а даже уменьшилось. Существующая ямка сгладилась и теперь её края стали округлыми, а углубление – меньше и как будто отшлифованным водой. Разошедшийся Сева предложил попробовать разрубить камень лезвием топора, но мы остановили инженера: вдруг необдуманные действия повредят не загадочному минералу, а драгоценному невосполнимому инструменту.  – Мне вот что интересно, – пригладил бороду Маркус. – Если, пытаясь отколоть кусочек, мы не только потерпели неудачу, но и даже уменьшили уже существующее повреждение... то откуда оно появилось? Раз у этого камня был отломан кусочек, это значит, что в принципе такого результата достичь возможно. Но явно не за счёт ударов. Может, попробуем раскалить, а потом резко остудить?  Новую идею восприняли на ура. Чтобы не ждать, мы просто выгребли на край костра несколько небольших раскалённых камней и полили их речной водой из папортофельной кожуры. Естественно, от них пошёл пар, но совсем немного, исчезнув гораздо быстрее, чем я ожидала.  Физик взъерошил и без того встрёпанные волосы.  – Не понимаю, – признался он. – Не мог же камень так быстро остыть?  Илья поплевал себе на палец и осторожно прикоснулся к объекту исследования. Ещё раз. Осмелев, взял камень в руку.  – Тёплый, но не горячий, – подтвердил очевидное он и дал остальным пощупать.  – Хм... – потянул Сева. – Что-то мне это напоминает.  Выкатив из огня ещё два камня, мужчина положил один на песок, а другой бросил в плошку с водой. Как и в прошлый раз пар перестал идти почти сразу, но инженер подождал около минуты, прежде чем коснуться воды и камня. Подумал, передал плошку физику и осторожно капнул на тот голыш, который оставил на песке. Потом взял его в руку.  Трое мужчин обменялись понимающими взглядами.  – И что мы раньше не подумали? – вздохнул Маркус. – Выходит, не было никакой надобности насыпать под кострище такой слой земли.  – Почему? – заинтересованно спросила агроном.  – По крайней мере, те камни, с которыми мы сейчас экспериментируем, обладают очень низкой теплопроводностью, – пояснил Илья. – В результате изоляторы из них хорошие, а вот... – химик рассмеялся. – Может, и к счастью, что никому из нас в голову не пришло пытаться сготовить пищу, бросая в посуду раскалённые камни – всё равно ничего дельного бы не вышло.  – Это точно, – хмуро кивнул физик. – И если «глина» хотя бы в половину такая же, то запечь её не удастся.  Сева посмотрел на прогревающиеся в костре «колбаски» и упрямо подкинул в него хвороста.  – Вера, а почему ты думаешь, что и глина ненормальная? – чуть позже поинтересовалась я.  – Есть причины, – нерадостно улыбнулась геолог. – Признаков, которые заставляют сомневаться, довольно много, но некоторые будут понятны только специалисту. Хотя кое-что легко проверить кому угодно. Например, попробовать её на вкус и пожевать.  От неожиданности я фыркнула. Раньше мне казалось, что только мы, биологи, с точки зрения остальных отличаемся извращёнными пристрастиями и тянем в рот что попало. Ан нет, выходит, геологи ничем не лучше. С любопытством посмотрела на глину: никогда раньше её не пробовала. Смогу ли отличить от нормальной? Покосилась на остальных, пожала плечами и, убедившись в неядовитости рыжей массы, отщипнула немного.  На пробу глина оказалась странной. Почти безвкусной, но как будто слегка бархатистой. И на зубах ощущения оставляла совсем не такие, как раньше, на Земле, попавшая на бутерброд почва. Хотя кто знает, какой должна быть правильная глина? Может, именно такой?  Заметив, что Вера ожидает моей оценки, отплевалась, прополоскала рот и виновато развела руками:  – Нет, я пас. На вкус не смогу отличить.  Геолог понимающе улыбнулась.  – Все в порядке, бывает. Честно говоря, я сама сначала в шоке была. Особенно, когда поняла, что почти все мои знания здесь ничего не стоят. Честно говоря, совсем этого не ожидала. По крайней мере, раньше, в прошлой жизни, я была убеждена, что и на других планетах действуют те же законы.  – Может, они и действуют, – вздохнул Маркус. – Но кто сказал, что Земная цивилизация знала уже основы, а не просто смотрела поверхностно? Или что эта планета не является аномальной? Или, – голос физика окреп, а на лице появилось ехидное выражение, – что Земля и Солнечная система не были чем-то аномальным по сравнению с остальной галактикой?  – Ты сам-то в это веришь? – нерадостно рассмеялся Сева.  – Нет, не верю, – честно развел руками Маркус. – Но исключить такой вариант тоже нельзя. Ведь о других мирах мы судили по косвенным признакам.  Несмотря на первоначальную неудачу, физик ещё несколько десятков раз нагревал камень, а потом поливал его водой в надежде, что поверхность всё-таки повредится, но так и не достиг успеха.  Сева, подумав, обстучал ещё несколько каменных обломков и продемонстрировал нам, как бывшие не острыми, но грубыми грани от ударной нагрузки скруглились и даже как будто слегка оплавились.  – В общем, так, каменных топоров нам не видать как собственных ушей, – констатировал он очевидную истину. – Как и другого инструмента. Особенно ударного. Да и камень так не обработать...  – Ну, молотки, наверное, получилось бы делать, – попыталась утешить Вера.  – Ага. Упругие молотки, – криво усмехнулся инженер. – Хотя, если всё-таки научиться работать с этим материалом, то режущий инструмент получить ещё есть шанс. Но как – другой вопрос.  – А всё-таки, ведь каким-то образом они разламываются, иначе нормальных угловатых камней мы бы не находили, а встречались бы только округлые, – указал Маркус. – Но их разрушали явно не ударным способом и не нагреванием. Как тогда?  – Будем искать, – пожал плечами Илья.  Кроме прочего, физик с геологом решили измерить плотность разных песков. Для этого они насыпали их в колбы до половины, прогрели на огне до полного высушивания, остудили, взвесили, а потом долили воды до метки по объёму, тщательно перемешали, подождали, пока не выйдет весь воздух, и снова взвесили. Таким способом им удалось вычислить не только массу, но и объём песка (как разницу между объёмом колбы и количеством долитой воды). Эти опыты были мне менее интересны, но краем уха услышала, что Вера опять оказалась права – песок легче, чем должен был бы быть, являйся он кремниевым.  – А знаете, мне кажется, в том, старом, предположении Ильи что-то есть, – признал Сева за ужином. – Минералы действительно не похожи на нормальные: слишком упругие, да и реагируют на удары очень странно. А вот органику чем-то напоминают.  – Я бы не сказал, что очень напоминают, – не согласился физик. – Если это органические соединения, то всё равно необычные. В огне не обугливаются, да и свойства у них очень специфичные.  – Да тут всё необычное, – вздохнула Вера. – Так что ничего удивительного.  Народ замолчал, сосредоточенно жуя и выбирая косточки из дичи.  Уже перед самым сном физик решил, что кусочки глины достаточно запеклись, и попытался вытащить колбаски из костра. Но стоило прикоснуться к ним палкой, как все фигурки рассыпались: не в пепел, но в пыль.  – Что и следовало ожидать, – без малейшего удивления заявила Вера. – Если сейчас эту пыль смочить – она опять станет как глина и лепиться будет отменно.  Сева прищурился и с любопытством посмотрел на жену:  – Теперь я понимаю, почему ты мне жаловалась на сумасшедший мир. Прости, что раньше не принимал твои проблемы всерьёз.  – Прощаю, – улыбнулась геолог. – Я бы и сама не поверила на слово.  Через некоторое время азарт прошёл, и большая часть народа вернулась к своим делам. Только Маркус слепил из образцов ещё несколько шариков и фигурок, после чего поставил их сушиться в тени.  – Хочешь попробовать ещё раз? – спросила я.  – И это тоже, – кивнул он. – А ещё хочу проверить, что с ними станет, если их просто хорошо просушить на воздухе: тоже рассыплются или будут удерживать форму.  Вера с радостью поддержала идею физика, заметив, что раньше такую проверку не удавалось провести из-за постоянных дождей, а теперь, в менее влажной местности, да и по окончанию их сезона – как раз самое время.  Этой ночью остался дежурить Илья. Я забралась к себе, но ложиться не спешила: мне требовалось меньше времени на отдых, чем остальным и, воспользовавшись этим, решила заполнить дневник. Через некоторое время услышала внизу шевеление и с любопытством выглянула.  Физику тоже не спалось, и он присоединился к дежурному у костра. Долго вертел в руках камень из загадочного материала.  – Вот странно, – вполголоса поделился он с химиком. – Столько лет учился, работал, и вдруг раз – весь привычный мир летит в тартарары. Как будто керели нарочно поставили всё с ног на голову.  – Не переживай, – попытался ободрить его Илья. – Я уверен, что не только у тебя, меня и Веры трудности. Они у всех нас. С другой стороны, не всё так уж безнадёжно, ведь какие-то наши знания пригодились.  – Я не расстраиваюсь, а думаю, – мечтательно хмыкнул Маркус. – Кто знает, вдруг именно одна из загадочных особенностей этого мира помогла керелям стать могущественными межзвёздными путешественниками. Представляешь, какие возможности открываются перед нами в таком случае?  Химик поперхнулся от неожиданности и отложил недоеденный хвост ящерицы:  – А вдруг именно одна из этих странностей послужила причиной вымирания керелей?  – Может, и так, – легко согласился физик. – Но одно другому не мешает.  – Не обольщайся, – неодобрительно посмотрел на собеседника Илья.  – Я и не обольщаюсь, – Маркус широко улыбнулся. – Я – радуюсь. Толку-то впадать в депрессию из-за того, что тут многое не так, как на Земле? Изменить-то мир мы пока всё равно не сможем. А значит – надо искать положительные моменты. Благо, они есть. Например – огромный простор для исследований. И шанс изучить другую планету. А ещё, если повезет, получить то могущество, которое было у керелей.  – Идеалист, – Илья покачал головой и встал, чтобы проверить, правильно ли идёт плот.  – Нет, просто оптимист, – радостно возразил ему физик, сладко потянулся и, ещё раз взглянув на камень, ушёл под крышу. Подождав несколько минут и убедившись, что больше ничего интересного не намечается, я тоже удалилась к себе.

