Текст книги "Надежда"
Автор книги: Север Гансовский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)
– Но, может, у вас зарплата двадцатого? Не получилось ли так, что вы выдали днем раньше на этот раз?
– Зарплату выдали, как всегда.
– Сколько получил у вас убитый последний раз?
– 90 долларов… Точнее 91,30.
– Значит, всего в месяц у вас люди получают около 180?
– Да около. Обычно больше… Когда бывает работа.
– Вам не известно, какого поведения был Петро Каталони?
– Мне ничего не известно.
– Как он вел себя, когда получал зарплату?
– Не знаю. Я его вообще не помню. Я вам говорил, что он у нас работал только два месяца.
– Вы никогда не слыхали, чтобы он напивался, буянил или дрался на работе?
– Нет, не слыхал.
– А если бы он это делал, вам бы стало известно?
– Пожалуй, стало бы. Мы таких не держим.
– Значит, он вел себя как следует?
Бухгалтер поднялся.
– Знаете что, – сказал он озлобленно. – Вы мне не приписывайте того, что я не говорил. И не записывайте этого в свою книжку. Я не знаю, как он себя вел и знать не хочу… Вы записали, что, по-моему, убийство не было совершено с целью ограбления, вычеркните это. Я вам вообще ничего не говорил, кроме того, что он работал здесь два месяца и последний раз получил зарплату 19 сентября.
– Чего вы горячитесь? – спросил Кларенс с удивлением. – Вы себя так ведете, будто я вас подозреваю в убийстве. Не бейтесь, я вас ни в чем не подозреваю. Я хочу только собрать материал для своей газеты.
– Я и не боюсь. – Бухгалтер вышел из-за стола и принялся нервно расхаживать по комнате. – Пусть тот боится, кто делает темные дела. А мне бояться нечего.
Кларенс задал еще несколько вопросов, взял у бухгалтера список рабочих той группы, к которой принадлежал убитый, и, узнав, что сможет завтра с утра найти их в порту, удалился.
Придя в редакцию и позвонив Люси, он сел за стол и написал:
«Установлено имя жертвы 21 сентября в порту.
Обнаруженный 21 сентября в порту труп, как выяснилось, принадлежит сицилийцу 28 лет, Петро Каталони.
Убитый два месяца работал портовым грузчиком от агентства № 14. После него осталась жена и двое детей. Как сообщил бухгалтер агентства, нет оснований предполагать, что целью преступления был грабеж. За время работы за Каталони не замечалось ничего такого, что могло бы привести его к печальному концу. Версия об убийстве по мотивам ревности отпадает, и, таким образом, решающего слова по поводу этого преступления еще не сказано. Сыщик № 6 от портового участка полиции отказался сообщить нашему корреспонденту местонахождение семьи убитого и свои соображения относительно личности преступника!»
Кларенс позвонил в городское управление полиции и после недолгих переговоров добавил к заметке несколько строчек:
«Настоящий случай является четырнадцатым по счету убийством в порту за год. Жители города хотят знать, чем они обязаны этому печальному обстоятельству».
В своем кабинете Докси бегло просмотрел заметку. Затем, не выпуская ее из рук, поговорил по телефону… с заместителем редактора и с наборной.
– Пойдет, – сказал он Кларенсу. – Только мы ее разобьем на две части. Понимаете, в чем дело? «Вечерние новости» и вечерний выпуск «Времени» уже вышли. Так что до утра, то есть до утренних выпусков они уже этого не опубликуют. А мы дадим половину в вечернем и половину завтра – в утреннем выпуске. Это две самые большие газеты. На мелочь-то нам наплевать.
– А почему не всё сразу? – спросил Кларенс.
– Потому что, если мы хотим привлечь внимание Публики к этому делу, надо писать о нем в каждом выпуске. А если мы всё, что знаем, поместим сразу, нам нечего будет печатать завтра. Кроме того, утром публика будет думать, что последние сведения получены ночью, и, таким образом, дело непрерывно двигается вперед.
Докси отдал заметку Кларенсу.
– Разбейте ее на две части. Только поскорее, чтобы мы ее сейчас же пустили в наборную. И прибавьте какой-нибудь лирики, что ли. Чтобы было побольше. – Докси задумался. – И потом, не надо пока набрасываться на полицию.
