Текст книги "Вовлеченные в грех"

Автор книги: Шерон Пейдж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)

Почему ее снедает такое беспокойство? Почему так сжалось сердце? Энн не могла понять, что не так. Герцог проявил благородство. Он всерьез намеревался позаботиться о ней.

Энн поразило, насколько уязвимым он казался. Он участвовал в боях и выжил, а сейчас выглядел таким неуверенным. Если она не обуздает свои глупые эмоции и хорошенько не подумает, то все испортит.

Подняв юбки, Энн уселась к герцогу на колени. Он прикрыл глаза, издал одобрительный возглас и потянулся к застежкам на своих брюках, хотя Энн понятия не имела, как он их снимет, когда она сидит у него на коленях.

– Может, не стоит? – со страстью в голосе промурлыкала Энн. – Правда, мне бы не хотелось использовать вас в своих целях, ваша светлость.

Герцог рассмеялся. Слава Богу.

– Вот что я предлагаю, любовь моя. – Оставив в покое застежки, он обнял ее за талию.

Марч продолжил говорить ей о соглашении, распространявшемся на следующий год. Слова с легкостью соскальзывали с его губ, как будто он проделывал это тысячу раз, но Энн отказывалась думать об этом.

Герцог обещал приобрести ей дом. Или в деревне, или, если они вернутся в Лондон, городской особняк. В течение года, если они не примут решения расстаться раньше, она будет в безопасности, у нее появится крыша над головой и изрядная сумма денег, чтобы чувствовать себя независимой.

– Достаточно, любовь моя? – поинтересовался он в конце. – Драгоценности тоже будут.

– Да, – тихо прошептала в ответ Энн. Он только что выложил перед ней рай на серебряном блюдечке. Она может жить той жизнью, о которой раньше, когда работала в борделе, только мечтала. Если бы только ее обстоятельства были другими, если бы только ее не подозревали в убийстве. Она не может рисковать, оставаясь с его светлостью целый год. Как только она скопит достаточное количество денег, чтобы купить билет на пароход и начать новую жизнь, ей придется бежать из Англии.

– Это... превосходит все мои надежды.

– Ангел мой. – Лицо герцога стало серьезным. – Никогда не занижай свою самооценку. Ты – восхитительная любовница и очаровательная компаньонка.

Энн с трудом сглотнула и покраснела от стыда. Ей придется бежать задолго до истечения срока их договоренности. Герцог понятия не имеет, что она согласилась на условия, которые не может выполнить.

Пока не расскажет ему правду и пока он не поверит ей. Она будет в безопасности, если он ей поверит и если сыщики с Боу-стрит признают ее невиновность. Сидя у него на коленях, Энн повернулась. Герцог проявил щедрость и наверняка ждет, что в ответ она поведет себя как обожающая его любовница.

Руки герцога скользнули вверх, и он осторожно сжал грудь Энн. Конечно, теперь ее грудь принадлежала ему, и он мог делать с ней все, что ему нравится. Он только что щедро заплатил за это.

Глупая мысль. Она сама хотела этого.

За время жизни в борделе она научилась совсем ничего не чувствовать. Она и сейчас не должна позволить эмоциям взять верх над собой.

– Спасибо, – прошептала Энн, но у нее дрогнул голос и в глазах закипели слезы. Все свои силы она вложила в роль самоуверенной куртизанки, удерживавшей ее от совершения каких-нибудь глупостей. Разразиться слезами, например, или выложить ему всю правду.

Энн обхватила руками лицо герцога. Его губы растянулись в улыбке, от которой в уголках губ образовались глубокие морщинки, очерчивающие рот. Господи, он был прекрасен, но хоть и улыбался Энн, не смотрел на нее. У нее сжалось сердце. Одна слезинка ослушалась и, пролившись, покатилась по ее щеке.

Да что с ней такое? Она уже очень давно не давала волю эмоциям. И сейчас никак не могла сдержать их.

Энн, бережно удерживая в ладонях его лицо, крепко поцеловала герцога. Она старалась повторить каждый подаренный ей под дождем изумительный поцелуй. Раздвинув губы, ее язык проник в глубину его рта, и Энн ощутила влажное тепло и горький привкус кофе. Она дразнила герцога, заигрывала с его языком и дерзко пыталась любить его одним только ртом.

