Текст книги "Вторая ступень (СИ)"

Автор книги: Сергей Ярчук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 28 страниц)

***

Шло время, Майя под Таниным руководствам начала проходить школьную программу. В свои тринадцать она могла лишь уверенно читать. Но вот с письмом были уже большие проблемы. Математика же казалась ей чем-то невообразимо сложным. И потому дальше четырёх арифметических действий дело пока не шло. Зато от истории, географии, ботаники бедная девочка была просто без ума. Она была готова бесконечно слушать о совершенно неведомых мирах. И Танины рассказы затягивались на многие часы.

Наступающая зима всё настойчивее давала о себе знать. Вечера прямо-таки дышали изморозью, лужи за ночь затягивала наледь. Выходить из дома желания не было совершенно. В один из таких вечеров Таня решила немного рассказать из курса школьной астрономии. Каково же было её удивление, что Майя не имеет представления о шарообразной форме Земли. Вытаращенные Майкины глаза непроизвольно вызвали приступ совершенно неприличного смеха. А Майя закрыла лицо руками и разрыдалась, чем повергла смеющуюся учительницу в шок. Таня бросилась просить прощения и обнимать несчастную ученицу. И у нее самой от расстройства градом хлынули слёзы. Весь этот водопад застал вернувшийся поздним вечером отец. В первое мгновение он совершенно растерялся, ибо не был привычен к девичьим слезам. Таня хотя и росла болезненным ребенком, но во многом унаследовала твёрдость отца и никогда не плакала. Егор Иванович подошел, обнял хлюпающих девчонок, погладил по макушкам.

– Эх, вы плаксы мои, – и хотя его переполняла нежность, но ничего более душевного он из себя выдавить не мог. Девочки прильнули к нему, ощущая идущее от него тепло, защиту, надёжность... Всё то, что ждёт дитя от родителя. Таня, постоянно боявшаяся показаться слабой, всегда старавшаяся подавить любые происки детской беззащитности, теперь же захотела всем своим существом стать маленькой девочкой – папиной дочкой. Майя же ощутила внезапный приступ возвращения детской памяти, перенёсший её в ранее детство. Вспомнились слова маминой колыбельной...

Пауза затягивалась. И Егор Иванович совершенно не знал, что делать. Спас положение Тяпка (именно так девчонки решили назвать четвероногого друга), который заскулил у входной двери. Утерев рукавом слёзы, Майя кинулась в прихожую.

– Я мигом, выведу его на минутку и назад, – крикнула она, уже натягивая сапоги.

– Так, надо за ней присмотреть, – отец чмокнул Таню в макушку и вышел в коридор.

На улице было уже по зимнему стыло. Фонари во дворе не горели, снег не лёг, и темень была непроглядная. Егор Иванович вышел из подъезда, посветил фонариком. Майя стояла тут же, уже начиная дрожать в своей ветровке. Танин отец накинул ей на плечи свой старый тёплый бушлат.

– Ты не выбегай так. Холодно уже. Застудиться тебе – раз плюнуть.

– Хорошо, – Майкин голос дрожал. И Егор Иванович не смог разобрать – от холода или страха.

– Майя, – он попытался вложить в голос как можно больше мягкости, но получилось тихо и как-то печально, – Ты не должна меня бояться.

– Я не боюсь, – дрожащий голос мог вызвать усмешку. Но не у Егора Ивановича.

– Послушай. Я не собираюсь тебя никуда отдавать. Не собираюсь от тебя избавляться. Ни сейчас, ни потом. Тебе некуда идти. Тебе нужен дом. Чем тебе плох наш? – он присел на корточки, взял Майкины ладошки в свои руки. И стал отогревать дыханием. И тут девочка осознала, что действительно боится этого человека. И что боится совершенно глупо, необоснованно. Боится по привычке. Боится, наученная страшным жизненным опытом. И ясно увидела в глазах уже стареющего мужчины страх за неё. Это было столь удивительно и непривычно, что в её маленькой голове все мысли бешено забегали, перепутались в тугой клубок, а потом разом пропали. Она страшно захотела провести своей ладошкой по седым волосам. Погладить этого, еще недавно так пугавшего, человека. Погладить так же как он несколько минут назад гладил её.

