Текст книги "Кот, Дьявол и Ли Фонтана (ЛП)"

Автор книги: Ширли Руссо Мерфи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

«Ты просто продолжал водить машину, – сказал он, – вождение вокруг меня?»

«Я проехал по Риму, а затем обошел фермы, в кампусе Берри. Наконец я позвонил в станцию, поговорил с офицером Риганом. Он сказал мне, что патрули будут следить за собой, он сказал, что уверен, что вы вернетесь, что слишком скоро подать отсутствующий отчет. Я проехал по каждой задней дороге, некоторые из них дважды, но я не видел машину. Позже, когда Джимсон нашел тебя, он сказал, что он был припаркован назад среди деревьев, и его легко было пропустить. Мускулы в ее челюсти сжались. «Припаркованная возле влюбленных любовница», сказала она, и до этого момента ему не приходило в голову, что она могла подумать, прошлой ночью, что он был с другой женщиной.

Но Бекки знала, что не было никого другого, в мире не было женщины, на которую он смотрел бы, кроме нее. Держа ее рядом с собой, нуждаясь в ее стабильности, он пытался рассказать ей, что он мог вспомнить, попытался довести расшатанные сцены со вчерашнего дня яснее, попытался понять их. Тревис внимательно слушал. Морган знал, что он напишет все это в тот момент, когда Бекки уйдет, слова Моргана будут сравниваться с официальным допросом, с которым он скоро столкнется. Полицейские должны были знать в начале прошлой ночи о грабеже и убийстве, но, конечно, это была бы политика, не говоря уже об этом Бекки. Морган понятия не имел, думали ли они, что в этот момент эти два события могут быть связаны. Оба дела были полицейским делом, и офицеры догадывались о себе.

Морган сказал Бекки, как Фалон хотел, чтобы он посмотрел на свою машину, что он не хотел идти, рассказал ей, что Фалон сказал о собственности своей матери на шоссе Дикси. Медленно, говоря об этом, он смог более четко разделить эти моменты – до того момента, когда все стало туманным, а днем ??распался на колеблющуюся и бессмысленную дымку.

«Когда Фалон пролил свою колу, я уничтожил разлив, а затем забрался на заправочную станцию ??Роберта, чтобы получить влажные бумажные полотенца. Я вышел, закончил свою колу, пока я убирал место. Я помню, что кока-кола казалась забавной, но я не обращал много внимания. Когда я сидел довольно чистым и сушил, мы направились к Graystone Apartments, я это помню. Я проехал пару кварталов, когда улица начала выглядеть нечеткой, автомобили и здания размыты, расстояния все извращены. Я помню, как он тянул, головокружение и боль. После этого ничего не видно. Все выглядело странным, скрученным и нереальным.

– Вы пили всю свою колу?

Он кивнул: «Фалон вручил его мне, я выпил то, что осталось в бутылке, засунул бутылку в боковой карман, чтобы она не капала на пол. Я поехал, пока все не стало наматываться, затем я потянулся.

Бекки посмотрела на сержанта Тревиса: «Вы взяли Брэда Фалона?»

Лицо Тревиса закрылось, его взгляд был невозмутимым. «Мы расспросили его». Тревис посмотрел на лицо Моргана и повернулся, чтобы взглянуть на дверь. «Я не должен рассказывать вам об этом, пока вы не соберете интервью», -

ждал Морган. Он не понимал, что это может сделать, если он сказал правду.

«Фалон сказал, что он был со своей девушкой от одного тридцати вчера днем ??до сегодняшнего утра». Тревис выглядел более любезно, возможно, с сожалением. «Мы поговорили с ней, она поклялась, что в ее квартире был Фалон. На данный момент, – сказал он, – нам не хватает, чтобы привести его.

– Какая подруга? – сказала Бекки.

«Это все, что я могу сказать», сказал Тревис.

Ни Бекки, ни Морган ничего не слышали о том, что видят женщины Фалон; у них не было причин знать или заботиться. Но теперь, взглянув в глаза Бекки, Морган знал, что она хочет узнать. Он хотел сказать: будьте осторожны. Но она это сделает, он позволил только своему взгляду предупредить ее: «Позаботьтесь, Фалон может быть порочным. Он сказал: «Что ты сказал Сэмми?»

