Текст книги "Божий поселок"

Автор книги: Шаукат Сиддики

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

Джафри пытался завязать с Рахшидой разговор, но она так смущалась, что он вынужден был прекратить свои попытки. Рахшида сидела, не поднимая глаза, зато Салман разливался соловьем. Он подтрунивал над женой, ни с того ни с сего громко смеялся.

Вскоре после чая Джафри, сославшись на срочное свидание, поблагодарил хозяев и откланялся. Салман проводил его до машины.

Прошло несколько дней. Незадолго до окончания рабочего дня Джафри подошел к Салману.

–      Салуман, скажите, что это подавали к чаю у вас

в тот день? – он с минуту помолчал.– Если не ошибаюсь, это были пакаури*?

–      Да, это были пакаури,– улыбнулся Салман.– Вам понравились?

–      Они, кажется, пришлись мне по вкусу. Не угостите ли вы меня чаем и сегодня? Но только обязательно должны быть пакаури. Я могу ради них пожертвовать своей лучшей программой вечера.

* Пакаури – жареные лепешки с начинкой из гороха и пряностей.

282

Салман с радостью пригласил его на чай.

По окончании рабочего дня Салман и Джафри поехали вместе. В этот вечер Джафри был в ударе – рассказывал анекдоты, всячески старался рассмешить Рах-шиду и Салмана.

После чая он уговорил их поехать в кино. В кинотеатре Джафри тоже был очень весел и оживлен.

Вернувшись из кино, они поужинали втроем и долго еще сидели в гостиной, болтая о всяких пустяках.

II

Через некоторое время после ухода Ноши к дому подъехала полицейская машина. Старший инспектор в сопровождении полицейских приступил к обследованию места убийства. Глаза убитого были открыты, в них застыл ужас, волосы слиплись на лбу, лицо почернело. Султана сидела у стены. Не моргая, безжизненными глазами смотрела она на тело Нияза. Рядом с ней стояли перепуганные повар и служанка. В комнате повисла гнетущая тишина.

Когда вошел старший инспектор, Султана повела глазами и увидела Ношу. На руках его были наручники, платье все в кровавых пятнах, глаза горели безумным огнем. Султана закрыла лицо руками и разрыдалась. Как бы вторя ее плачу, за окном завыли шакалы.

Ночь, плач женщины, вой шакалов и страшные глаза мертвеца, пристально вглядывающиеся в каждого, казалось, навели ужас даже на бывалых полицейских. Инспектор, осмотрев тело убитого, пересчитал раны и приказал одному из полицейских записать все в протокол. Затем труп прикрыли белой простыней.

Покончив с осмотром, инспектор прежде всего снял показания с Султаны. Всхлипывая, она сообщила, что Ноша ее брат. Он вернулся домой после долголетнего отсутствия и поссорился из-за чего-то с Ниязом. В это время она спала. Услышав крик Нияза, она бросилась к нему, но прибежала, когда он уже испускал дух.

–      Когда вы вошли в комнату, преступник был там?– спросил инспектор.

Она задумалась и почему-то солгала:

–      Нет, его уже не было.

Ноша удивленно взглянул на нее.

–      Откуда же вам известно, что преступник был здесь и поссорился с убитым?

–      Я его впервые вижу сейчас.

–      Если бы вы не видели его в таком состоянии, вы ни в чем не заподозрили бы его?

–      Нет.

–      Почему же вы до сих пор не сообщили в полицию об убийстве?

–      Я растерялась.

Султана постепенно приходила в себя. Она старалась подготовить себя ко всему.

–      Когда вы поженились с убитым?—спросил инспектор.

Султана вдруг почувствовала непреодолимое отвращение к Ниязу. Сколько раз она говорила ему, что им нужно оформить брак, но он все откладывал. «Если бы мы были женаты, мне не пришлось бы теперь краснеть перед этими людьми»,– подумала она с горечью. Она не смогла ничего ответить на вопрос инспектора. На лбу ее выступили капельки пота, по телу прошел озноб.

–      Он вам не муж? – настойчиво продолжал допрос инспектор.

–      Он – мой отчим,– опустив голову, едва слышно прошептала молодая женщина.