– Но у меня нет документов...

– Господи ты боже мой! Сделаем мы тебе документы! – с плеч седого полисмена свалился не просто камень, упала скала! – Всё будет хорошо! Ты мне веришь? Майя глянула в его глаза, а потом разумом куда-то глубже... Брызнули неконтролируемые слёзы радости. И она кинулась ему на шею. Потоком хлынули слова. В них была и благодарность, и извинения, и обещания, и детские глупости и страхи... И всё они были перепутаны в немыслимый клубок, перемешаны с всхлипами и причитаниями... Она не сознавала, что говорит. Он совершенно не вслушивался. Но два таких разных человека поняли друг друга. И поняли раз и навсегда. Ибо к логике это понимание не имело никакого отношения. Это было понимание душ...

***

В один из редких дней Таня покинула квартиру. Отец отвез её на благотворительный вечер, устраиваемый для искалеченной молодежи. Или как принято говорить в культурном обществе – людей с ограниченными физическими возможностями. Таня всегда избегала подобных мероприятий. Но в этот раз отказаться было невозможно – её пригласила единственная подруга. И хотя с нею они в реальности никогда не встречались, но в сети виделись ежедневно. И вот папа подруги, владелец крупного предприятия, устраивал, конечно не без давления дочери, благотворительный вечер.

Майя впервые осталась дома одна. Это было столь непривычно, что она немного оробела и некоторое время сидела с Тяпкой на руках. Но быстро осознав глупость страхов, решила заняться чем-либо полезным. И первое, что она сделала – проверила сохранность своих денег. Скрученная в пакете пачка денег по прежнему лежала засунутой в дальний угол её половины плательного шкафа. Девочка прекрасно чувствовала, что ни Таня, ни Егор Иванович ни за что не полезут в её ящик. И даже если это бы случилось, то Майя сразу бы почувствовала, поняла по лицами, или по глазам. Как понимала она, что Егор Иванович знает об этих деньгах. Знает, но никогда не скажет. Почему? Майя ответить на этот вопрос не могла. Но знала совершенно точно.

Она сидела в тишине и смотрела на медленно падающий сквозь сумерки снег. Темнота неспешно заполнявшая улицу, заполняла и комнату. Для девочки она стирала границу между “там” и “здесь”. Майя сидела в гостиной и грезила, будто она окутана снежной тьмой. Впервые в жизни она не видела в этом ни угрозы, ни страха. Темнота, наполненная пушистым снегом, вытащила из самого дальнего уголка воспоминания детства. Да, да именно такой у мамы был воротник. И назывался смешно – чернобурка. И очень смешно щекотал. Майя закрыла глаза, улыбнулась и явственно ощутила, как её охватил тот самый смешной мамин воротник...

Воспоминания прервал звякнувший в замке ключ. Егор Иванович и Таня вернулись. Взглянув в глаза Тани, Майя невольно поразилась перемене. Глаза ближайшей и единственной подруги светились каким-то нездешним счастьем. Она совершенно невпопад отвечала на вопросы, смотрела мимо собеседницы, совершенно беспричинно улыбалась, порой переходя на смех. Но куда сильнее Майю поразила реакция отца. Он почему-то совершенно спокойно относился к признакам явного психического расстройства дочери. Майя же всё сильнее и сильнее беспокоилась. Это не укрылось от старого полисмена:

– Меня тоже она сперва напугала. Но специалисты сразу сказали, что у очень многих эмоциональных людей первое знакомство с пси-сетью так и проходит.

– С чем? – Майя совершенно растерялась.

– Майка! Это было волшебство! Настоящее! – Таня так громко засмеялась, что Тяпка обеспокоенно вбежал в комнату и удивленно закрутил головой.

