Текст книги "Вторая ступень (СИ)"

Автор книги: Сергей Ярчук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 28 страниц)

Олег бродил по магазину, раз от разу всё сильнее удивляясь неисчерпаемости фантазии устроителей. Но тут внимание привлек робот – огромная человекоподобная железяка. Был он огромен, угловат и очень походил на своих собратьев, что отец рисовал Олегу в детстве. Огромное угловатое туловище, размером с хороший двустворчатый шкаф, стояло на коротеньких, но очень толстых ногах-подставках. Непропорционально длинные руки имели по два локтевых сустава и были густо обмотаны проводами. Кисти имели всего по три пальца. Голова, если её можно так назвать, выглядела каким-то гибридом древнего механического будильника и кухонного комбайна. Олег сперва не понял какое отношение этот, вылезший из фантазий вековой давности, монстр имеет к технике завтрашнего дня. Но ознакомившись с аннотацией, понял, что этот железный самоходный комод для хранения микросхем являет собой начало исторической экспозиции развития робототехники. Огромный кондовый гигант чем-то заинтересовал Олега.

Несколько раз осмотрев предка современных роботов, Олег решил поуправлять им. И тут же оказался зажат в какое-то жутко неудобное и страшно узкое место – настоящий стальной мешок с кошмарной ядовито-зелёной подсветкой. Перед глазами висел окуляр перископа, точь-в-точь как в старинных подводных лодках. Посмотрев в него, Олег понял, что находится в недрах стального гиганта. Ему стало забавно от возможности оживить монстра. Руки монстра двигались на удивление точно и изящно. Чего нельзя было сказать о ногах. Ноги не двигались совсем. После нескольких неудачных попыток, получилось продвинуться полметра. Но не шагнув, а проехав. В стопах робота были установлены гусеничные шасси. Давно мечтая покататься на собственном броневике, Олег долго катался по виртуальному магазину. Когда же ему надоело, то перед выходом информатор предупредил, что можно взглянуть на мир через окуляры реального робота, установленного в реальном павильоне магазина. Олег был не прочь. Поворочать могучим стальным телом в реальном мире – вот чего очень хотелось. Увы, но Олега постигло жестокое разочарование. Из управления было доступно только зрение и повороты головы. Прокрутив перед собой панораму пустого ночного павильона, пощелкав переключением типов зрения (а кроме обычного были доступны инфракрасное и ультразвуковая акустика), Олег вынужден был признать факт, что робот не может быть не заблокирован, как и всё, что имеет какое либо отношение к реальным объектам в магазине.

Олег уже собирался покидать портал этой волшебной лавки, когда ощутил, что в магазине что-то изменилось. И он задержался. Виртуальный интерьер ничего не отображал. Но Олег мог поклясться, что каким-то шестым чувством уловил перемену. Он вихрем пронёсся по магазину. Ничего. И тут он опять наткнулся на громадину робота. На миг остолбенев от еще не сформулированной догадки, Олег ринулся к пульту управления реальным роботом. О! Чутье его не подвело! Реальный магазин был освещен. Олег не стал утруждать себя мыслью, что происходит в действительности. Налёт воров, технический осмотр, переучет товаров или сотня других причин. Это его не касалось, он хотел поуправлять гигантом в реальным мире. Появившаяся вдруг уверенность говорила, что почему-то блокировка с робота снята. Олег от волнения покрылся испариной и непроизвольно вытер лоб тыльной стороной правой ладони. И робот сделал то же самое! Восторгу молодого человека не было пределов. Но он быстро взял себя в руки – ведь еще несколько минут и его лишат контроля над роботом. Увы, но информацию об окружающем мире робота Олег получал только от видеокамер. Железный монстр почему-то не был оборудован даже микрофоном. Олег благоразумно не стал включать гусеничную тягу, а решил тихонько подвигать манипуляторами в близлежащем пространстве. Движения рук реального робота были весьма далеки от плавности. И точностью движений тоже похвастаться не могли. Трехпалый манипулятор никак не мог нормально схватить декоративный канат ограждения.

