Текст книги "Путник, зашедший переночевать"

Автор книги: Шмуэль Йосеф Агнон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 42 страниц)

Глава тридцать четвертая
О молитвенных домах нашего города

Но вернусь в наш старый Дом учения. У нас стало уже обыкновением, что собирается миньян и мы произносим общественную молитву. В последнее же время к нам присоединились еще и несколько лавочников – они приходят на утреннюю молитву, шахарит, чтобы погреться перед тем, как пойти в свою лавку. Дошло до того, что у нас образовалось три миньяна. А со временем стали приходить даже хасиды.

Тут я должен сделать отступление и рассказать о наших шибушских хасидах[159]159
  …рассказать о наших шибушских хасидах… – Хасид (см. также примеч. 18) – первоначально просто «добрый», «праведный»; позднее этот термин стал означать приверженцев хасидизма – религиозного течения в иудаизме, которое в первой половине XVIII в., после провала мессианского движения Шабтая Цви и казацких погромов при Богдане Хмельницком, за очень короткое время охватило еврейское население Речи Посполитой и прилегающих территорий. Хасидизм во многом основывается на каббале, которая трактуется как путь к нравственному совершенствованию и познанию судеб еврейского народа. Специфическими в хасидизме являются концепции «двекут» и «цадикизм». Термин «двекут» («прилепление») обозначает ощущение присутствия Бога в мире. Для хасидизма характерно большое количество мистических и экстатических элементов, выражающих стремление к этому «двекут», т. е. к тесной связи с Богом, которая может быть достигнута через выражение восторга, через песни и танцы. Поэтому хасидизм считает достижение веселья фундаментальным принципом религиозной практики. В результате хасидизм создал новую модель набожного еврея, в которой эмоции и религиозный восторг преобладали над логикой и ритуалами, а религиозная экзальтация над ученостью. Не случайно Бааль-Шем-Тов на первый план ставил не изучение Закона, а религиозное чувство и нравственную жизнь. Сущность религии не в уме, а в чувстве. Другой основоположник хасидизма, рабби Элимелех из Лежайска, выработал принцип «цадикизма», состоящий в том, что хасидский цадик (букв. «праведник»), он же ребе, посредничает между простым народом и Богом, и так как Бог посылает людям через него жизнь, детей и здоровье, то людям надлежит содержать цадика, предоставляя ему материальную поддержку, чтобы он мог посвятить себя общению с Богом. Место цадика, или ребе, передавалось по наследству по мужской линии, хотя на практике наследовали титул племянники, зятья, а то и верные ученики. Исторически течения хасидизма формировались как группы последователей того или иного цадика, получавшие свое название, как правило, по месту, где находилась его резиденция («двор»). С самого начала хасидизм не был однородным движением и состоял из различных групп, объединявшихся вокруг своих лидеров (цадиков, адморов или ребе), часто конкурировавших и враждовавших между собой.


[Закрыть] и об их синагогах и молитвенных домах в нашем городе, о тех штиблех, шулихлех, клойзн и клойзлен[160]160
  Штиблех, шулихлех, клойзн и клойзлен – уменьшительные и/или множественные формы слов «штибл», «шул» и «клойз» на языке идиш. Штибл (букв. «маленький дом») – молитвенное помещение у хасидов и некоторых ортодоксальных еврейских общин, много меньше синагоги, иногда просто частный дом или даже комната, выделенные для религиозных церемоний. Шул (букв. «школа») – название синагоги у ортодоксальных евреев. Клойз – помещение (обычно при синагоге), где изучают Талмуд и раввинистическую литературу; нередко также название хасидских молитвенных домов.


[Закрыть], которые в нем были до войны.

Вначале все наши здешние общины, пришедшие из Германии, Польши, Литвы, Богемиии и Моравии, молились по канону Ашкеназ[161]161
  Ашкеназ – в Средние века евреи называли Германию «Ашкеназ». Отсюда и общее название центрально– и восточноевропейских евреев – «ашкеназы», или «ашкеназские евреи». Когда ашкеназы из Германии мигрировали в страны Восточной Европы, они привезли с собой также и ашкеназский канон молитв и обрядностей. Позднее большинство евреев Восточной Европы отказались от ашкеназского канона в пользу хасидского (канон Сфарад), кроме евреев Литвы, где находился центр противников хасидизма и сохранился ашкеназский канон.