– Так! Девочки, уже поздно. Марш мыться и спать! – строгий голос отца подействовал. Таня успокоилась. Но внимательная Майя заметила, что глаза светится не перестали. И улыбка не пропала, лишь спряталась в уголки рта.

Когда девчонки укутались и прижались друг к дружке, уже совершенно спокойная Татьяна всё подробно изложила. Майя слушала и не верила своим ушам. Представить, что можно оказаться в мире, где всё возможно и всё по-настоящему, она никак не могла. И постепенно, чем дольше говорила Таня, тем больше непонимания было у подруги. А потом оно перешло в неприятие. Майя отстранялась. Как-то в одночасье, почувствовав себя совершенно чужой, глупой и никому ненужной, ей захотелось встать и уйти. И это желание сразу вызвало истерику. Слёзы градом катились, рыдания душили, она свернулась калачиком и скулила как зверёк. Татьяна в ужасе, не понимая, что с подругой, страшно переполошилась. Вместе с отцом они долго не могли её успокоить и тем более узнать причину слёз. В конце концов Егор Иванович взял на руки этот рыдающий комок и полночи укачивал на кухне.

Утром Майя страшно стеснялась своих распухших глаз. А Таня была совершенно растеряна, и не знала, как дальше общаться. Взаимная неловкость длилась до обеда, и продлилась бы дольше, если бы Таня не взялась за дело с совершенно неожиданной стороны.

– Майя, я считаю, что тебе необходимо побывать в пси-сети.

– Зачем? – Майя настолько растерялась от такого предложения, что позабыла про неловкость.

– А затем, что это настолько нереально и в тоже время до ужаса реально, – Таня наткнулась на удивленное непонимание, сообразила, что сморозила нелепость и попыталась объяснить, – Ты там обретаешь немыслимые способности. И всё это так же реально как в жизни.

– И какие-такие способности ты там обрела?

– Я... ходила, – Таня тут же погрустнела и отвернулась. Она ни жестом, ни голосом не выдала, что сейчас побегут слёзы. Но Майя это почувствовала настолько сильно, как будто слёзы брызнули у неё самой. Она кинулась к Тане, обняла её и тоже заплакала.

***

На следующий день Майя сообщила подруге, что собирается пойти прогуляться. Но не с псом, а пройтись по улицам в одиночестве. Татьяну такое заявление поразило. До сих пор подруга, боявшаяся собственной тени, не делала ни шагу из двора. А тут резко захотела куда-то пойти. Таня пожала плечами, давая понять, что Майя вольна идти, куда ей заблагорассудится. Майя кивнула и стала одеваться. На Танин взгляд, слишком быстро. Девочка стояла в прихожей и в спешке далеко не сразу смогла застегнуть молнию на куртке. Затем решительно хлопнула дверью и быстро сбежала с лестницы. И только когда её уже не было видно из окна до Тани дошло, что подруга очень сильно нервничала и волновалась. Мигом тревога всполошила сердце. Она набрала отца. Егор Иванович выслушал дочь. И строго приказал не паниковать попусту.

Но тревоги были напрасны. Не прошло и часа, как Майя вернулась. С огромной коробкой. Но не это интересовало Таню, и даже не содержимое коробки. Она очень хотела знать, почему у Майи такое странное выражение лица. Радостное и в тоже время умиротворённо спокойное. А Майя тем временем занесла коробку в комнату, водрузила на стол, устало плюхнулась на диван и сказала:

– Это тебе. Подарок. От меня, – голос у Майи был какой-то непривычно усталый. Тане на миг почудилось, что подруга выдохнет и скажет что-то вроде: “Ну, вот я и ухожу”.

– А что это? – Таня от непонимания начала опять волноваться.

– Открой. Да не бойся ты! Это для тебя! Понимаешь? Только для тебя! Ты теперь сможешь ходить!

Таня совершенно сбитая с толку, боялась прикоснуться к коробке. И совершенно себя не контролировала. Удивлённые глаза, хлопающие ресницы и открытый рот так развеселил Майю, что она вскочила, неожиданно громко засмеялась и запрыгала по комнате. Таня растерянно смотрела на неё и не сознавала, что они обе выглядят в точности как вчера, только поменялись ролями.

