Текст книги "Божий поселок"

Автор книги: Шаукат Сиддики

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

–      Говори потише,– зашептала она,– Джафри бедняжка совсем болен.

Салман окинул ее разъяренным взглядом. В это время раздался тихий стон, а затем голос Джафри.

–      Салуман, что там случилось? Подойди-ка, пожалуйста, сюда. Чего стоишь, как упрямый ребенок? Иди же сюда,– снова позвал он.

Салман подошел к нему.

–      Не отвезешь ли ты меня к какому-нибудь врачу? Я очень плохо себя чувствую.

Он тяжело и хрипло дышал. Салман молча пощупал рукой его лоб.

–      О, да у вас высокая температура,– испугался он.

–      Мне очень плохо,– постанывая, отозвался Джафри.

–      Я сейчас привезу врача,

–      Нет, я сам поеду.

Салман помог Джафри спуститься вниз и дойти до машины. Рахшида пошла с ними и села за руль. Салман удивленно взглянул на нее: он даже не знал, что она научилась водить машину.

Они побывали у врача, проводили Джафри до дому и просидели у него до позднего вечера. Рахшида заботливо ухаживала за Джафри, Салман молча наблюдал за ней.

После полуночи домой он возвращался один: Рахшида осталась у постели больного. В кармане у Салмана болталось бесполезное орудие мести – большой охотничий нож.

IV

Повар устроил Султану в доме своего брата. Она жила там уже несколько недель. Хозяин – средних лет, спокойный и неразговорчивый человек, весь день проводил в своей лавчонке на базаре, торгуя мукой и бобами. К Султане он относился с большим уважением, старался, чтобы ее ничем не стесняли, не обижали. Зато жена его была сущей мегерой. Чуть что, она, выкатив глаза, начинала кричать и могла ругаться целыми днями. Каждый год она рожала по ребенку. Одиннадцать эта крикливая женщина уже успела произвести на свет, двенадцатый ждал

своей очереди. Низкорослая, с непомерно широким тазом, чем-то напоминающая объевшуюся буйволицу, хозяйка шныряла по всему дому, никому не давая минуты покоя.

Женщины не понравились друг другу с первого дня, поэтому Султана почти не разговаривала с женой хозяина, не пыталась сблизиться с ней. Домик был небольшой – всего из двух комнат, и одна из них была отведена Султане. Большую часть времени она и проводила там. Аяз в те дни был не совсем здоров. У него прорезались зубки, и он без конца хныкал.

Повар до сих пор не мог подыскать себе работу. Деньги, которые оставались у Султаны, подходили к концу. Два раза в день она питалась вместе с семьей хозяина, но приходилось ежедневно покупать молоко для Аяза, были и другие расходы. Когда денег не осталось совсем, Султана позвала повара и, сняв золотые сережки, попросила продать их.

–      Госпожа, что вы делаете?

–      Отец, не называйте меня госпожой. Мне стыдно это слышать.

–      А как же тогда мне вас называть?

–      Как хотите. Вы же знаете, как меня зовут.

–      Ну хорошо,– засмеялся старик.– Бог послал мне сразу такую взрослую дочь,– он нежно погладил Султану по голове.– Ты надень эти сережки, у меня еще есть деньги. Пока их хватит, а дальше – бог поможет.

"Султана долго отказывалась, но старик уже открыл свой сундучок и достал оттуда пятьдесят рупий.

Султана взяла деньги, однако на душе у нее было тяжело. «До каких пор я буду ютиться по чужим углам? До каких пор буду брать деньги у бедного старика?» Она не знала, что ей делать. А тут еще этот разговор хозяев...

Была пятница. Хозяин дома в тот день вернулся из лавки раньше, чем обычно. Он принес сладостей и, раздавая их детям, хотел послать немного и Султане, но жена его взбеленилась.

–      Хватит! Это уж слишком! Мало у нас у самих едоков, что ли, чтобы кормить всех подряд! Хорош твой брат: посадил нам на шею дармоедку. «Госпожа»!.. Госпожа она для него, он ел ее хлеб! А нам она кто, чтобы кормить ее?

Султана была в своей комнате и отлично слышала каждое ее слово.

