Текст книги "Божий поселок"

Автор книги: Шаукат Сиддики

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

По воскресеньям Нияз обычно бывал дома. Если кто-нибудь приходил, то они все вместе сидели в гостиной, беседовали, пили чай. Несколько раз Нияз возил брата и сестру в магазин за покупками, откуда они возвращались нагруженные свертками. Это были главным образом наряды для Султаны. Разговаривал Нияз с Султаной мало и не глядя на нее, словно боялся испугать.

«Ты не боишься жить здесь?», «Ночью я слышал, как ты кашляла. Сходи обязательно к доктору», «Тебе ничего не нужно?»

На домашние расходы Нияз в первых числах каждого месяца через Анну передавал Султане триста рупий. Счета за стирку белья, электричество, жалованье слугам – все он оплачивал сам. Такая жизнь, полная довольства, постепенно стала вытеснять из памяти Султаны образ матери. Она поправилась, на ее щеках снова появился румянец.

Но насколько внимателен, даже нежен был Нияз по отношению к Султане, настолько жестоко относился он к Анну—ругал его по каждому поводу, а иногда и бил. Один раз он так разозлился, что запустил в Анну стакан. Хорошо, что тот увернулся, стакан ударился о стену и разбился. Анну по природе был смирный, пугливый мальчик, а теперь стал еще и замкнутым. Он все время испуганно озирался или сидел молча, забившись куда-нибудь в угол, как старичок. Когда Нияз бывал дома, Анну старался не попадаться ему на глаза, а когда Нияз звал его, чтобы поручить ему какое-нибудь дело, Анну бледнел, ноги у него дрожали, все валилось из рук. Нияз, как взбесившийся пес, скрежетал зубами и обрушивался на него с проклятиями.

Султана видела, как жесток Нияз к ее брату, но боялась произнести слово в его защиту. Однажды, когда Нияз сильно ударил Анну по лицу, тот с плачем прибежал к ней. На щеке ясно проступали следы пальцев. Султана прижала голову брата к груди и сквозь слезы сказала:

– Потерпи, брат мой. Ради бога, не плачь так, ты разрываешь мне сердце.

Она долго еще плакала над ним. Анну она любила с самого детства, а теперь он был для нее единственным близким человеком на свете: отец и мать умерли, Ноша пропал, кто знает, жив ли он.

Жестокость Нияза по отношению к Анну росла день ото дня. Он придирался к нему как только мог. В доме был слуга – мужчина средних лет, но Нияз заставлял Анну делать всю работу для себя и избивал бедного мальчика по каждому поводу, плевал ему в лицо, выкручивал руки.

Анну несколько раз жаловался Султане, но она так и не решилась поговорить с Ниязом. В конце концов Анну понял, что жалобы бесполезны. Он молча сносил побои, потом забивался в какой-нибудь темный угол и сидел, отрешившись от всего. Теперь мальчик не разговаривал даже

с сестрой. Когда ни посмотришь, сидит один, бледный, исхудавший. Нияз испытывал к нему непонятную безграничную ненависть. При одном его виде глаза Нияза наливались кровью, губы начинали дрожать.

Причиной этой ненависти, в сущности, являлась Султана. Она очень любила Анну и большую часть времени уделяла ему: то кормила, то пришивала пуговицы к его рубашкам, то заправляла его постель. Она вставала чуть свет, с первыми лучами солнца, будила Анну. Он долго ворочался в постели, жмурил глаза, но Султану это не сердило. Она нежно щекотала его, пока он окончательно не просыпался. Потом девушка вела его в ванную, а сама стояла у дверей с полотенцем, помогала ему вытереться, расчесывала своим гребешком волосы. Напоив брата горячим молоком, Султана провожала его в школу. Когда Анну выходил из дому, она долго стояла в дверях, глядя ему вслед.

Анну был центром внимания Султаны, и это злило Нияза.

Султану в последнее время беспокоило поведение брата. Она старалась расшевелить его, боясь, что он куда-нибудь убежит или что-то натворит. Если его не было видно, она бегала по всему дому и саду. Плакала, находя его то под лестницей, то в чулане. В ее любви к Анну было много материнского, она находила успокоение в заботах о нем.

