Текст книги "Грязная буйная штучка (СИ)"
Автор книги: София Калитина
Жанры:
Фемслеш
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)
Немного туда и сразу обратно.
Снова туда.
Снова обратно.
Входит.
С диким взглядом и приоткрытыми губами наблюдая за мной, она опять выходит.
Я начинаю стонать, опуская голову обратно на матрас и сжимаю зубы.
– Мне нравится видеть тебя такой нетерпеливой, – шепчет она, наклоняясь и целуя мою ключицу. – Хотя бы представляешь, как ты сейчас выглядишь? Сочащаяся влагой вокруг меня.
Она знает, что у меня нет слов, да она особо и не ждет моего ответа, просто медленно входит в меня, сантиметр за сантиметром, кружа большим пальцем вокруг клитора, бормоча:
– А-а-а-а-а… Не кончай.
Но когда она выходит, едва успевает вдохнуть, чтобы ворваться снова, и понимаю, что вот оно… началось. Это все она, её сильные толчки, её низкие животные звуки, что она издает при каждом движении. Её рука кружит по моему телу и удерживает меня, когда она трахает меня так жестко.
Я наслаждаюсь, как эта женщина говорит мне сдерживаться.
Подожди.
Не сейчас, Полина. Блять, даже не смей кончать без меня.
Я сказала, подожди. Я уже близко. Охуеть, совсем близко.
Она убирает пальцы за секунду до того, как я готова разлететься на части, с легкостью входит обратно и шепчет у моей шеи:
– Хочешь кончить?
И да, я хочу.
Хочу.
Пожалуйста, пожалуйста.
Я умоляю и понимаю, на моем втором, может быть, третьем «пожалуйста» – что ей очень нравится, я точно знаю – она снова звереет, и на крошечную, безумную долю секунды у меня откладывается в голове, что это нечто большее.
Я плотно сжимаю веки и снова проваливаюсь в те чувства, где не существует ничего, кроме Насти и ощущений, появившихся благодаря ей.
Ясные мысли исчезают так же быстро, как и появляются, и я снова кричу, когда она двигается во мне и врывается, раздвигая пальцы, пока я кончаю. Её ладонь хватает моё бедро и прижимает к себе, её губы на моем плече, а пальцы так глубоко, что я даже и не подозревала, что могу чувствовать себя настолько заполненной. Настя вздрагивает надо мной, её тело напрягается, и она стонет, прижавшись к моей коже. Я чувствую, как бьется её сердце – или это мое – и у меня нет слов. Я просто не знаю, где заканчивается она и начинаюсь я.
Я не уверена, кто из нас больше устал. Настя сделала все сама, двигалась на мне, во мне, толкая и притягивая меня, как ей хотелось, но все же я совершенно измождена. Мои ноги тяжелеют, кости, словно резиновые. Кажется, я могу проспать несколько дней.
Да, именно за этим я здесь.
В это время Настя развязывает мои запястья и потирает пальцем красные отметины.
– Это пройдет, – говорит она, внимательно изучая их, и я слышу сожаление в её голосе. – Наверное, через час.
Кивая, я закрываю глаза, считаю до десяти и встаю. Я начинаю одеваться, чувствуя её взгляд на себе.
– Господи, Полина, ну зачем так спешить? – её голос слабый и сонный. Небо на улице темно-лавандового оттенка после заката. – Леры допоздна не будет дома.
– Мне нужно… – я показываю в сторону дома.
Она кивает, наблюдая, как я одеваюсь, и кладет свою руку на кровать.
– Поль, тебе не стоит убегать, – она поднимается и садится. – Останься, позволь мне… Бля, ну не знаю. Приготовить тебе ванну или… Просто останься здесь. Это же было мощно. Правда же?
Да, так и было. Так мощно, что я начинаю пересматривать приведшие меня сюда причины. Как я понимаю, это желание от всего отключиться, и теперь не уверена, близость с Настей – это мой побег или более опасная моя навязчивая идея.
========== Настя ==========
Меняется сигнал светофора, я шагаю с тротуара и перехожу улицу в середине небольшой толпы. С прижатым к уху телефоном я слушаю, как мой брат Кирилл перечисляет, что нужно наладить на судне, до того как оно сможет покинуть док.
– А ты уверен насчет проводки? – спрашиваю я. Все внутри замирает, и мне нужно подтверждение. – Ты точно знаешь, что это проводка целиком, или ты посмотрел только в панели предохранителей?