Султане хотелось плюнуть в лицо мертвеца. Ей вдруг показалось, что она стоит среди этих людей совершенно нагая и обесчещенная.

Инспектор еще долго допрашивал ее, она отвечала сбивчиво и противоречиво. Записав показания служанки и повара, полицейские удалились, оставив в комнате дежурного.

На рассвете приехала машина и увезла тело Нияза в больницу для вскрытия.

Инспектор приходил еще несколько раз и снимал дополнительные показания. Султана боялась его, но, пожалуй, больше всего ее пугал дом, который порой казался вымершим. Гнетущая тишина, а по ночам непроглядная темнота окутывали его со всех сторон, и Султане казалось, что вокруг летают какие-то призраки: шуршание сухих листьев в саду она принимала за вкрадчивые шаги, звук ветра – за тяжелые вздохи.

Ночью Султана часто просыпалась, ей мерещилось, что на^ нею склонился окровавленный Нияз и смотрит испытующим взглядом. Она ворочалась в постели и часами не могла уснуть. Комната Нияза была как раз напротив ее спальни. По вечерам она зажигала у него огонь, чтобы дух его не блуждал во тьме. Каждый шорох пугал ее, она лежала затаив дыхание и не спала.

Постоянная бессонница и волнения отразились на здоровье Султаны. Она осунулась, побледнела, под глазами у нее обозначились темные круги. Ей, как никогда, нужна была сейчас опора, но на всем свете не было никого, с кем она могла бы поделиться, посоветоваться. Слуги были напуганы случившимся не меньше ее. Служанка хотела даже получить расчет и уйти, Султане едва удалось уговорить ее остаться еще на некоторое время. Все-таки на ночь старушка боялась оставаться в доме и уходила к своей дочери.

Однажды вечером пришел Хан Бахадур и с ним какой-то грузный мужчина средних лет, смуглый, с большими безжизненными глазами и глубоким шрамом на виске. Лицо его напоминало застывшую маску и с первого взгляда вызвало у Султаны безотчетный страх. Хан Бахадур представил его как брата Нияза из Равалпинди, который приехал, узнав о его смерти. Хотя Нияз никогда не упоминал о брате, да и внешне этот странный человек был мало похож на покойного, Султане и в голову не пришло усомниться в том, что Хан Бахадур говорит правду, она всегда считала его человеком порядочным.

Вскоре Хан Бахадур ушел, а его спутник, которого звали Фияз, остался в доме. Он рассказал Султане, что семья его живет в Равалпинди, где он имеет лавку и занимается торговлей, а о смерти Нияза ему стало известно якобы из письма друга. Султана поверила ему, хотя ей показалось странным его поведение. Казалось, смерть брата его нисколько не трогает. Он вел себя так, будто приехал закупить партию товара для своей лавки, а не по поводу смерти близкого человека. Никаких чувств не отразилось на его застывшем лице и при виде маленького сына Нияза – он прошел мимо, не обратив на малыша никакого внимания. Только за ужином Фияз несколько оживился. Ел он жадно, громко чавкая и рыгая. Султане чуть не стало дурно, но она сдержалась: присутствие Фияза все-таки рассеяло гнетущую тишину в доме, она была теперь не одна в этом страшном месте.

Султана приготовила для Фияза комнату и в этот вечер спать легла рано. Впервые после смерти Нияза она спала крепким сном. Утром Султана сама проследила за тем, как повар приготовил для Фияза завтрак. В присутствии Фияза она прикрывала концом шарфа голову и лицо, разговаривая, не поднимала от пола глаз, словом, вела себя так, как положено невестке.

До двенадцати Фияз пробыл в своей комнате, затем ушел куда-то и вернулся вечером. Так повторялось каждый день. К Султане он относился, как и в первый день их встречи,– мало разговаривал и почти не замечал ее. Большую часть времени он проводил в своей комнате.

На четвертый или пятый день после приезда Фияза Султана отдыхала днем у себя в спальне, как вдруг услышала шум. Фияз ругал служанку. Он громко кричал на нее, перемежая проклятия с площадной бранью. Султана замерла, не зная, что ей предпринять. Вскоре к ней постучали– пришла старушка служанка просить расчет.