В окончательном виде заметка выглядела так:
«Установлено имя жертвы 21 сентября в порту. Обнаруженный 21 сентября в порту труп принадлежит двадцативосьмилетнему Петро Каталони. Подобно многим своим соотечественникам, Петро приехал из Сицилии к нам в Штаты искать счастья, но страна свободы оказалась ему мачехой. Установлено, что Петро безупречно вел себя на работе. Версия об убийстве на почве ревности не подтвердилась. Сыщик № 6, известный раскрытием нескольких сложнейших преступлений, клянется найти убийцу. Читайте подробности в нашем утреннем выпуске».
Вторая заметка для утреннего выпуска «Независимой» гласила следующее:
«Несчастная жена убитого Петро Каталони и двое его детей молят о правосудии.
Установлено, что двадцативосьмилетний Петро Каталони прибыл в Штаты из Сицилии. После убитого остались жена – красавица итальянка и двое детей. Убийство Каталони – не первое преступление в порту за этот год. Сыщик № 6 продолжает розыски. Читайте наш вечерний выпуск».
Новый вариант понравился Докси.
– Вычеркните в первой заметке, что версия о ревности теряет почву, – сказал он Кларенсу.
– Зачем?
– Мы напишем в вечернем, что версия о ревности подтвердилась, – объяснил Докси, – а в утреннем, – что она опровергнута и возникла новая – об ограблении. Эту версию мы опровергнем завтра вечером, и у нас всё время будет свежий материал.
Кларенс исправил обе заметки и, договорившись поехать завтра с утра в порт, отправился вниз.
На улице он задержался на несколько минут у подвальных окон здания. Здесь помещалась типография.
За частой решеткой был виден ярко освещенный зал. Огромные машины стояли на кафельном полу. Из подвала несло жаром. Фигуры рабочих возле машин казались маленькими и ничтожными рядом со сложными агрегатами ротационок.
Это был мир газеты, и Кларенс снова почувствовал некоторую гордость оттого, что он принадлежал к нему. Здесь бился пульс целого города, и даже штата. Приятно знать, что ты работаешь в таком важном учреждении.
– Любуетесь?
Кларенс поспешно обернулся. Докси садился в свой автомобиль. Кларенс кивнул ему и пошел к автобусной остановке. Нехорошо, когда начальство видит, что ты ничего не делаешь. Даже в нерабочее время.
Поздно вечером после ужина, уложив Кэт, Кларенс и Люси пошли в кинотеатр посмотреть новый фильм с участием Джозефа Динка. Фильм был гангстерский – с похищением, погонями, перестрелками и убийствами. Главный герой (его играл Джозеф) поставил своей целью разоблачить группу бандитов, работающих на лотерее в предместье большого города. Узнав об этом, гангстеры похитили его невесту. Глядя на красивое умное лицо Джозефа, то напряженно размышляющего, то принимающего мгновенные и смелые решения, Кларенс думал о том, как далеко ему самому до такого героя. Фильм был снят со знанием дела, действие развивалось стремительно и напряженно, и к концу картины Кларенс увлекся вместе со всеми зрителями.
Когда в зале вспыхнул свет – это был последний сеанс – и все, облегченно вздохнув, поднялись с шумом со своих мест, Кларенс чувствовал себя таким же сильным, смелым и безжалостным, как Джозеф, так же готовым мгновенно выхватывать револьвер из заднего кармана или точным ударом в челюсть бросать противника наземь. Ему хотелось, чтобы перед ним возникла какая-нибудь неожиданная опасность, и он справился бы с ней так же легко и красиво, как герой картины. И большинство мужчин вокруг, которые перебрасывались со знакомыми и с женами отрывистыми и нарочито грубыми репликами, наверное чувствовали то же самое. Они внимательно вглядывались друг другу в лица, предполагая в других мужчинах тайных гангстеров, а в женщинах – их пособниц.
На улице моросящий дождь, глубокие лужи на мостовой и очередь на автобус вернули Кларенса на землю. Вздохнув, он взял Люси под руку. В конце концов он только маленький репортер в газете-и ничего больше. Он совсем не герой и любит почитать увлекательный роман перед сном, обожает вечерний чаи в обществе жены и дочери, осенью предпочитает носить теплое белье, чтобы не простудиться, и мечтает о тридцатидолларовой прибавке к жалованью.
