Текст книги "Каган Русов"

Автор книги: Сергей Шведов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 35 страниц)

Глава 4
Епископ Адальберт

При дворе короля Оттона посланца королевы русов Елены встретили с большим почетом. Боярин Василий и сам не ожидал такого теплого приема. Похоже, в королевстве франков и не чаяли обрести такого союзника и где – в самом сердце языческих земель. Епископ Адальберт и граф Видо, опекавшие боярина Василия во время его пребывания в Ахене, не скрыли от него, каким потрясением для королевства стал мятеж, поднятый язычниками во главе с саксом Вихманом и славянскими князьями Наконом и Стойгневом. С божьей помощью мятеж, грозивший разрушить королевство, удалось подавить, но стоило это огромных усилий как королю Оттону, так и его верным вассалам. Мятежников удалось разгромить в битве у реки Раксы. Вождь восстания Стойгнев был захвачен в плен и казнен вместе с семьюстами своими подвижниками, но ни поражение, ни казни не смогли сразу погасить бушующий в Полабье огонь. Еще три года понадобилось королевским легионом, чтобы подавить очаги сопротивления язычников. Однако, далеко не все вожаки восстания были убиты или схвачены, и епископ Адальберт полагал, что многие из них ушли в земли восточных славян.

– Это опасные смутьяны, боярин Василий, смею тебя уверить, – поддержал епископа граф Видо, далеко уже немолодой сакс, доводившийся королю Оттону родственником. – Не исключаю, что часть из них либо уже осела, либо осядет в Киеве. Они могут стать страшной опасностью для киевских христиан, ибо не ведают ни жалости, ни сострадания.

Подробности восстания боярин Василий узнал у сеньора Анадрага, прежде жившего в славном городе Браниборе, а ныне подвязавшемся в свите архиепископа Адальберта. Анадраг был вендом и христианином, на мир смотрел сходно с боярином Василием, а потому они довольно быстро нашли общий язык.

– Я ведь уцелел чудом, – вздыхал говолянский боярин. – Не иначе как Божья Матерь простерла свою руку над моей головой. А князь Тугомир стал жертвой оборотней и умер в муках. Не знаю, нашла ли его душа дорогу в рай.

Рассказ Анадрага о гибели говолянского князя поразил боярина Василия до глубины души. Такого надругательства над человеком, подобием божьим, он не ждал даже от язычников.

– Страшные вещи творятся в ваших землях, боярин, – покачал головой Василий.

– Страшные, – согласился Анадраг. – Но как бы наша явь не стала вашей. Ты о круге Вия слышал, боярин?

– Нет.

– А о кудеснике Чернобога Рулаве?

– Об этом не только слышал, но и знал его лично, – усмехнулся Василий. – Чудом он выскользнул из рук князя Ингера. Впрочем, я тогда был совсем мальчишкой. Неужели Рулав еще жив?

– Рулава схватили на поле битвы при Раксе и казнили лютой смертью, – вздохнул Анадраг, – но страшные семена, посеянные им в нашем мире дали всходы. С навьями тебе сталкиваться не приходилась, боярин?

– Бог миловал, – перекрестился Василий.

– А я разговаривал с одним из них, как сейчас с тобой, – шепотом произнес Анадраг. – Этот оборотень назвался аббатом Гильдебертом и проник в наш город обманом. Позже я узнал, что его зовут Азаром. Но это не человек, боярин, в этом нет никаких сомнений. Тем не менее, я поклялся убить его, и епископ Адальберт благословил меня на этот подвиг.

Глаза боярина сверкнули безумием, а длинные пальцы сжали рукоять меча, висевшего у пояса. Боярин Василий со скорбью вынужден был признать, что пережитые потрясения не прошли для Анадрага даром, и разум его слегка помутился. Что, впрочем, и не удивительно.

– Да поможет тебе Бог, боярин Анадраг.

– Я знаю, что Азар из ваших земель, – продолжал шептать несчастный говолянин, – но на славянина он не похож – черноволосый и смуглый, а глаза у него синие.

– Среди южных славян жуковатые не редкость, – пожал плечами Василий. – Но ведь наши земли от моря до моря тянутся и народу у нас –прорва.

– Я найду его, – твердо сказал Анадраг. – Найду. Можешь не сомневаться, боярин Василий.

