Текст книги "Каган Русов"

Автор книги: Сергей Шведов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 35 страниц)

Натан даже зубами скрипнул с досады: надо же как опростоволосился далеко не глупый бек Вениамин. Неужели нельзя было выслать дозорных навстречу врагу? Впрочем, никто тогда не предполагал, что Святослав может проделать далеко не близкий путь за столь короткий срок. Неужели его пехота передвигается на крыльях? Тайну передвижения чужой пехоты Натан раскрыл очень скоро, для этого ему не пришлось напрягать, оглушенный несчастиями разум. Как оказалось, Святослав перевозил копейщиков на заводных конях или просто сажал их на крупы лошадей конников. Но, похоже, сия тайна была неведома не только покойному беку Вениамину, но и самоуверенному беку Абдуле, который с упорством, достойным лучшего применения, двигался к Сараю, не озаботившись тем, что происходит у него за спиной. Как этот опытный военачальник мог прозевать обходной маневр Святослава, Натан так и не понял. Похоже, на стороне киевского князя выступил либо Бог, либо Дьявол, отнявший разум у его противников. Но скорее всего для них неожиданностью стала тактика, которую он применял. Вероятно, Абдула был неприятно удивлен, когда его передовые отряды уткнулись в пешую фалангу киевского князя, прикрытую с боков многочисленной конницей. А дальше произошло то, что Натану уже довелось наблюдать сутки назад. Гвардейцы обрушились на пешую фалангу, не озаботившись о тылах. И когда из-за холма в спину им ударила конница княжича Ярополка, это явилось для них громом среди ясного неба. Войско Святослава едва ли не вдвое превосходило гвардию Абдулы числом. И это превосходство стало сказываться почти сразу. Попав в железное кольцо, гвардейцы уже не смогли из него вырваться. Как только это уяснили их начальникам, сопротивление стало ослабевать, а потом и вовсе прекратилось. Гвардейцы, которым в сущности, некого и нечего было защищать, просто побросали оружие, сдаваясь на милость победителя. Разгром был полным, и Натан вынужден был это признать с сокрушением в сердце. Путь на Итиль оказался открытым, но войско Святослава свернуло к Саркелу, откуда уже спешила на помощь своим тридцатитысячная рать бека Песаха. По мнению Натана, Песаху вообще не следовало высовывать нос из неприступной крепости, но у бека на этот счет было, видимо, свое мнение. О смерти каган-бека Иосифа он уже знал и, видимо, боялся, как бы хитроумный Вениамин, воспользовавшись случаем, не проскочил в правители каганата. Зря беспокоился. Ибо храбрый бек, одержавший не мало побед во славу Хазарии, пал на поле брани, как то и подобает истинному воину. И положил в той битве весь цвет сефардской общины Итиля. Натан очень опасался, что весть о поражении кагана Тургана дойдет до столицы каганата раньше, чем туда поспеет рать князя Святослава. Это почти наверняка обернется большой бедой для рахдонитских семейств, обладающих немалым достатком. Обезумевшая чернь начнет грабить дворцы и богатые дома, а где начинается грабеж, там непременно случаются и убийства. Натан откровенно поделился своей печалью с боярином Юрием и нашел у киевлянина понимание. Во всяком случае, боярин позволил пленнику отправить гонца с письмом к уважаемому Иакову, в котором Натан настоятельно советовал старому знакомому уносить ноги из Итиля, ну хотя бы в Матарху, где к рахдонитам относились лучше, чем в иных землях каганата.

