Текст книги "Поиск пристанища (СИ)"

Автор книги: Софья Непейвода

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

131 – 132-е сутки. Река – джунгли

Во время завтрака Росс с удовольствием обсосал рыбью кость, почесал грудь и, потянувшись за добавкой, предложил:  – Всё-таки стоит провериться на глистов.  От неожиданной темы разговора Вера со Светой закашлялись. Зеленокожий хищно улыбнулся, слегка прищурив ядовито-жёлтые глаза и откровенно наслаждаясь реакцией на провокацию. Подождал наших комментариев, но уже вскоре, поняв, что никто не собирается поддерживать тему, облизнул жир с пальцев, пригладил бороду и продолжил:  – Я это к чему: мы здесь уже давно, гигиена не на высоте, часто едим продукты немытыми, даже мясо сырым через раз потребляем. Наверняка в нас уже целый зоопарк живет, интересно же посмотреть на экспонаты.  Этой фразой хирург опять заслужил возмущённые взгляды женщин, отчего снова расплылся в довольной улыбке.  – Росс, давай чуть позже, а? – расплескав от смеха травяной отвар, предложил Илья, и зеленокожий неохотно согласился.  После окончания завтрака Росс пристал к Наде с просьбой дать попользоваться микроскопом и, получив разрешение, радостно вытащил его под солнце.  – Кто первый? – естественно, желающих не нашлось. – Ну и зря, – обиделся зеленокожий. – Тогда я сам первым буду.  Занимаясь своими делами, я периодически поглядывала на хирурга. А он не терял времени даром. Сделав мазок, с интересом первооткрывателя разглядывал его под увеличением. Похоже, увиденное вначале шокировало исследователя, но вскоре Росс взял себя в руки, и на его лицо вернулась обычное, разве что немного более хищное, выражение. Он то и дело косился на нас и злорадно хмыкал. Ну и как тут можно остаться безразличной?  – Что-то интересное? – не выдержала я.  – Принеси свой образец для сравнения и посмотришь, – ехидно предложил он.  Подумав, я согласилась, в глубине души надеясь, что естественный репеллент, защищающий мой вид от укусов насекомых, а также других агрессоров, работает не только на коже, и глистов у меня практически нет. Но, присоединившись к зеленокожему и изучив оба мазка, не смогла сдержать вздоха изумления, смешанного со страхом. Внутри нас обоих жил целый зоопарк, в этом Росс оказался прав. Даже если две трети оригинальных подозрительных вкраплений посчитать случайными, то, как минимум, семь (у Росса) и пять (у меня) видов червеобразной местной фауны чувствуют себя внутри наших организмов вполне комфортно. В этом не возникает никаких сомнений, ведь в кале хорошо видны не только яйца глист, но и большей частью очень мелкие, до миллиметра длиной, черви. Внимательное сравнение образцов показало, что ни один из видов этого типа у нас с Россом не пересекается; и у него, и у меня внутри живут как плоские, так и круглые и даже кольчатые представители червеобразной фауны. Кстати, у зеленокожего одним из поселившихся видов оказался тот самый, который послужил причиной непроходимости кишечника у Таля и Кесаря. В мазке обнаружилась единственная небольшая особь опасного типа: тонкая, как волос, беловатая, почти в два сантиметра длиной. Я украдкой взглянула на зеленокожего. Вроде бы такой же крепкий и, как и раньше, больше остальных учёных похожий на пещерного человека: высокий, широкий в плечах, зеленовато-жёлтая борода и волосы растрепались и немного напоминают гриву. Попахивает мужским потом, но ароматов болезни нет, да и живот не увеличен. Аппетит хороший, поведение бодрое и задиристое, как обычно – в общем, очень даже здоровым выглядит. Ладно, понадеюсь на то, что пока внешних симптомов непроходимости нет, а значит – беспокоиться рано.  Отвернувшись от Росса, я вновь склонилась над окуляром. Кроме червей, удалось разглядеть что-то похожее на мелких земных ракообразных, подозрительные слегка шевелящиеся сферические образования и, конечно же, многочисленных одноклеточных, причём если в пробе зеленокожего общее количество живности являлось ещё приемлемым, то в моем кале она прямо-таки кишела.  – Вот оно как, сыроедением заниматься, – не удержался от шпильки Росс.  – У самого не намного лучше, – не осталась в долгу я.  – Не скажи, всё-таки не настолько запущено. Кроме того, я тоже, мягко говоря, не всегда правила гигиены соблюдал... – откровенно признался хирург.  Вскоре к нам присоединилась Надя, но её выдержки хватило ненадолго, и, поморщившись, терапевт вернулась к своему ребёнку. После неё желание посмотреть наши отходы жизнедеятельности под увеличением выразил Игорь, потом Сева.  – Надо срочно потравить всю эту гадость! – решительно заявил последний. – А то нас заживо сожрут.  – Не факт. Вдруг часть из них не паразиты, а симбионты, так сказать, микрофлора и микрофауна кишечника, – неуверенно предположила я.  А собственно, почему бы и нет? Мы же уже не представители Homo sapiens и почти ничего не знаем о своих новых телах.  – Ага, – Сева посмотрел на меня, как на идиотку. – Ты хоть чуть-чуть соображаешь? Глистов и этих... клещей симбионтами называть.  Его категорический тон вызвал неприятие и даже гнев:  – Почему нет? Гипотетически такое вполне возможно.  – Потому, что это очевидно!  – Не очевидно! Вот то, что ты себя отравишь раньше, чем глистов – это очевидно!  Мы стояли и буравили друг друга яростными взглядами, но через некоторое время я взяла себя в руки и снисходительно пожала плечами:  – Ладно, что с тебя взять, ты же не биолог.  Раздражённо почесав грудь, Сева открыл рот, чтобы возразить, но не успел.  – Сева, ты нормально себя чувствуешь? – озабоченно поинтересовалась Надя.  – Прекрасно чувствую, а что? – слегка остыв, удивился он.  – А ты, Росс?  – Вроде да, – зеленокожий задумчиво прислушался к ощущениям.  – У вас грудь не болит?  – Нет, только чешется, – хором ответили парни и поражённо замолчали.  – У меня тоже, – встревожено заметил Игорь, потерев кожу рядом с соском.  Быстро выяснилось, что ни одного мужчину на нашем плоту эта напасть не обошла стороной. А вот у женщин подобных симптомов не наблюдалось. Испугавшись, что раздражение кожи может оказаться первым признаком какой-то нехорошей болезни, мы с Надей и Россом приступили к осмотру возможных пациентов.  Ближе к полудню первые симптомы стали более заметны, а к вечеру окончательно оформились. Кожа в области груди мужчин слегка покраснела, молочные железы увеличились в размерах, соски набухли. У зеленокожего эти симптомы проявились несколько больше, чем у остальных представителей сильного пола. Я сосредоточенно наморщила лоб, осторожно ощупывая поражённую неизвестной болезнью область. Что-то мне это напоминает, но вот что?  – Это, конечно, верх нетактичности и циничности – делать такое предположение, – задумчиво потянула Надя, в очередной раз осматривая напуганного Игоря. – Но, если бы вы не были мужчинами, я бы сказала...  Я застыла, поражённая догадкой, а Росс захохотал так, что терапевт вздрогнула и замолчала, с укором глядя на зеленокожего.  – Прелестно, просто прелестно! – Росс сел, вытирая слезы, выступившие от смеха. – Мужчины... – не договорив, зеленокожий снова нервно захохотал, не в силах перебороть себя. – Мужчины...  Я посмотрела на красную, как рак, Надю и, не сдержавшись, хихикнула.  – Что вы ржёте, как лошади?! – возмутился Сева.  – Да, может, посвятите нас, неразумных? – присоединился к нему Игорь.  – Минутку, – отсмеявшись, Росс решительно сдавил свою грудь, и оттуда брызнула тонкая белая струйка.  Такой намёк поняли все. Большинство мужчин просто побледнели, но Сева не захотел признавать очевидное:  – Чушь! У мужчин не бывает молока!  – У человеческих мужчин, – поправила я.  – А мы и есть люди! – упрямо сверкнул фиолетовыми глазами инженер.  Уверенное заявление вызвало новый приступ смеха у зеленокожего.  – Мы – люди, но не Homo sapiens, – мягко заметила Надя.  – Нет! Не может быть! – Сева сжал кулаки и резко развернувшись, ушёл от нас на другую сторону плота.  Остальные тоже устроились подальше друг от друга (насколько это возможно на ограниченном пространстве). Такие новости лучше всего переносить в одиночку. Даже Росс как-то резко успокоился и стал очень серьёзным, чуть ли не хмурым.  – Интересно, почему молоко появилось именно сейчас? – сочувственно поглядев на переживающих мужчин, тихо спросила я Надю. – Если подумать, дети на плоту уже довольно давно.  – Ну, может быть, для того, чтобы гормоны подействовали, нужно время, – пожала плечами терапевт. – Хотя нет, тогда бы вряд ли у всех одновременно возникло: первыми пострадали бы те, кто больше с детьми контактировали...  – Может, оттого что вчера появился первый нормальный чистокровный ребёнок? – подумав, предположила я.  – Не исключено, – улыбнувшись, счастливая мать подошла к сыну. – Но почему мы до сих пор ничего не слышали ни о чём подобном?  