В коробке лежал гладкий, совершенно черный шлем. Единственное, за что цеплялся глаз – маленький серебряный значок. Буква греческого алфавита “Пси”.

***

Отец Тани долго слушал рассказ Майи. Слушал, и не мог понять, как ему поступить. С детства приученный в первую очередь блюсти порядок и справедливость, он обязан был Майю арестовать. Тем более, что девочка, по показаниям подельников, давно в розыске. Но ведь... И вот после этого самого “но ведь” в голове Егора Ивановича начинался форменный бунт мыслей. Впервые в жизни понятия “справедливость” и “закон” стали для него антагонистами. И это беспокоило сильнее, чем перспективы оказаться пособником сбежавшей, пусть и малолетней, но преступницы. Понимание, что жизнь не так устроена, как он привык думать, давило всё сильнее. И с этим он ничего поделать не мог.

И вот теперь девочка нанесла очередной сокрушительный удар по его жизненным принципам. “Ну, почему, почему бездомная девочка тратит разом все свои, причем немалые, деньги для подарка подруге? Конечно, Таня её приютила, возится с ней, учит, кормит. Ну ладно, я их кормлю, но суть в вопросе – почему она так поступила? По глазам видно – сделала, как говорится, в здравом уме и твёрдой памяти. Но зачем? Да мало ли, что там Татьяне привиделось! Ну, понятно – модная игрушка. Но как же так?.. И главное – пусть Майя не думала, что эта покупка сразу её разоблачит, но ведь это же огромная сумма для бездомного дитя. Она обязана была её, ну хотя бы закопать! Почему, ну почему она так не сделала?”

Но мысли эти мигом пропадали, когда он видел каким счастьем светились глаза дочери, когда она снимала шлем. Боже мой! Да что там укрывать малолетнюю преступницу, он сам готов пойти на любое преступление, чтобы только не гасла эта радость в дочкиных очах.

***

Таня и Майя проводили в сети всё свободное время. В первый же день Татьяна просидела в пси-сети семь часов. И наверняка просидела бы и дольше. Но вернувшийся отец возмутился, что по дому ничего не сделано, а ужин даже не намечался. В следующие дни девушки были уже осмотрительнее. К тому же первая волна впечатлений схлынула, появились зачатки критического отношения. Через неделю, выявив наиболее интересные порталы, Таня и Майя уже не торчали беспрерывно в виртуальной реальности. А Тане стало, куда приятнее заскакивать туда на пяток минут каждые полчаса. Поначалу это страшно нервировало отца, который сравнивал дочь с пугалом в надетом вместо головы кувшине. Но случайно Таня бросила фразу, после которой всё изменилось. Она резво отъехала от обеденного стола и скороговоркой успокоила отца: “Я на пять минут! Только ножки разомну!” Закипающее возмущение тут же испарилось. И более Егор Иванович никогда не корил дочь.

Но время шло, нарождающаяся пси-сеть стремительно расширялась. Девчонки постоянно хвастались друг дружке, кто нашел какие интересные места. Но в тайне от подруги, Майя частенько покидала пределы пси-сети, и рыскала в старичке Интернете в поисках информации по лечению подруги. Из скупых рассказов Егора Ивановича она составила примерный портрет заболевания и постоянно шерстила информацию в этой области. В один из вечеров Майя, пройдя по ссылке поисковика, с разочарованием обнаружила, что на выведенной странице нет искомой статьи. Она уже хотела закрыть вкладку, но что-то её удержало. Она ещё раз прокрутила всю страницу. Замелькали строчки, ссылки, фотографии... И тут её словно током ударило. На фото солдаты тащили на носилках раненого товарища. Тащили на фоне горящего дома. Её дома!

