Текст книги "Между нот (ЛП)"
Автор книги: Шэрон Гасс Роут
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)
– Просто чудо, что я получила права, – подметила она, пытаясь выровнять шины, не врезавшись в машину перед нами.
По мере приближения, стал виднеться театр в квартале от нас. Снаружи один из тех старомодных навесов павильона в форме полукруга, с подсветкой и богатыми красками. Мое сердце заколотилось при виде этого. В театральной кассе мы заплатили по пять долларов (наконец-то, что-то, что я могу себе позволить), и направились к главной сцене театра. За двойными дверьми у меня перехватило дыхание.
Такая прекрасная. И такая большая.
Во время Второй мировой войны театр оказался заброшен и простоял десятилетия, пока один человек не собрал деньги, чтобы его отреставрировать. Но вместо того, чтобы придать ему блестящий и обновленный вид, декоративные картины на стенах остались нетронуты: то, что от них осталось, защитили каким-то прозрачным покрытием. Цвета немного поблекли, и большая часть краски отколупывалась на протяжении многих лет, но нельзя не заметить, насколько картины были великолепны в свою лучшую пору.
Сценическая декорация представляла собой разнообразие текстурных панно, переливающихся цветными огнями. Но особенно привлек мое внимание рояль сбоку сцены, всецело блестящий и черный. Мне захотелось подняться туда и провести по нему рукой, исполняя глиссандо вверх-вниз по клавишам.
Молли потянулась и щелкнула меня под подбородком.
– Мух ловишь, Эмерсон.
Я щелкнула языком и улыбнулась.
– Это место потрясающее, – сказала я. – И даже неважно кто выступает.
Девушка рассмеялась.
– Звук тоже замечательный. Вот увидишь.
Позади был бар, и Молли ушла взять нам по содовой, пока я отлучилась в уборную. Когда я вернулась, на ее руке расписывался маркером какой-то мальчишка с четырех дюймовым ирокезом. На вид ему было лет пятнадцать.
– Однажды он станет знаменитым, – заверила меня Молли. – А у меня будет фотография его автографа на моей руке.
Девушка достала сотовый телефон из кармана и сделала снимок.
– Думала, ты скажешь, что никогда не смоешь его, – ответила я, думая о Ризе, когда Джеймс коснулся ее руки в классе.
– Нет, – сказала Молли. – Я не настолько жалкая.
Несколько минут мы простояли за задними рядами, в поисках хорошего места. Я поглядывала на двери, высматривая Джеймса.
– Ждешь кого-то? – спросила Молли.
Я не сказала ей, что пригласила Джеймса, надеясь, что все будет выглядеть скорее, как случайная встреча, нежели чем свидание.
– Я кое-кому упомянула, что буду здесь, – сказала я. – Надеюсь, ты не против?
Девушка сузила глаза.
– Это ведь не Риза?
– Нет.
Не мне винить Молли за то, что она невзлюбила Ризу, но я чувствовала вину за ее спиной, пусть даже ничего и не говорила.
– Тогда мы придержим место, – ответила Молли. – Для твоего таинственного незнакомца.
Мы нашли три места в середине передней секции.
– Мне нравится сидеть достаточно близко, чтобы видеть их аппликатуры на инструментах, – объяснила Молли.
Когда приглушили свет, нервная дрожь устремилось прямиком в горло. Я должна напоминать себе: «Это не ты там, это не ты». Но я не могла не представить себя, стоящей рядом с фортепиано. Не в состоянии двигаться.
– Ты в порядке? – Молли как-то странно посмотрела на меня.
– Да! – я отодвинула ту картинку на задворки моего разума и выдавила улыбку, усаживаясь поудобнее.
Первый акт начался с рок-группы, состоящей из трех женщин: барабанщицы, бас-гитаристки и солистки с гитарой. Они называли себя «Llama Mammas» и пели песню собственного сочинения под названием «Spinning Free». Бас-гитаристка кружилась и кружилась, и запуталась в кабеле. Мое сердце забилось за нее. Я бы со стыда умерла, но она лишь засмеялась и отключила провод, выпуталась и снова подключилась.