Причина выяснилась на ближайшей же остановке. Подойдя к одной из общаг, мы с Надей поинтересовались, не происходило ли чего-нибудь странного с мужчинами после появления детей. Ответом послужил дружный смех. Впрочем, если присмотреться, то и такого доказательства не требовалось, ведь не все оставили длинные, скрывающие набухшую грудь бороды. Так что винить в отсутствии информации некого, кроме самих себя. Будь мы чуть внимательнее и занимаясь на кратких привалах не только сбором хвороста и пищи, уже давно заметили бы необычное изменение мужских организмов.  – Ну, наконец-то и вы влились в общество кормящих пап, – поздравил Ясон. – Только тссс... Некоторые ещё не испытали на себе радость отцовства, не стоит им пока рассказывать.  – Ах вы, жулики, – улыбнулась я.  Однако отнюдь не все мужчины оказались способны спокойно воспринимать эту особенность своего организма. Пытаясь избавиться от «пагубного» влияния вида или, скорее, запаха маленьких детей, они организовали группу, которая избегала общаться с матерями и даже сплавлялась на отдельном плоту. К моему удивлению, таких принципиальных набралось немного, меньше двух десятков. Честно говоря, посмотрев на реакцию наших мужчин, я думала, что отделившихся окажется как минимум треть. Узнав об этой группе, Дет с Севой дружно решили перебраться к ним.  – Это только временно, – пояснил наш лидер.  – Просто мы мужчины, а мужчины не должны кормить детей своим молоком, – добавил Сева.  – Земные мужчины, – тихо поправила я, глядя в спину удаляющимся парням.  Подавив вздох, вернулась к своим. Ужасно, если группа развалится из-за такого пустяка. Хотя это для меня пустяк, а для них... Похоже, керели не потрудились подготовить мужскую психику к лактации. Впрочем, если они не собираются вечно бегать от других людей, то им придётся смириться. Смирилась же я со своей необычностью.  – Думаю, они вернутся, – как будто в подтверждение моим мыслям сказал Илья. – Просто надо время, чтобы привыкнуть.  – Полагаю, ты прав. Надо подождать, – кивнула я.  Вера тоже согласилась, но всё равно, то и дело начинала искать взглядом небольшой и не слишком качественный плот решивших отделиться мужчин. А жены Дета и вовсе затосковали.  – Девочки, ну что вы так огорчаетесь? – попытался отвлечь их Маркус. – Ведь у вас остались мы!  Слова физика не разошлись с делом. Он и раньше никогда не упускал возможности высказать комплимент или подарить приятное внимание: помочь донести добычу, набрать воды или разломать хворост, а теперь и вовсе как с цепи сорвался. Казалось бы, две высказывающие ревность жены должны были бы слегка остудить пыл огненно-рыжего зеленоглазого ловеласа, но нет – энергии физика хватило и не обидеть своих женщин, и поухаживать за чужими. К чести Маркуса, он не высказывал пошлых намёков и не позволял себе лишнего, но всё равно некоторые комментарии вгоняли в краску, балансируя на самой грани дозволенного.  Иногда мне начинало казаться, что ему безразлично, как выглядит женщина: он с одинаковой лёгкостью находил приятные слова для высоких и низких, стройных и полных и даже находящихся на сносях. Независимо ни от чего, Маркус умудрялся сделать так, чтобы каждая почувствовала себя желанной и красивой. Его поведение смущало, но очень поднимало настроение. Но только сейчас, наблюдая за резко повысившейся активностью физика, я поняла, почему Света и Вероника так легко примирились с существованием друг друга – одной жене за таким ловеласом уследить бы точно не удалось.  Да и сейчас не факт, что у инженера любимую не сманит – вон как старается. Жены физика тоже сели рядом, и я невольно сравнила их с возможной конкуренткой. Если судить откровенно, по внешности Вера однозначно выигрывала у Вероники и даже могла поспорить со Светой. Одновременно она прекрасно вписалась бы в гарем Маркуса, не выбиваясь, а лишь дополнив его в качестве фигуристой, чуть полноватой блондинки. В отличие от жён физика: строгой, аристократичной Светы и слегка угловатой, как подросток, Вероники, Вера производила впечатление слабой и наивной – таких мужчины любят защищать и лелеять. И неважно, что под нежной оболочкой скрывается сильная женщина, тем более, что она ни разу не стремилась прямо диктовать свои условия, предпочитая мягко направлять действия представителей сильного пола в нужную ей сторону.  