«Что ты опоздал, поздно пришел домой, пришлось рано встать, чтобы занять специальную машину».

Он улыбнулся: «Она тебе поверила?»

«Возможно, она не имела бы, если бы не была настолько дезориентирована. У нее простуда или грипп. , , Доктор Бейтс вышел к матери. Он сказал, что обычно, Сэмми согревает, много жидкости и отдыха, половина аспирина каждые четыре часа. У нее нет лихорадки, и она не кашляет, она просто очень скучна, поэтому она сонливость, она едва может бодрствовать.

– Как долго? – сказал Морган. «Как давно она такая?»

«С полудня вчера, – сказала Бекки. «Так сонная она не могла бодрствовать. Если бы я разбудил ее, она бы просто отплыла снова, она просто хотела лечь на диване и спать, она спала большую часть дня ». Ее описание пронзило страх перед Морганом.

«Однажды, когда я разбудил ее, она сказала, что у нее закружилась голова, что каждый раз, когда она ложилась спать, она опускалась, глубоко в темноту. «Темно, – сказала она, упав во тьму.

Морган засмеялся. , , Вот как я себя чувствовал, когда проснулся в машине. Как будто я был в ловушке глубоко в какой-то тяжелой темноте. Даже в патрульной машине, и здесь, в камере, моменты, когда я едва мог бодрствовать, так тускло, уничтожили.

Они смотрели друг на друга, испугавшись. Заполнено восприятием Сэмми, с ее уверенным и конкретным познанием. Словно Сэмми испытал то, что чувствовал Морган, замешательство Моргана и тупость, беспомощная летаргия ее папы. Бекки вздрогнула и прильнула к нему, холодность проникла глубоко в нее, как ледяная рука.

Наконец она сказала: «Я снова позвонила доктору Бейтсу, хотя у Сэмми не было лихорадки, боли. Он хотел посадить ее в больницу, но я этого не хотел. Я хотел ее с Матерью, я знал, что она отвезет ее в больницу, если понадобится. Однажды, когда она поселилась у матери и крепко спала, я пошел искать тебя. Мне больно, что я, должно быть, дважды проехал наш автомобиль и никогда его не видел. В прошлый раз, это было просто свет, я, должно быть, просто пропустил полицию.

«Но тогда, – сказала она, – самое странное. Когда я вернулся к маме, Сэмми проснулся, сидел и более настороженно. Мама сказала, что она проснулась капризной, что Сэмми жаловалась, что ее голова болит. Мама дала ей еще один аспирин и снова позвала доктора. Она была готова отвезти ее в больницу, когда Самма проснулась, села и огляделась, удивленная, что она у Мамы.

«Мама заставила ее выпить немного сока и съесть немного горячего зерна». Бекки посмотрела на него, нахмурившись. “Что было . , , Это было, когда Джимсон нашел тебя. Рано этим утром, сразу после заката? Это было, когда Сэмми проснулся. «

Солнце было в моих глазах», сказал Морган. «Я думал, что это был закат, но потом выяснилось, что солнце подходит, что я, должно быть, всю ночь спал в машине, я пытался понять это, когда Джимсон отдернул дверь и вытащил меня».

Бекки взглянула на Сержант Тревис. Ей не нравилось говорить о Сэмми перед собой, она понятия не имела, что он сделает из разговора. Тревис позволил им оставаться рядом, пусть они говорят. По-видимому, он больше хотел слушать, чем вернуть Моргана и разделить их.

«К тому времени, как я вернулся домой к маме и сел, чтобы поесть завтрака, Сэмми был ярче, она подошла к столу и поделилась с меня одними яичницами и тостами. Когда станция позвонила, чтобы сказать мне, что вы были здесь, что вы были в тюрьме, все это я мог не паниковать. Я спросил, все ли в порядке, я не хотел много говорить перед Сэмми, но как только я достал свой кошелек, готовый уйти, она надела свитер и хотела пойти со мной, она была настолько напряженной, с нетерпением ждала, чтобы быть с тобой, поэтому из-под контроля, настолько решительным и упрямым, мне было трудно заставить ее остаться с мамой. Она сказала, что должна поговорить с тобой, она должна была рассказать тебе, о чем она мечтала, пока она болела. Ты помнишь того старика, о котором она говорила, когда она играла с самолетом, который она сделала? Человек, которого она назвала ковбоем.

