Текст книги "Накануне (СИ)"

Автор книги: Сергей Кротов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)

– Расскажи, Алексей, подробнее, – Сталин возвращается на открытую веранду из комнаты с коробкой "Гецеговины" в руках. – как это тебя угораздило в Архангельске месторождение алмазов открыть?

– Каких алмазов?… – Поперхнулся я лёгким кисловатым виноградным вином, которым угостил вождь. – Ничего я не открывал…

– Как не открывал, – Сталин незаметно подмигивает сидящему напротив Молотову и вытаскивает из красной папки листок бумаги. – вот мне в ЦК представление на тебя из Главного Геологического Управления пришло: "… за активное участие в открытии коренного месторождения алмазов наградить Чаганова Алексея Сергеевича… орденом Трудового Красного Знамени. Академик Губкин". Вот сам читай, сегодня получил.

Довольный Молотов, сидящий в кресле-качалке, прячет улыбку за фужером вина, делает глоток и кривится.

"Хм, действительно. Моя фамилия на втором месте после заместителя начальника ГГУ Яковлева (у него орден Ленина), в длинном списке, состоящем из незнакомых мне фомилий. А где Сарсадских? Где Кухаренко? Нету. Невезучие… Быстро, однако, геологическое начальство подсуетилось. Меня включили чтобы наверху представление легче прошло"?

Торопясь и сбиваясь, рассказываю подлинную историю. Сталин, насупившись и не проронив ни слова, берёт красный карандаш, крестом перечёркивает список, вписывает фамилии студентов с припиской: "орденами Ленина" и дальше "дедушку с внуком – ценными подарками".

"Вот так, я уже в числе особо доверенных… Почётно, но и спрос теперь будет иной".

– Академик Губкин хворает? – Вождь поднимает голову, Молотов утвердительно машет головой. – Придётся подыскать ему другого заместителя.

– Товарищ Сталин, – мне в голову приходит идея.-, у меня в ОКБ отбывает наказание геолог, профессор Зильберминц, коллега академика Губкина, он осуждён особым совещанием на пять лет. Зильберминц этим летом на Урале на строящемся Медногорском комбинате разработал технологию извлечения ценного вещества германия из отходов медного производства. Из германия изготавливается приёмник радиоуловителя, о котором мы говорили сегодня на совещании. Я уже оформил бумаги на освобождение профессора, но по хорошему его бы следовало ещё и наградить, тем более, что он выдвинул предложение по расширению номенкулатуры комбината: в дополнение к германию начать производство никеля и серы.

– Слыхал об этом? – Сталин пыхнул трубкой, вопросительно взглянув на Молотова.

– Нет, – хмурится Предсовнаркома, блеснув на меня стёклами пенсне. – а где этот Медногорск?

– Оренбуржская область… И еще, – пользуюсь предоставленной возможностью на все сто. – хочу обратиться с просьбой о выделении валюты для покупки урановой руды в Бельгийском Конго.

– Зачем валюта? – Ворчит недовольный Молотов. – Что это за привычки у вас, товарищ Чаганов? Чуть что, подавай валюту. Вы должны развивать своё производство, использовать наши материалы, а не обогащать заокеанских капиталистов. Покупать всё заграничное много ума не надо!…

"Всё сказал? Похоже, нет"…

– Полгода не прошло, как плановая комиссия выделила двести пятьдесят миллионов рублей на восемь радиозаводов на всю пятилетку, – распаляется Предсовнаркома, вставая с кресла и ища взглядом поддержки у Сталина. – но как мне докладывает Рухимович, вы с Векшинским требуете половину суммы в долларах и уже в 1938 году на закупку оборудования в САСШ…

"Вроде просили пять миллионов долларов, это по какому же курсу он считал"?

– … В 34-ом уже отвалили миллионы этой "Радиокорпорэйшн", толку никакого. Старых вредителей разогнали, новые – на подходе…

– Действительно, товарищ Чаганов, – Сталин кладёт руку на плечо Молотова и усаживает его в кресло. – почему вы стремитесь всюду использовать американские приборы? Разве нет подходящих наших?