Автобус тяжело приседал на ухабах пригородного шоссе, – Кларенс и Люси жили за городской чертой, где квартиры были дешевле. Пассажиры, уставшие и сонные, уже не казались Кларенсу героями каких-то романтических историй, а просто обыкновенными людьми – участниками повседневной хлопотливой обычной сутолоки, которая называется жизнью.
Постепенно в нем поднималось какое-то раздражение против увиденного фильма. Он не мог понять, что ему там не нравится. Это дошло до него только когда они уже вышли из автобуса и Люси спросила его о том, когда будут хоронить Петро Каталони.
– Не знаю, – ответил Кларенс. – Еще неизвестно, кто его будет хоронить. Наверное, городское управление. У семьи, скорее всего, нет денег.
Он понял, что его раздражало в фильме. Смерть в картине не была настоящей смертью с овосковевшими руками, обострившимся лицом и едкими запахами дезинфицирующих веществ. Она вызывала не протест, а, наоборот, смех, веселье.
Всю дорогу до дома Кларенс продолжал думать об убитом. Он молчал и за чаем, пока Люси рассудительно не сказала ему:
– Но ведь ты сейчас ничего не можешь сделать, чтобы помочь ему или его семье?
– Нет, не могу.
– Ну тогда тебе не следует мучить себя этим.
– Пожалуй, верно.
Кларенс сходил в соседнюю комнату, поцеловал спящую Кэт и взял свой недочитанный роман.
– Почитаю еще минут десять.
Но Люси тиранически погасила свет.
* * *
Утром Кларенс отправился в порт. По дороге он купил утренний выпуск «Независимой» и на 18-й странице разыскал свою заметку. Докси добавил к ней еще две строчки о том, что газета заинтересована в наведении порядка в порту и командирует туда своего корреспондента.
В портовом участке полиции Кларенс прошел в комнату Мак-Графи. Сыщик небрежно кивнул репортеру:
– Что, продолжаете заниматься этим делом?
– Да, – сказал Кларенс. – А вы разве нет?
Мак-Графи пожал плечами.
– Это моя работа.
– Ну, что нового?
Мак-Графи задумался.
– Вот. Слушайте меня внимательно.
Он сел за стол, Кларенс устроился напротив него и приготовил свой блокнот.
– Есть сильные подозрения. Скорее всего преступник– итальянец-иммигрант Тонио Варци. В день убийства его видели в порту.
– Мне так и сообщить в свою газету?
– Так и сообщайте.
Теперь задумался Кларенс.
– А что дает вам основания предполагать, что убил именно он?
– Варци раньше работал в той же группе, а потом его уволили.
– Наверное, не один Варци работал в этой группе и не одного Варци уволили! Этого еще мало, по-моему, чтобы обвинять его в убийстве.
Мак-Графи поморщился.
– Послушайте, вы не старайтесь быть особенно умным.
– Я и не стараюсь.
– Помолчите, – перебил его Мак-Графи. – Дослушайте до конца, а потом начинайте рассуждать… Так вот, Варци на работе всегда ссорился с Каталони. Похоже на то, что они вместе приехали из Сицилии, и этот Варци был раньше влюблен в жену Каталони – Розиту.
– Но всего этого пока еще недостаточно.
– Я знаю. – Мак-Графи нетерпеливо кивнул. – Но вот что самое главное: Варци несколько раз клялся убить Каталони. И в день перед убийством, когда один из грузчиков встретил Варци в порту, тот сказал, что теперь Каталони несдобровать.
– Вот это уже другое дело. – Карандаш Кларенса бегал по бумаге. – Как фамилия того грузчика, которому Варци всё это говорил?
– Боер. Я вам могу дать его адрес.
Кларенс записал адрес Боера.
– И это еще не всё, – продолжал Мак-Графи. – Боер видел у Варци нож. Точно такой же, каким был убит Каталони.
– А откуда известно, каким ножом его убили?
– Нож у меня здесь. – Мак-Графи выдвинул ящик стола и протянул Кларенсу длинный нож с костяной рукояткой. – Я его нашел сегодня утром на причале в груде старых канатов. Варци его, наверное, хотел бросить в воду, но не докинул.