«Да, она говорила со мной о нем».

«Она сказала, что должна рассказать тебе о нем. Каким-то образом, по ее мнению, сон был связан с вашим существом здесь. Как только я сказал, она поняла, где вы находитесь, она поняла, что мечта в тюрьме сбылась. Бекки беспомощно посмотрела на Моргана. «Она сказала, что эта мечта ковбоя была частью того, что с тобой происходило, сказала, что она должна тебе сказать». Она неуверенно посмотрела на сержанта Тревиса, затем отвернулась, приглушив лицо к плечу Моргана.

«Когда я ушла, она прижалась ко мне, – сказала Бекки, – она ??попыталась пойти со мной, она плакала и плакала, и все, что я мог сделать, это держать ее». Бекки тоже плакала. Он держал ее, когда она держала своего ребенка, пытаясь исцелить ее, задаваясь вопросом, может ли что-нибудь исцелить ее или исцелить Сэмми, если какая-либо сила может исцелить их троих.

Морган почти не знал, когда Тревис повернулся и кивнул ему, позволив ему понять, что он должен вернуться в свою камеру. Бекки отступила назад, освободив Моргана, снова вытерла слезы. «У тебя есть ключи от машины?» Но потом она поняла, что офицер по бронированию взял все, что у Моргана, все в карманах.

Тревис сказал: «У нас есть они, мы лишили машину доказательства».

«Ох. Конечно. Она посмотрела на Моргана. «У меня все еще есть машина Паркеров. Если это будет очень долго, я буду использовать старый мама в Плимуте. Мне нужно увидеть адвокатов. Я тоже хочу видеть адвоката Мамы, прежде чем я увижу других, я хочу получить совет от кого-то, кому мы доверяем.

– Я не ограбил ни одного банка, Бекки. Вы знаете, я никого не убивал.

“Я знаю это. Но даже если полиция хочет поверить вам, они должны сделать это по-своему ». Она посмотрела на Тревиса. «Я знаю, ты узнаешь, что случилось. Вы нашли бутылки с кока-колой? »

« В машине нет коксовых бутылок, – сказал Тревис. «Макаффи в поисках леса».

Морган с глупостью признался, что они потрудились. Он чувствовал себя настолько преданным полицией, оставленной людьми, которые должны были быть его друзьями. Он знал, что это глупо, что у них есть работа, но теперь эти несколько добрых слов, зная, что они пытаются помочь, подняли настроение. Он молился, чтобы они нашли бутылки, оба они. Только одна бутылка имела бы следы наркотиков, если бы это было так. Он не знал другого способа объяснить зияющую пещеру пустоты, которую он испытал, которая оставила все его существо пустотой.

«Если вы найдете бутылки, – сказала Бекки, – вы отпечатаете их на пальцах?»

Тревис кивнул, глядя, что она задаст такой тупой вопрос. Он прочистил горло, повернулся и открыл закрытую дверь. Бекки снова обняла Моргана, поцеловала его, а затем отвернулась. Когда Тревис поднял Моргана обратно в свою камеру, ее встретили в зале еще один офицер и отправили на фронт. Морган однажды оглянулся на нее, затем прошел через дверь замка через его дверь с закрытыми дверями и снова заперся. Он лег на койку, больной и скорбящей. Он впал в беспорядок, из чистой глупости, повредил их жизни. Оставив Бекки сражаться, один, битва, которая испугалась и озадачила его.

И Бекки, за пределами здания суда, забравшегося в заимствованную машину, покинула Римскую тюрьму, задаваясь вопросом, как она могла удержать Сэмми от нее при следующем посещении. Ребенок был так упрям. Что бы она сделала с их маленькой девочкой, чтобы увидеть ее папу в тюрьме, после ужаса ее кошмара? Тем не менее, она знала, что не может удержать Сэмми, а не тогда, когда она сгорела с такой неотложной необходимостью увидеть Моргана, что, казалось бы, Бекки, на самом деле может быть важной частью стены, которую окружала судьба.