Но тут Олег начисто забыл обо всех упражнениях своего подопечного потому, что в поле зрения возникли трое представителей рода хомо сапиенса. Первой в зал влетела девушка. Она опрокинула какие-то статуэтки, споткнулась. Встать ей не дали. Вбежавшие следом парни начали её избивать. Несчастная сжалась в клубок, пытаясь хоть как-то защититься. Олег смотрел на это и не чувствовал реальности. Всё было как в записи скрытой камерой. И только блеснувшее лезвие ножа привело его в чувство. Одним могучим ударом он опрокинул на них витрину. Не дав времени на выкарабкивание из-под обломков, подкатил поближе к месту разборки. Глянув на рожи парней, Олег ощутил дикий прилив омерзения. Ни в коем случае нельзя давать им выбраться! Решение нашлось само – он наехал правой ногой на кисть руки одного и со всей силы опустил манипулятор на второго. Откуда-то из глубины неожиданно появились кровожадные мысли: “Жаль, попал не по голове, но плечико тебе я повредил. Да, ключичка-то сто процентов сломана!”

Помочь девчушке было уже делом плёвым. Робот хоть и сооружен был для экспозиции, а силушкой обладал немалой. Парой движений раскидав обломки витрины, вытащил дрожащее от ужаса создание. Она оказалась сущим ребёнком. Что-то кричала, по щекам текли слёзы, она показывала то вглубь магазина, то в сторону стеклянной витрины. Олег наконец-то догадался, что видимо ей хочется выбраться. Разбить уличную витрину не составило никакого труда. На улице была кромешная темень. Олег запоздало переключил зрение в инфракрасный диапазон, но спасенная им девчонка уже растворилась в лабиринте улиц.

Глава 3. Майя

Год 2020-й

Проливной дождь не переставал вторые сутки, и уже четвертые Майя ничего не ела. Обессиленная она забилась в самую глубь тепловой камеры и зарылась в вонючую груду тряпья. Её трясло от голода и простуды. Белёк с Горбатым ушли вчера вечером за едой и до сих пор не возвращались. Майка зарылась ещё глубже и беззвучно заплакала. В такие моменты она всегда вспоминала маму. Её слова, что на том свете будет легче, врезались в память навсегда. Майе очень хотелось, чтобы настало то самое “легче”. Но она столь часто видела смерть, что ужас от возможности умереть не давал перешагнуть эту грань и уйти от, пусть и кошмарного, но всё же существования. Вот и в этот раз она вытащила из тряпья осколок бутылки, и захлёбываясь слезами, попыталась воткнуть его в сонную артерию. Страх сковал её. Перед глазами встало лицо матери. Майя зажмурилась и совершенно явственно почувствовала, как мать тогда погладила её по голове. В последний раз. Как тихо сказала, что пойдет и узнает, что происходит. И как спустя всего несколько секунд её на куски разорвало пулеметной очередью. Майя захлебнулась рыданиями. Она рыдала, хотя и понимала в свои тринадцать, что слезами горю не поможешь. А у неё не горе, а сущий ад. От этой мысли она стиснула голову руками, желая раздавить её раз и навсегда. И от невозможности этого, уже не сдерживаясь, завыла в голос...

Сколько это продолжалось, она не помнила. Очнулась от того, что кто-то тыкался в её плечо. Она осторожно посмотрела. В убежище бродяг забрался щенок. Он весело тявкнул и облизал зарёванное грязное лицо. Майя с восторгом схватила этот живой комочек. Он ей показался сейчас самым настоящим воплощением счастья. Никогда она так не радовалась. Ни когда в детдом привезли большой торт по случаю приезда в гости больших шишек. Ни когда проходящий мимо попрошаек старик высыпал в её ладошку все свои деньги. Ни когда её освободили из плена террористов, захвативших школу. Да, тогда тоже было счастье. Но не такое. Майя еще не могла понять почему, но этот чистый, совершенно домашний щенок, показался ей каким-то знаком, что вот-вот всё наладится, лучиком солнца в мире черной тоски...

Тяжкий скрип отодвигаемого люка оборвал радужные мечты. Вниз спрыгнул Горбатый, а следом за ним совсем незнакомый парень. Вид у незнакомца был еще отвратительнее, чем у Горбатого. Он был коренаст, грязные кудри облепляли его изъеденное язвами лицо. Привыкшая за годы скитаний ко всякому Майя испытывала такое отвращение впервые.