– Есть… – отхлёбываю вино из фужера, не чувствуя вкуса. – изготовленные кустарно вручную малыми партиями, а стране нужно поточное производство десятков миллионов ламп в год с точно повторяющимися характеристиками и одинаковым цоколем.

– Откуда взялись миллионы ламп? – Снова взрывается Молотов. – Полгода назад вы вели речь о сборочных радиозаводах: радиостанции для самолётов, танков, какие-то детали для них.

– Ещё аппаратура для небольшого опытного электровакуумного завода по выпуску спецламп разработки вашего КБ… – Добавляет вождь.

– Да, но не миллионы же. – Немного успокаивается Предсовнаркома.

– В тот момент я не знал ситуации на "Светлане" и "Радиолампе"… – начинаю я.

– А почему, товарищ Чаганов, вы считаете что сейчас во всём разобрались? – Ядовито замечает он.

– Тот контракт, о котором вы упоминули, товарищ Молотов, затормозился по инициативе нашей стороны. На сегодняшний день американцами поставлено семь поточных линий, которыми и решено ограничиться, хотя первоначально планировалось – четырнадцать, установлена и работает на полную мощность одна линия, на "Светлане". Остальные шесть – во Фрязино на складе, производственный корпус для них не готов.

– Вот и занялись бы со своим Векшинским вводом оборудования в строй. – Сверлит меня взглядом оппонент.

– Он и пытается, как технический директор "Радиолампы", начальником главка он до сих пор не утверждён. – Не отвожу глаз. – Но даже если запустить все линии, это сможет удовлетворить потребности армии во время войны лишь наполовину.

– Это вам Тухачевский такие цифры дал?

"Уругвайская разведка, блин".

– Посмотрел материалы по этому контракту в главке, – делаю лицо попроще. – там имеется официальная справка из Генерального штаба. Но я согласен с вами, товарищ Молотов, к этим числам надо относится с осторожностью: они не учитывают потребности в лампах для производства радиоуловителей, самолётных и танковых радиостанций, а также средств радиоэлектронной борьбы.

– Значит надо увеличивать производительность этих линий, – Молотов снисходительно улыбается, оборачивается, ища поддержки у вождя. – кроме экстенсивного пути, есть ещё и интенсивный…

– Нельзя, – жёстко отвечаю я. – совместная работа электропечей, сварочных станков, сборочного конвейера и автомата для откачки ламп увязана воедино технологическим процессом. Надо строго выдерживать временной график, от этого зависит качество готовой продукции.

– Ну хорошо, допустим… – тяжело выдыхает он. – хотя с цифрами ещё надо разбираться, с лампами у нас провал, но с радиоинженерами и техниками у нас что не так? Вы же предлагаете выбросить в мусор все созданные ими конструкции радиостанций и заказать разработку новых у "Радиокорпорэйшн". Военных радиостанций!…

"Похоже, кто-то телегу на меня Молотову накатал"…

– Это правда, товарищ Чаганов? – Сталин сжимает в кулаке потухшую трубку.

– Начну с того, – начинаю, сосчитав до десяти. – что никаких радиостанций я выбрасывать не предлагал…

– Это была гипербола. – Холодно парирует Предсовнаркома.

"И на том спасибо"…

– А вот взять лиценции на новейшие американские военные радиостанции – да, предлагал. Причём сделать это надо быстро пока их военные не передумали. К тому же, вместе со сборочными заводами и заводами по производству конденсаторов, резисторов…

– Что я говорил, Коба! – Молотов испытующе смотрит на непроницаемое лицо вождя.

– … точно также как руководство Треста слабых токов в 1936 году заказало у "Радиокорпорэйшн" шести – и восьми-ламповые бытовые радиоприёмники. Их вместе с оборудованием для телевизионного вещания и приёма они сумели отстоять, а всё, что касается военного применения Остехбюро и НИИ связи зарубили.

– Это те приёмники, что Воронежский "Электросигнал" готовится выпускать? – Сталин по прежнему невозмутим.