Сомнения у Василия были, но высказывать их вслух он не стал. Да и с какой стати разочаровывать несчастного человека, для которого охота за призраками стала целью жизни.

Ахен не произвел на боярина Василия особого впечатления. Так себе городишко. Впрочем, после Константинополя боярину любой город казался деревней. Да и франкские сеньоры были много беднее ромейских патрикиев, с коими Василию не раз доводилось пировать. Тем не менее, боярин остался доволен и приемом, оказанным ему Оттоном, и разговором, состоявшимся между киевским послом и ближайшим окружением франкского короля. Вопрос о епископе решился почти сразу. Монсеньор Адальберт выразил желание сопровождать боярина Василия в Киев и получил на это разрешение короля. Оттон, долговязый худой мужчина с серыми насмешливыми глазами, выразил надежду, что визит киевских послов в Ахен далеко не последний. И что дружеские отношения, завязавшиеся между Русью и Франкской империей, будут иметь продолжение. В свою очередь боярин Василий заверил франков, что христианская вера, которую исповедуют король Оттон и великая княгиня Ольга, станет мостом, соединяющим Русь с Европой. На этом боярин Василий и распрощался с гостеприимными франками.

Выбор короля, по мнению Василия, был как нельзя более удачен. Епископ Адальберт прекрасно говорил на вендском наречии, которое понимали и в Киеве. Кроме того он владел латынью и греческим и должен был без труда найти общий язык с ромейскими священниками, уже обосновавшимися в Руси. Что же касается некоторых различий в обрядах двух церквей Римской и Константинопольской, то боярин Василий не считал их существенными. Сам он с умилением прослушал службу в Ахенском соборе и решил, что никаких особых разногласий между епископом Адальбертом и киевской христианской общиной не возникнет.

Надо отдать должное вновь назначенному киевскому епископу, к своим новым обязанностям он отнесся со всей серьезностью и прихватил с собой в незнакомую страну три десятка священнослужителей и более двухсот хорошо снаряженных мечников. Был в свите монсеньора и охотник за призраками боярин Анадраг. Во время долгого и трудного пути в Киев, Василий пару раз пытался намекнуть епископу Адальберту, что душевное здоровье несчастного боярина оставляет много лучшего, но понимания не встретил.

– Боюсь, боярин Василий, ты не отдаешь себе отчета в том, какие силы ныне противостоят христианскому миру, – вздохнул Адальберт. – И какие опасности подстерегают тех, кто пытается примирить веру истинную с языческими заблуждениями. Ибо путь Чернобога, это путь Сатаны и всякий человек, на него ставший, уже никогда не вернется к свету.

– Но я все-таки должен предостеречь тебя, монсеньор, от слишком поспешных действий, – взволновался боярин Василий. – Киевская христианская община не столь велика и могущественна, чтобы бросить открытый вызов волхвам.

– Я очень хорошо понимаю трудности, стоящие передо мной, сеньор Василий, но это вовсе не означает, что я готов пойти на сделку с собственной совестью.

Пожалуй, именно после этого разговора в сердце боярина Василия стали закрадываться сомнения в правильности сделанного княгиней Ольгой шага. Нет слов, епископ Адальберт был очень умным человеком, имевшим к тому же большой опыт общения с язычниками. Вот только опыт этот был весьма специфического свойства. Христианская вера в Полабье и Варгии насаждалась огнем и мечом, а в Руси такой способ общения с паствой мог привести к весьма печальным последствиям, как для самого крестителя, монсеньора Адальберта, так и для всех христиан города Киева.

Киев встретил посланца короля Оттона настороженно. Причем насторожились не только язычники, но и христиане. В частности отец Феоктист вообще отказался общаться с епископом, а отец Григорий во время приема, организованного Ольгой, не проронил ни слова, всем своим видом демонстрируя неприятия выбора, сделанного великой княгиней.

– Все со временем утрясется, – попытался успокоить княгиню и ее ближних бояр Василий. – Епископ Адальберт человек опытный и сумеет наладить отношения со своей новой паствой.

Ольге посланец короля Оттона не слишком поглянулся, еще меньше он понравился боярину Юрию, который не постеснялся высказать великой княгине все, что он думает о франкских христианах вообще и о епископе Адальберте в частности. Причем сделал это в присутствии самого епископа, с которым, оказывается, был давно и неудачно знаком. Адальберт тоже узнал киевского боярина, оставившего за собой горы трупов в старом замке города Мерзебора и, возможно, повинного в смерти архиепископа Майнцского.

