Текст книги "Путь в космос"
Автор книги: Сергей Михалков
Соавторы: Виталий Губарев,Геннадий Семенихин,Константин Скворцов,Александр Романов,Юрий Малашев,Андрей Жиров
Жанр:
Драматургия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Высвечиваются Н и к о л а й и В а л е р и й.
Н и к о л а й. Что заставило выключить двигатель? Я сделал это машинально, словно почувствовал опасность рядом. Совсем рядом. Нет, не струсил: я знаю, страх придет позже. (Валерию.) Ну, как дела?
В а л е р и й. Обидно. У других гладко, а у нас так…
Н и к о л а й. Это врут, что я невезучий. Не верь. Иначе другой был бы на моем месте, а я уже где-нибудь там. (Показывает вверх.) В тех полетах техника была новая, поэтому и неприятности выскакивали. После нас ее и доработали, летать начали спокойно.
В а л е р и й. Стыковки не будет… И сразу полет получается неполноценный. Разве докажешь, что не по нашей вине?
Н и к о л а й. Я – командир, ответственность на мне. А вторым полетом все докажешь… Ты извини, если что-то не так было, пока готовились. Извини.
В а л е р и й. Ребята мне завидовали…
Появляется К о с м о н а в т, к о т о р ы й п о г и б.
К о с м о н а в т (Валерию). Держись за него. Он успеет помочь. Самое страшное, когда опаздывают. Все торопятся – и опаздывают… В первом «Аполлоне» вспыхнул кислород. Пожар… И крик: «Помогите, ну помогите же!» Каких-нибудь полсотни метров до людей… Но никто не успел. Никто… Невозможно было успеть?.. Ерунда! Надо уметь успевать… (Уходит.)
Н и к о л а й. А вот такие минуты не люблю… Что они там решат?
В а л е р и й. Так долго тренировались, а сейчас делать нечего. Странно.
Н и к о л а й. В нормальных полетах такого не бывает.
В а л е р и й. На станцию теперь другой экипаж пойдет…
Н и к о л а й. Пашину трудно будет добиться еще одного пуска. У него сложности начнутся. Некстати, ох как некстати!
В а л е р и й. Ты снова будешь готовиться?
Н и к о л а й. Нет. Хватит. После каждого полета говорил: полетал, хватит, а потом снова в Звездный. Тянет почему-то… И так всех ребят… Но теперь конец. У меня же отдел, а я там месяцами не бываю. Теперь – точка.
В а л е р и й. А я?
Н и к о л а й. Командиром пойдешь. Только сдержись после посадки. Слава – она штука коварная. Не каждый выдюжит. У Гагарина учись. Он прожил так, словно славы-то у него не было… А вот если засосет, вырваться трудно. Года три-четыре пройдет, и уже ничего, кроме звания, не останется. Тебе самое трудное испытание предстоит.
В а л е р и й. Да и не вспомнят, что такой космонавт есть…
Н и к о л а й. Много, конечно, космонавтов теперь, не всех знают. После первого полета хотелось, чтобы на улице узнавали. Но нет, хожу, а никто и автографа не попросит. Обидно было…
Высвечивается К р е м н е в.
К р е м н е в (в микрофон). «Марсы», как слышите?
Н и к о л а й. Нормално.
К р е м н е в. Да перестань ты… Слушай, Николай, придется режим отменить.
Н и к о л а й. Знаем. Не до стыковки…
К р е м н е в (настороженно). Что имеешь в виду?
Н и к о л а й. Раз система управления барахлит…
К р е м н е в (облегченно). Пока мы разбираемся. Ждите… И отдыхайте, конечно.
Н и к о л а й. Понял… Но не забудьте – мы все-таки не на курорте.
К р е м н е в. Теперь по программе – сон!
Н и к о л а й. Это все, что ты хотел сказать?
К р е м н е в. Да. Спать.
Н и к о л а й. Значит, до часу дня?
К р е м н е в. Вот именно. До свидания. Счастливого полета. (Уходит в затемнение.)
Н и к о л а й. Спасибо. Счастливого так счастливого… Почему он не передал данные о двигателе? Неужели опасается за нас?
В а л е р и й (Николаю). Странно говорил Кремнев…
Н и к о л а й. Он четкий человек. И без эмоций. В нашем деле такие становятся незаменимыми… Спать! Приказ Земли не требует обсуждений… (В зал.) После разговора с Кремневым у меня уже не осталось сомнении, что прогорел двигатель, а система управления здесь ни при чем… Сказать ли об этом Валерию?