–      Я не могу больше служить у вас, госпожа,– раздраженно заявила она с порога, видимо, еще не успев остыть. Султана пыталась уговорить ее, но старушка была обижена не на шутку.

–      Если я служу вам, это вовсе не значит, что я потеряла свое достоинство. Я не могу вынести такого обращения!– в запальчивости кричала она.

Султана принялась снова убеждать ее. В это время на пороге появился Фияз. Глаза его были налиты кровью, брови нахмурены.

–      Эта мерзавка еще здесь?! Что она болтает?! – громко спросил он.

–      Вот видите, госпожа, он опять ругается. Пеняйте на себя, если я ему отвечу как следует,– вновь взорвалась служанка.

Фияз, еще больше разозлившись, заорал:

–      Вон отсюда! Видеть тебя не хочу, собачье отродье, потаскуха!

Служанка не осталась в долгу перед Фиязом. Тот набросился на нее с кулаками. Султане с трудом удалось остановить его. Но после этого случая служанка ушла из дому.

Султану опечалил ее уход, старушка не только хорошо работала, но и была ее доброй советчицей. Со времени смерти Нияза она была единственным человеком, проявившим к Султане участие. Иногда Султана часами сидела с ней, разговаривая о том о сем, чтобы отвлечься от тягостных мыслей.

Вечером дошла очередь и до повара. Фияз обрушил на беднягу поток ругани, но этот пожилой, немало повидавший на своем веку человек, даже рта не раскрыл. После ухода Фияза Султана зашла к нему на кухню. Он сидел в углу, удрученно опустив голову, и при виде Султаны расплакался.

–      Госпожа! Такова уж моя участь – всю жизнь сносить оскорбления. Хотел служить вам до конца своих дней, но, видимо, не судьба.

Султана с трудом уговорила его остаться. Выходя из кухни, она столкнулась с Фиязом.

–      Смотри, не нравятся мне эти твои штучки. Распустила слуг – на голову готовы сесть!

Султана, ничего не ответив, молча удалилась в свою комнату. Маленький Аяз плакал в колыбельке. Султана прижала его к груди и стала тихо баюкать.

День ото дня отношение Фияза к повару становилось все грубее и грубее. Если Султана пыталась вступиться за него, то Фияз обрушивался и на нее. Он вел себя в доме как полновластный хозяин, совал нос во все дела и без конца ругался. Султану все это очень тяготило.

Через несколько дней опять были введены новшества. Фияз рассчитал шофера, а машину куда-то угнал. На вопрос Султаны, где машина, он ответил, что поставил ее на ремонт, хотя она была в полном порядке. По выражению лица Фияза Султана поняла, что о машине лучше больше не расспрашивать, и замолчала.

Еще через несколько дней Фияз привел с собой здоровенного парня лет двадцати четырех – двадцати пяти, по имени Карам Алла. Этот верзила целыми днями валялся на диване в гостиной, распевал песенки из кинофильмов и курил дешевые сигареты, разбрасывая по ковру обгорелые спички и окурки. На диване появились масляные пятна, вместо полотенец Карам Алла использовал занавеси на окнах и дверях, ел и пил за троих. По-видимому, он нигде не работал, потому что никогда не выходил из дому. Султану он всегда провожал пристальным взглядом, тяжело вздыхал ей вслед и напевал при этом двусмысленные песенки.

Султана недоумевала по поводу происходящих в доме перемен, не могла их понять и принять, как вдруг Фияз выкинул еще один номер. Собрав все вещи Нияза, он запер их в своей комнате и принялся обыскивать остальные комнаты, роясь во всех шкафах и сундуках. Потом он выразил желание проверить вещи Султаны и потребовал у нее ключи. Султана наотрез отказалась их дать.

–      Если ты не дашь ключи, так я унесу все твои шкатулки и сундуки, как есть.

–      Я не собираюсь молча сносить все ваши бесчинства,– повысила голос и Султана.– Вы уже переступаете все границы. Я сказала вам, что не дам ключей, значит не дам.

–      Смотри, пожалеешь! – угрожающе проговорил Фияз.

–      Можете делать со мной, что хотите.