– Именно. – Я, как и Молотов, пытаюсь понять к чему склоняется Сталин. – Военным связистам, по примеру двигателистов, танкистов и авиаторов, надо взять за точку отсчёта передовые образцы техники, и уже на этой основе быстро в течении двух лет перевооружить всю армию и весь флот радиостанциями, собранными из одинаковых высококачественных комплектующих. Чтобы у моряка, лётчика, танкиста и пехотинца была техническая возможность связаться друг с другом на поле боя, а не через свой штаб. Чтобы радиостанция была в каждом самолёте и танке, а не только у командира авиаполка или танкового батальона.

"И это не гипербола".

– Хм…. – чиркнул спичкой Сталин. – за счёт сокращения номенкулатуры комплектующих и использовании одинаковых узлов при сборке разных радиостанций вполне может и дешевле выйти.

– Наши инженеры что даже сборочное производство сами организовать не смогут? – В серцах выдаёт Предсовнаркома.

– Для настройки радиостанции… – включаю зануду. – рабочее место регулировщика должно быть оборудовано множеством измерительных приборов, эти приборы должны регулярно поверяться с помощью других более точных приборов, надо создавать метрологическую службу, службу входного контроля, службу военной приёмки и для каждой их них нужны приборы, приборы и ещё раз… приборы. А инженеры у нас хорошие, вот только мало их, в сто раз меньше чем в Америке, и радиопромышленность слабая.

– Но разве такое допустимо, – в голосе Молотова послышались нотки неуверенности. – чтобы иметь одинаковые рации с противником?

– Вполне. В этом случае выиграет не тот у кого радиостанции лучше, а тот у кого шифры запутаннее… – делаю морду ящиком. – и дешифровщики умнее. Американцы нас, похоже, не боятся.

– Это неплохо когда противник недооценивает нас, – Сталин устало опускается в кресло. – тем больше сделает ошибок…

"Это как понимать, неужели сумел убедить вождя"?

– … Я о другом спросить хочу, в ту сумму, что выделена радиопрому, 250 миллионов рублей, входит обеспечение ресурсами: вольфрамом, молибденом, никелем? Десятки миллионов электронных ламп в год… это одной только спецстали на корпус уйдут тысячи тонн.

– Вы правы, товарищ Сталин, потребуются десятки тонн вольфрама, меди, аллюминия, сотни – бария, никеля, причём все металлы – высочайшей очистки. И нет, поиски месторождений и увеличение металлургических мощностей в эту сумму не входит. Как не входит набор и обучение трудовых ресурсов.

– Я так и думал, – спокойно кивает он. – а этот уран, он что тоже входит в состав ламп?

– Он используется для получения случайных ключей шифрования правительственной связи. Спецотдел имеет в Физическом Иннституте Академии Наук отделение, но в связи с ростом числа абонентов планируем его расширять. Урановая руда является отходом добычи радия, пока не нашла никакого применения на Западе и не должна стоить дорого. Её скопилось на руднике уже больше трёх тысяч тонн. Хорошо бы купить её всю, не привлекая постороннего внимания: идеи, ведь, носятся в воздухе.

"Не время ещё заводить разговор об атомном проекте: лосёнок советской экономики маленький".

– А что, товарищ Молотов, неплохая мысль: организовать закупку стратегических материалов в госрезерв, – вождь откидывается на спинку кресла и вытягивает вперёд ноги в кожаных сапожках. – в первую очередь вольфрама. Сейчас для этого очень подходящий момент: начавшаяся японо – китайская война и то, что Германия приняла в ней сторону Японии, свели на нет их экономическое сотрудничество с Гоминьданом. Гитлер запретил германским компаниям подписывать новые договора. Чан-Кай-Ши некуда девать вольфрам, олово, сурьму, медь и другие цветные металлы. Надо быстрее занимать освободившееся место, пока его не захватили американцы, немедля заключать торговое соглашение, а пока организовать взаимозачёты за наши поставки вооружений. Совеско-китайский договор о ненападении, заключённый три дня назад, создаёт для этого надёжную основу…

"Я двумя руками за: из вольфрама состоит катод лампы, сурьма нужна в полупроводниковом производстве, а анод магнетрона – целиком медный".