Бек Песах проиграл сражение еще до его начала. Мало того, что он уперся в несокрушимую фалангу Святослава, так его еще со спины атаковали русаланы князя Данбора и атамана Еленя, успевшие переправиться на левый берег Дона. Битва была кровопролитной, но короткой. Хазары Песаха потерпели сокрушительное поражение, потеряв убитыми до половины своего состава. Остальные сдались на милость победителям. Князь Святослав вышел к Саркелу, имея под рукой стотысячное войско. Крепость защищали всего лишь пять тысяч тюрков бека Руздака. Наверное какое-то время они могли продержаться, но Руздак здраво рассудил, что сопротивление бессмысленно и сдал крепость Святославу на почетных условиях. Здесь в стенах огромной крепости Саркел, построенной ромеями по заказу каган-бека Ицхака Жучина, Натан окончательно осознал, что все кончено – Великой Хазарии нет и, скорее всего, уже никогда не будет. И словно бы в подтверждение его слов со двора крепости долетел дружный крик:

– Здрав будь Святослав великий каган русов.

Это сказало свое слово Большое Вече Руси и Хазарии. Сбылось пророчество волхвов Световида, сделанное боле ста лет тому назад – Сокол восторжествовал над Гепардом. Внук Воислава Рерика стал каган Великой Руси.

– И куда мы теперь? – тихо спросил ган Аршак.

– В Византию, – сверкнул глазами Натан. – Возможно, с помощью ромеев нам удастся хоть что-то поправить.

Глава 8
Заговор

Магистр Константин отказывался верить собственным ушам – Великая Хазария соперница Великой Византии на протяжении многих сотен лет пала словно сгнившее дерево от удара великана-варвара.

– Ну, не такой уж он великан, – усмехнулся уважаемый Натан. – Каган Святослав человек среднего роста, но далеко не среднего ума.

Рассказы беглецов из Итиля потрясли не только магистра Константина, но и едва ли не всех обывателей столицы Византии. Из Хазарии бежали не только иудеи, но и христиане, разнося по всей Ойкумене страшные слухи о северных варварах, разгромивших в течение года одно из самых мощных царств на земле. Война в Хазарии еще тлела, кое где в пограничных крепостях еще держались гарнизоны, но все уже понимали, что победа останется за Святославом, каганом новой империи, поднимающейся на руинах прежнего мира. Византии Русский каганат не сулил ничего хорошего. Это понимали все жители Константинополя, от патрикиев до бродяг. И только один человек назвал падение Хазарии забавным казусом. Звали этого человека Романом и на беду всей Византии именно он был ее императором. Вот ведь породили Константин Багрянородный и Елена Лакопина сыночка. Император Роман за краткий срок своего правления успел надоесть всем – и великим мира сего и малым. Нельзя сказать что на престоле Византии сидели только праведники. И среди прежних императоров попадались люди с причудами. Но Роман сын Константина решил, видимо, переплюнуть предшественников и стать вместилищем всех мыслимых и немыслимых пороков. О его женитьбе на потаскушке Анастасо никто из подданных уже не вспоминал. Ибо на фоне буйного мужа прелестная Феофано смотрелась сущим ангелом. Правда, ходили слухи, что это именно она отравила императора Константина и свою свекровь Елену, но, похоже, это была просто клевета. Можно подумать, что в императорском дворце больше некому подсыпать отраву порфироносным повелителям. Может, сам Роман и отравил. Надоело ему слушать проповеди отца и матери, кои без конца сокрушались по поводу бесчинств, устраиваемых в городских притонах единственным сыном. Так или иначе, но, похоронив, родителей Роман окончательно закусил удила. Оргии, которые он устраивал на улицах столицы заставляли краснеть даже совершенно бесстыдных людей. Неслыханное дело – взроптали даже содержатели притонов, кои прежде души не чаяли в наследнике престола. Кто же знал, что из веселого гуляки вырастет подобное чудовище. Роман глумился не только над людьми, но и над христианскими святынями, устраивая в храмах непотребные действа, главным заводилой в которых был некий Иосиф, изгнанный из монастыря за противоестественные наклонности и развратное поведение. Когда этот Иосиф стал любовником императора, терпение лопнуло и у прекрасной Феофано, прежде довольно спокойно взиравшей на сексуальные проделки распутного мужа. Монах-расстрига в два счета выжил красавицу Феофано из опочивальни мужа. А такого женщины не прощают никому. Бесчинства бывшего монаха Иосифа не на шутку встревожили влиятельных патрикиев, которые с удалением Феофано потеряли едва ли не единственную возможность влиять на окончательно распоясавшегося императора Романа. Дела в империи шли все хуже и хуже и даже победы над арабами, одержанные блистательным полководцем Никифором Фокой, не могли скрыть сего прискорбного факта. Великая Византия могла повторить судьбу Великой Хазарии и пасть под ударами варваров раньше, чем вечно пьяный император осознал бы суть происходящего. И если в более благополучные времена Византия могла себе позволить иметь на престоле дурака и развратника, то в нынешней непростой ситуации требовались быстрые и решительные меры. Сегодня опасность империи угрожала не только с юга, но и с севера. Да и на западных границах дело обстояло совсем не так, как этого хотелось бы константинопольским патрикиям. Франкский король Оттон с помощью беспринципного папы Иоана водрузил себе на голову корону императора Западной римской империи и ныне дерзил говорить от имени всего христианского мира. А Византия практически ничего не могла противопоставить грозному воителю, уже косившему глазами на ее исконные земли. Терпеливый и мудрый патриарх Полиевкт в частной беседе с патрикиями Константином и Иоанном прямо сказал, что далее такое положение просто нетерпимо. И что пора бы уже влиятельным людям образумить зарвавшегося императора.