З а т е м н е н и е
Наступило утро следующего дня. Высвечивается правая площадка. П а ш и н, П р е с н я к о в, К р е м н е в и К у д р я ш о в а.
П р е с н я к о в. Все в сборе? Можно начинать. Докладывайте, товарищ Кремнев.
К р е м н е в. Судя по телеметрии, двигатель прогорел. Использовать его нельзя.
П р е с н я к о в. Нельзя?!
К р е м н е в. Проснется экипаж, будем решать.
П р е с н я к о в. Слышал о вашей самодеятельности! Какое вы имели право, не согласовав со мной, отправить экипаж спать?
К р е м н е в. Мы шли по программе. И считаю, что ее нарушать нельзя.
П р е с н я к о в. Вы уже показали свою пунктуальность, черт вас побери!.. Я хотел сам с ними поговорить…
К р е м н е в. Тогда вообще неясно было…
П а ш и н. Он прав. Зачем их волновать?
П р е с н я к о в. Почему вы отдали распоряжение о повторном включении двигателя?
К р е м н е в. У меня есть инструкция… И медлить было нельзя. Стыковка могла не пройти.
П р е с н я к о в. Это преступная халатность, товарищ Кремнев! Безответственность и преступление!
П а ш и н. Трудно было предвидеть…
П р е с н я к о в. Он в защитниках не нуждается! Допущена ошибка, серьезнейшая ошибка, товарищ Пашин! И за нее надо отвечать.
П а ш и н. Кто думал, что-то случилось с двигателем? Кремневу показалось, что ошибся экипаж. И он обязан был исправить их погрешность. Не впервые ведь…
П р е с н я к о в. Нет, дорогой Главный конструктор, впервые! В таком виде мы еще не выходили в космос. Вы хоть представляете, что происходит?.. Нет, всепрощения не будет!.. Я предложу комиссии освободить до конца полета товарища Кремнева!.. Есть возражения?
П а ш и н. Я против.
К р е м н е в. Я тоже против…
П р е с н я к о в. Что?!
К р е м н е в. Положение чрезвычайное, и, извините, товарищ Пресняков, я не могу вам подчиниться…
П р е с н я к о в. Это уж сверх всякого терпения!..
П а ш и н. Не горячись… (Кремневу.) Вызвали директора завода и главного инженера?
К р е м н е в. Сейчас должны прилететь… Их сразу сюда?
П р е с н я к о в. Пусть где-нибудь в зале посидят и посмотрят, что происходит…
З а т е м н е н и е
Высвечивается комната прессы. В е р а, З у б о в и Л о ш а к о в.
В е р а (крутит ручку приемника). Испортился, наверное. Только хрипит.
Л о ш а к о в. Наверное, по служебному каналу с медиками беседуют. (Снимает телефонную трубку, набирает номер.) Это я… Соскучился?.. Нет, напоминаю о своем существовании. У нас небольшая задержка, ничего страшного, но я пока должен быть здесь… Но я-то при чем?.. Это они наверху… Вернется Николай, я ему твое мнение сообщу… Нет, я не издеваюсь, пытаюсь вразумить, что кроме домашних дел есть у меня и работа… Заметки надо писать, а мозги уже высохли. В них только пылесос гудит. Это уже не юмор, а драма… Что?.. (Кладет трубку.) Неужели я когда-то был холостяком?!
З у б о в (держит в руках книгу). Вы только послушайте! Это Жюль Верн написал: «Народы древности почтили особым культом эту девственную богиню…»
Л о ш а к о в (показывает на книгу). Ты это все нам читать будешь?..
З у б о в. Прекрасно сказано: «эту богиню»…
Л о ш а к о в. Но откуда же Жюль Верн нашу Верочку знал?!
В е р а. Мерси.
З у б о в. Это он о Луне пишет… «Если верить мифологии, немейский лев разгуливал по лунным долинам еще до появления своего на Земле, а поэт Азегианакс, цитируемый Плутархом, воспел в своих стихах полные неги очи, прелестный нос и пленительные уста лучезарной Селены». Эх, жаль, не к Луне летим…
Л о ш а к о в. Такую цитатку вставишь – обзавидуются. Ты на верном пути, коллега.
З у б о в. Это даже не о Луне, а о любви…
Л о ш а к о в. Верочка, у меня такое впечатление, что маэстро решил поразить вас… Коллега, не забывай, что газета ждет твой репортаж не о любви, а о космосе.
