Текст книги "Путь в космос"

Автор книги: Сергей Михалков

Соавторы: Виталий Губарев,Геннадий Семенихин,Константин Скворцов,Александр Романов,Юрий Малашев,Андрей Жиров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

В. Губарев
ОСОБЫЙ ПОЛЕТ
Пьеса в двух действиях

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Н и к о л а й – командир космического корабля.

В а л е р и й – бортинженер корабля.

С м о л к и н  Я к о в – майор, дублер Николая.

П р е с н я к о в – начальник главка.

П а ш и н  В а с и л и й  П е т р о в и ч – Главный конструктор.

К р е м н е в  К о н с т а н т и н  С т е п а н о в и ч – директор Центра управления.

К у д р я ш о в а  Т а т ь я н а  М и х а й л о в н а – баллистик.

Л о ш а к о в  Б о р и с }

З у б о в  В и к т о р }

В е р а } – журналисты.

П о л у я н о в  Ю р и й – телекомментатор.

К о н с у л ь т а н т  п р и  п р е с с е.

О к с а н а – жена командира.

К о с м о н а в т,  к о т о р ы й  п о г и б.

О п е р а т о р  Ц е н т р а  у п р а в л е н и я.

ПРОЛОГ

Г р о м к а я  с в я з ь. Пожалуйста, потише! Сразу после заседания Государственной комиссии – встреча экипажа с Главным конструктором.

Комната Главного конструктора на космодроме. По-домашнему уютно. Мягкие кресла, низкий столик. Портреты Циолковского, Королева, Гагарина. Горит настольная лампа. П а ш и н, ему за шестьдесят, но держится прямо, спортивен, приглашает  Н и к о л а я  и  В а л е р и я  войти.

П а ш и н. Вот здесь и поговорим. По-домашнему. Как принято. Не так ли, Николай?

Н и к о л а й (оглядывается). Ничего не изменилось, хоть и пять лет прошло…

П а ш и н. Ну что же, дорогие «Марсы», хочу еще раз вас поздравить. Так сказать, в неофициальной обстановке… Теперь уже вас никто снять с полета не может, никто… Поздравляю! Я очень рад.

Н и к о л а й. Только бы кирпич на голову не упал.

П а ш и н. Для вас насморк опаснее.

В а л е р и й. Было такое?

П а ш и н (смеется). К счастью, нет, но медики уже давно запугали меня… Чай, кофе?

Н и к о л а й. Кофе, пожалуй. Три месяца – ни капли. Медики считают, что возбуждает.

П а ш и н. Ох уж эти медики. А знаете, я тоже мечтал туда. Одиннадцатого апреля это было. Поднялся к кораблю, вышел на площадку. Степь кругом, солнце огромное, мохнатое какое-то и тишина. Думаю, полететь бы. Честно говоря, в душе надеялся, что смогу. А утром Гагарин. После него это чувство пропало: словно сам побывал там… Давно это было, а когда Главным стал – снова хочу. Завидую вам, по-доброму завидую.

Н и к о л а й. Я уходил оба раза хорошо. Гладко. Как на тренажере.

П а ш и н. Ну, не совсем. Пульс около сотни был. При втором старте… Больше волновался?

Н и к о л а й. Просто знал, на что иду.

П а ш и н. Второй старт всегда труднее. (Обнимает космонавтов.) Надеюсь я на вас, ребята. Очень надеюсь… Прошу об одном: без риска. Спокойно, надежно и без риска.

В а л е р и й. Там же разобраться надо…

П а ш и н (строго). Поэтому и без риска. Уже восемь экспедиций провели. Гладко, как и планировали. И никто не упрекнул бы нас, что работу со станцией закончили. А жаль… Крутится. И думаю, что еще нам послужит… В общем, уломал продолжить работу. Так что надеюсь на вас очень.

В а л е р и й. Значит, любой риск оправдан!

П а ш и н. Нет, дорогой, нет. Тот, что запланирован, достаточен.

Н и к о л а й. Думаю, что все будет нормално.

П а ш и н. Что-то ты с болгарским акцентом говоришь?

Н и к о л а й (показывая на Валерия). Он заразил…

В а л е р и й. В прошлом году отдыхал в Варне, оттуда и привез. По-болгарски как-то убедительнее получается.

П а ш и н. Ну, «нормално» так «нормално»… А я в отпуск предпочитаю по Сибири поездить. На Байкал, по Енисею, по Лене. Поверьте мне, старику, это лучше любого курорта, даже заграничного. Кстати, в прошлом году в Томске был. (Николаю.) Твой бюст видел, по-моему, неплохо. Самому-то нравится?