Я слышу, как он вздыхает, и представляю, что сейчас снимает бейсболку и почесывает козырьком затылок. Сегодня вторник, и он все это время работает без выходных. Уверена, он разбит.
– Я сам проверял панель, пока Ден был в рубке. Мы заменили все старые предохранители, и каждый проклятый из них взорвался, как только мы переключили выключатели.
– Вот херня.
– Именно.
– И какой у нас план? – спрашиваю я, укрываясь под ярко-красным брезентовым тентом. Солнце сейчас активное, поэтому тротуары пустынные и практически без тени.
– Мне надо заменить несколько проводов, выяснить, как выбрать их из поврежденной линии. Думаю, это займет некоторое время.
– Господи. Мне нужно быть дома, а не в этой, блять, Калифорнии.
Прислонившись к стене ближайшего здания, я пытаюсь понять, как такое могло случиться. Есть чувство, что все навалилось разом в один год: сначала большая часть года с плохим уловом, потом нехватка денег и под конец эта гребаная Калифорния.
Но Кирилл так не думал.
– Так, стоп. Мы тут со всем справимся. А ты должна быть там, обдумывая следующий шаг. У нас были времена и похуже. Разберемся.
Я немного молчу, перед тем как задать вопрос, ответ на который так боюсь услышать:
– Ну и как долго?
Он выдыхает, и я практически слышу его подсчеты в уме.
– Мне нужно снять панель и вытащить ее из рулевой рубки, – говорит он. – Как минимум, пара дней.
Так, вроде неплохо, могло быть хуже. Я прикидываю, сколько мы потеряем по деньгам, если не выйдем в море.
– А двигатель ты проверил? – спрашиваю я.
– Первым делом, – отвечает он.
– И? Также? Хуже?
Он колеблется:
– Немного хуже.
– Вот блять. И как долго он продержится?
– Согласно отчету, как минимум шесть месяцев. Но это было полгода назад, Насть, и еще шесть месяцев до этого. Сейчас всего два процента осадка в заправляемом масле, в отличие от прошлого раза. Я бы сказал, что мы легко отделались в этом году. Скоро закончится сезон, и все будет хорошо. Мы справимся.
– Ладно, – отталкиваясь от здания, говорю я. Прохожу мимо несколько магазинов, ресторанов и небольших баров и теперь чем дальше я иду, тем больше тротуары заполняются народом. Солнце в Сан-Диего жарит неслабо, и я чувствую, как тепло просачивается сквозь мою черную футболку и ткань моих джинсов. Кирилл был прав, могло быть хуже. Еще рано нажимать на тревожную кнопку.
Тогда какого хрена я тут делаю?
– Ты готова к встрече? – спрашивает он, и в его голосе я слышу тревогу.
– А она нам точно нужна?
Его нервный смешок прорывается сквозь разговор.
– Насть, давай хотя бы рассмотрим этот вариант, хорошо?
– Я знаю, Кирюш. Но, блять, я мысленно с вами, – хотя я не была. Не особо. Я хочу, чтобы мой бизнес был таким же, как и раньше, и поступившее из Лос-Анджелеса предложение – это не вариант.
– И когда встреча? – спрашивает она, словно эта дата не отпечаталась у него в мозгу. Мы все ее помнили.
– На следующей неделе, – я опять останавливаюсь у здания, потирая руками лицо. – И какого хера я сюда приехала так рано? Я могла бы с вами чинить это дерьмо и…
Он стонет.
– Господи, да прекрати ты волноваться. Проведи немного времени со Светой и Лерой, повеселись. Ты еще помнишь, что такое веселье, Настюш? И ради всего святого, пожалуйста, переспи хоть с кем-нибудь, пока ты там.
Я чуть не споткнулась, когда он это сказал, потому что, господи боже, мой пресс все еще болит после вчерашнего секс-марафона с Полиной.
– Проблемы все еще будут ждать тебя, когда ты вернешься. Ты меня поняла? Веселись.
Я прохожу мимо высокого кирпичного здания справа от меня и заглядываю в окно. Смотрю на свое отражение с оживленной улицы, но тут же останавливаюсь и стою, как вкопанная. Потому что там за столиком, хмуро уставившись в ноутбук, сидит Полина.
Повеселиться, значит.
– Да, я поняла.