29

На прошлой ночи Ли в Delgado Ranch он не остался в своей каюте, он спал под звездами под ивами, рядом с серой, с головой на седле, с седлом. Он мечтал не о грабеже, как обычно, разбираясь во сне, о последних подробностях; он мечтал о Люците. Он обедал с ней и Джейком, болезненный вечер, только Ли, зная, что это был последний раз, когда они когда-либо были вместе, в последний раз он был бы рядом с Луситой.

Она приготовила чили rellenos на обед, она знала, что они были его любимицей, и это тоже беспокоило его. Почти так, как будто она знала, что он уйдет утром, хотя, конечно, она не могла знать. Сидя за столом в уютной столовой, чувствуя себя виноватым в его стремлении к ней, и ему было стыдно, что он бежал на Джейка после того, как Джейк пошел на работу, чтобы заставить его работать, он сказал себе, что, по крайней мере, Я включил Джейка, хотя даже сейчас, в этот поздний час, он почувствовал боль от жадности за жирную зарплату Дельгадо. Вечером его противоречивые эмоции держали его на грани, его раскаяние, его болезненное, горько-сладкое прощание, что только Ли сам знал только Ли и большой желтый кот.

Кошка ясно показала себя сегодня вечером, пробираясь через кухонную дверь, прежде чем Ли прибыл. Он лежал, растянувшись теперь в гостиной на большой кожаной кушетке, глядя в столовую, наблюдая за их последним, грустным сбором. Он чувствовал себя почти таким же сильным, как Ли, покидая Эллсонс. Ему нравилось и уважать Джейка, и каждый день он все больше привлекался к нежной и красивой Люците, Люците, которая говорила ему по-детски, и которая гладила его шею и подбородок так, как ему нравилось. Как много людей, как знал Мисто на протяжении веков, и столько же болезненных проступок, что он казался наполненным самой глубокой болью, оставив эту нежную леди.

Но оставьте ее Мисто, с сожалением глядя назад, после Ли вскоре после обеда. Последняя чашка кофе была закончена, миски флана были очищены. Ли поблагодарил Луциту за ужином, случайным объятием, непринужденной доброй ночи, и он прошел через дверь, спустился по ступенькам и вышел в ночь, прежде чем он мог помять что-то, что должно остаться недосказанным, прежде чем он запутался в собственных эмоциях , его собственное смущенное беспокойство, когда они оставляли их.

Вернувшись в свою каюту, он закончил упаковывать седельные сумки, убедившись, что у него в кармане рулон тяжелой ленты, где он мог дотянуться до него. Он выключил свои огни в салоне, как будто он лег спать, лежал в темноте почти час, время от времени ступая к окну, чтобы посмотреть на булочки и на дом ранчо, наблюдая, как все окна темнеют. Тем не менее он не выходил из кабины, пока Джейк и Лусита не погасли в течение некоторого времени.

Проехав седельные сумки, он молча закрыл за собой дверь и спустился по ступенькам. Даже цыплята спали, никто не проснулся, чтобы суетиться на него, когда он пересек ранчо. Под бледной стиркой звезд он прошел две мили до поляны и поселился в своей прошлой ночи на ранчо Дельгадо, улыбаясь, когда серая подсекла к нему, а затем ласкала его сено, тихонько фыркая.

Поскольку он привел серого сюда на поляну, он каждый день проверял его, кормил и поливал его утром и ночью, и убирал его, все в темноте перед завтраком или долго после ужина, гулял по черной пустыне и среди ив и тамарисков, которые обошли южное поле. Он был удивлен, что Джейк или один из сборщиков не спустились сюда, не видели грузовик и трейлер здесь у реки и пришли на расследование. Он был уверен, что этого не произошло, или Джейк сказал бы что-то. И по вечерам, когда ехали Джейк и Люцита, они направились на север от реки, избегая уединения, где иногда любили лагерем хобо или мигранты. Ли опасался незнакомцев, но не было никаких признаков того, что кто-то беспокоился о его скрытом отступлении.

Теперь, опустившись ниже прохладного ночного неба, он задумался о Люците, ее краткий взгляд на него иногда, быстрый взгляд, который держал подавленную тоску, которую оба знали, не пошли бы дальше. Однажды, когда она кормила своих цыплят и опустилась на колени, чтобы осмотреть поврежденную ногу слоя, обнимая пушистую красную курицу, чтобы успокоить ее, когда она провела пальцем по маленькой ране, она на мгновение посмотрела на него, искра на месте; но потом внезапно она положила курицу, поднялась и повернулась.