– Это – Федян, – представил вошедшего Горбатый, – Он мне реально помог. Пока перекантуется с нами.

Новый знакомец ухмыльнулся, обнажив несколько обломков черных зубов, и обдав бедную Майю неописуемым смрадом,

– Её Майкой звать.

На этом знакомство закончилось.

– А где Белёк, – голос Майки дрожал, больше от страха услышать ответ, чем от голода и болезни.

– Замели нас. Белька повязали, – Горбатый сплюнул и начал раскладывать принесённые объедки. Майка вскрикнула и зарыдала. Выскочивший из-под нее щенок, весело тявкая, решил посмотреть на новое общество.

– Ух-ты! Какой пузан! – Федян заграбастал щенка. Широкая ладонь сжала шею, что несчастная псинка захрипела, – Отожранный гад!

– Сволочь! – от визга Майи все замерли. А здоровенный Федян аж рот открыл от такой наглости. Последующее же удивило его еще больше. Майя кинулась и начала осыпать мерзкого мучителя ударами своих кулачков, – Гнида! Гнида!

Майя очнулась в той же куче тряпья. Голова раскалывалась. Вся правая сторона лица заплыла. Федян изрядно приложил. Она осторожно осмотрелась. Парни наширялись и валялись у противоположной стены. Майя с ужасом начала озираться, но слабое шевеление под боком мгновенно вернуло ей душевное спокойствие. Сонный щенок тыркался в её руки. “Ты наверное голодный?” – и Майя начала шарить в поисках еды. Покормив пёсика и перекусив сама, Майя почувствовала себя лучше.

Они выбрались на воздух. Ночная прохлада обдала благодатной свежестью. Майя вскарабкалась на широченную трубу теплотрассы, набросила гнилой ватник и легла навзничь. Щенок свернулся калачиком у неё на животе. Майя гладила его непривычно чистый мех, слушала детское сопение и совершенно бездумно любовалась звёздным небом. В такие минуты она могла точно сказать, что была счастлива. Ибо совершенно забывала гнетущий ужас действительности и полное отсутствие будущего. Она смотрела на звёзды. Они были крупные и мелкие, могли светить ровно или мигать, порой их было не больше дюжины, а порой даже не приходило в голову, что их вообще можно пересчитать. Ночное небо было для маленькой бездомной девочки окном в другой мир – мир, где могут воплотиться любые мечты. Где не будет даже воспоминаний об отвратительной и грязной планетке по имени Земля. Вдох, казалось, наполнил лёгкие чистотой самих звёзд...

***

– Ты гонишь! – Федян сделал глубокую затяжку, – Такого не бывает. Я всякого повидал.

– А вот посмотришь сам. Главное, чтоб ты карточку смог спереть...

– Слышь, Горбатый, я те чё сказал? Я сказал, что карточку возьму не хуже твоего карманника. Я те это говорил? Или ты быкуешь и в недоверку пошел?

– Ну, что ты, что ты, Федян! Я просто беспокоюсь, чтобы всё было в ажуре. Мы раньше с Бельком работали. Он кошельки запросто тянул. Вот и жили тем. Майка посмотрит на мужика, и вот тебе пин-код. Белёк за клиентом шмырг, и карточку – тютю. Ну, а я, если чего, страхую его.

Федян недоверчиво посмотрел на Горбатого, смачно схаркнул. Процедил:

– Ну смотри, если завтра твоя чернявая сучка не скажет верный пин-код, ей хана.

***

На дело пошли на следующий вечер. Горбатый заранее имел на примете несколько уличных банкоматов. Выбрали находившийся напротив замороженной стройплощадки. Майя, Горбатый и Федян расположились в проёме окна второго этажа. Отсюда банкомат и всё вокруг него было как на ладони. Прохожих становилось всё меньше. И к банкомату они не стремились вовсе. Федян заметно нервничал и потому постоянно трепался и комментировал каждого прохожего:

– Ну, вот ты чё, сука, к банокомату не пошел, а? Вот гандон нищий!

– Федян, ты потише. Не хватало еще, чтобы нас тут заметили.