Этот поцелуй обжег ее от губ до кончиков пальцев на ногах. Однако Энн знала, что герцог ждет более эротичной благодарности, чем эта. Она соскользнула вниз и опустилась перед ним на колени.

– Ангел мой, что ты делаешь? – смущенно спросил герцог, и Энн без слов ответила на его вопрос, расстегнув застежку у него на брюках.

Герцог резко вздохнул. Под брюками ничего больше не было. Он оказался очень возбужден.

Энн наклонилась и поцеловала восставшую плоть. Герцог вздрогнул. Энн закрыла глаза и стала ласкать его.

Она старалась изо всех сил, но так и не смогла подвести его к пику страсти. Энн меняла позу, разнообразила свои движения, но герцог, хоть и стонал и изгибался ей навстречу, так и не достиг кульминации. Господи, но почему? Что она сделала не так?

– Отлично, ангел мой. – Герцог откинул голову на высокую спинку стула и глубоко дышал. – Но я придумал кое-что еще. Ты когда-нибудь занималась любовью на качелях?

Глава 8

– Это не похоже на обычные качели, – заметила Энн и сильно покраснела, услышав громкий смех герцога. Наверное, она действительно говорила слишком... чопорно для куртизанки. Но это была правда. Качели шокировали ее, поскольку предназначались для занятий любовью и постоянно висели в хозяйской спальне его дома.

Нет, конечно, это не являлось его домом. Это был охотничий домик, предназначенный для бурных вечеринок. И ей следовало вести себя как безрассудно смелой любовнице.

Герцог взобрался на кровать, отодвинул створку балдахина, и вниз упала целая связка белых шелковых веревок. Они каким-то таинственным образом крепились к деревянной конструкции вверху. Когда герцог распутал их, Энн увидела сплетенное из веревок сиденье. Герцог толкнул качели, и они стали медленно раскачиваться над кроватью,

– Вы уверены, что эта штука не опасна?

В полумраке раздался тихий смех герцога. На туалетном столике горела свеча, отбрасывая на него золотистые блики.

– Да, любовь моя. Абсолютно безопасна. Во всяком случае я так слышал. Эту штуку повесили здесь давно, задолго до того, как я попал на войну. – Герцог задумчиво толкнул качели, и улыбка исчезла с его лица. – Я никогда ею не пользовался.

– Почему? – У герцога был встревоженный вид, и Энн хотелось знать почему.

– Я выбрал себе невесту, а это означало: больше никаких любовниц. В охотничьем домике никаких оргий, никаких куртизанок.

– Вы планировали жениться?

– Когда мужчина любит кого-то, ему не нужна другая женщина в постели, – ответил Девон.

Наверное, это было наивно с ее стороны, но Энн ему поверила. И все же что произошло? Почему он не женился, если влюбился? Кэт советовала ей никогда не задавать покровителю неудобных вопросов – естественно, никаких вопросов о любви – и никогда не совать нос в чужие дела. Джентльмену нужна любовница, которая всегда соглашается с ним, которая рассеивает его тревоги, а не провоцирует их.

Герцог, стоя на коленях на кровати, остановил качели, он был голым, и в этой наготе невероятно красивым.

Будучи девчонкой-сорванцом, Энн лазила по деревьям, гуляла вдоль скользких перил мостов, смело ездила верхом без седла. Годы, проведенные в борделе, истощили ее силы и сделали послушной. Сможет ли она залезть на эту сомнительную конструкцию и заняться любовью, не причинив вреда ни себе, ни герцогу?

– Я помогу тебе забраться, – предложил герцог. Всем своим видом он выражал такую оптимистичную надежду, что Энн поняла, она должна попробовать. Герцог галантно протянул ей руку, но и тогда размещение на качелях сопровождалось многочисленными визгами, замиранием сердца из-за страха падения и его тихим, хриплым от желания смехом.