– …Вот вы, товарищ Чаганов, – Сталин морщится, разминая левое плечо. – говорили об уране, о шифровке и дешифровке. Для того чтобы читать переписку наших врагов правительство ничего не пожалеет. Купим руды сколько надо и за ценой не постоим. То, что ваши подчинённые сумели недавно разгадать радиограмму немецкой разведки, это дорогого стоит. Выберу время, сам скоро приеду посмотреть как там ваш Центр обустраивается. Повторяю мы возлагаем на Центр очень большие надежды и верим в вас, вот только, мне кажется, что вы чрезмерно сосредоточились на одном противнике, на Германии. Необходимо уделить больше внимания Британии, Франции, Америке, Италии, Польше, Румынии, Японии… где наша агентурная разведка недавно проморгала войну в Китае.

"Где на всё это время взять"?

– Ваш НИИ-20, товарищ Чаганов, – Сталин поднимается на ноги. – становится по сути головным институтом радиоглавка в наркомате оборонной промышленности, но относится к структуре НКВД. Кроме того, вы довольно убедительно доказывали нам тут необходимость ускоренного развития радиотехники, строили планы по закупке иностранной техники. Так почему бы вам не возглавить эту работу в должности заместителя наркома радиопромышленности? Да-да, готовится реорганизация наркомата оборонной промышленности: до конца года отдельными наркоматами станут некоторые главки, такие как авиационный, судостроительный, боеприпасов и радиопромышленности.

"Теперь понятно: началась подковёрная война в НКОПе. Кто-то сработал на опережение через Предсовнаркома, но Сталин встал на мою сторону. Почему? Это, ведь, я знаю, что наша пехота, лётчики, моряки и танкисты встретили войну без нормальных радиостанций, что даже таких – катастрофически не хватало. Откуда ему знать? Но он знает. Может быть потому, что сталкивался уже с подобной ситуацией многократно в других областях. Без закупки за границей заводов, лицензий и образцов дело не двигалось, либо шло слишком медленно. По сути, его выбор был не чьи должны быть рации – наши или заграничные, а – стоит ли вообще тратить скромные средства на радиопромышленность. Уж он то, в отличии от Молотова, точно прочитал мою записку, а не только краткие комментарии на неё".

– Я согласен, товарищ Сталин, – давно ждал чего-то подобного. – вот только как быть со службой? С Центром Дешифровки?

– Сегодня обсуждали по телефону с товарищем Берией этот вопрос, – вождь немного удивлён моей реакцией. – он подберёт толкового помощника, на постоянной основе освободит тебя от дежурств и собраний в Управлении….

"Почему не Ворошилов? Похоже, Берия вскоре окончательно заменит маршала в НКВД".

– … а один день в неделю – от службы. Режим работы установите себе сами, лишь бы дело шло успешно.

– А кто будет наркомом? Векшинский? – С надеждой спрашиваю я.

– Я категорически против. – Предсовнаркома не может скрыть своего раздражёния.

– Валентина сказывает, обед готов. – В открытую дверь, ведущую в гостиную, заглядывает Власик.

– Прошу к столу. – Хозяин охотно завершает разговор и мы через гостиную идём в столовую, где у парящей фаянсовой супницы, как часовой, стоит на посту с непроницаемым лицом молодая плотная большеголовая девушка в белом переднике.

"Супчик… харчо. Летом? Ночью? Самое то"!

Прохладный воздух, спускающийся с гор, наполняет столовую через настежь открытые окна.

* * *

– Пять миллионов долларов, однако… – ворчит Молотов, закуривая папиросу, когда они со Сталиным остаются вдвоём. – не напасёшься на него валюты. Нет чтобы в казну внести, каждый норовит…

– Про алмазы забыл? Чем тебе не валюта? – Добродушно усмехается хозяин.

– А какое Чаганов имеет отношение к ним? – Возмущается Предсовнаркома. – Он что ли алмазы открыл?