–      Я тебя вышвырну вон!

–      Кто вы такой, чтобы выгнать меня?!

–      Ах, так ты еще не поняла, что хозяин дома – я?!

–      Хозяйка этого дома – я, я! Раскройте пошире уши! – крикнула Султана.

Фияз издевательски расхохотался.

–      Не тешь себя этой мыслью. В тот день, когда я захочу, я вышвырну тебя вон—будешь ходить побираться.

–      Попробуйте! Явился откуда-то, выдает себя за брата умершего, а пока он был жив и носа не казал, не интересовался– жив он или мертв. Теперь хочет присвоить его имущество. Если бы не Хан Бахадур, я бы вас и на порог не пустила!

Бог знает, чего бы она наговорила еще, если бы Фияз не остановил ее.

–      А ну, хватит, замолчи, не то пожалеешь!

Султана при виде его налитых кровью глаз умолкла. На шум прибежали Карам Алла и повар. Фияз окинул Султану злобным взглядом и быстро вышел из дому.

Султана медленно поплелась в свою комнату. Еще с вечера малыш капризничал, плакал. Вот и теперь, почувствовав, что в комнату вошла мать, он закричал. Султана со злостью шлепнула его и вся в слезах бросилась на кровать. Повар, услышав плач ребенка, зашел и унес его.

Султана пролежала так весь день. Вечером в сопровождении Фияза к ней зашел Хан Бахадур. Он пригласил ее пройти в гостиную и, оставшись там с нею наедине, принялся дружески увещевать ее.

–      Я думал, ты умная девушка, но сегодня ты меня огорчила. Не нужно было тебе ссориться с Фиязом.

–      Вы же не знаете, как он мучает меня.

–      Да что ты?—Хан Бахадур изобразил удивление.– По-моему, он очень добрый человек.– Немного помолчав, он продолжал: – Я поговорю с ним, чтобы он тебя не обижал, но ты тоже оставь свои капризы. Дело в том, что у тебя очень мало законных прав на наследство.

Султана молчала.

–      Несчастье в том, что Нияз не оформил с тобой брак, поэтому у тебя и права мизерные. Советую тебе не ссориться с Фиязом. Слушайся его. Ничего не поделаешь. Так уж, видно, тебе суждено богом.

–      Он захватил все вещи в доме, а теперь хочет забрать мои украшения и платья. В конце концов, имею я хоть какие-то права. Есть ведь и ребенок на худой конец! Чей он? Разве ему ничего не принадлежит из наследства отца?

–      Верно, что ребенок Нияза, но ты ведь не можешь доказать это документально, потому что ты не жена Ниязу.

–      В метриках, в регистрационных книгах—везде отцом его записан Нияз.

–      Можно записать любого,– улыбнулся Хан Бахадур,– но закон это не принимает во внимание. Нужно письменное заявление Нияза.

–      В регистрационной книге больницы он сам расписался в этом,– живо сказала Султана.

–      Хорошо, если так,– медленно произнес Хан Бахадур после непродолжительного раздумья.– Но все равно это страшная волокита. Суд потребует дополнительных доказательств. Я не хотел бы, чтобы этот вопрос вообще поднимался. Живи себе спокойно здесь. А с Фиязом я поговорю. Теперь он дома бывать будет редко. Сейчас я сам веду дела Нияза, но через два дня передам ему, так что вам некогда будет ссориться. Деньги на расходы ты как получала раньше, так и будешь получать. Только отдай ключи Фиязу – ему нужно пересмотреть бумаги, собрать деньги и вложить в дело.

Но Султана не соглашалась. Хан Бахадур не стал настаивать.

– Ты, кажется, не доверяешь Фиязу. Ну что ж? Обдумай наш разговор, потом скажешь свое мнение.

Не задерживаясь долго, Хан Бахадур ушел. Султана немного успокоилась. Она подумала, что если бы Хан Бахадур проявил большую настойчивость, она, пожалуй, отдала бы ключи. Она верила ему и не сомневалась в его благожелательном отношении к ней.