– Патриарху легко говорить, – вздохнул епарх Константинополя Сисиний, – а гвардия, между прочим, души не чает в Романе.

– Бездельники и пьяницы, – обругал гвардейцев патрикий Иоан.

– Если гвардия поддерживает императора, – негромко заметил магистр Константин, кося при этом глазами на патрикия Александра, – то, возможно, есть смысл обратится к армейским командирам.

Патрикий Александр был отцом победоносного Никифора Фоки и уже хотя бы в силу этого обстоятельства пользовался немалым влиянием в Константинополе. Другое дело, что Александр, коему уже перевалило за шестьдесят, не был новичком в политике и не собирался бить ноги за чужой интерес.

– Неумеренное питие, которому предается император, а также разгульная жизнь, чреватая болезнями, уже подорвали его здоровье, – начал издалека патрикий Аристарх, поглаживая между делом морщинистую щеку. – Я думаю, никто не удивится, если его вдруг хватит удар. Но перед нами, патрикии, в этом случае встанет очень серьезная проблема. Наследник Романа еще очень мал, а императрица Феофано слишком молода и неопытна, чтобы мы могли ей доверить управление государством.

Первым сообразил, куда клонит старый интриган, паракимомен Иосиф Вринга, близкий друг и доверенное лицо императрицы. Никто из патрикиев, присутствующих во дворце магистра Константина, не сомневался, что Феофано к власти протолкнул именно старый евнух, но, разумеется вслух об этом никто не говорил.

– Ты собираешься отстранить от власти наследника Василия и императрицу Феофано? – строго глянул прямо в глаза Александру Иосиф Вринга.

– Василию только семь лет, Феофано нет еще и тридцати, – пожал тот плечами. – Армия не станет совершать переворот, чтобы привести к власти несмышленого мальчишку. Это было бы безумием, патрикии, вы понимаете это не хуже меня.

Боялся патрикий Александр, естественно, не малолетнего наследника и даже не хитроумную Феофано, а ее высокомудрых покровителей в лице паракимомена Вринги и магистра Константина, возвышение которых никак не отвечало его интересам. Все патрикии отлично понимали, что требуется компромисс между двумя соперничающими вокруг императорского трона партиями, но пока что никто не брал на себя смелость, сделать первый шаг навстречу извечным соперникам.

Уважаемый Натан, скромно сидевший в углу огромного зала, в разговоре патрикиев не участвовал. Хотя, разумеется, ромеи прекрасно знали, что в лице итильского купца они имеют дело с человеком умным и хорошо осведомленным о делах, творящихся в Ойкумене. Увы, осведомленный Натан не смог помешать северным варварам утвердится в родном городе, и поэтому уважение, которое прежде испытывали к нему гордые патрикии, сильно подувяло. Тем не менее, итильский купец рискнул поделиться с ромеями кое-какими мыслями о грядущих событиях как в самой Византийской империи, так в землях, ее окружающих.