[Закрыть], полученному от своих отцов, которые получили его от своих отцов, направлявших таким манером свои молитвы к тем вратам, через которые душа уходит на небеса. И так же, как все они молились по одному обряду, так и мелодии молитв у всех были одинаковы – часть из них была дана нам всем еще на Синае, а другую часть они получили от святых мучеников Ашкеназа, то бишь Германии, во времена Крестовых походов, ибо, когда враги зажигали под этими мучениками костер и они восходили с пламенем в небеса, их души, взволнованные предстоящим вознесением к Богу, в восторге пели молитвы и прославления, музыка и слова которых были исполнены благодарности. Они не знали, что душа их поет, но ее голос лился сам по себе, и эта мелодия запечатлевалась в молитве. А потом пришли первые канторы и положили слова на эти мелодии, так что и по сию пору всякий молящийся, если только он молится по-настоящему, может ощутить, что его голос звучит как бы сам собой, даже если он не способен петь. И где бы ни находился еврей, когда он произносил молитву – это была молитва всего Израиля. Сами Небеса сделали ее такой, ибо сказано: «Небеса проповедуют славу Божию, и о делах рук Его вещает твердь»[162]162
  Псалтирь, 18:2.


[Закрыть], то бишь небосвод. А кто подразумевается под «делом рук Святого и Благословенного, как не Израиль, о котором свидетельствует сказанное в Писании: „Не он ли Отец твой, Который усвоил тебя, создал тебя и устроил тебя?“»[163]163
  Второзаконие, 32:6.


[Закрыть]

Мудрые люди увидели это единение всех общин, но по ошибке решили, что оно означает приближение прихода Мессии, и потому открыли избранным секреты этой молитвы, ее цели, и значение, и комбинации, и значения всех комбинаций, чтобы те поусердствовали в молитвах своих и этим приблизили бы Избавление. Однако на самом деле Израилю того поколения не суждено еще было спастись, и эта ошибка лишь смутила сердца, ибо они приняли обещание Геулы[164]164
  Геула – окончательное освобождение и избавление, связанное с приходом Мессии.


[Закрыть] за саму Геулу, и нашлись даже такие в Израиле, которые решили, что Избавление уже пришло, и потому оставили обычай своих отцов и усвоили новые обычаи, особенно в обряде молитвы. Из-за этого смешались врата небесные, и в возникшей сумятице новые молитвы вошли в эти врата по своему назначению, и, когда бы не светлой памяти Бешт и его люди, кто знает, что могло бы, упаси Господь, случиться со всеми нами.

Бешт тоже изменил молитвенные обряды – ввел среди своих учеников вместо канона Ашкеназ канон Сфарад[165]165
  Канон Сфарад – В Средние века евреи называли Испанию «Сфарад» (отсюда пошло название «сефарды», или «сефардские евреи», позднее перенесенное на всех евреев Магриба и Ближнего Востока). Канон Сфарад – это молитвенный обряд, который еврейские изгнанники из Испании (1492 г.) принесли с собой в еврейские общины Западной Европы, Балкан, Магриба и Ближнего Востока и который позднее заимствовали у них также хасиды Восточной Европы.


[Закрыть], обряд изгнанников из Испании, потомков колена Иегуды, поскольку увидел, что мы близки к Избавлению и царство дома Давида вот-вот вернется к своей былой славе. И, увидев это, постановил, чтобы все люди молились так, как молился Давид, мир с ним, то есть подобно слугам царя, всякие действия которых направляются словами царя.

Но когда Бешт умер и следом за ним умерли все его святые ученики, стало так, что ученики этих учеников и их ученики разделились на разные группы, и каждая группа объявила себя главной наследницей святого Бешта и его святых учеников, и некоторые из них стали украшать свои молитвы пастушьими мелодиями, заявляя, будто это мелодии, идущие от самого царя Давида и сохраненные евреями, жившими в Вавилонском плену среди идолопоклонников и звездочетов, а некоторые стали танцевать во время молитвы, и хлопать в ладоши, и биться головой о стену, чтобы прогнать от себя сторонние мысли, которые отвлекают их от молитвы, третьи же начали вставлять в свою молитву слова, не имеющие никакого смысла и порой явно прерывающие самое молитву, вроде «а зисер тате», что означает «сладкий папочка», как они называли Святого и Благословенного. И некоторые надежные люди свидетельствовали даже, что слышали от своих отцов, слышавших это от своих отцов, которые слышали от стариков того поколения, что те своим ушами слышали, как люди какой-то группы во время молитвы «Шма Исраэль» восклицали по-польски: «Зроби огнья!» – в смысле: «Возбуди мое сердце на службу Тебе, Благословенный».