Н и к о л а й. Непривычно на себя со стороны смотреть.

В а л е р и й. О старушке расскажи…

П а ш и н. Какой старушке?

Н и к о л а й. Нелепый случай… Подхожу к бюсту, смотрю. Впервые увидел – на открытие не смог, а точнее, не захотел поехать: не люблю такие мероприятия… Значит, стою, вдруг вижу – старушка букетик цветов положила и начинает молиться. Бормочет что-то, будто за упокой души. Ну и не выдержал. «Бабуля, – говорю, – живой я…» Она глянула и такого стрекача дала, что догнать не мог… Рассказал ребятам в отряде, вот они и подшучивают.

П а ш и н. Без шутки в любом деле, а в нашем особенно, обойтись трудно… Значит, договорились. Корабль и носитель в порядке. Корабль прошел все испытания без единого замечания… Так что счастливого вам старта и мягкой посадки! Если у вас просьб и пожеланий нет, тогда закончим нашу «тайную вечерю»… (Встает, показывая, что разговор окончен.)

Н и к о л а й (смотрит на него пристально). Если можно, еще пять минут…

П а ш и н (удивленно). Конечно.

Н и к о л а й. Почему вы хотели, чтобы я летел?

П а ш и н. Это коллективное решение.

Н и к о л а й. Знаю, что вы настаивали. «Агентура» работает…

П а ш и н. Интересно, что за агенты у тебя в комиссии? Уж не Кремнев ли? Странно… Да не нужно тебе всего знать. Позади все. Летишь ты и, пожалуйста, поберегись: без кирпичей и насморка.

Н и к о л а й. Мне нужно знать. Чтобы в полете об этом не думать.

В а л е р и й. У нас в отряде считали, что Смолкин пойдет.

П а ш и н (Николаю). Медики тоже возражали. Скачет у тебя давление – сорок семь все-таки, да и соль в позвонках – возраст.

В а л е р и й. Я опасался, что медкомиссию не пройдет.

П а ш и н. На пределе проскочил… Больше ведь не пропустят. Последний твой полет, Николай.

Н и к о л а й. Знаю. За него – спасибо.

П а ш и н. Я тебя благодарить должен. Я… За тот, твой первый полет… Помнишь?

Н и к о л а й. Конечно.

П а ш и н. И свои слова на комиссии?

Н и к о л а й. Я много тогда говорил лишнего.

П а ш и н. Не об этом. О первой седине?

Н и к о л а й. Вырвалось…

П а ш и н. И о трех минутах?

Н и к о л а й. Это же эмоции…

П а ш и н (вспоминает). «Я должен честно и откровенно сказать, что чувствовал во время полета. О тех минутах, когда мне было плохо, – потому что после меня пойдут другие…»

Н и к о л а й. Но меня перебил Пресняков.

П а ш и н. Да, он сказал, что от экипажа не эмоции нужны, а факты.

Н и к о л а й. Он был прав, наверное.

П а ш и н. Тогда и мы так думали. На мелочи внимания не обращали. Описка в бортжурнале пустяком считалась. Пустяком…

Н и к о л а й. Она мне дорого обошлась… И все-таки вы не ответили.

П а ш и н. Считай, что прихоть Главного. Мол, не привык в долгу быть. Выплачивает. Даже космосом.

Н и к о л а й. Тем более непонятно.

П а ш и н. Ну раз настаиваешь… (Пауза.) Верил, что полетишь?

Н и к о л а й. Уже точку поставил. Давно.

П а ш и н. Ты не вини других. Суеверные мы. А ты гладко не летал. Невезучим, что ли, уродился?.. Но ни разу не дрогнул… (Расхаживает по комнате.) Разбрасываемся мы очень, Николай. И техникой, и людьми. Два полета у тебя. Трудных. И даже очень. Такого опыта у других нет. Так что же, из-за каких-то позвонков списывать тебя?.. Отдай ему (кивает на Валерия) вначале, что приобрел сам… Теперь космос другой. Он привередливым стал, мыслителей требует. Мыслителей… Сергея Павловича Королева это слова… Космос не для суперменов – для людей. Это уже мое… (Смеется.)

Н и к о л а й. Значит, я из будущих инвалидов-космонавтов, как говорит моя жена?

П а ш и н (хмурится). Шутка неудачная…

Н и к о л а й. Извините.

П а ш и н. А жена против?

Н и к о л а й. Нервничает. Как обычно.

В луче света возникает  О к с а н а.

О к с а н а. Как обычно? Пятнадцать лет – и как обычно? Бывает предел всему… Я больше не могу.

Н и к о л а й (Оксане). Это в последний раз.