Однажды Султана заболела. Поднялась температура. Нияз настоял, чтобы она поехала к врачу. А когда она ушла, позвал Анну. Тот вошел, испуганно озираясь.

–      Где ты шатаешься? Сколько времени можно звать тебя!

Анну как обычно промолчал.

–      Поганец, почему не отвечаешь? – разозлившись еще больше, прохрипел Нияз.– Где ты шлялся до сих пор?

–      Я сидел во дворе под деревом,– едва слышно прошептал Анну.

–      Ах, ты и врать уже* научился?!—заревел Нияз.– Запомни – шкуру спущу! Если хочешь жить в моем доме, так веди себя как следует, не шатайся без дела. У меня здесь не приют!

Долго еще он изрыгал проклятия и угрозы, затем приказал:

–      Возьми из шкафа стакан и вон ту длинную бутылку с углу. Что-то я плохо себя чувствую, нужно принять лекарство.

Спускались предвечерние сумерки, воздух стал прохладнее, на душе у Нияза почему-то было тяжело, и он решил выпить виски. Теперь он часто выпивал и дома.

Анну взял из шкафа стакан, бутылку. В это время раздался окрик Нияза:

–      Где ты там провалился?

Анну вздрогнул, бутылка выпала у него из рук и разбилась– виски разлилось по полу. Нияз несколько секунд смотрел на Анну налившимися кровью глазами, затем прыжком кинулся к нему, схватил за волосы и с силой отшвырнул к стене. Анну, как мячик, отскочил от нее и, не удержавшись на ногах, упал. Нияз накинулся на него с кулаками, не разбирая куда бьет – по спине, голове, животу. После одного особенно сильного удара в грудь Анну громко вскрикнул и задохнулся. Некоторое время он лежал неподвижно, как труп. Очнувшись, он попытался встать и убежать из комнаты, но Нияз захлопнул у него под носом дверь и, тяжело дыша, снова набросился на него с кулаками. Свалив Анну на пол, он придавил его всем своим тяжелым телом. Анну бился под ним, как рыба. Нияз крепко сдавил ему горло руками. Мальчик начал хрипеть, глаза его закатились. Нияз испугался и ослабил пальцы. Изо рта Анну струйкой потекла кровь, глаза покраснели. Он лежал неподвижно, не спуская взгляда с Нияза, потом тихо застонал.

–      Убирайся сейчас же из моего дома, не то прибью! – прохрипел Нияз.

Анну попытался встать, но снова упал на пол, тело его покрылось холодным потом, он тяжело дышал.

–      Ты уберешься или тебе еще мало?!—закричал Нияз и двинулся к Анну. Мальчик, преодолев слабость, сел и, сложив на груди руки, взмолился:

–      Не нужно, не нужно!

–      Тогда убирайся!—Нияз открыл дверь.– И не вздумай вернуться, все равно прибью! В моем доме нет для тебя места!

Анну встал и, прихрамывая, вышел из комнаты, спустился по лестнице, пересек двор и медленно побрел по безлюдной улице.

IV

Ночь расправила свои крылья, окутав улицы и дома. Анну уже несколько часов брел по темным притихшим закоулкам, ломая голову, куда ему идти. Вконец выбившись из сил, он прилег на тротуаре и уснул.

Около полуночи он проснулся. Ему показалось, что идет дождь и он уже насквозь промок. Анну испуганно сел. В темноте раздался чей-то грубый голос.

–г Ты что, другого места не нашел? Разлегся!

Над его головой стоял мужчина и преспокойно мочился. Анну отшатнулся.

–      Ты почему здесь валяешься? Дома места, что ли, не хватает? – обратился к нему незнакомец, покончив со своим делом.

Анну ничего не ответил.

–      Где-нибудь поблизости живешь?

–      Нет,– испуганно ответил Анну.

Незнакомец постоял молча. В темноте Анну не мог разглядеть его лица, но, судя по голосу, это был крепкий, здоровый человек.

–      Почему же ты лежишь здесь?

Анну опять ничего не ответил. Кругом стояла тишина – ни шагов, ни голосов прохожих. Анну вздрогнул, когда где-то совсем рядом заржала лошадь. В нескольких шагах от них стояла тонга.

–      Подожди, сейчас иду!—словно успокаивая лошадь, сказал мужчина и снова повернулся к Анну:—Пойдем со мной, чего здесь валяться?