В е р а. А я уже написала. Правда, конца пока нет. Нужно что-то необычное. Они переходят в станцию и видят… видят…
Л о ш а к о в. Немейского льва, разгуливающего вместе с Плутархом и лучезарной Селеной по лунным долинам…
В е р а. Молодежь надо воспитывать, помогать ей, а не иронизировать.
Л о ш а к о в. Для воспитания Маша, дочка, есть.
В е р а. И все-таки, может быть, посмотрите. Как классик.
Л о ш а к о в. Лесть растапливает сердца, но я, лучезарная, читаю только девятнадцатый век. (Зубову.) Помнишь, герой одного романа всю ночь писал стихи, а утром принес их в редакцию. Стихи оказались недурны…
З у б о в. Так у поэтов бывает…
Л о ш а к о в. Начинались они оригинально: «Я помню чудное мгновенье…» (Вере.) Западет какая-нибудь фраза, а потом выплывет в башке и еще подумаешь, что своя. А вы меня за плагиатора считать будете…
З у б о в. Вера, если я чем-то могу помочь вам…
Л о ш а к о в. Старина, сердечный порыв – это прекрасно, но у тебя нет еще ни строки. Напоминаю, машинка пока свободна. (Вере.) Читайте, Селена, вслух. Лучше со второго абзаца, первый редакторы всегда сокращают…
В е р а. Ну, так же трудно понять…
Л о ш а к о в. Почему? Ведь начало звучит приблизительно так: «Я с волнением слежу, как готовится к старту ракета. Она красива той непередаваемой красотой, которая заставляет так волноваться каждого, кто следит за ее стартом, потому что на ее острие бьются человеческие сердца…» Что-то в этом духе, не так ли?
В е р а (удивленно). Почти… Вы… вы видели, что я писала?
Л о ш а к о в. Лучезарная! Как я уже вам сообщал – сорок семь репортажей о старте. Так я сочинял в первом или во втором… Главное, красиво и, поверьте, абсолютно точно!
В е р а. Дальше я рассказываю о переходе в станцию…
Л о ш а к о в. Люк открывается, экипаж корабля вплывает в свой космический дом, где им предстоит жить и работать…
В е р а. Не надо! Вы читали…
Л о ш а к о в. Я же предупреждал, читаю только девятнадцатый век. Это надежно и неповторимо.
В е р а. Вы ужасный человек!
Л о ш а к о в. Почему же? (С иронией.) Я просто классик…
З а т е м н е н и е
Высвечивается правая площадка, где в с е р у к о в о д и т е л и п о л е т а. Входит К о н с у л ь т а н т п р и п р е с с е. Передает листок Кремневу, Тот мельком смотрит на него и кладет на стол перед Пресняковым.
К р е м н е в. Они уже начали работать…
П р е с н я к о в (читает). «Корреспондент агентства ЮПИ передает из Хьюстона, что в осведомленных кругах НАСА ему сообщили о неполадках на борту русского корабля, запущенного вчера». Вот, пожалуйста, чего стоит ваше спокойствие! И спать их уложили!..
П а ш и н. Ждать – это не значит… (Кудряшовой.) У вас что?
К у д р я ш о в а. Плохо. Если двигатель не включится, мы бессильны. Включится и не взорвется…
П р е с н я к о в. Это ясно.
К у д р я ш о в а. Вам, наверное, да, а мне не совсем… Понятно, что двигатель нормально не сможет работать. Для схода с орбиты нужно сто восемьдесят семь секунд. Тогда они вернутся.
П а ш и н. Дай бог… Дальше…
К у д р я ш о в а. Они могут перейти на неуправляемый спуск. Если меньше ста восьмидесяти семи, то на четырех витках обязательно войдут в атмосферу, но где сядут – неизвестно.
П р е с н я к о в. Вы хотите сказать…
К у д р я ш о в а (перебивает). Да, рассчитать район посадки невозможно. Они могут сесть в Австралии и в Ледовитом океане, в тайге и в джунглях… Гарантирую только одно: если так случится, баллистики постараются все-таки дать район посадки с точностью до тысячи километров.
П р е с н я к о в. А поточнее?
К у д р я ш о в а. И тысяча километров – на это неспособны все вычислительные машины! Только благодаря нашему опыту…
П а ш и н. Спасибо… Надо подготовить обращение к правительствам и народам всех стран, чтобы помогли в поисках космонавтов. Уверен, все откликнутся…
К у д р я ш о в а. Без сомнения. Но при всех вариантах работает экипаж… Ручная ориентация. И беречь топливо всеми силами. Не знаю, справятся ли. Контроль каждой команды, каждой… И цена этому – жизнь…
П р е с н я к о в. Если включится…
К у д р я ш о в а. Мы обязаны рассчитывать на это. Если «нет», мы бессильны.