В этот вечер она против обыкновения легла спать поздно и среди ночи проснулась от шума. У окна, выходящего в сад, мелькнула чья-то тень, все стихло. Ярко светила луна, через открытое окно в комнату влетал прохладный ветерок. Султана лежала, сжавшись в комок, затаив дыхание. Сон пропал. Немного погодя снова послышался шелест сухих листьев. Кто-то осторожно ходил по саду. Султана не сводила глаз с окна, прислушиваясь к каждому шороху. Вот опять у окна послышался легкий шум, кто-то, перегнувшись, заглянул в комнату, затем влез на подоконник и спрыгнул на пол. Султана потеряла от страха дар речи. Она хотела закричать, но чья-то широкая рука зажала ей рот. На фоне освещенного лунным светом окна она узнала Фияза. Глаза его сверкали...

Султана отбивалась изо всех сил. Он сильно ударил ее по лицу и прошипел:

– Будешь лежать спокойно, мерзавка?! – и ударил еще раз.

Султана потеряла сознание. Фияз как безумный стал срывать с нее одежду.

Вскоре он ушел так же, как появился,– через окно. Через несколько минут этим же путем в комнату проник Карам Алла. Обессилевшая Султана уже не могла сопротивляться и только плюнула ему в лицо, но тот не обратил на это даже внимания. Он не бил ее и не оскорблял, а лишь торопливо срывал с нее остатки одежды...

В комнату лился мягкий лунный свет, тихо шелестели листья деревьев под окном, словно оплакивая поруганную честь молодой женщины.

Султана до утра лежала в постели почти нагая. Тело ее одеревенело, глаза опухли от слез, в горле пересохло. Недалеко от нее в колыбельке мирно спал сын. Она, пошатываясь, поднялась, заглянула в лицо малышу и, прижавшись к нему, заплакала.

Начало светать. Дрожащими руками Султана натянула платье и снова бросилась на постель. Весь день она не выходила из комнаты. Ей казалось, что при виде Фияза и Карам Аллы она вновь почувствует себя совершенно нагой и опозоренной. При одной мысли о них ее охватывало омерзение.

Под вечер Фияз и его дружок куда-то ушли. Едва они покинули дом, как к Султане зашел перепуганный повар.

–      Госпожа, вам нужно немедленно уходить отсюда. Они собираются убить малютку. Я слышал это своими ушами.

Султана сидела с сыном на руках. Она крепко прижала Аяза к груди.

–      О боже! Что же это происходит? Отведи меня к Хан Бахадуру.

–      Что вы, госпожа! От него-то и все напасти на ваш дом. Разве вы не знаете?

Султана не верила своим ушам.

–      Нет, нет! Он не может быть таким безжалостным.

–      Карам Алла мне сам рассказал. Фияз совсем не брат нашему умершему хозяину, а подставное лицо Хан Бахадура. Хан Бахадур придумал все это, чтобы присвоить себе все наследство покойного.

–      Что же мне теперь делать? – растерянно прошептала Султана.– Куда мне идти? У меня нет никого! – голос ее задрожал, и она разрыдалась.

Повар сидел некоторое время задумавшись.

–      Здесь в городе живет мой брат. Пойдемте вместе к нему. Я тоже боюсь здесь оставаться. Карам Алла несколько раз грозил мне, поэтому я и боялся рассказать вам все . раньше.– Сделав небольшую паузу, он продолжал:– Я давно уже собирался уйти с этой работы, да было жаль покидать вас.

Медлить было нельзя: каждую минуту могли вернуться самозванный «брат» и его подручный.

Они лихорадочно обсудили план побега и решили немедленно покинуть дом. Султана хотела взять свои украшения, кое-что из одежды и ценные бумаги Нияза. Но, войдя в комнату, где хранились все эти вещи, она увидела, что Фияз опередил ее: все бумаги и ценные украшения исчезли. У Султаны потемнело в глазах...

У нее оставалось около ста рупий. Она сложила в сундучок белье, несколько платьев и послала повара за такси.

Скоро пришла машина. Выходя из дому, Султана на мгновенье задумалась: «Куда я иду? Где буду жить? Не лучше ли остаться здесь и ждать, что принесет грядущее?» Но тут же вспомнила об Аязе. Теперь у нее навеем свете осталось только это маленькое существо, и она ни за что не согласилась бы рисковать его жизнью.

