Текст книги "Надежда"
Автор книги: Север Гансовский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)
Когда он прощался со своими новыми знакомыми, Грегори сказал:
– Завтра приходите сразу же, как кончите работу. Поедем опять по адресам.
С этого дня события следовали одно за другим с невероятной быстротой. Кларенс досиживал свое время в газете и ехал в профсоюз. Отсюда они вдвоем или втроем отправлялись к грузчикам в трущобные районы города. Появиться в порту пока еще было опасно, шайка могла заметить новых людей.
Количество адресов у них всё возрастало, так как присоединившиеся к движению грузчики называли новые имена.
В длинных вечерних беседах перед Кларенсом вставала новая Америка – «Америка ниже, чем 2000 в год»,[6]6
По данным американских экономистов, нормальный бюджет для средней семьи должен составлять 4500 долларов в год. Около 60 процентов семей живут на значительно меньшую сумму. «Ниже 2000 в год» – обозначение беднейших слоев американского народа.
[Закрыть] Он поразился тому, как многочисленна она была.
Особенно запомнилась репортеру одна из таких встреч на окраине города.
Условившись с хозяином комнаты – высоким сутулым грузчиком, с очками на длинном обветренном лице, что он тоже выступит на суде, когда «заварится каша», Кларенс и Грегори остались просто поговорить о жизни.
Они сидели вдвоем на старой железной кровати. Грузчик, фамилия которого была Кейн, устроился напротив них на толстом полене. Он рассказывал:
– Раньше я работал шофером, а теперь уже не могу, Глаза стали слабые. Вот я и попал в порт к Дзаватини. Заработки у нас не больше ста восьмидесяти в месяц. За квартиру, – он окинул взглядом сырую, с низким нависшим потолком комнату, – платим тридцать пять. На еду на всех четверых уходит пятьдесят. Это если ничего себе не позволять. Проезд на работу – туда и обратно – мне стоит четыре восемьдесят. А всё остальное банда забирает. Так что, если надо что-нибудь купить из одежды или на доктора деньги потратить, мы сразу начинаем голодать.
Двое его детей – мальчик лет десяти и девочка – двенадцати – стояли тут же, у стенки, во все глаза глядя на репортера и Грегори. У детей были испитые, старческие лица.
– А когда шофером работали, – спросил Кларенс, – всё-таки значительно лучше было?
Грузчик махнул рукой.
– Вот мы все американцы, а дети даже не знают, что такое телефон или ванная комната. Мы никогда не ходим в кино. И раньше не ходили, а теперь тем более. Никогда не слушаем радио и не читаем газет. То, что люди изобретают и придумывают хорошего, – всё не для нас.
Кларенс поманил к себе девочку. Та несмело подошла к нему.
– Ходишь в школу?
Девочка молчала. У нее был отсутствующий, пустой взгляд.
– Она не слышит, – пояснила жена грузчика, стоявшая тут же, в углу комнаты. – У нее дифтерит был, и с тех пор она не слышит.
– Но ведь так же она совсем глухой может остаться, – испуганно сказал репортер. – Надо лечить.
– Надо, – равнодушно согласилась женщина. – Только у нас денег нет. – Затем так же равнодушно она пояснила. – Она меня уже по губам понимает. А отца еще нет. Но потом привыкнет. Девочка слабо улыбнулась. Она догадалась, что речь идет о ней.
Самым тяжелым для Кларенса было во всем этом то, что Кейн и его жена не возмущались и даже не жаловались. Они просто рассказывали, как идут дела: вот такова жизнь, и ничего не поделаешь.
– Послушайте, – сказал он с надеждой. – А если вам уехать? Всё-таки здесь жизнь очень дорогая. На фермах, по-моему, легче.
Кейн пожал плечами.
– У меня жена переписывается с братом. Он в Арканзасе живет. Издольщик. Она ему написала, что хочет приехать, и вот что он ответил.
Кейн поднялся со своего полена, выдвинул ящик покрытого клеенкой стола и, пошарив, достал оттуда аккуратно сложенный листок.
– Я вам сейчас почитаю.
Некоторое время он шевелил губами, разбирая неровные строчки.
– Вот здесь.