К р е м н е в. А вы, оказывается, жестоки…
К у д р я ш о в а. Профессия такая. Точная. В математике иначе нельзя… Если белое, то надо говорить «белое», черное – «черное». (Преснякову.) А насчет Кремнева скажу тебе одно: плох тот начальник, который в своих силах не уверен.
П а ш и н (задумчиво). Мне надо с ними поговорить.
К у д р я ш о в а. Честно и открыто. Иначе нельзя.
П р е с н я к о в. Какое решение примем?
П а ш и н. Мы пока никаких решений принимать не имеем права.
З а т е м н е н и е
Высвечиваются Н и к о л а й и В а л е р и й.
Н и к о л а й. Я уснуть не мог… Впрочем, заглядываю в бытовой отсек, а Валерий там сальто крутит. Мальчишка…
В а л е р и й. А мне интересно. Необычное это ощущение – невесомость. Паришь в корабле словно птица. Легко, весело… Может быть, именно в эти минуты я понял, что такое «заболеть космосом». Видел тысячи снимков, десятки фильмов – казалось, представляю космос и Землю. А они совсем другие. Совсем… Земля никогда не повторяется, даже когда летишь над тем же самым местом, что и полтора часа назад… Камчатка вся в белых шапках вулканов. Они как аксакалы… Я никогда там не был. Но если вернусь отсюда, в первый же отпуск на Камчатку!.. (Николаю.) Сюда, командир! Летим над Болгарией, сейчас к Крыму подойдем – он словно голова какого-то животного, фантастического, конечно…
Н и к о л а й (Валерию). Спать! Приказы Земли надо выполнять. В нашем деле это главное условие…
В а л е р и й. Я забрался в мешок и закрыл глаза. Вспомнилось детство. Мама… Волнуется сейчас, мы наверху летаем… Долго можем летать… Неужели командир не понял еще? Ведь так спокоен… Лежу с закрытыми глазами, молчу…
Н и к о л а й. Где же я читал?.. А, у американцев. «В плену орбиты» роман называется. Космонавт не может вернуться, и тогда русский корабль приходит на помощь. Смешно… Какой корабль может прийти?! Его месяц к старту надо готовить, да и как найдешь нас, если через двое, ну максимум трое суток нас не будет… Двигатель надо использовать на полную катушку. Поближе к Земле. Поближе… Лишь бы войти в атмосферу, а там хоть в океан, в пустыню, в джунгли – к крокодилам… Лишь бы на Земле… Помнишь, Николай, свой первый полет?.. Тогда тоже… Прилипли к станции, а отойти не можем. Приклеились… Вырвал все-таки корабль Володя, а садиться пришлось ночью. Но тогда было ясно, что вернемся, раз уж вырвались… «В плену орбиты». Красиво… Неужели они не догадываются, что я понял?.. Пусть так думают… На ушах теперь стоят: как посадить. Пашина жаль. И Оксану. Глупо… Действительно невезучий…
Появляется К о с м о н а в т, к о т о р ы й п о г и б.
К о с м о н а в т. А я как раз из везучих! Лотерейный билет купил – и стиральную машину сразу выиграл. Думаю, случайность… Снова купил – ковер… С тех пор близко к киоскам не подходил: боялся пристраститься… И в полете везло: «бобы» один за другим появлялись. То батарея не открылась, то датчики отказали, а я справлялся… У другого бы ничего не получилось, а я все дефекты исправил. Вот только при посадке парашют не раскрылся… Невезучим был конструктор, его беда мою везучесть перекрыла…
З а т е м н е н и е
Высвечивается правая площадка. К р е м н е в, К у д р я ш о в а, П р е с н я к о в и П а ш и н.
К р е м н е в. Есть еще один вариант. Необычный. А суть вот в чем: Смолкин высказал идею… Кудряшова со своими баллистиками подсчитала – получается.
К у д р я ш о в а. Как будто получается.
К р е м н е в. Этот вариант позволяет, с одной стороны, выполнить программу, а с другой – в некоторой степени обезопасить, спасти экипаж.
П р е с н я к о в. Так чего же вы тянете?
К р е м н е в. Но сомнения остаются. И сложности.
П а ш и н (задумчиво). Навести станцию…
К р е м н е в. Вы знаете?
П а ш и н. Размышлял…
П р е с н я к о в. Ничего не понимаю! Вы можете четко и ясно доложить?!