О к с а н а. И первый полет мог быть последним.

Н и к о л а й. Зачем ты так?

О к с а н а. Помнишь – с дачи переезжали? Чемодан поднял, еле разогнулся… И профессор сказал: «С позвонками не шути…» И во сне стонешь…

Н и к о л а й. Медкомиссию прошел, – значит, здоров.

О к с а н а. А зачем звезды на комиссию надел? Они ведь люди – подействовало…

Н и к о л а й. У нас медики строгие. На чины и звания не смотрят. Пропустили, – значит, здоров.

О к с а н а. Мы ведь не на комиссии!.. Не пущу. Хватит. К Главному пойду, он поймет.

Н и к о л а й. Хоть к господу богу! (Пауза.) Но я тебе этого не прощу… До последнего дня, никогда! И дети тоже. Понимаешь ты это?

О к с а н а. А если ты не вернешься, они мне простят?.. (Уходит.)

Н и к о л а й (Пашину). А может быть, все-таки Смолкин? Он ведь моложе…

П а ш и н. Ты идешь потому, что там (показывает вверх) все может произойти. Я спокоен. А Смолкин действительно моложе. Но он пойдет в следующий раз…

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Центр управления полетом. Большой экран, на котором в данный момент стартовый комплекс с ракетой. Позже на нем будут появляться другие изображения – запуск ракеты, пейзажи Земли из космоса.

Две площадки. Слева комната для прессы, справа – для руководства полетом. Несколько телефонов для связи. На переднем плане – кресла для космонавтов. Высвечиваются  Н и к о л а й  и  В а л е р и й.

Н и к о л а й. Очень сильный ветер. Пришлось закрыть гермошлем, потому что песок и пыль слепили глаза и поскрипывали на зубах. Ракету раскачивает, и воет ветер. Зло, остервенело… Неужели я действительно из невезучих?.. Никогда не было такого ветра. На пределе… Могут отменить, и тогда…

В а л е р и й. Четыре раза был на Байконуре, однажды дублером, а еще раньше – зрителем. Никогда не было такого ветра. (Николаю.) Могут отменить?

Н и к о л а й. Однажды пять минут осталось до пуска, и сбросили схему… Пуск состоялся на следующий день.

В а л е р и й. Тоже ветер?

Н и к о л а й. Нет, какая-то команда не прошла. Но главное, конечно, число. Мы – народ суеверный.

В а л е р и й. Теперь и в понедельник, и тринадцатого пускают…

Н и к о л а й. Так то́ теперь. При Королеве – никогда. А сейчас баллистика, ее не обойдешь… Качает сильно. «Земля», я – «Марс», как дата?

Г о л о с  О п е р а т о р а. Пока по графику. А у вас как?

Н и к о л а й. Порядок. Ждем.

Г о л о с  О п е р а т о р а. Готовность – час. Вам не скучно?

Н и к о л а й. Музыку дайте. Только веселую. Никитиных, например.

Включается песня «Купите мне гитару…».

Г о л о с  О п е р а т о р а. Нравится?

Н и к о л а й. Очень. Вызывайте, если что…

Высвечиваются  П р е с н я к о в  и  П а ш и н.

П р е с н я к о в. Где Главный?

П а ш и н. Ветер?

П р е с н я к о в. На пределе. В момент старта может завалиться…

П а ш и н. Должна устоять. По расчету, запас большой…

П р е с н я к о в (недовольно). Расчеты, расчеты… А упадет она реально.

П а ш и н. Следующий пуск возможен только через неделю…

П р е с н я к о в. Знаю. Беру грех на душу. (Громко.) Пойдем дальше!

Н и к о л а й (Валерию). Слышал, что сказал Пресняков?

В а л е р и й. Я не понял.

Н и к о л а й. По внутренней связи его запрашивали, он ответил: «Пойдем дальше!»

В а л е р и й. Рискуют?

Н и к о л а й (смотрит на Валерия пристально). Не очень… Но если ветер усилится, они отменят пуск. Вот стартовики и запрашивают Преснякова, продолжать работы или нет. «Пойдем дальше!» – значит, нам с тобой до старта двадцать минут.

В а л е р и й. Все-таки сейчас иначе, чем на тренажере. Иначе.

Н и к о л а й. Все будет иначе, Валера. Все… Запомни это.

В а л е р и й. Хотя и третий раз?

Н и к о л а й. К стартам не привыкнешь. Триста раз прыгал с парашютом, а подходишь к люку, взглянешь вниз – земля далеко, поджилки трясутся, ну и вниз головой…

В а л е р и й. Сейчас вверх.