Анну продолжал молча сидеть: он не знал, как ему быть.

–      Вставай же наконец! – нетерпеливо прикрикнул на него незнакомец и, схватив за руку, рывком поднял с земли.

Анну пошел за ним следом и уселся в тонгу. Копыта лошади долго цокали по темным улицам и переулкам. Анну, уставший от пережитого за вечер, задремал. Бог знает, сколько времени они ехали так. Когда он открыл глаза, тонга проезжала по темному, безлюдному базару. Только в нескольких лавках светились огни.

Тонга остановилась у лавки торговца молочными продуктами.

–      Привет, Науруз-хан, что-то ты сегодня поздно? –обратился к вознице тучный молочник.

–      Пассажир попался удачный, далеко возил,– ответил тот и после недолгой паузы продолжал: – Налей-ка мне сир молока.

–      Здесь будешь пить?

–      Нет, возьму с собой.

Молочник стал вглядываться в темноту и, заметив молча сидевшего Анну, протянул:

–      Так вот в чем дело... Где же ты его поймал?

–      Да так, на дороге подобрал. Бог ко всем милостив, Пахелван! —засмеялся в ответ Науруз.

Молочник еще раз оглядел Анну и, почесывая бедро, сказал:

– Мальчишка с виду симпатичный, но маловат еще. Он ведь умрет. Послушайся меня, Науруз, брось ты это, лучше женись.

–      Вот еще, женись1 Зачем мне это нужно? I

–      Ох, смотри!

–      Э, Пахелван, поменьше болтай I Неси-ка молоко, да с полсира сметаны, если есть.– Он протянул молочнику пять рупий.– А если сметаны нет, то тащи чего-нибудь еще.

–      Везет тебе! – сказал молочник.

Науруз улыбнулся.

Пахелван передал ему бидончик с молоком.

–      А сметаны нет, возьми творог.

–      Ну давай, только поскорее.

Взяв сверток с творогом и сдачу, Науруз подошел к тонге, отдал бидончик и сверток Анну, расправил поводья, щелкнул языком, и тонга покатила. Вскоре они въехали в большой двор с полуразвалившимся забором. В глубине виднелось несколько приземистых построек, крытых черепицей. В одной из них расположилось жилье Науруза.

Он отомкнул замок, и они вошли в темную, сырую комнату. Науруз зажег лампу. Анну огляделся – у одной стены стояла кровать с несвежей постелью и набросанным поверх нее грязным бельем. Рядом сундучок, на котором стоял кувшин для воды, бутыль с керосином и лежала какая-то мелочь.

Науруз сбросил с постели в угол грязное белье и обратился к Анну:

– Садись здесь. Я пойду распрягу лошадь. Не бойся, я скоро вернусь.

Он вышел, Анну уселся на кровати, свесив ноги, и оглядел комнату – все здесь чужое, незнакомое. Сердце его сжалось. За последние несколько часов в жизни его произошло столько событий, и ему казалось, что все это – долгий дурной сон.

Вскоре вернулся Науруз и запер дверь на ключ. Налив в алюминиевую миску молока, он поставил ее перед Анну. Мальчик не ел ничего с полудня, был голоден, поэтому съел немного творогу и запил молоком. Науруз потушил лампу, и они улеглись.

Утром Науруз ушел чуть свет. Анну уже проснулся, глаза его были полны слез. Он видел, как уходил Науруз, но ничего не спросил. Где-то рядом в мечети раздался крик муэдзина: «Алла акбар, алла акбар!»

Со двора доносились голоса, шум: плач детей, кашель стариков, визг женщин. Анну лежал неподвижно, прислушиваясь к этому гулу.

Дверь со скрипом отворилась, и в комнату вошел Науруз. В руках у него был сверток с пури *.

–      Ты еще лежишь? Умылся хотя бы.

Анну молча встал, набрал из кувшина воды и умылся.

Его мутило, но Науруз насильно заставил его съесть две пури, четыре пури он положил в чашку – на обед.

–      Если удастся, загляну днем, а нет, так вернусь только вечером. Никого не бойся. Если тебе что нужно, так скажи.

Анну взглянул на него растерянно и ничего не ответил.