К р е м н е в. Мы маневрируем станцией, подводим ее к кораблю, осуществляем стыковку…
К у д р я ш о в а. Если не появятся новые неожиданности.
К р е м н е в. …Осуществляем стыковку, и экипаж в станции, как в убежище. Там ждет нового корабля.
П р е с н я к о в. Наземные испытания его только начались…
К р е м н е в. Надо их форсировать!
П а ш и н. Реально запуск возможен только через месяц-полтора.
К р е м н е в. В экстренных случаях можно уложиться и недели за три.
П а ш и н. Но там стоит такой же двигатель… Теперь мы на нем летать не имеем права.
К р е м н е в. Десятки раз летали, еще один раз можно.
П а ш и н. Нельзя. Мы должны выяснить, что произошло… А по-прежнему – нельзя.
К р е м н е в. Это правило. Сейчас же – исключение.
К у д р я ш о в а (задумчиво). Это то же самое, что по жердочке перейти над пропастью. Можно пройти, можно и упасть.
П р е с н я к о в. Это шанс!.. Смолкин? Молодец!.. И по сути программа будет выполняться!.. Нет, мне нравится: даже в исключительных обстоятельствах мы продолжим работу. Звучит!
П а ш и н. Авантюризм!
П р е с н я к о в (взрываясь). А требовать нового полета? А Николая посылать? А на самый верх сразу? Как это называется?
К р е м н е в (Пашину). Вы же сами хотели эксплуатировать станцию…
П а ш и н. И хочу… Риск… Мы идем на него. Другого не остается. При каждом старте… Рассчитываем этот риск. Обязаны это делать… Месяц ждать тем, в космосе, – риск?
К р е м н е в. Конечно.
П а ш и н. Есть закон: у экипажа должен быть корабль для возвращения на Землю. Мало ли что случится со станцией. А у них нет корабля… Не сомневаюсь, Николай и Валерий выдержат этот месяц, хотя и нелегко каждый день ждать, что именно сегодня может случиться самое страшное. Сегодня… И так день за днем…
П р е с н я к о в. К этому их готовили.
П а ш и н. Но нам тоже остается только ждать. Нам и всем. Люди будут вставать утром и спрашивать: «А как у них?» Потом целый день думать о них… День за днем…
К р е м н е в. Может быть, поймут тогда, что такое космос.
П а ш и н. Дорогая цена, слишком дорогая… Я бы сказал – авантюризм… Переход в станцию, и вы это прекрасно понимаете, лишь отсрочка нашего решения. Это та же авария, только растянутая на месяц… Мы боимся сегодня, сейчас принять решение: а вдруг завтра что-то изменится? Но вы прекрасно знаете – не изменится! Мы не знаем главного: почему вышел из строя двигатель. Значит, и новый корабль не имеем права пускать!
К у д р я ш о в а. Тебе все ясно?
П а ш и н. Нет, к сожалению. Я не знаю, что думают «Марсы»…
К у д р я ш о в а. Смолкин в зале управления. У него голова хорошая.
К р е м н е в. Сейчас позову. (Выходит.)
П р е с н я к о в. Что людям-то скажем?
К у д р я ш о в а. Правду. Она в объяснениях не нуждается. Когда лжи много, трудно понять, где именно правда. И рождается равнодушие…
Входят К р е м н е в и С м о л к и н.
П а ш и н (Смолкину). Мы вашу идею разбираем. Неплохо придумано.
С м о л к и н. Журналист надоумил. Он всегда второй вариант предлагает…
П р е с н я к о в. Журналист?.. Впрочем, это неважно. Вы настаиваете на своем предложении?
С м о л к и н. Этого права у меня нет.
П а ш и н. А если бы было?
С м о л к и н. По-моему, не имеет отношения к делу – что было бы, если бы было…
П а ш и н. Обиделись?
С м о л к и н. Ошибаетесь, Василий Петрович. Я привык не обижаться. Тем более что это сейчас не имеет значения…
П р е с н я к о в. Нам важно знать вашу точку зрения!
К у д р я ш о в а. Простите, Яша… Разговор идет не о том. Ваша помощь нужна.
С м о л к и н. Я готов, хотя не знаю, чем могу помочь.
П р е с н я к о в. Как поступили бы вы?