Я непрерывно оглядывалась на вход, чтобы помахать Джеймсу, когда тот войдет. Но парень не пришел, и спустя час я начала терять надежду. Мы высидели множество сольных выступлений, люди пели под гитару или «а капелла». Один парень играл на волынке. Другой рассказывал анекдоты. Молли аплодировала и свистела каждому. И мне стало интересно, действительно ли девушка думает, что я была хороша, или она просто за поддержу музыки в целом.
Уже девять часов, а Джеймс все еще не пришел. Затем кто-то похлопал меня по плечу и сказал:
– Дамы?
Я развернулась, и тут… Ленни.
– Что ты здесь делаешь? – огрызнулась я.
– Я должен встретиться кое с кем, – парень пристально посмотрел на меня, а затем осмотрелся по сторонам. – Не уверен, что она здесь. Это вроде свидания вслепую.
Молли указала на свободное место рядом со мной.
– Можешь сесть с нами, если хочешь.
Я уставилась на нее.
– Или нет… – промямлила девушка.
– Все в порядке, – Ленни криво усмехнулся. Синяк вокруг глаза был фиолетовым, и, наверняка, еще болел. – Вижу, вы ждете кого-то особенного.
Следующий исполнитель вышел на сцену, поэтому я повернулась посмотреть. Ленни ушел я-не-знаю-и-мне-все-равно-куда. А место рядом со мной оставалось пустым до конца вечера.
От Молли не скрылось мое разочарование.
– Жаль, что так вышло…кхм… с твоим другом.
Я пожала плечами.
– Музыка была отличной, – ответила я, желая сменить тему.
Выступило такое сумасшедшее разнообразие исполнителей, но организаторы представили их так, что все прошло на одном дыхании. Все закончилось самым удивительным квартетом, спевшим номер из «Les Misérables» (Прим. фильм «Отверженные»). Аудитория поднялась на ноги, прежде чем они закончили.
Я одновременно чувствовала себя взволнованной и подавленной, желая петь также, но зная, что никогда не смогу. Молли сжала мою руку, словно почувствовав мое настроение. Но она ничего не сказала – как раз то, что мне и требовалось.
Глава 27
В субботу утром меня разбудила мама.
– Пора вставать. Хочу выехать через полчаса. Я приготовила тебе овсянку.
Я посмотрела на часы на письменном столе.
– Только семь. Думала, ты сказала, что они открываются в девять.
– Да, – сказала мама. – Но женщина из программы бесплатного распределения продуктов питания сказала, что очередь выстраивается с восьми. Чтобы получить хорошие продукты.
Все это мама взвалила на меня еще накануне: как «продуктовый банк» собирает и сортирует всю пожертвованную еду, а затем поставляет в пункты раздачи, которые выдают ее людям на грани голода. Мама называла их «голодающие».
– Мы не голодающие, – ответила я.
– Нет, мы нет, – мама попыталась оттереть на столе пятно, которое никак не поддавалось. – Пока нет.
Я перевернулась на кровати и застонала.
– Как думаешь, мы увидим там знакомых?
– Возможно.
Ее голос звучал так же высоко и металлически, как тогда, когда она впервые рассказала мне о переезде сюда.
Я свесила ноги на пол.
– Смогу, наконец, с этим покончить.
Мама уже отвезла папу и близнецов в папин офис, чтобы он мог поработать, пока дети поиграют с бумагорезкой. Однажды он позволил им измельчить несколько документов, и вы, наверное, подумаете, что они умерли и попали в рай. Теперь он накопил все ненужные документы, чтобы они могли уничтожить их вместо него, когда он работал в выходные. Папа даже купил бумагорезку со специальным предохранителем, чтобы они случайно не разрезали пальцы.
Мама окликнула меня, когда я одевалась.
– Надень что-нибудь, кхм…не слишком броское.
– Одеться, как бедный человек, – пробормотала я. – Поняла.
Мой запас толстовок закончился, поэтому я натянула самый скромный свитер и джинсы, что смогла найти. Вместо кожаных ботинок до колен, которые я обычно с этим носила: я надела самую старую, самую поношенную пару конверсов. Я не расчесала волосы и не накрасилась.
– Ну как? – спросила я, вертясь на кухне.
– Я не сказала, что ты должна выглядеть так, будто на тебя напали птицы, – ответила мама. – Пойди, расчешись.
Уже в дороге мама объяснила, что пункт выдачи располагался в церкви.