144-е сутки. Река – степь

Удобно устроившись на краю плота и подстерегая неосторожную рыбину, с удивлением отметила, что количество пираний в реке существенно снизилось. Раньше они плавали целыми группами, а теперь встречались исключительно одиночки и то редко. Если так дальше пойдет, то скоро не только я, но и обычный народ спокойно купаться сможет. Это плюс. А вот то, что лесной ландшафт исчез, мне не нравится и даже вызывает смутную тревогу. Наверное, слишком привыкла в новой жизни прятаться от опасности на дереве. Тем более, что лазить мне даже удобнее, чем ходить. А открытое пространство создаёт ощущение беззащитности. Единственное, что утешало – трава высокая и спрятаться в ней очень легко. Впервые я порадовалась своей природной особенности – ходить мне одинаково удобно и на двух, и на четырёх конечностях, а бегать – так и вовсе, опираясь на руки, легче. Из-за этого, когда спешу, становлюсь визуально ниже, и трава скрывает от лишних взглядов. Мелочь, а приятно.  – Посмотри, что у меня есть! – прервал мои размышления Маркус. Вздохнув, погрозила уплывшей добыче кулаком и повернулась к физику. Он с гордостью продемонстрировал отрезок толстого стебля бамбука.  – Ну и?  Маркус зачерпнул стеблем воду:  – Не протекает!  – Мне нравится, – одобрила я, разглядывая дно из плотного пробкового слоя какой-то коры. – Как вам так заткнуть удалось, чтобы щелей не было?  – Сначала как следует высушили дно, вырезав чуть большего, чем надо, размера, потом вставили и залили водой. Он разбух, и никаких щелей не осталось. Так что сильно высушивать этот сосуд не рекомендую. Жаль, такую кору мы только в джунглях видели, а здесь пока не нашли. Но ничего, у нас ещё на несколько труб хватит, – удостоверившись, что я достаточно оценила труды технического отдела, Маркус пошёл хвастаться остальным.  – А ведь троллей уже почти месяц не видели, – задумчиво заметила Света, подошедшая к краю плота, чтобы порыбачить.  Не отвечая, я выровняла дыхание и замерла: рядом показалась аппетитная добыча. Резкий удар костяным гарпуном – и вытянув на борт рыбу в локоть длиной, оглушила её и придавила рукой, чтобы извлечь оружие, не повредив.  – Ты это к чему? Хочешь сказать, что мы уже уплыли достаточно далеко и пора остановиться?  Энтузиазма эта мысль не вызывала. Я уже привыкла жить на плоту, да и с пропитанием и сбором материалов так не возникает никаких проблем: каждый раз причаливаем в новом, ещё не использованном людьми месте. Кроме того, окружающая природа не очень-то вдохновляла на основание постоянного селения: на мой взгляд, лучше остановиться там, где рядом лес. В нем и топлива больше, и пищи, и даже стройматериалов. И деревьев. Прищурившись, вспомнила, какое удивительное ощущение свободы, независимости и уверенности в своих силах появляется, стоит забраться в кроны. Нет, без леса мне будет тяжело. И дочери, когда она подрастёт, наверное, тоже. А ведь ещё где-то там, позади, остался большой (гораздо крупнее нашего) царский караван. Сейчас, во время сплава, свободным пищи вполне хватает, но если мы снова объединимся с царскими людьми, даже при продолжении сплава может начаться голод. А уж если остановимся рядом – его и вовсе не избежать. Пусть окружающая природа богатая, но её резерв не беспределен. Поэтому пока нет никакого резона прекращать сплав. По крайней мере, я к такому шагу ещё не готова.  – Нет, думаю сейчас ещё не время, – вторя моим мыслям, покачала головой Света. – Надо выбрать более благоприятное место. Да и дополнительное расстояние между нами и троллями лишним не будет.  – А почему тогда ты вообще об этом заговорила? – спросила я. – Вроде бы никто другой и не думает об остановке или поселении.  – Вот именно это меня и беспокоит, – вздохнула экономист и замерла, заметив подплывающую рыбину.  Продолжить разговор удалось только через несколько минут, после того, как я упустила очередную добычу, зато Света разжилась такой крупной особью, что нам пришлось прижимать её к плоту вдвоём. Больше, чем на дюжину килограммов, наверное, потянет. Оглушив угреподобную рыбу камнем и вытащив обломок гарпуна, мы оттащили её к костру и пошли обмыться от налипшей чешуи, слизи и крови.  – Как я уже говорила, меня беспокоит именно то, что народ, обрадовавшись передышке, даже не хочет задумываться о том, что будет дальше, – чуть позже продолжила удачливая охотница, приматывая жилами новый наконечник к древку. – Пока мы плывем, у нас всего в достатке, но когда остановимся, ситуация может резко измениться. Или надо выбирать очень богатую местность, но и там разбегаться небольшими группами и уж ни в коем случае не объединяться с теми, кто отстал.  