– Внимательный он к людям… – задумывается на секунду Сталин. – вот смотри, Вячеслав, студентов – геологов этих, подвёз? Подвёз. Расположил к себе так, что они к нему на собрании не побоялись подойти, мысли свои высказать. Деда с внуком выслушал, вник в их дела? Цепкий Чаганов, связал первое со вторым, организовал транспорт. Казалось бы, по отдельности – это мелочи, а вместе – коренное месторождение алмазов для страны. Помяни моё слово, как только о нём станет известно за границей, Оппенгеймер сам прибежит из Лондона к нам договариваться. Потом, Чаганов мог бы промолчать, ну кто поверит студентам, получить свой орден, ан нет – справедливость поставил выше личного интереса. О многом это говорит.

– Ну ладно с этим, – Молотов, сделав одну затяжку, гасит папиросу. – время позднее, Коба, что ты думаешь по поводу условий Рузвельта-младшего? Будем платить?

– Пусть шурин твой едет обратно в Америку, – едва заметно улыбается вождь. – нам это дело здесь надо основательно обмозговать. Скажи, что если его услуги понадобятся, то наш человек найдёт его.

Москва, ул. Большая Татарская, 35.

ОКБ спецотдела ГУГБ.

31 августа 1937 года, 07:00.

– Здравствуйте, товарищи. – Обвожу взглядом свою приёмную, несмотря на ранний час уже четверо посетителей ожидают меня. – Первого по очереди прошу в кабинет.

"А что будет когда меня назначат заместителем наркома"?

Мой новый секретарь, присланная с Лубянки, несимпатичная женщина-сержант, средних лет, худая и плоская, с тёмными с проседью, коротко стриженными волосами, хмурит брови. "Что опять не так? Похоже влез в сферу деятельности моей "грымзы""?

Дёрнувшегося было с места посетителя, секретарь пригвоздила тяжёлым взглядом к спинке стула.

– Слушаюсь, товарищ майор госбезопасности, – проскрипел мне вслед её голос. – Костенко, у вас пять минут.

"Нет, зря я на неё наезжаю. Молодец она, всё-таки. Чётко даёт понять посетителю, что времени у новоиспечённого майора, по армейскому – комбрига, мало. Опять же, вот списочек на столе с фамилиями записавшихся на приём. Порядок".

– Товарищ Чаганов, – частит немолодой, лет сорока пяти, мужчина в тёмном костюме с галстуком. – моя фамилия – Костенко Михаил Полиевктович.

Опускаю глаза на листок бумаги, лежащий передо мной.

"О-го! Доцент электромеханического факультета Ленинградского Индустриального института. Электромеханического! И без охраны"…

– Прошу прощения, что я к вам сюда… мне сказали, что на Лубянке вы не принимаете… прошу прощения, но пришлось сказать, что я по поводу синхронного привода… будто вы интересовались.

– А на самом деле? – С трудом скрываю счастливую улыбку.

– Я по поводу своего старшего брата, Владимира. – Замедляет свою речь доцент, отметив мою спокойную реакцию. – Он – инженер – кораблестроитель, работает на Дальнем Востоке, в Комсомольске, с 1932 года после освобождения из Соловков… ему запрещено проживание в крупных городах. А он болеет. Нельзя бы ему разрешить переехать в Ленинград? Академик Алексей Николаевич Крылов хорошо знает брата, готов за него поручится…

– Подготовьте справку по нашему ведомству, – поднимаю трубку местного телефона. – Костенко Владимир Полиевктович…

– … 1881 года рождения. – вставляет мой посетитель.

"Надеюсь, "грымза" догадается поднять информацию и о младшем брате".

– Товарищ Костенко, – встаю из-за стола, обхожу его и сажусь за приставной, напротив доцента. – расскажите о себе (замечаю его тревожный взгляд)…. к-хм, о своей работе. Чем занимаетесь?

– В науке? – Выдыхает Костенко (киваю в ответ головой). – Теорией режимов синхронных машин… переходные процессы в их роторах, статорах при коротком замыкании…

Доцент вопросительно смотрит на меня.

– … в двигателях переменного тока, сельсинах.

– А в прикладном плане?

– Консультирую инженеров завода "Электросила" в Ленинграде, Харьковского электромеханического. Здесь в Подмосковье, в Подлипках на заводе имени Калинина, по моему проекту проектируют синхронно – следящий привод для новой трёхдюймовой зенитной пушки…

"С этого и надо было начинать"!