С м о л к и н. Там?.. Не знаю…
П а ш и н (расхаживая по комнате). Один случай в разговоре с Николаем перед стартом вспомнил. Ненароком вспомнил… А он забыл. Или сделал вид, что забыл… А это все равно – забыл или сделал вид… Помните, не очень гладко шел полет?.. Посадка. А в документации ошибка, так и не знаю, чья именно. Время выхода парашюта записано на три минуты раньше… Аппарат вошел в атмосферу. Николай ждет выхода основного парашюта – время!.. Он не выходит… Значит, теперь запасной. Но и тот не выходит… Третьего парашюта, как известно, нет. Все… Через десяток минут – конец… Николай сказал мне потом: похолодел весь, сердце колотится, мурашки по спине – ведь конец… А он начал проверять документацию, пункт за пунктом… Потом тумблеры… И медленно, не торопясь надиктовал данные на магнитофон. Медленно, не торопясь… пункт за пунктом… Три минуты… А потом вышел основной парашют.
П р е с н я к о в. Почему на комиссии он этого не сказал?
П а ш и н. Ты его тогда перебил: мол, эмоции оставьте при себе. В документации поправку мы сделали.
П р е с н я к о в. За такие минуты головы надо снимать с тех, кто так пишет…
П а ш и н. А у них, космонавтов, седые волосы на висках… Даже если двадцать шесть. Космос серебрит их… (Смолкину.) Очень большие перегрузки будут у них. Возможно выдержать и управлять спуском?
С м о л к и н. На центрифуге глаза трудно открыть, не то что рукой пошевелить. Давит как плитой.
П а ш и н. Это я знаю. Видел съемки ваших тренировок.
С м о л к и н. Николай должен выдержать.
П р е с н я к о в. Вы о себе говорите…
С м о л к и н. Я смог бы? Не знаю… А Николай должен.
П а ш и н. Спасибо.
П р е с н я к о в. Так какое решение примем?
П а ш и н. Решения потом… (Кремневу.) Сеанс с ними в час?
К р е м н е в. Да, по программе.
П а ш и н (решительно). Надо будить!
К у д р я ш о в а. Если они, конечно, спят…
Кремнев подходит к переговорному устройству, берет трубку.
К р е м н е в. «Марсы», на связь!
Высвечиваются Н и к о л а й и В а л е р и й.
Н и к о л а й. Слушаю.
К р е м н е в. Проснулись? Мы решили вас раньше поднять сегодня…
Н и к о л а й. Не беспокойтесь. У нас бессонница… Что с двигателем?
К р е м н е в. Идет исследовательская работа. Сейчас на связи «Двадцатый».
Н и к о л а й. Сам?.. Ждем.
Пашин медленно идет к переговорному устройству.
В а л е р и й (Николаю). Пашин решил с нами говорить?
Н и к о л а й. Главный тоже ночь не спал. У него забот не меньше, чем у нас.
В а л е р и й. Потерзают теперь на аварийных комиссиях!..
Н и к о л а й. Хорошо бы…
П а ш и н. Доброе утро! Это я, «Двадцатый». Николай, долго объяснять не буду: ситуация трудная – двигатель прогорел…
Н и к о л а й. Причину выяснили?
П а ш и н. Маловато телеметрии. До конца понять не можем, и это усугубляет положение.
Н и к о л а й. Понимаю…
П а ш и н. У нас есть два варианта. Включить двигатель на торможение, и если…
Н и к о л а й. Этот вариант ясен…
П а ш и н. Второй вариант: вывести на вас станцию. Отсидитесь в ней до выхода нового корабля. Ориентировочно это около месяца.
Н и к о л а й. Такого еще не было. Но на том корабле стоит тоже наш двигатель… Вы не знаете причину отказа, как же его пускать?
П а ш и н. Раньше же летали…
Н и к о л а й. Понятно. Что вы предлагаете?
П а ш и н. У вас есть время. Подумайте, посоветуйтесь. И примите решение. Будет по-вашему… Поняли меня? Если есть какие-либо просьбы, сообщите.
Н и к о л а й. Ясно… Может быть, с Оксаной поговорить?
П а ш и н. Сейчас ее вызовем.
В а л е р и й (Николаю). Не надо, командир. Подумай о ней…
Н и к о л а й. Спасибо, Валерий… «Двадцатый», я – «Марс», у нас желаний нет.
П а ш и н. Я здесь. Буду нужен – вызывайте… Всем службам Центра: выходить на связь с экипажем только с моего разрешения!
Н и к о л а й. До конца зоны связи минут сорок?
П а ш и н. Время есть. Прошу вас, не торопитесь. Вам не будут мешать…
П р е с н я к о в (подходит к Пашину). Не слишком ли, Василий?.. Надо было сразу решить… Посоветоваться вместе с ними, помочь, если нужно, и… сообща, разом…
П а ш и н. Возможно. Но приказывать мы им не можем. Своей жизнью человек распоряжается сам. Это ведь не война. Будем ждать, когда они выйдут на связь.