– А Варци арестован?
– Мы его разыскиваем. Есть подозрение, что он в ту же ночь уехал из города.
– А записка, которую нашли на трупе, здесь?
Мак-Графи вынул из того же ящика грязный клочок желтоватой бумаги. На нем торопливым размашистым почерком было написано карандашом по-итальянски: «Uendetta».
Кларенс сфотографировал нож и записку. Из-за вчерашнего резкого разговора с сыщиком у него было такое впечатление, что полиция что-то скрывает. Но теперь всё прояснилось. Ему было неудобно перед Мак-Графи. В конце концов надо отдать полиции справедливость, – она умеет работать. Кларенс чувствовал неловкость оттого, что он сам спал всю ночь, а Мак-Графи, очевидно, ходил по причалам, разыскивая улики, могущие изобличить убийцу.
У сыщика действительно был усталый вид.
– Вы думаете, Варци удастся найти?
– Почти наверняка. Мы уже повсюду дали его приметы.
– Могу ли я теперь поговорить с семьей убитого?
– Можете.
Мак-Графи дал репортеру адрес.
Кларенс записал улицу и номер дома, поднялся и сердечно пожал сыщику руку.
Выйдя из помещения полиции, он почувствовал некоторое разочарование. Оказалось, что всё раскрывается очень просто. Варци любил жену Каталони и убил его, не выдержав любовных мук. Полиция начала искать Варци, и пока не найдет, писать будет не о чем. Во всем деле уже не было никаких тайн и, в общем, никакого сенсационного интереса, который возникает, когда расследование преступления вовлекает большую группу лиц, когда подозревается сразу множество людей и розыски ведутся по нескольким направлениям. Он пожалел, что не выспросил сыщика, кто такой этот Варци, – женат или одинок, молод или стар. Если бы он оказался стариком, например, это было бы интересно, так как жена Каталони, очевидно, молодая женщина. Кларенс представил себе заголовок: «Любовь не знает возрастов. Пятидесятилетний Тонио Варци убивает мужа двадцатилетней Розиты Каталони». А вдруг…
Кларенс даже остановился от неожиданно пришедшей ему в голову мысли. А что, если жена Каталони сама любила Варци? Что, если она вышла за Петро там, в Сицилии, не по любви, а по принуждению?
Он подумал, – не вернуться ли ему в полицию, чтобы спросить, не подозревает ли Мак-Графи жену убитого в соучастии. Но потом ему пришло в голову, что сыщик и без того очень устал. Пожалуй, можно будет спросить об этом завтра.
По телефону-автомату Кларенс позвонил Докси и рассказал ему новости.
– Отправляйтесь в порт, – сказал Докси. – В порту свяжитесь с этим Боером, сфотографируйте его. Потом поезжайте к жене Каталони. Одним словом, занимайтесь этим делом и высасывайте из него всё, что возможно. Так, чтобы у нас вечером было строк двадцать.
В порту возле конторы 14-го агентства Кларенс увидал вчерашнего бухгалтера. Тот приветливо помахал издали рукой.
Они поздоровались.
– Вы меня извините, – сказал бухгалтер, – что я вчера с вами так разговаривал. Меня весь день допрашивали люди из полиции, и я к вечеру уже совсем замучился.
Кларенс ответил, что он всё это понимает.
– Вам, наверное, захочется поговорить с Боером, – продолжал бухгалтер. – Я его как раз вызвал. Придет через несколько минут. А в конторе у меня сидит еще репортер из «Звезды».
Кларенс прошел в помещение агентства. Там сидел Найт из «Звезды» – пожилой высокий мужчина, с постоянной скептической усмешкой на длинном лице. Они с Кларенсом были мельком знакомы.
Через четверть часа, в продолжение которых Кларенс с бухгалтером разговаривали, а Найт угрюмо молчал, дверь в комнату отворилась и вошел высокого роста, тяжелый и широкоплечий мужчина лет пятидесяти. Он был одет в аккуратно подогнанный по фигуре, чистый и выглаженный синий комбинезон.
– Вот и Боер, – сказал бухгалтер. – Здесь вас дожидаются ребята из газеты.