Н и к о л а й. Это так кажется. А по сути – вниз… Да, я тебя вот о чем попросить хочу. Не кричи, пожалуйста, после подъема «Поехали!», ладно?

В а л е р и й. Хорошо.

Н и к о л а й. Гагарин анекдот любил рассказывать. Про ракету и воробья. Слышал?

В а л е р и й. Нет.

Н и к о л а й. Выруби связь, пусть работают… Так вот. Порхает воробей, а мимо несется ракета. Воробей спрашивает: «Ты куда так торопишься?» – «Посмотрела бы я на тебя, как бы ты порхал, если бы у тебя задница горела!» Что? Не нравится анекдот?

В а л е р и й. Не очень.

Н и к о л а й. Теперь все кулинарные анекдоты предпочитают. А этот – история уже, как и все, что связано с Гагариным. Ты скажи что-нибудь другое, а «Поехали!» – это гагаринское. И только его.

В а л е р и й. Я молчать буду.

Н и к о л а й. Нельзя. Не забывай, что по телевидению крутить будут старт, да и найдутся такие, что подумают: молчит – значит, трусит.

В а л е р и й. Командир, теперь уже можно сказать… Что там самое (подыскивает слово) неприятное?

Н и к о л а й. Санузел… Совмещенный и в невесомости. И остальное… Скоро сам узнаешь. А теперь помолчим. Вспомним тех, кто не вернулся…

На сцене появляется  К о с м о н а в т,  к о т о р ы й  п о г и б.

К о с м о н а в т. Четыре недели мы летали… Ноги там мерзнут… Никак не согреешь… Кровь до них не доходит… Словно в тапочках на снегу… Четыре недели мы летали, так и не отогрелся.

В а л е р и й. А потом?

К о с м о н а в т. Торопливый очень… Все узнать хочешь… А куда торопишься? Зачем этот космос? Холод и пустота… Сначала мечтаешь о космосе, о полете… А оттуда торопишься назад, на Землю… Но возвращаешься не всегда… И в корабль входят звезды, все разом… И холод и чернота космическая… (Пауза.) Хорошо, что у вас есть унты – тепло ногам будет. (Уходит.)

Г о л о с  О п е р а т о р а. «Марсы», вы куда пропали? Перестаньте секретничать. На связь!

Н и к о л а й. Слушаю.

Г о л о с  О п е р а т о р а. Начинаем проверку к пуску. Раскройте шестую страницу бортжурнала.

Н и к о л а й. А ветер?

Г о л о с  О п е р а т о р а. Что ветер? Дует себе… У вас-то его нет.

Н и к о л а й. Все-таки покачивает. Как в люльке… К пуску готовы! (Смотрит на Валерия.) Волнуется мой «Марс-два». Побледнел… (Валерию.) Поменьше эмоций, старина!

В а л е р и й. Пока нормално.

Н и к о л а й (с улыбкой). Это мы сейчас проверим. «Земля», я – «Марс»! Дайте пульс у «Марса-два».

Г о л о с  О п е р а т о р а. Пульс девяносто шесть.

Н и к о л а й (Валерию). А говоришь – «нормално»! Бери пример со старших… «Земля», дайте мой пульс.

Г о л о с  О п е р а т о р а. Пульс сто восемь!

Н и к о л а й (растерянно). Ого! Что-то не чувствую!

В а л е р и й (с улыбкой). Что же странного, командир: ведь в космосе все иначе…

З а т е м н е н и е

Высвечивается левая площадка. Телеоператоры выкатывают мониторы. Входят  Л о ш а к о в  и  З у б о в.

Л о ш а к о в (осматривается). Так и знал. Опять рано приехал.

З у б о в. Всего несколько минут осталось.

Л о ш а к о в (с иронией). Начальства еще нет, – значит, рано. Запомни это. Свою профессию надо ценить.

З у б о в. Это конечно…

Л о ш а к о в. Нас, журналистов, намного меньше, чем космонавтов. Их уже больше ста… Так что теперь к нашему брату отношение иное.

Входит  П о л у я н о в.

Бери пример с Полуянова. (Полуянову.) Привет, красавец! По-прежнему радуешь миллионы своей физиономией?

Обнимаются.

Не видел тебя с прошлой работы… Ничего, еще в форме.

П о л у я н о в. А ты, Боб, все раздаешься. Остановись. Скоро и не обхватишь.

Л о ш а к о в. Работа сидячая, старина. Ты на «Новости» сегодня?

П о л у я н о в. Три минуты. Как репортеришке какому-нибудь. Нет, не те масштабы, не те… Извини, Боб, мне для сюжетика надо человека найти. Может, Главного? А?

Рядом с журналистами вырастает  К о н с у л ь т а н т  п р и  п р е с с е.