***
Как только я вхожу, мне улыбается сидящая за небольшим подиумом администратор. Она в какой-то степени горячая, выглядит, как пин-ап модель и хорошо бы смотрелась на капоте винтажного автомобиля. У нее короткая прическа фиолетового оттенка с небольшим пробором на бок, на губах и в носу пирсинг, обе руки расписаны цветными татуировками. Я почти готова перезвонить Кириллу, эта девушка точно в его вкусе.
– Я сяду там, – улыбаясь, говорю ей и показываю туда, где сидит Полина, все еще одна, все еще смотрящая в экран ноутбука, внимательно изучая все, что она там нашла. Она на секунду берет свой телефон, пролистывает его и кладет обратно.
Администратор улыбается мне в ответ и позволяет пройти, подавая меню и подмигивает, до того как я успеваю отвернуться. Здесь темно и, слава богу, прохладно. Октябрь на Ванкувере довольно промозглый. В Сан-Диего же словно начало лета. Вечное лето. Не удивительно, что почти все местные такие расслабленные.
Гладкие черные подушки, диваны вдоль стен, расставленные в виде небольших зон в ближайшей половине ресторана, и высокие столы и стулья в другой. Это место скорее похоже на бар, чем на пиццерию.
Полина сидит за длинным деревянным столом. На ней сегодня желтая юбка, а ее загорелые ноги, обутые в коричневые сандалии, закинуты на рядом стоящий стул. Волосы у нее собраны в узел, одновременно и беспорядочный, и замысловатый, а когда я подхожу ближе, я более чем рада заметить небольшой засос на ее плече.
– Здравствуйте, Полина Сергеевна, – говорю я.
От звука моего голоса она подпрыгивает, поднимает глаза, ее улыбка исчезает, переходя в изумление… и, возможно, расстройство.
– Настя.
Я замечаю, как она отодвигает ноутбук, когда сажусь на стул напротив.
– Пожалуйста, – говорит она сухо. – Присаживайся.
– Знаешь, я прямо слышу, как ты закатываешь глаза, когда это говоришь, – отвечаю я. – Это талант.
К нашему столику подходит официантка, и я обнаруживаю, что у Полины только стакан чая со льдом.
– Я буду то же самое.
Я возвращаю взгляд на Полину и вижу, что она наблюдает за мной.
– Планируешь тут остаться?
– А почему бы и нет, похоже, тут круто.
Она хмыкает в ответ – ее шея краснеет, и она делает вид, будто я не связывала и не трахала ее три дня назад – и снова смотрит в свой телефон.
– Во сколько тебе надо уходить? – спрашиваю я.
Она качает головой.
– Мне никуда не надо.
Я притворяюсь, что смотрю на часы.
– Не хочу показаться назойливой…
– Верится с трудом, – перебивая, бормочет она.
– …но ты же вроде работаешь?
– Работаю, – говорит она, глядя больше на экран, чем не на меня. Ее глаза все еще опущены, и небольшая подвеска у нее шее немного покачивается при каждом ее вдохе. Я с легкостью вспоминаю, как она выглядела, лежа на спине, когда из одежды на ней только цепочка и моя веревка…
Так, соберись, Настя.
– Разве ты не должна быть в офисе или с девочками на обеде?
Она нарочито медленно закрывает свой ноутбук.
– Не сегодня.
– Почему?
Она определенно начитает раздражаться от моих вопросов, и это, признаться, еще больше разжигает мое любопытство.
– Потому что сегодня я не работаю. Мама плохо себя чувствует. Мне нужно было найти кое-какую информацию.
– И чем же ты занимаешься на работе?
– Я практикант на канале NBC.
Я опять показательно смотрю на часы, сейчас, правда, еще более драматично. На часах 12 часов дня, вторник, она сидит в пиццерии, уставившись в свой ноутбук, и играет в телефоне.
– На полставки, – поясняет она. – Я работаю около двенадцати часов в неделю. – двенадцать? Видя мое изумленное выражение, она переспрашивает: – Что?
– Не оплачиваемая?
– Я прак-ти-кант, – произносит она более медленно, чтобы было понятней. – Я хочу работать в киноиндустрии, и для начала нужно с чего-то начинать, а NBC находится здесь.
– Понятно. И что, ты приносишь кофе и всякое такое?
– Время от времени.
– А они ничего не перепутали? Ты же дочка кинозвезды и большой голливудской шишки, и они сделали тебя подающей кофе девочкой?