У Майи перехватило дыхание. Она судорожно сглотнула и прочла надпись под фото. К её родному городку надпись не имела никакого отношения. Фотография была рекламной ссылкой на какой-то сайт. Майя ринулась туда. Пробежала по странице – ничего знакомого. Какая-то презентация, бредни сытых господ, обсуждение технических вопросов какого-то портала. Но первое разочарование не помешало ей еще раз медленно и внимательно прочесть новостную статью, суть которой сводилась к рекламе нового проекта пси-сети “Ветераны современности”. И уже совершенно разочарованная Майя хотела уйти со страницы, когда её настигло второе потрясение. В самом низу были размещены фото военных. Все они были участниками боевых действий, которые будут в мелочах смоделированы в новом портале. И с одной фотографии на Майю смотрел образцовый солдат – коротко стриженные темно-русые волосы, правильные черты лица, мужественно подчеркнуты скулы, глубоко посаженные серые глаза. Взгляд этих серых глаз Майя видела всего раз, когда заглянула в палату к спасшему её солдату. Ни он, ни она тогда не сказали друг другу ни слова, но девочка была уверена, что солдат выстрелил, услышав именно её мысленный крик. А значит, он такой же, как и она. Какой именно, Майя не понимала. Но проснувшееся, никогда не подводившее чутьё затрубило во все трубы, что этого паренька нужно найти. Обязательно найти! Под фотографией было указано – сержант Леонид Павлюк. Майя еще раз всмотрелась в фотографию. Да, ошибки быть не могло. Она переместилась в начало статьи и еще раз прочла, что портал пси-сети “Ветераны современности” открывается в следующую пятницу.

Глава 8. Властители и бесправные

30 сентября 2068 года

Воскресный день выдался туманным. Валентин Иванович Пушков ехал на доклад к шефу. Всматриваясь в опустившуюся на город в белёсую пелену, службист ощутил нечто знаковое в окружающем непроглядном тумане. В голове копался мелкий червячок сомнения, который писклявым голосом пытался что-то поведать. Пушков усмехнулся. “Надо же, уже как поэт ищу знаки свыше”. Несчастный червячок был раздавлен железным аргументом, что мир изменился. Этого ещё не знает никто. Но это факт. Уже свершившийся. Придётся жить в совершенно других условиях. В каких? Пока никому не ясно. А люди боятся неизвестности. И боятся её больше всего. Вот и шеф вызвал с докладом в воскресенье. Вызвал лично, хотя защита канала столь высока, что личная встреча, казалось бы, теряла всякий рациональный смысл. Но смысл всё же имелся. И очень весомый. Пушков это понимал. Понимал, что Каневу сейчас нужна не просто информация в обход сетевых каналов, которые если и могут быть прослушаны, то только теоретически. Перед возможной угрозой враждебной активности искусственного разума шефу нужна личная поддержка преданной гвардии. Пусть шеф и выглядит как гранитная глыба, но и ему сейчас ой-как нужна дополнительная прочность. И Пушков настраивал себя именно на передачу несокрушимого спокойствия. Такими вопросами, как источник обретения спокойствия, Пушков совершенно себя не утруждал. С самого раннего детства отцом прививалось специфическое отношение к жизни и смерти. Службист и в грош не ставил эти два колоссальных для прочих людей понятия. В его сознание было втравлено, вбито, отпечатано в каждой нервной клетке понимание неизбежности смерти и бессмысленности жизни. Отец, тоже сотрудник спецслужб, приложил все усилия и воспитал сына на зависть любому средневековому идеологу самурайского долга. Именно долг и составлял для Пушкова великий смысл пребывания на грешной земле.

Канев встретил службиста с непроницаемым лицом. Они прошли в один из кабинетов, обставленном в готическом стиле. Массивная, резная, пожалуй, чрезмерно помпезная мебель из черного дерева, матовое зеркало темного паркета, в углу мягко тикала огромная башня напольных часов. Только стрельчатые витражные окна разбавляли темно-коричневые, давящие на психику, тона. Пушков лишний раз отметил, как великолепно шеф владеет собой. Новости последнего времени могли вывести из равновесия и каменного истукана, но Канев не выказывал и тени беспокойства. Пушков никак не мог отделаться от неприятного чувства, что это вовсе не шеф, а голограмма. Причем специально созданная, дабы гармонично вписаться в антураж. Канев слушал, не перебивал, и практически не двигался.