К о н с у л ь т а н т. Не надо. Это неинтересно.

П о л у я н о в. Давай любого, раз помогать должен. Только имей в виду – на страну работаю. «Портрет» нужен со званием, понял?

Л о ш а к о в (показывает на Консультанта). А ты его возьми. Кандидат наук все-таки.

П о л у я н о в. Теперь только ленивые диссертации не защищают. Мне академика или Героя надо.

Г о л о с  О п е р а т о р а. До старта – десять минут!

З у б о в. Наверное, им сейчас страшно…

Л о ш а к о в. Страх – понятие индивидуальное. Иногда даже за ручку со смешным ходит. Летают Иванченков и Коваленок уже месяца три в станции. Привыкли. Тишина и благодать. Володя на потолке что-то делает, а Саша с видеомагнитофоном возится. И вдруг в тишине кто-то: «Здорово, отцы!» Саша так и замер, смотрит на Коваленка, а тот висит посреди станции – глаза от ужаса круглые. Представляешь, тишина – и «отцы»… Оказалось, Саша случайно видеоприемник включил, а там Сухов из «Белого солнца пустыни» со стариками общается… Иванченков рассказывал, что большего страха он не испытывал в полете, чем в тот день. А ведь сто сорок суток отлетал…

З у б о в. А почему ты об этом не написал?

Л о ш а к о в (с улыбкой). У нас космонавты стальные – им чувство страха неведомо. (Снимает телефонную трубку, набирает номер.) Это я… Докладываю: в магазин слетал, масла не было. Кашу сварил, Петьку покормил. Кажется, все по графику… Пылесос? Ты что-то перепутала, девочка. Пылесос по средам… Нет, сверхплановой работы не терплю. Думаю, управлюсь здесь быстро. Да, все как обычно… Не волнуйся, пропылесосю. Хотя и Машка могла бы – только по дискотекам и на свидания бегает… Не воспитываю? Опять старый разговор. Ну, хорошо, хорошо… (Смотрит на трубку телефона.) Бросила… Ну почему я не остался старым холостяком?!

Полуянов громко смеется, хлопает Лошакова по плечу.

З у б о в (Лошакову). Почему-то о Николае в любой книге, и в твоих тоже, всего несколько слов. Родился, учился, работал, пришел в отряд…

Л о ш а к о в. Он о себе говорит: мол, самый неизвестный космонавт. Всегда бортинженером летал. Это теперь командиром…

Пауза.

З у б о в. Для репортажа деталька нужна, необычная. Хобби, к примеру.

Л о ш а к о в. Кстати, не умеет отказывать. Редкая черта в наше время. Если просят приехать, выступить, обязательно приедет… Раз пять в Артек летал. Заметь: не в Париж, а в Артек. Одного этого факта достаточно, чтобы материал сделать. Дарю.

З у б о в. Спасибо. Это действительно интересно.

Появляются  П а ш и н  и  К р е м н е в.

П о л у я н о в. Василий Петрович, дорогой, гибну. Только вы можете спасти… Всего две минуты для «Новостей».

П а ш и н. Это не по моей части…

К о н с у л ь т а н т. Не надо. Это неинтересно.

П а ш и н. Видите, ваш научный консультант прав.

П о л у я н о в. Хочется показать зрителям, всему народу наше новое достижение достойно. Все его значение. В общем, подвиг ученых, конструкторов, рабочих. Ваше мнение весомо.

П а ш и н. Возьмите Кремнева. Ему по должности положено.

П о л у я н о в. Одно мгновение… (В микрофон.) Моторы… В сторону, пожалуйста… Из кадра… Вот так… Уважаемый товарищ Кремнев! Вы, как один из руководителей полета, расскажите, пожалуйста, нашим телезрителям о новом достижении отечественной космонавтики.

К р е м н е в (привычно). Новый эксперимент в космосе имеет очень важное значение. Мы стараемся по возможности продлить срок службы станции. В общем, обычный полет. Подобные эксперименты в космосе мы проводим регулярно… (Полуянову.) Достаточно? Передайте в эфир после пуска, если мы, конечно, уйдем со старта…

П о л у я н о в. Как обычно. Благодарю вас. Мы надеемся еще раз встретиться с вами в ходе полета. (В микрофон.) А теперь, дорогие телезрители, мы вновь переключаем наши камеры на стартовый комплекс.

П а ш и н. Их качает по-прежнему?

К р е м н е в. Да. Но в пределах допустимого. Пресняков нервничает…

П а ш и н. Естественно.