– Да, – не стал спорить боярин. – Это я всадил осиновый кол в старого упыря и не сколько не жалею об этом. А на тебе епископ столько славянской крови, что ее за всю оставшуюся жизнь не отмолить.

Боярина Юрия все же удалось унять после вмешательства боярыни Татьяны и до драки дело все-таки не дошло. Тем не менее, впечатление от встречи с епископом Адальбертом у княгини Ольги осталось неприятное, о чем она не постеснялась сказать огорченному боярину Василию. Боярин Юрий был далеко не последним человеком в христианской общине города Киева. И его неприкрытая вражда к новому епископу могла расколоть христиан на два непримиримых лагеря. Что, в общем-то и случилось по прошествии нескольких дней. И хотя большинство киевских христиан все-таки приняло пришельцев как своих наставников в христовой вере горький осадок в Ольгиной душе все-таки остался. Ее озабоченность слегка рассеялась, когда епископ Адальберт предложил построить в Киеве еще один храм, в дополнение к двум уже существующим. Кроме того он собирался возвести монастырь на месте Угорского предместья, где был убит первый мученик за христианскую веру в Киеве князь Аскольд. Епископа Адальберта горячо поддержали бояре Василий и Нестор, и даже обиженный на весь мир отец Григорий. Последний заявил, что князь Аскольд бесспорно достоин того, чтобы его причислили к лику святых. После недолгих раздумий Ольга согласилась.

Надо отдать должное монсеньору Адальберту, он был прекрасным организатором. И не успели киевляне глазом моргнуть, как он уже заложил фундамент нового христианского храма. Увы, начавшееся строительство было омрачено трагическим происшествием. Брат Бенедикт, приехавший в Киев, вместе с монсеньором Адальбертом был найден мертвым в своей ложнице через три дня после того, как приступил к возведению храма. Нож, торчащий из груди несчастного монаха, не оставлял никаких сомнений в том, что Бенедикт был убит. Боярин Василий лично осмотрел остывающее тело и пришел к выводу, что в этом страшном деле не обошлось без Велесовых волхвов. На это указывала рукоять ножа, сделанная в виде дракона, раскрывающего пасть.

– Я же предупреждал тебя, боярин, – произнес дрогнувшим голосом Анадраг, стоящий за спиной Василия. – Они уже здесь.

– Кто они? – рассердился боярин.

– Круг Вия. Это ритуальное убийство.

Прежде в Киеве ничего подобного не случалось. Язычники хоть и косились, случалось на христиан, но кинжалы и ножи, тем более жертвенные, в ход не пускали.

– А князь Аскольд? – напомнил Анадраг Василию.

– Спор между Олегом и Аскольдом не о вере шел, а о власти, – махнул рукой Василий. – А с вокняжением Олега никто христиан в Киеве не обижал. Поговаривали, что Вещий и сам был крещен в юности. Князь Ингер и вовсе не делал различий между христанами и язычниками. Тот же боярин Юрий у него в любимчиках ходил.

– Боярин Юрий связан с язычниками, – нахмурился Анадраг. – Не исключаю, что его рук дело.

– Типун тебе на язык, – рассердился Василий. – Не станет киевский боярин, язычник он или христианин убивать из-за угла. Из варягов кто-нибудь свел с братом Бенедиктом счеты. Ты своего знакомого в Киеве не встречал?

– Если бы встретил, то один из нас был бы уже мертв, – отозвался мрачный Анадраг.

Выходцев из Варгии и Полабья в Киеве было тысяч десять с гаком. Это не считая тех, кто пришли с Олегом сто лет тому назад. Великокняжья дружина состояла из новых варягов едва ли не на половину. И хотя за пятнадцать минувших лет мечники, приглашенные в Киев еще князем Ингером, уже обжились в городе и стали здесь почти своими, это вовсе не означает, что они забыли обиды, нанесенные им франками на родине. Между собой варяги-христиане и варяги-язычники никогда не ссорились, но и не смешивались, как успел заметить боярин Василий. Христиане, коих было меньшинство, кучковались вокруг воеводы Фрелава, а язычники тяготели к воеводе Свенельду. Великую княгиню Ольгу до сей поры такой расклад вполне устраивал, ибо позволял удерживать воевод в послушании, но с приездом Адальберта равновесие в киевской дружине могло быть нарушено. На что ей уже намекал воевода Свенельд. Слишком быстро воевода Фрелав и монсеньор Адальберт нашли общий язык. Боярин Василий заподозрил, что они были знакомы раньше и без обиняков спросил об этом Анадрага.

– Так ведь Фрелав был ближним боярином князя Тугомира, – пожал тот плечами. – Я его тоже хорошо знаю. Род Фрелава хоть и захудалый, но в Говолянской земле хорошо известный.

– А христианство Фрелав давно принял?

– Говорят, он крещен был еще в младенчестве матерью саксонкой, которая доводилась близкой родственницей покойному маркграфу Зигфриду Мерзебургскому. И крестил его никто иной как епископ Гильдеберт, убитый потом графом Танкмаром и боярином Юрием.

– А епископ Адальберт действительно участвовал в кровавой бойне в городе Мерзебурге?

– Тогда он был еще аббатом, – вздохнул Анадраг.

О кровавой бойне в саксонском замке боярин Василий слышал еще от покойного боярина Аристарха. Но ему и в голову тогда не приходило, что кровавый кошмар, случившийся четверть века назад в чужой земле, аукнется в Киеве.

– Брат Бенедикт тоже был в том замке?

– Да, – кивнул Анадраг. – Поэтому я и заподозрил боярина Юрия.

– Кроме Юрия там был еще один человек, – нахмурился Василий. – Князь Рогволд.

– Это тот самый, что три дня назад приехал в Киев, – насторожился Анадраг.

– Тот самый, – подтвердил Василий. – Передай монсеньору Адальберту, чтобы держался настороже. А сам присмотрись к мечникам Рогволда, среди них немало твоих земляков из вендских земель. Но если опознаешь кого-то, боярин Анадраг, – не пытайся свести с ним счеты. Предупреди меня. Иначе ты своими неразумными действиями погубишь и себя, и монсеньора, и нас.

Монсеньор Адальберт остановился в доме воеводы Фрелава. Сам Фрелав не так давно вернулся в Киев из Древлянской земли, где наместничал почти пятнадцать лет. И вернулся он по желанию княгини Ольги, которая в нынешнем непростом положении хотела видеть подле себя преданного человека. А в преданности Фрелава лично Ольге у боярина Василия сомнений не было. Варяг, прижившийся на Руси, люто ненавидел князя Святослава. Впрочем, ненависть эта была взаимной, и боярину Василию были очень хорошо известны ее причины. В свое время Фрелав, посланный на помощь князю Олегасту Моравскому, так удачно водил киевскую рать по чужой земле, что едва не погубил и княжича, и молодых бояр, и ни в чем не повинных ополченцев. А Олегаст был разбит венграми Вер-Булчу и вынужден был бежать из Велеграда. Может быть Василий не вспомнил бы об этой давней и многими забытой истории, если бы не приезд князя Рогволда, вызванный печальными событиями. Князь Олегаст Моравский, тяжело раненный в битве с саксами год назад, решил вернуться в Киев, но доехал только до Полоцка, где и скончался, а его тело, выполняя последнюю волю отца, княжич Ярослав привез в стольный полянский град. Здесь на родной для сына Олега Вещего земле и был совершен погребальный обряд, но котором присутствовали и великая княгиня, и все киевские старейшины, как христиане, так и язычники. Не для кого в Киеве не было секретом, что князь Олегаст был теснейшим образом связан с волхвами Чернобога и кудесником Рулавом. Не исключено поэтому, что смерть монаха Бенедикта была связана именно с этим событием.

Осмотрев бездыханное тело, боярин Василий поспешил с недобрыми известиями к великой княгине Ольге. Здесь он застал едва ли не всех ближников княгини, включая воевод Фрелава и Свенельда. Фрелав был чем-то сильно взволнован и косил злыми глазами в сторону сына кудесника Рулава, сохранявшего полную невозмутимость. Впрочем, боярин Василий никогда не видел Свенельда в другом состоянии. И в сече, и в совете этот рослый и уже далеко не молодой человек оставался спокойным и рассудительным.

Ольга выслушала Василия с большим вниманием. Последнее время ей нездоровилось, тем не менее, она нашла в себе силы, чтобы подняться с ложа и собрать на совет ближних бояр и воевод, дабы обсудить сложившееся положение. Все-таки смерть приезжего монаха могла поменять в Киеве многое, если не все.

– Так ты считаешь, боярин Василий, что это убийство ритуальное?

Василий вздохнул и вытащил из-за пояса нож, завернутый в чистую тряпицу:

– Суди сама, княгиня.

Ольга не испугалась крови, ржавыми пятнами проступающей на клинке, и долго рассматривала орудие убийства. Так долго, что взволнованные ближники начали уже терять терпение. И первым не выдержал воевода Фрелав:

– Брата Бенедикта принесли в жертву Чернобогу, – почти крикнул он. – Какие в этом могут быть сомнения.

– Человеческую жертву Чернобогу может принести только волхв высокого ранга посвящения, – веско произнес воевода Свенельд. – А ближники Чернобога в Киеве не появлялись уже много лет, еще со времен князя Ингера.

– А Рогволд по-твоему кто? – взвился Фрелав.

– Рогволд – князь, и этим все сказано, – холодно бросил Свенельд. – С какой стати он полезет в чужую ложницу?

– Но он мог послать кого-нибудь, – развел руками Фрелав.

– Мог, конечно, – пожал плечами Свенельд. – Но тогда это не жертвоприношение, а простое убийство.

– Но ведь это жертвенный нож, – робко возразил Свенельду боярин Нестор. – В этом нет никаких сомнений.

– Что скажешь ты, Юрий? – строго глянула в сторону боярина княгиня Ольга.

Юрий нехотя поднялся с лавки и взял из рук княгини орудие убийства. На клинке кроме засохших пятен крови были еще и Велесовы руны, значение которых знали только волхвы.

– Это не Рогволд, – глухо отозвался Юрий. – И не Ярослав. Они только что простились с ближним родовичем. Обычай не велит им в эти дни ни мстить, ни приносить жертвы. Не знаю я, кто мог это сделать. Но в том, что человек этот ведун Чернобога высокого ранга посвящения, сомнений у меня нет.

– А графиня Матильда? – сверкнул глазами Фрелав. – Она ведь приехала в Киев вместе с Рогволдом.

– Матильда – Макошина ведунья, – пожал плечами Юрий. – У нее свои счеты с Адальбертом, но убивать монаха она бы не стала.

– А самого епископа? – вспыхнула Ольга.

– Не поручусь, – криво усмехнулся боярин. – Но Адальберт пока жив. Ты сама виновата, княгиня. Не следовало тебе звать в Киев человека, повинного в смерти многих славян. Святослав тебе этого не простит.

– Ты забываешься, боярин! – резко поднялась со своего места Ольга.

– Возможно, – холодно произнес Юрий. – Просто хотел тебя предупредить. Князь Новгородский будет в Киеве через три дня.

Боярин Василий похолодел и бросил на Ольгу испуганный взгляд. Кажется, великая княгиня, воспользовавшись его советом, совершила самую крупную ошибку в своей жизни. Не надо было обращаться за помощью к Оттону, не следовало принимать в Киеве епископа Адальберта, на руках которых еще не высохла кровь вендских славян. И князь Святослав, долго ждавший своего часа, может воспользоваться удобным случаем, заявив права на великий стол. А положение княгини Ольге ныне совсем шаткое. Ведь уже и младшему ее сыну Вратиславу исполнилось девятнадцать лет. И уж если киевское вече именно Вратислава назвало великим князем, то не пришла ли пора Ольге уходить в тень? Сейчас об этом думали едва ли не все бояре, однако заговорить об этом с великой княгиней решился только воевода Свенельд. Но только после того, как они остались наедине.

– Ты уже далеко не молода княгиня, – глухо произнес воевода. – И твои сыновья уже стали взрослыми.

– По-твоему, я должна уступить власть Вратиславу?

– Нет, – твердо сказал Свенельд. – Править в Киеве должен старший в роду, таково мнение не только мое, но и всех мечников, не изменивших вере отцов и дедов.

– А если я скажу «нет»? – сверкнула глазами Ольга.