–      Несчастная, зачем ты говоришь такие вещи? – раздался шепот мужа.– У кого не бывает тяжелых времен? Бедняжка попала в беду. Ну что от нас убудет? Обедает с нами? Ну так что же. Слава богу, мы не голодаем.

Жена рассердилась еще больше и снова закричала:

–      Хватит, кончай свою проповедь! Богачи мы, что ли? Еле-еле сводим концы с концами, а теперь еще эта!.. Твой старший брат, должно быть, спятил. Сам явился, так мало того, еще хвост за собой притащил.

–      Ради бога, говори потише,– попросил ее муж.– Бедняжка может услышать, неудобно.

–      Ну и пусть слышит! Я не собираюсь из-за кого-то затыкать себе глотку. Дом – мой, что хочу, то и буду говорить. Смотри, я предупредила тебя, что не буду больше кормить ее. Скажи своему брату, пусть убирается вместе с ней, куда хочет. Здесь не постоялый двор и не гостиница. Только и слышишь от него: «Ах, нет работы!» «Ах, нет работы!!» Да как же он найдет работу, если не ищет ее? Он, видно, думает,– слава богу, сыт, так зачем мне работать?

–      Хорошо, хорошо, я поговорю с ним, только замолчи.

–      Если ты не скажешь ему, клянусь богом, я выставлю

за дверь их барахло и скажу:      «Хватит, проваливайте,

слишком долго загостились».

–      Ради бога, замолчи, ты уже и так немало наговорила.

Но женщина начала кричать еще громче, а потом заплакала. Муж ее не выносил ссор и слез. Вместо того чтобы выругать жену, он стал ее уговаривать.

Султана слышала все. Ей было ясно, что оставаться в этом доме больше нельзя. Но что делать, куда пойти?

Мысль о самоубийстве пришла ей в голову ночью, и она лежала до утра, обдумывая, как лучше это сделать.

Давно, еще когда была жива мать, одна их соседка выпила йода и умерла. Султана решила достать йод и ночью напоить сначала Аяза, а потом выпить самой. Никто ничего не узнает, а когда днем обнаружат их трупы – все будет кончено.

Утром Султана принялась за осуществление своего плана. Она достала нож для резки овощей и порезала себе руку. Нож был тупой, и ей пришлось долго водить им, пока показалась кровь. Рука болела, но ведь нужно было найти повод, чтобы попросить йод.

Султана стала с нетерпением ждать возвращения повара, который ушел куда-то чуть свет. Она сидела, глубоко задумавшись, Аяз спал у нее на руках. В это время пришла Сафура – плотная смуглая женщина, жившая по соседству. Она часто приходила и раньше. У бедняжки были тяжелые дни: муж привел в дом проститутку и жил с ней. Сначала он давал жене деньги на расходы по дому, но Вот уже с месяц перестал делать и это. Сафуре и детям частенько приходилось голодать. Султана сочувствовала ее горю, потому что сама изведала его немало.

Сегодня лицо Сафуры было необычно оживленным, губы улыбались. У Султаны не было желания с кем-либо разговаривать, ей хотелось побыть одной, обдумать кое-какие детали своего плана. Мысль о самоубийстве теперь не только не пугала, а, наоборот, даже радовала ее. В ее теперешнем состоянии смерть не была для нее смертью, она превращалась в радость избавления. Темнота, окутавшая ее в последние дни плотным кольцом, рассеялась. Она представляла себе, как будет поить ребенка йодом. Он будет морщиться, плакать, потом забьется и навсегда затихнет. Она прижмет его трупик к сердцу, поцелует в холодный лобик и опрокинет содержимое пузырька себе в рот. В глазах все завертится и вскоре – конец... Раньше всех тела обнаружит, конечно, повар. Он заплачет... Он обязательно заплачет. Ему будет жаль их. А невестка его обозлится и будет ее проклинать: «Только этого не хватало, нашла место, где умирать!» Она будет громко кричать, а муж будет ее успокаивать.

Султана все думала и думала, ей не хотелось отрываться от этих мыслей. Сердце ее больно сжималось, и она заливалась слезами, которые облегчали ее душу.

Сафура, не замечая печального вида Султаны, радостно заговорила:

–      Бог услышал меня! Теперь мне не придется унижаться перед негодяем – отцом моих детей. Я сама заработаю на жизнь.