Я подшучиваю над ней. В смысле, мне интересно, чем все закончится.
– Я не только этим занимаюсь, – отвечает она, глядя на меня, улыбаясь и понимая, что я издеваюсь. – Вообще-то да, они заставляют меня делать паршивую работу именно потому, кем является мой отец. Столько, сколько я себя помню, я работала с ним и знаю куда больше, как создаются фильмы, чем люди, на которых я сейчас работаю. Но папа всегда говорил, что сначала я должна заработать уважение через смирение, поэтому я сейчас на этой работе. Но я не всегда буду этим заниматься.
Ха. Это было неожиданно и немного настораживает, ведь именно также сказал бы и мой отец.
– Так ты закончила колледж по специальности…
– Связи.
– А-а, связи. Ты типа спец по Твиттеру и Фэйсбуку?
Она складывает губки, игриво изучая меня.
– Ты слышала про Твиттер?
Ох, ее стоит отшлепать за это.
– А ты что здесь делаешь? – спрашивает она и начинает убирать свой серебристый ноутбук в сумку. – Не таинственные ли дела тебя сюда привели?
– Решила пообедать и сделать пару звонков, – говорю я и изучаю меню. – А что? Хочешь предложить пару идей, как убить время? А то я уверена, что некоторые могу рассмотреть.
– Ну, мы с тобой в Basic, и ты уже здесь, я чувствую, что обязана, пока ты в Сан-Диего, заставить тебя остаться и поесть. Здесь вкусно кормят, и у них есть пиво.
– Пиво точно облегчит мой обед с тобой.
Я слышу ее шутливый вздох и не уклоняюсь, когда в мое плечо впечатывается ее кулачок.
***
Готова признать, Полина была права.
– Я что, правда, только что съела пиццу с картофельным пюре? – беря пиво, спрашиваю я.
– Ага, и признайся, что это самая лучшая пицца.
Она и была, я уверена, но ей я этого не скажу. Я съела половину пиццы с моцареллой, нарезанными помидорами и беконом. Полина и половины не осилила.
– Все было вкусно.
– «Вкусно», – повторяет она, покачивая головой. – Знаешь, ты не сломаешься, если проявишь немного энтузиазма, Насть.
– Я могу сказать кучу комплиментов, если ситуация того стоит.
– Например?
– Помнится, я говорила про твою киску, что она вкусная.
Ее глаза округляются от изумления и да, именно этого я и ждала. Есть что-то в том, как Полина реагирует на меня – будь то шок, сопротивление или ярость – словно тянет из меня какие-то первобытные инстинкты. Знаю, это делает меня дикаркой и сукой, но это приятно, и заводит нас обеих. И психоанализ мне сейчас совсем не нужен.
– Кстати об этом. Почему ты так быстро сбежала в субботу? Я могла бы тебе в душе спинку потереть.
Я вижу, что она не готова к откровенности, поскольку моргает пару раз, не находя слов, но потом все же собирается с мыслями.
– Потому что было слишком интенсивно. И я вообще-то пришла только потрахаться.
Я хмыкаю и откусываю небольшой кусочек пиццы.
– И что ты будешь делать со своим либидо, когда я уеду?
Она поживает плечами и говорит:
– Больше мастурбировать, – и откусывает огромный кусок от своей.
Я смеюсь. Мне нравится проводить с ней время.
– Так значит, твоя специализация – связи, и твой папа шишка в кинематографе. Что я еще должна о тебе знать?
– Настя, ты помнишь о нашей договоренности? Все, что тебе надо знать – это что я люблю оргазмы. Не напрягайся.
– Да ладно тебе, Имбирная Печенька.
– Ну, хорошо, – она вытирает рот салфеткой и кладет ее на стол. – У меня есть сестра Рита.
– Она миленькая?
Полина смотрит на меня с отвращением.
– Ей всего восемнадцать, ты, хищница.
– Я имею ввиду для моего брата Дениса. Господи, не нервничай.
Она смеется.
– Она великолепная, но совершенно сумасшедшая.
Я поднимаю бровь и говорю:
– Генетика – так еще сука, верно?
– Ха-ха.
– Она учится где-то здесь?
Пожимая плечами, она отвечает:
– Она ходит в школу искусств, но я совершенно уверена, что это просто прикрытие.