Я кивнула. Действительно, если мне удалось избежать большей части неприятностей, скрывшись от них в верхнем ярусе леса, то представители лесных людей очень сильно пострадали от троллей. Наверняка они находились в постоянном страхе и напряжении. А сейчас, наконец почувствовав себя в безопасности, расслабились и просто гонят мысли о будущем, не желая даже думать о возможных проблемах. С другой стороны, люди не могут жить в вечном стрессе. Нужно и отдохнуть.  – Не вижу в этом ничего плохого, – высказав мысли вслух, добавила я. – Не думаю, что народ совсем уж ни о чём не думает.  – Да, в каком-то плане это даже хорошо, – кивнула Света. – Мне самой очень нравится нынешняя обстановка. После возрождения я только здесь почувствовала себя человеком, а не тварью дрожащей. Скажу больше. У меня создаётся очень приятное впечатление, что наш караван – это плавучее селение. Носитель цивилизации. И, если откровенно, именно с ним мне будет труднее всего расстаться.  – Но вовсе не обязательно после завершения пути отказываться от того, что удалось достичь, – пожала плечами я. – Гораздо удобнее, когда есть закон и порядок.  – Ты серьёзно считаешь, что после прибытия людям будет дело до чего-то, кроме собственного выживания? – горько усмехнулась экономист. – Остановившись, мы потеряем всё, что получили.  Собеседница замолчала, проверила, насколько крепким получился костяной гарпун, после чего отложила его, поплескала себе в лицо водой из реки и решительно добавила:  – Хватит об этом. Надо брать от жизни всё, пока можно. Тем более что тут не лучшее место для поселения, вот и думать о нём не буду.  После чего быстро ушла к дочери.  Я посмотрела ей вслед. Сама же подняла больную тему, и сама же прервала разговор. Что её так беспокоит? Ведь мы уже уплыли от троллей. В новом месте всё будет иначе, не так страшно и плохо, как раньше. Или у Светы есть основания чего-то опасаться? Да нет, не думаю. Скорее всего, просто память о прошлых неприятностях не даёт покоя. Остается надеяться, что время поможет вылечить душевные раны.  На привале, после пополнения запасов, я отправилась поискать деликатесы и вскоре вышла на муравьиную тропу. Красновато-рыжие насекомые размером с таракана-прусака деловито бежали в одну сторону и возвращались с добычей – в другую. Крупные, аппетитные на вид и запах насекомые, к большому разочарованию, оказались ядовитыми. Зато пройдя вдоль их тропы, я добралась до небольшого оврага, заросшего мелкими кустарничками с чёрными сладкими, слегка терпкими ягодами. К сожалению, большая их часть ещё не дозрела, поэтому пришлось потратить немало времени, выбирая экземпляры покрупнее и послаще. Более плотные и терпкие съела на месте, а получше и послаще оставила, чтобы приготовить из них подкормку для Димы.  На обратном пути заметила Надю, которая сидела у муравьиной тропы, ловила бегающих насекомых и с явным удовольствием ими лакомилась. Везет ей: для меня они, значит, ядовиты, а для неё так съедобны... На всякий случай я переключила кольцо-анализатор на вид Homo oculeus и, проверив пойманного насекомого, ахнула. Ядовито! Не смертельно, но...  – Ты что делаешь?! Выплюнь немедленно, они же ядовитые!  Жгучая брюнетка с укором посмотрела на меня большими синими глазами.  – Ты чего кричишь? – спросила она, даже не подумав избавляться от очередной жертвы. – Всё в порядке.  – Но они ведь ядовитые.  – Не больше, чем многое другое, – терапевт улыбнулась. – Пантера, ты слышала на Земле, что можно отравиться ну, например, шоколадом?  – Некачественным – конечно, – я ещё раз проверила насекомых на съедобность. Результаты остались прежними.  – Даже качественным, смотря сколько съесть, – будто подтверждая свои слова, Надя аппетитно захрустела хитином муравья.  – Ну, там ведь это «сколько» килограммами измеряется... Погоди, ты хочешь сказать, что красный цвет камня означает, что продукт практически не ядовит?  – Нет, не это, – засмеялась Надя. – Что ты знаешь о кольце-анализаторе?  – Оно позволяет разделить продукты на неядовитые, ядовитые, но не смертельные, и смертельно ядовитые, – не понимая, к чему такой странный вопрос, ответила я. – А ещё оно самоподзаряжающееся и с гарантией должно работать больше тысячи местных лет...  – Ух ты, а я и не знала, – заинтересовалась Надя. – Спросить забыла, а сами керели не сообщили. А от чего оно заряжается? А то я уже пару месяцев боюсь, что вот-вот батарейка сядет, пореже пользоваться стараюсь.  – Не смогла выяснить, как именно, но точно знаю, что просто носить кольцо с собой вполне достаточно для сохранения работоспособности, если, конечно, оно не будет уничтожено физически, – я улыбнулась. – Когда я керелям вопросы задавала, то на меня такая паранойя нашла, везде второе дно мерещилось. А тебе?  – Иногда, – кивнула Надя. – Тем более что кое о чём они точно нам не сказали.  Меня как будто окатили ледяной водой, по спине пробежали мурашки. Неужели она знает, что выживет только кто-то один?  – О чём? – осторожно уточнила я.  – Ты в курсе, что кольцо-анализатор имеет два режима работы, о втором из которых керели скромно умолчали?  – Два? – облегчённо вздохнув, я растерянно посмотрела на кольцо. Странно, а в инструкциях о втором режиме ничего написано не было. Впрочем, как и о первом. А ведь точно, в полученных руководствах указывалось, как использовать только дополнительные надстройки к моему кольцу, а об основной функции вообще ничего не упоминалось. Тогда это мне не показалось странным, но теперь...  – Так вот, к чему я про шоколад говорила. Многие отравляющие вещества в небольшой дозе безопасны. На Земле мы часто ели продукты, содержащие яды, главное – чтобы не передозировать, и чтобы яд не накопился в организме. На первом, общем, режиме кольцо работает так: продукты, которые можно потреблять в любых количествах и как хочешь часто, относятся к неядовитым, к ядовитым керели отнесли те, что могут вызвать нарушение жизнедеятельности, но вряд ли приведут к смерти, и к смертельным – все остальные. То есть, в этом режиме кольцо, например, посчитает ядовитыми земную петрушку, укроп, шоколад, кофе и вино. А водку, соль, горький миндаль и многие приправы кольцо вообще классифицировало бы как смертельно опасные продукты.  – Соль?  – Да. В чистом виде смертельную дозу соли съесть не так трудно, как может показаться. Поэтому хлеб, например, кольцо посчитало бы съедобным, а соль – жутким ядом.  – Вот это да, – я схватилась за голову. То-то мне казалось странным, что почти не встречается съедобных пряных травок. Выходит, многое из того, что брезгливо и опасливо отбрасывала, годится в пищу. – Почему ты раньше не сказала?  – Лучше спроси, почему сейчас не скрыла. Думаю, чем меньше будет тайн внутри наших маленьких групп, там лучше мы сможем доверять друг другу. Честно говоря, уверена, что не только я уточняла эту деталь, но, как видишь, ни здесь, ни в Интернете слух о втором режиме ещё не прошёл.  – И правда, – я задумалась, но потом вернулась к разговору. – Так чем отличается второй режим?  – Переключается так, – Надя медленно продемонстрировала определённую серию надавливаний на металл рядом с камнем. – А теперь смотри, – она поймала муравья и на мгновение прикоснулась к нему камнем кольца. После мгновенного потемнения камень окрасился, но не как обычно: ярко-зелёный центр окружало фиолетовое кольцо. – Керели использовали радужную шкалу: центр от фиолетового – безвредного, до красного – смертельно ядовитого, и окружность тоже от фиолетового, при котором даже присутствующие в продукте яды совсем не накапливаются в организме, до красного – когда они практически не выводятся. В простом режиме считаются съедобными только те продукты, которые при полном анализе ни по одной шкале не выходят за синюю грань. То есть уже голубые по съедобности считаются ядовитыми. А на самом деле спокойно есть можно до зелёного цвета, хотя лучше, конечно, уже не объедаться. А чай я себе иногда заваривала вообще до жёлтых по ядовитости, – Надя замолчала, задумчиво глядя на муравьёв. – Всё равно я собиралась рассказать об этом в ближайшее время, так почему бы и не сейчас, – добавила она себе под нос.  Переключив своё кольцо, я снова проанализировала муравьёв и, выяснив, что для меня они вообще голубые по съедобности, присоединилась к трапезе.  Возвращались мы вместе и, подойдя к плоту, обнаружили на нем наших мужчин, которые собрались в круг и, заинтересованно глядя чуть вниз, о чём-то увлечённо спорили.  – У меня – длиннее! – категорично заявил Сева, сделав странный жест рукой.  – Зато у меня – толще, – возразил Илья.  – Ну, это как посмотреть, – ехидно потянул зеленокожий.  Я остановилась: может не стоит смущать мужчин своим присутствием? Хотя о каком смущении может идти речь, если мы целыми днями щеголяем друг перед другом голыми телами.  – Нет, так нечестно, если уж меряться, так в одних местах, я тоже могу утолщение найти! – вмешался Маркус. – Зато у меня в бугорках, а у вас гладкие!  – А у меня... – Игорь на мгновение задумался. – А у меня зато красивее. И блестит сильнее. О, девочки, идите сюда. Вот скажите, у меня красивее, чем у них?  Мы с нездоровым любопытством присоединились к мужчинам. Оказалось, что они обсуждают не своё мужское достоинство, как я сначала подумала, а добытых на стоянке змей. Не выдержав, рассмеялась: как всё-таки важен для мужского пола элемент игры.  – Ну, так красивее? – настойчиво повторил математик, демонстрируя изящный экземпляр рептилии с зелёной чешуей с синими вкраплениями и металлическим блеском.  – Красивее, красивее, – хором сказали мы и снова прыснули, вызвав недоумение и даже обиду на мужских лицах. Но уже вскоре, поняв, что нас так рассмешило, они присоединились к общему веселью.