Султана не слышала ни слова.

–      Э, да что с тобой? – заметила наконец ее состояние Сафура.

–      Ничего.

–      Да говори же, что случилось?

–      Ничего...

–      Знаешь, Султана, я теперь работаю,– снова, расплываясь в улыбке, начала Сафура,– поэтому я и не была у тебя так долго.

На этот раз ее слова дошли до Султаны.

–      Где ты работаешь? – встрепенулась она.

–      В мастерской.

–      А что там делают?—со все возрастающим интересом расспрашивала Султана.

–      Я вообще-то шью, но там много всякой работы и много женщин. Клянусь богом, даже из очень порядочных семей.

–      Тебе платят зарплату?

–      Столько, сколько выработаешь. Каждую неделю платят.

–      А меня возьмут на работу? – мысли о смерти сразу вылетели из головы Султаны.

Сафура удивленно взглянула на нее:

–      Ты собираешься работать? Ну что ж, пойдем со мной как-нибудь.

–      Возьми меня сегодня же.

–      Мне нужно на работу к десяти часам. Одевайся. Я зайду за тобой.

Сафура ушла. Султана быстренько оделась и уговорила старшую дочь хозяина присмотреть за Аязом.

Сафура зашла около десяти часов и повела Султану в штаб-квартиру «жаворонков». Направления на работу в мастерскую выдавались там.

Султане показалось, что она и раньше бывала здесь, но потом подумала, что ошиблась. В ту памятную ночь, когда она с Анну искала Салмана, Султана не могла запомнить дом, в который заходила.

За столом дежурного сидел Али Ахмад. Он записал Султану в регистрационную книгу и выдал пропуск в мастерскую. Султана попросила его предоставить ей и жилье.

–      Нет, этого мы сделать не можем. Об этом вы позаботьтесь сами,– ответил Али Ахмад.

–      Я не могу жить больше там, где живу сейчас,– удрученно сказала Султана.– У меня никого нет здесь.

–      Кто-нибудь да есть – родственники, близкие.

–      Если бы были, я не стала бы просить вас.

Али Ахмад задумался.

–      Зайдите сюда завтра в это же время, я постараюсь что-нибудь придумать, но твердо не обещаю.

На следующий день она снова пришла к Али Ахмаду.

–      При мастерской у нас сейчас нет свободных мест. Пока поселяйтесь здесь, в штаб-квартире. Но это будет временно. Мы подыщем вам комнату где-нибудь поблизости. Это все, что мы можем для вас сделать.

Султана поблагодарила его и в этот же день перенесла свои вещи в отведенную для нее небольшую, но чистенькую комнату.

Первые дни все в штаб-квартире казалось Султане необычным, даже пугало ее. Она возвращалась из мастерской вечером и почти все время сидела в комнате. Случайно сталкиваясь в коридоре с «жаворонками», она стеснялась и смущенно убегала обратно. Аяз же быстро подружился с обитателями дома и все время крутился около них.

В мастерской Султана шила, вышивала, клеила игрушки – делала все, что могла. Вот только трудно было с Аязом. Он вертелся под ногами, плакал, отвлекал от работы. Из работающих здесь женщин мало кто приводил своих детей в мастерскую, потому что они мешали работать. При мастерской, правда, была большая веранда, где стояло несколько колыбелей, а для не умеющих еще ходить малышей были сделаны деревянные манежи. За детьми присматривала старушка няня.

Постепенно Султана привыкла к новой обстановке. Поскольку она уже была знакома с Али Ахмадом, они иногда разговаривали. Повод для разговора находился почти каждый день. Теперь, когда у Султаны начала устраиваться жизнь, она все чаще и чаще вспоминала о Ноше. Он был в тюрьме, суд занимался рассмотрением его дела. Султана хотела рассказать все Али Ахмаду, но боялась. Ведь ей придется рассказать тогда и о вещах, которые она даже вспоминать не хотела. Может, Али Ахмад изменит о ней свое мнение, и ей придется уйти отсюда. Теперь она уже перезнакомилась почти со всеми «жаворонками». Султана чинила им одежду, пришивала пуговицы, готовила чай в дни заседаний. «Жаворонки» относились к ней с уважением, никогда не заговаривали без нужды, благодарили за любую, даже самую мелкую услугу.

