Текст книги "Беспощадный любовник (ЛП)"

Автор книги: Софи Ларк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

8. Неро

Сегодня мы встречаемся с Гриффинами, чтобы поговорить о развитии Южного Берега.

Мы встречаемся в «Медном якоре», который стал нашим постоянным местом встречи с той первой ночи, когда папе и Фергусу Гриффину пришлось вести переговоры на нейтральной территории, чтобы избежать полномасштабной войны.

В ту первую ночь мы все ждали в своих машинах, пока папа и Фергус подходили друг к другу перед двойными дверями, суровые и деловые. Сегодня настроение совсем другое. Папа пожимает руку Фергусу, как он делает со всеми своими старыми друзьями, сжимая его локоть другой рукой, а затем сильно хлопает его по плечу, когда отпускает.

– Ты хорошо выглядишь, Фергус, – говорит папа. – Расскажи мне, как тебе удается никогда не стареть. В этом ирландском виски есть формальдегид?

– Надеюсь, нет. Седые волосы хороши для бизнеса, – улыбается Фергус. – никто не будет доверять молодому человеку.

– Это не то, что я слышал, – говорит папа, поворачиваясь, чтобы так же пожать руку Каллуму. – слышал, что у вас с бизнесом все отлично.

– Да, так и есть, – говорит Каллум, подразумевая, что у них с Аидой, а не с Фергусом, дела идут хорошо.

Аида, моя младшая сестра, целует папу в обе щеки.

Я никогда не думал, что доживу до этого дня, но Аида на самом деле выглядит чертовски профессионально. На ней мужская рубашка с закатанными рукавами, заправленная в брюки с завышенной талией. На ней туфли на каблуках, серьги и даже немного блеска для губ. Это не совсем привычно, но она выглядит шикарно.

– Что это, черт возьми, такое? – говорю я, позволяя ей тоже поцеловать меня в щеку. – где твои кроссовки?

– О, они у меня еще есть, – говорит Аида, подмигивая мне. – Если хочешь со мной посоревноваться.

– Мне действительно нравятся гонки, – говорю я.

Глаза Аиды блестят.

– У тебя есть для меня интересные истории?

Она несколько раз была на уличных гонках. Я никогда не позволял ей пользоваться моей машиной. Это было бы все равно, что передать ружье Джейсону Вурхизу – сущий хаос.

– Белла Пейдж пыталась посоревноваться с Камиллой Ривьерой в гонке, – говорю я ей.

– Мне не нравится Белла, – говорит Аида, гримасничая.

– А кому она нравится?

– Не знаю. Может быть, тем людям, которые любят есть ядерно-острый соус.

– Мазохисты, – говорю я.

– Верно, – она ухмыляется. – Так что же произошло?

– Белла чуть не грохнула свой G-Wagon.

– Ух! Не могу поверить, что я пропустила это. Кто эта девушка, которая выиграла?

– Камилла?

– Ага.

– Ее отец владеет автомастерской на Уэллс-Стрит.

– Хм. Она твоя подруга? – говорит Аида, ее острые глаза сканируют мое лицо.

Проклятье. Аида как ракета с тепловым наведением. Если есть какая-то информация, которую вы пытаетесь скрыть от нее, она отточит ее с захватывающей дух точностью, а затем вытянет ее из вас.

И я даже ничего не скрываю. Тут не о чем рассказывать.

– Мы вроде как знакомы, – говорю я.

– В библейском смысле? – она дразнит меня самым раздражающим и настойчивым образом.

– Нет.

– Девушка, с которой ты не переспал? У нее что, три глаза? Нет зубов? В чем проблема?

Иисус Христос. Я и так дал Аиде слишком много поводов придраться.

Правда в том, что Камилла совсем не в моем вкусе. Но мне казалось, что мы могли бы стать друзьями – немного. Она мне вроде как нравилась. А мне никто не нравится. Я едва ли переношу свою собственную семью. На самом деле сейчас я 50/50 переношу Аиду.