Во всей плотной фигуре Боера, в его гладко выбритом лице с внимательными маленькими глазами и тяжеловатой широкой челюстью Кларенс почувствовал солидность и скромную уверенность человека, много лет проработавшего на одном и том же деле и сознающего, что в нем он мастер.
Пожимая огромной ладонью руку Кларенса, Боер приветливо улыбнулся. Он был на голову выше репортера, и Кларенс, упираясь взглядом в его широкую грудь, но казался сам себе прямо-таки мальчишкой рядом с этим пожилым гигантом.
– Ко мне уже рано утром трое приходили из газет, – сказал Боер, застенчиво усмехнувшись.
Кларенс поморщился. Но потом он сообразил, что новый материал может попасть только в вечерние выпуски, а к этому времени и у него всё будет готово.
– Мы вам хотим задать несколько вопросов.
– Это не помешает мистеру Марчу? – Боер степенно кивнул в сторону бухгалтера. – Может быть, нам лучше пойти наружу?
Втроем они вышли из помещения. Кругом кипела портовая жизнь. Чуть ли не у входа в здание по линии узкоколейки маленький паровоз тянул бесконечную вереницу фиолетовых платформ, груженных большими фанерными ящиками. Справа недовольно пофыркивал грузовик, дожидаясь возможности пересечь линию.
Боер в затруднении огляделся.
– Я тут знаю одно тихое место. До него минут пять ходу.
Они пошли длинным проходом между задней стеной товарного склада и штабелями строевого леса. Боер впереди, за ним Кларенс и сзади Найт. Боера, видимо, мучило, что он невежливо идет самым первым, и там, где место позволяло, он старался втиснуться рядом с Кларенсом, неуклюже пятясь в то же время, чтобы не прижимать его к штабелям. За складом была снова железнодорожная линия, уже другая – с невысокой, но крутой насыпью. Боер взобрался па нее первым и протянул Кларенсу руку, хотя тот и без него легко мог влезть.
За насыпью был длинный переулок, образованный какими-то обшитыми рогожей кипами. Здесь было тише. Шум порта отдалялся по мере того, как они двигались вперед. Боер указал на маленькую площадку, где друг против друга стояли две деревянные скамьи.
– Здесь всегда тихо.
Они уселись – оба репортера – на одну скамью, Боер напротив них, на другую. Он положил руки на колени.
– Слушаю вас, мистеры.
– Сколько вы зарабатываете? – спросил Кларенс.
– От двухсот сорока до двухсот пятидесяти в месяц.
– Вы работаете в той же группе, где работал убитый?
– Не совсем. – Боер затрудненно развел руками. – Я тут так давно работаю, что они меня сделали чем-то вроде мастера. Работаю всегда там, где труднее и больше дела.
– Вы довольны своей работой?
Боер степенно кивнул.
– Доволен.
– А как вы думаете, почему люди обычно так недолго работают в этом агентстве? Мне бухгалтер говорил, что большая текучесть.
Боер пожал плечами.
– Во-первых, многим не нравится, что у нас выдают зарплату два раза в месяц, а не каждую неделю, как везде…
– Но это не причина. Таких денег где-нибудь в другом месте не получишь.
– Во-вторых, многие пьют. Таких агентство само увольняет. В-третьих… – Боер замолчал. – Не знаю, У каждого свои причины.
Кларенс понял, что Боер не хочет оговаривать своих товарищей по работе.
– Расскажите, что вы знаете об отношениях Петро Каталони с этим Варци.
Боер принялся рассказывать то, что Кларенс уже слышал от Мак-Графи. Он говорил неторопливо, как будто прислушиваясь со стороны к своим словам, скупо и немногословно. Сидел он согнувшись и глядя на Кларенса снизу вверх.
– И всегда ругались, – говорил Боер, – причем начинал обычно Варци. Потом оба бросят работу, сожмут кулаки и стоят друг против друга… Мы их потом стали назначать в разные смены. Поодиночке-то они были неплохие парни, особенно Петро…
Кларенс вспомнил могучую фигуру убитого.