К р е м н е в. Странно. У него есть возможность все отменить. На законном основании. Мне кажется, он обижен на вас…

П а ш и н. Это не имеет значения. Сейчас он (подыскивает слово) обижен… только на ветер.

Г о л о с  О п е р а т о р а. До старта – шесть минут! Подготовка к пуску идет по графику.

Входит  К у д р я ш о в а.

К у д р я ш о в а (Пашину). Давненько тебя не видела, Василий. Здравствуй!

П а ш и н (целует руку Кудряшовой). Дела, дела, Татьяна Михайловна.

К у д р я ш о в а (обнимает Пашина). Рада за тебя, Василий. Очень рада… Думаю, поеду сегодня, раз ты работаешь. Обычно по телефону командовала… На пенсию-то не отпускают. Так уж получается. (Кремневу.) И ты здесь, тихоня? Молчком, молчком – и в начальство… Да не обижайся на меня, я от чистого сердца. Мы ведь тоже молодыми были, когда командовать начинали. А в нашем деле свежая кровь нужна, молодая. Я в министерстве давно говорю: пустите на пенсию, а на мое место другого поставьте – лучше будет. Или молодых уже нет?

П а ш и н. А нас списывать?

К у д р я ш о в а. Тебя еще ветром не сдувает?.. (Кремневу.) Как же ты свои автоматы бросил? На зарплату высокую польстился?

П а ш и н. Тут масштабы… И ответственность, конечно.

К р е м н е в. Я ее и там не боялся.

К у д р я ш о в а. Не ершись. Никто тебя не упрекает. Качает их?

К р е м н е в. Пока в пределах расчетного…

К у д р я ш о в а (недовольно). В пределах… А если орбиту плохую дадите? Моим баллистикам опять на ночь работы. И так без выходных…

П а ш и н. Вы уже привыкли, Татьяна Михайловна. Мне кажется, если бы вы жили «в пределах расчетного», то давно ушли бы на пенсию…

К у д р я ш о в а. Ох и хитрый ты, Василий! Значит, опять всю ночь заставишь работать?!

Г о л о с  О п е р а т о р а. До старта – одна минута!

П а ш и н. Пойдем к себе. Не люблю смотреть на людях.

К у д р я ш о в а. Не волнуйся. Как обычно, немного удачи, и все…

Идут на правую площадку – в комнату для руководства полетом.

Г о л о с  О п е р а т о р а. Старт!

З а т е м н е н и е

Высвечивается комната прессы. В кресле развалился  Л о ш а к о в. Здесь же  З у б о в  и П о л у я н о в.

Л о ш а к о в. Гладко пошла.

П о л у я н о в. Привычно.

Л о ш а к о в. Ты уверен? Пресняков нервничал. Боялся, что сдует машинку в момент отрыва…

П о л у я н о в. Техника надежная… А я и не заметил, что они нервничали. По-моему, ты преувеличиваешь.

Л о ш а к о в. Жаль, что расписать этот ветерок нельзя! Неплохой репортажик можно было бы дать.

З у б о в. Почему нельзя?

Л о ш а к о в. Не принято. Нам обычно погода не мешает.

З у б о в. Так и есть. Я за вариант репортажа с ветерком.

Л о ш а к о в. Благословляю… А ребята хорошо держатся.

П о л у я н о в. Пашин настоял на этом экипаже. Я Смолкина снимал две недели. Впустую отработал.

Л о ш а к о в. Опять не повезло парню. Но он еще молодой – налетается. И попишем о нем.

З у б о в. Не надоело еще?

Л о ш а к о в. Мне? Я к космосу прикован.

Вбегает  В е р а.

В е р а. Ой, чуть не опоздала!

Л о ш а к о в. Смотря куда.

В е р а. На запуск космического корабля!

Л о ш а к о в. Ну, зачем же так официально, красавица… Тем более что сейчас как раз третья ступень работает. Хотя так и должно быть, ведь женщины специально созданы для того, чтобы ошибаться. Я – Борис. Этот красавец (показывает на Полуянова) зовет меня Бобом. Но мне не нравится.

П о л у я н о в. А на самом деле ему все равно.

Л о ш а к о в. Не спорю. (Вере, с иронией.) Так это вы весь Звездный переворошили? Говорят, экипаж к старту не успел подготовиться – с вами беседовали. Кстати, решение о допуске сюда представительниц прекрасного пола не одобряю!.. Ба, простите, женщина на корабле – это чепе. Теперь обязательно что-то произойдет. (Смотрит на экран.) Странно, летят еще, хотя вы и здесь.

В е р а. Кажется, вы уже начали ухаживать?

Л о ш а к о в. Заметно? (Разглядывает Веру.) Вы ошибаетесь, я женоненавистник.