Султана последний раз окинула взглядом дом и медленно вышла на улицу. Сев в машину, она еще раз оглянулась, и глаза ее наполнились слезами.

Однажды Салман задержался на работе дольше обычного. Подходя к дому, он увидел машину Джафри. Салман удивился. Джафри ведь отлично знал, что он раньше шести домой не возвратится: он сам просил Салмана поработать сегодня до шести. «Почему же он приехал в мое отсутствие?» – подумал Салман. С тех пор как Джафри начал посещать их дом, только раз он приехал к ним один, но и тогда предупредил об этом заранее. Обычно же он приезжал к Салману вместе с ним, прямо с работы. Салман ускорил шаг, но у машины остановился и с завистью посмотрел на сверкающий лаком и никелем «шевроле». Из окон напротив выглядывали две девушки. Они не могли оторвать глаз от машины. «Тоже завидуют»,– подумал Салман, поправил узел галстука и, проведя рукой по волосам, стал подниматься по лестнице.

Джафри сидел, удобно развалясь на диване, и покуривал сигарету. На нем был светлый костюм и яркий галстук. Напротив, в кресле, сидела Рахшида. На столе стояла чайная посуда. Они обсуждали какой-го новый фильм. При виде Салмана Джафри громко заговорил:

– О Салуман! Я думаю, что вам не следовало так долго задерживаться,– он взглянул на часы.– Я жду вас тридцать семь минут восемнадцать секунд. Совсем извелся бы, если бы миссис Салуман меня не выручила. Вы должны прежде всего поблагодарить ее от моего имени.– Джафри засмеялся, он был в отличном расположении духа и, не дав Салману произнести ни слова, усадил его рядом с собой.– Вы выглядите очень усталым. По-моему, вам следует не-

медленно выпить чашку горячего чаю. Чай бодрит. Ах, какой аромат! Я обожаю ароматный чай,– без умолку тараторил Джафри.

Рахшида налила Салману чай. Он уже остыл и никакого аромата в нем не чувствовалось. Джафри просидел до позднего вечера, оживленно разговаривая и непринужденно хохоча.

Часов в девять он вдруг предложил поехать на побережье. Рахшида с восторгом приняла это предложение. Она была возбуждена и смеялась, как девочка. Дорога, ведущая к побережью, выглядела таинственно и романтично. Малоосвещенная, заросшая по краям большими раскидистыми деревьями, с которых, словно змеи, извиваясь, спускались лианы, она казалась каким-то сказочным путем в далекую и неведомую страну. На побережье было еще красивее. Лунный свет серебрил узкую полоску песка, волны шептались о чем-то меж собой и убегали, догоняя одна другую. Они уселись на песке и залюбовались раскинувшейся перед ними картиной. Как раз в том месте, где горизонт сливался с морем, застыли лодки с белыми парусами. Какое-то очарование было разлито кругом, но Джафри не чувствовал его. Он рассказывал пошлые анекдоты и сам первый громко хохотал.

С побережья возвращались уже ночью. Улицы опустели. Дул прохладный ветерок, и Рахшида вздрагивала от ночной свежести.

Джафри стал бывать в их доме все чаще и чаще. Теперь он приходил и в отсутствие Салмана и часами просиживал с Рахшидой. Однажды он принес ей дорогие часы.

–      Мне привез из Лондона мой друг – думал, я женат. Раз в доме нет жены, кому нужны дамские часы?

Все это Джафри говорил с такой обезоруживающей непосредственностью, что Рахшида не посмела отказаться от подарка.

Он собственноручно надел часы Рахшиде на руку. Они и в самом деле были очень красивы.

Вслед за этим последовали и другие подарки. Салман попытался было один раз высказать недовольство, но Джафри отшутился.

–      Если у меня нет жены, это вовсе не значит, что я не могу покупать красивые вещи. Салуман, вы не можете быть так жестоки ко мне. Я очень люблю делать покупки, а складывать в сундуки красивые вещи я не люблю: не хочу делать из своего дома музей. Да к тому же ваш дом теперь частично стал и моим.