– Есть все основания полагать, благородные патрикии, что Святослав, подчинив себе Хазарию, двинет свое многочисленное войско в Болгарию.

– А почему в Болгарию? – удивился патрикий Иоан.

– Хотя бы потому, что каган русов Святослав доводится правнуком болгарскому царю Симеону Великому, который, если мне не изменяет память, спорил за византийский трон с адмиралом Романом Лакопином, дедушкой нынешнего императора.

– И что с того? – нахмурился паракимомен Вринга.

– Я это к тому, уважаемый Иосиф, что правнук вполне способен сделать то, что не удалось его прадеду.

– Варвар на троне Византии! – возмутился патрикий Александр. – Чудовищно. Это просто невозможно, уважаемый Натан.

– Еще год назад я думал так же, благородный патрикий, – холодно отозвался иудей.

Взоры всех присутствующих обратились на магистра Константина, который в этот момент почувствовал себя крайне неуютно. Конечно, никто пока не сомневался в преданности магистра делу империи, но кто знает, как обернется дело, когда варвары Святослава вторгнутся в пределы Болгарии или того хуже, пересекут границы Византии. Патрикии очень хорошо знают, что новый каган Руси и Хазарии доводится магистру Константину близким родственником. И это родство они могут припомнить ему в любой момент. Надо действовать и действовать немедленно, дабы в будущем на магистра Константина не упало даже тени подозрения.

– Мне кажется, что прекрасная Феофано имеет сердечную склонность к доблестному полководцу Никифору Фоке, – мягко улыбнулся гостям Константин. – Мне кажется, патрикии, мы не должны мешать естественному ходу событий.

– А какой ход событий ты считаешь естественным, магистр? – нахмурился паракимомен Вринга.

– Вдова, если она молода и хороша собой, вполне может сочетаться повторным браком с понравившимся ей мужчиной, – развел руками Константин.

Патрикий Иоан так и застыл с открытым ртом. Ну магистр, ну хват! Одним махом он переметнулся из партии Иосифа Вринги в партию Александра Фоки. Но с другой стороны – а почему бы нет? Никифор Фока опытный полководец и вполне зрелый человек. Если исходить из интересов Византии, а не отдельных лиц, то лучшего императора в нынешней ситуации просто не найти.

– Ты, видимо, запамятовал, магистр, – оскалился Иосиф Вринга, – что император Роман еще жив, и прекрасную Феофано рано называть вдовой.

– Я прекрасно понимаю, Иосиф, что Никифор Фока в качестве императора устроит далеко не всех в Константинополе, но с чего ты взял, что каган Святослав будет более подходящей кандидатурой? – холодно глянул на недавнего союзника Константин.

– Но Святослав твой родственник?

– Каган русов угрожает не только целостности Византии, но христианской вере. Этот человек язычник, а я не собираюсь приносить жертвы Перуну в соборе Святой Софии, – надменно ответил Константин.

– Опасность слишком велика, – вздохнул Сисиний, сочувственно глядя на Врингу. – Мы не можем рисковать. Никифор Фока достойный и приемлемый для многих кандидат.

– Все может быть, благородный епарх, – спокойно сказал Вринга, поднимаясь на ноги. – Но время у нас еще есть, и, кто знает, вдруг на наше счастье выплывет из небытия, еще более достойный человек.

Последние слова паракимомена прозвучали как угроза и прежде всего для магистра Константина, очень хорошо знавшего, какое влияние на его дочь Феофано имеет коварный евнух. К сожалению, отступать было уже поздно, и Константин заверил своего нового союзника патрикия Фоку, что сделает все от него зависящее, дабы звезда его победоносного сына еще ярче засияла на византийском небосклоне.