Он начал читать:
«А насчет того, что ты хочешь приехать, я тебе расскажу про наши дела, и ты всё поймешь. Я всё лето работал на тракторе и получил 285 долларов. Хлопка мы на своем участке вырастили 14 кип. Из них 6 досталось нам. Остальное отдали за аренду. Свою долю мы продали за 81 доллар. Минни тоже работала, и обоих ребят я посылал к мистеру Уистону ходить за коровами. Так что все вместе мы за год заработали около 500 долларов. Питаемся мы только бобами и солониной. В ней одни волокна, а жира совсем нет. Одежда у нас износилась, а новой купить не на что. Тут многие осенью посылают детей в город просить милостыню, и мне тоже так придется сделать. Издольщики говорят, что за нас кто-нибудь должен очень крепко взяться, иначе мы все пропадем. Если будешь мне еще писать, посылай в конверте марок. Иначе мне не ответить.
Твой Джордж Донан».
Кейн аккуратно сложил письмо.
– Мы сами должны за себя взяться, – прервал молчанье Грегори. – Тут всё дело в том, что никто другой не возьмется.
Когда они попрощались с грузчиком, Кларенс почувствовал, что ему стыдно оттого, что он зарабатывает 400 долларов в месяц.
– Ничего, – сказал Грегори, с которым он поделился этой мыслью, – это не вам должно быть стыдно, а тем. – Он мотнул головой, показывая куда-то вверх.
К концу недели репортер приходил в профсоюз, как к себе домой.
Однажды Грегори, который знал, что Кларенс работает в газете, попросил его составить для профсоюзного листка статью о рейдах, предпринятых хозяйским профсоюзом с целью перетащить людей от швейников.[7]7
В США реакционные профсоюзы часто устраивают такие рейды. В этих случаях рабочим предлагают более выгодные условия работы. Нечего и говорить, что эти обещания являются только приманкой.
[Закрыть]
Он постарался написать как можно лучше и покраснел от радости, когда Грегори, прочтя статью, сказал с очевидным удовольствием:
– Вот это толково написано! Мне так, пожалуй, никогда не сделать.
Однажды, улучив момент, когда они были вдвоем с Грегори, репортер осторожно спросил:
– А что, это правду говорят, что ваш профсоюз «красный»?
Грегори подумал. Затем он неохотно сказал:
– А кто его знает! Если среди наших и есть настоящие «красные» с партийным билетом, они об этом при нынешнем положении дел не кричат. Какая, в конце концов, разница? Лишь бы профсоюз по-настоящему боролся за интересы своих членов.
Кларенс вполне согласился с этим. Его только удивило, с какой скоростью он сам перекочевал из лагеря Докси и Бирна в противоположный.
Когда список тех, кто решил поддержать обвинение, достиг уже сотни имен, в комитете профсоюза состоялось совещание. Присутствовали члены комитета, адвокат Сентнер, Кларенс и несколько грузчиков.
Хастон коротко познакомил всех с тем, что было сделано. В порту положение накалялось с каждым днем. Тем из рабочих, кто знал о том, что готовит профсоюз швейников, сдерживаться было всё труднее. Вдень ближайшей выдачи зарплаты могло вспыхнуть стихийное возмущение. Осмелели, глядя на других, и те грузчики, которые еще не были охвачены организацией. Боер со своими подручными чувствовали – что-то готовится. Бандиты стали грубее и старались вызвать рабочих на скандал.
Слушая его, Кларенс вспоминал свою первую поездку в порт и разговор с грузчиками в доках. Тогда казалось, что этим людям, вялым, запуганным, усталым ничем нельзя помочь.
Стоя по привычке у стола и глядя в свои записи, Хастон сказал:
– Медлить нам больше нельзя. Я предлагаю в день выдачи получки вывести всех грузчиков к воротам порта. Каждый из тех, с кем уже говорили, должен взять своих товарищей. Когда люди увидят, как их много, они перестанут бояться бандитов. И в тот же день мы обратимся в суд и начнем процесс.
Дата выступления вызвала споры. Грегори предложил вторник, когда бандиты обычно проводили сбор денег.
– Люди придут с деньгами и вернутся домой с ними же. Это произведет на них больше впечатления.
После обсуждения собрание решило остановиться на понедельнике.
– Самое главное – сохранить всё в тайне, – предупредил Хастон.