«Странные люди,– часто думала Султана.– Как они веселы и довольны... Все делают сами... Живут впроголодь, одеваются кое-как, а выглядят вполне довольными. Разговаривают сдержанно, мягко, а начнут играть с Аязом, так, как дети, хохочут во все горло».

Однажды Али Ахмад попросил Султану заштопать рубашку и вдруг спросил:

–      Почему ты не начнешь учиться?

–      А вы смогли бы меня обучать?

Али Ахмад помолчал, что-то обдумывая.

–      Я смогу уделять тебе только полчаса по вечерам.

Назавтра он пришел на урок. Султана оказалась способной ученицей, да и желание у нее было к учебе немалое. За короткий срок она прошла начальный курс обучения. Видя ее усердие, Али Ахмад начал заниматься с нею каждый день по сорок пять минут. Он был необычайно точен. Отмечал время перед началом урока и по истечении сорока пяти минут кончал урок и уходил. Во время занятий он никогда не заводил посторонних разговоров. Несколько раз Султана хотела поговорить с ним о Ноше, но, взглянув на его серьезное лицо, умные задумчивые глаза, не решалась. Однажды она все-таки набралась храбрости.

–      У меня есть младший брат,– начала она.– Он сейчас в тюрьме. Его судят за убийство.

Али Ахмад оторопело посмотрел на нее.

–      Кого он убил?

–      Его отца,– указала Султана на Аяза.

Али Ахмад удивился еще больше.

–      Убил мужа своей сестры? Жестокий юноша!

–      Нет, он не такой! – живо откликнулась Султана.– Он не такой, как вы подумали.

–      Как же так? Он твой брат, и ты его любишь—это естественно. Но ведь, насколько я понимаю, в такое положение ты попала благодаря ему,– продолжал Али Ахмад.

«Если он будет так думать о Ноше, он не сможет защищать его,– подумала Султана,– и Ношу повесят. Я больше никогда не увижу брата». Запинаясь и всхлипывая, она рассказала Али Ахмаду все.

–      Я очень нехорошая, я знаю. Вы можете презирать меня, но у меня нет никого на свете, никого! – она закрыла лицо руками и громко зарыдала.

«Бедная женщина,– с горечью думал Али Ахмад.– Судьба бросала ее из одной стороны в другую, как резиновый мяч, и повсюду ее встречали удары. Ужасно общество, где женщина – резиновый мячик, а красота – гибель».

–      Не расстраивайся, я сделаю все, что в моих силах, чтобы спасти твоего брата,– попытался успокоить ее Али Ахмад.

–      О, как вы добры, как я буду вам благодарна, если вы спасете его. У меня будет опора в жизни, а сейчас я совсем одна,– и Султана снова залилась слезами.

–      Не плачь... Не плачь... Это ведь ничему не поможет. Пойди умойся.

Султана встала и с благодарностью взглянула на него своими огромными глазами.

«Она действительно очень красива»,– подумал Али Ахмад и положил свою дрожащую руку ей на плечо.

V

Было уже за полночь, когда раздался звонок. Салман еще не спал и пошел открыть дверь. Перед ним стояли Джафри и Рахшида. Джафри не стал заходить. Ни слова не говоря, он повернулся и неторопливо спустился вниз. Через минуту послышался шум мотора.

Салман закрыл дверь и вернулся в гостиную. Рахшида устало растянулась на диване. Салман прошел в другую комнату, но вскоре вернулся. Жена лежала в той же позе. Волосы у нее растрепались, помада на губах смазалась, от каджала под глазами образовались черные подтеки. Салман сел напротив. Рахшида взглянула на него и потянулась.

–      О, как я сегодня устала.

Салман, казалось, не обратил на ее слова никакого внимания. Он сидел спиной к свету, и Рахшида не видела его лица, но чувствовала, что он сильно взволнован. В комнате воцарилось неловкое молчание. Рахшида встала и хотела было выйти, но Салман остановил ее:

–      Присядь! —в голосе его против обыкновения звучала твердость.

–      Зачем? – удивилась Рахшида.

–      Я хочу поговорить с тобой.