– Ладно, не ной, – но голос всё же убавил.

И тут к банкомату подошел парень, Майя прильнула к биноклю:

– Пин я прочла.

– И каков он? – Федян вскочил, но было поздно. Парень поднял руку и через две секунды уже сел в такси. Ярости Федяна не было пределов. Он орал и ругался последними словами. И тут же набросился на Майю, – Сука! Ты почему не сказала пин?

Но ударить не успел. Горбарый перехватил руку.

– Федян, ты человек нам новый. Откуда нам знать, что ты, свистнув карточку, сам не снимешь деньги?

Федян наклонился вплотную к Горбатому, сощурил глаза и совсем негромко сказал:

– Это верно. Мог бы так и сделать. Ну, а вдруг это сработает? Я не верю, что глядя на спину человека, можно понять, как он шурует по кнопкам пальцами. А если она вправду так может, то какого хера вы бомжуете? Это ж золотое дно!

Горбатый выдержал взгляд нависшей над ним громадины.

– Майка с нами только второй месяц. Случайно получилось узнать о её способностях. И это всего третий наш банкомат. На первых двух картах денег было – кот наплакал.

Парни, молча, буравили друг друга глазами. Неизвестно сколько бы это продолжалось, но Майя тихонько сказала: “Идёт!” и все мигом бросились к окну. Деньги снимала молодая женщина. Она долго рылась в большой сумке в поисках кошелька, потом видимо искала в нем карточку. Майя также спокойно сообщила, что код прочтен. Федян уже собирался рвануть, но женщина не отходила от банкомата.

– Вставляет вторую, – спокойно сообщила Майя, и Федян бегом бросился за жертвой.

***

Федян долго не возвращался. Горбытый посмотрел на дрожащую Майю, поерошил её вороные космы:

– Пошли. Видать замели и его. И они отправились отогреваться и отсыпаться. Но отоспаться не получилось. Спустя час, ввалился Федян. Он был вымазан в свежей грязи, в руках был готовый лопнуть пакет. От Федяна за километр разило водкой. Он с трудом сфокусировал взгляд на Майе. У неё задрожали коленки. Федян это мигом уловил, осклабился:

– Не дрожи. Пин-коды не забыла? Или как? – его голос заставил бедную Майку часто закивать и еще сильнее вжаться в бетонный угол, – Смари у меня!

– Ты где шлялся? – Горбатый хоть и был намного слабее, но в свои тридцать с гаком не собирался давать спуску молодому здоровяку, – Ты понимаешь, что она наверняка карточки заблокировала? Или ты надеешься, что она кражу не заметила? Хер ли ты не пришел сразу?

Федян перевел взгляд. Покачиваясь, подошел к Горбатому:

– Дядя, она уже никакие карточки не заблокирует, – он вынул из кармана узкий нож, – Чего дергаетесь? Обосрались? Ну, прирезал я её. Туда ей и дорога. Как и всем нам. А теперь давайте в вищичках пороемся.

Федян вывалил на пол содержимое пакета. Там было обычное содержимое сумки горожанки среднего достатка, изящный браслет-часы, пара золотых цепочек, серьги, тонкие колечки браслетов, шафрановая шаль заляпанная кровью... Майя взглянула на шаль, и её замутило. Она бросилась было на воздух, но была цепко схвачена.

– Куда это ты намылилась? Заложить собралась? А ну, сидеть и не рыпаться! – и Федян швырнул её к стене. У Майи поплыли перед глазами цветные круги. Зловоние рвотных масс было последним, что зафиксировало гаснущее сознание.

Когда она очнулась, виновато подошел Горбатый:

– Слушай, тут такую вещь нашли. Тётка-то оказывается в магазине “Билет в завтра” работала. Я слыхал об этом месте. Очень богатый магаз. И тётка та видать не последней продавщицей была. У неё вот и ключик от сигнализации. Федян говорит, что труп хорошо заныкал. Вряд ли её сегодня хватятся, но вот завтра уже наверняка. Потому надо и карточки почистить и магаз навестить...