Было глупой мечтой подумать, что она когда-нибудь оставит Джейка за него. И теперь, в тот момент, когда ограбление было известно, и Ли исчез, хотя Джейк мог понять его драйв и его потребности, Ли потерял бы уважение Люциты навсегда, потерял бы ее как друга, а также любовницу, которой она никогда бы не была.

Дважды в течение предыдущей недели он ужинал с ними, а не причудливая еда, как сегодня, но более случайные, тако и пиво в одну ночь, а вечером – чаша зеленого чили. Оба раза он рано извинился, вскоре выключил свет своей кабины и некоторое время ждал, затем направился к поляне, чтобы спокойно ездить на мерине через ивы вдоль реки, обретать спокойствие в тихой темноте и в общении с серый.

Сегодня утром появился офицер по условно-досрочному освобождению Ли, который его отпустил. Но это тоже удача. Этот ежемесячный визит означал, что Райгор не будет вокруг снова, это означало, что он может не знать, на какое-то время, что Ли ушел. Джейк был бы обязан сказать ему, позвонить в офис Сан-Бернардино, но Ли не думал, что он это сделает. Он подумал, когда Рейгор связался с Джейком, он извинится. К тому времени Джейк знал бы, что Ли был в бегах, и купил бы ему время. Перевернувшись, в последний раз взглянув на звезды, Ли почувствовал, как кошка проскользнула под одеяло рядом с ним, и ему стало легче, поглаживая кота, улыбаясь его качающему мурлыканью. Может быть, Ли подумал, что его ПО не одобрит то, что он собирается предпринять, но кошка-призрак, мурлыканье и прижимаясь близко, выглядела прекрасно с планом.

Мерин разбудил Ли, лаская на завтрак. Ли дал ему кварту овес, но у них не было времени обманывать сеной, это начало светиться. Он стоял в прохладе нового дня, растягиваясь, царапаясь, затем пошел к реке, чтобы облегчить себя. Он упаковал грузовик, засунул челюсть сена в ясли прицепа, провел серого цвета и связал его, закрыл и закрепил заднюю дверь.

Он открыл цилиндр тяжелого револьвера, проверил, что он был загружен. Он спал с ним под одеялом седла, которое было его подушкой. Закрыв цилиндр, он впустил пистолет в измятую кобуру и положил его на сиденье грузовика. Он открыл банку из фасоли из своей пачки, съел ее пластиковой ложкой, желая, чтобы у него было что-то горячее, подумав о колбасе и блинах из столовой. Он чувствовал запах хороших теплых ароматов завтрака, дрейфующих к нему, где собирались люди, раздувая кофе и наполняя животы.

Сжимая пустую банку в бумажном пакете в кабине грузовика, он совершил последний прогулку по поляне. Он поднял сгиб палочки из тюка сена и вырвал мякину, где мерилл кормил. Вернувшись к грузовику, он уронил провод в бумажный пакет, наполнил перчатки, которые он купил в задний карман, и скользнул за руль.

Он запустил двигатель, прислушался к его мягкому грохоту и двинулся через висячие ветви на грязь. Улегся, у него был еще один момент беспокойства по поводу того, что он начал. Было ли это умным делом? Ну, черт возьми, он не знал об умном, но он уже был в пути, он начал то, что чувствовал себя в то время, и он хотел закончить его. В медленно осветляющее утро он вытолкнул из головы влезающие тени; проезжая по узкой тропинке, на главной дороге к Блайт, которую он переместил с низкого на второй, почувствовал, как трейлер захлопнулся, а затем, когда он повернул на север.