– Ты можешь опереться на варягов Фрелава, но тогда в Киеве прольется кровь, – холодно отозвался Свенельд. – Я тебе в этом деле не помощник, княгиня.

– Почему ты не хочешь поддержать Вратислава?

– Ну хотя бы потому, что знаю, чей он сын, – усмехнулся в усы Свенельд. – Вратислав получит в удел Древлянскую землю. Я уже сговорился об этом со Святославом.

– Ты сговорился с ним за моей спиной, изменник!

– Думай, что говоришь княгиня, – вздохнул Свенельд. – Я был рядом с тобой много лет. Я защищал тебя от всех напастей. Но ничто не вечно в этом мире. Ты сохранила Русь, честь тебе за это и хвала, но пришла пора передать землю в руки старшего сына. Святослав, надо отдать ему должное, и так ждал слишком долго. Будет лучше для всех, если епископ Адальберт покинет стольный град раньше, чем сюда въедет новый великий князь.

– Ты не единственный воевода в Киеве! – почти крикнула Ольга Свенельду, поднявшемуся с лавки.

– Я все сказал, княгиня, – небрежно бросил Свенельд. – Решать тебе.

Когда-то Ольга любила этого человека. Кажется любила. Но это было так давно, что чувство выветрилось не только из сердца, но и из памяти. До сих пор она была уверена в его преданности. И для такой уверенности у нее были серьезные основания. Связывал их Вратислав. И пока младший сын был ребенком, княгине нечего было опасаться. Но Вратислав вырос и уже стал тяготиться своим положением. Ему наскучило сидеть у материнского подола. И первым это понял Свенельд, который был привязан к Вратиславу даже больше, чем к своим законным сыновьям. Понял и сделал выводы. В то, что Вратислав сын князя Ингера, не верил никто из ближников Ольги. Уж слишком было велико его сходство с Свенельдом. Не верил, разумеется, и Святослав. Но если князь Новгородский мирился с всевластием матери, то уступать великий стол байстрюку, да еще и в ущерб собственным сыновьям Ярополку, Олегу и Владимиру, ему нет никакого резону. Свенельд прав, пришла пора княгине Ольге делать выбор, но далеко не очевидно, что этот выбор будет угоден Святославу и Свенельду. Никто не помешает ей прогнать Свенельда и преданных ему мечников и опереться на Фрелава и его варягов-христиан. В крайнем случае она может обратиться за помощью к королю Оттону или к новому византийскому императору Роману, сменившему на престоле отца, умершего, кстати, при загадочных обстоятельствах. До Ольги доходили слухи, что Констатина Багрянородного отравили. Называли даже имя отравительницы, прелестной Феофано. Ольга не считала слухи пустыми. Эта молодая особа вполне могла пойти на преступление, особенно если ей оказали поддержку в нелегком деле устранения императора такие умные люди как магистр Константин и паракимомен Вринга. Двое последних ныне занимают видное положение в свите нового императора и, надо полагать, не оставят свою старую знакомую в беде.

Ольга провела в мучительных раздумьях почти всю ночь, а поутру к ней на прием напросились епископ Адальберт и воевода Фрелав. Княгиня была недовольна их настойчивостью, но все-таки встала с ложа, несмотря на недомогание. Ольге было уже под шестьдесят, и прожитые годы все чаще напоминали о себе телесной слабостью. Если бы не забота о христовой вере, она давно бы сошла с великого стола и не стала бы спорить со старшим сыном о власти. Странно, что Свенельд этого не понял. Впрочем, воевода язычник и вопросы веры его волнуют меньше всего.

Епископ Адальберт был смертельно бледен, словно ночью из него выпустили всю кровь. Этот худой и мрачный старик был Ольге неприятен. Она почему-то невзлюбила его с первой минуты и с трудом сдерживала себя, чтобы не выразить эту неприязнь слишком откровенно. Воевода Фрелав, растолстевший за последние годы, в отличие от своего долговязого спутника был багров до синевы. Между воеводой и епископом шаром катался боярин Василий, пытаясь успокоить взволнованных гостей. Ольга взошла на помост и села в кресло. За годы своего правления она ни разу не сзывала бояр для пира, поскольку считала пьянство одним главных пороков славян-язычников. Впрочем, справедливости ради надо сказать, что и бояре, принявшие христианство, от чрезмерного пристрастия к питию так и не избавились. Тем не менее, Ольга твердо держалась линии, взятой с самого начала, и звала бояр к себе только для совета.