– … вот приехал, – грустнеет доцент. – а главного конструктора там арестовали. – Теперь уж не знаю выйдет ли что-нибудь.

"Завод Калинина как и соседний 38-ой – это вотчина Курчевского, изобретателя динамо – реактивных пушек. Он действительно арестован, а его дело уже лежит на моём столе. Теперь понятно, что тему привода ну и Курчевского впридачу, надо забирать себе".

– Очень хорошо…

Костенко недоумённо смотрит на меня.

– … я это к тому, что нужна ваша помощь, – делаю многозначительное лицо. – точнее, техническая консультация.

"Тьфу на меня, веду себя как последний торгаш: ты помоги мне, я – тебе. Противно".

– Сделаю всё, что в моих силах. – Придвигается к столу мой собеседник.

– Вы, конечно, Михаил Полиевктович, знаете что такое ПУАЗО, – он кивает головой. – так вот, при разработке нового прибора, мы столкнулись с такой проблемой: необходимо точно засинхронизировать перемещение параболической антенны и ствола зенитки.

– А синхронная передача даёт слишком большую ошибку примерно три-пять градусов, так? – Подхватывает Костенко.

– Именно, – подтверждаю я. – нам же необходима точность в десять угловых минут.

– Ну это-то, как раз, понятно, рассогласование происходит из-за большой нагрузки на оси вращения: машинам приходится иметь дело с сотнями килограмм. Одно из решений – это надо разгружать сельсины, вводить исполнительные двигатели, вот только получить такую точность вряд ли удастся. Минимально можно достичь чуть больше одного градуса.

– Это мне понятно, – согласно киваю головой, Костенко недоверчиво смотрит на меня. – поэтому мы в СКБ разработали электронную систему автоматического управления, но есть сложности с исполнительными двигателями: нужно сгладить переходные процессы.

– Позволите взглянуть? – Доцент явно заинтригован.

– Да, конечно, – берусь за телефонную трубку. – вас проводят к начальнику отдела, который занимается этим вопросом. А насчёт вашего брата, буду разбираться и, как встретите, передавайте привет от меня Алексею Николаевичу. Он в своё время меня поддержал в одном начинании.

"Надо посмотреть на него в деле, если подойдёт, то будем переводить в НИИ-20".

* * *

– Остановитесь! – Из приёмной раздался скрипучий голос «грымзы» и послышалась какая-то возня. – Товарищ Чаганов занят!

– Он меня ждёт!

– Мне об этом ничего…

Распахиваю дверь в "предбанник", взгляд упирается в костлявую спину моего секретаря, и без остановки скользит на точёную Олину фигурку, застывшую напротив соперницы.

– В чём дело? – Сурово сдвигаю брови.

– Она… – хором начинают женщины.

За столкновением, широко раскрыв глаза и рты, с восторгом наблюдают два последних посетителя, толкая друг друга локтями.

– Молчать! – Поднимаю руку. – Товарищ Бланк, на сегодня приём посетителей закончен. (Громко клацнули челюсти посетителей, по виду кляузников). Товарищ Мальцева, проводите меня.

– Из секретариата Берии… – В коридоре Оля пристраивается ко мне сбоку. – эта мегера меня ещё неделю назад на выходе из его кабинета чуть не испепелила своим взглядом.

– Не приставал? – Делаю участливое лицо.

– А она к тебе? – Парирует подруга.

– Пока нет, – делаю серьёзное лицо. – но я начеку, стараюсь один на один с ней не оставаться… А он?

– Некогда ему глупостями заниматься, – фыркает Оля. – операцию разрабатывает.

– Нашу?

– Угу, – кивает она. – меня уже два раза вызывал: уточнял детали по лекарству и об Орловой с Александровым.

– Непонятно, почему сам? Не доверяет никому в ИНО? По разведывательной работе истосковался? – Поворачиваю голову к Оле.

– Скорее привык сам во всё вникать, ну и готовится к докладу наверху…

– Архангельский здесь? – Останавливаюсь у вакуумной лаборатории в хозяйстве Авдеева. – Отлично. У тебя время есть?

– Есть. Медведь на месте, не могу там находиться. Перегаром разит. Сказал бы ты Сергею Мироновичу…

"Да, надо бы, пропадает человек".

– … У тебя что-то интересное?

– Научный прорыв сквозь десятилетия, – поднимаю палец к верху. – мирового значения! Пошли.

– Ну что, всё готово? – Всегда пропускаю женщину вперёд, чтобы лучше рассмотреть её фигуру.

В нашу сторону поворачиваются трое пожилых мужчин в синих халатах и Олег Лосев – в белом.

– Знакомьтесь, товарищи, моя коллега – Мальцева Аня. А это – профессор ВЭИ Вячеслав Иванович Архангельский, профессор Иван Иванович Сидорин, технический директор ВИАМа, ну а нашего нового сотрудника, инженера Бориса Тимофеевича Коломийца, и кандидата наук Лосева, ты знаешь…

"Да-да, Коломиец всё-таки перешёл от Иоффе ко мне, а Ощепков с Любой наоборот, сбежали в Ленинград. Жаль".

Всего за месяц смонтировал на новом месте узлы и агрегаты сканирующего электронного микроскопа. Основные части были к тому времени уже готовы: вакуумные насосы, высоковольтные источники питания, вольфрамовый катод, отклоняющие катушки – всё почти так же как и в микроскопе Зворыкина, к которому он придёт через пять лет. Не хватало главного – рабочего детектора вторичных электронов, того, что учёные смогли создать лишь в 60-х, хотя в нём нет ничего нового: клетка Фарадея, люминисцентный экран, высоковольтный источник и фотоэлектронный умножитель. Всё это хорошо известно и сейчас, даже ФЭУ. Вот почему здесь сейчас Архангельский, которому я помог два года назад с усовершенствованием фотокатода, теперь он делится своими наработками с нами.

"Как работает сканирующий микроскоп? Всё просто: электроны, эмитированные подогретым вольфрамовым катодом разгоняются высоким напряжением в вакууме (чем выше это напряжение, тем более мелкие детали образца удастся рассмотреть), фокусируются диафрагмами и магнитным полем катушек так, чтобы на исследуемый образец падал их узкий пучок. Часть электронов выбивает из образца вторичные электроны, другая – отражается на нём и остальная – вызывает рентгеновское излучение (обложили нижнюю часть колонны свинцом). Все эти три эффекта можно использовать для формирования изображения, но на сегодня у нас готов только первый детектор, который собирает выбитые электроны на пластине-сцинтилляторе, фотоэлектронный умножитель многократно усиливает свет слабых вспышек, образуя изображение поверхности образца. Да ещё забыл, чтобы узкий электронный луч освещал как можно большую площадь, отклоняющая система работает как в телевизоре, заставляя его бегать по образцу слева – направо и сверху – вниз".

Мужчины быстро кивают и снова поворачиваются к установке, занимающей половину большой комнаты и отгороженной от нас красной лентой с, висящей на ней, табличкой: "Высокой напряжение". Коломиец щёлкает массивным тумблером и к монотонному стуку вакуумного насоса добавляется едва слышное змеиное шипение – включилось высоковольтное напряжение и накал катода. Собравшиеся теснее сгрудились возле Коломийца, который один смотрит в окуляр ФЭУ, хотя мы уж с ним вдвоём за последние пару дней насмотрелись в него, пока налаживали установку, досыта. "Всё правильно нужно проверить сначала всё самому, "профессорский эффект" ещё никто не отменял"… Лосев трогает за рукав Борю, ему не терпится увидеть как выглядит поверхность его германиевой пластины после шлифовки и травления.

"Он заметил зелёный отблеск в глазу Коломийца – следовательно уже что-то можно увидеть".

– Вот, товарищи, – нарочно растягивает слова инженер. – сейчас вы увидете поверхность германия с недостижимым до настоящего времени разрешением, приблизительно 40 миллимикрон! Заметьте, что наилучшие оптические микроскопы на данный момент имеют в десять раз худшее разрешение, несмотря на то, что теоретически…

Лосев плечом бесцеремонно оттирает Коломийца от окуляра и зачарованно замирает с лицом ребёнка, впервые заглянувшего в калейдоскоп.