–      Ты ложись и поспи немного,– потрепав его по плечу, сказал Науруз.– Выспишься – станет легче. Днем поешь пури, а на вечер я принесу что-нибудь. Хорошо? – Науруз ущипнул Анну за щеку и улыбнулся.– Судья меня уже, наверно, заждался. Он заказал на сегодня тонгу... Ну, так не скучай.

Он вышел и закрыл дверь на замок снаружи. Анну весь день провалялся в постели. К полудню он проголодался, но есть ничего не смог и, выпив только стакан воды, снова улегся в постель.

Около десяти вечера вернулся Науруз, он принес лепешки и соус, а в подарок Анну – пеструю рубашку. Науруз тут же заставил Анну надеть ее и сказал смеясь:

–      Здорово идет тебе. Будешь со мной жить – не пожалеешь.

Анну не испытывал чувства радости от этого подарка, но сам Науруз был чрезвычайно доволен. Он все расхваливал ее: и рисунок, и качество. На нем самом была грязная рубаха и шаровары. Плотный высокий мужчина лет тридцати, смуглый, с длинными волосами и маленькими, как щелки, глазами, Науруз ни у кого не вызывал симпатии. Когда он смеялся, глаза его совсем закрывались, лицо становилось бесформенным, чем-то напоминая сову. Но он был не дурак и не лентяй. Ежедневно он зарабатывал десять-двенадцать, иногда и до двадцати рупий. Среди других извозчиков он прославился, как задира и драчун. Не было дня, чтобы он на стоянке не затевал с кем-нибудь ссору и не избивал до полусмерти свою жертву, поэтому его побаивались и сторонились.

Однако к Анну Науруз относился совсем иначе – был мягок и внимателен. Правда, Анну тоже не давал ему поводов для недовольства. Он по природе был молчалив, а теперь и вовсе почти совсем не разговаривал.

Каждый день Науруз уезжал рано утром, запирая дверь снаружи, и возвращался уже после наступления темноты. Он всегда приносил Анну поесть и какие-нибудь подарки. Поужинав, Науруз без сил валился в постель и обращался к мальчику:

–      Ну-ка помассируй мне немного ноги.

Анну начинал массировать его толстые икры, а Науруз в это время расспрашивал его:

–      Тебе хорошо здесь, ничего тебе не мешает?

Анну отрицательно мотал головой.

–      Смотри, если что нужно, не стесняйся, говори.

–      Хорошо,– отвечал Анну коротко.

Науруза иногда сердила его молчаливость.

–      Ты что, обет молчания дал, что ли? Расскажи же что-нибудь. Молчишь, как будто язык проглотил. И, пожалуйста, говори мне, если тебе что-нибудь хочется. Я ведь выполню все твои желания...

Однажды Анну решился обратиться к нему с просьбой.

–      Запишите меня в школу,– умоляюще произнес он.

–      В школу?! – удивился Науруз.– Зачем это тебе? Там учатся только всяким пакостям – проживешь и так.

Анну опечалил его ответ. Он уже мечтал о том, как кончит школу, получит хорошую работу и заберет к себе Султану. Мальчик часто вспоминал сестру, тосковал по ней и плакал, когда оставался один.

Уже больше недели Анну жил в доме Науруза. Иногда ему становилось невмоготу и он заливался горькими слезами. К Наурузу он чувствовал непреодолимое отвращение. При виде его желтых зубов и густых жестких усов Анну начинало тошнить, а Науруз еще принимался целовать его, обдавая дурным запахом изо рта.

Однажды Науруз вернулся домой пьяный, глаза его налились кровью. Едва переступив порог каморки, он резко бросил:

–      Запри дверь!

Анну торопливо загремел щеколдой. Науруз прошелся несколько раз по комнате, не спуская глаз с мальчика, потом подозвал его:

–      Поди сюда!

Анну подошел. Науруз схватил его своими сильными руками и бросил на кровать. Задув лампу, он навалился на него своим тяжелым телом...

Утром Науруз обнаружил, что мальчик исчез. Он вскочил и обежал весь двор, выглянул на улицу – Анну нигде не было.

Весь день Науруз, как обезумевший, рыскал на тонге по близлежащим улицам, переулкам, базарам, но напрасно.