Несмотря на приглашение Ольги садится, епископ и воевода так и остались стоять перед помостом. Адальберт неожиданно развернул сверток, который держал в руках и показал княгине отрубленную голову. Ольга поморщилась, но промолчала, ожидая объяснений столь вызывающего жеста.

– Это голова боярина Анадрага, – сказал со вздохом боярин Василий. – Его тело было найдено вблизи от дома, где остановился князь Рогволд.

– И это все? – нахмурилась Ольга.

– Нет, не все, – взъярился воевода Фрелав. – Это уже второй христианин, убитый в Киеве за последние два дня, и я настаиваю, чтобы ты, княгиня, покарала виновных.

– Боярин Анадраг, с благословления епископа Адальберта, охотился за одним человеком из круга Вия, – пояснил Ольге боярин Василий. – Я предупредил его, чтобы он не слишком усердствовал, но, увы, он не внял моим увещеваниям.

– Как зовут этого человека? – спросила Ольга.

– Его зовут Азар, государыня, – хрипло отозвался Адальберт. – Более мы не знаем о нем ничего.

– И кого же в таком случае я должна покарать, воевода Фрелав? – повернулась Ольга к варягу.

– Князя Рогволда, – твердо произнес епископ Адальберт.

– Почему?

– Потому что он язычник, – сверкнул глазами епископ. – Для тебя настал час выбора, княгиня: либо ты их, либо они нас.

– Монсеньор Адальберт прав, – неожиданно спокойно произнес воевода Фрелав. – Надо закрыть киевские ворота перед князем Святославом. А Рогволда и две стони его мечников истребить, объявив их мятежниками. Сил для этого у нас хватит, княгиня, смею тебя уверить.

В Фрелаве Ольга не сомневалась, тучный варяг пойдет до конца, как это было уже однажды, почти двадцать лет тому назад. Тогда решительность воеводы Фрелава стоила жизни князю Малу и его боярам. А Древлянская земля была разграблена и залита кровью. Да и время для своего решительного заявления воевода и епископ выбрали верно. Приход Святослава в Киев станет торжеством язычником и поношением, если не истреблением христиан. Одно слово княгини Ольги и в городе начнется резня. Интересно, вступится ли Свенельд за Рогволда или предпочтет остаться в стороне? В создавшейся ситуации это, пожалуй, было главным. Ольга почему-то была уверена, что Свенельд промолчит. Ради Вратислава. Зато не промолчит и не простит Святослав. Мать не оставит выбора сыну. А значит, будет война, долгая и кровавая. В которой не будет ни правых, ни виноватых. Хотя нет, одна виновница все-таки будет – княгиня Ольга. Ибо именно от ее слова сейчас зависит – быть войне или не быть!

– Я скажу тебе свое слово вечером, воевода Фрелав, – твердо произнесла Ольга. – А теперь идите, мне нужно подумать.

Впрочем, решение к Ольге уже пришло. Выбор свой она сделала, как только увидела отрубленную голову боярина Анадрага. Мертвое лицо боярина перекосило от ужаса. Трудно сказать, что он увидел в свой последний час, но для Ольги это было знамением свыше. Она не могла допустить, чтобы этот ужас навсегда поселился в стольном граде и в ее душе. Свенельд, вызванный для разговора, молча склонился перед княгиней.

– Дом Фрелава возьмешь в кольцо. Для переговоров с мечниками-христианами пошлешь боярина Юрия. Ему они поверят. Адальберту и всем его служкам передашь мою волю – пусть уезжают из Киева и чем быстрее, тем лучше. А с Святослава, прежде чем он ступит на киевскую мостовую, от моего имени возьмешь клятву, что не прольет он крови моих ближников, к какой бы вере они не принадлежали. И христиан преследовать не будет. И брата своего Вратислава не обидит ни словом, ни делом. Пусть Перуном и Велесом поклянется Святослав – слышишь Свенельд? Только тогда я уступлю ему великий стол и Русь в полное и безоговорочное владение.

– Я все сделаю, княгиня, – вздохнул Свенельд. – И пусть твое нелегкое решение принесет мир и процветание на наши земли.