П о л у я н о в. Он своей жены боится. Она у него ревнивая.

Л о ш а к о в. Не ревнивая, а строгая! Это все-таки разница, красавец.

З у б о в. Пожалуйста, потише. Не слышно переговоров с бортом.

В е р а. Я уже написала. Две недели в Звездном прожила. Неплохой материальчик получился. (Лошакову.) Не хуже, чем у вас.

Л о ш а к о в. Хуже, красавица. Хотя я еще и не писал. Но хуже. Николая я сто лет знаю.

В е р а. Какого Николая?

Л о ш а к о в. Того, что в космос полетел…

В е р а. Не может быть!

Л о ш а к о в. Почему? Здесь все может быть. Видишь, летят… Скоро и в космосе будут.

Все выходят в зал. Рядом  С м о л к и н,  К у д р я ш о в а  и  К р е м н е в.

В е р а. Ой, как красиво!

С м о л к и н. Если нормально, то действительно красиво.

К у д р я ш о в а. Когда все подсчитано…

В е р а. Это невозможно подсчитать! Это же поэзия!

К у д р я ш о в а. Возможно, возможно… Я к поэтам, то есть баллистикам, пойду. Поздравлю. (Уходит.)

В е р а. Странная женщина.

К р е м н е в. Великая…

Л о ш а к о в (подходит к ним). Если о Татьяне Михайловне речь, то должен сказать – она одна, других на этой планете нет. Прекрасные носочки внукам вяжет… На каждом пуске по паре.

К р е м н е в. Нет у нее внуков. Три года назад погибли и дочь, и внуки в авиационной катастрофе. Одна она.

З а т е м н е н и е

Высвечивается правая площадка. П а ш и н снимает трубку телефона. Здесь же  К р е м н е в  и  К у д р я ш о в а.

П а ш и н (в телефонную трубку). Да, да, ушли со старта, хотя ветер был на пределе… Рад, что наблюдали. Идем по графику. Обязательно передам. Большое спасибо за внимание. Спасибо. До свидания. (Кремневу.) Всей коллегией наблюдали. Сделали перерыв специально. Привет всем, добрые пожелания… Пресняков выехал к ним. Что по плану?

К р е м н е в (расстилает на столе график). На четвертом витке коррекция. Проводит ее экипаж. Затем «Марсы» снимают скафандры и контролируют работу автоматики. На следующем витке подготовка ко сну… Запланирован небольшой концерт.

П а ш и н. Чтобы не скучали?

К р е м н е в. Психологи во время острой адаптации к невесомости рекомендуют развлечения.

П а ш и н. Передайте об этом прессе… Дальше?

К р е м н е в. Во время сна «Марсов» проверка автоматики.

К у д р я ш о в а. Развлечения… Забавно… Да, иные времена.

П а ш и н. О чем ты?

К у д р я ш о в а. О прошлом. Давно это было. Так давно, что кажется, никогда и не было. Ничего не поделаешь – время… Говорю с дивчиной, а она смотрит на меня и думает: «Откуда ископаемая старушенция выискалась?» Подозрительно так смотрит.

К р е м н е в. Она симпатичная.

К у д р я ш о в а. Да?!

К р е м н е в. Я к слову…

П а ш и н (думает о своем). Заставить себя волноваться не могу. Не могу… Надо бы, а не получается.

К р е м н е в. Привычка. Обычным делом стали старты. Как взлеты самолета.

К у д р я ш о в а. Ненужная привычка. (Достает из сумки два клубка ниток, вязанье.) Завидую я тебе, Василий, – не волнуешься. Сейчас наверняка уже и не вспомню, скольких провожала – десятка четыре, а то и пять… Пообъездили космос, пообъездили. А я всегда волнуюсь, словно все впервые…

П а ш и н. Устали все. Два года работы со станцией. Восемь экипажей. Люди забыли, как дети выглядят…

К у д р я ш о в а. А ты на работе отдыхай. Видишь, вот носочки вяжу. Очень успокаивает. Зимы холодные пошли… Двадцать петель – как раз отделение, сто восемьдесят – третья ступень работает. Проверено. Полезное с приятным.

К р е м н е в. А может, не надо здесь, Татьяна Михайловна? Неудобно как-то. Пресса рядом, телевидение… Что подумают?

К у д р я ш о в а. Старая уже, чтобы обращать внимание на то, что обо мне подумают. Тебе надо. А мне уже нет… Я к популярности непривычная. Тогда каждый сантиметр в космосе прощупывали. И без телевидения… А сейчас шагаем размашисто.