Прошло несколько недель после исчезновения Анну, Науруз почти забыл о нем. Столкнулись они случайно. Было около полуночи, Науруз усталый возвращался домой и вдруг на повороте в свете фонаря увидел Анну, одетого в шелковую рубаху и шаровары, с гирляндой цветов на шее. Он разговаривал с какими-то тремя мужчинами в белых одеждах и выглядел веселым и довольным.

Науруз аж рот открыл от изумления. Натянув поводья, он остановил лошадь около группы и сошел с тонги. Анну побледнел, узнав своего прежнего покровителя.

–      Чего побледнел, гаденыш! – прохрипел Науруз, и усы его угрожающе задвигались.– Чего смотришь?—продолжал он, крепко хватая мальчика за руку.– Сам пойдешь или наподдать тебе?!

Трое в белом сначала удивленно наблюдали за происходящим, потом один из них спросил:

–      В чем дело?

–      Спросите у него!—кивнул Науруз на мальчика.

–      У него мы спросим потом, сначала объясните вы.

–      Вы столько времени прятали моего мальчишку, теперь советую вам по-хорошему отдать его.

–      Прекрасно! – издевательски произнес мужчина и обратился к своим спутникам:—Видали? Мальчик, оказывается, его!

–      Спросите мальчишку! – вновь предложил Науруз.

–      Чего его спрашивать? Я купил его за тысячу рупий. Не веришь – спроси у евнуха Банну, сколько я за него заплатил?

Он говорил правду. Когда Анну убежал от Науруза, то встретился на улице с евнухом Банну, который теперь уже был стар и занимался только поставкой мальчиков любителям этого вида «товара». Он ласково заговорил с перепуганным Анну и заманил его к себе. Через пару дней он продал Анну за тысячу рупий крупному торговцу кожами Ахмад-хану.

С Наурузом разговаривал сейчас сам Ахмад-хан.

–      Я не знаю никакого Банну-Ванну. Верните мне мсего мальчишку,– не унимался Науруз.

–      Попробуй забрать его! – угрожающе предупредил Ахмад-хан.

–      И заберу! Кто посмеет меня задержать?—огрызнулся Науруз и потянул Анну за руку.

В это время к нему шагнул один из спутников Ахмад-хана.

–      А ну, отпусти его!

–      Не думайте, что я испугаюсь, если вас трое! – закричал озверевший Науруз.

–      Иди, иди, занимайся своим делом, чего зря шум поднимаешь? – с издевкой произнес Ахмад-хан.

Науруз снова потянулся к Анну. Спутник Ахмад-хана быстро извлек из кармана большой складной нож, щелкнул пружиной. Науруз и глазом не успел моргнуть, как отточенное лезвие сверкнуло перед его носом.

226

–      Ну, смывайся, не то и трупа своего не узнаешь.

Науруз стоял молча, не двигаясь.

–      Уберешься ты наконец?!—разозлился Ахмад-хан.

Науруз повернулся и пошел к тонге.

–      Смотри, впредь не суй сюда носа, а то пожалеешь! – крикнул ему вслед Ахмад-хан.

Науруз был взбешен, но делать было нечего. Натянув поводья, он тронул лошадь. В ночной тишине раздался цокот копыт. Анну, Ахмад-хан и его товарищи молча глядели ему вслед.

V

Анну исчез бесследно. Султана ждала его каждый день, надеясь, что он вернется. Все его вещи она аккуратно сложила в шкафу, заказала для него несколько новых рубашек, шаровар. Когда ей становилось особенно тоскливо, она открывала шкаф и со слезами на глазах перебирала вещи брата. После исчезновения Анну она чувствовала себя совершенно одинокой, ходила как неприкаянная из угла в угол, часами простаивала у окна, глядя на дорогу—не появится ли там Анну.

Видя, как она мучается, старушка служанка посоветовала ей обратиться к гадальщику из Гомти. Он так верно предсказывает, что все просто поражаются. Она рассказала Султане несколько случаев, когда гадальщик помог советом. Султана решила сходить к нему. Однажды после ухода Нияза она отправилась вместе со старухой в Гомти. У дома гадальщика стояла очередь, люди приходили издалека. Домик его, расположенный у подножия холма, состоял всего из двух комнат и открытой веранды под соломенным навесом. Веранда была отведена для мужчин. Женщины расположились в одной из комнат. Султана заняла очередь и присела в ожидании. С девяти часов утра ей пришлось прождать до полудня.