Проводив гостей, Константин впал в глубокую задумчивость. Уважаемый Натан подлил себе в кубок вина и залпом его выпил. Своей вины перед хозяином он не чувствовал, хотя, кажется, неосторожным вмешательством поставил его в довольно непростое положение.

– А кого, собственно, мог иметь в виду паракимомен Вринга, намекая на другую кандидатуру? – спросил Натан у магистра.

– Скорее всего, Иоанна Цимисхия, одного их ближайших помощников Никифора Фоки, состоящего к тому же с ним в близком родстве. Их матери были родными сестрами. В последнее время Вринга усиленно подталкивал Цимисхия к Феофано.

– И что же императрица? – заинтересовался Натан.

– Феофано слишком умна, чтобы отталкивать от себя влиятельных мужчин, – усмехнулся Константин.

– Значит, участь Романа в любом случае решена? – спросил иудей.

– Не в Романе дело, – подтвердил Константин, – а в Иосифе Вринге. Гвардия на его стороне, вот что меня беспокоит, уважаемый Натан. У тебя есть под рукой надежные люди?

– Есть, – кивнул головой Натан.

– Я не могу задействовать своих, – вздохнул Константин, – они очень хорошо известны паракимомену.

Иоанн Цимисхий не любил Константинополь. Дело было, конечно, не в самом городе, а в его обитателях слишком шумных и беспутных, чтобы нравится человеку, чья жизнь прошла в казарме, среди людей, имеющих представление о дисциплине. Давно бы следовало навести в городе порядок, да вот только некому этим заняться. Император Роман потерял доверие не только простых обывателей, но и армии. Той самой армии, которая в тяжелейших сражениях разгромила арабов и очистила от них остров Крит. К сожалению, ветераны победоносных походов, составляющих славу империи не только не были вознаграждены за лишения, труды и пролитую кровь, но им даже не выплатили полностью причитающегося жалования.

Паракимомен Вринга сочувственно выслушал жалобы храброго Цимисхия и сокрушенно развел руками:

– В казне нет денег, благородный Иоанн. Слишком уж много вокруг императора Романа жадных до золота людишек.

– Вижу, – угрюмо бросил обиженный ветеран.

Цимисхию было уже далеко за тридцать, но он не потерял еще ни стройности фигуры, ни свежести лица. Его сухое горбоносое лицо нравилось женщинам. Во всяком случае за одну из них Иосиф Вринга ручался. Прекрасная Феофано, по сути брошенная мужем, уже успела одарить талантливого полководца своим вниманием. Пока что трудно было понять, как сам Цимисхий относится к императрице, но, похоже, он не тот человек, который теряет голову при виде красивых глазок. И этим Цимисхий сильно отличается от своего начальника и родственника Никифора Фоки, влюбившегося в прекрасную Феофану с первого взгляда. Не будь Никифор сыном патрикия Александра паракимомен Вринга непременно бы сделал ставку на него, поскольку трезвомыслящий Цимисхий гораздо труднее поддавался чужому влиянию. Впрочем, императоры в Византии не вечны, и в случае крайней нужды паракимомен избавится от Иоанна так же легко, как он собирается избавится от Романа. В конце концов Цимисхий всего лишь солдафон, плохо разбирающийся в интригах, плетущихся у императорского трона десятки лет, как с ближним, так и с дальним прицелом.

– Империи нужен сильный человек, – негромко, но веско произнес паракимомен. – Я думаю, что таким человеком мог бы стать ты, благородный Иоанн.

– В каком качестве? – слегка растерялся от напора евнуха Цимисхий.

– Почему бы тебе не повторить путь, проделанный адмиралом Романом Лакопином.

– Он плохо кончил, – напомнил рассеянному паракимомену осведомленный Иоанн.

– Но ведь у тебя нет сыновей, Цимисхий, – усмехнулся Вринга. – А потому ты можешь спать спокойно.

– Но ведь император Роман еще жив?

– Разве? – удивился паракимомен. – Смею тебя уверить, благородный Иоанн, это упущение мы легко исправим. Империя не может далее терпеть на троне дурака, мота и пьяницу.