Так что для меня это было в новинку – чувствовать, что времяпровождение с Камиллой – не самое худшее занятие в мире. Она была такой странной на парковке. Я не мог понять, нравлюсь я ей или она меня ненавидит, хотела ли она, чтобы я прикасался к ней, или нет. Поэтому я сделал то, что всегда делаю с женщинами, когда хочу, чтобы они заткнулись на хрен. Я поцеловал ее.

И вот что самое странное из всего этого. Поцелуй был... хорош.

Со многими девушками секс – это своего рода механическая рутина. Они хотят пройти через свой список трюков, как цирковые лошадки. И многое из того, что они делают, чертовски фальшиво. Когда они находятся сверху, то все время позируют, требуя, чтобы на них посмотрели и осознали их сексуальность. Но дело в том, что они не выглядят горячо. Они выглядят нуждающимися и жалкими. Я просто хочу получить от них то, что я хочу, как можно быстрее, чтобы я снова мог остаться в одиночестве.

Перед сексом идет неуклюжий флирт. А после секса начинается нытье и цепляние. Я чередую блондинок, брюнеток и рыжеволосых. Но, в конце концов, все они одинаковы, и после этого я чувствую себя опустошенным. Истощенным, но на самом деле неудовлетворенным.

Целоваться с Камиллой было совсем по-другому. От нее пахло моторным маслом, бензином и мылом – всеми моими любимыми ароматами. Ее рот не был покрыт губной помадой. Я чувствовал вкус ее губ и языка. У них была мягкая сладость под пряностью солодового пива, похожего на ваниль. Сначала едва заметный, но приятно продолжительный.

То, как она целовалась, тоже было другим. Казалось, она изучала меня, испытывала. В какой-то момент я увидел, что ее глаза открыты и смотрят на мое лицо. Что должно было бы вызвать отвращение, но это было не так. Ее глаза были большими, темными и любопытными. Как будто мы изобрели что-то новое, чего никто в мире раньше не пробовал, и она не хотела упустить ни одного момента из этого.

Все эти вещи казались мне странными и сбивающими с толку.

Я не хочу делиться этим с Аидой. Но каждую миллисекунду, пока я колеблюсь, она пытается разгадать смысл моего молчания. Так что я должен кое-что сказать.

– Я рад видеть, что замужество не сделало тебя взрослее, – говорю я ей. – За исключением одежды.

Аида усмехается.

– Похоже, ты пытаешься сменить тему с помощью личных нападок...

– Аида, – рычу я, – если ты не отстанешь от моей задницы, я…

Нас прерывает папа, который покончил с пустой болтовней на этой встрече.

– Ты пойдешь внутрь? – спрашивает он меня.

Я собираюсь сказать: «С удовольствием». Затем замечаю мужчину на тротуаре, прислонившегося к фонарному столбу. Он в темных очках, но совершенно ясно, что он смотрит прямо на нас. У него светлые волосы, коротко подстриженные по бокам, квадратная челюсть и спортивное телосложение. На нем футболка и джинсы. Тем не менее, есть что-то в его высокомерной позе и аккуратной стрижке, что заставляет меня думать, что он коп.

– Иди, – говорю я отцу. – Я догоню через минуту.

Он бросает взгляд на мужчину, затем кивает.

– Увидимся через минуту, – говорит он.

Остальные входят в ресторан. Я жду, пока они не окажутся внутри, затем шагаю к нашему вуайеристу. Я думал, он испугается и уйдет. Вместо этого он остается на месте, скрестив руки на груди, с легкой ухмылкой на лице.

– Я могу вам чем-то помочь, офицер? – говорю я, подходя ближе.

Он ухмыляется.

– О, мне просто интересно, как поживает твоя машина после того, как ты вчера ее потестил.

– Не понимаю, о чем вы говорите, – отвечаю я. – Я был дома всю ночь.

– Тебе лучше приобрести менее заметный автомобиль, если хочешь и дальше использовать эту отговорку.

Я пожимаю плечами.

– В городе много Мустангов. У вас есть номерной знак конкретного транспортного средства?