Когда все расходились, адвокат Сентнер обратился к репортеру:
– Пожалуй, уже пора достать подлинные показания Бенсона. Если ваш главный редактор их отдаст, будет очень неплохо. Можно и без этого обойтись, но надо попробовать.
На другой день Кларенс решил, что он отправится к Бирну к концу смены. Это решение совпало с одним обстоятельством, которое усилило уверенность репортера в том, что он должен немедленно расстаться с «Независимой».
Накануне вечером Докси дал ему груду материала для обработки. Просматривая ее, Кларенс наткнулся на статью, подписанную доктором Фрэнком Эристом, занимающим кафедру экономики в местном университете.
Автор обрушился на руководство профсоюза швейников. Хастон, Грегори и еще несколько лиц, теперь хорошо знакомых Кларенсу, назывались в этой статье «агентами Москвы, утопающими в роскоши за счет ограбленных ими рабочих швейных предприятий».
В другое время Кларенс сократил бы те места, которые показались ему растянутыми, расширил то, что, по его мнению, требовало этого, и отнес бы материал наверх к начальнику отдела.
Теперь статья возмутила его.
Собрав разрозненные листки, он вошел к Докси и, положив статью на стол начальника отдела, заявил, что не может работать с этим материалом.
Докси мельком взглянул на листки и поднял на Кларенса рассеянный взгляд.
– В чем дело? Плохо написано?
– Никуда не годится, – сказал Кларенс. Он не испытывал прежней робости перед начальником отдела и наслаждался этим. – Паршиво всё от начала до конца.
– Ну, так поправьте, – сказал Докси.
– Тут нечего исправлять, – Кларенс хотел продлить наслажденье. – Вранье от первой до последней строчки.
Докси проглядел листки более внимательно, поднял на лоб очки и удивленно взглянул на Кларенса. Он всё еще не мог понять, в чем дело.
– Какая муха вас укусила, Кейтер? Написано, как всегда пишут. Сократите самые длинные предложения и пускайте в набор.
Кларенс пожал плечами.
– Речь идет не о стиле. Я имею в виду содержание.
– И по содержанию здесь всё как следует, – недоуменно сказал начальник отдела.
Кларенс усмехнулся.
– Вы думаете? Взгляните, что там сказано про швейников!
Докси в третий раз просмотрел статью. Он откинулся на спинку кресла и агрессивно сказал:
– Ну, и в чем вопрос?
Кларенс бросил свой иронический тон.
– Всё, что здесь говорится про швейников, – гнусная клевета и подлая выдумка.
Докси подумал минуту.
– Повторите-ка еще раз, – сказал он наконец. – Я не уверен, что правильно вас понял.
– Пожалуйста. Этот доктор знает о швейниках не больше, чем я о персидской живописи. Он врет, потому !что за это ему хорошо заплатят.
Докси помолчал, затем тихим голосом спросил:
– Вы отдаете себе отчет в том, что вы говорите?
– Яснее, чем когда-либо в жизни.
– Вам не кажется, что с такими взглядами вам трудно будет работать в нашей газете?
– Конечно, кажется. Об этом я и пришел сказать.
Докси вырвал листок из блокнота, написал на нем несколько строчек и протянул Кларенсу.
– Зайдите к кассиру и убирайтесь отсюда ко всем чертям.
Кларенс взял листок и повернулся к Докси спиной. Сначала он хотел сказать еще начальнику отдела, что он о нем думает, потом отказался от этой мысли. Тот всё равно не поймет.
Когда он был возле двери, Докси остановил его:
– Послушайте! А почему вы думаете, что здесь написано о швейниках неправильно?
– Я их знаю, – сказал Кларенс.
– Откуда?
У Докси был вид рыболова, который знает, что рыба вот-вот клюнет.
– Откуда вы их знаете?
Не отвечая, Кларенс вышел.
Бирн был у себя в кабинете. Девушка-секретарь справилась у него по телефону и проворно растворила перед репортером тяжелую дверь.
Когда Кларенс ступил на пушистый ковер, Бирн держал возле уха телефонную трубку.
– Хорошо, хорошо. Буду иметь в виду.
Вероятно, Докси сообщал главному редактору о только что состоявшемся разговоре. Ну что же. Тем лучше.
Бирн положил трубку на аппарат.
– Здравствуйте, мистер Кейтер.