– Это пункт выдачи с возможностью выбора, – сказала она. – То есть мы выбираем, какие продукты хотим. А в некоторых из них просто дают коробку с тем, что предварительно выбрали.
Она все болтала о том, чего ожидать, но, честно признаться, я не хотела знать. Я просто хотела покончить с этим.
Мы выехали из нашего района, проезжая мимо школы и двигаясь в том же направлении, в котором уехал Джеймс в тот день, когда мы сбежали. Мимо безголового оленя и дерева с винными бутылками. Мое сердце забилось чаще.
– Мам? В какой церкви находится этот буфет?
Мама порылась в кошельке и вытащила листочек.
– Нортбридж, – ответила она, передавая мне записку. – Нортбриджская методистская церковь.
Я застонала. Это церковь Джеймса. Кладбище.
– Ничего, если я останусь в машине?
– Мне нужна твоя помощь, – сказала мама с отчаянием. – Носить продукты. Не думаю, что у них есть корзинки.
На заднем сиденье универсала «Вольво» лежала стопка холщовых сумок. Родители продали «Мерседес», но «Вольво» уже оплатили, так что его оставили. Тем не менее, когда мы въехали на стоянку у церкви, у нас определенно была самая хорошая машина.
– О, боже, – проговорила мама, когда мы развернулись ко входу в пункт раздачи продуктов питания.
Уже выстроилась очередь приблизительно из пятидесяти человек. Так вот «голодающие», о которых она говорила. На первый взгляд выглядят они не так, как по телевизору, когда показывают детей с опухшими животиками и конечностями как у скелета. Эти люди казались такими суровыми, будто голод был наименьшей из их проблем. Те, кто привлекли мое внимание в первую очередь. Парень с крепкими мускулами и лицом, испещренным линиями, курящий сигарету. Женщина, которая выглядела так, словно побьет меня, если я даже моргну в ее сторону. Они уставились на нас, когда мы проезжали мимо. Неужели они думают, что мы собираемся забрать их еду?
– О, боже, – повторила мама.
– Нам здесь не место, – сказала я. – Поехали.
Мама проделала путь вокруг церкви и припарковалась перед автомобилем, который выглядел весьма неплохо, разве что пассажирское окно треснуло, и было склеено прозрачной пластиковой лентой. На зеркале заднего вида наклеен знак «инвалид».
Мы остались в машине, наблюдая за тем, как прибывает больше людей, и они становятся в очередь. Одна семья подъехала на фургоне, который я предположила, был их домом. Я заметила довольно много знаков «инвалид» и несколько человек с ходунками или тростями. Выглядели они не сурово. А изнывающими от скуки. Через несколько минут из церкви вышел человек и вручил пластиковые заламинированные номерки тем, кто стоял в очереди, и все немного разошлись, кто-то вернулся к своему автомобилю, кто-то присел на траву.
– Давай зайдем внутрь, – сказала мама, не пошевелившись при этом.
Я не была готова.
– Пока нет, – ответила я.
Рядом с нами припарковалась машина. Я повернулась посмотреть на водителя. Это была Чандра Мандрети. Мои глаза округлились, а ее сузились. Мы обе отвернулись. Ой. Мой. Бог. «Чандра Мандрети пошла в пункт раздачи продуктов питания».
Я втянула воздух.
Мама посмотрела на меня в недоумении, но была слишком занята, собираясь с духом, чтобы спросить, почему я тяжело дышала. Она выключила зажигание и посмотрела на свое отражение в зеркале заднего вида. Даже в не-слишком-броской одежде она могла бы отправиться на обед в загородный клуб. Хотя, на мне были самые жалкие кроссовки, но я забылась и надела кожаную куртку.
Мы не выглядели нуждающимися в бесплатной еде.
Мама сняла серьги и бросила их в сумочку. Маленькие бриллиантовые гвоздики, которые папа подарил ей на день рождения несколько лет назад.
– Забыла про них, – сказала она извиняющимся тоном.
– Думала, ты сказала, что нам не нужно быть лишенными средств к существованию, чтобы прийти сюда.
– Не нужно. Мы ведем себя глупо, – она потянулась к заднему сиденью за холщовыми сумками, что мы захватили. – Пойдем.
Я бросила взгляд на Чандру, выходя из машины, но ей пришлось облокотиться на окно, чтобы спрятать лицо. Ее мама ушла, чтобы самостоятельно взять номерок. Но я не могла поступить так с мамой. Не в наш первый раз здесь.