Я уже заменил свои номера. Сделал это в ту же минуту, как вернулся домой. У меня есть десятки запасных номерных знаков, ни один из которых не может быть связан с моим именем.

– Ты пару раз привлекал мое внимание в этом году, – говорит полицейский, глядя на меня через свои темные очки, похожие на пустые глаза жука.

– Это допрос или вы пытаетесь заигрывать со мной?

– Как мило, – коп больше не улыбается. – Вы, Галло, думаете, что можете делать в этом городе все, что захотите. Твоего брата арестовывают за убийство, он сбегает из тюрьмы округа Кук, а потом каким-то образом через несколько недель с него снимают обвинения? У меня есть для тебя новости. Не каждый полицейский запускает руку в банку с печеньем. Некоторые из нас действительно заботятся о том, чтобы вас, гребаных жадных гангстеров, заперли там, где вам и место – в клетке, с другими животными.

– О, так ты чистенький полицейский? – говорю я. – Звучит как дружелюбный комар или печенье Твинки для гурманов. Не уверен, что они существуют; я чертовски уверен, что никогда такого не видел.

Он снова улыбается. Как собака, скалящая зубы.

– Будь начеку, Неро. Я люблю честную игру, поэтому предупреждаю. Я наблюдаю за тобой. Если ты хоть на один гребаный палец переступишь черту, я буду рядом, чтобы надеть на тебя наручники. И ты не выскользнешь из них, как твой брат.

– Если это пример твоих навыков наблюдения, то я не беспокоюсь, – усмехаюсь я.

– Я просто говорю тебе, что должно произойти. И это произойдет в любом случае. Потому что это то, чего вы, подлые, высокомерные говнюки, похоже, не можете понять. В конце концов, вы все проиграете. Нас больше, чем вас. Мы умнее, лучше обучены, лучше финансируемся. За мной стоит весь город. Но вы все равно продолжите нарушать гребаный закон. Вы не умеете ничего другого. Вы не можете быть никем другим.

– Ага, может, ты и прав, – говорю я, медленно кивая. – Но ты сидишь за столом и заполняешь отчеты о происшествиях, получая 65 тысяч долларов в год. Пока я потягиваю шампанское на вечеринках с твоим боссом. Так что, думаю, я пойду на риск.

Я неторопливо отхожу от него, все еще чувствуя, как его взгляд буравит мою спину.

Когда я присоединяюсь к остальным в ресторане, мой отец спрашивает:

– Кто это был?

– Какой-то коп.

– Чего он хотел?

– Сообщить мне, что он подозревает, что наша семья в какой-то момент могла быть замешана в незаконной деятельности. Очевидно, полиция не одобряет это.

Папе не до смеха. Он хмурится, его густые седые брови сдвинуты вместе.

– Что-то произошло прошлой ночью? – спрашивает он.

Блять, он хуже Аиды. Каждый из них подобен ищейке, вынюхивающей слабое место.

– Нет, – лгу я.

– Выясни, кто он такой и чего он на самом деле хочет, – говорит мой отец.

– Так и сделаю.

На этом мы возвращаемся к обсуждению территории Сталелитейного завода. Фергус Гриффин признается, что уже давно присматривается к этому месту.

– На это уйдет огромное количество капитала. Вдобавок, нам придется расплатиться со всеми долгами, – говорит он.

– Если бы я был мэром, то мог бы это сделать, – говорит Каллум.

– Уильямс будет переизбран через восемь месяцев, – отвечает папа.

– Трудно победить действующего мэра, – говорит Фергус.

– Но не невозможно, – говорит Аида.

– Я всего год пробыл олдерменом, – говорит Каллум, сложив пальцы. – Это большой скачок.

– Кампания будет дорогостоящей, – хмурится Фергус. – Русские обчистили наши денежные резервы.

– В данный момент у нас тоже мало денег. Мы все вложили в небоскреб на Оук-Стрит. Прибыль не появится, пока его не сдадут в аренду, – говорит папа.