***

Майя мчалась сквозь холод ночного города, не чуя ног. За какие-то мгновения она пропустила сквозь себя весь доступный спектр чувств – невероятное удивление, когда обращение к виртуальному плану магазина вызвало к жизни отключенную сигнализацию, и приступ смертельного ужаса, когда Федян бросился на неё с ножом, и радость удивительного спасения, когда стальная махина прибила гада одним ударом, и детский восторг, когда ожившая железяка поняла её лепет и выпустила на свободу.

Майя неслась как на крыльях. В голове царила какая-то радостная мишура. Мысли не могли даже толком сформироваться, лишь их тени, подкрашенные сплохами фейерверков детских эмоций метались в перевозбужденном сознании. И только Майкино сердце, никогда не ошибающееся сердце говорило, что теперь всё будет по-новому...

Глава 4. Старые враги

18 мая 2068 года

Феликс Николаевич печально переставлял ноги в сторону дома. До полуночи было еще далеко, и старый ученый не спешил. И дело было совсем не в том, что в голове собиралась родиться гениальная идея. Только не сегодня. Вдохновение, да и просто присутствие духа покинуло его в этот день. Не было дела и до любования окружающей красотой, хотя майская ночь выдалась удивительно живописной. На бархатной синеве небосвода с каждой минутой всё ярче проступали сверкающие бриллиантики млечного пути. Наконец-то установилась по-настоящему летняя погода и природа с каждым часом буквально насыщалась теплом. Ветер уже не нёс прохладу, а обдавал путника теплым напором и весело теребил шапку седых косматых волос. Подсветка пешеходной дорожки автоматически подстроилась под измученные глазные рецепторы путника – свет приятно освещал путь, периодически рисуя на пути то выпавший из букета модницы цветок, то лужицу столь прозрачной воды, что не встретишь в открытых водоёмах планеты.

При других обстоятельствах Феликс Николаевич наплевал бы на необходимость сна и лишних пару часиков побродил и, как он любил говаривать, “повдыхал всеми фибрами души красу природы”. Но в этот вечер окружающая гармония и умиротворение своим контрастом только раздражали и без того невыносимую боль души. Таких ударов Феликсу Николаевичу Зарубскому, профессору и доктору физико-математических наук испытывать еще не приходилось. Слёзы ярости и отчаяния то и дело пытались прорваться наружу. И когда бессильное бешенство уже почти подтолкнуло его к серии бессмысленных ударов кулаками ни в чем не повинного здания, он опомнился. Остановился, поднял лицо к небу, пару раз глубоко вздохнул и попытался отрешиться от боли. Это оказалось не так легко. Тогда пришел на помощь холодный разум. И Феликс Николаевич начал утомлять свой мозг вопросом, как произошло, что самый близкий человек, дружбу которого он принимал практически как дар свыше, которого считал идеальным... предал его.

Перед мысленным взором прошли годы учебы в университете, совместные попойки и гулянки, прошли годы совместной работы в НИИ, он непроизвольно улыбнулся от нахлынувшей теплоты воспоминаний. Феликс Николаевич вспомнил и трагическую аварию, когда друг держал его, истекающего кровью, как он уговаривал не отключаться... И вот... вот как-то незаметно начал появляться холод в их дружбе. Но как? Феликс Николаевич, превозмогая ноющую боль, силился вспомнить, что же могло послужить их разладу. Защита докторской... Он получает от друга обидную насмешку... Потом странная и какая-то предвзято-нагловатая критика статей. Что совсем не в духе друга. Надо было тогда сразу подойти, поговорить. Ведь ясно же, что друг за что-то обижен. Ясно... Это теперь ясно, а тогда это было лишь крайне неприятно. Феликс Николаевич списывал всё на болезненное честолюбие друга, и как-то даже не придавал никакого значения всплескам неприязни. О зависти не могло быть и речи, ведь друг был куда талантливее и успешнее. А потом в их жизни появилась Ольга. И всё стало ещё хуже. Феликс Николаевич остановился, сердце нещадно защемило, из глаз выкатились слёзы. “Господи! Уже седьмой десяток на исходе, а всё как мальчишка!” Это придало сил. Он украдкой оглянулся, не видел ли кто его постыдной слабости. Но улочка была пуста. Лишь на оставленной позади стоянки электротранспорта слышался нетрезвый треп молодежи. Феликс Николаевич подошел к своему дому. Опознав хозяина за несколько шагов, автомат разблокировал входную дверь и заранее осветил крыльцо.