Когда мы подошли к двери, мужчина с ярко-оранжевой надписью «ВОЛОНТЕР» вручил нам номерок шестьдесят семь.
– Мы новенькие, – сказала мама, как будто мы вступали в общественный клуб. – Как я понимаю, нам нужно заполнить некоторые документы?
Тогда мужчина повел нас внутрь к женщине-волонтеру, которая дала маме бланк с вопросами о нашей фамилии и адресе, ежемесячном доходе и количестве людей в нашей семье. Также женщина предложила нам литературу о преимуществах «Американской программы льготной покупки продуктов» (Прим. от англ. SNAP:Supplemental Nutrition Assistance Program).
– Сейчас, это называется продуктовыми талонами, – объяснила женщина.
– Продуктовыми талонами? – прошипела я в ухо мамы. – Серьезно?
Мама просто держала улыбку на лице и писала ответы в маленьких клеточках. Она добавила свои часы работы в течение последних двух недель и удвоила их, вычислив ежемесячный доход и записав этот показатель.
– А как насчет папиного дохода? – спросила я.
– Не о чем сообщить, – сказала она
– Так говорится в графе «Семейный доход». Тебе нужно написать и папин тоже.
Она постучала карандашом по бумаге и наклонилась к моему уху.
– Твой отец сейчас не приносит домой зарплату, Айви. Все, что он зарабатывает, идет в оплату банковской задолженности за его бизнес.
– Что? – я поглядела на сумму, которую написала мама, что она приносит домой с работы на полставки в газете. – Серьезно? Как мы платим за лечение Брейди? – спросила я.
– Позже об этом поговорим, – прошептала мама.
Волонтер с оранжевым бейджем просмотрела наш бланк и, кажется, была довольна, что мы были и вправду настолько бедны. Она подождала с нами, пока мужчина с микрофоном не прокричал «до номера семьдесят!».
Мы встали в линию с другими голодающими. Осознание того, что мы вошли в их ряды, во многом походило на ощущение голода, с ноющей болью в животе. Только чувствовалось немного более похоже на удар исподтишка. Как все стало настолько плохо, да так быстро? Мне захотелось согнуться и опереться на колени ладонями, чтобы отдышаться, но это только усугубит ситуацию. Люди уже и так пялились на нас.
Когда мы добрались до начала очереди, мама попыталась отдать наш номерок мужчине-волонтеру, но он объяснил, что мы должны вернуть его в самом конце. Внутри были разные отделы для разных продуктов. Женщина-волонтер указала на консервы: фрукты, овощи и тунец, упаковки с макаронами и рисом, печеньем и крекерами. Она назвала их «долгохранящимися пищевыми продуктами». Один отдел в центре со свежими фруктами и овощами, а другой – с хлебом и кексами, и другими хлебобулочными изделиями.
– Охлажденные продукты находятся в задней части, – подсказала волонтер. – Мясо, яйца, йогурт, молоко, сыр.
На каждой полке прикреплена вывеска, которая указывала, сколько каждого продукта разрешено брать в зависимости от размера семьи. Мама читала их вслух, как будто я не понимала простую систему. Или, быть может, она не хотела, чтобы другие подумали, что мы потребуем больше. – Наша семья из пяти человек, поэтому берем три коробки с хлопьями, – сказала она.
Семье двоих было разрешено взять одну.
– Два фунта мясного фарша, – мама вытащила его из холодильника.
Семья поменьше могла взять лишь один.
– Не обязательно объявлять об этом, – пробормотала я ей на ухо.
Мы остановились, чтобы посмотреть небольшую демонстрацию приготовления еды, рассказывающую людям, как приготовить питательную еду из продуктов, которые имеются в наличии. Они делали салат «Цезарь» с курицей.
Мама все говорила такие вещи, как: «О, посмотри, у них есть хлопья «Cheerios»!» и «Это похоже на рынок!» Но это не похоже на рынок. Там люди не пробирались сквозь проходы по одному. Они не волновались о двух фунтах говяжьего фарша. И на рынке никогда не заканчивались продукты. К десяти часам, когда мы закончили покупки, полки были почти пусты. А люди все еще подходили.
– Следует ли нам поделиться с ними? – спросила я маму, когда мы потащили наши сумки в машину.