Как только он набрал окраины Блайт, он остановился на грузовике, наполнил газ газом, проверил масло и наполнил десять галлон ствола водой. В маленьком круглосуточном кафе? он заказал два бутерброда с ветчиной и сыром. В кассовом аппарате раздался картонный дисплей карманных часов, засунул под стеклянную стойку между коробками конфет и камедью. Он купил часы, поставил их на часы ресторана, ранил его и засунул в карман для часов своих джинсов. У него было бы долгое ожидание, он не хотел бы попасть в почтовое отделение слишком рано, но ему нужно было вернуться на дистанционную взлетно-посадочную полосу не позднее семи. У него был целый день, чтобы ждать, но потом, в конце концов, ему пришлось бы суетиться. Это был длинный отрыв от почтового отделения, куда он направлялся. Он надеялся, что у него не было ни одной квартиры, ни на грузовике, ни на трейлере. Все эти шины видели лучшие дни. Он должен был выгрузить серый цвет, чтобы сменить шину, и это замедлит его больше, чем ему нравится.

Он отправился на север из Блайт по той же дороге, что и он, и Эллсон. Старый грузовик покатился по нему, хотя он не толкал его, он пустил его на тридцать только на мягких понижениях. Он поехал с обоими коленчатыми окнами и открытыми ветровыми крыльями. Это было все еще круто, но это было бы ненадолго. Дважды он замедлил грузовик, думая о том, чтобы вернуться и бросить весь план. Затем, рассердившись на себя, он ускользнул быстрее. У него было не так много воспоминаний, что он так долго терпеливо относился к самому себе; и когда он вдруг вспомнил, что забыл заполнить радиатор, и это вызвало гнев.

Ну, черт возьми, он догадался, что серый не будет жалеть кварту или два из его бочки с водой. Ли сказал себе успокоиться, он попытался вернуть прежнее спокойное спокойствие, с которым он всегда работал. Его план состоял в том, чтобы подождать в старом амбаре за пределами отсечения Джеймсфарм, оставить оцепление и трейлер, отправиться в город в грузовике в конце дня, когда наступит вечер. Попасть в заднюю дверь почтового отделения поздно , когда мастера ранчо начали появляться за свои деньги. У него было долгое ожидание, через всю середину дня, а затем быстрая суета. Думая о ходах, и в последнюю минуту, он начал потеть.

Может быть, он не должен ждать весь день при отсечке и быть замеченным, может быть, он должен двигаться вверх по сухим холмам и лежать там. Вернитесь к обрезанию в конце дня, оставьте серый и трейлер. Попадите в почтовое отделение, вернитесь к обрезанию, пока не начнет темнеть, оставьте грузовик и трейлер с идентификатором Доусона, а затем, как он и планировал, направиться в горы на лошади. Именно здесь время стало критически важным. Если он слишком долго или задержался, он пропустит последний важный шаг. Думая об этом, его кишка начала дрожать. Он должен был встать в горы, похоронить деньги и вернуться к взлетно-посадочной полосе вовремя, чтобы встретить Марка.

Ну, черт возьми, он мог это сделать. Марк сказал восемь тридцать. Это давало ему два-три часа. Таков был план, остальное, бегство, было куском пирога. Там может быть несколько слабых мест, но во всем был риск. Он снял соломенную шляпу, перевернул ее на приборную панель и направился мимо обрезания на холмы.

Спрятанный среди песчаных холмов, он немного поспал, так же как и мерин, спал на ногах. В три часа Ли снова загрузил мерин и направился обратно к обрыву Джеймсфарма. Он был на полпути, когда грузовик упал, подергивая рулевое колесо, и он почувствовал мертвый удар шины на песчаной дороге. Ругаясь, он позволил грузовику остановиться, остановил тормоз и вышел.

По крайней мере, это было на грузовике, а не на трейлере. Передняя шина, и он подумал, может быть, он мог бы изменить ее, не выгружая серого цвета. Он сильно ударил ублюдочную шину, снова ударил ее ногой и понял, что ему нужно остыть. Было много времени, он планировал, чтобы он дал себе время.

