Текст книги "Каган Русов"

Автор книги: Сергей Шведов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 35 страниц)

Глава 15
Князь Вратислав

Русы покинули Византию, нагруженные добычей. Плату за свой уход они взяли изрядную, на долгие годы вперед опустошив императорскую казну. Так, во всяком случае, казалось Константину, но магистр ошибся в своем поспешном выводе. Иоан Цимисхий в средствах не испытывал недостатка. Судя по всему, Натан не обманул старого друга, и император Оттон оказал Цимисхию не только моральную поддержку. Для самого магистра Константина тоже начались горячие денечки. Император Иоанн не давал спуску своим приближенным, заставляя работать не покладая рук и не беря в расчет ни возраст, ни былые заслуги. Впрочем, Константин и сам понимал, что в эти месяцы решается судьба не только империи, но и всего христианского мира. Каган Святослав, надо полагать, тоже не будет сидеть сложа руки. По сведениям, поступавшим к Константину от уважаемого Натана, Святослав рассылал верных людей во все славянские земли. Его посланцев видели и в Моравии, и в Чехии, и в Варгии, и в Полабье. Другое дело, что далеко не везде они встречали теплый прием. Христианство уже успело глубоко проникнуть во многие славянские души, а многие князья и бояре просто побаивались решительного кагана, возмечтавшего об огромной империи. Эмиссары императора Оттона тоже не дремали, где посулами, а где и угрозами, склоняли на свою сторону славянских князей. Но в любом случае, нельзя было дать Святославу укрепиться в Болгарии, где на месте христианских храмов стали возрождаться языческие капища. Если каган просидит в Переяславце еще лет десять, то христианская вера в Болгарии сойдет на нет. А вместе с христианской верой сойдет на нет и влияние Византии в южных славянских землях.

К удивлению Константина, император Цимисхий оказался весьма умелым организатором. Всего за несколько месяцев он просто восстановил разгромленную армию, но и увеличил ее на треть. Особое внимание Цимисхий уделял пешей фаланге, состоящей из отборных и хорошо оснащенных воинов. Отныне только они имели право именоваться «бессмертными». Не забывал император Иоанн и о клибанофорах, численность которых он довел до тринадцати тысяч. «Бессмертные», которых уже насчитывалось пятнадцать тысяч, и клибанофоры должны были составить главную ударную силу в походе Цимисхия на кагана Святослава. А то, что поход этот должен состояться, не сомневался уже никто. Глупо было бы собрать триста тысяч воинов только для того, чтобы любоваться их выправкой на парадах. Цимисхий отлично понимал, что имперская элита не простит ему ни промедления, ни тем более поражения в войне с каганом Святославом. И он сделал все от него зависящее, чтобы спасти и себя самого, и христианскую веру, и Византийскую империю.

Зима прошла в трудах и хлопотах, но и весна не принесла магистру Константину облегчения. Со дня на день в столице империи ждали приказа императора Иоанна о выступлении. Вот только станет ли вторжение ромеев в Болгарию сюрпризом для кагана Святослава или он успел приготовиться к обороне? Константин невольно ежился, когда эта мысль приходила ему в голову. Почему-то сразу же всплывало в памяти лицо смурное лицо Святослава, с которым он вел очень трудные переговоры под Аркадиополем. Каган одержал победу над ромеями, но у него не хватило сил, чтобы воспользоваться ее плодами. Возможно, Святослав просто недооценил мощи империи и как раз в тот момент осознал свою ошибку. Возможно, он с самого начала рассматривал этот поход как разведку, не строя далеко идущих планов. Но в любом случае, он с неохотою заключил договор с Византией. Возможно, не последнюю роль в решении кагана сыграло давление воевод, которым магистр Константин и патрикий Лев Педиасим перетаскали столько золота, что его вполне хватило бы на покупку города. Но так или иначе, а вторжение ромеев может развязать Святославу руки, и в случае поражения Цимисхия участь Византии будет решена. Уже никто и ничто не помешает кагану русов вторгнуться в земли империи и стереть с лица земли ее столицу. Скорее всего, это понимает и ромейский император, а потому и медлит с принятием окончательного решения, боясь, что оно станет для него роковым.

Уважаемый Натан, вернувшийся в Константинополь из дальних странствий, охотно разделил беспокойство магистра по поводу итогов предстоящей войны.