У него был обычный вид человека, совершенно удовлетворенного жизнью и сознающего, что он устроен в ней неизмеримо лучше других.
Так как Кларенс не поздоровался в ответ, Бирн удивленно приподнял брови, затем, как бы покоряясь тяжелой необходимости разговаривать с невежливым человеком, склонил голову.
– Чем могу быть полезен, мистер Кейтер?
Но Кларенсу, наоборот, хотелось быть невежливым. Подойдя к столу поближе, он сказал:
– Послушайте, вы у меня взяли тогда показания Бенсона. Теперь они мне нужны.
Брови Бирна чуть шевельнулись.
– Зачем? – спросил он очень тихо.
– Думаю, что вас это не касается.
Бирн склонил голову набок и задумался. В кабинете повисла настороженная тишина, та самая, которая так угнетала репортера во время его первой встречи с главным редактором. Кларенсу хотелось разорвать эту тишину, и он громко откашлялся.
– А если, – сказал, наконец, Бирн, – если я вам не отдам этих показаний?
– Я подам в суд, – ответил Кларенс. – Вас заставят отдать.
– В суд! – На лице у Бирна выражалось безмерное удивление. – Разве у вас есть свидетели?
Кларенс вспомнил лицо Докси и его подобострастное поведение здесь, в кабинете. Конечно, он не выступит свидетелем. Они скажут, что никаких показаний и не видели. Значит, они оказались хитрее его.
Репортер сунул руки в карманы.
– Ну, тогда, – сказал он, стоя прямо перед Бирном, – Тогда я скажу вам, что вы такой же убийца, как и сам Дзаватини. Вы прохвост и подлец.
Бирн сделал рукой слабое движение к звонку. Он сидел съежившись, очевидно боясь, что Кларенс ударит его… Лицо у него начало краснеть.
– Да, да, – повторил Кларенс. – Вы такой же убийца. Только еще подлее, потому что прикидываетесь порядочным человеком. Мне даже плюнуть на вас противно.
На лестнице, пересчитав полученные у кассира деньги, Кларенс засмеялся. Ну что же! С газетой покончено.
Еще ни разу в жизни он не решался так разговаривать с людьми, стоящими выше его по общественному положению.
Выйдя на улицу, он оглянулся на здание «Независимой».
Шестнадцать этажей тянулись вверх ровной черновато-серой стеной. Нижняя часть здания была облеплена вывесками магазинов и щитами электрической рекламы, но наверху однообразная казарменность бетона и стекла не нарушалась ничем.
Что в этой огромной безобразной коробке внушало ему когда-то такое уважение? Небоскреб как небоскреб. Пожалуй, еще более безвкусный, чем другие постройки этого типа. И люди, которые там работают, не умнее и не образованнее, чем где-нибудь в другом месте.
Он усмехнулся, вспомнив о своей прежней гордости. Нет, теперь он уже не испытывал бы чувства превосходства над другими, если б ему пришлось вернуться в газету. Да он и не вернется. Куда? К Докси с его лисьей мордой! К беспринципным запуганным репортерам отдела! Тьфу!..
Кларенс чувствовал себя совсем новым, уверенным в себе человеком. Если начать борьбу, то в конце концов можно добиться всего.
Поздно вечером в профсоюзный комитет прибежал взволнованный Дан. В комнате Хастона за списком грузчиков сидели Кларенс и Грегори.
– Бандиты избили Дугласа!
– Какого Дугласа?
Грегори поспешно подошел к Дану.
После сбивчивого рассказа выяснилось, что на верфях во время перерыва Дан разговорился с пожилым грузчиком Дугласом, которого намеревался вовлечь в организацию борьбы с гангстерами. Во время разговора к ним подошел некий Чинг, относительно которого давно существовало подозрение, что он является шпионом шайки. Дуглас поссорился с Чингом, и в тот же вечер старика в бессознательном состоянии нашли в пустом складе возле северной стороны.
– Чинг подошел и спрашивает, – повторил Дан. – «О чем это вы разговорились?» А Дуглас ему говорит: «Проваливай отсюда. Не твое дело». А тот его спрашивает: «Давно ты такой храбрый стал?» А Дуглас ему…
– Подожди! – прервал его Грегори. – Что ты ему успел сказать?
– Кому?
– Дугласу, конечно.