– Ты серьезно? – я чувствую, как мои глаза расширяются. Я слышала такие истории про Калифорнию но…
– Нет, конечно, я шучу, упокойся, канадская осведомительница. Но мне кажется, это немного сложная программа. Я уверена, после выпуска ей будет сложно найти работу, разве что в Бургер Кинге.
– А ты все еще живешь с родителями?
Она прищуривается, глядя на меня.
– Насть, мне двадцать два года.
– Но твои родители живут здесь, и ты неоплачиваемый практикант, работающий 12 часов в неделю и подающий кофе. Прости, конечно, мое безумное предположение, но у тебя точно должно быть какое-то укрытие.
– У меня есть трастовый фонд, – она качает головой и показывая на меня куском пиццы. – Вот только не надо делать вид, что ты удивлена.
– Я удивлена, что ты признаешься в этом.
– Мои родители ответственно подходят к деньгам, и я тоже, поэтому вложила их в покупку недвижимости в Калифорнии и в собственную квартиру.
– Я должна поздравить тебя с тем, что ты знаешь, как тратить родительские деньги? – смеясь, спрашиваю я.
Она наклоняется ближе.
– Очень мило, что ты считаешь меня богатенькой дурочкой, но я дурочка не больше, чем ты, тупоголовая лесорубка.
– Рыбалка.
– Что?
– Я занимаюсь рыбалкой, Полина.
Она облизывает губы и рычит.
– Какая. К черту. Разница. Да, моя работа не такая гламурная, но я прекрасно с ней справляюсь. Да я, блин, лучше всех подаю кофе.
Я начинаю хохотать.
– Ты неподражаема.
– А ты горячая задница.
Я откидываюсь на стуле, покачиваясь на двух ножках, и вижу, как она наблюдает за мной. Она, без сомнения, самая сексуальная из всех знакомых мне девушек. И, к моему удивлению, возможно, и самая умная.
– Ага, я знаю.
– Так что насчет тебя? У тебя есть родственники? Братья, да?
Я киваю, беру стакан и делаю глоток пива.
– Кирилл и Денис.
– И вы работаете вместе?
– Ага, плюс еще папа. У него был сердечный приступ и инсульт пару лет назад, так что он мало работает, не то что раньше, но он всегда рядом.
– А мама?
Я качаю головой.
– Мама умерла от рака груди, когда мне было двенадцать.
Я вижу, как меняется ее лицо, улыбка исчезает, и она берет трясущимися руками свой стакан с чаем и делает глоток, перед тем как сказать:
– Настя, боже, я не… – она покачивает головой, делает глубокий вдох и закрывает глаза. – Это такое горе.
Что еще можно сказать в такой ситуации, кроме как:
– Да. Это было давно.
Она отворачивается от меня, и впервые я замечаю, что она выглядит обессиленной.
– Ну и что же ты как усердно изучала? Штудировала просторы Фэйсбука в свой выходной?
Я уверена, что она хотела съязвить мне в ответ, но ее выражение лица смягчается, и она говорит:
– Так, искала кое-что.
– Модные новинки обувных коллекций?
– Да, что-нибудь из них.
Ого, а Полина совсем не умеет врать. Но если она не хочет рассказывать, я не буду настаивать. В любом случае я тоже не горю желанием выкладывать свои секреты.
– Давай.
Она смотрит на меня с изумлением, приподнимая брови. Я встаю и протягиваю ей руку.
– Пойдем.
***
Как и следовало ожидать, мы вваливаемся к Лере, руки в волосах друг друга, губы повсюду. Ее тело такое теплое, кожа мягкая, и она охрененно пахнет.
Полина сегодня во главе, она ведет меня по коридору прямо в мою комнату.
– Лера? – кричит она, отстраняясь, так чтобы можно было оглядеться и прислушаться к звукам в пустом доме. Ее губы выглядят покусанными, щеки розовые. Ее волосы выбились из прически, и небольшие прядки спадают на ее лицо и плечи.
– Её нет дома, – говорю я и притягиваю ее для поцелуя. Наши ноги заплетаются на деревянном полу, и мне интересно, хватит ли мне времени трахнуть ее прямо здесь, перегнув через диван, или чтобы ее руки упирались в стену, а крики разносились бы по всей комнате. – Я не уверена, когда она вернется, но, как думаешь, мы сможем сделать это по-быстренькому? – я кружу пальцем вокруг ее соска, и она стонет.
– М-м-м, я пришла сюда не для того чтобы все сделать по-быстрому.