Она остановилась и подумала, ненадолго положив сумки наземь.
– Нет, – твердо сказала она, схватив их обратно. – Мне жаль. Я не могу беспокоиться обо всех остальных. Я должна беспокоиться о нас.
Мы сели в машину, и мама надела серьги обратно. Ее руки дрожали, но я ничего не сказала на этот счет. Повернувшись, я увидела, что Чандра все еще сидит в машине, припаркованной рядом с нами. Она снова посмотрела на меня и кивнула, прежде чем отвернуться.
На выезде, я увидела знакомый автомобиль. Передний бампер держался на клейкой ленте. К пассажирской двери прислонился Ригби Джонс, один из друзей Ленни. Я могла бы притвориться, что не заметила его, но он поднял кулак и направил ко мне. Я улыбнулась и сделала то же самое.
– Кто это был? – спросила мама.
– Мальчик из школы, – я обернулась, чтобы помахать на прощание.
Тогда я и заметила оранжевый значок. Ригби не из программы бесплатного распределения продуктов питания: он – волонтер.
– Все не так, как кажется, – пробормотала я.
В нескольких милях от церкви, мама выдохнула с облегчением, как будто она все это время не дышала.
– Я приготовлю мексиканский рис и фасоль с курицей, это то, что нравится твоему отцу, – сказала она, – и «Цезарь» с курицей. Это хорошая идея. Мясной рулет, или, может быть, мясной соус…
Мама справилась с задачей получения еды. Теперь ей нужно было найти способ растянуть ее, потому что с нашим уровнем доходов нам разрешено посещать этот буфет только раз в три недели. Как же выглядят бедные люди, которые могут ходить туда каждую неделю?
– Ты собиралась рассказать мне, – начала я, – как мы оплачиваем терапию Брейди.
Мама не ответила сразу. Она, пожалуй, не хотела мне рассказывать, а пообещала, чтобы заставить меня молчать.
– Не хочу, чтобы ты волновалась на это счет.
– Мам.
Это стало смешно. Я волновалась на этот счет. Если бы я знала, то, скорее всего, начала усерднее искать работу.
– Хорошо, хорошо, – она заерзала за рулем. – Страховка оплачивает одну часть. А все деньги, которые мы выручили с продажи мебели, украшений, бытовой техники… Это оплатит остальную часть. Какое-то время.
– А что потом? – спросила я.
Мама глубоко вздохнула.
– Мы что-нибудь придумаем.
Я смотрела в окно, когда мы подъехали к дому, вновь решая найти работу.
Глава 28
Позже этим же днем, я отправилась в магазин подержанных книг, но пожилая женщина, работающая там, засмеялась, когда я спросила, нанимает ли она на работу.
– Едва зарабатываю, чтобы платить самой себе, дорогая, – ответила она.
Поэтому я пошла в «Сохрани цент». Мужчина, работающий за прилавком, дал мне небольшой блокнот с формой для заполнения. Когда я вернула его обратно, он сказал:
– Мы дадим вам знать, если откроется вакансия.
– У вас нет никакой работы?
– У нас список ожидающих, – ответил он. – И буду честен. Многие кандидаты старше и у них семьи.
– У меня тоже есть семья, – ответила я.
– И они полагаются на вас, что вы обеспечите свою семью продуктами питания или вы просто ищете деньги на дополнительные расходы?
Я пожала плечами. Не хотелось признаваться, что мне не помешали бы деньги, чтобы помочь родителям в покупке продуктов.
– Дополнительные деньги, пожалуй.
– Мы дадим вам знать, – сказал мужчина, убрав мое заявление в самый конец папки.
Я пошла по направлению к выходу, но потом обернулась.
– Я видела, как другие дети моего возраста работают здесь. Обеспечивают ли они свои семьи?
– Вообще-то да, – кивнул он. – Некоторые из них.
– Ох, – пробормотала я, поворачиваясь и выходя.
Быть может, следовало подумать о работе в загородном клубе, но уже слишком поздно. Прослушивания начались час назад.
Брейди был на лужайке перед домом, когда я вернулась домой, и бросал камешки на дорогу. Кая сидела на крыльце с раскраской.
– Где мама? – спросила я.
– Наверху, с папой разговаривает, – ответила Кая.