–      Поговоришь утром. Я хочу спать,– она пыталась,

как всегда, уйти от серьезного разговора. Притворно зевая, Рахшида направилась к двери, но резкий окрик Салмана заставил ее остановиться.

–      Я тебе сказал, сядь!

Рахшида бросилась на диван.

–       Ну вот, села. Говори, что ты там хотел?

–      Мне не нравится твое поведение. Я больше не намерен терпеть это.

–      Ты, кажется, не совсем здоров. Завтра же сходи к врачу.

–      Это не ответ на мой вопрос.

–      Я думаю, что тебе нужно отдохнуть. Иди-ка ложись в постель и выпей снотворного. Дело в том...

–      Рахши,– перебил ее Салман,– не прикидывайся наивной и не делай из меня дурачка!

–      Господи! Что это с тобой сегодня случилось?

–      Ты сама должна знать!

–      Чего же ты хочешь?

–      Чтобы ты прекратила встречаться с Джафри, чтобы ты не позорила меня! – закричал Салман. Наступила короткая пауза, которая была нарушена дрожащим голосом Рахшиды.

–      Это невозможно.

–      Если ты не надеешься на себя, поезжай к своим родителям, погости у них, приди в себя!—снова с надрывом крикнул Салман.

Рахшида посмотрела на него глазами разъяренной тигрицы.

–      Никуда я не поеду, запомни – никуда!

–      Ах так!

Салман хотел поставить сегодня все точки над «i» в своих взаимоотношениях с женой. Уже несколько раз он пытался завести об этом разговор, но Рахшиде всегда удавалось ускользнуть от него. Салман резко встал и схватил жену за плечо. Рахшида попыталась освободиться, но в этот момент щелкнула пружина, и в руке Салмана сверкнуло лезвие складного ножа. Рахшида отшатнулась и замерла. Глаза у нее округлились, она как завороженная смотрела на острие ножа. Ей показалось, что прошла целая вечность, прежде чем она услышала хриплый голос мужа.

–      Ты будешь вести себя так, как я хочу, или... Ну, отвечай!..

– Будет так, как ты хочешь,– с трудом выдавила из себя Рахшида и выбежала из комнаты.

На следующий день вечером, как обычно, появился Джафри. Салман сидел в гостиной. Жена незадолго до прихода Джафри ушла к соседям. Джафри, насвистывая, вошел в комнату и, не обращая внимания на Салмана, непринужденно окликнул:

–      Рахши!

Ответа не последовало.

–      Рахши, одевайся скорее,– повысив голос, крикнул он.– В такой чудесный вечер только старики могут сидеть дома. Не держи меня взаперти.

Джафри тараторил без умолку. Не услышав ответа, он прошел в другую комнату, но и здесь никого не было.

Джафри обыскал весь дом и снова вернулся в гос* тиную.

–      Салуман, ты не можешь сказать мне, куда ушла Рахши?

–      Не знаю.

–      А как по-твоему, где она может быть сейчас?

–      Я пришел домой, когда ее уже не было,– не моргнув глазом соврал Салман.

–      Неужели ты ничего не знал о ее планах? Странный

ты муж, не знаешь, где находится твоя жена, что она делает.

Салман ничего не ответил, но подумал, что он, действительно, странный муж. «Если бы я не был странным, разве ты посмел бы говорить о моей жене в таком тоне, разве посмел бы считать меня идиотом?» Ему хотелось залепить Джафри оплеуху и выставить за дверь, но это обошлось бы ему слишком дорого – в четыреста рупий в месяц. На такую жертву Салман не был способен.

Джафри беспокойно ходил из угла в угол, потом остановился у окна и долго смотрел вниз. Он был совсем подавлен, и это доставляло Салману немалое удовольствие. Джафри прождал около часа, а потом с потемневшим лицом молча удалился. Салман наблюдал через окно, как он тяжело опустился на сидение, с силой захлопнул дверцу и резко рванул машину вперед. «Получил. По крайней мере неделю здесь не покажешься»,– злорадно подумал Салман.

Но в десять вечера Джафри был снова у них. Он все еще выглядел взволнованным. Возвращаться, видимо, было не очень-то приятно. Он молча сел на диван, что-то напряженно обдумывая.