– Ничего не успел. Я ему только сказал, что невозможно столько платить шайке. А он мне ответил, что лучше вообще не работать, чем столько получать.
– Ну, хорошо. – Грегори облегченно вздохнул. – Теперь самое опасное положение. Последние дни. Если бандитам удастся открыть людей, на которых мы опираемся, они постараются их убрать.
– А как Дуглас? – спросил Кларенс.
– Его в портовую поликлинику отвезли, – ответил Дан. – Еще в себя не приходил. Три ребра сломано.
Кларенс предложил навестить грузчика, но Грегори не поддержал его.
– За поликлиникой могут следить. Каждый, кто к нему пойдет, навлечет на себя подозрение.
На улице Дан сказал:
– Як себе домой не пойду. Вдруг они ночью за мной придут. Ведь это я с Дугласом разговаривал, когда Чинг к нему пристал.
Грегори дал Дану записку к своей жене.
– Переночуешь у меня.
Грегори должен был еще по профсоюзным делам поехать на швейную фабрику. Кларенс пошел проводить его до автобусной остановки и по дороге рассказал о ночном посещении гангстеров.
Когда он кончил, Грегори остановился и повернулся к нему.
– С этим не шутят. Почему вы раньше не говорили?
Кларенс пожал плечами.
– Как-то некогда было.
– Послушайте, – Грегори подумал. – Идите тоже ко мне ночевать. Как-нибудь переспите на полу вместе с Даном. А потом устроитесь где-нибудь.
Но сегодня должно было прийти письмо от Люси, и Кларенс решил, что еще одна ночь ему ничем не грозит. Если бандиты не появлялись до сих пор, вряд ли они что-нибудь подозревают.
Грегори принялся его уговаривать, но репортер был тверд.
– Завтра переберусь куда-нибудь к вам поближе. А сегодня переночую дома последний раз.
Подошел автобус Грегори, они попрощались, и Кларенс отправился домой.
Он собирался поужинать в аптеке у Барли и заодно повидаться с ее хозяином.
Со станции метро он направился прямо к аптекарю, просидел у него около часу, и, простившись, вышел на Парковую.
Уже стемнело, моросил мелкий осенний дождь. В лужах на асфальте отражался свет фонарей. Редкие прохожие торопливо пробегали навстречу репортеру.
Кларенс шел, расстегнув пальто и сунув руки в карманы. Он испытывал какое-то, не вполне ясное ему ощущение радости. Такое, какое бывает в детстве, когда, проснувшись, чувствуешь, что в жизни случилось что-то очень хорошее, и только потом вспоминаешь, что тебе вчера подарили велосипед.
Кларенс попытался разобраться в этом ощущении.
Он перебрал в памяти события последних дней и нашел то, что искал. Это была встреча с Родом. Тем самым Родом, которого прогнали с работы как раз в день, когда Кларенс впервые отправился в порт.
Они встретились на университетской, возле табачного магазина, лицом к лицу. У Рода был сосредоточенный вид торопящегося делового человека. Он на ходу сухо кивнул Кларенсу и прошел мимо. И Кларенс тоже торопился тогда и почти сразу забыл об этой встрече.
Но теперь он понял, что этот незначительный случай и вызвал в нем сейчас чувство удовлетворения. Значит, Род вовсе не погиб, уйдя из газеты. Он нашел таких же, как он, и работает теперь с ними.
Кларенс подумал, что они с Родом могли бы теперь пожать друг другу руки, как равные. Теперь нет уже того робкого, запуганного репортера, который испытывал нервную дрожь всякий раз, когда его вызывали к начальнику отдела.
Как давно всё это было! Прошло всего каких-нибудь две – три недели, если судить по календарю. Но в действительности его отделяет от 19 сентября целая историческая эпоха. Такое впечатление, что он и не жил тогда.
– Разрешите прикурить!
Кларенс вздрогнул и остановился. Задумавшись, он не заметил, что прошел уже половину Парковой и стоял теперь на углу Восьмой, рядом с будкой телефонного автомата.
Он рассеянно протянул спички коренастому мужчине в темном плаще с непокрытой головой. Тот прикурил и поспешно кинулся к автомату.
Репортер зашагал дальше. Какая-то особенность в лице мужчины привлекла его внимание. То ли это было выражение, уже встречавшееся ему, то ли какая-то неправильность в чертах.