Кстати, я тоже. И я уже начинаю сожалеть, что мы не поехали к ней. Там-то мы точно могли не торопиться и заниматься этим целый день.
Мы заходим ко мне, и я закрываю дверь на замок.
– На кровать, – говорю я.
Полина разрывает поцелуй и – к моему удивлению – делает все, как я сказала, эффектно снимает обувь и забирается на матрас. Я пересекаю комнату и встаю над ней, наши взгляды встречаются, когда я расстегиваю ремень.
– Раздевайся.
Полина кивает, и мы обе начинаем раздеваться: сначала рубашки, потом лифчики, мои джинсы. Она раздевается медленно, но не показательно, а словно понимает, что мой взгляд блуждает по каждой оголяемой части ее тела, и она пытается продлить это. Ее сиськи просто бесподобны, упругие и полные – и умещаются в моей руке – с твердыми розовыми сосками, которые заставляют мой рот наполниться слюной. Она ложится на спину, чтобы снять юбку, я шагаю ближе и стягиваю ее вниз по ногам.
– Интересно, а как ты будешь выглядеть со связанными и подвешенными лодыжками, – говорю я, кладу ее ноги себе на плечи и начинаю целовать ее икры. Я хочу этого, но не сейчас, Лера может вернуться в любую минуту, но я хочу ее немного подразнить, так, чтобы мы обе дико завелись. Но она вспоминает последний раз, и моего предложения достаточно, чтобы глаза Полины округлились, а дыхание ускорилось.
Держа одну руку у ее головы, второй я тянусь между нашими телами и ныряю пальцем ей в трусики. Она всхлипывает, и я нажимаю чуть сильнее, добавляю второй и большим пальцем начинаю кружить по ее клитору.
– Смотри, какая ты влажная, – говорю я. – Мы всего лишь разделись. И я едва тебя коснулась, а ты уже готова кончить мне на руку.
Полина задерживает дыхание, словно пытается решить, нужно ли ей это отрицать, но продолжает покачивать бедрами, принимая большее от моих пальцев. Я целую вдоль ее ребер, поднимаюсь выше, зажимаю губами сосок, посасывая, пока он не становится мокрым и скользким. Она снова задыхается, и я покусываю, сначала легонько, а потом сильнее.
– Еще, – стонет она, и я переключаюсь на другой, посасываю, кусаю. Я не хочу сделать ей больно – это все не для этого – но мне хочется, чтобы она потом это чувствовала. Эти маленькие постоянные покалывания, которые будут заставать ее врасплох. – Настя, еще.
– Перевернись, – говорю я и хватаю ее за бедра, помогая лечь на живот. Ее кружевные трусики просто крохотные, и я стягиваю их вниз, снимая и оставляя ее полностью обнаженной передо мной.
– Блять. Твоя попка, – говорю я и сжимаю ее, уже не зная, куда смотреть. Я прижимаю ее крепче, немного грубо провожу по ней рукой, снова и снова подготавливаю к тому, что будет позже. – По-моему, у меня были на нее свои планы.
Все ее тело напрягается, практически дрожит, каждая мышца натянута в ожидании. Мне нравятся мои руки на ее бедрах и на ее копчике, я провожу ногтями по ее коже. Она издает маленькие звуки, и я слышу каждый ее вдох, как она старается их контролировать, явно ощущая себя немного не уверенно.
– Кто-нибудь шлепал тебя по попке, Имбирная Печенька?
Она качает головой возле моей подушки, и ее темно-рыжие волосы рассыпаются по спине.
– Только ты.
Я стараюсь не обращать внимание на накативший приступ гордости и пытаюсь успокоить растекающееся внизу живота тепло.
– А ты хочешь этого? – спрашиваю я.
Она кивает, но я хочу не этого, и я заношу руку и делаю легкий шлепок по ее заднице, чтобы привлечь ее внимание.
– Скажи мне, Полина.
– Д-да, – говорит она. – Да.
Я делаю это снова, моя рука соприкасается с ее кожей, но немного сильнее на этот раз. Полина вздыхает, сжимая руками простыни, и подставляет мне попку. Она хочет большего.
– Я же говорила, что дам тебе все, о чем ты меня попросишь? – говорю я и шлепаю по другой стороне. Звуки, которые она издает теперь, намного громче, более отчаянные. Я шлепаю ее еще несколько раз, пока ее кожа не нагревается и не розовеет, и она стонет, когда я поглаживаю кожу рукой. Интересно, она думала об этом раньше, представляла, как сильно ей это понравится?