В нашем городе тоже нашлись люди, которые пошли по этому пути. А когда главы поколения изгнали их из общины, они построили свою отдельную, хасидскую, синагогу, которую назвали «хасидим штибл» и которую остальной народ прозвал синагогой шутов, или «шулехл лейцим».

По мере того, как множились хасидские цадики, множились и сами хасиды. Одни следовали одному цадику, другие другому, и в нашем городе больше всего оказалось косовских хасидов, так что в конце концов они построили себе свой собственный молитвенный дом, «А косовер шулехл», – ту Косовскую синагогу, что на Королевской улице, недалеко от колодца над источником, из вод которого пил польский король Ян Собеский, возвращаясь из победоносных походов, и где мы теперь берем себе воду для мацы.

Когда Косовский цадик умер, его старший сын занял его престол, а младший переехал в Вижницу[166]166
  Вижница – город в Черновицкой области Украины, в прошлом – один из важных центров хасидизма. В 1854 г. в Вижнице поселился раввин Менахем-Мендл Хагер – сын ребе из Косова, одного из последователей Бааль-Шем-Това. Он быстро собрал вокруг себя много последователей и сделал Вижницу центром хасидской династии.


[Закрыть] и основал там свой. двор. В результате косовские хасиды разделились на два лагеря – одни пошли за старшим сыном, другие – за Вижницером. Однако среди тех косовцев, которые жили в нашем городе, не произошло никакого деления, и их сыновья не пошли ни за тем, ни за другим. Если не считать молитвенного канона «по обычаю Сфарад», у них вообще не осталось ничего из хасидских обычаев.

Прошло время, и в Шибуш пришли новые люди – те зятья, которые переехали жить к родителям своих жен, да и просто хасиды из окрестных местечек. Эти тоже выбрали местом своих молитв Косовскую синагогу, потому что там молились, по образцу изгнанников из Испании.

Но в городе было еще одно хасидское место – новый Дом учения. Его назвали новым, чтобы отличить от старого, и в нем молился наш учитель и гаон, городской раввин, который кроме своих занятий Торой корпел также над мудростью каббалы. Все славнейшие знатоки из мира Торы радовались его новым толкованиям Торы, а ищущие спасения приходили к нему за благословением. (Гаон Яаков-Мешулам Оренштейн, автор книги «Иешуот Яаков», в шутку сказал о нем: «Возблагодарим Господа, что этот мудрец встал на путь хасидизма, иначе мы бы не нашли в Доме учения ни единого человека – своей решительностью и осведомленностью он победил бы всех нас».) Этот раввин не оставил потомков, которые были бы сравнимы с ним, и, когда он умер, новый Дом молитв снова стал Домом учения для тех жителей нашего города, которые, подобно их отцам, молились по сефардскому канону, но не склонялись, в отличие от отцов, к хасидизму. В этом сила нашего Шибуша – он переживает нашествие нового и затем возвращается к прежнему (если не считать молитвенного канона Сфарад, который уже укоренился).

Но хотя сам хасидизм перестал существовать в новом Доме молитв, там еще оставалось несколько хасидов-одиночек. Правда, их было совсем немного, и они не смели поднимать голову. Если кто-то из них начинал, по старому хасидскому обычаю, танцевать или хлопать в ладоши, ему приказывали замолчать, напоминая: «Здесь святое место, а не ваш клойзл». А однажды, придя в свой Дом учения, люди нашли там гусиные косточки, потому что накануне вечером хасиды устроили там пир в честь новомесячья, и после этого весь Дом учения долго и возмущенно негодовал из-за такого осквернения Имени – святое место эти хасиды превратили в трактир.

В те дни Ружинский цадик[167]167
  Ружин – старинный украинский город, ныне районный центр Житомирской области. Ружинский цадик – Исраэль Фридман (1797–1850), внук Магида из Межерича; повзрослев, приобрел славу цадика, перебрался в Ружин и основал там роскошный хасидский двор. Занимался активной благотворительной деятельностью. В 1842 г., спасаясь от преследования царских властей, переселился в Австрию, в Садигур (в окрестностях г. Черновцы). Его сыновья стали основателями нескольких хасидских династий.


