Текст книги "Чаганов: Москва-37 (СИ)"

Автор книги: Сергей Кротов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

– Как? – Нарком вскакивает с места.

– … Успокойтесь, успокойтесь, товарищ Ворошилов, – Сталин делает успокоительный жест рукой. – временно, пока не наладите работу в наркомате.

– Как же я без Красной Армии? Мы же договаривались… – Маршал растерянно смотрит по сторонам, ища поддержки. Чувствуется, что это для него сильный удар.

– … Найдём вам хорошего помощника, – ровным голосом психотерапевта продолжает хозяин, пускаясь в путь вокруг длинного стола. – он будет вам во всём помогать, а сделаете дело-возвращайтесь на старое место, если, конечно, считаете что форма генерального комиссара госбезопасности менее красивая, чем маршальская.

Собравшиеся заулыбались, все знали какое трепетное внимание уделяет нарком военной форме.

– Год другой, не больше… – Сталин подходит сзади, кладёт руки на плечи маршалу и усаживает того на место, затем как о чём-то решённом продолжает. – Товарищ Киров, берите бумагу, набросаем проект постановления.

Через четверть часа листок бумаги, испещрёный многочисленными исправлениями, передаётся на печать, а ещё через пять минут ложится на стол перед Калининым. Тот медлит, протирает очки, перечитывает постановление.

– Берзина… – Говорит Сталин в трубку, поглядывая на Председателя ЦИК. – Что у вас? Хрущёв сам пришёл и написал заявдение… подтверждает. Собственноручно написал? Хорошо. Тогда заявление срочно сюда. Пятницкий? Ну дадим ему время до полудня, потом пусть пеняет на себя… Калинин решительным движением обмакивает перо в чернила и подписывает документ, пододвигает лист сидящему рядом Молотову, тот ставит свою подпись ниже.

– … ах, вот значит как, – хозяин продолжает разговор. – немедля с Чагановым ко мне. Сталин не прощаясь бросает трубку, затем, помедлив, поднимает её снова.

– Товарищ Поскрёбышев, на два часа дня пригласите Мехлиса (редактор «Правды») и Таля (редактор «Известий»).

Вождь берёт Калинина под руку, провожает в прихожую, где помогает ему надеть плащ. После рукопожатия, взволнованный «всесоюзный староста» торопится уйти и забывает шляпу с клюкой на вешалке. Хозяин посылает вдогонку порученца.

* * *

– Так вы уверены, товарищ Чаганов, в вашей дешифровке и переводе с немецкого? – Чёрные глаза вождя внимательно смотрят на меня.

– Уверен, товарищ Сталин.

«Голос не дрожит, но у самого под гимнастёркой „гусиная кожа“»…

– Я почему в третий раз спрашиваю, – сталинский взгляд не отпускает. – потому что, то о чём вы мне здесь рассказали есть – «Казус белли» и тут каждое слово, каждая запятая важны.

– Понятно, товарищ Сталин, – чувствуется, что Берзин тоже волнуется. – мой переводчик подтверждает.

Хозяин прикусывает мундштук трубки, не замечая что она потухла, отходит к дальней застеклённой стене столовой и замолкает, глядя на тёмный лес проступающий на фоне порозовевшего неба. Соратники, сидящие за столом, вполголоса переговариваются, мы с Берзиным стоим сбоку у стены и рассматриваем обстановку: Берзин, как и я, тоже на Ближней даче в первый раз.

«Высокий потолок, метров пять, а то и больше. Вон на какой длинной цепи висит бронзовая люстра над столом»…

– Что ж будем отвечать ударом на удар, – Сталин неожиданно вырастает перед нами, шаги в мягких сапожках по ковру совершенно беззвучны. – Как там в Ветхом завете? «Око за око, зуб за зуб»…

Вождь испытующе смотрит на нас: мы пожимаем плечами.

– … Мы не станем подставлять другую щёку: отплатить надо быстро и той же монетой, чтобы адресат нашего послания, Гитлер, в следующий раз трижды подумал, прежде чем решиться на новую авантюру.

– Кхм, мы думаем, товарищ Сталин, что это месть Канариса. – Осторожно замечает Берзин.

– Без высшего руководства такие дела не делаются. – Сталин тянется к пачке «Герцеговины Флор». – За последние три года Гитлер довел наши отношения до самой низкой точки: торговля упала, дипломатические отношения почти заморожены. Это знак нам, он показывает, что следующий шаг – война и он перед ним не остановится… просто сейчас это невозможно, ввиду отсутствия общей границы. А заодно и прощупывает нас, не дрогнем ли.