Несомненно, Полина Елизарова получает удовольствие от небольшого рукоприкладства, хотя мне хочется думать, что это из-за меня. Есть в этом что-то горячее, что она мне это позволяет. Она знает, что может в любой момент вернуть себе контроль, но мне кажется, она этого не хочет. Я чувствую, что, возможно, именно сейчас ей хочется, чтобы ею управляли.
От десяти шлепков Полина становится невероятно мокрой, как и я. Ее рука исчезает у нее между ног, пальчиками поглаживая скользкую кожу.
– Тебе это нравится, – говорю я. – Я чувствую это, – я наклоняюсь ближе, трогаю там, где она только что прикасалась. Мои пальцы прижимаются рядом с ее, и блять…
Я ложусь сверху, поднимаю ее руки и помогаю ей схватиться за изголовье кровати.
– Держи их здесь, хорошо?
Она кивает, и я вижу, как она усилила хватку, что даже костяшки побелели.
Я приживаю кончики пальцев к ней, двигая туда-сюда, перед тем, как начинаю входить.
– Ты сможешь быть тихой? – спрашиваю я, видя ее замершее выражение лица, когда я продолжаю двигаться. – Скоро может прийти Лера. Тебе нужно быть тихой, ладно?
Она смотрит на свое тело, туда, где моя ладонь скользит по ней, и кивает.
Я беру подушку рядом с ее головой, приподнимаю ее бедра и подкладываю ей под попку.
– Вот так, – я погружаюсь глубже и глубже и наблюдаю, как мои пальцы полностью исчезают в ней.
Она прикусывает нижнюю губу и тихонько стонет. Я слегка шикаю на неё.
– Ты так хорошо смотришься, – говорю ей, глядя, как покачивается ее грудь при каждом моем толчке. Кладу руку ей на грудь, прижимаю ее сильнее и любуюсь, как моя кожа сочетается с ее: загорелая моя и мягкая и золотистая ее. Я слышу, как шумит двигатель, и узнаю машину Леры, она подъезжает и паркуется.
Маленькие стоны Полины слишком громкие, поэтому я дотягиваюсь до лежащих у ее бедра трусиков, сминаю их в руке, целую ее в губы и засовываю их ей в рот.
Ее глаза закрываются, будто она признательна мне за это, и она стонет – этого достаточно, чтобы я едва не кончила.
– Я же сказала, тихо, Имбирная Печенька, – я раздвигаю ее ноги еще шире. Поднимаю ее бедра повыше. И снова она стонет, эти глубокие отчаянные звуки заставляют меня трахать ее еще сильнее, чтобы она продолжала так стонать.
– Тебе определенно это нравится, – шепчу я ей на ушко. – Я уверена, ты думаешь, что позже я не смогу перестать об этом думать, какими мокрыми мои пальцы становятся от тебя, – я посасываю ее шею, но бережно, чтобы кожа покраснела, но следов не осталось. – А ты знаешь, что мне тоже это нравится? Я чуть не кончила раньше времени.
Она стонет сквозь ткань и прижимает свои колени к моей талии, чтобы я стала еще ближе и глубже в ней.
– Интересно, смогу ли я увлажнить тебя еще больше? Может, посмотрим, сможешь ли ты сильнее намокнуть, когда будешь кончать?
Она кивает еще сильнее.
Я слышу, что Лера уже во дворе, смеется и что-то кричит соседям. Я поднимаю ногу Полины повыше и, дотягиваясь, снова шлепаю ее по попке. Она кричит и сжимается вокруг меня. Ее кожа горит, соски твердеют, и она покрывается мурашками по всему телу.
– Она войдет в любую секунду. Как ты думаешь, сможешь оставаться тихой? Я сделаю тебе так хорошо, если у тебя получится.
Она кивает, и я трахаю ее сильнее, мои руки дрожат, шея уже затекла от напряжения, когда я сдерживаюсь, чтобы не кончить. И вот я вижу этот момент: как глаза Полины округляются, потом закрываются, и по щеке стекает слезинка, когда она сдерживается, чтобы не произнести ни звука.
Этого достаточно, чтобы я последовала за ней. Я наклоняюсь, почти ложусь на нее, когда вхожу пальцами в нее последний раз и кончаю, стараясь, заглушить свои звуки у ее кожи.