Это, действительно, было так. Он запросто заходил, когда ему вздумается, снимал пальто и, бросив его на диван, обращался к Рахшиде.

–      Можно на ужин сегодня получить рыбу на вертеле? Я думаю, что сегодня нужно обязательно полакомиться рыбой на вертеле.

Его отношение к Салману день ото дня становилось все более фамильярным, что стало заметно даже в конторе. Служащие начали заискивать перед Салманом. Если у кого было дело к Джафри, он старался заручиться поддержкой Салмана, и Джафри почти всегда выполнял его просьбы.

Но, несмотря на все это, настроение у Салмана было неважное. Ему надоели частые посещения Джафри. С тех пор как Джафри появился в их доме, Рахшида стала к Салману невнимательна, он отошел на второй план. В присутствии Джафри он все время чувствовал себя лишним.

Однажды, вернувшись с работы, Салман не застал жену дома. Служанка сказала, что она уехала куда-то с Джафри. Это был первый случай, когда она уехала с Джафри одна.

Уже стемнело, но они не возвращались. Салман беспокойно ходил из угла в угол по комнате. Вот пробило восемь... девять... десять часов. Утомившись, он лег в постель. В начале двенадцатого раздался звонок. Салман сам открыл дверь.

–      Ба, да вы еще не спите! – весело приветствовал его Джафри.

Салман промолчал. Рахшида, смущенно опустив голову, прошла в свою комнату.

Джафри принялся расхваливать фильм, который они смотрели, затем начал прощаться.

–      Салуман, из нашего отделения поступила на вас жалоба,– сказал он как будто между прочим.– Вы невнимательны. Это нехорошо. Завтра зайдите ко мне прямо с утра.

Раздражение Салмана долгим отсутствием жены сняло как рукой. «Почему они пожаловались на меня? – с тревогой думал он.– Наверно, я что-то напутал. В последа нее время я был действительно невнимателен».

–      Ты даже не поел? – прервала его размышления жена.

–      Нет,– сухо ответил он.

–      Я сейчас разогрею,– и она живо скрылась на кухне.

Салман пытался остановить ее, но оттуда уже доносился звук передвигаемых кастрюль. Вскоре она принесла поднос с ужином. От жара у очага щеки ее раскраснелись, глаза горели, как звезды, золотая прядка выбилась из прически и упала на лоб – все это еще больше подчеркивало ее красоту. Она пододвинула к Салману столик и села рядом, но Салман, как обиженный ребенок, сидел отвернувшись.

Рахшида взяла ложку и поднесла к его рту!

–      Бога ради, съешь чего-нибудь.

Салман отвел ее руку и раздраженно сказал!

–      Я уже сказал, что не голоден. Что ты пристала ко мне? Все равно не буду есть.

Он ушел в другую комнату и лег в постель. Рахшида долго сидела, опустив голову, у столика с ужином, потом отнесла все на кухню и подошла к окну, выходящему на улицу. Постояв немного у окна, она в волнении заходила по комнате.

Через несколько минут Рахшида вошла к Салману, встала у изголовья и склонилась над ним.

Салман закрыл глаза и притворился спящим. Он ощущал ее теплое дыхание на своих щеках, но молчал. Рахшида вышла, но вскоре снова вернулась. Так повторилось несколько раз. Салману стало жаль ее.

«Не стоит, наверно, так волновать ее,– подумал он,– напрасно я рассердился, разве можно так не доверять своей жене? Она ведь ездила в кино. Такой ли уж это большой грех? Нужно быть к ней добрее, она спутница моей жизни и любит меня. Иначе она бы так не переживала».

Салман встал с кровати и прошел в другую комнату. Жена уснула на диване. В ярком свете люстры выражение лица у нее было наивное, как у девочки. Одна рука ее свесилась на пол. Салман тихонько потряс ее за плечо.

–      Зачем же ты спишь здесь? Поди ляг в постель.

Рахшида захлопала спросонья глазами и встала, опираясь на его руку.