– Товарищ Сталин, – Берзин переступает с ного на ногу. – но если мы ответим, то германцы могут догадаться, что мы читаем их радиограммы.

– А вот этого допустить никак нельзя. Думайте, как всё это устроить… В общем, не буду вас задерживать. Вижу, что устали. А пока от лица правительства хочу вас поблагодарить за успешную работу. Мы вас очень ценим.

Вслед за Сталиным поднялись пожать нам руку и все присутствующие.

«Приятно».

* * *

– Ну что делать будем? – Шины «ЗИСа» начальника Разведупра мягко шуршат по влажному асфальту Можайского шоссе.

– Пуся? – Одними губами произношу это имя, показывая глазами на сидящих впереди водителя и порученца.

– Точно. – Так же отвечает Берзин и кладёт руку на плечо водителя. – Володя, сюда сворачивай, теперь прямо… остановись у того дома с железной крышей.

Машина затормозила у неприметного деревянного особнячка за невысоким забором в одном из многочисленных переулков выходящих на шоссе. Уже полностью рассвело, на небе ни облачка, на земле ни ветерка, но в окне дома едва заметно колыхнулась занавеска. Вдвоём с Берзиным выходим из машины, проходим через незапертую калитку и попадаем небольшой дворик с кустами сирени и несколькими отцветшими яблонями. Вдруг дверь особнячка с шумом открывается, из неё вылетает Оля в своём динамовском костюме, в три прыжка преодолевает расстояние между нами и повисает на мне, обвив руками мою шею.

– Чаганов… – выдыхает она, покрывая моё лицо поцелуями.

Берзин скромно отводит глаза, а я, как идиот, стою с растопыренными руками и тупо перевожу взгляд с Оли на своего спутника. Наконец его покашливания выводят меня из ступора и мы проходим в дом, по пути, я не успеваю согнуться и набиваю шишку о косяк двери.

– Прижмём её, всё расскажет, – начальник Разведупра излагает свой план. – затем помурыжим денёк в камере и вернём посланнику. А мои ребята тем временем исполнят эту парочку. Что думаешь?

Мы сидим за столом в комнате, Оля готовит самовар, стоящий на полу у русской печи: большим ножом ловко расщепляет чурки и бросает их внутрь, в «кувшин». В печи имеется круглое отверстие, закрытое железной заглушкой. Наша хозяйка вытаскивает эту заглушку, поджигает берёзовую кору, бросает её внутрь и тут же надевает один конец дымовой трубы на «кувшин», а второй – просовывает в круглое отверстие печи.

– Толково, – отвечаю я, неотрывно следя за Олиными манипуляциями с самоваром. – помурыжить её, значит, пока наши не закончат своё дело. Толково.

– А что если не удастся её быстро расколоть? – К столу подходит Оля, вытирая руки о передник. – Калечить Пусю нельзя, не она же Катю убивала. Почему нельзя эту парочку тряхнуть? А потом бритвой по горлу и… концы в воду.

– Да не выходят никуда они из посольского общежития, – сокрушается Берзин. – на сегодня на вечер подтвердили бронь на «Красную стрелу». В пути и в Ленинграде на вокзале их, наверняка, будут сопровождать консульские работники, а дальше на машинах двинут в Финляндию. Так что на ликвидацию у парней будут секунды: где-то в вагоне или там на вокзале.

– А Пуся? Она выходит из посольства? – Оля садится на свободный стул.

– Пуся выходит, – кивает головой начальник Разведупра. – очень даже выходит: сегодня, например, у неё конная прогулка в Сокольниках в десять утра. Вот и хотели мы её там прихватить. Только сейчас и меня сомнения взяли, сумеют ли мои диверсанты, не применяя силу, расколоть Пусю. В бою за минуту – любого, а так – уж не знаю…

– Я смогу. – В голосе Олю не почувствовалось ни капли сомнения.

– Ты же у нас альпинистка, – Берзин с удивлением смотрит на Олю. – хотели чтоб ты к этой парочке в форточку залезла и дверь нашим ребятам открыла.

– Это вы, Ян Карлович, Аню с одной стороны знаете, – улыбаюсь я. – а она – натура многогранная. Справится.

– Не верить тебе, Алексей, у меня оснований нет, да и выхода особого тоже, что ж пусть попробует. Ну а если не выдет, то придётся Пусю трясти по нашему. И это, аппаратуру свою для звукозаписи приготовь. Эх чёрт, сам хотел там быть, но не получится… дам указание заместителю.