[Закрыть] купил себе имение Поток вблизи Шибуша и поселил там в качестве цадика своего сына, который впоследствии перебрался в Чортков и прославился во всем хасидском мире под именем Чортковер[168]168
  Чортков – ныне районный центр Тернопольской области Украины, в прошлом важный центр хасидизма. В1870 г., после переселения в город рабби Д. М. Фридмана (1828–1900), сына Ружинского цадика, Чортков стал резиденцией Чортковской ветви Ружинско-Садагорской хасидской династии. Д, М. Фридман (он же Чортковер в романе Агнона) купил крупнейший в городе замок, пристроил к нему несколько помещений и основал резиденцию, в центральной части которой была устроена синагога. На праздники в Чортков съезжались десятки тысяч приверженцев цадика. В то же время Чортков был одним из главных центров еврейского Просвещения (Гаскалы) в Галиции, из-за чего Фридман в течение десяти лет (1860–1870) не мог утвердиться в городе. Во время действия романа Агнона, накануне Второй мировой войны, еврейское население Чорткова составляло около шести тысяч человек; пережили немецкую оккупацию около ста человек.


[Закрыть]. У нас в Шибуше несколько человек тоже стали последователями этого молодого цадика и сняли себе отдельную комнату для молитв. К ним присоединились те несколько из хасидов, которые еще оставались в новом Доме учения. Со временем им стало тесно в одной комнате, и они построили себе клойз. Это был тот самый Портновский клойз в Шибуше, который со временем стал известен своими прекрасными людьми и прекрасными обычаями, потому что большинство молившихся там отличались замечательным знанием Торы и славились своими хорошими манерами, а поскольку они хорошо разбирались в мелодиях, их молитва была приятной – без того шума и криков, какими славятся другие хасиды, и без застывания на месте, как у миснагдим, а такая, как у ружинских хасидов, которые всегда помнят, перед Кем стоят. И насколько приятна слуху была их молитва, настолько же приятен глазу был их внешний вид. У них не было тех растрепанных пейсов, всклокоченных бород и голых шей, которые отличают, скажем, хасидов Белза[169]169
  Белз – город в Львовской области Украины, известный еще со времен Киевской Руси. В 1816 г. Белз стал одним из центров хасидизма в Галиции и резиденцией собственной хасидской династии, которую основал здесь Шолом Рокеах («Князь мира»), ученик Яакова-Ицхака а-Леви Горовица, или а-Хозе из Люблина («Люблинского Ясновидца»). По инициативе Шолома Рокеаха в 1843 г. в Белзе была выстроена Большая синагога. Династию продолжили потомки Белзского цадика, а после Второй мировой войны центр хасидизма белзского направления переместился в Иерусалим.


[Закрыть]. У чортковских хасидов пейсы были ухожены, бороды гладки и шеи закрыты. И речь их была такой же, как внешний вид, – спокойной, а не крикливой. В обычные дни они занимались торговлей и учили Тору, в праздники угощались в своем клойзе вином с орехами, веселили душу танцами и песнями, а в субботние вечера после трапезы собирались вместе, пили вино, ели тушеную фасоль с перцем и пели: «Будет радоваться тебе Бог твой, как жених радуется невесте», услащая встречу пересказом разных историй и словами Торы. А в дни поминовения своего цадика устраивали большую трапезу с мясом и вином, с песнями и танцами. На звуки шумного веселья приходили туда и случайные люди, смотрели и дивились тому, что богобоязненные евреи так лихо танцуют. И пока такой зевака стоял и смотрел, к нему подходил кто-нибудь из хасидов, тащил его в общий круг и начинал танцевать с ним, и тогда сердце пришедшего тоже загоралось весельем, и он присоединялся к празднику хасидов Чорткова.

Впрочем, отнюдь не все в шибушском Чортковском клойзе были последователями именно Чортковского цадика. Там были также последователи родственных Чортковеру цадиков Садигуры, Гусятина, Отынии[170]170
  Садигур, Гусятин, Отныния – хасидские центры Западной Украины.