– Прошу вас, Олег Владимирович. – Довольно смеётся инженер.

– Офигеть! – Лосев очень восприимчив ко всяким словам-паразитам, пущенным мною в оборот. – Изображение-то, как объёмное, царапины хорошо видны.

– Ну-ка, голубчик, позвольте… – Лосева постигает участь Коломийца, окуляром завладевает Сидорин.

За пять минут трое учёных трижды меняют друг друга у микоскопа, не подпустив к нему нас с Олей.

– Это ж какое увеличение он даёт? – Интересуется у меня Архангельский.

– Восемь тысяч раз…

– Потрясающе, – замечает Сидорин, обращаясь к инженеру. – а скажите, голубчик, рельефное изображение это, конечно, хорошо, но вот, скажем, разные химические элементы можно будет визуально различать?

Коломиец бросает на меня вопросительный взгляд, я в ответ коротко киваю: от профессора в этой части у меня секретов нет.

– Да это возможно, Иван Иванович, только с другим детектором, на отражённых электронах. Надеемся закончить его к концу года.

– Разрешите и мне взглянуть. – Просит Оля.

Учёные галантно расступаются, освобождая проход к окуляру, который установлен слишком высоко: девушка тянется к нему и грациозно, как балерина, привстаёт на носках. В этот момент где-то поблизости раздаётся хлопок и их угла комнаты показывается синий дымок. На автомате быстро срываюсь с места, в два шага подлетаю к щиту электропитания и дергаю вниз общий рубильник. В полной тишине комната наполняется едким дымом. Коломиец уже в противогазе с огнетушителем в руках, сорванным с лабораторного щита, спешит к очагу, остальные вылетают в коридор.

"Противопожарная подготовка у меня в СКБ на высоте… Что это? Пробой высоковольтного конденсатора или кабеля"?

– Поздравляем, Алексей Сергеевич, – по очереди жмут мне руку профессора. – это феноменальное, выдающееся научное достижение!

– И салют в его честь тоже ничего, – соглашаюсь я. – но главное – жертв нет. Все смеются, а в двери появляется Коломиец и виновато разводит руками.

"Ясно, свет потух, кина не будет"…

Архангельский с инженером идут к установке, а я предлагаю Сидорину и Оле выйти на воздух.

– Вот бы нам такой микроскоп в институт, – вышагивает профессор по дорожке вдоль забора, жестикулируя на ходу. – в световой – не каждое зерно в сплавах увидишь, а это чрезвычайно важно: по их границам при высокой температуре обычно и происходят разломы. Также интересно посмотреть поверхности металлов, может быть даже увидеть дислокации в кристаллах…

– Ну как вы сами, Иван Иванович, видели, устройство ещё очень сырое, – возвращаю профессора на землю. – поэтому о его серийном производстве речь пока не идёт. Сырое…, но с большой перспективой. Судя по всему, в скором времени за ним к нам выстроится длинная очередь из заказчиков с большим административным весом. (Профессор грустно кивает). Но вам я готов помочь, авиация моя давняя любовь: приходите к нам со своими образцами, по мере возможности организуем работу на нашем микроскопе даже во время наладки, по ночам, в праздничные дни. Я распоряжусь.

– Спасибо, Алексей Сергеевич, обязательно воспользуемся вашим предложением. "Задумался. Наверное решает, что смотреть в первую очередь".

– Как там поживает наша печка? Даёт стране новые авиационные материалы?

– Очень способствует этому, – возвращается к действительности профессор. – работа пошла значительно быстрее, а печка трудится в три смены.

– Хорошо. Иван Иванович, я вот о чём хотел спросить: у меня конструктор Чижевский…

– Владимир Антонович у вас теперь? – Вырывается у насторожившегося Сидорина.

– Нет-нет вы не поняли… он у меня в СКБ продолжает работать над высотным разведчиком, просто после расформирования Остехбюро его бригада перешла ко мне в подчинение. Так вот, трудности у него: постоянно выходит из строя турбокомпрессор. Он грешит на то, что сталь не держит температуры. Что вы думаете по этому поводу?