Пройдя несколько домов, Кларенс оглянулся. Мужчина, очевидно уже позвонивший, куда ему нужно было, шел сзади. Его широкоплечая фигура в темном плаще выделялась отчетливо на фоне освещенного тротуара, но лица было не разглядеть. Напрягая память, Кларенс представил себе его глубоко сидящие глаза, широкие скулы, нос. Да, всё дело было в носе. Репортер улыбнулся, догадавшись, наконец. Такие люди глядели со спортивных страниц каждой газеты. Мужчина, спросивший у него спички, был когда-то боксером. У него был сплющенный нос.
Впереди, в нескольких шагах от Кларенса лучи света падали на тротуар из освещенной витрины булочной.
Репортер вспомнил, что дома у него нет хлеба, и свернул в магазин.
Знакомый продавец спросил его, почему перестала бывать миссис Кейтер и как здоровье девочки. Кларенс сказал, что жена уехала. Они поболтали несколько минут, затем, сунув под мышку пакет с хлебом, Кларенс вышел на улицу.
Дождь кончился, от деревьев веяло свежим запахом листвы. На Парковой было уже совсем пусто.
Репортера дома никто не ждал, он шагал не торопясь. Разговор с продавцом вернул его мысли к жене и дочери. Люси сообщала в последнем письме из Минесоты, что работу найти трудно, но она уже ведет переговоры в одной из газет и что бабушка балует Кэт.
Кларенс знал, что ему еще не скоро удастся увидать семью. Процесс против бандитов будет долгим, и до конца его на отъезд из города рассчитывать нельзя.
Позади него возник шум быстро идущей машины. Кларенс обернулся. Большой автомобиль несся рядом с тротуаром, разбрызгивая скопившуюся у обочины воду. Кларенс едва успел отскочить к стене дома, чтобы брызги не попали на него.
Хлеб вывалился у него из под мышки на тротуар. Репортер нагнулся, чтобы поднять его и, выпрямляясь, увидел позади себя, шагах в двадцати, того же мужчину, который спрашивал у него огня.
Кларенс отряхнул подмокшую бумагу и пошел. Автомобиль, качаясь на неровной мостовой, уходил всё дальше и скрылся впереди, возле железнодорожного переезда.
Репортер миновал меховой магазин с дремлющим на маленькой скамейке сторожем в толстом пальто и вдруг остановился, пораженный внезапной мыслью.
Почему мужчина в плаще снова оказался позади него? Ведь в булочной он пробыл не меньше десяти минут. За это время мужчина должен был уйти далеко вперед. А если…
Кларенс посмотрел назад. Мужчина всё так же шел невдалеке.
И репортер понял. Конечно, это бандит. Мужчина, очевидно, следил за ним уже давно. Может быть, от самого профсоюзного комитета. Возле аптеки он, видимо, подошел, чтобы убедиться, что это именно тот, кого ему надо, и, убедившись, позвонил своим по телефону. Значит, его будут встречать где-нибудь здесь, на улице, а может быть возле самого дома.
Но почему именно сегодня? Ведь бандиты не могут знать о его связи с профсоюзом. Как же им могло прийти в голову, что его не напугали их угрозы? Выдал ли всех их кто-нибудь из грузчиков, с которыми они разговаривали? Нет, не может быть. А что, если…
Докси! Кларенс чуть не вскрикнул. Конечно, Докси, которому он проговорился сегодня о том, что знает людей из профсоюза. Докси сказал об этом Бирну, а тот позвонил Дзаватини. Ах, вот в чем дело! Ну что же, война так война!
Он оглянулся. Бандит шел позади, сохраняя всё то же расстояние. Мысли репортера заработали с лихорадочной скоростью. Вернуться обратно к меховому магазину, пока гангстер еще не дошел до него? Нет. Старик сторож снаружи ничем не сможет помочь ему. А тот, что внутри, поднимет тревогу только если бандиты будут рваться в магазин. Идти вперед? Но бандиты наверняка будут ожидать его на пустыре или возле дома. Повернуть назад навстречу боксеру, миновать его и пойти к центру города? А что там делать? Обратиться в полицию и сказать, что его преследуют бандиты, или просто подойти к первому попавшемуся полисмену? Но тот только посмеется над ним. Полисмены на посту никогда не связываются с гангстерами из крупных шаек. Да и, кроме того, боксер не позволит ему пройти мимо. Наверняка у него есть кастет и револьвер. Они никогда с этим не расстаются…
Навстречу Кларенсу медленно шла пожилая сгорбленная женщина. Кроме нее, на улице не было никого.