Стараниями физика уже через пару часов Вера перестала переживать, что её красавец муж покинул плот, и вместе с остальными весело посмеивалась над заигрыванием Маркуса. Но всё равно, ни единым жестом не дала ему повода зайти дальше обычного. Честно говоря, этим она меня очень порадовала – если на плоту начнутся серьёзные семейные ссоры, то они сильно подпортят жизнь даже тем, кто не является их причиной.  А вот жён Дета Маркусу так и не удалось отвлечь: они остались встревоженными и огорчёнными. Даже засиживаться с нами не стали, поспешив уйти наверх, отдыхать.  – Такие красивые девушки – и такие грустные, – пожаловался нам физик. – Неправильно это, настолько из-за какого-то мужчины переживать. Тем более, что ничего страшного с ним не случилось. Перебесится и вернётся.  – Да ладно тебе, – легкомысленно отмахнулась я. – Они недалёкие и так сильно влюблены в своего мужа, что для них Дет – царь и бог. Вот и не обращают на тебя внимания.  – Всё равно любой девушке доброе слово приятно, – упрямо возразил Маркус. – Ладно, идём в морской бой сыграем, что ли? – добавил он, обращаясь в Вере.  – Идём, – легко согласилась та, предварительно переглянувшись с жёнами физика и дождавшись их одобрительного кивка.  – Не боитесь, что роман закрутит? – чуть позже поинтересовалась я у Светы.  – Нет, – улыбнулась та. – У Веры всё слишком серьёзно с Севой, чтобы она начала смотреть на сторону. Да и наш не дурак и не подлец, так друга подставлять не станет.  Я кивнула и посмотрела в сторону плота принципиальных мужчин. Глупо это – пытаться идти против своей природы, даже если она преподносит неприятные сюрпризы. Да и лактация – ещё не самое страшное. Ну, покормят детей – что в этом плохого? Зато и малыши гораздо сильнее к папам привяжутся.  Всё-таки они поступили не слишком хорошо. Ладно, Сева: его жена вполне самодостаточная, довольно сильная женщина и спокойно переждет придурь супруга. Но Дет поступил очень некрасиво – приручил и покинул. Даже несмотря на нелестное мнение обо всех трёх его жёнах, мне было их жаль. Ну, глупые, и что? Он ведь сам их выбрал, своими ухаживаниями и заботой добившись того, что они даже не смотрят в сторону других мужчин. Причём, не только в качестве возможных любовников, а вообще не смотрят. Из-за этого им гораздо тяжелее перенести даже недолгую разлуку с любимым и единственным.  Впрочем, Илья прав. В данной ситуации мы можем только ждать, пока первый шок пройдёт, и мужчины примут неизбежное. Ведь из-за такой мелочи они не перестанут быть представителями сильного пола.

Вечер 132-х – 141-е сутки. Река – степь

Вечером наш караван совершил незапланированную остановку по причине того, что во время заката солнца стал заметен едва показавшийся на западе над горизонтом уже знакомый, огромный желто-зеленоватый диск, за который и село дневное светило. По поводу восхода гигантской луны решили устроить небольшой праздник: высадились на берег, разожгли костры и удобно расселись или разлеглись вокруг, перекусывая и беседуя, обсуждая события, случившиеся после разделения с царскими людьми. Я узнала, что в первые несколько дней не обошлось без эксцессов: произошли две кражи и одно нападение; к счастью, жертва агрессоров выжила, а случайные свидетели оказались смелыми и принципиальными личностями, в результате чего всех преступников казнили. Причём однажды вор присвоил не такую уж ценную вещь, всего лишь корзину, но установленные свободными законы не рассматривают насколько велик убыток, а только фиксируют сам факт нарушения закона. После того, как все пятеро преступников понесли наказание, больше никто не решился нарушать общие правила, и новых проблем не возникало: то ли преступники убедились, что законы по-прежнему действуют, то ли людей такого склада просто не осталось.  Совершенно неожиданным событием оказалось то, что в этот же вечер Сева вернулся к нам на плот. Он сообщил о своём решении резковато, деловым тоном, после чего сразу же заявил:  – Мы должны дать нормальные названия нашим расам... ну, то есть нашим видам. Нормальные, научные названия.  – А чем тебе «люди» не нравятся? – удивился Игорь.  – Какое право мы имеем называть себя «людьми», а их, – инженер указал на меня, – «оборотнями»?! Какое право мы имеем называть «троллей» – «троллями», если сами являемся людьми не больше, чем они? Нет уж, давайте называть вещи своими именами. Или «людьми» являются все наши виды, или – никто! С нашей стороны будет верхом двуличности лишать права на принадлежность к человеческому роду тех, кто от него не дальше... или, точнее, настолько же далёк, как и мы сами. Так не может продолжаться. Мы все люди! Все, без исключения!  Эмоциональная речь Севы вызвала у меня благодарную улыбку. Хотя, в своё время, мне и пришлось смириться с общепринятым названием «оборотни», тем не менее, оно до сих пор вызывало внутреннее недовольство.  – Спасибо, – я вздохнула. – Но всех не переделать.  – Всех и не надо, – решительно возразил инженер. – Но нашу группу – вполне возможно. Хотя бы латинские термины ввести – «Homo какой-нибудь-там».  – Не пойдет, – возразила я. – Мы слишком сильно различаемся. Настолько, что, по-моему, относимся как минимум к разным родам, так что родовое название тоже должно быть разным.  Сева смерил меня яростным взглядом:  – Только из-за того, что мы биологически далеки друг от друга, ты готова лишить кого-то права называться человеком?  – Нет, но... – я замолчала, не в силах придумать достойного аргумента. Ну, правда, не говорить же теперь, что в биологии так не принято.  – А почему бы и нет, – поддержал идею инженера Игорь. – Что в этом такого страшного?  – В крайнем случае, можно дать сложное, двойное, родовое название каждому из наших видов, – развила мысль Надя. – Тогда и «человек» в каждом названии будет присутствовать, и люди путаться не начнут.  – Ну, не знаю, – недовольно, но не очень уверенно, пробурчала я. – Всё равно простое родовое название лучше.  Несмотря на возражение, в глубине души я понимала, что в любом другом случае кто-то останется обиженным.  Большинство остальных учёных высказались за двойную терминологию, после чего приступили к её обсуждению. Спор затянулся на несколько часов. В результате мы приняли решение троллям и их здоровым сородичам присвоить уже высказанное каким-то активистом и распространившееся в сети название «Homo alterus» – человек изменённый (автор термина не подозревал, что на планете не один, а три разумных вида и, соответственно, имел в виду всех переселённых). Больше других за то, чтобы назвать троллей «изменёнными», ратовали мы с Ильей, а Росс, Маркус и Сева активно возражали, желая, чтобы данный вариант достался их виду. После долгих споров «людей» назвали Homo oculeus. Идею подал Росс, вспомнив, что у его вида в лобной части, между полушариями мозга выступает округлое образование, по форме отдалённо напоминающее глаз. А вот на дословный перевод никто не согласился, в результате бытовым русским (а, точнее, керельским) термином назначили – «человек лесной». Я яростно отстояла право на красивое латинское название своего вида – Homo nebulosus – человек туманный, но вот на бытовое запала уже не хватило, в результате «перевод» звучал гораздо примитивнее и даже немного обидно – зверочеловек.  После того, как мы определились с терминологией, всё вернулось на круги своя, даже Игорь продолжал говорить о моем виде, как об оборотнях, и лишь Сева непреклонно соблюдал установленные им самим правила. Причём, когда он говорил о каком-то конкретном виде, то использовал латинское название, а в других случаях отзывался обо всех одинаково, как о людях. Мало того, в разговоре инженер пытался и других приучить к этим терминам, но, быстро убедившись в бесплодности увещеваний, начал делать вид, что не понимает о ком речь, стоило кому-то сказать про оборотня или тролля.  Вообще, после возвращения поведение инженера кардинально изменилось. Проснувшись, он разворачивал бурную деятельность: добровольно ломал хворост для костра, сделал два стеллажа и низкий столик на второй этаж; набрав на привале лозы, учился плести корзины; что-то старательно вырезал из дерева и бамбука и даже затеял ремонт крыши, хотя, на мой взгляд, она в этом ещё не нуждалась. Выбившись из сил, Сева смывал пот водой из плошки (купаться в реке он не рисковал, чтобы не стать добычей пираний) и отправлялся на заслуженный отдых. Инженер уставал настолько, что иногда с трудом добирался до своей постели. Но несмотря на это, как только у него появлялись хоть немного сил, всё начиналось сначала. Наконец, через три дня, за завтраком он торжественно объявил:  – А у меня молоко пропало! – и взглядом призвал оценить его достижение.  – Поздравляю, – неуверенно сказала я.  – Ты ради этого всё время вкалывал? – поразился Росс. – Да я лучше детей кормить буду, чем так надрываться!  Остальные промолчали, но на их лицах отразилось согласие с зеленокожим.  – Теперь всё как раньше будет? – с надеждой предположил Игорь.  – Почти, – улыбнулся Сева.  – Как думаешь, у него от того, что он надрывается, молоко пропало? – обеспокоенно спросила я Надю, когда мы остались наедине. – Он себе-то не навредит?  – Или от этого, или от стресса, – вздохнула собеседница. – Но его, похоже, не остановить.  И действительно, инженер продолжал вести очень активный образ жизни, начав даже в свободное время выполнять разные физические упражнения. Только через неделю Маркусу удалось вернуть Севу к исконному роду занятий посвящённых. Оказалось, что наш инженер очень увлекающийся и азартный человек: занимаясь тем, что его действительно интересовало, он легко забывал даже о сне и пище, так что приходилось каждый раз обращать внимание на то, что неплохо бы отдохнуть и перекусить, и в ответ выслушивать обиженные комментарии. Увлёкшись творческим заданием, Сева расслабился, и молоко вновь появилось, но инженер настолько погрузился в мир идей, что его это уже не взволновало.  Джунгли остались позади, теперь вокруг простиралось зелёное море травы, над которым изредка возвышались небольшие рощицы и отдельные деревья. Большую часть побережья покрывали заросли кустов, в том числе несколько видов с гибкими, хорошо подходящими для плетения прутьями. Папортошка в степной местности не росла, как, впрочем, и большинство других знакомых продуктов, зато мы каждый день обнаруживали что-то новое, так что в пищевом плане ситуация не ухудшилась. Непривычно яркий из-за отсутствия зелёной защиты свет наступающей «лунной ночи» причинял дискомфорт, поэтому многие сплавляющиеся на открытых плотах обзавелись шалашами или плетёными навесами.  Не знаю, как на самом деле, а по моим субъективным ощущениям животных меньше не стало. В высокой, мне по пояс, волнующейся под ветром сочной растительности паслись травоядные, порой сбиваясь в стада до сотни и более голов. Различная мелкая дичь: грызуны, животные, напоминающие кроликов, птицы и рептилии – обеспечивали нам богатый рацион. Однажды во время сплава удалось хорошо рассмотреть крупных, отдалённо напоминающих волков, хищников: более крупных, чем на Земле, чуть уже, с длинными ногами, вытянутым телом и зеленоватой шерстью. Пару раз издалека удалось понаблюдать, как они охотятся: небольшими стаями, загоняя добычу. Передвигались легконогие хищники элегантно и стремительно, могли развить очень высокую скорость, так что даже создавалось ощущение, что они почти летят над травой.  В отличие от джунглей, где камни встречались редко и те – сплошь обкатанные водой голыши, здесь попадались галечные пляжи, а порой даже удавалось найти отдельные валуны или крупные обломки с неровными краями. Хотя для меня это не имело почти никакого значения, но некоторые люди из каравана наверняка порадовались: ведь такие камни можно использовать в качестве какого-нибудь инструмента.  Надя и Юля очень близко к сердцу восприняли проблемы с питанием полукровок и вместе с нами искали подходящие подкормки. А однажды вечером астроном посетовала, что троллей в последнее время по берегам не видно.  – Не понимаю, чему ты расстраиваешься, – не отрываясь от компьютера, передёрнул плечами Игорь и, взяв ветку, выгреб из костра непропёкшуюся ящерицу. – Наоборот, хоть их опасаться не приходится.  Юля дёрнула расчёску, вырывая у себя из рыжевато-каштановых волос небольшой колтун. Неодобрительно посмотрела, как математик на ощупь пытается развернуть широкий лист кувшинки, в котором готовилась рептилия, слегка обжигается и, всё так же уткнувшись в экран, остервенело трясёт рукой.  – Отложи компьютер и ешь нормально, – сказала астроном.  – Потом, – отмахнулся Игорь, наконец избавив ящерицу от оболочки, и с хрустом вгрызся в её хвост, роняя пепел и крошки на клавиатуру.  – Нет, так не пойдёт, – астроном отложила гребень, встала и, укоризненно нависнув над математиком всем своим высоким дородным телом, осторожно, но решительно отобрала ноутбук. Сдула с него мусор, закрыла и отставила в сторону.  – Несмотря на то, что Дет позволил тебе распоряжаться компьютером, это наша общественная собственность, – строго сказала она. – И ты, как и остальные, должен его беречь.  Игорь сначала попытался что-то возразить, но потом опомнился и виновато кивнул:  – Прости, слишком увлёкся.  – Главное, учти на будущее, – весело сверкнула зелёными глазами Юля. – А изредка у всех бывает.  Математик снова захрустел ящерицей, а потом удивлённо вскинул голову.  – Погоди, а правда, почему ты вдруг жалеешь, что троллей тут нет?  