– Святослав, конечно, знает о приготовлениях императора Иоанна, – сказал он, поднимая кубок за здоровье магистра, – у него хватает агентов в Константинополе. Да и трудно скрыть столь масштабные перемещения войск. По моим сведениям каган принял меры для укрепления границы и даже перенес свою ставку из Переяславца в Доростол. После ухода угров Курсана, и печенегов Кури, Святослав испытывает недостаток в коннице, но пытается восполнить его за счет болгар. Из Варгии к нему пришло пополнение. Шесть тысяч пехотинцев сейчас размещены в Преславе, где воеводы Свенельд и Юрий формируют из них новую фалангу. Думаю, это не последнее подкрепление, полученное Святославом из дальних земель. Именно поэтому императору Иоанну следует поторопиться.

– Но штурм приграничных крепостей отнимет у нас много времени, не говоря уже о потерях, – с сомнением покачал головой Константин.

– В этом ты прав, магистр, – охотно согласился с хозяином гость. – Но в Болгарию есть еще один путь, гораздо более короткий, который выведет императора прямо к Преславе.

– Ты имеешь в виду горные ущелья, клисуры, – удивился Константин. – Но неужели ты думаешь, что Святослав оставил их без защиты?

– Конечно нет, – пожал плечами Натан. – Вопрос в том – кто их защищает? Так уж получилось, магистр, что ключ Цимисхия к победе висит на шее брата кагана княжича Вратислава. А он, как тебе известно, христианин и недавно женился на дочери боярина Симеона, одного из самых преданных наших приверженцев.

– Так ты рассчитываешь, что Вратислав сдаст императору крепость, прикрывающую вход в ущелье? – вскричал потрясенный магистр.

– А почему бы не попробовать, Константин, – понизил голос почти до шепота Натан. – Если войску императора удастся пройти по этому ущелью, то исход войны будет практически предрешен. Ромеи окажутся в тылу у Святослава и отрежут его от Северной Болгарии, где находятся самые горячие сторонники кагана. Дружина Вратислава сплошь состоит из христиан, которые отлично понимают, что победы Святослава оборачиваются их поражением, и что в языческом каганате русов для них не найдется места.

– А если не понимают? – нахмурился Константин.

– Значит, мы должны объяснить это не только Вратиславу, но и его ближним мечникам. Подмогой нам в этом будут боярин Симеон и воевода Фрелав.

– Я одного не могу понять, почему Святослав доверил защиту столь важной крепости христианам?

– А остальные крепости не важные, что ли? – усмехнулся Натан. – Кроме того, не забывай, что именно мужество Вратислава и его дружины спасло войско русов от разгрома под Аркадиополем. Как же после этого старший брат может не доверять младшему?

– Пожалуй, – нехотя согласился Константин. – Но если Вратислав не изменил кагану, когда ему представился удобный случай, то с какой стати он пойдет на сговор сейчас.

– По моим сведениям, полученным от боярина Симеона, Вратислав просил брата после похода в Византию отпустить его в Киев, но Святослав ему отказал. А ведь младший брат в свое время безропотно уступил великий стол старшему. Понимаешь, магистр? Святослав наделил землями всех своих сыновей, отдал Тьмутаракань внуку Олега Вещего, оставил царский титул болгарину Борису, и только Вратислав остался ни с чем. А причина, в общем-то ясна – Вратислав христианин. И волхвы сделают все от них зависящее, чтобы младший брат, вопреки все обычаям русов, никогда бы не занял место Святослава.

– Допустим, – кивнул магистр. – Но что ты хочешь от меня, Натан?

– Напиши письмо своему родственнику, Константин, а я берусь доставить его в крепость. Будем надеяться, что боярину Симеону удастся объяснить молодому князю, где и в чем его выгода.

Князь Вратислав внимательно прочел письмо магистра Константина, доставленное в приграничную крепость ганом Аршаком. Сам ган не внушал Вратиславу доверия. Поговаривали, что именно Аршак убил боярина Алексея, хотя сам хазар клялся, что он здесь не при чем, а смерть боярина, это дело рук бека Азарии, негодяя и предателя, мстившего Алексею за свою дочь Марию. Дело было темное, и князь не рискнул осудить человека, без должных к тому оснований. Правда, он мог спросить с гана Аршака за то, что тот нарушил слово, данное Вратиславу, и сбежал из его дружины накануне похода, но у хазара и на это обвинение был свой ответ.