Он посмотрел вверх и вниз по пустой дороге. Не машина в поле зрения, пустыня так тихо, что он услышал, как ящерица срывается с камня на какой-то кактус. Но он добрался до кабины для револьвера и положил его на половицы. Затем он поднял подушку сиденья, вытащил домкрат, чугун и гайку, и бросил их рядом с плоской шиной. Прежде чем он приступил к работе, он заблокировал грузовик и прицепы с камнями. К тому времени, когда он сменил колесо, он вспотел, и тяжело дыша, был так устал, что казалось огромным усилием даже затянуть гайки. Он не мог получить свои легкие, наполненные воздухом, и на груди была тяжесть, поэтому он должен был отдохнуть несколько раз, прежде чем закончил затягивать последний выступ. Эмфизема не так уж плоха за долгое время, он знал, что это стресс. Он изо всех сил старался получить взорванную шину и рулить в пикап, удивляясь, почему, черт возьми, он их держал. Слишком усталый, чтобы поднять подушку сиденья, он бросил ключ на гнездо и гайку на сиденье. Он удалил камни из-под колес, избил пыль и отбросил свои штаны, и залез на место водителя, опустившись за руль, чувствуя себя слабым и старым, ругаясь от гнева на его слабость.

Прокрутив двигатель, он медленно опустился, чтобы не поддразнивать трейлер. Он катился, проклиная старость, пока не увидел знак Джеймсфарм, увидел старый сарай среди тощих деревьев тамарисков. Он потянулся к ним, приподнял серое под низкими, солеными ветками. Он привязал мерин к дереву, затем проверил сарай.

Он немного наклонился вправо, и половина крыши черепицы отсутствовала, но когда он встряхнул поддерживающие бревна, ничего не пошатнулось, сарай стал устойчивым. Внутри было четыре огороженных ларька, четыре галстука-стойла и открытое пространство для грузовика или трактора. Затем он выгрузил серого цвета, приподнял трейлер там, вне поля зрения дороги. Прежде чем он отвязал его, он открыл обе двери грузовика, чтобы охладить кабину, и выгрузил водяной бочонок.

Он провел мерин в один из больших киосков, накормил его, привязал свое ведро к рельсу. Заполнив это, он наполнил радиатор грузовика, затем вымыл грязь и потел с лица и рук. Он переместил седло с пикапа в трейлер, повернулся, чтобы получить уздечку, которая упала на землю, когда мерин дернул его голову, и Ли напрягся.

Мерин фыркнул, оглядываясь назад к большой двери, и Ли услышал слабый шум, сухую хватку. Он развернулся, схватив уздечку, когда размытое изображение промелькнуло в окне грузовика. Человек наполнил свое видение, сумасшедший взгляд в глазах, нос в руке мелькнул. Когда он обвинил, Ли развернул уздечку. Тяжелый бит сильно ударил его в горло. Он пошатнулся, но снова пришел к Ли. Ли споткнулся в открытый грузовик, схватил гайковерт и повернул его к лицу.

Тяжелый гаечный ключ напрягся, мужчина упал, извиваясь. Ли поддержал грузовик, огляделся и увидел, есть ли еще один. Мерин воспитывал и фыркнул, белыми глазами, дул, как жеребец. Ли потянулся за пистолетом на сиденье, наблюдая за тенями вокруг него. Мужчина лежал на земле неподвижно. Чего он хотел? Грузовик? Лошадь? Или он был просто психом, чтобы причинить боль любому, кто выглядел более слабым? Ли оставался неподвижным, настороженным и напряженным, пока мерин не начал успокаиваться. Когда лошадь успокоилась и отвернулась, когда Ли был уверен, что никого больше не было, он закатил мужчину своим сапогом, держа на руке пистолет.

Тело было хромало. Лицо было целлюлозной кровью от удара гайки. Там была кровавая дыра, где был его нос, словно кости были глубоко забиты. Ли почувствовал, как его дыхание тяжело дышит. Он приподнял револьвер, поглядел на серого цвета, чтобы увидеть, что-нибудь еще предупредило его, но хороший, разумный мерин снова опустил голову и начал есть.

Ли улегся на подножку, сосая воздух. Где, черт возьми, появился парень? Он все время был в сарае? Спящий, высаживаясь в старом сарае? Ли думал, что хорошо огляделся. Он ничего не заметил, чтобы предупредить его, ничего там, что он заметил, но какие-то старые ружейные мешки, изгибы проволочной проволоки, ржавое ведро.