Наверняка своим поведением она все портила самым чудовищным образом. Для него это должно быть фантазией. Энн знала, как важны для мужчин эротические фантазии. Если она продолжит визжать от страха, едва не падая с этих качелей, то все только испортит...

– Забирайся, – хрипло велел герцог, и голый зад Энн устроился на веревочном сиденье. Оно опустилось под тяжестью ее тела, и веревки приняли форму ее мягкого места. Они оказались удивительно нежными, а их прикосновение – неожиданно возбуждающим.

Ноги Энн коснулись кровати, и она осторожно оттолкнулась от нее. Герцог растянулся под ней, и Энн забыла дышать. Качели опустились так низко, что ее плоть коснулась живота герцога. Самое интимное место самым постыдным образом оказалось открытым для обозрения через дырки в сиденье.

Герцог поймал ее за бедра. От кипевшего в нем желания черты его лица обрели жесткость.

– Прими меня, ангел мой, покачайся на мне. Будь смелой, не сдерживай себя, делай так, как тебе хочется.

– Хорошо. – Раскачиваясь, Энн согнулась и потянулась вниз, едва не свалившись. – Ой! – испуганно воскликнула она.

– Сэриз?

– Все в порядке. – Энн, поерзав, вернулась на место. Она больше ощущала себя селедкой, попавшей в сеть, чем смелой дамой. – Вам придется... э-э... подержать себя. Я не могу дотянуться.

– А, намекаешь, что природа не слишком щедро одарила меня, да?

– Да нет же! – воскликнула Энн, испугавшись, что совершила ошибку. – Как раз наоборот, но моя рука не может дотянуться, пока не... – Тут Энн заметила, что герцог подмигнул ей. Правой рукой он обхватил свою плоть и поднял вверх всю ее поразительную длину. Он проник в ее тело, полностью заполнив собой. Боже мой, вот уж действительно захватывающее ощущение, когда он внутри, когда ты покачиваешься на нем, почти не касаясь, за исключением того места, где его плоть глубоко проникает в твое тело.

Герцог мягко толкнул ее, заставляя качаться на нем, и его восхитительно красивое лицо исказила гримаса страдания.

– Жаль, что я не вижу тебя. Мне хочется видеть, как ты покачиваешься, видеть свою плоть внутри тебя. Черт, я хочу видеть твое лицо, когда доставляю тебе удовольствие.

Энн не хотела, чтобы это напоминало герцогу о его слепоте.

– Как мне хочется видеть вас, но у меня закрыты глаза, – подыграла она и, услышав молчание в ответ, затаила дыхание.

Но герцог тихо засмеялся и толкнул качели, вращая ее и раскачивая из стороны в сторону. Внутри Энн взорвались ощущения такой силы, что она почти отпустила веревки. Потом она открыла глаза и увидела себя в большом зеркале.

Дикарка, парящая на качелях из белых шелковых веревок, с растрепанными волосами. С набухшей грудью и с раскрасневшимися щеками. Между ячейками сиденья протиснулась кожа ее ягодиц.

– О Боже, какой у меня позорный вид! – забывшись, задохнулась Энн. – Я хотела сказать, – поспешно добавила она, – что выгляжу ужасно, ну и немножко глупо на этих качелях. Вы не очень много теряете.

– Не говори так. – Герцог остановил качели. Ей очень хотелось получить наслаждение, покачиваясь на нем, но он не даст ей. – Я не вижу тебя, но знаю, что ты прекрасна. Во всех отношениях.

Это было так приятно, что у Энн перехватило горло. Она должна быть дерзкой, а не плаксивой.

– Давайте качаться, ваша светлость, – стараясь придать своему голосу уверенности, сказала Энн, – и взлетать к пику страсти.

Он раскачивал ее вперед-назад, ноги Энн и ее зад соприкасались с телом герцога. Внутри росло приятное напряжение. Желание нарастало. Желание чего-то большего... более интенсивного движения.

Энн повертелась на сиденье, потому что это помогало ей раскачиваться с необходимой для нее частотой, и наиболее чувствительная точка ее тела касалась напряженной плоти герцога. Потом на нее обрушилась волна неожиданного удовольствия. Пока она скользила вдоль его тела, герцог ласкал пальцами ее разгоряченную плоть. Энн снова прикрыла глаза и с силой вцепилась в веревки.