Г о л о с  О п е р а т о р а. Есть включение двигателя… Режим в норме. Двадцать секунд… Двадцать пять… (Удивленно.) Тридцать…

К р е м н е в. Что он делает?

Г о л о с  О п е р а т о р а. Тридцать шесть… Есть выключение! Задержка шесть секунд.

К р е м н е в. Он что, с ума сошел?

К у д р я ш о в а. Совсем другая орбита.

К р е м н е в. Не может быть! (Снимает телефонную трубку.) Мне связь!.. Да, «Марсы», это я. Вы спите, что ли? Шесть секунд опоздания!.. Николай, так работать нельзя! Маневр придется повторить. На следующем витке. Сам буду на связи…

Г о л о с  О п е р а т о р а. По данным телеметрии, экипаж выключил двигатель с опозданием на шесть секунд… Службам приготовиться к повтору маневра. Группе баллистиков дать новые расчеты…

З а т е м н е н и е

Высвечиваются  Н и к о л а й  и  В а л е р и й.

На центральном, большом экране – пейзажи Земли из космоса.

Н и к о л а й. Понял вас. На следующем витке. (Валерию.) Шесть секунд. Ты следил?

В а л е р и й. Мне показалось, что вовремя.

Н и к о л а й. Это все шутки невесомости. Спокойно… Успокаиваю себя? Секунда, ну две… Это простительно. А шесть?.. Много, Николай, очень много даже для новичка… (Валерию.) Шесть секунд нам простят. Понимают, где мы. Себе простить трудно.

В а л е р и й. Разберутся. Мы все делали по бортжурналу. Как положено.

Н и к о л а й. Если бы знать, как именно положено. Тогда и летать не надо…

В а л е р и й. Пашин расстроится.

Н и к о л а й. Не думай об этом. Помнишь, как со стороны казалось? До отряда?

В а л е р и й. Со стороны-то? Просто и красиво: поступил в отряд, взлетел – и герой! А когда попробуешь сам – хлеб этот тяжкий… Очень тяжкий… Я уже по четырем программам готовился. Полный цикл. Но дальше дублера не шел. А сколько ребят отчислили? Нас десятков пять было, а осталось трое. Двое еще ждут. Готовятся и ждут. Так что повезло.

Н и к о л а й. Когда погиб Володя, комиссий было много. Я в одной из них как ведущий инженер. Тогда-то и понял, что самим лететь надо… Королев это предвидел: он первую группу из инженеров создал. А многие сомневались: мол, зачем? Надо как в авиации: конструкторы самолеты создают, а летают испытатели. А он настоял. После Комарова я понял: космос не авиация. Технику не только изучать надо – чувствовать. Вернешься – поймешь это, если космонавтом останешься.

В а л е р и й. Пути назад нет.

Н и к о л а й. А мы с тобой пока плохо работаем. Шесть секунд – такое непростительно… Центр сейчас даст данные на новую коррекцию. Теперь у нас их на одну больше… Кажется, я успокаиваю себя. Ошибка, конечно, на моей совести. Как мальчишка обрадовался, что улетел. Надо собраться… Нет прошлого, нет – только коррекция. А потом стыковка со станцией. Коррекция и стыковка… А почему я все же так хотел улететь сюда?

Появляется  К о с м о н а в т,  к о т о р ы й  п о г и б.

К о с м о н а в т. Чудак… Притягивает этот космос. Будто магнит… И душу в плен берет… А может, иное? Красивая жизнь? Выступаешь, а тысячи людей на тебя с восхищением смотрят… Приятно?

Н и к о л а й. Не выступать люблю, а вечера с ребятами у костра. Как слушают!.. И каждому твоему слову верят, будто ты волшебник. И глаза горят… Это не звезды вокруг, а их глаза… А еще в города играешь: Москва – Актюбинск – Кострома – Акмолинск… Все гладко… А я – Курлык! И тут гам: «Нет такого города!» Но находится парнишка. «А вдруг, – говорит, – есть?..» Я люблю таких, кто сомневается…

К о с м о н а в т. Они пойдут за тобой, когда вырастут… Может быть, поэтому ты и полетел еще раз.

З а т е м н е н и е

Высвечивается правая площадка. К у д р я ш о в а  и  П а ш и н.

К у д р я ш о в а. Еще одну коррекцию надо. Мои уже подсчитали: включим двигатель на двадцать секунд и снова выйдем на дорожку к станции.

П а ш и н. Телеметристы что-то мешкают… Шесть секунд? Многовато для Николая. Не мог он ошибиться. Не мог…

К у д р я ш о в а. На первом витке всегда трудно работать. Опрокинутые они там, вот секунды и убежали.

П а ш и н. Но ведь у него не первый старт!