– Я христианин, князь, и не хочу воевать против своих единоверцев.

Ответ гана заставил боярина Симеона поморщиться, а воеводу Фрелава усмехнуться. И только князь Вратислав остался невозмутимым.

– Это ведь не простая война, князь, – продолжал Аршак. – Каган Святослав, понукаемый волхвами, решил разрушить все христианские храмы в Византии и Европе, и долг каждого истинно верующего человека помешать ему в этом. Разве не так, бояре?

Хазарский ган говорил приблизительно то, о чем писал в письме магистр Константин. Впрочем, двоюродный брат княгини Ольги обращался еще и к разуму Вратислава, призывая его, удержать старшего брата от роковой ошибки. Война с Византией и Европой подорвет силы нарождающегося Русского государства. Каган Святослав уже погубил в своих безумных походах лучших воинов своей земли, а дальше будет еще хуже, ибо император Цимисхий собрал трехсот тысячное войско и двинул его в Болгарию. Сопротивление Святослава в сложившейся ситуации просто бессмысленно. Самое умное, что он может сделать в создавшейся ситуации, это уйти в Киев.

– Он не покинет Болгарию, – вслух сказал Вратислав.

– Кто бы в этом сомневался, – вздохнул воевода Фрелав. – Мы все обречены на гибель в этой стране. Как хочешь, князь, но мне надоело плясать под дудку кровожадных волхвов.

– Что ты предлагаешь? – нахмурился Вратислав.

– Магистр Константин не лжет, – сказал Фрелав, глядя прямо в глаза князя. – Ты можешь убедится в этом сам, поднявшись на стену. Нас обложили со всех сторон. Мы, конечно, можем сопротивляться. Один день. Или два. Ты уже потерял половину своей дружины, Вратислав, я потерял не меньше. Наши мечники – христиане. Почему они должны сражаться за кровавых идолов и их безумных волхвов?

– Я дал слово Святославу? – холодно бросил князь.

– А разве каган не дал слово княгине Ольге, что отдаст тебе Полянские земли? Ты воевал за него в Хазарии, ты воевал за него в Болгарии, ты спас его от разгрома в Византии – и где же обещанная награда? В Киеве сидит княжич Ярополк, а ты Вратислав командуешь захудалой крепостью в чужой земле, рискуя потерять последнее – жизнь. Все эти годы мы шли за тобой, Вратислав, видя в тебе истинного христианина и прирожденного вождя. А ты привел всех нас к гибели. Ради чего, князь? Это ведь не я тебя спрашиваю, это спрашивают тебя мечники, с честью павшие под Аркадиополем. Ради чего они погибли там, Вратислав, и ради чего мы должны погибнуть здесь?

– Что ты предлагаешь, воевода? – повторил свой вопрос Вратислав.

– Я предлагаю уйти из крепости, – сказал Фрелав. – Оборонять ее бессмысленно, ты это знаешь не хуже меня. Нас всего три тысячи, ромеев в сто раз больше. Боярин Симеон проведет нас тайными тропами. Мы доберемся до Дуная, сядем в ладьи и вернемся в Киев.

– А Святослав?

– Думаю, что он последует нашему примеру. По этому ущелью ромеи выйдут к Преславе. Царь Борис сдаст им столицу Болгарии, он ведь не безумец, чтобы втягивать свою страну в кровавую бойню. И Святославу не останется ничего другого, как вернуться домой. Война закончится, даже не начавшись. Мы спасем не только себя, Вратислав, но и десятки тысяч жизней как христиан, так и язычников. Зачем нам Болгария, князь, зачем нам Византия? Ведь у нас и своей земли с избытком. Это ее нам следует обустраивать с великим тщанием, неся заблудшим душам свет истинной веры. Вот в чем твое предназначение, Вратислав. Вот что завещала тебе мать, княгиня Ольга, перед смертью.

Пора решаться, князь, пора делать окончательный выбор между истинным Богом и старшим братом, погрязшем в грехе язычества.

И князь Вратислав сделал свой выбор. Его дружина покинула горную крепость, до сей поры считавшуюся неприступной, на виду у торжествующих ромеев. Вратислав мог собственными глазами убедиться в том, что магистр Константин не солгал ему в письме – ромейское войско было неисчислимым.

– Ты послал гонцов в Преславу к царю Борису и воеводе Свенельду? – спросил Вратислав у Фрелава, ступая вслед за своими мечниками на узкую горную тропу.