Я огляделась в поисках Карлы, но ее нигде не было видно.
– А кто тогда присматривает за Брейди?
Сестра выпрямилась.
– Я!
– А если что-то произойдет? Тебе всего шесть лет!
– Если Брейди покинет двор, мне нужно кричать как можно громче. Вот так…
Она глубоко вздохнула.
– Нет! – я остановила ее. – Я поняла.
Забыла ли мама, что Брейди пугало, когда Кая так кричала?
Я подошла к брату и взяла его за руку.
– Брейди, пойдем со мной. Мы идем внутрь.
Он отдернул руку и вернулся к камням.
– Ты иди, – сказал Брейди.
– Ты должен пойти со мной, – сказала я. – Немедленно.
Он зачерпнул горсть камней и продолжил бросать их один за другим.
Я вытряхнула гравий из его руки и схватила его за запястье.
– Заканчивай уже с камнями, Брейди! Ты не можешь вернуть их на место. Ты никогда не уберешь их все!
Тогда он их отбросил, и накрыл руками уши. Стуча по ним. Брат снова начал этот безмолвный крик.
Кая ринулась к нам. Она толкнула меня в живот. Сильно.
– Ты все портишь, – сказала сестра. – Оставь его в покое.
Я отшатнулась от них, чуть не упав на велосипед, который оставила вчера во дворе. Мама и папа даже не спросили меня об этом. Они были слишком заняты, беспокоясь о деньгах, чтобы проявить внимание ко мне или Брейди.
Я побежала к ним, по задней лестнице, но поднявшись наверх, услышала, как они спорили, так как дверь была приоткрыта.
– А как насчет безработицы? Ты не понимаешь? – сказала мама.
– Я не безработный, Сьюзен.
– Тебя там не было, Марк. Те люди бедны, и не потому, что их мультимиллионные предприятия потерпели крах. Я чувствовала себя обманщицей.
Папа ударил чем-то по столу.
– Я делаю все, что в моих силах. Ты хочешь, чтобы я все бросил? Выпрашивал работу в «Sheffley»?
«Sheffley» это папин конкурент и крупнейшая полиграфическая компания в штате. И они не те, кто обращался со своими сотрудниками особенно хорошо.
– Нет, – сказала мама. – Я просто надеюсь, что это скоро изменится. Не знаю, как долго смогу продолжать в том же духе.
– Все не так уж плохо, Сьюзен. У нас есть крыша над головой, еда, одежда. Дети остались в своих школах. Брейди здесь не так плохо. Он…
– Он играет с камнями у обочины дороги! Он вертится возле местного бандита!
Ах, так, в конце концов, она не была высокого мнения о Ленни.
– Этот мальчик не бандит. Его единственное преступление – это проживание в бедном районе, – ответил папа. – Не будь таким снобом, Сьюзен.
Мама ахнула.
– Снобом? Так теперь я сноб, потому что хочу чего-то лучшего для моего умственно отсталого ребенка? Для всех моих детей?
– Наших детей, – поправил ее папа, повысив голос. – Они наши дети, и мы приняли это решение вместе. Они не умрут, если узнают, что все в жизни не подается на чертовом блюдечке с серебряной каемочкой.
Моя рука подлетела ко рту, как будто я единственная, кого прокляли. Отец никогда не ругался. И он никогда не повышал голос на маму.
Затем их голоса притихли, и я услышала, как папа сказал:
– Мне очень жаль. Я делаю все, что в моих силах.
И прозвучало это так, словно он мог заплакать.
Тогда я толкнула кухонную дверь. Мама обвила руками папу, сидевшего на одном из кухонных стульев. Они качались туда-сюда. Подняли глаза, когда я вошла и, должно быть, поняли, что я слышала весь спор. Или, быть может, им просто не хватало энергии надеть все-просто-прекрасно лица.
– Я найду работу, – заявила я. – Я только что оставила заявление в «Сохрани цент».
Папино тело осунулось еще сильнее.
– Ты не обязана это делать, Айви.