Прохрустев по гравию и по привычке шаркнув ногами по несуществующему коврику, старый ученый со вздохом хотел начать подъём на крыльцо. Но что-то зацепило взгляд. Он остановился, посмотрел на декоративную урну. Всегда пустая, сейчас же она была полна ворохом мусора. “Это что ещё за фокусы?!” – Феликс Николаевич недовольно скривился. Но что-то в этом мусоре было не так, что-то приковывало его взгляд. Он по старой привычке прищурился, и встроенные чипы мигом увеличили картинку, прорисовали более контрастно, добавили цветов. Но этого уже не требовалось. Феликс Николаевич уже понял, на скомканном клочке бумаги стоит значок, который он знал очень хорошо и который не видел уже несколько десятилетий. На пожелтевшем листе был нарисован карикатурный математический предел, суть которого содержалась в вопросе – к чему стремится жизнь студента, когда оценка устремляется к неуду? Этот рисунок очень часто изображал Михаил – сначала его друг в институте, потом в аспирантуре, а потом и в НИИ, когда они были уже не Феликс и Миша, а Феликс Николаевич и Михаил Васильевич – профессора и доктора наук. Он наклонился, дрожащая рука взялась за грязный лист. Но лист так просто не хотел выскальзывать из миниатюрной мусорной кучи, а потянул за собой целый кулёк отвратительного месива. Старика передёрнуло. Он мгновенно обругал себя последними словами и уже хотел было отбросить эту мерзость, но цепкий взгляд тут же увидел, что мусор – лишь камуфляж, под которым кроется туго скрученная тетрадь. Да, да! Именно тетрадь! Феликс Николаевич с огромным удовольствием вспомнил слово из далёкого детства. Его сверстники были последним поколением, что пользовались в школе этим старинным носителем информации. Она была в точности такая же – плотная пачка листов из старинной целлюлозной бумаги в мелкую клетку, обложка из пластиковой клеёнки.

Уже не обращая внимания на прилипшую грязь, старик внес домой этот хоть и отвратительно пахнущий, но несомненно полный загадок предмет. Скрупулёзно очистив от грязи тетрадь, про себя отметив, что испачкана она была очень тщательно и явно нарочно, Феликс Николаевич раскрыл первую страницу. Знакомый округлый почерк, непонятно откуда взявшиеся старинные чернила. Но слова, слова! Они сбивали с ног.

“Друг Феликс! Прошу тебя, не сочти за труд прочесть всё, что тут изложено. Сейчас ты еще не можешь представить, насколько это послание важно. Я адресую его именно тебе, не только потому, что ты мой настоящий и единственный друг. А еще и потому, что ты в высшей степени порядочный человек, физик-талантище и незаурядный актёр. Эти три редчайших компонента соединились в тебе. Потому другого выбора у меня и быть не могло. Пожалуйста, еще раз прошу: дочитай до конца. Это самое важное письмо на свете Божиим, после скрижалей Моисеевых. Я очень хорошо понимаю твоё отношение ко мне. Увы, но все те гадости и подлости, которые ты терпел от меня, были спланированы заранее. Да, да! Именно так – спланированы мной заранее. Для чего это было нужно? А для того, что бы уверить всех, что мы стали врагами. Именно для этой цели я и устроил перевод Ольги в наш институт...” Феликс Николаевич ошалело сглотнул ком в горле, расстегнул ворот рубашки, и уже не спеша, продолжил чтение. “Видишь ли, друг Феликс, я очень детально изучил твой вкус и составил подобный психологический портрет и физический образ, который наиболее востребован твоим естеством. Прости меня еще раз, но всё было рассчитано заранее. И твоя страсть, и её уход ко мне. Если ты ещё не понял, то пишу тебе прямым текстом: мы с тобой уже давно под надзором. Раньше говорили – “под колпаком”. Иначе бы не стал я тебе посылать это письмо столь экзотическим способом. И если бы я просто инициировал охладевание нашей дружбы, то ты всё равно остался бы в большом подозрении. А так ты преисполнен ненависти ко мне. Так и должно быть. А теперь читай внимательно и запоминай каждое слово. О том, чтобы не сжигать эту тетрадь и речи быть не может! У тебя всего лишь одна эта ночь! Напрягись! Ты сразу поймёшь насколько всё важно. И не вздумай сейчас меня вызывать! Во-первых, ты поставишь под угрозу всё, над чем работал не только я, но многие, многие люди. Во-вторых, когда ты будешь это читать, я уже буду мёртв...”