– Разумно, – кивнул Цимисхий. – Но ведь есть, вероятно, и другие кандидаты на руку и сердце прекрасной Феофано?

– Я знаю только одного, – холодно произнес Вринга. – И ты его тоже знаешь, Иоанн. Для тебя Никифор Фока единственное, но устранимое препятствие к трону.

– Устранимое кем? – нахмурился Цимисхий.

– Тобой, Иоанн, – твердо произнес паракимомен. – Ты должен переступить через этого человека. Армия не пойдет за тобой, пока жив Никифор. Конечно, мы могли бы совершить переворот силами одной гвардии, но тебе трудно будет удержаться на троне без поддержки военных.

Цимисхий не доверял Вринге. Старый евнух рассчитывает найти в нем простака, из-за спины которого он будет властвовать в империи. Но если это так, то паракимомен здорово ошибается на счет Иоанна Цимисхия. А прав Вринга в одном: без поддержки армии новый император станет марионеткой в руках патрикиев и гвардейских офицеров. Такая участь Цимисхия не прельщала, он был хоть и честолюбивым, но здравомыслящим человеком.

– Если я подойду к воротам Константинополя с армией, ты откроешь мне ворота, паракимомен?

– В этом ты можешь не сомневаться, Иоанн, – кивнул Вринга. – У нас с тобой немало врагов в Константинополе, но вряд ли они рискнут выступить и против гвардии, и против армии.

– Решено, – поднялся на ноги Цимисхий. – Ты сделаешь свою работу, паракимомен, я – свою. И да поможет нам Бог в нашем благородном начинании по спасению Византийской империи.

Цимисхий покинул дворец Иосифа Варги в приподнятом настроении. Ночь уже накрыла город черным покрывалом, но благородный Иоанн темноты не боялся. Да и идти ему было недалеко. Пятеро телохранителей с факелами в руках не только освещали путь будущему императору, но и прикрывали его от возможного нападения воров. В Константинополе, как и во всяком уважающем себя большом городе, не было недостатка в любителях поживиться на чужой счет. Но в этот раз Цимисхию повезло, он без приключений добрался до ворот собственного дома и без опаски шагнул в распахнутые ворота. Увы, минутное расслабление дорого обошлось благородному Иоанну. Он успел разглядеть фигуры своих врагов, внезапно вынырнувших из темноты, но не успел обнажить меч. От чудовищного удара у Цимисхия едва не раскололась голова, и он провалился в беспамятство, которое, казалось, будет длиться вечно. Однако добрые люди не оставили своими заботами доблестного полководца и уже очень скоро привели его в чувство.

– Где я? – спросил Иоанн, с трудом обретая себя в непривычной обстановке.

– У добрых людей, – отозвался на его вопрос знакомый голос.

Цимисхий открыл глаза и с удивлением уставился на улыбающегося магистра Константина. Лицо наглого скифа лоснилось доброжелательностью, но в карих глазах таилась усмешка.

– На тебя напали разбойники, дорогой Иоанн и если бы не помощь моих людей, то, вероятно, сегодняшняя ночь стала бы последней в твоей жизни.

В голове у Цимисхия окончательно прояснилось, когда он увидел патрикия Александра Фоку, скромно сидящего у столика. Кроме патрикиев в комнате находился еще один человек, незнакомый Иоанну, похожий и лицом, и одеждой скорее на иудея, чем на ромея.

– Так я могу идти? – спросил Цимисхий, приподнимаясь с ложа.

– А куда тебе торопиться, благородный Иоанн, – улыбнулся магистр Константин. – Улицы Константинополя в ночную пору небезопасны. Ты рискуешь не добраться живым до родного дома.

– И насколько велик этот риск? – прищурился гость на гостеприимного хозяина.

– Боюсь, что у тебя вообще нет шансов, Иоанн, – подал голос патрикий Александр. – Мне очень жаль, мальчик, но ты пренебрег ради призрака власти голосом крови.