– …Когда я его встретил вечером, этого Варци, – продолжал Боер, от него так и несло спиртным. Темно там было на причале. Он вытащил нож и говорит: «Сегодня я его кончу». Точные его слова были. Я у него хотел нож отобрать, но он мне не дался. Я потом решил предупредить Петро, – они в вечер работали, но меня послали в угольный порт.
– Значит, вы будете на суде свидетельствовать против Варци, когда его арестуют? – Вопросы задавал только Кларенс, Найт из «Звезды» Молча записывал.
– Конечно, – согласился Боер. – Не хотел бы я, по правде говоря, чтобы до этого дошло. Страшно губить человека. Ведь за это он может на электрический стул попасть… Но, с другой стороны, и Петро жаль.
– А вы не думаете, что у Варци с женой Петро были какие-нибудь отношения? Может быть, она его тоже любила до того, как вышла за Петро?
– Об этом я ничего не знаю, – решительно сказал Боер. – Я ее только раз видел – и то после убийства. Она по-английски плохо говорит.
Они поговорили еще некоторое время. Кларенс попросил Боера показать, где работает сейчас группа Петро.
Боер огорченно развел руками:
– К ним не пустят. Они сейчас в военной гавани. Вот если бы дня через два…
Кларенс решил съездить к жене убитого. Боер проводил репортеров до выхода из порта, и у ворот все трое разошлись в разные стороны.
Шофер такси задумался, когда Кларенс назвал адрес.
– Это, кажется, за Южным кварталом?
Кларенс кивнул, и шофер включил счетчик.
Город несся им навстречу, поворачивался то вправо, то влево, замедлял и ускорял свой бег. Они проехали нижнюю часть, унылую и безлюдную, застроенную одинаковыми пяти– и шестиэтажными доходными домами, затем узкие улицы-ущелья делового центра с полисменами на каждом шагу и с густыми толпами прохожих на тротуарах и, миновав на стыке Железнодорожной и 18-й улиц негритянский ресторан «Эдем», углубились в извилистые переулки Южного квартала. Такси бросало на ухабах крытой булыжником мостовой. Перекидываемый то в правый, то в в левый угол сиденья Кларенс обдумывал свои утренние впечатления. Боер ему понравился. В пожилом грузчике было что-то солидное и положительное, чего Кларенс обычно не замечал в тех людях в редакции, с которыми он ежедневно сталкивался. Боер был услужлив, но не навязчив. Он был скромен, но обладал несомненным чувством собственного достоинства…
– Кажется, здесь. Посмотрите.
Шофер с трудом поворачивал в грязи возле длинного приземистого барака, крытого рваными кусками толя.
Кларенс взглянул на адрес в своей записной книжке. Да, это было здесь.
– Подождать вас?
Кларенс вышел из машины и огляделся. Утопая в грязи, вправо и влево тянулась бесконечная, застроенная редкими бараками улица. Город уже кончался здесь. Впереди был широкий пустырь – горы мусора, редкие клочки травы. Далеко, в конце пустыря, лежала, исчезая вдали, ровная линия серой железнодорожной насыпи. Назад, насколько было видно, уходили такие же, разбросанные в беспорядке бараки. Здесь не было даже линии электропередачи и ничего, свидетельствующего о том, что этот район электрифицирован.
Из двери напротив вышла тощая сутулая женщина, не взглянув на Кларенса, вылила из ведра, прямо перед собой, грязную воду с какими-то объедками и вошла обратно в дом.
Погода, утром солнечная, теперь испортилась. Небо затянуло серой мутной пеленой. Моросил дождь.
Кларенс попросил шофера подождать его и, стараясь меньше запачкать ботинки, двинулся к бараку, к той двери, откуда выходила женщина.
В ответ на его осторожный стук и вопрос равнодушный голос сказал:
– Вторая дверь направо.
Кларенс постучал.
Покосившаяся дверь со скрипом отворилась. За ней стояла молодая женщина со спутанными черными волосами и большими испуганными глазами. На ней было светлое грязное платье с короткими рукавами.
Увидев Кларенса, она испуганно отшатнулась, прижимая к груди тонкие руки с нездоровым белесым цветом кожи.
– Я из газеты, – сказал Кларенс. – Хотел получить у вас интервью.
– Che? Что? – не поняла женщина.
– Я из газеты, – повторил Кларенс. – Хочу поговорить с вами.