Факты самоуправства искусственного интеллекта с каждым часом носили всё более тревожащий характер. Первые отклонения от предполагаемого алгоритма поведения начались на игровых порталах. И в силу несерьёзности направленности последних далеко не сразу были замечены. Некоторые игроки были даже в восторге от нестандартного поведения игровых ботов, хотя большинство не обратило на это никакого внимания, посмеявшись и списав странности на буйную фантазию разработчиков. А вот разработчикам было как раз не до смеха. Первоначальные отклонения софтверные компании пытались замять, не вынося сор из избы. Вследствие чего момент, когда можно было проанализировать и противопоставить что-либо в глобальном масштабе, был безвозвратно упущен. И через очень небольшой промежуток времени человечество оказалось перед фактом существования искусственного разума. Весь этот экскурс в историю проблемы и доложил Пушков, предваряя основную часть доклада.

– Последние исследования института показывают, что возникновение цифровых сущностей происходит спонтанно, но при наличии как минимум двух условий: плазмокристаллического процессора и подключения к пси-сети.

– То есть? – Канев удивленно поднял брови, – Получается, что в любом плазмокристалле запросто может появиться разум?

– Аркадий Эдуардович, это только с точки зрения обывателя кажется, что всё цифровое пространство и есть пси-сеть. В реальности она не содержит и трети всех цифровых ресурсов. Ведь мощности вычислений идут далеко не в первую очередь на обслуживание людей.

– Да, да... Действительно. Что-то я утомился. Элементарные вещи забываю.

Пушков уже был готов улыбнуться, но последняя фраза его как водой окатила. Он четко понял – шеф боится. И это более, чем серьёзно. Над этим стоит задуматься. И задуматься основательно.

– Валентин, у нас по бунту машин всё то же? – Канев невольно усмехнулся. И опять у Пушкова появилось интуитивное понимание, что улыбка шефа похожа на измождённую ухмылку гладиатора на арене. Ухмылку бойца, находящегося в безвыходном положении, но собирающегося продать жизнь максимально дорого.

– На данный момент поведение цифровых сущностей не выходит за рамки мелкого сетевого хулиганства, – тут Пушков сделал паузу и постарался придать голосу максимум спокойствия и уверенности, – Но аналитики отмечают хоть и небольшой, но непрерывный рост загрузки плазмокристаллов, в которых произошло зарождение сущностей.

– Как они это объясняют?

– Точного ответа пока нет. Ясно, что идет интеллектуальный рост. Но в цели искусственного интеллекта проникнуть пока не удаётся.

– Ясно. Что по поводу их изоляции?

– Пока усилия по информационной изоляции успеха не имеют. Физическая изоляция бессмысленна. Это то же отключение. Инженерно проблема пока не решается. И многие аналитики считают, что её и не нужно решать...

– Что?! – ярость в миг вспыхнула в глазах шефа, – Что значит “не нужно решать”? Они с ума посходили?!

– Простите, Аркадий Эдуардович. Многие аналитики склонны считать, что интересы цифровых сущностей никогда не выйдут за пределы сети. Это их вселенная. И скорее всего нам будет проще наладить с ними взаимовыгодное сотрудничество. И уж во всяком случае война никому не нужна. И тем более – не выгодна. К тому же нет и серьёзных оснований для войны. Нам ведь, по сути, нечего делить...

– Валентин, ты заговариваешься! Там, где есть выгода, всегда есть основания для войны. Всегда!

– Виноват, Аркадий Эдуардович, – Пушков несколько смутился, – Я хотел сказать...

– Да, брось ты! – Канев отрешённо махнул рукой и отвернулся к окну, – Ты начал нести околесицу, чтобы меня успокоить. Так?