На этот раз она не хотела просто терпеть его прикосновения, ей ужасно хотелось насладиться ими. Как это сделать? Энн старалась не думать ни о чем другом, кроме того, какие ощущения испытывает герцог, находясь внутри ее. Она закрыла глаза и стала раскачиваться на нем. Отчаянно. Решительно. Но чем больше она старалась, тем больше ощущала, как ускользает ощущение наслаждения. Энн широко распахнула глаза, наслаждаясь красотой герцога, эротичностью и пикантностью происходящего...

Было слишком поздно. Она не смогла получить наслаждение. Придется притворяться, как она делала всегда. Ее охватило такое разочарование, что Энн готова была расплакаться. Но как бы там ни было, обманывать его надежды она не имела права.

– Ваша светлость! – выкрикнула Энн. Она заставила себя дрожать всем телом и, работая внутренними мышцами, плотно обхватила его плоть. Она стонала и причитала, как будто находилась на вершине блаженства. Герцог обхватил бедра Энн, чтобы глубже погрузиться в ее тело, издал хриплый стон, выгнулся ей навстречу и, закрыв глаза, выкрикнул ее имя.

Опустившись на кровать, Девон тяжело дышал. Плоть потеряла твердость и выскользнула из тела Энн вместе с потоком горячей жидкости.

– Иди ко мне, – протянул руки герцог. – Я не вижу тебя, чтобы помочь.

– Не важно. – Энн крепко сжала его руки. – Это все, что мне нужно. – Герцог поддержал ее, когда она голыми ногами встала на кровать и спустилась с качелей. Потеряв равновесие, Энн рухнула на него, но он только рассмеялся.

– Моя отважная Сэриз, – прошептал герцог.

От этих слов у Энн встрепенулось сердце, отгоняя прочь ее недовольство собой. Герцог повернул ее так, что теперь они лежали на боку, лицом друг к другу, и нежно, с любовью поцеловал Энн.

– Спасибо, – глубоко вздохнув, пробормотал он. – Эго было... невероятно. Ангел мой, расскажи мне, как это выглядело.

Наверное, хихиканье было не самым лучшим вариантом ответа. Энн размышляла, как она выглядела на качелях, как неловко чувствовала себя, но как чувственно и захватывающе это было. А еще ей очень понравилось слушать его смех. Она вдруг поняла, что никогда не слышала мужского смеха во время занятий любовью.

– Ну, вы выглядели, как всегда, дьявольски красиво, как ожившая греческая статуя, за исключением выдающейся вперед величественной плоти. У меня был такой вид, как будто меня посадили в гнездо...

Раскатистый смех герцога остановил Энн.

– Дразнишь меня, да? – Его пальцы проскользнули к ней под мышки. – Я тоже так могу.

– Ваша светлость... – Он щекотал ее! Энн не смогла сдержать смех. Потом не могла остановиться, потому что он не переставал ее щекотать. У нее горело лицо, оно наверняка покраснело от безудержного смеха. Вряд ли так выглядит опытная, таинственная куртизанка, но Энн было все равно. Ее это не беспокоило. Она испытывала прилив сил от удовольствия и тот удивительный восторг, какого не испытывала очень давно. Когда она в последний раз так смеялась? Энн не могла вспомнить. Уже много лет у нее не было повода. А сейчас у нее голова кружилась от веселья. Как она ни старалась замолчать, у нее ничего не получалось.

Наконец герцог перестал щекотать ее, и Энн попыталась отдышаться.

– Никогда не думал, что ты такая хохотушка, ангел мой, – прошептал герцог, приподнимаясь на одной руке. – Я даже не помню, когда еще так смеялся.

Было бы здорово, если бы смех не прекращался. А чтобы сохранить это ощущение радости, надо было снова заняться любовью. Герцог начал вставать с кровати, но Энн обняла его за плечи, удерживая рядом.

– Когда вы снова будете готовы, можно ли заняться любовью, чтобы на качелях оказались вы, ваша светлость?

На этот раз брови герцога поползли вверх, почти скрывшись под волосами.

– С моей точки зрения, это звучит опасно, любовь моя. Почему бы нам не попытаться сделать это вместе? Разумеется, ты – сверху.

Он почувствовал напряжение Сэриз, когда она скакала на нем, сидя на качелях. Девон ощутил это опять, когда уселся на веревочное сиденье, а Сэриз оседлала его. Он перехватил ее руки, державшиеся за веревку, и крепко сжал их. Черт, у нее, наверное, побелели косточки пальцев.

Неужели ее так напугали качели?

Она опустилась на него, и ее разгоряченное лоно прижалось к его твердой плоти. Девона охватила волна удовольствия. Но он по-прежнему чувствовал в ней какую-то напряженность. Такую же зажатость он отметил в ней, когда первый раз ласкал ее ртом.

Он решил, что доставил Сэриз немало приятных минут, которых было достаточно, чтобы расслабиться, потому что она громко кричала, когда достигла вершины блаженства. На качелях она смеялась. Должно быть, ей понравилось.

Тогда почему она так напряжена? Чего боится?

Девон вспомнил, как Сэриз взяла его руку и провела ею по шрамам у себя на спине. Конечно, она боится, ведь хозяйка била ее. Неужели она боится, что он поднимет на нее руку? От этой мысли Девону стало больно. Он предупреждал ее, что может причинить боль, говорил, что может нанести еще более ужасные повреждения, чем ее хозяйка. Конечно, она боится его. Наверняка боялась каждый раз, когда они занимались любовью.

– Не бойся, ангел мой, – пробормотал Девон и судорожно вздохнул, когда пальцы Энн сжали его напряженную, как камень, плоть. – Я не причиню тебе боли.

– Я знаю. – Обхватив рукой пульсирующую плоть, Энн стала дразнить герцога, касаясь ею своего влажного разгоряченного лона. – Я знаю, что вы не сделаете этого. – С этими словами она направила его твердый ствол внутрь своего тела, и герцогу пришлось бороться за возможность думать на фоне стремительного натиска желания, наполнившего его.

«Двигайся, доставь ей удовольствие», – настаивало его тело. Но ему не хотелось получать удовольствие самому, пока она так напряжена. Герцог старался контролировать себя.

– Чего ты боишься, любовь моя? Ты была напряженной на качелях. И хрупкой как лед, когда я ласкал губами твою очаровательную плоть.

– Я... Нет, я не напряжена.

– Ангел мой, ты напряжена. Я чувствую. Поскольку видеть тебя я не могу, мне приходится сосредотачиваться на всем остальном. – Герцог провел руками по плечам Энн. – Они сжаты от напряжения. – Потом коснулся ее затылка. – Твои мышцы натянуты как струны.

– Просто я боюсь потерять равновесие на качелях, вот и все.

Девону хотелось верить, что все дело только в этом, хотелось развеять страхи Сэриз, подвести к кульминации. Он обожал слушать ее нарастающий крик, когда она взлетала к вершине экстаза. Он решил вернуть ей каждое мгновение жаркой страсти, которое она подарила ему.

– Держись за меня, – хрипло сказал он, – давай покачаемся.

Девон мягко оттолкнулся, и они скользнули назад. Энн вскрикнула. Качели двинулись вперед, и плоть Девона глубоко проникла в ее тело. Черт, его мозг охватил несказанный блаженный восторг. Но она по-прежнему была натянута как струна.

– Расслабься, Сэриз. Давай, ангел мой. Получай удовольствие. – До него вдруг стало смутно доходить, что свои мольбы к ней он произносил вслух.

Энн застонала. Стон был темным, как шоколад, глубоким, как его проникающие движения, хриплым, как его собственный голос в моменты страсти.

– О-о! Ах! – вскрикивала она при каждом взлете качелей.

Но теперь Девон услышал это. В ее голосе звучали искусственные нотки. Она застонала, и ее голос понизился до страстного урчания, которое гарантировало, что мужчина сойдет с ума.

– Больше не могу! – выдохнула Энн. – О-о, ваша светлость!

Но, даже издавая эти страстные звуки, она по-прежнему лежала на нем доской. Она визжала от удовольствия, но чувствовала ли это удовольствие на самом деле? Девон понял, что его возбуждение пошло на спад. Он сосредоточился на Сэриз, на каждом хриплом звуке, который она издавала, на каждом прерывистом вздохе. Он протиснул руку между их телами и коснулся ее плоти. Там даже не скопилось влаги. А ведь это должно было произойти, если она испытывала экстаз. Неужели весь этот шум она изображала даже в том случае, если ей не нравилось? Неужели устраивала ему спектакль?

– Ангел мой, тебе понравилось? – поинтересовался Девон, хотя даже не знал, хочет ли получить ответ на свой вопрос.

Но потом понял, не важно, что она скажет. Занятие любовью не должно сводиться только к его удовольствию. Ему хотелось, чтобы она тоже получала его. Ему претила мысль, что она просто механически участвовала в процессе, испытывая неудобство и страх.

– Все хорошо, Сэриз? Я был на высоте? – Черт, неужели она так сильно боится его?

– Ваша светлость, вы превосходны. Конечно, все хорошо. Вы доставили мне наслаждение много раз.

В ее голосе Девон услышал страх.

– Нет, мой ангел, не доставил. – Неужели это потому, что он слепой? Или потерял свое мастерство? Ведь прошло уже много времени с тех пор, как он занимался любовью. Он не делал этого с тех пор, как потерял Розалинду и ушел на войну.

– Нет, все было хорошо, – настаивала Энн, при этом в ее голосе звучало почти отчаяние. – Позвольте мне доказать это, ваша светлость.

– Тебе ничего не надо доказывать, Сэриз. Я просто хочу доставить тебе удовольствие.

Как он узнал? Что она сделала не так? Где допустила ошибку?

Энн замерла у него на коленях. Женщины в борделе утверждали, что каждый мужчина обожает хороший спектакль. Мужчины, по их словам, всегда хотят думать, будто они – превосходные любовники, поэтому охотно верят женским стонам и крикам. Но герцог догадался, что ее крики и стоны были искусственными. Он почувствовал ее напряжение. Господи, он настолько проницателен, что все понял?

Господи, какая ирония. Ей действительно понравилось. Она не боялась его. Она была так близка к кульминации, но оргазма не получилось. Теперь герцог опасался, что ей совсем ничего не понравилось.

– Вы действительно доставили мне удовольствие, – продолжала настаивать Энн. Как ей убедить его? Голос у него какой-то... обиженный. Ее главная задача как любовницы – сделать так, чтобы он был доволен в постели.

– Это потому что я слепой, да?

Вопрос герцога смутил Энн.

– Это... – пробормотала она и умолкла. – Вы необыкновенно хороши. Все, что вы делаете для меня, прекрасно. Идеально. – Если ее спектакля оказалось недостаточно, что теперь она может сделать? И почему это важно, испытала она оргазм или нет? – Вы самый превосходный любовник, ваша светлость. И единственное, что мне хочется сделать, так это доставить вам удовольствие.

В полной тишине Энн слышала, как стучит ее сердце. Она сказала ему правду. Он оказался прекрасным любовником, и она действительно хотела доставить ему удовольствие.

– Ну хорошо, дорогая. Давай тогда испытаем это удовольствие вместе. Может быть, в этот раз на кровати?

Энн сонно сопела на груди герцога.

Боже мой, неужели они два полных дня провели в постели, занимаясь любовью? В ту ночь, когда он интересовался ее оргазмом, это происходило еще три раза. Теперь, похоже, герцог поверил в то, что она побывала на вершине страсти. Разочаровывало лишь одно: она просто не могла достичь оргазма. Может быть, все дело в ней. А может, свою роль сыграло ее прошлое. Ей нравилось заниматься любовью с герцогом, но она не могла достичь наивысшего блаженства от этого процесса. И должна держать это в строгом секрете.

В процессе занятий любовью они прерывались только на еду, которую им подавали в спальню. Энн быстро поняла, почему герцог не хотел присутствия посторонних во время трапезы. Он все еще учился есть, ничего не видя.

Энн, воспользовавшись опытом дедушки, показала герцогу, как для удобства разложить еду на тарелке по принципу циферблата: мясо туда, где на циферблате было бы три часа, картофель – в районе девяти, овощи – на двенадцати. Она тихо попросила Тредуэлла научить лакея при каждом прием пищи сервировать еду для герцога именно в таком порядке и осторожно подсказывать расположение каждого блюда.

– Ангел мой, пожалуй, нам пора выбраться из постели. – Усмехнувшись, герцог провел рукой по растрепанным волосам Энн.

– Мм... нам пора?

– Настало время поменять постельное белье, любовь моя, – рассмеялся герцог. – Наградой за это станут чистые хрустящие простыни.

– Было бы замечательно. Возможно, вы разделите их со мной на всю ночь? – осмелев, спросила Энн.

Девон не спал с ней вместе. Ждал, пока она, как он думал, засыпала, уходил в соседнюю спальню и закрывал за собой дверь, вероятно, чтобы она не слышала его криков или не знала, что большую часть времени он ходил по комнате.

Но Энн все это слышала, и всякий раз, когда он кричал во сне, она торопилась к нему. Не важно, насколько сильно он метался во сне, она садилась на край кровати и успокаивала его. Должно быть, он настолько сильно уставал от занятий любовью, что даже не просыпался, когда она прикасалась к нему. Всякий раз ей удавалось вернуть его к нормальному сну.

Энн знала, что Беккет ее не послушал: он все-таки приносил в ту комнату бренди. Два дня подряд, когда герцог спал, она потихоньку разбавляла напиток. Совсем понемногу, чтобы никто не заметил.

– Так вы попробуете спать со мной, ваша светлость? – не услышав ответа, повторила свой вопрос Энн.

– Ангел мой, – вздохнул Девон, – почему тебе так хочется рисковать? У нас нет необходимости спать вместе. Мы можем позаниматься любовью, потом я оставлю тебя отдыхать. – Герцог намотал на свой палец один из ее спутанных локонов. – Это превосходно работает. Даже мои родители, нежно любившие друг друга, не ночевали в одной постели. Отец всегда утверждал, что для него это было частью волнительного действа: подойти к комнате матери, постучать в дверь и надеяться, что она ответит взаимностью.

Энн захихикала в ответ. Это правда: женатые пары не делили постель. Почему она так решительно настроена заставить его спать вместе с ней? Это докажет ему, что он исцеляется, а Энн была уверена, что все так и есть. Но вместе с этим она боялась, если ему приснится ночной кошмар и он ударит ее, то воспримет это как доказательство собственного сумасшествия.

Но он не сумасшедший. После пары дней, которые она провела вместе с ним, Энн была абсолютно уверена в этом.

Герцог пошлепал ее по мягкому месту и оторвал от себя, нежно помогая ей растянуться на сбитых простынях рядом с собой.

– Я приказал заложить экипаж, чтобы отвезти тебя в деревню. Там есть портниха и шляпница. Выбери себе одежды столько, сколько пожелаешь. Швея должна немедленно все подогнать по размеру. Напиши записку с этими указаниями, я ее подпишу.

– Вы хотите, чтобы я купила одежду?

– Мне показалось, что у тебя, кроме моей рубашки и платья, в котором ты появилась здесь, ничего больше нет. Я не могу держать тебя здесь и заставлять день за днем ходить в одном и том же платье.

– Два дня вы держали меня вообще без платья.

– Не забывай наш договор. Я не справляюсь с обязанностями покровителя, – беспечно сказал герцог и тут же мрачно поджал губы. – Если бы мы были в Лондоне, утром, после того как я сделал свое предложение, ты бы первым делом помчалась к самой модной модистке в городе.

Помчалась бы? По правде сказать, она бы так не сделала. Так быстро она бы не додумалась до этого. В течение многих лет она не могла даже мечтать о покупке платья. Но, являясь любовницей герцога, она опозорит его, если не будет следовать моде. По иронии судьбы она поставит его в неудобное положение, если не будет легко тратить его деньги. Тем не менее Энн почувствовала облегчение, ведь герцог, похоже, забыл о ее напряженности.