– Говорить? No! Я уже всё знаю. Не надо больше говорить. – В глазах у нее было отчаяние. Она, казалось, боялась впустить его в комнату. – Нет. – Она нерешительно взялась рукой за дверь.
– Но послушайте, – Кларенс тоже взялся за дверь. – Мне нужно у вас кое-что узнать. Впустите меня.
– Ну ладно, – прошептала женщина, сразу сдаваясь. – Ладно, – сказала она упавшим голосом, – что вы хотите?
– Я из газеты. Понимаете?
– Понимаю, – сказала женщина.
– Дайте мне пройти.
Женщина покорно отступила.
Кларенс очутился в большой комнате с серыми штукатуренными стенами. Свет попадал сюда через запыленное окошко под потолком, и оттого в комнате было темно. В левом углу стоял прислоненный к стене стол и возле него – единственный в комнате стул. В правом углу – железная кровать и на ней двое ребят – девочка лет десяти и мальчик пяти или шести, кудрявый и большеглазый. Девочка при появлении Кларенса встала, малыш тоже неуклюже сполз на пол.
Все трое – и дети и женщина – смотрели на Кларенса. Ни на столе, ни где-нибудь в другом месте не было ничего такого, что говорило бы о том, что женщина что-то делала до его прихода: ни недомытой посуды, ни какого-нибудь шитья, ни стирки. Кларенсу показалось, что все трое просто сидели или лежали на кровати, среди грязного тряпья и, когда он уйдет, снова будут сидеть или лежать там.
В комнате было холодно. Дуло через большие щели в противоположной стене.
– Ну что же, – сказал Кларенс ненатуральным бодрым голосом, – может быть, мы присядем?
– Che? Что? – женщина не поняла его. Она так и стояла посередине комнаты.
– Садитесь. Понимаете? Садитесь.
Женщина кивнула:
– Si, segneur, per il momento. – Она покорно подошла к стулу. – Сюда?
– Куда хотите. Хоть туда. – Кларенс показал на постель.
– Туда? – Женщина отошла от стула и шагнула к кровати.
– Ну нет же. – Кларенс был в затруднении. – Садитесь, куда хотите. Хоть туда, хоть сюда.
– Я не понимаю, сеньор, – тихо сказала женщина. – Мне нужно сесть?
– Садитесь на постель, – Кларенс махнул рукой и сам сел на стул. Откровенная нищета этой комнаты и трое ее жильцов, со страхом смотрящие на него, – все это сразу развеяло его мысли о сенсационных газетных заголовках. Он видел, что и женщина и дети напуганы его приходом, не понимал, отчего это так, и хотел развеять чувство страха, которое они испытывали.
– Вы Розита Каталони? =– Он вытащил свой блокнот.
Женщина кивнула.
– Да.
– Сколько вам лет?
– Двадцать шесть.
Девочка, худая и тонконогая, в мешковатом, видимо перешитом из большого, платье, неслышно отошла от постели и стала посередине комнаты, запустив руки в нечесаные волосы.
– Вам известно, кто убил вашего мужа? – продолжал Кларенс.
– Что?
– Вы знаете, кто убил Петро?
– No. Нет-нет, – поспешно сказала женщина. – Я не знаю.
– Как же?.. – Кларенс был поражен. – Разве вам не сообщили из полиции? Убийца – Тонио Варци.
– Тонио? – повторила женщина. – Да! Простите, сеньор. Я знаю. Его убил Тонио.
– А вы его хорошо знали?
– Кого?
– Тонио.
– Тонио? Хорошо, Я его хорошо знала.
– А как относился Петро к Тонио?
– Что, сеньор? – Глаза женщины наполнились слезами.
– Петро любил Тонио?
– Да, сеньор, любил.
– Но ведь мне рассказывали, что они всегда ссорились.
Женщина молчала.
– Вы слышите? Они всегда ссорились.
– Да, сеньор. Ссорились.
– Ну, что же вы говорите? – Кларенс начал терять терпение. – Он его любил. И они всегда ссорились. Как же это может быть? Или они не ссорились?
– Я не знаю, сеньор.
Кларенс огляделся.
– Ваш муж не так уж плохо зарабатывал. Почему у вас такая бедность?
– Что, сеньор?
– Ваш муж получал около ста восьмидесяти долларов в месяц.
– Да, сеньор.
– Сколько он приносил домой?
– Не знаю, сеньор.
Кларенс вздохнул. Он видел, что между ним и этой женщиной стоит стена. Розита не хотела и не могла понять его.
Малыш у постели с недоверием смотрел на Кларенса. Девочка так и стояла посреди комнаты, держа руки на голове.
Чтобы расположить женщину к себе, Кларенс решил заговорить с ней о детях.
– У вас только двое детей?
– Двое, сеньор.
Кларенс улыбнулся девочке.
– Почему она держится за голову?
– Что? – женщина не поняла.
– Почему девочка держится руками за голову?
Женщина поманила к себе девочку. Та подошла, всё так же держа руки на голове. Женщина что-то быстро сказала ей по-итальянски. Девочка не понимала. Она недоуменно смотрела на мать. Женщина размахнулась и с силой ударила девочку по щеке. Потом она повернулась к Кларенсу.
– Она не будет больше держать голову.
Кларенс даже подскочил на стуле. Девочка хрипло заплакала и отошла в угол.
– Что вы, что вы! Ну зачем же вы ее ударили? Пусть держится.
Женщина опять не поняла. Она взглядом заставила девочку замолчать.
– Что вы говорите, сеньор?
– Я говорю, пусть девочка держится за голову, Пусть держится.
– Сейчас, сеньор.
Женщина позвала девочку, которая со страхом смотрела на репортера, снова что-то быстро сказала ей. Девочка опять не поняла ее. Тогда женщина снова размахнулась, стиснув зубы, и ударила девочку. Та заплакала еще громче, чем в первый раз. Малыш на постели тоже заголосил. Девочка схватилась руками за лицо. Женщина принялась трясти ее, что-то крича. Затем она с отчаянием обратилась к репортеру.
– Теперь она не держит. Я не могу ее заставить, сеньор.
Кларенс встал со стула. Он понял, что здесь он не узнает ничего, решительно ничего.
Он дошел до двери. Затем, не глядя на плачущих детей и мать, вернулся и положил на край стола бумажку в пять долларов.
Всю длинную дорогу до центра города он думал о том, почему Розита не хотела ему ничего рассказывать о Варци. Может ли быть, что она действительно любила его? Или она боится мести? Но с представлениями об этой романтической любви не вязалось бледное, нездоровое лицо женщины, двое детей в лохмотьях и вообще картина этой страшной бедности, при которой люди даже ничего не делают, так как им нечего делать. Впервые Кларенс понял, что для того, чтобы трудиться, нужно иметь над чем трудиться. В этой же комнате люди ничего не делали оттого, по-видимому, что у них не было пищи, чтобы ее готовить, ни посуды, чтобы ее мыть, ни одежды, чтобы ее стирать.
На этот раз Кларенс долго сидел за своим столом в отделе. Версия преступления, рассказанная ему сыщиком Мак-Графи, вовсе не казалась ему теперь, после посещения Розиты, такой уж бесспорной. Но, кроме этой версии, у него не было ничего, что же касается сомнений, они были еще неясны ему самому.
В конце концов он решил придерживаться официальной точки зрения и написал:
«Полиция подозревает Тонио Варци.
Как и тысячу лет назад, любовь и смерть неразлучны. Оправдалась версия о том, что причиной преступления 21 сентября в порту была неразделенная любовь. Как показывают материалы следствия, Петро Каталони погиб от руки сицилийца Тонио Варци. Предполагаемый преступник и жертва были знакомы еще на родине в Сицилии до отъезда в Штаты. Тонио любил Розиту – жену убитого– и 21 сентября отомстил своему сопернику. Розыски бежавшего из города Варци ведутся по всей стране. Свидетелем на суде выступит пятидесятилетний Джонатан С. Боер – грузчик. Вечером перед убийством Тонио показал Боеру нож и заявил, что намерен, наконец, свести счеты с Петро Каталони. Читайте подробности в нашем утреннем выпуске».
Докси одобрил заметку.
– Мы ее, пожалуй, поместим на первой странице. Начало на первой, а хвост – на четырнадцатой. Сделайте ее подлиннее.