[Закрыть] и Вижницы, а кроме того, хасиды других цадиков, которые не принимали участия в известном разногласии. Хасиды Садигуры и Гусятина считались в этом клойзе такими же уважаемыми, как хасиды Чорткова, потому что их цадики были родными братьями Чортковера. Хасиды Вижницы и Отынии считались рангом ниже, потому что сам Чортковер не признавал их цадиков, хотя те тоже были его родственниками. Еще ниже стояли хасиды остальных цадиков, которые вообще не имели отношения к Ружинскому дому. Они были как бы пасынками в этом клойзе, и в праздники, а также в Дни трепета, когда каждый, кто поднимался к Торе, удостаивался чести благословить Чортковера, и его потомков, и его братьев-цадиков, и всех их потомков, чортковским хасидам не разрешалось благословлять цадиков всех прочих хасидов, потому что цадики Чорткова вели свою родословную от семени царя Давида, и, если бы то поколение удостоилось[171]171
  …если бы то поколение удостоилось… – имеется в виду: если бы состоялся приход Мессии и восстановление царства Израилева.


[Закрыть], они были бы царями Израиля, так что получать благословение заодно с простолюдинами было ниже их царского достоинства. А кантор в Чортковском клойзе в дни празднования годовщин смерти обычных цадиков не воздерживался от того, чтобы несколько раз прочесть таханун[172]172
  Таханун (досл. «моление») – молитва, в которой молящиеся исповедуются в своих грехах и недостатках и просят Всевышнего о помощи; соответственно эту молитву произносят шепотом, опустив лицо и положив голову на согнутую в локте руку. Таханун не читают в радостные дни, на свадьбах, при обрезании и в праздники, а также (в течение семи дней) в доме, где соблюдают траур по умершему.


[Закрыть], хотя обычно в праздники таханун читать не положено.

Был там некий хасид из Вижницких, человек обеспеченный и решительный, который вышел из Чортковского клойза и вместе со своими девятью сыновьями построил себе отдельный клойз. Это тот Вижницкий клойз, что возле нашего Черного озера, за мясной лавкой. К ним тут же присоединились другие хасиды, которые ощущали себя чужими в Чортковском клойзе, потому что их цадики участвовали в некоем нашумевшем споре. Впрочем, с ними и в новом клойзе случилось то же самое, что в прежнем, – вижницкие хасиды отмежевались от них, как когда-то чортковские. И тогда некоторые из них вернулись на прежнее место, а другие молча примирились со своими страданиями.

Несмотря на все эти расколы, шибушский Чортковский клойз не стал меньше, потому что сыновья нескольких хасидов из Чорткова взяли себе жен в Шибуше и соответственно стали молиться в Чортковском клойзе, а кроме того, каждый шибушский последователь Чортковера постарался взять в мужья для своих дочерей чортковских хасидов, и те поэтому тоже переехали в Шибуш. Они ели в домах у отцов своих жен и были свободны от забот о заработке, так что могли сидеть в клойзе и учить Тору в полном душевном спокойствии. И в зимние вечера, когда они так сидели – каждый со свечой в руках, и голоса их доносились наружу, и золотые цепочки у них на груди удваивали свет, все вокруг желали себе такого же благословения и говорили: «Дай Бог нашим сыновьям, как этим».

Но впустую оказались эти пожелания, ибо вскоре не стало тех сыновей, к которым они относились. Появились светские школы и изгнали Тору из молодых сердец. И даже наш старый Дом учения, где так углублялись, бывало, в изучение Торы, – и тот не породил сыновей для Торы. Все еще сидели там знатоки Писания, но уже не было в их сердцах прежнего душевного покоя, ибо знали они, что их сыновья и зятья Тору не учат. Но почему же одни удостоились ученых сыновей и зятьев, а другие не удостоились? Потому что люди из нашего старого Дома учения чтили все виды мудрости, поскольку считали, что Тора и вся мудрость спустились на землю, сплетенные вместе, и если кому не хватает одной из мудростей, то ему не хватает всей Торы. Поэтому, когда перед еврейскими детьми открылись секулярные школы, они послали своих сыновей туда, чтобы они изучили также светскую мудрость и добавили ее к мудрости Торы. А сыновья, попав в эти школы, уже не вернулись в Дом учения, а стали адвокатами, или врачами, или фармацевтами, или бухгалтерами, или просто людьми без Торы и без мудрости. В то же время те хасиды, которые смеялись над сторонней мудростью и держались подальше от светского образования, не стали посылать своих сыновей в светские школы, и их сыновья остались с Торой. И когда хасидизм сократился за счет ушедших от Торы, его пополнили люди, оставшиеся с Торой. Из них-то и вышло большинство нынешних резников, и канторов, и меламедов. И даже те раввины, и канторы, и резники, и меламеды, которые не склонялись в душе к хасидизму, тем не менее примкнули к тем или иным великим цадикам, потому что ни один раввин, или резник, или меламед, который не подчинен тому или иному цадику, не может подняться в своей общине.