–      Рахши вернулась?—наконец спросил он Салмана.

–      Да.

–      Ты спросил ее, где она была?

–      Нет.

–      Почему?

–      У нее плохое настроение. Я не осмелился.

Салман говорил неправду. Совсем недавно они поужинали вдвоем, потом сидели, разговаривали, а теперь она, вероятно, лежа в постели, читала какой-нибудь английский детектив. Джафри удивленно взглянул на Салмана.

–      Так ты ее ни о чем не спросил?

–      Нет.

Джафри умолк и сидел, нервно почесывая ладонь. Потом встал и прошел в комнату Рахшиды. Она лежала в постели. Комната была скудно освещена. Джафри остановился у кровати и с упреком сказал:

–      Могу я узнать, где ты была сегодня? Я прождал тебя целый час. Ты испортила мне весь вечер.

Она молчала.

–      Что с тобой, ты какая-то печальная? – мягко спросил Джафри.

–      Голова очень болит.

–      О, что же ты раньше не сказала? Я сейчас съезжу за доктором.

–      Нет, спасибо,– резко ответила Рахшида и после короткой паузы продолжала:—Я прошу вас, не заходите без разрешения в эту комнату. Это – моя спальня, а не гостиная.

–      Ну и сердитая ты сегодня,– растерялся Джафри.

–      Будет лучше, если вы вернетесь в гостиную,– все так же холодно повторила Рахшида.

Джафри оторопел. Ему было непонятно поведение Рахшиды. Овладев собой, он вышел из комнаты.

Салман подслушал весь этот разговор. Услышав шаги Джафри, он отошел от двери и сел в кресло. Джафри молча направился к выходу. Салман пошел за ним следом.

–      Я же говорил вам, что она сегодня не в духе,– сказал он Джафри у порога.

Джафри подозрительно глянул на него и вышел.

Утром, вскоре после начала рабочего дня, Салмана вызвали в кабинет Джафри. Тот сидел, листая реестр. При одном взгляде на Салмана он побледнел.

–      Снова поступила на вас жалоба. Вы очень невнимательны. Я предупреждаю вас в последний раз. Если это повторится, вам придется оставить работу.

Это была открытая угроза. Салман выслушал ее молча и пообещал впредь не допускать ошибок. Вернувшись на свое рабочее место, он долго еще обдумывал сложившееся положение – что он будет делать, если лишится работы? Он ничего не откладывал, чтобы хоть месяц протянуть без работы. А надеяться на то, что быстро найдется место, не приходилось.

В это время его снова вызвали к Джафри. На этот раз тот прямо спросил:

–      Вы что, поссорились с Рахшидой?

–      Нет.

–      Не скрывай от меня. Ведь что-то случилось?

–      Да нет же, я вас уверяю.

–      Ты за что-то обижен на меня? – Джафри пытался вызвать Салмана на откровенный разговор, но Салман увернулся.

–      Почему я должен обижаться на вас?

–      Отчего же Рахши вчера была такая сердитая?

Салман пытался казаться простачком.

–      Она и на меня сердита. Сегодня даже завтракать со мной не стала. Спросите ее сами. Я не решаюсь.

–      Я думаю, она за что-то обиделась на тебя. Она ведь очень чувствительная. Ты до сих пор не понял ее.

Вечером Джафри снова пришел к ним. Салман только что вернулся с работы. Рахшида не смотрела в сторону Джафри и не разговаривала с ним. Не пробыв в гостиной и пяти минут, она куда-то ушла. Скорее всего, к соседям, петому что даже не переоделась.

Когда совсем стемнело, Джафри ушел, не дождавшись ее возвращения.

Так продолжалось несколько дней. Джафри или не заставал Рахшиды дома, или она почти тотчас уходила к соседям и не возвращалась. Когда они сталкивались в дверях и он пытался заговорить с ней, она резко обрывала его. Джафри совсем пал духом.

За несколько дней он постарел; глаза потускнели. Теперь он не тарахтел, как прежде, говорил спокойно, негромко.

Рахшида тоже очень изменилась. Она потеряла интерес к нарядам и косметике. Ходила в скромных домашних платьицах с непричесанной головой. Исчезла вся ее красота и обаяние. Голос теперь не звенел, как колокольчик.