145 – 152-е сутки. Река – степь – река

Узнав о существовании второго режима кольца-анализатора, я стала пользоваться исключительно им. Если раньше огромное количество ядовитых растений и животных вызывало удивление, то теперь, наоборот, оказалось, что практически всё в той или иной степени является съедобным. Вскоре выяснилась ещё одна особенность кольца – оно всегда анализировало продукт целиком: ткнув камнем в лист растения, получаешь оценку ядовитости не отдельного органа, а всего, что к нему крепится, то есть целого куста вместе с древесиной и корнями. Открытие произошло случайно: проверив фрукт, упавший с одиночного дерева, и убедившись в его съедобности, я залезла наверх и, заполняя корзину, случайно прикоснулась камнем к ещё не сорванному плоду. Прибор просигналил о «жёлтой» ядовитости растения, а когда я, спустившись, принялась проверять собранные фрукты, чтобы рассортировать на хорошие и несъедобные, то все они отразились на кольце, как качественные «синие» продукты. Подробная проверка показала, что листья дерева тоже съедобны, хотя и не такие безопасные, а вот оторванная и очищенная от листьев веточка – аж оранжевая. Подумав, что эти сведения не очень тайные и легко выводятся эмпирическим путём, я сообщила об открытии всем посвящённым, ну, кроме Детовских жён, разумеется. А чуть позже Росс проговорился, что он уже знал об этой особенности кольца-анализатора, но не соизволил просветить остальных.  Однажды я заметила, что стоит Веронике или Свете вспомнить отцов своих дочерей, как Юля старается либо уйти на другую сторону плота, либо перевести разговор на иную тему (обычно на физика) или как-то ещё отвлечь. Судя по всему, когда-то мне не показалось её недовольство, хотя явно она больше ни разу его не показывала. Зато пару раз намекала, что не стоит ворошить прошлое, и отцом надо считать Маркуса, а не тех, кто зачал.  После одного из таких случаев, я отозвала астронома в сторону:  – В чём всё-таки дело? Ты знала их прежних мужей?  – Нет, – Юля оглянулась на физика с жёнами и, убедившись, что они заняты своими делами, вполголоса добавила: – В отличие от прошлых, Маркус их не бросил.  – Но ведь и они не бросили, а погибли, – возразила я.  – Погибнуть ради кого-то гораздо легче, чем жить ради него, – сказала, как отрезала, астроном. – Думаю, в смерти мужчин была немалая доля их собственной вины.  Женщина помолчала, глядя на спустившееся к водопою стадо рогатых копытных.  – Хотя, нет, не уверена, что именно вины. Может, они по жизни были такие слепые или глупые, – добавила она чуть позже.  Я неодобрительно встряхнулась. Причём тут глупость? Или, по мнению астронома, мужчины должны были спасаться сами, бросив жён на произвол судьбы?  – Они защищали своих любимых. Что в этом плохого? В чём ты их обвиняешь?  Юля поморщилась и тяжело вздохнула.  – А вот тут ты ошибаешься, – её голос прозвучал твёрдо, без капли сомнения в своей правоте. – Я и сама контактировала с троллями, и встречала многих, которые с ними сталкивались. Условно этих людей можно разделить на два основных типа. Одни оказались с теми, кто заболел, в одной группе – у них фактически не было шансов, если не успели уйти до того, как тролли стали параноиками. Другие – жили отдельно и сталкивались с изменёнными людьми относительно редко. Вот эта часть людей могла выжить даже без большого везения или тайных знаний. У них почти всегда была возможность не вступать в битву, а уйти. Разумеется, в случае, если во главе стоял разум, а не жадность или сиюминутные эмоции.  – Да? – скептически потянула я, вспоминая, что Дет когда-то тоже говорил нечто подобное.  – Без сомнений, – кивнула астроном. – Если, когда заметишь тролля, бросить вещи и бежать, то тролль всегда обращает внимание не на человека, а на имущество. Насколько мне известно, иначе бывало, только если до этого убегающий напал на тролля, стукнул его или ранил. А если выбор стоит не между обидчиком и предметом, а между возможной жертвой и вещью – тролли предпочитают имущество человеку. Хотя кто-то рассказывал, что если оставить вещь как приманку, а самому не сбежать, а затаиться, то нападение всё равно будет, – женщина помолчала, о чём-то глубоко задумавшись, а потом добавила: – В идеале, конечно, надо не просто бросить вещи, а рассыпать их, раскидать по сторонам – тогда велик шанс, что тролли и заберут совсем немного. Но разговор не об этом, – оборвала она сама себя. – Так вот, жизнь при встрече с троллями сохранить не настолько сложно. А их мужья защищали не столько своих женщин, сколько богатство. Они – не смельчаки и герои, а либо дураки, либо трусы!  Меня поразила тихая ярость в голосе Юли. Не просто ярость, а почти ненависть.  – Считаешь, они пеклись о подругах? Ха! – горько усмехнулась астроном. – Только о себе! Они даже не подумали, что будет с их детьми и их женщинами – ведь и те, и другие лишились сразу и защитников, и имущества. Вот и выходит, что их бывшие предпочли лёгкий путь – или пан или пропал. Боялись выживать почти без всего, приспосабливаться, опасались, что без начальных богатств мало чего стоят, – Юля несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь взять себя в руки, после чего уже спокойнее добавила: – Они были бы героями, если бы выжили и не бросили свои семьи. А так – нет в их гибели ничего героического. Безрассудная, глупая смерть.  Не зная, что ответить, я неопределённо пожала плечами. С одной стороны, в чём-то астроном права – если подумать, то в действиях прошлых мужей нет подвига. С другой – и обвинять без серьёзной причины тех, кто отдал свою жизнь, лично у меня язык не поворачивается. Ведь неизвестно, как конкретно и в каких обстоятельствах произошла встреча с троллями. Хотя всё равно, если был хоть малейший шанс выжить... Своей гибелью они не облегчили жизнь другим людям, а только усложнили. Но что толку думать о прошлом, ведь всё равно погибшие уже заплатили за ошибку своими жизнями...  Хотя прямо я не поддержала Юлю, но теперь, поняв, что ею движет, тоже старалась проследить, чтобы Света с Вероникой пореже вспоминали настоящих отцов своих детей. Теперь у них есть Маркус. И хотя не стоит говорить о погибших плохо, на пьедестал возводить тоже нельзя. Они остались в прошлом, а его не следует ворошить без особой нужды.  Фигурки из местной глины, которые стояли в тени, за это время так и не высохли полностью, оставаясь достаточно влажными, чтобы сохранить пластичность. Даже когда Маркус разложил фигурки под горячие солнечно-лунные лучи, это не помогло. Точнее говоря, реакция была, но странная. На жаре самый верхний тонкий слой подсох и как будто чуть распушился, в результате чего поделки из глины стали легче скатываться с наклонной поверхности и на ощупь казались чуть шелковистыми. А стоило убрать фигурки в тень, как через четверть часа «глина» снова становилась слегка влажной и пушистость пропадала. После целой серии опытов физик заявил, что пока для полного высушивания нашёл только один способ – нагревание, причём достаточно сильное. Но при нём фигурка уже не сохраняла форму, а рассыпалась в пыль. Ради интереса физик собрал получившийся порошок в отдельную сухую плошку, поставил в тень, и меньше чем через полдня он снова превратился в слегка влажную глину (судя по всему, впитав водяной пар из воздуха).  – Мне вот что интересно, – прокомментировал результат Маркус. – Ладно здесь, рядом река и влажность воздуха достаточно высокая, но сохранит ли эта субстанция аналогичные свойства в сухой атмосфере? И, если нет, то какая минимальная влажность нужна, чтобы пыль смогла превратиться в глину?  Но для проведения подобных исследований не оказалось подходящего оборудования и условий, поэтому мужчины отложили их на неопределённое срок, пока не появится возможность.  – А ведь, если подумать, эта «глина» – в каком-то плане очень ценна, – напоследок поделилась с нами Вероника. – Особенно, если растения из неё воду смогут извлекать – никакого полива не нужно будет.  Во время остановок я пару раз обращала внимание на Марка. Вроде бы уже давно находимся в пределах видимости друг друга, но за это время у меня так и не появилось к нему, как к представителю противоположного пола, интереса – только как к сородичу. Может, всё дело во внешности? Марк намного крупнее даже самых больших мужчин лесных людей: сантиметров на восемьдесят выше и чуть ли не в два раза шире в плечах. А если учесть длинные, до колен, руки с большими кистями, густую серебристо-каштановую шерсть-гриву на голове и плечах, поросший такой же длинной шерстью равнобедренный треугольник на спине, спускающийся вершиной к короткому мохнатому хвосту, несколько вытянутые вперёд челюсти и стиль передвижения – не человеческий, а обезьяний – создаётся образ гориллы-переростка или действительно какого-то полуобращённого оборотня. Такое существо трудно представить в виде мужа или героя-любовника.  Я грустно усмехнулась. Уж кому-кому, а мне-то как раз не стоило бы придавать его внешности столько внимания – сама не намного лучше. Разве что волосы вместо гривы, на теле шерсти нет, челюсти вперёд не вытянуты, да размер гораздо меньше. Даже если на цыпочки встану, всё равно ниже всех взрослых людей в караване, не говоря уж о Марке – тот, по сравнению со мной, вообще гигант. Но всё равно – больше похожа на лысую четырёхрукую обезьяну, чем на человека. Недаром учёные настаивали на том, чтобы назвать мой вид зверолюдьми. Мы на самом деле слишком сильно отличаемся от остальных.  