– Возможно, нам придется привлечь еще одного партнера, – говорит Фергус.

– Братерство? – спрашивает Каллум.

Его отец вздрагивает. Он еще не совсем свыкся с тем, что Миколаш Вилк, глава Братерства, похитил его младшую дочь и женился на ней.

– Возможно, – натянуто говорит Фергус.

– Мы рассмотрим наши варианты, – говорит папа.

Встреча прошла быстро.

Когда я везу папу домой, он говорит:

– Расскажи своему брату обо всем, о чем мы говорили.

Данте занимается всеми проектами, которые у нас уже есть в работе, в то время как остальные из нас строят планы, чтобы добавить ему еще работы.

Я кратко изложу все Данте. А затем спрошу его, что он думает о моей идее получения капитала.

У меня нет никакого интереса пытаться привлечь других инвесторов на борт. Если нам нужны деньги, мы должны получить их старомодным способом – воруя.

Как напомнил мне тот коп, в конце концов, мы гангстеры.

9. Камилла

Я просыпаюсь рано, чтобы успеть сделать как можно больше работы, прежде чем мне придется отправиться на вторую работу идиота-наркоторговца.

Я так злюсь из-за этого, что едва могу сосредоточиться. Мне нужно заменить кислородный датчик в старом Шевроле, и это занимает у меня в два раза больше времени, чем обычно.

Мой папа еще спит. Мое беспокойство о нем – еще один камень, добавленный к рюкзаку стресса, который я все время ношу с собой. Если он не оправится через день или два, я физически потащу его в поликлинику. Даже перекину его через плечо, если придется, как тот засранец Неро сделал со мной.

Думаю, он спас меня от штрафа или чего похуже.

Но потом он все испортил. Никаких поблажек от него. Он как монета с двумя сторонами.

Я знаю его много лет, хоть и на расстоянии. Достаточно хорошо, чтобы знать, что влюбиться в Неро Галло – это самая глупая, саморазрушительная вещь, которую я только могла сделать.

Да, он великолепен. Да, от него пахнет чистым сексом и грехом. Да, иногда он может быть хоть немного полезен, когда того пожелает.

Но он полон эгоизма. Он поглощает женское внимание с ненасытным аппетитом и никогда ничего не дает взамен.

Не говоря уже о том, что каждая минута, которую я провожу рядом с ним, так или иначе может привести меня в тюрьму.

Мне это не нужно. Я неплохо справляюсь, разрушая свое будущее в одиночку.

Черт, мне еще нужно забрать свою машину. А значит меня ждет дорогая поездка на Uber или долгое путешествие на общественном транспорте.

Я заканчиваю с Шевроле, чтобы можно было уехать, затем переодеваю комбинезон. Я бы предпочла носить свою рабочую одежду – в ней я чувствую себя наиболее комфортно. Но я должна заставить Леви относиться ко мне серьезно. Мне необходимо раздобыть на него какой-нибудь компромат, иначе Шульц никогда не оставит меня в покое.

Я проигрываю битву и сажусь на автобус, а потом иду пешком несколько кварталов до Лоуэр-Уокер-Драйв. Моя машина все еще там, к счастью, в целости и сохранности, и, к счастью, припаркована в тени, чтобы у нее была возможность остыть. Когда пробую завести двигатель, он урчит в течение минуты, а затем заводится. Не совсем гладко, но я должна успеть добраться до дома Леви.

Я осторожно выезжаю, набирая скорость, как только убеждаюсь, что машина не взорвется мне в лицо. Я возвращаюсь в запущенный викторианский дом Леви на Хадсон-авеню.

Днем дом выглядит еще хуже. Мусор и пустые пивные банки разбросаны по лужайке. Там же перевернутый диван и гамак, в котором кто-то спит. Ступеньки скошены от мороза и слякоти чикагских сезонов. Окрашенное дерево настолько облупилось, что выглядит как шелушащаяся кожа.

Я поднимаюсь на крыльцо и быстро стучу в дверь. Никто долго не отвечает, а затем здоровенный самоанский чувак открывает дверь.