– И для этого тоже, – Пушков плюнул на тактичность и решил, что пора нарезать правду-матку, – Но в большей части для того, чтобы попытаться объяснить, что проблема не просто нова. Она – имеет массу непредвиденных вариантов развития. Как благополучных, так и катастрофических.

– Именно! Вот так и надо докладывать. А то гляжу: говоришь, говоришь, а сам на себя не похож. Ты это брось! Ты обязан докладывать всё в полном объёме. Без всяких мнимых сантиментов. Ясно?

– Так точно.

– Отлично. Проверили слухи по похищению человеческого сознания?

– Да, Аркадий Эдуардович, – теперь Пушков изо всех сил старался походить на безэмоционального истукана, – Курсирующие в обществе слухи о том, что сознания людей, умерших во время нахождения в пси-сети, были похищены, не имеют под собой никакой реальной почвы. Совершенно. Среди обывателей почему-то наибольшее распространение получила история о похищении сознания и пересадке его в процессор бытового прибора. Большей нелепицы и придумать нельзя. Аппаратная часть любых бытовых приборов столь примитивна, что и первокласснику стыдно повторять такие сплетни. Иные слухи были неоднократно проверены. С вероятностью 99% в них и речи быть не может о переносе каких-либо значительных массивов информации от пострадавшего в пси-сеть. Единственный случай, когда такой перенос был зафиксирован – инцидент в родильном доме.

– Помню. И какое там могло быть похищение сознаний?

– Согласен с вами. Смысл в похищении несформированных сознаний новорождённых отсутствует полностью. Но спецы института проверили инфоузел, и проверка подтвердила перекачку огромных объёмов информации. По заверению Цапина, здесь, скорее всего, мы наблюдали первую попытку цифровых сущностей считать информацию с человеческого сознания. А новорожденные оказались самым простым и доступным объектом. К тому же, есть серьёзные опасения, что неполадки инфоузла, вызвавшие пожар, были организованы именно искусственным интеллектом пси-сети.

Канев напряженно молчал. Перед его глазами снова всплыли доклады Пушкова тех дней. Совершенно немыслимый пожар в родильном доме. Инфоузел по неясной причине заблокировал автоматическую систему пожаротушения. К тому же не просто не вызвал спасателей, а даже выдавал совершенно нормальные текущие показатели состояния помещений. Гибель четырёх десятков новорожденных подняла страшную шумиху в прессе. А тот факт, что все дети были пациентами отделения для заражённых гепатитом, лишь подлил масла в огонь. Только ленивые не плевались фразой, что техника ничего, кроме затрат, не приносит, а безопасности как не было, так и нет. Компания, осуществлявшая поставку и сопровождение инфоузла влетела на огромную сумму компенсации. Владельцем компании был Аркадий Эдуардович Канев, и ему это происшествие немало попортило крови. Тогда факт перекачки большого объема информации проскользнул мимо внимания. И вот теперь над ним снова пришлось призадуматься.

– Значит, спецы говорят, что перекачка была. А как они берутся это утверждать, раз инфоузел был поврежден? Он мог чёрте что показать!

– Вы правы. Но информацию снимали не с инфоузла роддома. Дело в том, что по соседству производились ремонтные работы, и основная магистраль была отключена. Поэтому роддом был подключен через резервную магистраль близлежащего заводоуправления. Вот их инфоузел и отследил трафик.

– Ясно, – Канев неторопливо встал, подошёл к стене из резных  деревянных панелей, распахнул дверцу мини-бара. Не глядя, наугад достал бутылку, откупорил, сделал пару глотков. Пушков напряженно ждал. Но шеф неожиданно развил тему в ином направлении:

– Что твориться в институте?