Феликс Николаевич явственно ощутил, как земля начала уходить из-под ног. К счастью, старый табурет не дал ученому растянуться на полу.

Остаток ночи Феликс Николаевич провёл в чтении тетради. На втором часу он поймал себя на мысли, что находится в каком-то шаге от шизофрении. Одна личность кричала от восторга и осознания величия друга, другая рвалась на части пониманием, что потерян, навсегда потерян настоящий друг и гениальнейший ученый.

Утром Феликс Николаевич сжег тетрадь, выпил натощак полстакана водки и, кутаясь от зябкого ветра, наплевав на работу, направился гулять. Но прогулкой это было назвать нельзя. Ещё не дряхлый, но уверенно стареющий человек пытался растворить свою боль в тиши утра. Как нельзя кстати похолодало, покрытые изморозью листья напоминали ему ажурные ограды на кладбище. И слёзы время от времени скатывались по намечающимся морщинам.

***

19 мая 2068 года

Биржевые сводки в ближайшей перспективе не сулили ничего хорошего. И это сильно нервировало Аркадия Эдуардовича Канева – владельца корпорации “Ямал”. Он был далеко не молод, но очень крепок. Поначалу все деловые партнёры обманывались грубоватой внешностью профессионального борца, но никак не влиятельного бизнесмена, шестым чувством предугадывающего даже незначительные изменения денежных потоков.

В голове Канева выстраивались десятки графиков, таблицы цифр менялись с бешеной скоростью. Он понимал, в такие минуты нельзя расслабляться. Ни на мгновение! Но всё же, даже стимуляторы щедро вливаемые напрямую в клетки уже не могли сдерживать лавину усталости. Шли третьи сутки без сна. Аркадий Эдуардович понял, что вот сейчас и случится то, что обычно называют “конец” в различных вариантах от интеллигентного “вот и всё” до совершенно непечатных изречений парий. “А пошло оно!” – Аркадий Эдуардович оборвал контакт.

Откинувшись в кресле, которое сейчас же приняло новую форму, подстраиваясь под позу владельца, Аркадий Эдуардович прикрыл глаза. Стёкла кабинета изменили уровень прозрачности, и кабинет принял в себя мягкий синий полумрак. Синтезаторы воздуха бесшумно добавили в атмосферу кабинета особую подборку феромонов. А стены повысили звуконепроницаемость до предельного уровня. “Что это?” – глава корпорации удивился нахлынувшему состоянию. “Тишина! Надо же, оказывается, и тишина бывает разная”. Столь глубокомысленный вывод вполне мог бы рассмешить инфоузел, обеспечивающий условия существования главы в его персональных апартаментах. Но роботы не смеются на работе.

Окунувшись на несколько блаженных минут в царство покоя, господин Канев тем не менее не забыл, кто он. И мозг помимо желания владельца в фоновом режиме продолжал обрабатывать информацию. Поймав себя на этом, Аркадий Эдуардович горько усмехнулся, но глаза открывать не стал. “Странно, я раньше за собой не помнил таких выкрутасов.” На что давно знакомый юношеский голос спокойно сообщил: “Так ведь ты неделю назад прошел процедуру вживления имплантов нового поколения”. Этого было достаточно, чтобы Канев хлопнул себя по лбу и весело обругал себя матерными словами беспутной юности. Как он мог забыть! Хотя с перманентно ухудшающимся бардаком в финансовом мире ещё и не это забудешь. Миг, и волна радости схлынула, и Аркадий Эдуардович вернулся в седло погонщика делового мира. Даже в общении с внутренним голосом, босс оставался боссом: “Новые импланты функционируют в полном соответствии с заявленными характеристиками?” Цифровой инфоузел также по-юношески весело ответил: “На все 100 процентов. Радуйся!” Азарт мигом разорвал тугую пелену тумана усталости. Конечно! Как он мог не заметить, ведь почти все поступавшие сообщения, имевшие сиреневую окраску, то есть высший уровень шифрования, обрабатывались совершенно без задержек! “Ну, молодцы, ребятки! Надо бы вас отблагодарить, – и тут же отдал приказ, – Вызвать Пушкова!” Пушков отозвался без промедления:

– Доброго утра, Аркадий Эдуардович! Вижу, вы прошли модернизацию.