Был обычай в нашем Чортковском клойзе: два-три раза в год люди ездили к своему цадику в Чортков. Те, кто бывал в Чорткове, знают, что такое Чортков, а тем, кто не бывал, никакие рассказы не помогут. И не только они удостаивались там приема у нашего цадика, но бывали там и хасиды из других стран, и люди слышали их рассказы о том, что происходит в других местах галута, а бывало, что из этих встреч возникало и сватовство, и таким манером к нашим чортковским хасидам присоединялись всё новые, так что со временем в нашем клойзе уже стало тесно из-за недостатка места, и если бы не война, то пришлось бы, наверно, построить новое здание.

Была и еще одна особенность в этом клойзе. Время от времени случались у нас гости на пути в Чортков или обратно. Приходил такой гость в клойз, читал молитву и приносил порой новую мелодию, а потом рассказывал, что видел и слышал, и рассказы этих гостей превращали будний день в маленький праздник. А иногда, бывало, такой гость положит глаз на какого-нибудь из наших парней, и захочет сосватать его для своей дочери, и тут же пишет контракт, и устраивает трапезу для всего клойза.

Кроме того, эти гости рассказывали истории разных цадиков. Но во избежание возможной ошибки сразу скажу, что то не были рассказы о первых цадиках и даже не о Бааль-Шем-Тове, благословенной памяти. Только раз случилось, что занесло к нам в клойз какого-то старика и он стал рассказывать историю Бешта, и тогда один из наших людей сказал: «Если бы это было правдой, то было бы упомянуто в книге „Хвалы Бешту“»[173]173
  «Хвалы Бешту» (ивр. «Шифтей Бешт») – первое и наиболее авторитетное собрание преданий о жизни рабби Исраэля Бааль-Шем-Това (Бешта), оказавшее огромное влияние на развитие всей последующей литературы хасидизма и в значительной степени повлиявшее на формирование еврейского фольклора Восточной Европы. «Хвалы Бешту» занимают особое место среди великих книг ранней хасидской литературы. Книга цитируется или хотя бы упоминается в большинстве классических хасидских источников; невозможно представить себе посвященный хасидизму труд, который обошел бы ее вниманием. По-русски книга впервые опубликована издательством «Лехаим» в переводе М. Кравцова.


[Закрыть], но хасиды улыбнулись, потому что, по их мнению, эта книга не передает всей правды о Бааль-Шем-Тове.

В нашем же Чортковском клойзе любая беседа была только об отцах, и отцах отцов Чортковера, и о его брате, и о нем самом. Как открылась дверь его комнаты, и как стало видно, что он сидит на стуле, и как он запрокинул голову назад, кто и кто присутствовал, когда он входил в Судный день в клойз и говорил: «Ответь нам». Вам все это, быть может, не кажется таким уж важным, но каждый чортковский хасид знает, что всякое движение и жест нашего цадика на самом деле направлены на пользу нам в этом и Грядущем мирах.

Глава тридцать пятая
Добавление к первым

В те дни воссияла слава цадика из Копычинцев. Этот цадик не унаследовал хасидов от своих отцов, а сам привлек к себе последователей. Время от времени он выезжал в города и местечки, как это делали первые цадики, и, куда бы он ни приезжал, к нему приходили женщины и простолюдины, которые непривычны были ездить в другие места к другим цадикам, но в чудотворную их силу верили. Однажды он приехал на субботу в Шибуш, и послушать его собрались несколько человек из городских и даже из зажиточных хозяев. Были и такие, что пришли тайком, потому что стеснялись своих знакомых, а когда пришли, обнаружили, что некоторые из этих знакомых тоже пришли сюда тайком. Шибуш в то время еще считался городом миснагдим, и каждый, кто не называл себя хасидом, гордо именовал себя «миснагид». И вот приехал тот цадик на одну субботу, а провел у нас две, потому что много людей к нему пришло. За время тех двух суббот, которые этот Копычинец пробыл в Шибуше, он один раз возглавлял субботний стол в Доме учения у городского раввина, и туда тоже пришли многие, кто – из-за веры в силу цадиков, а кто – чтобы посмотреть, какие чудеса эти цадики творят. Этот цадик не произносил слов из Торы и вел себя так царственно, что был похож на внуков первого Ружинера, с которым, кстати, и в самом деле состоял в далеком родстве. Вид этого старца, сидящего во главе стола в штраймле[174]174
  Штраймл – широкая низкая меховая шапка, типичный головной убор хасидов многих хасидских течений.