П р е с н я к о в. А если… если… не выйдут?
П а ш и н (долго смотрит на Преснякова). Тогда я их вызову.
В дверях появляется К о н с у л ь т а н т п р и п р е с с е.
К р е м н е в (смотрит на Консультанта, потом на часы). По графику встреча с прессой… Я не знаю, что им сказать.
П р е с н я к о в. Пусть подождут.
К р е м н е в. Мы отключили связь, но они скоро все поймут…
П р е с н я к о в. Нам только прессы сейчас не хватает!
П а ш и н (направляется к двери). Я поговорю с ними.
П р е с н я к о в. Только в общих чертах. До официального сообщения они не должны ничего знать!
П а ш и н (устало). Постараюсь…
З а т е м н е н и е
Высвечивается левая площадка – комната прессы. П о л у я н о в, В е р а, Л о ш а к о в и З у б о в.
П о л у я н о в. Слушай, Боб, нам какую-нибудь свежинку найти. Для встряски. Меня на студии клюют: мол, Полуянов ничего придумать не может, одни и те же вопросы задает уже десять лет. Придумай мне вопросик, а? Ты же головастый.
Л о ш а к о в. Хорошо. Дарю идею. Все бредят сейчас «летающими тарелочками», инопланетянами. А вдруг «Марсы» их видели?
З у б о в. Это фантастика!
Л о ш а к о в. Вопрос надо так поставить: что необычного уже встретилось в полете «Марсов»?
П о л у я н о в. Это идея.
Л о ш а к о в. Позови очередную жертву к своему ящику и прямым текстом: почему скрываете, что полет ради поиска пришельцев осуществляется?! Вот он и покрутится…
Входят К о н с у л ь т а н т п р и п р е с с е и П а ш и н. Слышат последние фразы.
П а ш и н. Отвечу: наука не располагает ни единым фактом об их прилете.
Л о ш а к о в. Извините, Василий Петрович. Вы сами пришли на встречу? Странно…
П а ш и н. Нужно иногда и Главному конструктору разговаривать с прессой.
Л о ш а к о в. К такому мы не привыкли… Можно по сути, а не о пришельцах? У нас не работает связь, мне кажется, не случайно.
В е р а. Радиопереговоры можно использовать в наших репортажах. А сейчас мы их не слышим.
З у б о в. И это прискорбно.
П а ш и н. Пока есть отклонения от программы…
З у б о в. И это прекрасно…
П а ш и н. Печально…
З у б о в. Я имел в виду другое. Нам драматизм нужен. Творчество – это конфликты, непредвиденные ситуации… что-то необычное, и тогда проявляется характер человека.
П а ш и н. А разве мало (подыскивает слова) драматургии в каждом полете?
Л о ш а к о в. Неужели те шесть секунд, Василий Петрович? Но ведь это пустяки – лишняя коррекция, и все.
П а ш и н. И шесть секунд тоже… (Замечает книгу в руках Зубова.) «С Земли на Луну». Если мне не изменяет память, там в конце…
Л о ш а к о в (выхватывает книгу). Сейчас… (Читает.) «Я знаю, это люди изобретательные. Они захватили с собой все богатства искусства, науки и техники. А с такими сокровищами можно добиться всего на свете! Помяните мое слово: они найдут способ выйти из своего трудного положения – они вернутся на землю!..» Неужели так плохо?
П а ш и н. Я этого не сказал… Но нелегко.
З у б о в. По-моему, от нас нельзя скрывать правду. Иначе мы не сможем написать, второго варианта просто нет…
П а ш и н. «Второй вариант» – это ваше?.. Спасибо… Правду о них (кивает вверх) расскажу всю, когда сам буду знать. А пока не могу, не имею права.
Л о ш а к о в. Значит, снова, «взмахнув стабилизаторами, ракета начала свой путь…».
К о н с у л ь т а н т. Это не надо.
В е р а. Почему же? Я уже написала… Четыре страницы.
Л о ш а к о в. И неплохо. Эмоционально.
В е р а (Консультанту). Посмотрите.
Консультант при прессе берет листки.
Это ощущения человека, попавшего в орбитальную станцию. Я расспрашивала многих, кто туда летал, и их глазами пытаюсь увидеть иной мир…
К о н с у л ь т а н т. Это не надо.