Через несколько дней она снова уехала куда-то с Джафри в отсутствие Салмана. Затем такие случаи участились, но Салман не заводил о них разговоров, а Рах-шида молчала. В последнее время, когда он бывал дома, Джафри его спрашивал:

–      У вас есть настроение пойти в кино? – и тут же добавлял:– Вы, вероятно, устали. Вам нужно отдохнуть,– и, взглянув на часы, обращался к Рахшиде:—Ты до сих пор не готова, Рахши? (Теперь и он называл ее Рахши).

–      Сейчас! – отзывалась она из своей комнаты и вскоре появлялась разодетая, как голливудская актриса.

Постепенно Джафри перестал приглашать с собой Салмана, хотя бы ради приличия. Он появлялся регулярно каждый вечер, и они уходили вдвоем, весело и оживленно болтая. Салман оставался один и не знал, что ему делать. Прекратить эту далеко зашедшую дружбу? Или смотреть на нее сквозь пальцы? Он все больше и больше уходил в себя.

Однажды вечером Салман твердо решил прекратить посещения Джафри, но тут же снова задумался. «Вызвать недовольство Джафри – значит потерять работу. Прежде чем сделать такой шаг, мне нужно подыскать другое место». После нескольких недель усиленных поисков он убедился, что не сможет получить место с окладом даже в двести рупий, не говоря уже о четырехстах, которые он получал теперь.

Ссора с Джафри обошлась бы слишком дорого, и Салман стал обдумывать другие пути. Оставалось единственное средство – не отпускать Рахшиду одну. Салман решил повсюду сопровождать жену. Он больше не будет сидеть один и мучиться, рисуя в воображении бог знает какие картины. В тот же вечер он отправился вместе с Джафри и Рахшидой.

Но ему пришлось вытерпеть еще больше. Они зашли выпить чаю в ресторан и встретились с приятелями Джафри. Когда он представил им Рахшиду и Салмана, они, как по команде, удивленно переводили глаза с Салмана на его жену, словно не верили словам Джафри. Салману стало не по себе. Он старался не обращать внимания на двусмысленные улыбки знакомых Джафри, как вдруг подошел еще один.

–      Так это вы мистер Салуман? – в вопросе его звучала ирония.– Благодаря Джафри я уже не раз имел удовольствие встречаться с вашей супругой и очень хотел познакомиться с вами. Вы, видимо, очень интересный человек.

–      Почему вы так думаете? – спросил Салман.

–      Как-нибудь загляните ко мне с женой на чай, я попытаюсь объяснить вам, почему так думаю,– развязно ответил знакомый Джафри.

Он дал Салману номер телефона и адрес.

–      Так обязательно заходите. Я думаю, что мы найдем с вами общий язык с помощью вашей очаровательной супруги,– продолжал он, поклонившись Рахшиде.– Позвоните мне предварительно, и я пошлю за вами машину,– добавил он, нагло улыбаясь.

«Этот толстогубый негодяй, кажется, считает меня идиотом и сводником!» – теряя терпение подумал Салман. Ему хотелось плюнуть в улыбающееся лицо наглеца, но Джафри заметил его состояние и перевел разговор на другую тему.

Больше Салман с Джафри и Рахшидой никогда не ездил. Он страдал и не знал, как ему быть. Рахшида без тени смущения проводила время в обществе Джафри. Теперь Салман был почти уверен в неверности своей жены.

Однажды Джафри назначил Салмана на дежурство в воскресный день. Он и сам приехал в контору, но задержался недолго и, сославшись на свидание с друзьями, вскоре уехал.

– Если позвонит директор, скажи, что я ушел провожать родственника на вокзал,– попросил он Салмана.

Салман проработал несколько часов, но потом у него разболелась голова, и он ушел домой раньше времени. У ворот его дома стояла машина Джафри. Кровь у Салмана закипела. Почти бегом долетел он до ближайшего магазина, купил большой охотничий нож и вернулся домой с твердой решимостью убить и Джафри и Рахшиду. Сжимая в кармане пальто рукоятку ножа, он быстро поднялся по лестнице и толкнул дверь гостиной. Она была пуста. Салман прошел в следующую комнату. На кровати под пологом лежал Джафри, а Рахшида, сидя рядом, массировала ему голову. Салман стиснул крепче в руке нож и крикнул:

–      Рахши!

Жена испуганно оглянулась и подошла к нему.