– Что надо? – ворчит он.

– Я пришла к Леви

Он смотрит на меня с минуту, затем отступает в сторону ровно настолько, чтобы я могла проскользнуть мимо.

Внутри дома пахнет мускусом оттого, что слишком много людей спит вместе, и никто не стирает простыни. В гостиной находятся, по меньшей мере, пять человек в разных состояниях сознания. Они растянулись на пыльной старой мебели, которую его бабушка, должно быть, купила в 70-х годах – длинные низкие диваны, кресла в горчичных и темно-красных тонах.

Столы заставлены пивными бутылками, пепельницами и принадлежностями для употребления наркотиков. Телевизор играет, но на самом деле его никто не смотрит.

Сам Леви одет в халат, распахнутый, чтобы показать его обнаженную грудь. На нем полосатые трусы-боксеры и пара мохнатых тапочек, похожих на медвежьи лапы. Его ноги закинуты на кофейный столик, и он курит косяк.

– Мой новый сотрудник, – объявляет он в комнату. – Все, знакомьтесь, это Камилла. Камилла, знакомься, это все.

Мне нужно узнать их настоящие имена. Я не думаю, что Шульц будет впечатлен «всеми».

Я киваю людям, которые действительно удосуживаются посмотреть в мою сторону.

Леви делает долгую затяжку из своей самокрутки. Его глаза уже выглядят остекленевшими и налитыми кровью.

– Вот, – говорю я, бросая ему пачку наличных – свой заработок с гонок. – Это за таблетки, которые потерял мой брат.

Он кивает здоровенному самоанцу, который берет деньги и прячет их.

– Тебе их дала Белла? – хихикает Леви.

– Ее парень, – говорю я.

– Он не ее парень. Он просто трахает ее.

– Кто он такой?

– Гриша Лукин.

– Что это за имя такое?

– Русское, – говорит Леви. Его взгляд слегка обостряется. – А ты немного любопытная, да?

– Не совсем, – я пожимаю плечами. – Просто думала, что знаю большинство людей в Старом городе. Я всю жизнь здесь жила.

– Да, но ты никогда не выходишь из своей маленькой мастерской, – он снова смеется. – Я не думаю, что когда-либо видел тебя пьяной, даже в старшей школе. Впрочем, теперь ты повеселишься.

Он протягивает мне косяк.

– Нет, спасибо, – говорю я.

– Я не спрашиваю. Садись.

Я сажусь на диван рядом с ним, пытаясь сохранить пространство между нами, не делая это слишком очевидным. Он сует косяк мне в руку.

Я делаю жалкую маленькую затяжку. Даже это заставляет меня кашлять. Густой, вонючий вкус наполняет мой рот, и у меня кружится голова. Мне не нравится травка, я не люблю теряю контроль над собой.

– Ну вот, – смеется Леви. – Теперь ты можешь расслабиться, черт возьми.

Это действительно заставляет меня расслабиться – по крайней мере, физически. Я снова откидываюсь на подушки, чувствуя легкое головокружение, и не тороплюсь убраться отсюда.

Я узнаю девушку по другую сторону от меня. Ее зовут Эли Браун. Она на три года старше меня. Ее родители владеют цветочным магазином на Седжвик.

– Привет, – говорю я.

– Привет, – отвечает она.

У нее соломенного цвета волосы и веснушки. На ней укороченный топ без лифчика и пара мужских трусов с логотипом Супермена. Она выглядит полусонной.

После очень долгой паузы она говорит:

– Я тебя знаю.

– Да, мы обе учились в Окмонте.

– Нет, я видела твою фотографию.

Она накурилась сильнее, чем я думала. И все же, чтобы подшутить над ней, я спрашиваю:

– Какую фотографию?

Она снова замолкает, неглубоко дыша. Потом всё же говорит:

– Та, где ты ешь мороженое на пирсе.

Я напрягаюсь. У моего отца была такая фотография. Он забрал ее, когда мне было четырнадцать.

– О чем ты говоришь?