У печки громко загудел самовар, Оля подскакивает с места и кидается накрывать на стол…

– Одно мне непонятно, – сидим с подругой на лавочке в полисаднике. – зачем весь этот огород городить? Можно же было просто предоставить отчёт той же наружки, что такие-то дюди, прибывшие из Германии заходили в квартиру, где произошло убийство советской гражданки, а затем покинули её через чердак. Ну и потребовать выдачи предполагаемых убийц, скрывающихся в настоящее время на территории германского посольства.

– Легко сказать, – качает головой Оля. – а немцы тебе в ответ, что всё это поклёп и у уважаемых специалистов в области молочной переработки есть алиби. Кроме того, (общение с нашими органами будет происходить с территории их посольства через адвоката) у них имеются дипломатические паспорта, которые скоро подвезут из Берлина. Так что никого они не выдадут. Тут как в подворотне, один дал другому в ухо, а этот второй орёт и призывает в свидетели весь двор. Не по-пацански это: хочешь чтобы тебя уважали – бей в ответ.

– Это ясно, – киваю головой. – ещё хотел тебя предупредить, с Крестом твоим (Оля передёргивает плечами) повстречался в Сухановской тюрьме. Ну не то что бы повстречался, в общем, рассказали что был он там. Я подозреваю, что неспроста это… и Жжёнов тоже, его на очную ставку со мной дёрнули. Так вот, Шейнин звонил, он не исключает, что Крест и Жжёнов бежали.

– Что значит не исключает?

– А то, что не нашли их трупов в утонувшем в пруду автозаке, водолазы там всё обыскали: нету их. Поосторожнее будь…

Москва, Сокольники,

Путяевские пруды.

22 июня 1937 года. 10:00

– Где моя лошадь? – Визжит Пуся на молодого белокурого распорядителя. – за что я плачу свои деньги?

– Буквально пару минут, фройлен, – его немецкий безупречен. – ветеринар уже заканчивает осмотр вашей кобылы. Позвольте проводить вас в буфет и угостить чашечкой кофе? Пуся с интересом окидывает взглядом атлетическую фигуру молодого человека, заглядывает в его голубые глаза и милостиво соглашается.

– Вы – фольксдойче? – Подхватывает распорядителя под руку Пуся, невзначай касаясь грудью его рельефного бицепса.

– Меня зовут Николас Шмидт, я – Поволжский немец…

– Я – Пуся.

– … мои предки приехали в Россию в конце восемнадцатого века… Они поднимаются по невысокой каменной лестнице и заходят в пустой, ввиду раннего времени, буфетный зал. Вдруг женщина останавливается и прячется за своим спутником: с другого конца в комнату быстро входит высокий седовласый мужчина в галифе, сапогах и короткой кожаной куртке, замечает Пусю и стремительными шагами приближается к паре, звеня шпорами на ходу.

– Доброе утро, мистер Файмонвилл, – английский Николаса не очень хорош. – не желаете кофе?

– Да, пожалуйста. – Коротко бросает тот и Пусе по немецки. – Здравствуй, дорогая.

– Вот здесь вам будет удобно… – Распорядитель подводит даму к столику у окна и пододвигает ей стул. – прошу прощения.

– Два кофе, ничего не добавляй, сама отнесёшь. – Шепчет Николас девушке-буфетчице, та начинает колдовать за стойкой, а он сам скрывается за дверью, расположенной позади.

В длинной душной полутёмной комнате у небольшого зеркального окошка, выходящего в буфетный зал, держа одной рукой наушник подключенный к ленточному магнитофону, стоит Оля. Рядом с ней стоит, обливаясь потом, пожилой полковник и нетерпеливо переминается с ноги на ногу, сзади на стареньком диване развалились два крепких лейтенанта.

– Коля, кто это? – Оля поворачивается к вошедшему распорядителю.

– Американский морской атташе подполковник Файмонвилл.

– Ты пишешь? – Сидящий у магнитофона сотрудник спецотдела кивает.

Оля отдаёт наушники Николаю и он начинает переводить.

Оля отдаёт наушники Николаю и тот начинает преводить.

Атташе: «Выйдем на воздух надо поговорить».

В окне видно как подполковник берёт девушку за руку.

Пуся: «Никуда я с вами не пойду».

Она с чувством отдёргивает руку.