– Послал, – нехотя отозвался воевода. – Будем надеяться, что у них хватит ума, поступить столь же мудро, как и мы.

Спустя час ган Аршак распахнул ворота брошенной крепости перед императором Иоанном. Путь на Преславу был свободен. И надо отдать должное Цимисхию, он оценил подарок, сделанный ему в самом начале похода благородным Константином и уважаемым Натаном.

– Я всегда считал тебя умным человеком, магистр, но в этот раз ты проявил не только ум, но и преданность. Этого я никогда не забуду.

Ромеи без помех прошло по горному ущелью и выплеснули на равнину почти у самых стен болгарской столицы. Этот неожиданный маневр застал врасплох и болгар, и русов, пребывавших в полной уверенности, что ущелье прикрыто надежно, и что Преславе ничего не грозит с этой стороны. Воевода Юрий, обучавший воинов, недавно прибывших в Болгарию из Радимицкой земли, пешему бою, не поверил своим глазам, когда увидел клибанофоров, несущихся к городу на полном скаку.

– Мечислав, – крикнул он боярину, сидевшему верхом на коне, – скачи в город. Закрывайте ворота!

Блуд уже и сам оценил степень опасности, нависшей над Преславой, но все же он успел спросить у воеводы:

– А как же вы?

До города было слишком далеко, чтобы пехотинцы могли достичь ворот раньше неповоротливых, но все же конных ромеев. Юрий понял это с первого взгляда и крикнул копейщикам:

– Стройтесь стеной.

Боярин Блуд скрипнул зубами и поскакал к городу, беспечно распахнувшему ворота навстречу коварному врагу. У самых ворот Мечислав оглянулся. Передовой отряд клибанофоров не смог сходу прорвать наспех выстроившуюся фалангу воеводы Юрия. Но на помощь ромеям уже спешили их конные и пешие товарищи.

– Ворота запирайте, – рявкнул Блуд на растерявшихся стражников. – Раззявы.

Для воеводы Свенельда появление ромеев под стенами Преславы явилось не меньшей неожиданностью, чем для Блуда. Наверное поэтому он не сразу понял, что кричит ему боярин Мечислав, перекошенным от бешенства ртом. А когда понял, то первое о чем спросил было:

– А как же князь Вратислав.

Для Блуда, разумеется, не было секретом, кем доводился Свенельду младший сын княгини Ольги, но сейчас его больше волновало судьба боярина Юрия, принявшего во главе трехтысячной фаланги удар всего ромейского войска.

– На стены! – коротко бросил воевода Свенельд.

Блуд первым взлетел на приворотную вежу. Увиденное его ужаснуло. Все поле перед Преславой было заполнено облаченными в бронь ромеями, а неподалеку от городских стен отчаянно сражалась горстка радимичей, обреченных то ли предательством, то ли ротозейством на верную гибель. Отступить к воротам они уже не могли, но и сдаваться не хотели. Ощетинившись копьями на все четыре стороны, они отчаянно отбивались от наседавших клибанофоров.

– Надо им помочь! – крикнул Блуд Свенельду. – Дай мне тысячу конных, я сам поведу их в бой.

– Помолчи! – зло глянул на него воевода. – Без тебя тошно.

Боярин Мечислав и сам понимал, что предложение его зряшное, что тысяча мечников не смогла бы опрокинуть бесчисленную ромейскую рать, но и смотреть спокойно на гибель радимичей было выше его сил. Он метнулся было вниз, но столкнулся на узкой лестнице с царем Борисом, поднимающимся на вежу. Борис был смертельно бледен, но старался сохранять спокойствие.

– Боже мой! – только и произнес царя, окидывая взглядом окрестности.

Фаланга радимичей таяла на глазах, Свенельду на миг показалось, что он увидел залитой кровью лицо Юрия, но, скорее всего, ошибся – до гибнущих радимичей было слишком далеко.

– У них тараны и стенобитные орудия, – сказал дрогнувшим голосом боярин Отеня. – Боюсь, что нам не устоять.

В Преславе осталось три тысячи болгар и примерно столько же русов. Никто и думать не думал, что именно этот город первым подвергнется осаде. Преслава была слишком далеко от границы, чтобы Святослав всерьез опасался за ее судьбу. Но по всему выходит, что каган просчитался, и император Цимисхий обвел таки его вокруг пальца.