К собственному удивлению, репортер не ощущал страха – только ненависть к Докси и гангстерам. Он вспомнил, как около двух недель назад, возвращаясь также от Б ар л и, он испугался какого-то прохожего. Тогда ему нечего было бояться, никакой реальной опасности не было, и тем не менее им овладел панический безнадежный страх. А теперь страшная угроза была налицо, и он был спокоен.
Значит, он победил свой страх. Тогда он боялся бандитов, они казались ему всесильными. Теперь он знал, что это не так.
Он замедлил шаги и, прислушиваясь к звуку капель, падающих с крыш на тротуар, закурил. Что же всё-таки делать? Пожалуй, быстро идти вперед, вбежать в будку телефона-автомата, в которой он прятался тот раз, и позвонить. Кому?.. Конечно, Грегори. Или Хастону. Если он застанет кого-нибудь из них дома, они тотчас выедут на помощь ему.
На сердце у него потеплело, когда он вспомнил о них. Нет, теперь он не одинок. Он ускорил шаги и тотчас услышал, как человек сзади сделал то же самое.
Впереди показалось два огонька. Приближался автомобиль. У Кларенса мелькнула новая мысль. Кинуться навстречу машине, стать на дороге, остановить ее и объяснить, в чем дело. При людях бандит, преследующий его, не посмеет стрелять.
Машина была уже недалеко. Кларенс быстрыми шагами сошел с тротуара. Сзади раздался резкий свист. Не понимая, что это означает, но уже чувствуя, что сигнал относится к автомобилю, Кларенс стал в нерешительности.
Неожиданно машина остановилась в двух шагах от него. Заскрипели тормоза. Задняя дверца со стуком растворилась.
Кларенс понял, что это значит. Он бросился на тротуар. Но было уже поздно. Выскочивший из машины человек двумя прыжками нагнал его, занес руку с чем-то блестящим в кулаке, и репортер, ощущая внезапно вспыхнувшую резкую боль в затылке, повалился лицом на асфальт.
Кларенс очнулся через полчаса. Он лежал скорчившись на какой-то трясущейся поверхности. Кругом была абсолютная темнота. Он чувствовал, как что-то тяжелое давит на него сверху, и ощущал тупую боль в затылке. Рядом что-то рокотало. Пол под ним вздрагивал. Он вздохнул, напряженно стараясь понять, что произошло.
– Что, не очнулся еще? – спросил чей-то голос над ним.
Другой ответил.
– Нет, лежит смирно.
– А ты его не сильно двинул? Как бы он вообще не подох.
– Нет, что ты! Я его только чуть-чуть и стукнул. Даже крови не было.
Кларенс до боли прикусил губу. Он чуть не вскрикнул. Ах, вот в чем дело! Его схватили бандиты. Схватили и везут куда-то. Тряская поверхность под ним была кузовом автомобиля. Значит, это та самая машина, которая сначала обогнала его, а потом вернулась.
Кларенс вздохнул еще раз и сам сжал зубы. Очевидно, ему обернули голову какой-то темной материей. Потому и темно. А тяжесть сверху – это ноги бандитов. Они сидят на заднем сиденьи, а ноги положили на него.
У него очень затекла рука, подвернутая под грудь, но он не решался шевельнуться. Пусть думают, что он еще не пришел в себя.
Отрывочные мысли одна за другой мелькали в его сознании. Куда его везут, где они сейчас едут?
Он прислушался, стараясь сквозь шум мотора уловить звуки уличного движения. Но вокруг было тихо. Казалось, что машина мчится в пустоте. Значит, они уже за городом. Где-нибудь на пригородном шоссе.
Куда же они едут? Наверное, в какое-нибудь укромное место, где бандиты обделывают свои дела.