– Если у них ничего не найдется, я попробую в других местах. И… Я глубоко вздохнула, набираясь храбрости. – Есть такая работа в загородном клубе Морганс…
– Это слишком далеко, – сказала мама. – Я итак отвожу твоего отца на работу, и Брейди на терапию…
– Ладно, тогда я найду что-нибудь поблизости, чтобы ходить пешком, – ответила я, чувствуя облегчение от того, что загородный клуб отпадает. – Я могла бы давать уроки игры на фортепиано…
Папа вздохнул, мама погладила его по спине, и мы все просто стояли, несколько минут, ничего не говоря. Было слышно, как Брейди бросал камни на дорогу, одну крошечную горсть за раз.
Кайя явно могла позаботиться о нем, а я все портила. Я поднялась на два пролета в свою комнату и села у окна, глядя вниз на соседей. Смотря на моих соседей свысока, вот именно. Я больше не могла смотреть на них свысока, ведь так?
Глава 29
Риза позвонила около четырех часов.
– Как все прошло? – спросила она, запыхавшись.
– Ой… – я заколебалась, решая, солгать и сказать, что я провалила прослушивание, или признаться, что не пошла.
– Забила, не так ли? – ее голос звучал ровным я-зла-но-стараюсь-не-подавать-виду тоном.
– Да, – согласилась я. – В любом случае, это было слишком далеко, – я замолчала, ожидая ее громкой тирады, но нет. Подруга лишь вздохнула. – На сегодня все остается в силе? – уточнила я.
– Да, – ответила она. – Приходи уже ко мне. Хочу кое-что тебе показать.
Я завязала волосы в хвостик, плеснула водой в лицо, бросила пару вещей и зубную щетку в небольшую сумку и спустилась на кухню. Мама осмотрела меня сверху донизу.
– Ты в этом пойдешь? На мне была та же самая одежда, что я надела в пункт раздачи продуктов питания.
– С каких это пор тебе заботит то, что я надеваю к Ризе?
Мама надела более симпатичный наряд, чтобы отвезти меня, возможно, ожидая, что мама Ризы пригласит ее внутрь. Но миссис Морган даже не вышла поздороваться.
– Заеду за тобой утром. В десять часов, – отрезала мама.
Я не могла поверить, что мама Ризы намеренно ее игнорировала, но она была прямо здесь, на кухне, когда я вошла внутрь. Она улыбнулась, словно позировала тому, у кого заняло слишком много времени, чтобы сделать снимок.
Риза потащила меня наверх.
– Подожди, пока не увидишь, что я нашла.
Я ожидала увидеть неотразимое платье, может быть, пару великолепных нарядов взбалмошных девиц из гардероба ее матери. Но девушка открыла ноутбук, нажала на окно браузера и отступила.
– Вот, – сказала подруга. – Уикертоны из Нью-Йорка.
Я посмотрела на экран. Это было нечеткое фото людей, стоящих у большой лестницы.
– Сделано нескольких лет назад, но посмотри, – она указала на мальчика. – Те же волосы, только покороче. Это наверняка он.
Я посмотрела на подпись, где мальчик был указан как Робби Уикертон.
– Имя не то, – сказала я.
– Может быть, прозвище? Потому что этот ребенок похож на Джеймса. Только не говори, что это не он.
Я присмотрелась к мальчику по имени Робби. Сходство определенно было, но я отказывалась с ней соглашаться.
– Я тебя умоляю. Совсем не похож, – ответила я.
– Он выглядит точь-в-точь как Джеймс, – настаивала Риза.
Тем не менее, подруга закрыла фотографию и после этого не упоминала Джеймса или неприличное богатство его семьи. Я не рассказала ей о поездке в пункт раздачи продуктов питания и о неудавшихся попытках найти работу, но Риза была достаточно проницательна, чтобы заметить, что что-то не давало мне покоя.
– Тебе нужна, – заговорила подруга, – терапия от Ризы.
Она достала лаки для ногтей и сделала мне маникюр, пока мы слушали музыку, выбирая по очереди песни. Решив подбодрить меня, Риза прибегла к тяжелой артиллерии: ее плейлист восьмидесятых годов. Накаждую«Raspberry Beret»и«Girls Just Wanna Have Fun»она отжигала, в ответ я включала«Over the Rainbow»или«I Dreamed a Dream». Мадонна против Эвиты, «Wham!» (Прим. дуэт Джорджа Майкла и Эндрю Риджли, который пользовался огромным успехом в середине 1980–х годов) против Вагнера (Прим. немецкий композитор, дирижёр и теоретик искусства), Джоан Джетт против Призрака Оперы.