– Привет! Ты прав, уже неделя, как прошел. Представляешь, только сегодня об этом вспомнил. Совершенно ушла эта канитель с задержкой шифрования.

– Я рад. Теперь в сети вам будет намного комфортнее. И плюс – гораздо более высокий уровень защиты.

– Да, да. Денис мне говорил. Но я что-то сомневался. О! Кстати, как у него дела? А то парень что-то приуныл в последнее время.

– У Дениса Евгеньевича всё нормально. Но в НИИ  произошло ЧП. Сегодня был обнаружен труп профессора Гончарова.

– Это того самого хмыря? Как это он так доигрался?

– Да, Аркадий Эдуардович. Произошел несчастный случай. Его убило электрическим током в домашней лаборатории.

– Несчастный? По отношению к таким кляузникам слово “несчастный” как-то не подходит. Но это точно случай? Ну, то есть, случайность?

– Абсолютно. Инфоузел был перепроверен. Так что всё чисто.

– Хм... Нда... Ну, теперь Дениске мешать никто не должен. Или у вас там еще дружок Гончарова затесался?

– Вы, наверное, о Зарубском? Они давно уже не друзья. Зарубский уже несколько лет с ним не разговаривал. Там и карьерная зависть, и амурные дела. Как раз вчера в институте был ученый совет, и Гончаров так опустил своего бывшего дружка, что всем стало искренне жаль беднягу. Он после со стыда напился до положения риз. Так что еще и не знает о смерти своего бывшего друга.

***

21 сентября 2068 года

Утро выдалось пасмурным. Канев сбросил затемнение окон на ноль и любовался осенней серостью, внезапно завершившей декаду бабьего лета. И хоть в спальне стояла привычная для хозяина жара, но вид уличного ненастья заставил невольно поёжиться. Прошлёпав босыми ногами по паркету спальни, Аркадий Эдуардович спустился в столовую. Сколько себя помнил, он всё всегда делал лишь так, как ему хочется. И никто не смел ему перечить. Вот и на склоне лет, став одним из богатейших людей планеты, он обожал ходить по своему дому босиком. Домом это место можно было назвать лишь условно. Простые смертные называли его Каневской пагодой, журналисты дворцом нового желтого императора, намекая на склонность магната ко всему восточному. В реальности личные апартаменты владельца богатейшей корпорации “Ямал” только внешне имели сходство с постройками древней Японии. Девять надземных этажей и шестнадцать подземных, разветвленная система коммуникаций, несколько независимых энергоузлов, четыре уровня особо защищенных помещений для выживания при катаклизмах любого уровня, которые хозяин по-старинке называл “бомбоубежищами”, несколько скрытых систем эвакуации, включая шахту с готовым в любую минуту к старту суборбитальным челноком. Об этих подробностях жилища миллиардера знали единицы. Аркадий Эдуардович обожал свой дом. Этот дом был только его. Здесь не устраивались приемы, сюда не ходили ни гости, ни “ночные бабочки”. Даже жена и наследники не были тут никогда. Канев с самого раннего детства хотел иметь дом, в который будет абсолютно исключен доступ посторонних. Все помещения полностью обслуживались автоматами, изолированными от внешнего мира и имевшими строго доинтеллектуальный уровень. С момента постройки, кроме хозяина, порог дома переступали всего несколько преданных людей. В мире, где всё продается и покупается, верность стоит неслыханно дорого. Канев это хорошо понимал. И очень четко чувствовал, кто на что способен и сколько может стоить. Именно эту врожденную способность он считал краеугольным камнем жизненного успеха.