Я рассмеялась – до него, похоже, только сейчас дошла странность фразы астронома.  – Игорь, никто тебя не слышит, – резко вклинился в разговор Сева. – Что ты сказал?  Математик с преувеличенным горем закатил глаза.  – Спрашиваю, почему вдруг сожаления об отсутствии людей изменённых, – поправился он, чтобы не ссориться с инженером.  – Всё просто, – добродушно улыбнулась Юля. – Если бы здесь водились тро... люди изменённые, и у них уже были бы дети, мы бы с Ильёй попытались достать образец их молока. Вдруг так удастся определить чего не хватает полукровкам.  Подавившись смешком, я поражённо замерла. Впрочем, подобная реакция была не только у меня, а почти у всех на нашем плоту.  – Это шутка? – с непонятной надеждой спросила Надя.  – Юля права, – серьёзно кивнул Илья. – Если увидим Homo alterus, то надо задержаться, пока я не схожу за их молоком. Но ты, – добавил химик, обращаясь к жене, – со мной не пойдешь.  – Народ, а вы не дурите? – с сомнением потянул Дет. – Я понимаю, что вы знаете некий способ защититься от нападения изменённых. Даже допускаю, что он срабатывает почти всегда. Но неужели вы верите, что больные женщины так просто подпустят вас к своей груди?  – Почему нет? – спокойно посмотрела в глаза лидеру Юля. – Да, думаю, что подпустят.  Я молча переводила взгляд то на химика, то на его жену. Если внешность Ильи ещё позволяла предположить нечто подобное, то астроном казалась слишком простодушной и даже простоватой. Ан нет, в тихом омуте вон какие тайны скрываются...  Даже Дет стушевался перед непоколебимой уверенностью этой пары и больше не возражал против вылазки. А вот у меня, несмотря ни на что, оставались сомнения. К счастью, троллей мы так ни разу и не встретили, поэтому Юле с Ильёй рисковать не пришлось.  Пока химик следил за берегом в надежде увидеть врагов, из-за которых собственно и затеяли сплав, мы пытались решить проблему другими способами. И, в конце концов, после недели неудач, всё-таки смогли обнаружить, чего не хватает в нашем молоке полукровкам – сахаров. Регулярно подкармливая сиропом из сладких ягод или фруктов, когда их удавалось найти, мы добились того, что дети перестали слабеть. Спали они по-прежнему мало, впрочем, этим отличались все полукровки, которых матери решили оставить в живых. По молчаливой договорённости мы с Лилей часто клали их рядом, и они с интересом наблюдали за повседневной жизнью на плоту. Почти не капризничая, два мальчика быстро заслужили симпатию всех мужчин, Игорь даже выразил готовность участвовать в уходе за полукровками и кормить своим молоком, чем и занимался иногда, если мы хотели отдохнуть. Его помощь очень меня порадовала, потому что по мере того, как к Диме возвращались силы, увеличивался его аппетит, и я начала опасаться, что молока на двоих у меня всё же не хватит.  Вера, Вероника и Света за это время разродились здоровыми чистокровными девочками. Удивительно, но дочь Вероники, в отличие от чернокожей рыжеволосой и оранжевоглазой матери, оказалась очень светленькой, с нежно-розовой кожей и льняными волосами. Цвет глаз пока не определился, они оставались голубовато-молочными, но и без этого понятно, что девочка получилась не в мать и не в отца. Слишком светленькая и без малейших признаков рыжего в волосах.  – Ничего удивительного, – улыбнулась агроном, заметив моё недоумение. – Её отец был светлым.  – А разве?.. – я подняла взгляд на мужа Вероники и осеклась, поняв, что могу спровоцировать ссору.  Маркус рассмеялся:  – Нет, моя огненная не подгуляла на стороне. Мы с ней познакомились, когда она была уже беременна.  – Прошлого мужа убили тролли, – пояснила агроном.  – И моего тоже, – неожиданно грустно добавила Света. – Они пытались задержать этих монстров, пока мы с Вероникой убегали. Спасли нас ценой своих жизней.  Понимающе вздохнув, я замерла, краем глаза заметив на лице прислушивающейся к разговору Юли неподдельное сожаление и что-то ещё... Неодобрение? Обвинение? Взглянула внимательнее, но теперь мимика астронома не выражала ничего, кроме сочувствия.  – Отцы моих дочерей – герои, – завершил тему Маркус. – Но я тоже их отец. И ничуть не меньше, чем те, прошлые.  