[Закрыть] на голове, по обычаю ружинских хасидов: маленькая борода спускается на отглаженный воротник, а пальцы постукивают по столу в такт распеву: «Хал, хал, хал» – взволновал всех собравшихся. А когда он запрокинул голову и посмотрел вверх, какой-то старик из первых ружинских хасидов поклялся, что Копычинец в точности похож на Ружинера – и своей святой внешностью, и своими святыми движениями.

Не успел Копычинец покинуть Шибуш, как несколько человек из наших городских тут же решили сделать клойз его имени. В следующем году он пришел к нам снова, и тут случилась история, которая заставила многих наших горожан увидеть в нем очень важного среди цадиков, как среди высших, так и среди низших. История была такая. Хасиды Чортковера рассердились на Копычинца за то, что он вторгается на территорию их цадика, ибо Шибуш, как я уже рассказывал, считался городом Чортковера. И когда он вторично приехал в город, чортковские хасиды не вышли его встречать. Вот до чего у них дошло. А в том поезде, которым приехал Копычинец, возвращался в Шибуш один важный старик из чортковских хасидов, и все ожидали, что уж он-то останется на платформе, чтобы встретить копычинского цадика и принять его благословение. Но он этого не сделал, а, напротив, поторопился уйти, чтобы не оставаться среди пришедших. Однако не успел он прийти домой, как простудился и слег, и вот тут-то все и поняли, что это ему наказание за то, что он не проявил уважения к Копычинскому цадику. Впрочем, если это и не было чудо, в этом, несомненно, был знак порицания тому, кто проявил неуважение к святому человеку, даже если посчитать этот случай обычным совпадением. Как его можно посчитать обычным совпадением? Ну, если угодно, так, что старик этот и без того был слаб здоровьем, а когда бежал домой, разогрелся и вспотел, отсюда и простуда. Или, если угодно, можно объяснить его болезнь тем, что он очень разволновался из-за того почета, который оказали чужому цадику, и от чрезмерного волнения у него заболело сердце. Но и в этом случае сердце по делу наказало его – ведь копычинский цадик был из семени цадика ружинского, и он должен был бы оказать ему уважение, хотя в Чорткове ему наказали этого не делать. Так или иначе, но весь город пришел к убеждению, что рабби из Копычинцев очень силен и каждый, кто задевает его честь, получает наказание.

Когда я пошел навестить больного и рассказал ему, что говорят о нем люди, он взял мою руку в свою, улыбнулся и сказал: «Ты ведь знаешь того дурачка Эфраима, которого называют пророком. Когда он приходит ко мне, я всегда даю ему милостыню. Но однажды у меня не нашлось мелочи, и я не дал ему ничего. Он тут же проклял меня и сказал, что у меня вылетят все стекла в окнах. Не прошло и часу, как пошел сильный град и действительно разбил стекла в нескольких окнах моего дома. Я спросил жену: „Ты слышала проклятие этого дурачка?“ Она вздохнула: „Слышала“. Я сказал: „Если когда-нибудь увидишь чудотворца, то знай, что он такой же“».

В общем, так или иначе, но после всего этого в Шибуше появился третий клойз, тот Копычинский, что на Мельничной улице против бани. В копычинские хасиды подались некоторые наши простолюдины, давно завидовавшие чортковским, потому что у тех каждый день был как праздник и они относились друг к другу с братской любовью и дружбой, а к нехасидам, напротив, как к людям, не познавшим главного в иудаизме. Затем к копычинским хасидам присоединились также некоторые наши шибушские маскилим[175]175
  Маскилим – сторонники Гаскалы (еврейского Просвещения).


[Закрыть], которые до того ходили в сионистах, но не нашли в сионизме того, о чем тосковала их душа. Теперь они сменили одежду и по субботам тоже стали надевать штраймл, однако эта перемена лишь усилила их душевную тоску, потому что настоящий хасидут[176]176
  Хасидут (ивр. «праведность», «благочестие») – духовное состояние хасида.


[Закрыть] нельзя обрести только посредством одного лишь желания и стремления – он требует подготовки души и увлеченности сердца. Но так или иначе, а в Шибуше прибавился еще один клойз.