Поднявшись с подножия, Ли изучил, что он мог видеть на лице мертвеца, что осталось от него. Темные глаза под кровью, густые брови, пропитанные кровью. Несмотря на спокойную уверенность серого, Ли все еще не был уверен, что человек был один. Нервно он окружил сарай, а затем улегся на деревья, заглядывая назад в сарай и наблюдая за ним; свет начинал смягчаться, но пока, на его часах, его время было в порядке. В двадцати ярдах на деревья он нашел небольшую поляну и временный лагерь. Одно грязное одеяло, рюкзак с некоторыми консервами, пустой горшок для повара. Отдельная металлическая пластина лежала рядом с миниатюрным огнем, рядом с неоткрытой банкой из фасоли, консервной ножницей и ложкой. Когда он повернулся к сараю, он снова увидел темные глаза мужчины под густыми окровавленными бровями. Он стоял над телом, более внимательно. Несмотря на зияющую рану, он мог видеть, как близко глаза были вместе, лицо длинное и тонкое. Зиглер. Люк Зиглер, глядя из разыскиваемого плаката, висящего в почтовом отделении Блайт.

Зиглер, слушая жизнь за убийство и вооруженное ограбление, сбежал с острова Термина примерно в двухстах милях к северу, но родился и вырос в Twentynine Palms. Если бы это был дом Зиглера, возможно, он ждал здесь кого-то, кого он знал, возможно, расположился лагерем здесь, чтобы присоединиться к партнеру, и это заставило Ли нервничать. Он наверняка не хотел оставлять серого здесь, чтобы найти какую-нибудь задиру. Но какой у него был другой выбор? Он тоже не мог оставить Зиглера, чтобы кто-то узнал.

Вернувшись к грузовику, он осмотрел часы, подумал минуту, затем потащил тело вокруг грузовика. Он искал карманы Зиглера, но не обнаружил никакой идентификации, ложной или иной. Несколько долларов, изменение куска. Подняв Зиглера за плечи, тяжело дыша, он с большим рвением и напряжением справился, чтобы поднять его на пассажирское сиденье. Он повернул окно на полпути, закрыл дверь и аккуратно потянул Зиглера к дверной раме. Он вытащил свою собственную соломинку Стетсона из приборной панели, засунул ее на Зиглера, уселся на его избитое лицо.

Перед тем, как попасть в грузовик, он нагнулся кровью Зиглера в грязь, хорошо поправил его. Он потер серый за уши, поговорил с ним минуту, дал ему еще один челюсть сена и оставил его счастливо жуя его ранний ужин. Если бы седой встревожился, если какой-то нехороший подошел и попытался побеседовать с ним, – или Ли сам не вернулся, – Ли понял, что серый прыгнет на четырехфутовый рельс достаточно легко, выйдет из сарая, бегущего бесплатно ,

В грузовике он свернул окно Зиглера и немного поправил шляпу. Он выскочил с телом Зиглера, легким рядом с ним. Водя, он вытащил револьвер из кобуры и подтолкнул его к поясу на макушке. Он убедился, что бандана на шее завязана свободно, так как он этого хотел. Солнце исчезало на западе, и, выйдя из стенки соленых деревьев, из пустыни облегчился легкий ветерок.

30

Старый грузовик вошел в город, выглядящий как еще один сельскохозяйственный автомобиль, ржавый и грязный, рука ранчо, спящая на пассажирском сиденье, прислонилась к окну, согнутая соломенная шляпа, возможно, была немного пьяна, в этот день. Несколько раз Ли замедлил грузовик, чтобы убедиться, что кровь не просочилась сквозь соломенную шляпу, и вытереть струйки крови, которые подкрались к лицу Зиглера, используя тряпку, которую он нашел, забитый за сиденьем. Теперь кровь прекратилась. Когда он осторожно проехал мимо почтового отделения, клерк внутри закрывал жалюзи, хотя свет все еще светился, когда он запирал переднюю часть на ночь. Ли догадался о операторах малого бизнеса, а крупные компании собирали свои деньги из бэк-офиса. Два больших пикапа прошли мимо него и повернули за угол, направляясь к спине, новые автомобили, обозначенные именами двух местных ранчо. Он услышал, как двери грузовика хлопнули, услышали приглушенный стук, а затем голос, услышав, что задняя дверь открыта и закрыта. Он надеялся, что его время было правильным. Когда он услышал, как люди ушли, когда никаких других грузовиков не появились, он повернул налево между почтовым отделением и сгоревшим банком, снова ушел в маленький переулок и припарковался рядом с деревянным хранилищем.