– Но почему князь Вратислав не прислал гонцов? – задал вполне резонный вопрос царь Борис. – На это у него было достаточно времени.

– Видимо потому, что предал, – зло процедил сквозь зубы Блуд.

– Молчи, Мечислав, – страшно глянул на боярина Свенельд, – иначе я прикажу скормить собакам твой язык.

Сын Свенельда боярин Лют словно невзначай придвинулся к Блуду, положив при этом ладонь на рукоять своего меча. Мечислав и Лют терпеть не могли друг друга, но затевать ссору на виду у неприятеля было бы глупо, а потому боярин Блуд промолчал.

Судя по всему, император Цимисхий не собирался долго задерживаться у Преславы. Ромеи пошли на штурм города сразу после того, как покончили с упрямыми радимичами. Натиск их был страшен, почти сто тысяч человек, используя штурмовые лестницы, разом полезли на стены. А в ворота города ударил таран. Болгары и русы защищались отчаянно. Боярин Блуд со своими мечниками сумел сбросить со стены, взобравшихся было туда ромеев, но это был локальный успех. Ромеи сменяли друг друга, одна волна накатывала на стены вслед за другой, а у защитников города не было даже мгновения, чтобы перевести дух. И все-таки они продолжали сражаться, а дрогнули только тогда, когда ромеи, проломив ворота и пробив брешь в одной из стен, двумя мутными потоками хлынули в город. Уцелевшие русы, числом не более тысячи, затворились в царском дворце, обнесенном невысокой стеною. Болгары сложили оружия по приказу царя Бориса, который решил, что сопротивление бессмысленно. Император Иоанн, въехавший в поверженный город на белом коне, приказал вернуть Борису меч и царские регалии.

– Я воюю не с болгарами, я воюю с русами. Объявите это всем жителям города.

Впрочем, эти слова императора не спасли обывателей Преславы от насилия и грабежа. Цимисхий, как истинные полководец, не нашел нужным останавливать погромы и предоставил своим воинам вволю порезвиться в чужом городе. Слегка насторожила императора лишь весть о русах, закрепившихся во дворце.

– Предложите им сдаться. Скажите, что я гарантирую им жизнь.

Цимисхий был доволен началом компании и не скрывал этого от своих приближенных. Впрочем, императору грех было жаловаться, столица Болгарии сама упала ему в руки словно перезрелый плод. О прочих болгарских городах тоже можно было не волноваться. После пленения царя Бориса в стране вряд ли найдется человек, способный сопротивляться императору Иоанну. Если не считать, конечно, кагана Святослава.

– Неужели этот безумец примет вызов, брошенный императором? – спросил патрикий Василий Неф, назначенный Цимисхием командовать арьергардом и осадными машинами. Подчиненные Василия отличились при штурме Преславы, и он удостоился похвалы из уст божественного Иоанна.

Магистр Константин с ответом не спешил, с удовольствием потягивая из серебряного кубка пряное болгарское вино, и патрикий Василий переадресовал свой вопрос уважаемому Натану, сидевшему тут же за накрытым столом. Шум, доносившийся с улицы, мешал, видимо, иудею сосредоточится, и поэтому он ответил только после того, как прикрыл окно.

– Я бы не стал расслабляться раньше времени, благородный Василий, – сказал Натан, поднимая наполненный до краев кубок. – Ваше здоровье, патрикии.

И ведь как в воду глядел умный иудей! Не успели собеседники осушить кубки, как в занятый ими под постой дом богатого болгарского купца ворвался ган Аршак с криком:

– Русы пошли на прорыв!

Речь, судя по всему, шла о воеводе Свенельде, засевшем было в царском дворце с тысячью мечников. Именно поэтому весть, принесенная хазаром, не слишком взволновала ромейских патрикиев. Если воеводе Свенельду угодно пасть с честью, то это его выбор. Император Цимисхий предложил ему вполне приемлемые условия сдачи.

– Они идут по этой улице, – продолжал взволнованный Аршак. – Можете в этом сами убедиться, патрикии.