Пушков начал подробный доклад о состоянии работ над основным проектом, но шеф его тут же перебил:

– Что у вас по спутнику, я и так знаю. Что твориться в коллективе? Что-то мне не нравится стиль вашей работы, – он глянул на застывшее в немом вопросе лицо Пушкова и уточнил, – В последнее время многовато проколов. А мы на грани войны. Это разве не ясно? Спецы должны не просто вкалывать на все сто, а быть идейно преданными. Иначе – слабина, предательство и крах. Люди должны быть стойкими и понимать, что работать, спустя рукава, сейчас означает – поставить под угрозу человечество! Нет, не будущее человечества, а уже именно настоящее!

Службист слушал очень внимательно, и в голове у него, набирая всё большие обороты, крутился вопрос – как объяснить шефу, что огромная масса сотрудников НИИ работают именно из интереса к решению проблем? Зарплата и мировые проблемы – на втором плане. Надави на любого из них, и он тут же сломается, ибо и так на последнем пределе. Страх подрывает умственные способности сильнее длительной бессонницы. Он очень хорошо помнил, как в период поиска пропавшего плазмокристалла производительность фактически отсутствовала. Одновременно, он ясно понимал, что такие вещи совершенно не интересуют шефа, а заботит лишь продуктивность. Что ж, придётся искать иные пути стимулирования ученых голов. Пути эти были неведомы Пушкову, и он мысленно вздохнул, взваливая на себя очередную гору ответственности.

– Я вас понял. Сегодня же набросаю список мероприятий по повышению отдачи сотрудников, – службист намеренно перебрал в голосе с жёсткостью.

– Но, но! – Канев глянул неодобрительно, – Палку-то не перегибай! Загнобите парней совсем. Добавь им деньжат, напридумай перспектив. Ну, не мне тебя учить.

– Так точно! – Пушков переместил брутальность из голоса в слова.

– Настроения-то какие?

– Как и предполагалось, большинство сотрудников убеждены, что новый спутник предназначен для ухода от проблем с искусственным интеллектом, а вовсе не для решения проблемы U-вируса.

– Нормально. Продолжай поддерживать такие настроения. Как Цапин?

– После гибели академика Гончарова Денис Евгеньевич активизировал работу. Он близок к решению проблемы цифрового копирования. Как вы знаете, завтра запуск фильтрующей установки. Результаты ожидаются буквально со дня на день, ведь теперь Денису Евгеньевичу ничто и никто не мешает. Я опасался, что после несчастного случая с Гончаровым профессор Зарубский возьмёт на себя роль главного оппозиционера. Но этого не произошло. Он начал работу над новой темой. К сожалению, все в один голос утверждают, что тема совершенно не имеет перспектив. Более того, она скорее из области фантастики. Но мешать ему пока считаю нецелесообразно. Он долго был в угнетённом состоянии духа. Теперь же, как ни странно, старик трудится как проклятый. Вряд ли от него можно ждать хоть какой-то пользы. Но пока он увлеченно строчит свои теоретические измышления, от него вреда не будет. Хотя... Он довольно странный тип.

– Странный? Валентин, у тебя этих странных – полный НИИ!

– Да, но я не думал, что гибель бывшего друга может так подхлестнуть работоспособность Зарубского.

– А над чем он работает?

– Пытается теоретически доказать возможность сверхсветовой передачи информации.

***

1 октября 2068

Ромка ворвался в квартиру, не замечая ничего на пути. На бегу сорвал и кинул в сторону вешалки куртку, пинками скинул ботинки и оглушительно хлопнув дверью комнаты, упал на кровать. И тут только дал волю слезам. Зарывшись головой в подушку он беззвучно трясся от рыданий. Это продолжалось казалось целую вечность. Ромка не обращал внимания на время, он знал, что мать вернётся еще не скоро, и можно дать слабину. Можно не корчить из себя настоящего мужчину, а просто выплакать боль. Да и какой он в неполные двенадцать мужчина? Но в их маленькой семье он – единственный мужчина. И более маме опереться не на кого. Он это хорошо понимал, но это не успокаивало. Тело продолжало вздрагивать от рыданий. И когда он решил, что вот лучше сейчас умереть, то почувствовал на плече мамину руку. Замер, но головы поворачивать не стал. Мама ласково погладила его черные космы и тихо спросила: