Текст книги "Между нот (ЛП)"

Автор книги: Шэрон Гасс Роут

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Она рассматривала меня с минуту.

– Я вижу. Ну, я уверена, что он будет счастлив, подвозить тебя, если передумаешь. Он хороший парень. И умный.

– Мм-хм.

Я несколько раз моргнула. Он явно ее одурачил. И если Ленни настолько умен, почему он не посещал ни один из моих уроков по углубленной программе?

– Почему бы тебе не узнать его получше? – предложила Карла.

– Да, я не, хм… Мы не планируем жить здесь очень долго, так что…

Брови Карлы взметнулись вверх, но она ничего не сказала, просто продолжила улыбаться. Это выводило из себя.

– Нам лучше уйти, – я подтолкнула близнецов за дверь. – Спасибо, что присмотрели за ними. И за печенье.

***

– Что случилось с шестым мешком картошки? – мама, едва дождавшись, пока я войду в дверь, набросилась на меня.

– Уронила, – сказала я. – Не так-то просто нести тридцать фунтов картошки, знаешь ли. Хочешь, я подниму их с дороги?

Она рассердилась.

– Не нужно грубить из-за этого.

– Неважно, – пробормотала я и уединилась в свою комнату. Попыталась сосредоточиться на домашней работе по тригонометрии и химии, но мой мозг не желал помогать. Одна его половина хотела поговорить с Ризой, рассказать ей о Ленни, картошке и Джеймсе. А другая половина рассматривала лоботомию. Я чувствовала, словно играю в настольную игру с неправильными фигурками или вроде того. Не одна не соответствовала тому, кем должна быть или куда пойти. Ленни Лазарски, «хороший парень»?

Мама объявила ночь завтрак-на-ужин, то что любил Брейди. Я спустилась вниз, молча съела панкейки и яичницу, а потом вернулась в свою комнату, чтобы продолжить делать домашнее задание. Слышала, как папа снова пел «Blackbird» и посмотрела на часы; время отхода ко сну для близнецов. Когда мелодия поднялась на чердак, у меня заболела грудь. Я так поэтому скучаю: подпевать им. Но не могу делать это здесь. Это неправильное место.

Вытащила наушники из глубин рюкзака. Было глупо брать их в школу, так как я не могу ходить и слушать музыку по телефону, который по легенде потерян. Отчаявшись все заблокировать, в том числе и свои собственные мысли, я быстро прокрутила свой обычный выбор песен для домашней работы: Вивальди и Бах, и на полную громкость включила «Queen». Если Фредди Меркьюри не сможет вытурить из моего мозга «Blackbird» и Ленни, то я не знаю, кто тогда сможет.

Около полуночи я закрыла учебники и заснула под «Crazy Little Thing Called Love». Проснувшись через час, музыка прекратилась, а ветер завывал так, как я никогда раньше не слышала, как волки вдалеке. Я вскарабкалась на изголовье моей кровати, дотянулась до углового столба, но его там не было. Это не моя комната… «не моя кровать».

Я потянулась за светильником в темноте, но костяшки пальцев наткнулись на стену. «Не моя стена».

Тогда воспоминания нахлынули на меня.

Нашла светильник на другой стороне кровати, но не включила его. Нет смысла освещать то, что я действительно не хочу видеть. Это не лавандово-белая комната, в которой я выросла, та комната, в которой хранились все мои воспоминания.

Что теперь станет с этими воспоминаниями?

Чувствовала себя оторванной от них, от своей прежней жизни. От себя. Зарылась под одеяло и отвернулась к стене, проводя пальцем вдоль отодравшегося края цветочных обоев. Я попытался вернуть его на место, но он все время отскакивал, каждый раз дальше.

Прижала колени к груди и обняла их в кромешной тьме. Я всего лишь хотела, чтобы все вернулось на свои места.

Глава 14

Следующее утро прошло без происшествий. Затем настало время обеда. После закупок, которые длились нескольких дней, мама подсчитала расходы и решила, что мне следует начать покупать то, что предлагают в кафетерии.

– Я узнавала про программу бесплатного обеда, мы не подходим. Тем не менее, значительно дешевле покупать что-то там, – заявила она. – Просто убедись, что возьмешь любые фрукты и овощи, которые можешь себе позволить.

Когда я добралась до стола со своим подносом, вы бы подумали, что я кинула на него труп мертвой курицы.

– Фу, – сказала Уинн, посмотрев на куриную котлету на булочке для гамбургера с маринованным огурцом и гарниром из кукурузы. – Вот это гадость.

Уиллоу открыла свой дизайнерский пакет для завтрака.

– Как ты можешь такое есть? – она достала свой обычный портобелло (Прим. полностью созревший гриб кримино) и высохшие на солнце помидоры на фокачче.

Я закрыла глаза и откусила кусочек.

– Не так уж плохо.

Риза протянула мне яблоко.

– Меняю на маринованный огурчик, – сказала она, кивнув на вялый кусочек зеленого цвета на моей тарелке.

– Фу, – повторила Уинн.

Были дни, когда это было единственным словом в ее словарном запасе.

– Уверена, что хочешь это?

Я помахала упавшим духом огурчиком перед Ризой. Она кивнула, и мы поменялись. Я схватила яблоко, потому что это была единственная съедобная вещь на моем подносе. Риза даже не притронулась к огурцу.

Как только закончила есть, Риза пнула меня ногой под столом, ее глаза метнулись на кого-то приближавшегося за моей спиной.

– Наступление, – прошептала она, когда Уиллоу и Уинн усмехнулись.

Я медленно повернулась, как раз вовремя, чтобы поймать предмет, который бросил мне Ленни.

Картофелина.

Каждая унция крови в моем теле прилила к лицу. Я держала картошку в руках так, как будто укачивала цыпленка.

– Здорово поймала, – сказал он. – Ты это потеряла. Могу принести остальную часть…

– Нет! Хм, нет, – я в отчаянии пыталась остановить Ленни, чтобы он не раскрыл моего местоположения. То есть, где я на самом деле живу. – Все в порядке. Мне они не нужны. Благодарю.

Глаза Ленни переместились с моего лица к моим друзьям, которые сидели позади меня. Я могла лишь представить, какие взгляды они ему посылали. Он поднял руки вверх.

– Неважно, пижонка. Поступай, как хочешь. Ты знаешь, где меня найти, если передумаешь.

На несколько долгих минут наступила тишина, пока Ленни не скрылся из виду. Когда обернулась, я все еще держала картошку в руке.

– Какого. Черта? – проговорила Уиллоу. – Ты знаешь, где его найти? Кого он из себя возомнил?

– Он – никто. Работает в продуктовом магазине. Я уронила немного картошки. Вот и все, – я засунула картошку в сумку и взяла свой куриный сэндвич. – Он – никто, – пробормотала я.

Не было ни единого шанса, что мне удастся это проглотить, но я все-таки откусила кусочек.

– Какой магазин? Не «У Бенсена»? – с тревогой спросила Уиллоу.

Я покачала головой.

– Моя мама на днях остановилась в каком-то дерьмовом магазинчике. Я даже не помню названия.

– Но где… – настаивала Уиллоу.

– Да кого волнует, где он работает? – воскликнула Риза.

Уинн прильнула к столу.

– Он может тебя преследовать. Разве не он беспокоил тебя на днях? И ты разговаривала с ним. Ты никогда не должна взаимодействовать с преследователем. Это поощряет их.

Я покачала головой.

– Он не сталкер.

– Ты разговаривала с ним? – спросила Риза.

Я хотела оторвать свою собственную голову и бросить ее через все помещение.

– Вы имеете в виду, когда я поблагодарила его за то, что он открыл мне дверь?

– Тебе не следует поощрять его, – сказала Уинн.

Сделала несколько вдохов и медленно заговорила.

– Я не поощряю его. Можем мы просто забыть об этом?

Риза бросила несъеденный огурец обратно на мой поднос.

– Просто держись от него подальше, Айви.

Я уставилась на огурец, пытаясь понять, что же затеял Ленни. Если парень пытался быть милым, то у него был странный способ показать это. Он знает школьную иерархию – почему же тогда все пытается поговорить со мной, особенно перед моими друзьями?

Как только обед закончился, Риза поволокла меня по коридору в угол под лестницей. Ее лицо было красным.

– Пожалуйста, скажи мне, что ты не тусуешься с Ленни Лазарски.

– Я не тусуюсь с ним. Он живет в моем районе. В доме рядом с нами.

– Лазарски живет с тобой по соседству?

Я шикнула на нее и объяснила, как Ленни предложил меня подвезти и дал мне велосипедный шлем, а также то, что произошло в «Сохрани цент» с картофелем. Я упустила ту часть, где встретила Джеймса.

– И он остановился и помог мне, когда я упала с велосипеда.

Я чувствовала себя словно на исповеди, будто согрешила.

– Отлично, – сказала Риза. – Ну и что вы теперь вроде приятелей?

– Мы – соседи. На этом все.

– Послушай, – начала она, – я пытаюсь прикрыть тебя, но если ты собираешься тусоваться с самым пугающим парнем во всей школе? С этим я ничего не смогу сделать.

– Я же сказала тебе, – стиснув зубы, проговорила я. – Я не тусуюсь с ним.

– Ну, он, очевидно, не получил уведомление, – Риза тяжело дышала. – Просто скажи ему держаться подальше от нашего обеденного стола, договорились? Я не хочу иметь к нему какое-либо отношение…, и тебе тоже не стоит. Люди начнут думать, что мы имеем дело с наркотиками.

Я смотрела, как разбушевалась моя подруга, воспринимая ее гнев как удар под дых. Я задыхалась. Как она могла злиться на меня? И на что именно она злилась?

Я помчалась по лестнице, подальше от своего шкафчика и следующего урока. Мне нужно было взять себя в руки, и секретная комната звала меня.

Когда я вошла внутрь и закрыла дверь, меня накрыло чувство спокойствия. Я посмотрела на полку. На ней были только «Гэтсби», «Шекспир», «Автостопом» и «Джейн Эйр». Но я нашла записку, написанную карандашом на внутренней стороне «Джейн Эйр».

«Столь серьезная? Люблю Дж. Э., но что ты читаешь, чтобы посмеяться?»

Я улыбнулась. Я знала книгу, которую предложить в ответ. Мне просто придется украсть ее у моей сестренки, которая, в отличие от меня, была достаточно умна, чтобы не оставлять все свои книги в нашем старом доме.

Глава 15

В понедельник никто ничего не сказал о происшествии с картошкой, и я была достаточно глупа, решив, что все забыто. Затем, во вторник, в кафетерии подавали пюре. Джереми Диллон принес мне из него шарик, завернутый в салфетку в форме рожка мороженого.

– Я слышал, что ты любишь картошку, – сказал он, положив его мне на поднос, и остальные баскетболисты засмеялись.

Уиллоу и Уинн не теряли времени даром, кинув меня и смеясь вместе со всеми. Я повернулась к Ризе, которая не смеялась, но отодвинулась от меня, явно смущенная.

– Э-э, нет, спасибо.

Я вручила салфетку из картошки Джереми.

– О, я понял, – крикнул он своим друзьям. – Ей нравится только картошка Лазарски!

Вся столовая разразилась криками, и начали разлетаться сплетни.

– Лазарски дал ей картошку?

– Уверены, что это не бочонок наркоты?

– Они встречаются?

Уиллоу и Уинн тоже отсели от меня, словно я внезапно заразилась очень заразной болезнью. Я старалась не смотреть никому в глаза, пока мой взгляд не коснулся знакомого лица за дальним столиком. Там сидела Молли и улыбалась мне, как бы спрашивая: «почувствовала, каково это?»

Её изгнание было связано не с переездом в Лейксайд, а с тем, что она сказала «да», когда Тревор Фрибери пригласил ее на бал «Ледяной Джек» на первом году обучения. Уиллоу собиралась пойти на танцы с Тревором (без ведома Тревора, но это неважно). О Молли начали распространяться слухи: что ее отец в тюрьме, что она беременна от парня, который сидел в тюрьме, что она резала себя, что у нее роман с учителем,… в общем, всевозможные сумасшедшие вещи. Тревор поклялся, что даже не приглашал Молли на танцы, что она все это выдумала. Потом Молли исчезла из школы на пару месяцев, а когда вернулась, больше ни с кем из нас не разговаривала. Она сидела одна или с другими изгоями.

Оказавшись под пристальным взглядом Молли, все, о чем я думала: «я с трудом пережила неделю».

До конца обеденного перерыва я смотрела на стол перед собой, даже не взглянув на Ризу, которая, кажется, чувствовала себя также не комфортно, как и я. В конце концов, я пробормотала некое оправдание по поводу уборной и ушла пораньше, двигаясь по направлению к следующему уроку наверху. Проходя мимо кладовки, я увидела под дверью свет.

Я прокралась пораньше – до того, как началась школа – чтобы оставить книгу, которую прихватила с полки Каи… книгу, которая всегда заставляла меня смеяться, несмотря ни на что: «Кельвин и Хоббс». Я могла бы пропустить урок, проскользнуть туда и посмотреть, нашел ли ее Джеймс и оставил ли записку. Он едва признал мое присутствие на уроке английской литературы, но у меня было чувство, что это в большей степени связано с избеганием Ризы, которая все время задавала ему любопытные вопросы.

– Я спросила его, откуда он родом, и он сказал, что поблизости. Весь такой таинственный, – сказала она мне после урока. – Где поблизости? Почему он не хочет мне рассказать?

– Может быть, он в программе защиты свидетелей, – предложила я.

– Тогда он подготовил бы целую историю, – ответила Риза. – И я не куплюсь на «деревенский мальчик». Он носит джинсы «Diesel». Они не продаются в Уолмарте.

– Откуда ты знаешь? Ты же никогда не была в Уолмарте.

Девушка выстрелила в меня взглядом.

– Он слишком хорошо одет, чтобы быть каким-то деревенщиной.

Ризе не приходило на ум, что, возможно, Джеймс заинтересован не в ней, а в ком-то другом.

Я стояла у двери кладовки, смотрела на проблеск света под ней и прислушивалась к звукам. Затем тихо постучала, не подумав, что буду делать, если кто-то другой, кроме Джеймса, ответит (или, если Джеймс ответит, если уж на то пошло). Но никто не пришел. Поэтому постучала еще громче. Ничего. Собиралась уйти, когда свет погас. У меня перехватило дыхание, когда я обхватила пальцами дверную ручку. Распахнула дверь и заглянула в темноту.

– Эй?

Я ждала ответа, но все, что слышала, это шорох и легкий щелчок. Там кто-то был. Я нащупала выключатель света и проскользнула внутрь. Дверь за моей спиной закрылась. Медленно прошла через узкое пространство в коридор, который вел в секретную комнату. На этот раз на другом конце, за углом, горел свет.

Я подошла к нему. Коридор, изогнутый в форме буквы L справа и обратно влево, к другому выходу. Резко вздохнув, я открыла ту дверь и оказалась в главном коридоре, который проходил вдоль задней стены школы, параллельно тому месту, где я начала. Несколько учеников все еще бродили по классам, и вокруг своих шкафчиков собрались небольшие группки. Осматриваясь мимо них, я заметила Джеймса: его песчаные волосы, его плавную походку. Он спустился по лестнице и скрылся из виду.

Я поспешил за ним, не совсем уверенная в том, что сделаю, если догоню. В самом конце, на вершине лестницы, были огромные окна с видом на автостоянку преподавателей. Выглянула. Одинокая фигура вышла из входной двери, которая была расположена чуть ниже того места, где я стояла.

«Джеймс покидает здание?»

Он открыл свою сумку и копался в ней, пока шел, и багажник его автомобиля открылся. Я наблюдала за тем, как парень положил сумку внутрь и захлопнул крышку. Он подошел к водительской стороне и забрался внутрь.

Я выдохнула так сильно, что окно запотело, и парня едва можно было разглядеть. Мне отчаянно хотелось ударить по стеклу, позвать его. Но было слишком поздно. И я не настолько храбрая. Не хотелось устраивать еще одну сцену. Коснулась стекла пальцем и написала на образовавшемся паре: «П-О-Д-О-Ж-Д-И», уверенная в том, что он этого не увидит. Зная, что я не должна хотеть парня, которого хочет моя лучшая подруга.

Раньше я никогда не прогуливала школу, но у меня было непреодолимое желание исчезнуть. Не могла смириться со всеми сплетнями о Ленни и этой глупой картошке. И мой велосипед ждал. Я поднялась по лестнице, ведущей к тому же заднему входу, через который вышел Джеймс. Толкнула дверь, ожидая увидеть пустое место, где была его машина.

Но она все еще там. Как и Джеймс.

Парень стоял у открытой двери машины и смотрел прямо на меня. Он взглянул на окно наверху, потом снова на меня. После чего скрестил руки на груди и прислонился к машине, как бы говоря: «я жду».

Решение должно было быть сложнее. Я должна была колебаться хотя бы секунду или даже две, чтобы подумать о чувствах Ризы. Я обещала. Но очнулась от укола ее презрения, и моей единственной мыслью на тот момент было оставить чертову картошку Ленни и мое унижение позади. Это все, что я могла сделать, чтобы не спринтовать к Джеймсу, и мне почти удалось пройти по парковке, как нормальный человек.

– Айви Эмерсон.

Он сделал это снова. Произнес мое имя, как произведение искусства, и добавил к нему самую восхитительную, застенчивую улыбку, которую я когда-либо видела.

– Джеймс Уикертон.

Это первый раз, когда я произнесла его имя вслух, и мне понравилось звучание.

– Я, хм… получил твое сообщение, – он указал на окно. – К счастью, я могу читать задом наперед.

Буквы, которые я нарисовала на конденсате, все еще были отчетливо видны. И–Д–Ж–О–Д–О–П.

– Я не… Я думала, ты уже уехал.

– Все еще здесь.

И все еще улыбается.

– Почему бы нам не сбежать?

– Мы сбегаем? – сказал он. – От чего тебе нужно сбежать?

Мое предположение, что мы с ним вместе покинем школу, показалось мне слегка странным и слишком самонадеянным.

– О, я, эм… что я… эм, это…

Джеймс оставил меня заикаться и пошел к передней пассажирской двери, открывая ее широким жестом.

– Ваша карета подана. Ты не против поехать на переднем сидении?

Я улыбнулась.

– Нет. Не против.

Скользнув в черный кожаный салон, я поставила рюкзак у ног.

Джеймс осторожно захлопнул дверь, подбежал к водительской стороне и сел. Потом переключил передачу и выехал с парковки.

– Я хотел поблагодарить тебя, – сказал он, – за то, что спасла меня на днях на уроке английской литературы.

По тому, как парень читал те строки мистеру Илае, можно сказать, что он едва ли нуждался в спасении.

– Мне хотелось покончить с этим, – ответила я. – Чем дольше я сидела на нервах, тем хуже.

– Мне знакомо это чувство. Ты отлично справилась, между прочим.

– Спасибо.

Миллион вопросов вертелся в моей голове: это твои книги в кладовке? (Или я по ошибке флиртую с уборщиком?) Действительно ли ты прочитал все пьесы Шекспира? Откуда ты приехал?

Вероятно, не лучшее начало разговора.

Я выглянула в окно с моей стороны, чтобы не пялиться на парня. И в этот момент, меня осенило – я поняла, что понятия не имею, где нахожусь. Я уехала посреди дня с парнем, которого едва знаю. Именно от таких вещей родители предостерегали меня в течение многих лет.

– Итак, куда мы едем?

Небольшой намек на беспокойство прокрался в мой голос.

Джеймс подъехал к перекрестку и остановился, посмотрел мимо меня в окно, проверяя движение транспорта, а затем в другую сторону.

– В одно из моих любимых мест, – сказал он. – Надеюсь, ты не против потусоваться с мертвецами?

Глава 16

– Извини? – пискнула я.

– Хорошо. Надеюсь, тебя это не пугает, но есть кладбище, куда я порой люблю ходить. Замечательное место, чтобы подумать, успокоиться. Тихо. Никто не беспокоит. Там растут массивные старые деревья и…

Парень взглянул на меня, оценивая реакцию.

– Тебе... не нравятся деревья?

– Я люблю деревья. Деревья – это хорошо. Хотя не уверена, что чувствую по поводу могил.

– Они тебе понравятся, – понимающе кивнул Джеймс.

– Увидим, – сказала я.

– А ты – скептик. Не слепой последователь.

Я припомнила, что сказала Молли.

– Не хочу быть овцой.

– Всегда думал, что слово овца должно различаться во множественном и единственном числе (Прим. слово sheep в англ. языке имеет одинаковую форму во множественном и единственном числе). Вроде как, одна овца и две овцы.

– То же самое и со словом лось.

– Определенно.

Я снова засмеялась.

– Правда не хочу быть овцой или лосем.

– Или оленем, – сказал Джеймс, показывая на одного из тех поддельных оленей, стоящих позади низкой изгороди в чьем-то дворе. Он был обезглавлен. – Особенно тем оленем.

Я смеялась. Так приятно смеяться.

Мы хихикали направо и налево на протяжении следующей пары миль. Район, мимо которого мы проезжали, являл собой рай для странностей. Я заметила скульптуру в форме дерева с ветками и пустыми бутылками из-под вина. Только проехав мимо, мы увидели абсолютно белый дом с одним единственным окном на втором этаже с ярко-желтой рамой.

– Что думаешь? – спросила я, кивая по направлению к дому. – Прерванная работа художника? Или необычное дизайнерское решение?

Джеймс погладил подбородок, как если бы у него была борода.

– Возможно, это портал в другой мир, такой ярко-желтый.

– Ты мог бы постучаться в их дверь и спросить, – предложила я. – Раскроешь тайну, раз и навсегда.

– Не. А что, если на то есть неудачная причина?

Я пожала плечами.

– По крайней мере, ты бы знал правду.

– Правда, переоценена, – ответил он. – Она едва ли настолько хороша как воображение.

Я кивнула, продолжая смотреть на желтое окно до тех пор, пока оно не исчезло из виду. Пару минут мы ехали в тишине. Мои отношения с правдой сложны на данный момент, и если Джеймс хочет придерживаться воображения, то я согласна.

Парень остановился у небольшого торгового центра и припарковался перед цветочным магазином.

– Скоро вернусь, – сказал он, выпрыгивая.

Джеймс вернулся с небольшим букетом ромашек, и на мгновение я подумала, что они для меня. Но он положил их на заднее сидение.

– Люблю приносить цветы, – объяснил он.

– О! Там кто-то кого ты знаешь?

Парень заколебался, что показалось странным. Либо он знает, либо нет. Но Джеймс сказал «нет» и объяснил:

– Я частенько сюда приезжаю, так что, полагаю, они все как семья. Мне просто нравится оставлять цветы.

– Это мило.

Он смущенно улыбнулся мне, когда мы свернули на автостоянку большого кирпичного здания с белым шпилем: методистской церкви в Нортбридже. Кладбище было огромным, с каменными колоннами по обе стороны от черных арочных ворот. Джеймс схватил ромашки, и мы пошли туда. Он поднял тяжелую задвижку и широко распахнул ворота, чтобы мы протиснулись. Они громко лязгнули, когда парень их захлопнул, шум эхом пронесся по морю надгробий, растянувшихся перед нами.

– Сюда.

Парень взобрался на травянистый холм, сокращая путь через ряд могил, относящихся к началу девяностых годов, и обернулся, чтобы убедиться, что я за ним следую.

Я шагала осторожно, подсчитывая, где могут быть захоронены гробы относительно надгробных камней, и пытаясь обойти их края.

– Знаешь, ты не можешь причинить им боль. Они уже мертвы. И им нравятся посетители, – он махнул рукой соседним могилам, словно они были старыми друзьями. – Эй, ребята. Это Айви. Айви, это, эм… Юнис и Джеральд.

Я притворилась, что делаю реверанс.

– Рада встрече с вами.

Джеймс рассмеялся.

– Видишь? Они уже тебя любят.

– До тех пор, пока не начнут говорить в ответ.

Парень склонился, чтобы заговорить тихим голосом, словно надгробия могли нас услышать.

– Вот почему мне так нравится здесь. Никто не разговаривает, никто не указывает, что делать, никто не судит. Только слушают. Это все, что они могут.

Я улыбнулась.

– Кажется, мне это нравится, – сказала я.

– Говорил же, – Джеймс просиял и протянул мне руку. – Давай.

Он повел меня вдоль рядов, пробираясь зигзагами между камнями. «Держа меня за руку». Это намного лучше, чем сидеть в кафетерии, где все на тебя пялятся.

Чувство вины промелькнуло у меня в желудке. Если бы Риза знала, где я и с кем, она бы меня убила. Но Джеймс почти не разговаривал с Ризой, напомнила себе я. Как она могла утверждать, что он ей так сильно нравится?

Джеймс замедлил шаг среди надгробий, размахивая моей рукой в его левой руке и ромашками в правой. Мы по очереди читали имена давно ушедших людей, представляя, кем они были и как они умерли. Целые семьи были захоронены вместе. У одного мужчины любимые жены по обе стороны. Первая умерла молодой, в двадцать восемь. Другая пережила его. Джеймс указал на того, с кем совпал его день рождения. Я не могла найти никого, совпадающего с моим. Мы вошли в самую старую часть кладбища, где некоторые камни были едва разборчивы. Я начала читать вслух более интересные имена: Адалин, Селинда, Клетус, Бертрам. Мы видели множество мужчин с именем Джеймс, но не одной Айви.

– Где-то здесь должна быть Айви, – сказала я. – Может, если бы мы ходили ряд за рядом…

– Я уже это сделал, – сказал Джеймс. – Ни одного.

– О! – я несколько раз моргнула.

«Он обыскал целое кладбище в… в поисках мертвой женщины с моим именем?»

Джеймс заметил мое выражение лица, и его глаза округлились.

– Я имею в виду, что обходил все ряды. Не один раз. Я бы заметил,… если бы увидел…, я бы вспомнил Айви, вот и все.

Он начал нервно перекидывать ромашки из одной руки в другую и продолжил бродить.

Я подошла к нему поближе, наши руки соприкоснулись, и через некоторое время парень снова взял меня за руку. На этот раз это было не резкое хватание, а нежное скольжение его пальцев между моими. По моей руке пошли мурашки. Джеймс указал на дальний конец кладбища, где рос гигантский дуб. Ряды могил отстранились от него, как складки вздымающейся юбки.

– Туда мы и пойдем.

У меня появилось внезапное желание убежать, чтобы снять все напряжение и беспокойство, которые скопились во мне за последние несколько недель. И травянистый путь шириной с могилу передо мной был таким привлекательным.

– Кто быстрее?

– Серьезно?

– На старт, внимание…

Я отпустила его руку и сорвалась с места.

– А что случилось с «марш»? – крикнул он, смеясь.

Я слышала, как стучали его ноги позади меня.

Это был прямой путь на пятьдесят ярдов или около тогою. Мне придется пересечь несколько рядов надгробных камней и подняться на холм. Я подтянула руки и ускорилась, затем метнулась в угол, пробираясь между могилами на финишной прямой. Джеймс появился в моем боковом зрении, прыгая через камни, как газель. Он рывком обогнал меня, но замедлился как раз перед тем, как добрался до дерева, так что мы, тяжело дыша, вместе коснулись ствола.

– А ты быстрая, – выдохнул он, уронив ромашки на траву, чтобы положить обе руки на колени.

Я покачала головой, пытаясь отдышаться, и прислонилась спиной к дереву.

– А ты как известный бегун.

– Я никогда раньше не перепрыгивал мертвых людей, – сказал он. – Надеюсь, они не возражают.

С этой точки обзора надгробные плиты выглядели как места в амфитеатре. А мы были в центре сцены. Они сидели тихо, терпеливо. Слушали.

– Не думаю, что они возражают, – мягко сказала я.

Парень прислонился плечом к дереву рядом со мной. Его лицо было в нескольких дюймах от моего, достаточно близко, чтобы я могла разглядеть серебристые кусочки, благодаря которым его бледно-голубые глаза сияли. Словно почувствовав, что я хочу получше их разглядеть, он откинул волосы назад. Но те вернулись на место.

– Пора подстричься – пробормотал Джеймс.

Я покачала головой.

– Нет.

Джеймс прикусил губу, когда между нами промелькнуло неловкое молчание. Собирался ли он поцеловать меня здесь, на кладбище? Не могла решить, будет ли это романтично или жутко. Раздумывая над этим, я поняла, что мои губы сухие, но, если я оближу их, он поймет, что я думаю о поцелуе.

Вместо этого он поднял ромашки.

– Вот.

– Для меня?

Он улыбнулся.

– Или ты можешь выбрать, кому мы их оставим.

Мои глаза широко раскрылись.

– О, да, – сказала я, прижимая ромашки к груди.

Джеймс кивнул в сторону ближайшего ряда надгробий, и я прогулялась вдоль них, читая имена и даты. Остановилась я перед камнем в форме сердца, который увековечил память о мужчине по имени Джеймс и его жене Кларе.

– Для них, – сказала я. – Джеймс Алоизиус Робертсон и его жена Клара Роуз.

На лице Джеймса мелькнул странный взгляд, будто он увидел призрака.

– Ты их знаешь? – спросила я.

Он покачал головой.

– Нет, я… хм… – парень отступил назад и сел на скамейку перед их могилой. – Я всегда сижу здесь, когда прихожу. Просто забавно, что ты выбрала это место.

Я присела на корточки перед камнем и провела пальцами над выгравированными датами. Они оба ушли в сентябре, пять лет назад: Клара – шестнадцатого числа, а Джеймс – двадцать третьего.

– Это сегодня, – сказала я. – Он умер ровно пять лет назад в этот день.

Джеймс кивнул.

– Через неделю после жены, – сказал он тихо. – Не смог без нее жить.

– Разве это не мило? Печальным образом, – сказала я.

Я положила цветы перед камнем и присоединилась к Джеймсу на скамейке. Мы сидели тихо, над нами шелестели листья от легкого ветерка. Несколько из них развевались на земле при каждом порыве ветра.

– Ты был прав, – сказала я. – Здесь хорошо. Деревья…

– Деревья хороши, – сказал он, улыбаясь.

У меня возникло желание спросить, были ли книги в кладовке его, чтобы удостовериться. Но мне нравится вся эта секретность. Это помогает мне пережить каждый день, в ожидании книги или записки, небольшой подарок специально для меня. Если я раскрою себя, это будет уже не то.

Джеймс внезапно встал.

– Я должен показать тебе кое-что, – сказал он.

Я поднялась на ноги и последовала за ним. Парень подвел меня к краю наивысшей точки холма с видом на кладбище. Мы стояли перед рядами надгробий. Потом он сказал одно единственное слово, которое испугало и взволновало меня больше, чем любое другое в английском языке.

– Спой.

Я обернулась, чтобы посмотреть на его лицо. Как он узнал? Как он мог…?

– Или кричи, или читай стихи, или отбивай чечетку, – он широко раскрыл руки. – Или пой йодлем. (Прим.: Йодль (нем. Jodeln) в культуре различных народов – особая манера пения без слов, с характерным быстрым переключением голосовых регистров, то есть с чередованием грудных и фальцетных звуков.)

– Йодлем?

Джеймс рассмеялся.

– А может, и нет. Вот. Я покажу тебе.

Джеймс нежно подтолкнул меня в сторону, повернув мои плечи так, чтобы я стояла к нему лицом.

– Не смейся.

Я покачала головой.

После чего он заговорил с легким британским акцентом.

– Но, тише! ... Что за свет в окне блеснул? Это восток, а Джульетта – солнце.

Джеймс мимолетно мне улыбнулся.

Я никогда не видела или не читала версию спектакля «Ромео и Джульетта», но я смотрела фильм с моей мамой, с очень молодыми Леонардо ДиКаприо и Клэр Дэйнс. Поняла не все, что они говорили, но то, как они смотрели друг на друга, объясняло достаточно.

Я подняла руки к лицу, поглядывая украдкой на Джеймса сквозь пальцы.

– Посмотрите, как она опирается своей щекой на руку! Перчаткой быть на этой белой руке, чтобы щеки ее касаться мне!

Он остановился, отошел назад, словно сойдя со сцены, и тот Джеймс вернулся.

– Руки как раз вовремя, – сказал он. – Теперь твой черед.

Я закрыла лицо и покачала головой.

– Не-а.

– Давай же, – он схватил меня за запястья и, нежно встряхивая, притянул к своей груди. – Это весело. Мертвые люди создают большую аудиторию. Ты можешь делать все, что пожелаешь.

Мои запястья все еще находились в его руках, и я не сделала ни одного движения, чтобы отдернуть их. Его руки теплые и сильные, а я нуждалась во всей силе, которую могла получить, если собиралась петь надгробным плитам. Или еще страшнее, Джеймсу.

Но затем я увидела, как мои часы выглянули между его пальцами, и время… о нет.

– Какой сегодня день?

– Эм, вторник?

– О, черт возьми. Я должна быть дома и встречать близнецов у школьного автобуса. Я обещала, что не забуду, – на часах уже четыре, и через десять минут автобус привезет их. – Если меня там не будет,… если мой брат… Могу я воспользоваться твоим телефоном?