Салман молча наблюдал за обоими, и его охватывало злорадство. Ему хотелось мстить за ту боль, которую они раньше причиняли ему. Однако вскоре это чувство прошло. Он понимал, что мешает им, что их тянет друг к другу. Его роль в этой драме была отнюдь не привлекательна, и Салман почувствовал отвращение к самому себе.

Однажды он заговорил с женой.

–      Рахши, тебе не следует так оскорблять Джафри. Разговаривай с ним хотя бы.

–      Чего ты хочешь, в конце концов?I —выходя из себя, спросила она.– Сам запретил с ним встречаться, а теперь требуешь, чтобы я была к нему внимательна. Оставь меня в покое.

–      Но я же не говорил тебе, чтобы ты себя так вела. Ты слишком жестока к нему.

Вечером того дня Рахшида угостила Джафри чаем, а потом все втроем поехали в кино. Джафри и Рахшида были счастливы. Рахшида тщательно оделась, уложила волосы и снова стала красива, как раньше. Радость так и сквозила в каждом ее слове, жесте.

Снова по вечерам Джафри с Рахшидой уезжали куда-то, а Салман сидел дома. Возвращались они поздно ночью, довольные и оживленные. И каждый раз счастливая улыбка Рахшиды отзывалась острой болью в душе Салмана. Чтобы не видеть этого, он теперь тоже возвращался домой только глубокой ночью.

Однажды он ходил со своим сослуживцем Инаятом в кино, а потом они решили выпить чего-нибудь. Инаят получал неплохую зарплату и был еще холост, поэтому сорил деньгами направо и налево. Он пригласил Салмана в фешенебельный ресторан.

Народу в зале было много, особенно иностранцев. Гул голосов не мог перекрыть даже оркестр. Салман с Инаятом сели за столик и заказали бренди. Медленно потя-

гивая из бокалов, они слушали музыку и поглядывали по сторонам. Опьянев, Инаят принялся рассказывать о своих любовных похождениях. Салман рассеянно слушал его. Вдруг он вздрогнул. Недалеко от них, за столиком у стены, сидели Джафри и Рахшида. С ними был плотный мужчина средних лет, по всей вероятности американец. Гость, видимо, выпил лишнего и вел себя очень развязно. То и дело слышался его громкий хохот. Салман не спускал с них глаз. Рахшида, мягко улыбаясь, говорила что-то американцу и время от времени неестественно смеялась. Салман следил за каждым ее жестом, за каждым движением.

–      Ты о чем задумался? Почему не пьешь?—окликнул его Инаят.

Салман одним духом выпил бокал до дна и налил себе еще. Он делал вид, что слушает Инаята, но все его внимание было приковано к столику у стены.

Примерно через полчаса те трое встали. У Рахшиды подкашивались ноги. Американец подал ей руку, и она оперлась на нее. Они шли впереди, Джафри следом за ними, неся в охапке кучу свертков. Он походил сейчас на услужливого секретаря какой-нибудь важной персоны.

–      Эге, да ты, оказывается, за Джафри следишь все время,– заметил наконец Инаят.– Он сейчас подлизывается к директору, хочет, видимо, повышения добиться.

Салман удивленно посмотрел на него, но ничего не спросил.

–      Ох, и мировую девку он подсунул директору. Смо* три, как тот доволен. Сегодня у него будет веселая ночка. Нет. Ты только взгляни на нее! – Инаят пустил по адресу Рахшиды такую непристойность, что Салману показалось, будто ему плюнули в лицо.

–      Так это и есть директор компании, приехавший на прошлой неделе из Нью-Йорка? – спросил он.

–      А ты разве раньше не видел мистера Брайта? Он и в прошлом году в это же время приезжал. Ах да, ты ведь тогда еще не работал у нас. О! Он хоть и не молод, но большой любитель по женской части. Карьера Джафри обеспечена.

Салман не верил своим ушам.

–      Не может этого быть.

–      Держу пари! На этой же неделе Джафри получит

повышение. За такую взятку можно джагир получить, а не только теплое местечко. Вот так-то, друг мой, Хочешь быть большим человеком, учись. Это самый верный путь.– Инаят громко расхохотался.