Гадальщик сидел на коврике в довольно просторной комнате, наполненной ароматом трав и благовоний. Опираясь на подушку, он тихо раскачивался. На вид ему было около пятидесяти. Длинная борода и волосы в мелких завитках придавали его лицу выражение значимости совершаемого таинства. Султана присела на краешек ковра. Гадальщик продолжал тихо раскачиваться, прикрыв глаза и перебирая четки.

–      Девушка, твой брат ушел в северо-восточном направлении. Он запутался в сетях нехорошего человека.

Султана вздрогнула и удивленно уставилась на гадальщика. Глаза его все еще были закрыты. «Откуда он узнал, зачем я пришла?» – подумала она. В комнате воцарилось молчание. Гадальщик наконец открыл глаза, с удивлением взглянул на Султану и спросил:

–      Когда вы пришли?

Девушка промолчала, за нее ответила старушка.

–      Давно уже. Но вы так ничего и не сказали госпоже.

–      О чем?

–      Ее младший брат пропал без вести.

–      Ах, вот в чем дело,– улыбнулся гадальщик. Он написал что-то на двух клочках бумаги и, передавая Султане, пояснил:

–      Возьми. Один амулет закопай в северном углу дома, другой—повесь на ветке высокого дерева. Ветер коснется амулета, и в тот же миг в сердце мальчика проснется тоска по дому. Бог даст, он к вечеру и вернется.

Султана спрятала амулеты в карман и протянула гадальщику десять рупий. Он засмеялся.

–      Если брат вернется, купишь черного козла и принесешь в жертву. Мясо раздашь нищим и бедным.

Султана смущенно отдернула руку, прощаясь с гадальщиком, и, довольная, вернулась домой. Она сделала все так, как велел гадальщик. Теперь она была уверена, что Анну обязательно вернется.

Султана решила сама последить за приготовлением каши, которую очень любил Анну. Весь день она была в радостном ожидании, но, когда солнце стало заходить, она забеспокоилась, через каждые пять минут подходила к окну и выглядывала на улицу.

Наступил вечер, но Анну не появлялся. Настала ночь, опустели улицы, а Анну все не было. Султана не спала всю ночь.

Проходили дни, талисман продолжал развеваться на ветке, а Анну все не было. Старушка советовала еще раз сходить к гадальщику, но Султана не захотела: теперь она ему не верила.

Нияз чувствовал, как тяжело Султане, и старался отвлечь ее от тягостных мыслей. Каждый день он приносил ей какой-нибудь подарок, выражал ей свое сочувствие и удивлялся, куда мог подеваться Анну. Султана знала, что в исчезновении брата виноват Нияз, хотя старуха служанка ей сказала только, что слышала, как Нияз кричал на Анну и тот молча вышел из дому. В сердце Султаны поднималась волна ненависти к Ниязу, ей тоже хотелось бежать куда глаза глядят, подальше от этого дома. Она испуганно и потерянно озиралась, но не видела никого, кто мог бы приютить ее, обласкать. Иногда она вспоминала о Салмане, и сердце переполнялось болью и тоской. Она думала, что если когда-нибудь встретит Салмана, то постарается оскорбить, унизить его. Потом строила планы, как приведет его в дом и покажет, что теперь она не та прежняя, бедная девушка, которой он пренебрег, теперь она живет в красивом особняке, у нее есть машина, отличная мебель, слуги, полные сундуки шелковых сари, десятки пар обуви, дорогие украшения. Он и представить себе не может, как она теперь живет.

В один из дней Нияз уговорил Султану пойти с ним к Хан Бахадуру Фарзанд Али. Они подъехали к великолепному особняку, прошли через красиво убранные комнаты. Жена Хан Бахадура Султане не понравилась. Обрюзгшая женщина с пренебрежительной гримасой на лице, она всем своим видом выражала довольство собой и презрение к низшим. Обе ее дочери были очень милы, а старший сын – Шахид, красивый юноша с большими ясными глазами, оказался веселым собеседником. Он кончил колледж и собирался ехать в Америку продолжать образование. За чаем, когда они сидели вчетвером, Шахид вдруг обратился к Султане:

–      Миссис Нияз, я удивился, увидев вас...