Когда я наконец могу двигаться и когда мое сердце перестает грохотать, будто готово вырваться из груди, я отталкиваюсь и осторожно убираю руку. Я обнимаю ее, целую ее пальчики, запястья, уголки рта.
– Ты справилась, – я прижимаюсь губами к ее плечу, провожу носом по ее шее и рычу ей в ухо. – Это было охуенно прекрасно, сладенькая.
========== Полина ==========
Даже не могу представить, как я бы себя чувствовала, если три дня назад мне удалили грудь, такую важную часть моего тела. Но, наверное, я вела бы себя так же, как и моя мама, начиная с понедельника: спала и плакала. И никто из нас ничем – буквально – не может ей помочь. Мама никогда не была тщеславной, но очевидно, что ее карьера зависит от того, как она выглядит. Даже в свои сорок пять лет она без проблем могла показаться в бикини, если того требовала роль. Конечно, все журналы восхищались ее силой и храбростью, но она сильно сожалела, что теперь лишилась своей пары, надо признать, шикарнейших сисек. К тому же она долго и болезненно восстанавливается после операции.
Из больницы ее выписали в среду утром, и папа, Рита и я большую часть времени проводили возле ее кровати, смотря повторы «Закона и Порядок», пока она спит. К обеду четверга все мы были уставшие, немытые и озлобленные друг на друга.
Теперь-то я знаю, что бы с нами случилось, окажись мы запертыми в каком-нибудь бомбоубежище: мы поубивали бы друг друга. Папа бесился от постоянно трезвонящего телефона Риты. Рита жаловалась, что в комнате очень душно. А мама заявила:
– Извини, конечно, милая, но если ты еще хоть раз предложишь мне поесть, то я запущу пультом от телевизора тебе в голову.
Для семьи, в которой обычно никто не ругается, сейчас мы слишком вспыльчивые.
Наконец папа выводит нас обеих в коридор.
– Девочки, я вас люблю, – говорит он и кладет руки нам на плечи. – Но, пожалуйста, выметайтесь из дома. Вернитесь на пару дней к своей жизни. Я позвоню, если понадобитесь.
Проблема в том, что это не так легко. Еще после разговора с Настей во вторник во мне засело болезненное надоедливое чувство, что моя мама может умереть. Я ни с кем не могу это обсуждать, а даже если бы и могла, то озвучив, допустила бы саму возможность этой мысли и – что хуже – реальность. У меня было слишком много времени для размышлений. Моя работа на полставки не особо меня загружала. Я могла бы бегать или проводить кучу времени на пляже, ведь большинство моих друзей были весь день заняты. Все, кроме Насти.
Когда Рита уехала, я осталась стоять у дороги возле родительского дома и все пыталась взять себя в руки, буквально собраться по кусочкам. И вот я выпрямляю спину. Собираю все еще мокрые волосы в небрежный пучок. Разглаживаю руками футболку и джинсы. Надеваю фирменную улыбочку. Готова.
Я зову всех встретиться в кафе у Фреда, и без каких-либо возражений.
***
– Я не могу, – отвечает Тася, и я слышу громкий лязг на заднем фоне. – Сегодня не получится. Мне нужно закончить работу с панно. А Катя останется дома со Светой, потому что она завтра улетает на несколько недель.
– Я едва могу это пережить это дерьмо, Таисия.
– Ого, ты собираешься называть меня полным именем?
– Я не расчесала волосы после душа, на мне старая футболка Риты с рисунком Hello Kitty, потому что я забыла всю одежду дома, а наш Латино-машина любви… – девочки знают, что я так называю папу, – вышвырнул меня из дома. Так что тащи свою задницу в «Царскую гончую».
Она вздыхает.
– Хорошо.
Фред Фёрли открыл свой бар «У Фреда» в 1969 году, когда ему было всего двадцать семь. Сейчас ему семьдесят два, он был женат и разведен шесть раз, любит мою маму почти так же, как мой папа. Здесь я отмечала свой двадцать первый день рождения, и мистер Фёрли разрешил выпить всего две стопки. Я возвращалась тогда домой одна и единственная трезвая. Он поумерил свой характер, но все еще любит играть роль моего отца, из-за чего, вероятно, мне очень комфортно тут бывать. К тому же, лучше собраться здесь, чем в кофейне – из-за выпивки, конечно же.