Чистокровные дети оказались гораздо капризнее полукровок, чуть что их не устраивало – начинались слезы и крики. Когда я находилась рядом, Рысь тоже могла покапризничать, но стоило её оставить одну – сразу затихала и засыпала. Честно говоря, иногда, сильно устав, я пользовалась этим приёмом, хотя обычно старалась не злоупотреблять и не лишать дочь материнского общества. На тринадцатый день жизни у Рыси открылись уши, а на пятнадцатый – глаза. В тот день она впервые подарила мне улыбку. Малышка по-прежнему большую часть времени спала, но в краткие периоды бодрствования начала ориентироваться, например, узнавать меня ещё до того, как я брала её на руки.  Греясь в лучах утреннего солнца, я наблюдала за зеленокожим, который всё ещё не отказался от идеи изучить наш внутренний животный мир, и размышляла. У Росса живет тот же вид червей, который минимум два раза вызвал серьёзное, угрожающее жизни заболевание. У других «людей» нашего плота – тоже. Можно предположить, что большинство сплавляющихся заражены этим паразитом. Тогда почему дней через двадцать после отплытия все, имеющие некоторые, не слишком сильные, признаки болезни, поправились? Да, кстати, и цитадельские тоже перед разделением уже выглядели гораздо здоровее, чем когда только присоединились к каравану. Почему сейчас среди окружающих меня людей нет больных? Факт, конечно, радостный, но он означает, что одних глистов недостаточно для возникновения непроходимости кишечника. И у цитадельских, и в том лагере, к которому я присоединилась, наблюдалась нехватка продуктов питания. Голод вызывает ослабление организма, оно – болезнь. Это хорошо сочетается с тем фактом, что в нашем лагере голодание не вступило в полную силу, тогда как цитадельские действительно серьёзно от него пострадали – соответственно, и больных у них оказалось больше. Стоп, не получается. Насколько я помню, в нашем лагере были отдельные группы, поражённые сильнее остальных, и посвящённые в них не входили! Зато болели почти все махаоны и ещё кто-то.  – Игорь, а ты случайно не знаешь, как махаоны жили до начала сплава?  – Нормально, а что?  – Нет, мне конкретно интересно: голодали ли, чем питались, какой лагерь устроили, болели ли...  – Да нет, они совсем не голодали, потому что рыболовы отменные. И лагерь хороший был, чистый... – я махнула рукой, показывая, что можно не продолжать.  Отменные рыболовы! Поскольку в лагере было не до разносолов, наверняка они питались преимущественно рыбой, как и цитадельские. И так же, как и цитадельские, страдали непроходимостью...  – Росс! – от моего вопля зеленокожий вздрогнул и, оторвавшись от микроскопа, одарил меня недовольным взглядом. – Ты когда-то говорил, что ещё раньше кого-то оперировал из-за непроходимости. Вы были знакомы?  – Да, и что?  Зеленокожему явно не хотелось вспоминать о своей первой, неудачной операции, но, воодушевлённая идеей, я не обратила внимания на его нежелание развивать тему.  – У меня такой вопрос: он случайно не отличался какими-то особыми пристрастиями в питании? – любую гипотезу лучше сначала подтвердить, а только потом высказывать.  – Да, был у него заскок: он почти растительной пищи не ел. Всё мясо да рыба, рыба да мясо... как только не надоело.  – Рыба! И махаоны, и цитадельские, и твой знакомый питались преимущественно рыбой! – радостно заявила я. – Так, может, дело не в глистах, а в рыбе? Или в несбалансированном питании. Ведь мы тоже рыбу едим и ничего, здоровы.  – Ну, знаешь, ты осторожней с выражениями, а то я вообще её есть перестану, – честно предупредила прислушивающаяся к нашему разговору Юля.  – Кстати, у меня есть идея насчёт репеллента, дурацкая, правда... – окрылённая успехом, начала я.  – И? – заинтересовался Игорь.  – Меня мухи не кусают. Если взять, например, немного моего пота и намазаться...  – Мне кажется, это не выход, – неодобрительно покачала головой Надя.  – А я согласен быть подопытным кроликом! – поддержал мою инициативу Игорь.  Собрав немного пота, математик размазал его по своей ноге. От кровососов мои выделения действительно помогли отлично, вот только сами вызвали сильную аллергическую реакцию: уже через час кожа на ноге Игоря воспалилась и покрылась многочисленными мелкими пузырьками с прозрачной жидкостью. И математик пожаловался на жжение в пострадавшей области и даже лёгкий озноб.  – Прости, я должна была думать раньше, что если мухи меня не едят, для этого должны быть весомые причины, – покаялась я.  – Я сам вызвался, – утешил меня Игорь. – Жаль, но этот вариант репеллента нам однозначно не подходит.  – Будем искать другие возможности, – закончила разговор Надя, обрабатывая ногу математика.