Султана вздрогнула, услышав такое обращение. Она хотела было сразу поправить Шахида, но потом подумала: «Бог знает, что сказал обо мне этим людям Нияз».

–      Почему?—спросила она после непродолжительной паузы.

–      Мне казалось, что вы будете...– он говорил с детской непосредственностью и этим подкупил Султану.

–      Какой же? – спросила она, улыбаясь.

–      Как вам сказать...– немного испуганно промямлил Шахид.

–      Ия удивилась при виде вас,– вступила в разговор сестра Шахида.

–      Но почему же? – настаивала Султана.

–      Мы думали, что супруга господина Нияза – толстая, черная, неотесанная, а вы такая красивая! Совсем не ожидали этого, правда, Шахид?—обратилась она к брату за поддержкой.

–      Вы действительно очень красивы,– с улыбкой отозвался он.

Султана снова хотела объяснить им, что она вовсе не жена Ниязу, но побоялась, что он может рассердиться. Вернувшись домой, она долго перебирала в памяти события минувшего вечера, вспоминала этот разговор.

Через несколько дней вечером Шахид пришел к ним в дом. Нияз еще не возвращался. Сначала Султана хотела быстренько выпроводить Шахида, как она обычно поступала со знакомыми Нияза, но спокойный тон юноши, его по-детски наивная улыбка расположили ее к беседе, и они долго сидели в гостиной, разговаривая о разных пустяках. Когда Шахид снова назвал ее миссис Нияз, Султана не выдержала.

–      Не называйте меня, пожалуйста, так.

–      Почему? – удивился юноша.

–      Вы, наверно, не знаете, что господин Нияз мой отчим.

–      Отчим?!—Шахид даже рот разинул от удивления.– Почему же вы не сказали об этом в тот день?

–      Вы мне не дали возможности сделать это.

–      А мы-то думали... Как нехорошо получилось... Вы не сердитесь на нас?

–      Это же случайная ошибка, как я могу сердиться?

Шахид молча курил сигарету. Ветерок от вентилятора

трепал прядь его волос, лицо было задумчивым и немного печальным. Султана любовалась его огромными ясными глазами, по-юношески припухлыми губами, придававшими его лицу детски наивное выражение. За окном тихо шелестели листья.

–      О чем вы задумались? – нарушила молчание Султана.

–      Ни о чем. Так просто.

–      А все-таки? – ласково настаивала девушка.

Шахид посмотрел на нее долгим взглядом и, нервно теребя прядь волос, тихо сказал:

–      О вас.

–      Обо мне?

Шахид молча встал и направился к двери. Он остановился у порога, обернулся. Глаза их встретились. Он застыл на месте, потом, как заколдованный, вернулся к Султане. Сердце ее учащенно билось, словно хотело выскочить из груди. Она встала, теперь они были так близко друг к другу, что Султана чувствовала тепло дыхания Шахида на своем лице. Шахид схватил ее в объятия и принялся как безумный целовать ее губы, щеки, шею, плечи. Султана сначала пыталась вырваться, но потом тело ее обмякло, и она прижалась головой к груди Шахида.

–      Я не поеду в Америку,– взволнованно прошептал Шахид.

–      Почему?

–      Я никуда от тебя не уеду. Я женюсь на тебе. Клянусь богом, я сегодня же поговорю с мамой. Я не смогу теперь жить без тебя! Ты моя! Моя! – он снова начал целовать ее.

После ухода Шахида Султана долго рассматривала себя в зеркале. Неужели она действительно красива? Неужели она достойна того, чтобы Шахид на ней женился? Несколько дней и ночей она была сама не своя, задумчива, часто беспричинно улыбалась, видимо каким-то своим мыслям.

Однажды Нияз в разговоре случайно упомянул, что Шахид уехал в Америку. Сердце Султаны сжалось, она замерла, боясь потерять сознание. Жизнь нанесла ей новый удар. Счастливые грезы, владевшие ею в последнее время, бесследно исчезли. Вновь ее окружила непроглядная тьма, окутала мерзкая паутина тоски, вновь она была одинока.