Не помню, приезжал ли рабби из Копычинцевв третий раз в Шибуш, а если приезжал, то обрадовал ли этим своих хасидов. Будь я склонен к предположениям, я сказал бы, что после образования клойза ему не стоило приезжать. Ведь пока у него не было своего клойза, он еще мог думать, что за ним пойдет много людей. А когда клойз уже был создан, стали очевидны границы его влияния, потому что все те, кто склонен был последовать за этим цадиком, уже вошли в этот клойз. На огне, который разжигает бедняк, чтобы сварить себе немного каши с молоком, быка не зажаришь.

Короче говоря, таким манером в нашем городе появились целых три хасидских молитвенных дома, не считая Косовского, о котором уже говорилось выше. А потом пришла война и все это порушила, и все шибушские хасиды рассеялись кто куда. Одни погибли от огня и меча, от голода и болезней, упаси нас и помилуй, другие погрузились в мирскую суету, проводя время в кафетериях и карточных играх, и лишь считанные единицы одолели трудности того времени и укрепили своей твердостью веру мудрецов. Когда война кончилась и дороги стали безопасными, некоторые из них вернулись в город и увидели, что он разрушен. Они подняли, как могли, свои дома из развалин, нашли себе какой-никакой заработок и снова обратились к духовной жизни. Хасиды Чорткова опять собрались и воссоздали свой клойз. Не такой, как прежде, но все-таки что-то такое, чего не сумели сделать все прочие хасидские общины. И потому все остальные хасиды Шибуша стали молиться вместе с чортковскими в их Доме молитв. Казалось, дело идет к тому, что все они заключат союз и с радостью примут чортковское руководство – ведь бывало уже так, что евреи собирались вместе после очередного изгнания, а таких изгнаний они переживали столько, что давно должны были понять, что до тех пор, пока мы не удостоимся полного освобождения, нам придется склонять голову перед сильнейшим. Но, видно, одно дело – изгнание из Эдема, к этому евреи уже привыкли и, каким бы тяжелым оно ни было, научились выдерживать его тяготы, а вот изгнание Иакова, то бишь изгнание внутри своей семьи, – это им выдержать не под силу. И когда другие хасиды увидели, что их не признают равными в Чортковском клойзе, они стали уходить оттуда кто куда, и некоторые из этих беглецов перешли в наш старый Дом учения, хотя у нас молятся по канону Ашкеназ.

Впрочем, хотя у нас молятся по канону Ашкеназ, эти вновь пришедшие не стали настаивать на изменении нашего обычая и не внесли никакого беспорядка в жизнь нашего Дома. И нечего и говорить, что никто из них не посмел приносить в наш Дом учения водку – ни на йорцайт[177]177
  Йорцайт – годовщина смерти родного или близкого человека, которую принято отмечать по еврейскому календарю.


[Закрыть] своих близких, ни на йорцайт родичей своих цадиков. В нашем Доме учения мы строже, чем во всех остальных Домах, следуем правилу, что каждый, кто приходит к нам, становится одним из нас. Если бы не истории о своих цадиках, которые они рассказывают друг другу, нельзя было бы их различить.

Эти их истории – они частью о величии цадиков прежних поколений, а частью – о величии цадиков нашего времени. И большинство этих историй рассказывают о чудесах, совершенных цадиками, то есть о случаях, которые выходят за рамки обычного порядка вещей и не могут быть, по их мнению, объяснены иначе как тем, что их цадики крайне любезны Всевышнему и поэтому Он готов перестроить и изменить порядки Своего творения, лишь бы доставить удовольствие любящим Его. Все эти их истории начинаются с земного, а кончаются духовным, и руки человеческие и небесные действуют в них вперемешку и помогают друг другу – если обессилеет одна, другая тут же приходит ее поддержать. Даже для телесных нужд этих цадиков Святой и Благословенный готов, по таким рассказам, творить чудеса: то пошлет пророка Илию принести цадику буханку хлеба, то велит спуститься серафиму, чтобы зажечь цадику его трубку. О раввин Авигдор, ты, который изгнал хасидского рабби Уриэля[178]178
  Рав Авигдор и рабби Уриэль – герои рассказа Агнона «Изгнанный» (1919).


[Закрыть] с наступлением темноты в канун субботы, – кто бы отряхнул прах с твоих глаз, чтобы ты увидел, как сегодня ученики его учеников сидят в твоем Доме учения и рассказывают небылицы о чудесах таких раввинов, которые даже щиколотки того рабби Уриэля не достигли – ни в Торе, ни в богобоязненности!