– Ага, она висела в раздевалке, приклеенная скотчем к зеркалу. Держу пари, твоя мама положила ее туда.

Теперь мое лицо пылает. Она говорит об «Экзотике». Эли, должно быть, работала там танцовщицей или хостесс.

– Кто твоя мама? –спрашивает один из парней, развалившийся на кресле-мешке.

– Она шлюха, – хихикает другой.

– Закрой свой гребаный рот, – я рявкаю на него.Пытаюсь вскочить с дивана, но Леви снова тянет меня обратно.

– Расслабься, – говорит он. – Поли, не будь мудаком. Мы называем их эскортницами.

– Моя мать не была эскортницей, – шиплю я. – Она просто работала танцовщицей.

– Стриптизершей, – смеется Поли. – Она научила тебя каким-нибудь трюкам? Наверху есть шест. Почему бы тебе не показать нам, как мамочка трясет задницей?

– Почему бы мне не стряхнуть твою чертову башку с плеч! – рычу я, изо всех сил пытаясь выбраться из низкого, провисшего дивана, будучи слабой и обессиленной из-за травки. Леви снова с легкостью дергает меня вниз.

– Никого не волнует, чем занимается твоя мама, – говорит он. Парень обнимает меня за плечи, что мне совсем не нравится. Чувствую запах его пота и сильный запах травки от его одежды. – Мои родители – парочка гребаных яппи, и это так же неловко. Однако ты не можешь лезть в драку. Ты должна быть хорошей девочкой. Делай свою работу. Заработай немного денег. Повеселись.

Кончики его пальцев скользят над моей правой грудью. Он позволяет себе коснуться меня, и между нами остается только моя футболка. Я заставляю себя не вырываться.

Я вижу, что Эли наблюдает за нами. Не с ревностью – скорее, как ребенок, наблюдающий за рыбками в аквариуме.

– Да, неважно, – бормочу я. – Тогда мне нужно больше экстази.

Леви кивает самоанцу. Парень возвращается минут через пять со свернутым бумажным пакетом. Он протягивает его мне.

– Где я должна его продать? – спрашиваю Леви.

– Где угодно. На вечеринках, студенческих тусовках… нет предела возможностям. Ты сама себе босс. Под моим началом, конечно, – ухмыляется он.

– Ты сам это готовишь? – спрашиваю его. – Откуда мне знать, что это хороший товар? Я не хочу, чтобы кому-нибудь из моих друзей стало плохо.

Все дружелюбие Леви сходит на нет. Его налитые кровью глаза внимательно изучают меня, а рука сжимает мое плечо.

– Ты знаешь, что это хороший товар, потому что доверяешь мне, – шипит он.

Ему всего двадцать с небольшим, но зубы у него желтые, как у старика, а изо рта отвратительно воняет.

– Верно, – говорю я. – Хорошо.

Наконец он отпускает меня. Я поднимаюсь с дивана, сжимая бумажный пакет.

– Ты можешь продавать их где угодно от пятнадцати до двадцати пяти долларов за штуку, – говорит Леви. – С каждой по десять баксов идет мне.

Я киваю.

– Принеси мне деньги через неделю.

Я снова киваю.

Самоанец ведет меня обратно к входной двери, хотя до нее всего десять футов.

– Увидимся, – говорю я ему.

Он бросает на меня презрительный взгляд, закрывая дверь перед моим носом.

Несмотря на то, что на улице чертовски жарко, воздух кажется свежим после духоты дома Леви. Я не хочу возвращаться туда. Особенно через неделю.

И где, черт возьми, мне найти деньги на это? На самом деле не я хочу продавать наркотики.

Отъезжаю на пару кварталов, затем останавливаюсь, чтобы позвонить Шульцу.

– Привет,я получила еще одну партию таблеток от Леви. Что мне с ними сделать?

– Принеси мне, – говорит он. – Встретимся в Boardwalk Burgers.

Я тихо стону. Сегодня будет тур по всем людям, которых я меньше всего хочу посещать?

– Хорошо, буду через пятнадцать минут.