Приближалась осень. Небо то и дело покрывалось тучами, лил дождь. В один из таких вечеров разыгралась гроза: сверкала молния, поднялся сильный ветер.

Крупные капли дождя громко барабанили в окно, ветер стонал и завывал, наводя ужас. Было уже одиннадцать часов вечера. Султана еще не спала. Вдруг погасло электричество. Вес погрузилось в тьму. Султана затаила дыхание. Ей показалось, что в комнате медленно двигаются какие-то тени.

Она долго еще лежала, едва дыша от страха. Дождь не прекращался. Вот послышался рокот мотора – это вернулся Нияз. Он позвонил и, тяжело ступая, быстро прошел в свою комнату. Несколько раз донесся его кашель, затем все стихло.

Было уже за полночь. Дождь все еще лил как из ведра, ветер стонал в ветвях деревьев. Султана никак не могла уснуть. Свет так и не зажигался, а она боялась темноты. Сквозь шум дождя и ветра ей послышались шаги за дверью. Султана дрожала всем телом. Шаги то замирали, то раздавались вновь. Завывания ветра теперь наводили на девушку ужас. Вдруг раздался легкий стук в дверь, потом голос:

–      Султана!

Это был голос Нияза.

–      Кто?—спросила она, не поднимаясь с постели.

–      Открой.

Она лежала, не зная, как ей быть. Снова послышался стук и оклик Нияза. Султана встала и открыла засов.

Нияз вошел в комнату.

–      Смотри, будь осторожна,– прошептал он.

–      Почему?

–      Мне показалось, что кто-то ходит в коридоре.

Султана вся задрожала от страха: ведь ей тоже слышались шаги.

–      Сначала я прислушивался, потом вышел, посмотрел– нет никого. Такая темнота, что в двух шагах ничего не видно. А у тебя даже свечей нет,– он говорил тихо, в голосе его чувствовались беспокойство и нежность.

Султана с перепугу не могла произнести ни слова.

–      Ты не боишься?—спросил Нияз и, не дожидаясь ответа, взял ее за руку.– Пойдем, переночуй сегодня в моей комнате.

–      Нет,– коротко ответила она дрожащим голосом.

–      Не валяй дурака, пойдем,– сказал Нияз и взял ее на руки.

Не сопротивляясь, она испуганно прижалась к его груди. Он вышел с ней в коридор. Шаги его заглушались шумом дождя и завыванием ветра, который теперь, казалось, дико хохотал.

Салмэн провалялся на больничной койке несколько месяцев. На теле у него обнаружили тринадцать ран. Три дня он лежал без сознания, на грани между жизнью и смертью, а потом был настолько слаб, что едва открывал глаза и не мог произнести ни слова. Особенно опасна была рана в боку, под третьим ребром.

В первое время его часто навещали Али Ахмад и другие «жаворонки», но потом перестали. Салман не понимал, в чем дело, сердился, обижался.

Когда его выписали из больницы, он шел к штаб-квартире с тяжелым чувством, думая о том, как пристыдит своих товарищей за невнимание.

Но, увидев здание штаб-квартиры, он забыл обо всем. Стены были закопченные, в обгоревших проемах окон вставлены новые рамы, но следы пожара еще заметны во всем.

В наступающих сумерках здание казалось заброшенным. Салман вошел в дом. Царившая кругом тишина поразила его, сразу чувствовалось, что прежней шумной и кипучей жизни здесь уже нет. Салман заглянул в одну из комнат. В полутьме он увидел человека, склонившегося над столом. Салман вгляделся и не поверил своим глазам – неужели это доктор Зеди? Как он изменился, постарел! Лицо покрылось сетью морщин, волосы на висках поседели...

Салман стоял в дверях, молча наблюдая за доктором, все еще не вполне уверенный, он ли это. Доктор поднял голову и даже вскрикнул от удивления:

–      Салман?!

Молодой человек порывисто обнял его.

–      Что с вами случилось, доктор?

Тот только улыбнулся, но и улыбка получилась какая-то вымученная. Казалось, вопрос Салмана причинил ему боль. Салман не стал его больше ни о чем расспрашивать, они сели. Доктор зажег керосиновую лампу.

–      А где все остальные? – спросил Салман.

–      Ушли на свои участки. Скоро вернутся.