Но всё равно, даже несмотря на отсутствие полового интереса к Марку, он остается единственным моим сородичем в караване. И единственной возможной парой. Ни у него, ни у меня нет других вариантов (кроме как остаться холостыми), если, разумеется, мы не встретим других зверолюдей. Думаю, Марк тоже прекрасно понимает, что выбор невелик. Ведь у него сложились очень неплохие отношения и с царем, и с его людьми – он вполне мог задержаться с большим караваном. Даже с учётом некоторого числа агрессоров – мог. На такого монстра нападать не станут – не дураки.  Марк о чём-то весело разговаривал с людьми с плота-общаги, на котором поселился. Засмеялся и, зачерпнув горстью воды из реки, брызнул на собеседницу. Стало грустно. Марк ко мне тоже никакого сексуального интереса не испытывает. Может, так происходит как раз потому, что мы оба слишком не похожи на людей Земли? Хотя нет. Марк сам признался Дету, что его влекло к погибшей знакомой оборотнице. А ведь она была такая же мелкая и отличалась от землянки не меньше меня. Значит причина не в этом. Впрочем, мало толку переживать из-за такой ерунды. Нас никто не гонит, не толкает друг к другу, так что и беспокоиться не стоит. Время покажет, сложится или нет. А спешить не следует.  – Хочешь сойтись с ним поближе? – негромко поинтересовался подошедший Дет.  Я вздохнула и отвернулась:  – Даже не знаю.  С подозрением взглянула на лидера нашей группы, но в его серых глазах не промелькнуло даже тени насмешки или неодобрения. Хотя, раз на Земле он был профессиональным психиатром, то наверняка мог хорошо контролировать эмоции. Думаю, что и здесь умеет не хуже. Но, с другой стороны, мне нечего стыдиться. Да и нет причин бояться насмешек.  – Опасаюсь, но одновременно понимаю, что подобных мне слишком мало и надо бы держаться друг друга, – добавила я в ответ на невысказанный вопрос блондина.  – Да, в чём-то ты права, – согласился он. – Кстати, ты думала над тем, старым вопросом? Он ведь всё ещё остаётся актуальным и будет таким как минимум несколько лет.  У меня не возникло даже малейших сомнений насчёт того, что имеет в виду Дет. Тем более, что к поднятому им вопросу о том, есть ли у меня глобальные цели, мысленно возвращалась много раз.  – Думала и часто.  – Нашла ответ? Если не хочешь, то можешь не озвучивать, просто скажи «да» или «нет», – добавил лидер.  – Да, хотя и не уверена, что ответ полный. И что он не изменится со временем.  – Хорошо, – блондин слегка склонил голову. – Не буду настаивать на том, чтобы ты сообщила мне, но на всякий случай посоветую учесть, что зверолюдей только двое.  – Учту, – раздражённо отрезала я и отправилась собрать траву на подстилку.  Вот не понимаю, зачем лидер пытается указать на без того очевидное? Неужели считает такой дурой? Набрав большую охапку свежего сена, потащила его к плоту. По пути пару раз останавливалась, чтобы передохнуть. Другие люди тоже уже возвращались с добычи, начиная потихоньку готовить плоты к отплытию. С тех пор, как мы расстались с царским караваном, установилась очень комфортная, спокойная обстановка (скорее всего из-за того, что теперь продуктов с лихвой хватало на всех). Но теперь, задумавшись о неприятном, я смотрела на других людей внимательнее и, уже в конце пути, случайно встретилась с полным недоверия взглядом одной из проходящих мимо женщин. По спине пробежал зябкий холодок, и сразу стало понятно, что имел в виду Дет.  После того, как караван вернулся на середину реки, я поднялась к себе. Лидер оказался прав: я слишком расслабилась и с готовностью откинула тяжёлые мысли. Думая о будущем, нельзя забывать и о прошлом. А в нём одни представители моего вида занимались грабежом, а другие – воевали на стороне троллей. За редким исключением, люди из каравана не видели ничего хорошего от зверолюдей. Да, они разрешили мне сплавляться с ними, приняли Марка и не поставили нам в вину ни наше прошлое, ни поступки наших собратьев. Но это не значит, что об этих деяниях забыли. А следовательно – стоит мне или Марку оступиться, как хрупкий мир может рухнуть. В идеале надо не просто сохранить равновесие, а заслужить уважение и вернуть доверие к нашему виду. Но возможно ли такое без демонстративной работы на публику, выпячивания своей полезности и преувеличения положительных черт? Вряд ли. А разводить рекламу я не хочу. Пытаться показать себя лучше, чем есть на самом деле – тупиковый путь. Даже если в начале он даст положительный результат, то потом, рано или поздно, правда всё равно раскроется и тогда доверия уже не будет. Нет, это не выход. Лучше оставаться такой, как есть – настоящей. И не лгать ни себе, ни другим. По крайней мере, постараться не лгать. Такой путь медленней и не факт, что даст положительный результат, но он же поможет удержаться на ногах и уменьшит шанс скатиться вниз. В конце концов, не только у меня есть тёмные тайны. Одни убивали, другие (Росс, а может и кто ещё) промышляли людоедством. На крайний случай всегда останется ещё один вариант: уйти от людей и пытаться построить что-то самой. Но его буду использовать, только если не найду другого выхода.