Цимисхий был далеко уже не мальчиком и даже не юношей, но поскольку Александр Фока знал его с младенчества, то он мог себе позволить такую вольность в обращении.

– Ты ошибаешься на мой счет, дядя, – запротестовал Иоанн. – Я не настолько сумасшедший, чтобы идти на поводу у евнуха.

– Тем не менее, ты принял его предложение, – горестно покачал головой старый Фока.

– Это не так, дядя, – запротестовал Цимисхий. – Я собирался обо всем рассказать Никифору. А потом мы вместе решили бы, как нам действовать дальше.

Цимисхий был зол на Врингу. Чертов евнух пустился во все тяжкие, не озаботившись ни собственной безопасностью, ни безопасностью вовлеченных в заговор людей. Впрочем, в этот раз паракимомену противостояли люди, весьма искушенные в придворных интригах.

– У тебя есть выбор, Иоанн, либо сотрудничать с нами, либо последовать за своими телохранителями, – спокойно сказал патрикий Александр. – Надеюсь, ты догадываешься, куда мы их отправили? Обещаю, похоронить тебя со всеми почестями, подобающими столь доблестному военачальнику, как ты.

– Спасибо, дядя, – попробовал улыбнуться Цимисхий, – но я не тороплюсь умирать и готов сделать все, что вы прикажете.

– Тем лучше, мой мальчик, – склонил седую голову старый патрикий. – Ты всегда отличался скромностью и послушанием.

Весть о смертельной болезни знаменитого полководца Никифора Фоки дошла до Иосифа Вринги раньше, чем беспутный император Роман вернулся с псовой охоты. Надо отдать должное Иоанну Цимисхию, он действовал со свойственной всем военным решительностью. Теперь настала очередь прекрасной Феофано сделать несколько шагов навстречу своему новому счастью. Высокое звание паракимомена позволяло Иосифу без проблем посещать женскую половину дворца и разговаривать с императрицей с глазу на глаз. Объяснялось это весьма прискорбными для Вринги обстоятельствами, но в данном случае он менее всего о них думал. Паракимомен Иосиф в очередной раз обставил в сложной игре своих многочисленных противников и испытывал по этому случаю законное чувство гордости.

– А ты уверен, что с Никифором все будет в порядке, – спросила императрица, разглядывая свое отражение в зеркале.

– Я уверен в обратном, божественная, – улыбнулся Вринга. – Ты сегодня прекрасна как никогда.

Положим, похвалы евнуха немного стоили, но Феофано и сама пришла к тому же выводу. Она родила уже троих детей, но это никак не отразилось ни на ее фигуре, ни гладком и почти юном лице. По мнению Феофано, этих прелестей будет вполне достаточно, чтобы покорить сердце мужчины. В сущности, императрице было все равно, кто станет ее новым мужем, Никифор Фока или Иоанн Цимисхий. Она уже имела случай вступить в любовную связь с обоими и пришла к выводу, что эти двое вполне способны справиться с обязанностями мужа. Впрочем, Феофано многого от них и не требовала, для любовных утех ей хватало гвардейцев, но, будучи приверженцем традиций, она полагала, что муж все-таки должен восходить на ложе своей жены хотя бы пару раз в месяц, дабы пресечь возникающие во дворце пересуды. Увы, императору Роману не хватило ума, чтобы это понять. Он истрепался до такой степени, что перестал быть мужчиной и потерял не только расположение Феофано, но и уважение двора.

– У меня все готово, – вздохнула Феофано. Впрочем, вздох этот относился ни к мужу, доживавшему последние дни, а к небольшому прыщику, обнаруженному на попке. – Вот ведь незадача. Так ты, паракимомен, говоришь, что Никифор умер?

– Пока нет, но мой осведомитель утверждает, что его болезнь неизлечима. Его внутренности начали разлагаться еще при жизни.

– Фу, – поморщилась Феофано. – Я его все-таки раздавила.

– Ты имеешь в виду Никифора? – удивился Вринга.

– Причем здесь Фока, если моего будущего мужа зовут Иоанн Цимисхий. Или я ошибаюсь?