Он был пьян и без умолку говорил, язык у него заплетался. Салману начинала надоедать его болтовня. Он собрался уходить. Инаят пытался удержать его, но, видя, что это бесполезно, тоже встал. Выходя из зала, Салман увидел Джафри. Он сидел за столиком один и пил. Салман весь похолодел. Значит, Инаят говорит правду. Значит, Джафри продал Рахшиду Брайту? Он все еще не мог поверить. «Нет, не может этого быть! Рахшида, наверно, дома».

Но дома ее не было. Салман не спал почти всю ночь, жена так и не вернулась. Утром он нашел ее спящей в постели. Служанка сказала, что она пришла, когда в соседней мечети уже читали утреннюю молитву.

Салман достал свой охотничий нож, щелкнул пружинкой– лезвие выскочило с легким звоном. В длинные одинокие вечера Салман теперь часто извлекал из ящика нож и рисовал в своем распаленном воображении картины убийства. Вот он закалывает Джафри. Раз... раз... А теперь Рахшиду. Бог знает, сколько раз в долгие бессонные ночи он мысленно убивал их, видел их окровавленные трупы.

Каждую ночь он придумывал новые планы мести, но утром находил их неподходящими и откладывал осуществление до следующего раза.

Примерно через неделю после происшедших событий Джафри появился у них в доме веселый, блистательный, как раз в то время, когда они пили чай. Выпятив грудь, он гордо произнес:

–      С меня причитается, можете назначать день, когда нам лучше устроить кутеж.

–      О, у вас сегодня удача?—кокетливо спросила Рахшида.– Что случилось?

–      Сначала напои меня чашкой горячего чаю.

–      Кажется, что-то необычное?

Джафри сел, откинул назад голову, потом артистическим жестом уронил ее на грудь.

– Ваш покорный слуга назначен управляющим отделом. Он будет получать две тысячи рупий в месяц. Ну, как?

Салману захотелось плюнуть ему в лицо. С какой гордостью он сообщает это! Ему не следовало так хвастать хотя бы перед Рахшидой, потому что именно она послужила ему ступенькой к этому высокому посту. Вдруг Салман подумал о своей роли. Он гораздо хуже Джафри. Жена изменяет ему на глазах, а он молчит. Его охватило чувство стыда, негодования, ненависти, презрения к самому себе.

После ухода Джафри и Рахшиды он долго сидел, обдумывая сложившееся положение. В отчаянии он решил было покончить жизнь самоубийством, полагая, что это будет наказанием для обоих. Но потом передумал, остановившись на другом плане, который начал приводить в исполнение на следующий же день.

Когда Салман положил перед Джафри заявление об уходе с работы, тог изумленно уставился на него.

–      Ты увольняешься? Что это с тобой случилось?

–      Я собираюсь написать еще одно заявление. Хочу просить вашей помощи. Я решил развестись со своей женой.

–      Чем же я могу помочь тебе в этом?

–      Я хочу, чтобы она не требовала с меня обратно приданого.

–      Ты разговаривал об этом с Рахшидой? По-моему, тебе следует сначала поговорить с ней.

–      Я бы просил вас поговорить с ней от моего имени.

Джафри долго сидел молча, что-то обдумывая, потом

попытался отговорить его от этого шага.

–      Советую тебе не делать этого. Рахшида хорошая женщина. Неужели тебе не жалко бросать ее?

–      Нет!—сухо ответил Салман. И, немного помолчав, спросил: —Так вы поговорите с Рахшидой?

–      Хорошо,– неохотно согласился тот.– Но все-таки тебе не следует так поступать.

–      Господин Джафри! Почему вы все время даете мне советы? Если вы получаете зарплату в две тысячи рупий, это совсем не значит, что вы умнее меня в пять раз.

Джафри не рассердился. Видя, как возбужден Салман, он решил молча проглотить эту пилюлю.

–      Хорошо, хорошо. Я сегодня же поговорю с Рахши-дой.

Салман вышел из кабинета начальника и решил, что ему нет смысла сегодня работать. До позднего вечера он бродил по улицам. Дома он застал жену и Джафри. Они сидели рядом, Салман молча опустился в кресло напротив. У Рашхиды лицо было печально, она нервничала.