Много раз в газетах ему приходилось читать эти строчки: «Похищен такой-то… Найден убитым такой-то». Они с Люси всегда равнодушно пропускали такие сообщения. Обычно речь в таких случаях шла о профсоюзных организаторах, о тех, кого называли «красными». Кларенс сам никогда даже не пытался представить себе, что может существовать человек, которого гангстеры схватили и везут на расправу и гибель. Какие мысли овладевают им в этот страшный час?
И вот теперь это пришло к нему. В газетах напечатают: «Похищен Кларенс Кейтер, ранее работавший репортером в „Независимой“». А может быть, и не напечатают ничего. Пожалуй, это вернее.
Зачем они везут его? Почему его не убили сразу? Очевидно, они хотят узнать от него что-нибудь.
Тяжесть, давившая ему на спину, переместилась. Чей-то голос сказал:
– Я лучше посмотрю, жив он или нет. Если он умрет, Обезьяна нам задаст.
– Ну посмотрим.
Кларенса приподняли. Он закрыл глаза.
Бандиты сдернули материю у него с головы; он почувствовал сквозь веки свет, ударивший ему в лицо.
– Жив, – сказал один из гангстеров. – По-моему, он даже в себя пришел. Притворяется.
– Ну, бросай его обратно.
Его опустили на пол лицом вниз.
«Обезьяна»! Обезьяна – это Боер. Ах, вот в чем дело! Он нужен Боеру. Впрочем, какая разница? Боер или кто-нибудь другой…
Зачем же он им понадобился? И вдруг беспощадная страшная правда молнией сверкнула в его сознании. Они хотят узнать у него, что сделано в порту. Хотят узнать имена грузчиков, – может быть, день общего выступления. Они будут пытать его.
«Господи, боже мой!» – Кларенс покрылся холодным потом. И из этой чаши ему придется испить…
Машина шла ровно, не снижая и не повышая скорости. Глухо рокотал мотор. Бандит, сидевший за рулем, – коренастый мужчина со сплющенным безобразным носом – напряженно всматривался в бегущий ему навстречу черный асфальт. Стрелка спидометра вздрагивала на 60-ти.
Откуда может явиться помощь? Завтра утром он не придет в профсоюз, и Грегори тотчас поймет, что дело не ладно. Люди кинутся разыскивать его. Хастон, Стил, может быть, та девушка, которая неприветливо встретила его, когда он появился впервые у швейников. Может быть, тот рабочий, у которого они сидели так долго однажды вечером. Они побегут в полицию, они пойдут в редакции газет. Они не оставят его, нет. В этом он был уверен. Хастон и его товарищи не успокоятся. Нет. Это не такие люди. Они привыкли брать на себя заботы каждого, горе каждого, боль каждого.
А он сам? Хватит ли у него сил выдержать пытки? Сможет ли он взять на себя боль и муки, которые они предназначают другим – грузчикам в порту, швейникам, Розите Каталони?
Репортер судорожно вздохнул, лежа на дне автомобиля. Он знал теперь, что находится на самом переднем рубеже. Добро и зло сошлись в смертельной схватке, и линия этой борьбы проходила через его сердце…
Автомобиль резко замедлил ход. Шофер вывернул направо с шоссе. Некоторое время машина шла проселочной дорогой; маленький сказал:
– Стой! Кажется, это Альберт встречает.
Бандит за рулем поспешно выключил сцепление и на-жал на тормоз.
Мотор сделал несколько оборотов на холостом ходу и заглох.
Тот, кого маленький назвал Альбертом, отворил дверь и тревожно спросил:
– Ну что, привезли?
– А как же, – ответил верзила.
Он выбрался из машины вслед за маленьким и дернул Кларенса за полу пиджака.
– Выходи.
Репортер решил, что уже нет смысла притворяться. Что должно прийти, всё равно придет. Несколько минут не имели значения.
Кларенс приподнялся, но забытая уже боль в затылке вспыхнула вновь, он упал.
Верзила дернул его на себя и вытащил из машины. Кларенс больно стукнулся подбородком о подножку. Он едва не застонал, но сдержался. Это только начало. Самое главное впереди.
Бандиты поставили его на ноги и встряхнули.
Кларенс огляделся. Ночь была безлунная. Они стояли на каком-то лугу. Свежий запах травы ударил репортеру в ноздри. Но ему сейчас было не до этих ощущений. Впереди темнел контур небольшого, очевидно двухэтажного, здания. Это и была цель их путешествия.