А: «Успокойтесь, дорогая, и не кричите, пожалуйста. Хорошо, давайте поговорим здесь»…

К столику подходит буфетчица с подносом, приносит кофе, сливки и сахар.

А: «Ваш Курский сбежал к джапам за день до того как вы мне о нём рассказали. Согласитесь, неравноценный обмен на кольцо с бриллиантом от Тиффани. Вы знали о намерениях Курского»?

П: «Откуда мне знать что происходит на другом конце земли»?

А: «Допустим, я вам верю, но вы, дорогая, всё равно мне должны. Вы же не хотите, чтобы Вальтер узнал о наших встречах»?

П: «Что вам надо от меня»?

А: «Настоящую, ценную информацию. Поверьте, Пуся, я умею быть благодарным. У меня в кармане сейчас лежит маленькая коробочка с серьгами, которые идут в комплекте с тем кольцом: два совершенных круглых бриллианта в оправе из восемнадцати каратного золота ждут свою хозяйку. Только теперь я не буду так доверчив. Эту коробочку вы сможете получить только на следующем нашем свидании, после проверки ваших сведений».

П: «Покажите».

Файмонвилл лезет в карман куртки и что-то достаёт, прикрывая рукой. Оля вытягивает шею, но ничего разглядеть невозможно.

П: «Из Берлина приехали два агента: мужчина и женщина. Вальтер сказал, что их прислал лично Канарис. Два дня назад они они зарезали на квартире Чаганова его любовницу, но сделали это так хитро, что в убийстве обвинили самого Чаганова. Он арестован».

А: «Скажите, есть ли у вас источник в СКБ Чаганова»?

П: «Не слыхала о таком».

А: «А эти два агента из Берлина, вы видели их»?

П: «Нет не видела, но знаю, что они живут в общежитии при посольстве. Вальтер готовит операцию по их вывозу в Германию. Сначала думали отправить по железной дороге, но Вальтер решил – самолётом, а поездом отправить их двойников».

А: «Каким самолётом»?

П: «Грузовым, с Центрального аэродрома. Три раза в неделю: в понедельник из Хельсинки, во вторник – обратно. Сегодня вылет в полдень».

А: «Что вам известно о Ежове? В Москве ходят слухи, что Ежов убит, а в столицу прибывают войска».

П: «Пока подтверждено, что жена Ежова покончила собой. В её журнале „СССР на стройке“ у нас есть свой источник. Другой источник из Центрального клуба НКВД сообщил, что заказано два гроба. Похороны завтра».

А: «Хорошо, Пуся»…

Женщина с сожалением провожает глазами бархатную коробочку, скрывшуюся в кармане галифе подполковника.

А: «… То что вы рассказали это интересно, но не очень. Меня больше интересуют источники в наркомате оборонной промышленности: самолёты, корабли, танки… заводы по их изготовлению».

П: «Так что, с серьгами»?

А: «Да получите вы их, если сведения ваша подтвердятся, через неделю встречаемся на прежнем месте у пруда в десять утра, но чтобы и дальше иметь возможность зарабатывать, информация должны быть мне интересна».

Файмонвилл легко поднимается, целует ручку женщине и пружинистым шагом идёт к выходу, Пуся крутит головой.

Магнитофонная лента заканчивается и начинает быстро вращаться, шурша смятым кончиком по корпусу.

– Коля, Кузнецов, – командует Оля. – Пусю не трогаем, пусть приведут её кобылу.

– Отставить! – Рявкает, вмиг ставший пунцовым, полковник, его рука тянется к кобуре, но замирает на полпути. – Кузнецов, стоять, где стоишь. Что значит не трогаем? У меня приказ задержать дамочку и допросить.

– Что это вы, товарищ полковник, чужими людьми раскомандывались? – В голосе Оли зазвучали железные ноты. – Товарищ Кузнецов – сотрудник НКВД… (подскочившие с дивана лейтенанты многозначительно переглядываются). И это у меня приказ допросить фигуранта. Ваша задача здесь – силовая поддержка моих действий.

– Э-э-э… – Полковник с шумом хватает воздух губами.

– Слышали, что германские диверсанты готовятся к побегу? – Голос девушки помягчел. – До двенадцати ещё есть время, успеете подготовиться к захвату, доложить начальству. Это настоящее дело для таких молодцов, (лейтенанты расправляют плечи), а истеричную дамочку оставьте контразведке, дело это муторное и неблагодарное: одной только бумаги придётся исписать вагон и маленькую тележку. Что скажете?