– Ты абсолютно права, божественная.

Император Роман занемог почти сразу же после возвращения с псовой охоты. Это были симптомы той же самой болезни, которая свела в могилу сначала Константина Багрянородного, а потом и его супругу Елену Лакопину. Лекарям оставалось только развести руками и объявить встревоженным придворным, что в данном случае они бессильны.

– Видимо, это у них наследственное, – выразил общее мнение магистр Константин.

К чести императрицы Феофано, она с достоинством приняла выпавшую ей вдовью долю. Рвать на себе волосы она не стала, посыпать голову пеплом тоже, но в траурное платье все-таки облачилась. Отпевание императора прошло без происшествий, хотя злые языки и отметили неуместный румянец на щеках императрицы. После того, как печальная церемония была завершена, паракимомен Иосиф Вринга с дозволения Феофано принял превентивные меры, то есть отправил в монастырь Александра Фоку и посадил под домашний арест магистра Константина. Оба патрикия приняли опалу с достоинством и не выразили по этому поводу протестов. Правда, отчего-то взволновался простой константинопольский люд. Пострадали близкие к Иосифу Вринге люди. И даже решительные действия гвардии, которую пришлось вывести на улицы, не снизили накал страстей. К счастью, Иоанн Цимисхий был уже на подходе, а присланные им гонцы утверждали, что Никифор Фока уже при смерти и, скорее всего, не доедет до родного города живым. Императрица еще не сняла траурный наряд, но уже заказала наряд брачный. Словом, все шло хоть не без шероховатостей, но именно так, как и задумывал Иосиф Вринга. Даже гвардейские офицеры, весьма недовольные вмешательством армии в придворные дела, вынуждены были умолкнуть перед лицом нарастающего народного бунта. Впрочем, этот возможный бунт напугал не только гвардейцев, но и патрикиев, поначалу весьма скептически взиравших на титанические усилия хитроумного паракимомена протолкнуть в императоры тупого солдафона. Но поскольку ситуация в городе ухудшалась с каждым днем, то многие уже ждали Иоана Цимисхия как избавителя. Все-таки успешный полководец и решительный человек.

Армию, торжественно вступившую в столицу через распахнутые настежь ворота, бурно приветствовали не только патрикии, но и городские обыватели. Однако сюрпризом для многих, а в особенности для всесильного паракимомена Иосифа Вринги явилось то, что привел эту армию совсем не тот человек, которого с таким нетерпением ждали. Бодрый как никогда Никифор Фока спрыгнул с коня на мраморные плиты императорского дворца и гордо прошествовал в сопровождении блестящей свиты мимо застывших в изумлении гвардейцев и равнодушных ко всему статуй прямо в покои почившего Романа, где его уже ждала, трепеща от любовной страсти красавица Феофано. Встреча императрицы и будущего повелителя Византии была излишне горячей, но никто влюбленную пару за это не осудил, ибо ни один из патрикиев, присутствующих при этой исторической встрече, не посмел усомниться в том, что любовь всепобеждающее чувство. Хитроумного Иосифа Врингу, вздумавшего распоряжаться императорским троном, взял под стражу Иоанн Цимисхий. Он же и доставил его в тот самый монастырь, где томился Александр Фока.

– Превратности судьбы, – усмехнулся старый патрикий при виде паракимомена. – Уступаю тебе, Иосиф, свою скорбную келью. Поверь, эти величественные стены способны примирить с несчастливой судьбой даже самого отчаянного честолюбца.

– Будь ты проклят, негодяй! – прошипел Вринга в спину уходящему Цимисхию.

– Успокойся, паракимомен, – обернулся тот от порога. – Еще далеко не все кончено. И твоя светлая голова рано или поздно будет востребована новым императором.

– На блюде? – горько пошутил Вринга.

– А это уже будет зависеть от тебя, паракимомен, – усмехнулся Иоанн. – Ты человек умный и очень скоро поймешь, в чем твоя выгода.