П о л у я н о в (взрываясь). Что ты за человек?! Только и слышишь: «Неинтересно», «Это не надо». Робот ты, машина… Ни чувства, ни страсти… Робот!
К о н с у л ь т а н т. Робот?!
П о л у я н о в. Да, да, да, да. Робот! Механическое чудовище, у которого только одно желание – «не надо»… нет, вообще нет никаких желаний! «Не надо» – и все!
К о н с у л ь т а н т. Ваш ученик.
П о л у я н о в. Что-о?
Все с удивлением смотрят на Консультанта при прессе.
К о н с у л ь т а н т. Красиво… Волнение… Незабываемые мгновения пуска… Тридцать слов, как у Эллочки-людоедки…
Л о ш а к о в. Еще один знаток классики. Не Центр управления, а Литературный институт.
П о л у я н о в. Робот… (Передразнивает.) «Не надо!»
К о н с у л ь т а н т (Полуянову). Робот? Я робот?! А вы… Что вы знаете о том, о чем говорите? Что? Равнодушие, одно равнодушие… А тут беда, большая беда… Что они для вас? Слова пустые… Одинаковые… Помогать я вам должен? А вы не нуждаетесь в нашей помощи! А если они не вернутся? Как это будут люди читать: «Иной мир, такой чужой для него…» Все! С меня хватит!.. Это действительно неинтересно и не надо!.. (Убегает.)
П о л у я н о в (удивленно). Что с ним?
Л о ш а к о в (серьезно). Кажется, довели…
З у б о в. Не лучший вариант. Или он не понял, или мы переиграли…
П а ш и н. Его надо вернуть…
П о л у я н о в. Он сам придет. Ему по должности положено.
П а ш и н. Вам виднее. Советовать трудно, вы грамотные люди. «Марсы» уже не перейдут в станцию… О мужестве надо писать. Потребуется его немало… А писать надо правду: полуправда разъедает. Она как ржавчина – сначала не видна, а потом не остановишь. Пока ложью не станет… (Зубову.) А вам за добрый совет Смолкину спасибо… Действительно, всегда есть два варианта… В жизни… Каждый выбирает по совести… (Показывает на дверь, куда скрылся Консультант.) Я на вашем бы месте вернул его. (Выходит.)
В е р а. Главный не все сказал.
Л о ш а к о в. Что-нибудь в системе стыковки. Такое бывало.
В е р а. А как же мы?
Л о ш а к о в. Сто строк. Без станции, конечно. Я соболезную вам, Селена, но и этот материал в корзину…
В е р а. Я уже больше не могу…
Л о ш а к о в. Поменьше эмоций! И тогда не на корзину будете работать, а на газету.
З у б о в. По-моему, надо проще. С эмоциями и проще.
Л о ш а к о в. Космос – всегда сложно.
З у б о в. Это слова. Я все твои книги перечитал. Чисто и гладко. Но так уже нельзя. Когда-то людей надо было приучать к ракетам, к космосу – они о нем понятия не имели. Но теперь иное время: космос надо очеловечить… Знаешь, что мне больше всего запомнилось из твоих книг? Случай с гитарой…
В е р а. Я тоже его помню. Иванченкову на «Салют» гитару послали.
З у б о в. Видишь, все помнят. А ты о гитаре мимоходом упомянул, так, между прочим. В основном о разных экспериментах писал. Интересно, глубоко. Но я помню гитару. Навсегда она у меня осталась, потому что говорит и об Иванченкове, и о тех, кто послал ее на станцию. О душе их говорит…
Л о ш а к о в. Не все космонавты на гитарах играют…
З у б о в. Жаль, если так… Но думаю, что ошибаешься. Как передать их ощущения сейчас, мысли, чувства…
В е р а. Николая и Валерия?
З у б о в. Конечно. Там сейчас наши материалы. Настоящие. Те, которые нужны всем. Второго варианта нет.
Вера рвет исписанные листки.
З а т е м н е н и е
Высвечиваются Н и к о л а й и В а л е р и й.
Н и к о л а й. Перекусить не хочешь?
В а л е р и й. Ты за мной, как за ребенком…
Н и к о л а й. А ты мне в сыновья годишься.
В а л е р и й. Бортинженер я у тебя!.. А с двигателем было ясно сразу… Думал, что ты не понял… или я ошибся. Боялся, подумаешь – струсил… Извини, командир.
Н и к о л а й. Ну и хорошо.
В а л е р и й. Мне кажется, ты о клапане решил. Откроем – и сразу конец. Чтобы на виду у всех не умирать! Лучше сразу, командир.