После этих слов Константин и Василий все-таки встали из-за стола и подошли к окну. Благо обзор из окна, расположенного на третьем ярусе большого купеческого дома, был просто прекрасным. Закованные в сталь русы стеной ломили на ромеев, сметая все живое на своем пути. Прорывались они даже не к воротам, а к бреши, проделанной в стене осадными машинами патрикия Василия Нефа. Из окна купеческого дома была видна и брешь и копошащиеся рядом с ней «бессмертные», пытавшиеся выстроиться в фалангу, дабы остановить обезумевших русов. Мечники воеводы Свенельда даже не шли, а словно бы плыли в потоках крови, хлещущей из ран поверженных врагов. Магистр Константин даже сумел разглядеть перекошенные лица трех молодцов, возглавлявших это страшный исход русов из поверженного города. А ган Аршак опознал витязей, благо не раз пировал с ними за одни столом:

– Тот что в центре – воевода Отеня, справа от него – боярин Мечислав Блуд, а слева – Лют сын Свенельда.

«Бессмертных» русы словно не заметили, прошли сквозь ромейскую фалангу как нож сквозь масло, оставив у себя за спиной сотни трупов.

– Я бы послал за ними клибанофоров, – забеспокоился было Василий Неф.

– Я думаю, тысячники сделают это без наших советов, – придержал его за руку магистр Константин. – Далеко русы не уйдут.

Собеседники вернулись к столу и осушили еще по кубку за здоровье императора и за победу византийского оружия.

– Мало выдавить Святослава из Болгарии, надо сделать все, чтобы он не добрался до Киева, – сказал уважаемый Натан.

– А что ты предлагаешь? – вскинул правую бровь магистр.

– Я собираюсь отправить гана Аршака к печенегам, надеюсь вы не будете возражать против этого, патрикии?

– С какой же стати, уважаемый Натан, – пожал плечами Василий Неф. – Язычник зажился на этом свете.

Пока иудей ходил за золотом, совсем не лишним в трудном путешествии, предстоящем хазарскому гану, магистр Константин любезно угостил Аршака болгарским вином. Ган оценил и жест ромея, и вкус вина. После чего за столом воцарилось неловкое молчание. Натан почему-то задерживался. Аршак забеспокоился и, с разрешения патрикиев выглянув в коридор. Его крик, полный злобы и отчаяния, заставил магистра Константина вздрогнуть и сорваться с места. Уважаемый Натан недалеко ушел от пиршественного стола. Нож, брошенный умелой рукой, попал иудею в горло и буквально пришпилил несчастного к деревянной стене. Магистр Константин первым подбежал к старому знакомому, но, увы, Натан уже не нуждался в его помощи. На лице иудея застыла гримаса ужаса, словно в последний миг своей жизни он увидел дьявола.

– Скорее оборотня, – сказал потрясенный Аршак.

– Какого еще оборотня? – не понял Василий Неф.

– Это Азар, – поморщился хазарский ган. – Будь он трижды проклят.

Князь Вратислав благополучно добрался до Переяславца. В городе, похоже, еще не знали о вторжении в Болгарию ромейского войска, а потому появлению князя не удивились. Воевода Претич, оставленный Святославом для поддержания порядка в городе, встретил младшего брата кагана на редкость дружелюбно. Впрочем, Вратислав не собирался задерживаться в городе, о чем он сразу же заявил Претичу. Воевода пообещал князю приготовить ладьи уже к утру следующего дня, а пока пригласил князя Вратислава, воеводу Фрелава и боярина Симеона к накрытому столу.

– А зачем ты понадобился кагану? – спросил Претич у Вратислава.

– Говорят, что ромейский флот уже вошел в устье Дуная. Видимо, Святослав стягивает все имеющиеся у него в наличии силы к Доростолу.

– Странно, – нахмурился Претич, – а мне об этом почему-то не сообщили. И из Преславы давно не было гонцов.

– Время терпит, – пожал плечами Фрелав. – Возможно, это просто слухи, распускаемые тайными сторонниками императора.

Разговор, завязавшийся за столом, был неприятен Вратиславу, и он сославшись на усталость и распрощавшись с хозяином, направился в отведенные ему покои. Князь очень наделся убраться из Переяславца раньше, чем сюда дойдет весть об осаде Преславы. У воеводы Претича под рукой было шесть тысяч русов, против двух тысяч мечников Вратислава и тысячи болгар боярина Симеона. Если воевода попытается их задержать, то к пристани придется пробиваться с боем, а Вратиславу менее всего хотелось сейчас проливать кровь.