– Ты и шанса не даешь терапии от Ризы, – заявила подруга, поскольку заиграла последняя, выбранная ей, песня «Jessie’s Girl». – Шаг первый – признай, что у тебя есть проблемы.
Я кивнула.
– У меня определенно есть проблема. Но не думаю, что Рик Спрингфилд собирается все исправить.
Подруга стащила меня с кровати, потанцевать с ней. Я пыталась, правда, но песня «Jessie» началась с Дж, как Джеймс, и это только напомнило мне, что он продинамил меня на музыкальном вечере. Судя по всему, он не хотел, чтобы я была его девушкой.
Я плюхнулась на кровать Ризы и стала листать огромную стопку журналов о знаменитостях. Риза играла с моими волосами, скручивая их в локоны, а затем, начесывая их, чтобы они стояли прямо, как гигантское афро. Я почувствовала себя чуть-чуть получше.
После обеда (суши на вынос из нашего любимого суши-бара) Риза схватила наши пальто и повела меня на первый этаж. Оттуда я могла видеть наш старый дом, окно моей спальни. Там было темно. И пусто.
– Держи, – подруга вытащила ключ из кармана и протянула его мне. – Я нашла его.
Я повертела его в руке.
– Ключ. От чего он?
– От твоего дома, глупенькая.
– Эм, спасибо. Полагаю, мама может отдать его сотрудникам банка, или риелтеру, да все равно.
Я положила его в карман.
– Да нет, тупица. Он для тебя. Чтобы попасть внутрь. Алё! – Риза задвигала пальцами, будто игра на фортепиано. – Он все еще там, так?
Да. Мой рояль еще не продали.
– Знаю, что ты по нему скучаешь, – сказала Риза. – Думала, ты захочешь пойти туда и сыграть на нем еще разочек.
Я уставилась на ключ в моей руке.
– Но… – я скучала по каждой вещи в доме: по старой жизни так сильно. Как Риза узнала, что по роялю я скучала больше всего? – А что, если они сменили замки?
Риза пожала плечами.
– Думаю, мы узнаем.
Подруга взяла меня за руку, и мы прошли короткий путь от ее дома до моего, пробираясь сквозь тени.
– Чувствую себя вором, – сказала я.
– Мы же не собираемся украсть что-либо, – сказала Риза. – Мы только посмотрим, и это ваш дом, между прочим.
Я вытащила ключ, как только мы подошли к задней двери. Мы не так давно переехали, но все казалось таким иным. Лужайка заросла, веранда стала шире. Цветочные клумбы сильно… сильно подстрижены и перекопаны.
Ключ скользнул в отверстие, и я легко его повернула. Когда я открыла дверь, сработала сигнализация, как я и ожидала. Коротенький звуковой сигнал, напоминание о том, чтобы ее отключить. Я набрала код: последние четыре цифры нашего номера телефона и нажала «ENTER».
Стало тихо. «Я дома».
Мы вошли внутрь и закрыли дверь. В доме было темно и холодно. Я знала, что отопление выключено или очень слабое. Но здесь должно быть электричество, так как сигнализация сработала. Риза щелкнула одним из шести выключателей у двери на кухне. Встроенное освещение над нами загорелось.
Я вдохнула запах дома. Не совсем то, что я помнила. То сочетание запахов, которое заставляло дом пахнуть, как дом – приготовление пищи, мебель, мыло, которым пользовалась мама, и одеколон папы, спасенные Каей лягушки, и букеты из одуванчиков Брейди – уже испарилось.
Через кухню я прошла к задней лестнице, ведущей в мою комнату. Риза последовала за мной, включая свет на пути. Все было таким большим и мучительно пустым. Нашей мебели не осталось. Я знала, что ее распродали, но и подумать не могла, что это не займет много времени. Голые паркетные полы. Наши шаги эхом отражались по всему дому. Я вошла в свою комнату и уставилась на место, где когда-то стояла моя кровать с балдахином. Ни стола, ни комода, ни туалетного столика, ни кресла-качалки. Все исчезло. Осталось только местечко у окна. Я подошла к нему и села на свое обычное место, откуда наблюдала за тем, как Риза пересекала наш двор на пути к моему дому. Помнит ли Риза, как мы разговаривали по сотовому телефону, пока она не поднималась по лестнице и не садилась напротив меня?