– Составите мне компанию в моем путешествии, ваша светлость? – спросила Энн. – Тредуэлл говорил мне, что наша вчерашняя прогулка под дождем – первая для вас за две недели.

– По-видимому, однажды ночью я выбежал из дома в лес, когда мне приснилось, будто я участвую в сражении. Закончилось все тем, что я оказался в реке и едва не утонул. Поскольку в тот раз все обошлось, следующую попытку я решил отложить.

Господи, неудивительно, что он не покидает дом.

– Поехали со мной. Будет замечательно, если мы прогуляемся вместе.

– Нет, мой ангел. Поезжай сама и возьми кого-нибудь из прислуги. Купи все, что пожелаешь. Я не смогу увидеть это, но хочу знать, что ты довольна.

Экипаж герцога с грохотом катился по главной улице деревни Уэлби, которая находилась в четырех милях от его дома. Энн высунулась из окна. Сквозь серые облака проглядывали лучи солнца, освещая ряд небольших магазинчиков. Деревенские дети бежали за экипажем. На пороги магазинов выходили лавочники. Дамы поспешно приводили в порядок наряды своих дочерей.

Зеленые просторы общинных земель напомнили ей о деревенских праздниках, и о Майском дереве, и о том, как она носилась по траве, несмотря на то, что обычно носила белоснежное муслиновое платье. Потом от внезапного сердечного приступа умер отец, и Энн, потеряв его, даже не успела оправиться от ужаса, как появился Себастьян. Он был виконтом. И хотел жениться на ней.

С того времени как Энн исполнилось восемь лет, Себастьян, всякий раз, приезжая в Лонгсуорд, демонстрировал свой пристальный интерес к ней. Он стал целовать ее, но не легкими поцелуями кузена, а прижимался к ее губам своими ужасно мокрыми губами. Всякий раз, когда он заставал Энн одну, он прикасался к ее груди или к мягкому месту или засовывал руку под юбку и гладил ее ноги. Даже теперь, вспоминая об этом, Энн бросало в дрожь. Она чувствовала себя неловко, ей казалось, будто она в чем-то виновата, изнутри поднималась волна тошноты.

Они с матерью оказались во власти Себастьяна. Мать согласилась, что Энн не следовало выходить за него замуж.

Ей исполнилось только пятнадцать. Но однажды ночью Себастьян пришел к ней в спальню. Он заявил, что если лишит ее невинности, то ей придется выйти за него замуж. Поначалу, когда он забрался на нее, Энн замерла. Потом ее настолько ужаснула мысль о браке с этим человеком, что, пока Себастьян пытался справиться со своей одеждой, она умудрилась выскользнуть из-под него. В отчаянии она схватилась за край ночного горшка. Когда Себастьян прыгнул на нее, чтобы повалить на кровать, она швырнула в него горшок.

В спальню прибежала мать вместе с прислугой: экономкой, служанками, лакеями. Все собрались на ее пронзительный крик, который был наполнен больше яростью, чем ужасом. Потом Энн увидела лицо кузена и действительно похолодела от страха. Красный, с выпученными глазами, он выглядел так, словно хотел убить ее. В ту же самую ночь мать собрала их нехитрые пожитки, преданные слуги приготовили экипаж, и они сбежали. Ехать им было некуда. Семья матери отдалилась от них, потому что ее дедушка, отец матери, женился не на той женщине, которая подходила бы ему. Бабушка Энн в прошлом была оперной певицей и танцевала на сцене. Мать сказала Энн, что ни к кому из ее семьи они поехать не могут, никто из родственников матери их не поддержит. Поэтому они двинулись в Лондон. Несмотря на то, что жили они в крайней нищете, несмотря на то, что мать много и тяжело работала, она старалась, чтобы Энн чувствовала атмосферу любви, как это было, когда она росла в Лонгсуорде...

Энн подъехала к маленькому магазинчику, в витрине которого были выставлены ткани.

Лакей помог ей выйти из экипажа. Энн толкнула дверь и услышала мелодичный звон колокольчика.