Вратислав не сразу забылся сном, а проснулся раньше, чем предполагал. И первое что он увидел была оскаленная волчья пасть, склонившееся к самому его лицу. От неожиданности князь вскрикнул и потянулся к мечу, лежащему у изголовья.

– Своих не признал, Вратислав, – раздался над его ухом насмешливый голос.

По голосу князь опознал воеводу Вадима и поежился от подступающего к сердцу страха. Похоже, Белый Волк уже все знал и о хитрости императора Иоанна Цимисхия, и о слабости, проявленной младшим братом кагана в самый неподходящий момент.

– Что тебе нужно от меня? – приподнялся на локте Вратислав.

– Тебе, наверное, интересно будет узнать, князь, что Преслава уже пала, и восемь тысяч русов заплатили жизнями за твое предательство. Вставай Вратислав, каган ждет тебя.

Страх, охвативший было князя в первое мгновение, прошел, но досада на самого себя осталась. Зря он задержался в Переяславце, следовало захватить все ладьи, стоящие у пристани, и немедленно уходить. Это могло закончится кровавой стычкой с людьми Претича, зато Вратислав сохранил бы и себя и свою дружину.

– Где воевода Фрелав? – резко обернулся князь к Белому Волку.

– На колу, – холодно бросил Вадим. – Иной награды для клятвопреступников у бога Перуна нет.

– А боярин Симеон?

– Мы теряем время, князь Вратислав, – поморщился воевода. – Зачем ты задаешь вопросы, ответы на которые очевидны для всех.

Святослав ждал брата в том самом зале, где еще нынешнем вечером воевода Претич угощал гостей. Внешне каган был спокоен, и только в его глазах, устремленных на брата, таились недоумение и боль. Вратислав старшего брата побаивался. И не любил. Слишком уж разными людьми были старший и младший сыновья княгини Ольги. Сказывалась, видимо, разница в возрасте. Но главное, что их разделяло, было в другом. Вратислав вдруг совершенно ясно ощутил, что оправдываться и объяснять что либо этому человеку совершенно бессмысленно. Уж слишком по разному смотрят они на мир. Их разделила вера. И человеку, приносящему кровавые жертвы Перуну, никогда не понять того, кто пусть и не до конца, но все же принял в сердце завет истинного Бога – не убий. Никто и никогда не сможет убедить кагана Святослава, что не меч должен править этим миром, а любовь. Любовь и к ближнему, и к дальнему. Любовь не только к русу, но к хазару, и к ромею, и к франку – ко всем тем, в ком есть частица истинного Бога. А ведь она была и в Святославе, но он сам утопил ее в крови.

– Я борюсь за свой род, за славянское племя и за славянских богов, Вратислав, – хриплым голосом произнес каган.

– А мне этого мало, Святослав, – холодно отозвался князь. – Я принял в свое сердце Христа, а значит и всю Ойкумену. А больше мне нечего тебе сказать.

– До сей поры я держал слово, данное матери, Вратислав, и не делал различий между печальниками Перуна и Христа. Мне казалось, что кровь важнее веры. Что слово, данное русом, тверже стали. Я ошибся. Ты заставил меня взглянуть на мир другими глазами. И я увидел то, что прежде никогда не замечал. Не любовь правит этим миром, а предательство. Ты спас свою жизнь, отдав крепость врагу, и тем убил боярина Юрия, своего единоверца, для которого кровь была важнее веры. О прочих русах я уже не говорю. Они погибли там, в Преславе, только потому, что князь Вратислав выбрал не меч, но мир. Если к этому тебя призвал Христос, брат, то он пострашнее моего Перуна. Я не могу отправить на кол своего единоутробного брата, в том будет урон чести рода моего, а потому я казню тебя собственной рукой. Я каган, Вратислав, но не в моей воле сохранить тебе жизнь. Перун уже сказал свое слово…

Меч Святослава вошел в грудь Вратислава раньше, чем тот успел открыть рот. Князь покачнулся, взмахнул рукой, пытаясь найти опору в этом мире, и рухнул навзничь под ноги Белых Волков.

– Ты поедешь в Киев, Вадим, – сказал Святослав чуть дрогнувшим голосом, – и поможешь князю Ярополку очистить город. Христианские храмы должны быть разрушены, а вера хитрых ромеев должна навсегда исчезнуть с нашей земли.

– А как же ты, каган? – спросил Вадим.

– Я справлюсь, воевода, ибо со мной Перун и все славянские боги.