За те несколько десятков секунд, что текла Олина речь, цвет лица полковника вернулся в первоначальное состояние.

– Эта… под вашу ответственность товарищ Мальцева. Таманцев, Мамаев – за мной! – И все трое исчезают через чёрный вход.

– Коля и мне лошадь подготовь. – Оля поворачивается к спецотделовцу, рассматривающему её фигуру в экипировке для верховой езды. – Сворачивай своё хозяйство, плёнку – Чаганову. Срочно.

Пуся, завидев Николаса, расцветает и они, о чём-то беззаботно болтая, выходят из зала. В то же мгновение в зал вбегает аккуратно постриженный молодой человек и спешит за парочкой мелко перебирая ногами.

– Кто это? – Буфетчица вздрагивает от голоса неслышно подошедшей сзади Оли.

– Ганс… фамилию забыла, – закусывает губу девушка. – из германского посольства, часто приезжает вместе с Пусей.

* * *

– На проводе Ипатьева из Ленинграда. – В трубке раздаётся прокуренный голос нового секретаря, присланного из Секретариата.

– Соединяйте. – Пожилой секретарь не дружит с техникой, поэтому некоторое время в динамике слышны шелчки и чертыхания.

«Пусть будет лучше такой, чем ещё одна молодая девушка»…

– Товарищ Чаганов, это вам звонит Екатерина Ипатьева из Ленинграда… жена Владимира Ипатьева, сына Владимира Николаевича… помните год назад… – запинается она.

– Конечно помню, Екатерина Семёновна, мы встречались с ним на радиовыставке.

– Вы знаете моё отчество… – всхлипывает она. – вы же помните, как просили Володю дать вам знать, если придёт письмо от отца?…

– Да, помню.

– Володю забрали в НКВД, – Снова всхлипывает Ипатьева. – спрашивают кто такой Трубин.

– Не плачьте, Екатерина Семёновна, – с трудом скрываю свою радость: генерал откликнулся. – я вам помогу. А когда его арестовали?

– Три дня назад. Я вам звонила, но ваш телефон не отвечал.

– Ясно. Сегодня же выезжаю в Ленинград. Не беспокойтейсь.

– Спасибо вам, товарищ Чаганов!

– Не за что, до свидания Екатерина Семёновна.

Выхожу в приёмную, чтобы упростить связь со своим секретарём.

– Билет на поезд до Ленинграда, на сегодня на 23:55. Мягкий.

«Дедушка» сорока годков в чёрных нарукавниках кивает лысой головой и неспеша записывает мою просьбу на лист бумаги.

«Блин, у него ещё и с памятью проблемы… с памятью… Да мне же завтра на похороны! Чёрт, чёрт, чёрт».

Визуализирую нужную страницу телефонного справочника центрального аппарата.

– Курский – Курбский… Курбаткин! – Поднимаю трубку городского телефона.

– Спецкоммутатор! Семёрка! – Слышится бойкий девичий голос. – Дорожка?

– Сирень. Добавочный 315…

– Соединяю.

– Петр Николаевич, Чаганов беспокоит…

– Хорошо, что вы сами позвонили, Алексей Сергеевич, – хрипит помощник парторга. – а то я как раз сам собирался, столько людей в списке. Тут у нас изменения: отменяется почётный караул завтра…

– А похороны? – Вырывается у меня.

– И похороны. То есть, товарища Ежова с супругой уже похоронили…

«Нормально, когда успели? Ночью что ли»?

Левой рукой отодвигаю папку в сторону и раскрываю свежую «Правду», лежащую передо мной, так замотался, что не успел прочесть. На первой странице: фотография Чкалова, Байдукова и Белякова у карты Северной Америки, постаноыление Центрального Исполнительного Комитета СССР о награждении большой группы «испанцев». Листаю дальше – ни слова о Ежове!

«Дела. Пока в газете не сообщат о другом, Ежов продолжает руководить наркоматом»…

– … так о чём я хотел вам сообщить, – парторг откашлялся. – завтра в двенадцать ноль-ноль в Центральном клубе НКВД будет встреча нового наркома с руководителями управлений и начальниками отделов Центрального аппарата…

«Никак не успеть, поезд из Ленинграда идёт десять часов».

– Не знаете, Алексей Сергеевич, кто будет нашим новым наркомом? – В голосе Курбатова звучит деланное безразличие.

– Нет, Пётр Николаевич, не знаю.

– Понятно, – разочарованно вздыхает он. – вот предупредил, ставлю галочку.

«Позвонить Кирову? Зачем? Просто полюбопытствовать? Он, конечно, не раз говорил, что звони, мол, в любое время, но я этим не злоупотребляю – звоню только в случае крайней необходимости… Стоп! Ипатьев! Стране нужен порох, взрывчатка и высокооктановый бензин. Тут в колокола нужно звонить, а я застеснялся».

По «вертушке» никто не ответил, пробую по ВЧ Свешникову.

– Николай, мне надо срочно встретится с Сергеем Мироновичем. – Выпаливаю, едва заслышав его интеллигентый голос.

– Его нет, он у Хозяина на «Ближней даче»… Молчу, соображая.

– … но через час будет на месте. – Продолжает он услышав мой разочарованный вздох. – Хочешь, вышлю за тобой машину, если конечно, дело не терпит отлагательства?

– Не терпит, а машинк не нужно, я пешком, я тут на Большой Татарской. – Подскакивая со стула.

– Все пропуска в Кремль отменены и въезд посторонних машин тоже.

«Серьёзно всё».

– Тогда оставь мне пропуск на проходной, через час я подойду.

* * *

– Где же они? Только что тут стояли. – Кузнецов привстаёт на стременах, стремясь что-нибудь разглялеть в зарослях, обступивших дорожку. – В этом лабиринте чёрт ногу сломит… Оля наклоняется к земле, обхватив коня за шею, и пытается разглядеть следы на земле.

– Вот по этой тропинке прошли. Коля, ты с лошадьми за мной метрах в ста. Если потеряешь меня, то встречаемся здесь через полчаса. – Она легко спрыгивает с коня и неслышно растворяется в зарослях.

* * *

– Ну зачем мы связались с этими? – Из-за кустов раздался ноющий мужской голос. – По тихому надо было уходить.

– Ша, сявка… – Голос последнего показался показался Оле знакомым. Девушка потихоньку отодвинула берёзовую ветку с молодыми зелёными листочками: на небольшой полянке, покрытой прелой прошлогодней листвой и кое-где пробившуяся сквозь неё молодую травку, она увидела двух небритых мужчин в одинаковых спортивных рубашках со шнуровкой на груди и светлых парусиновых брюках. Один, тот что постарше, помахивал самодельным ножом перед лицами, лежащих у их ног и скулящих, расстрёпанных Пуси и Ганса. Неподалёку две лошади, привязанные к дереву, фырчат и прядают ушами.

– … Крест – фартовый вор, без слама никогда с луны (грабежа) не возвращался, – зло смеривает взглядом Жжёнова. – это тебе не клюфту (одежду) на пруду тырить. А за гнилую наводку ответишь.

– Крест, я не виноват что американец уехал сразу… – заныл артист. – у него всегда в кошельке много денег. Он бы просто так мне дал.

– Стой на стрёме, – осклабился вор, поворачиваясь к Пусе. – кралю жарить буду… Увидев чёрные зубы Креста, его страшную небритую морду, женщина дико вскрикивает и пытается подняться с земли, но увидев перед глазами нож застывает и закрывает ладонями лицо, что вызывает хриплый довольный хохот вора. Вдруг страшное воспоминание как молния пронзили Олю: те же зубы, те же волосатые руки, тот же сиплый голос: воспоминания Маньки, усилием воли подавляемые девушкой, вырвались на ружу и весь план, мгновенно возникший у в голове опытной оперативницы, сразу полетел в тартарары.

– Не трожь её, гад! – Олин звериный крик заставил вздрогнуть всех находящихся на поляне.

– О-па! Маня! – Маленькие глазки Креста забегали по сторонам в поисках опасности, но никого постороннего не найдя, вернулись к фигуре девушки. – Ты как здесь? Меня посёшь, прокурсетка лягавая?…

Вдруг рука вора нырнула в карман и на свет появился дамский пистолет.

– Ты зашухарила всю нашу малину… – вихляющейся походкой Крест идёт к девушке. – а теперь маслину получай!

Жжёнов даёт пинка, попытавшемуся подняться на ноги Гансу, и тот снова ложится на землю.

– Что дрейфишь, Крест, – Оля берёт себя в руки, дыхание успокоилось, как всегда в минуту опасности. – марухи своей, шпалером тычешь…

Вор останавливается в трёх метрах от девушки и смотрит на свой пистолет и усмехается.

– В натуре ботаешь, маруха ты моя… ха-ха-ха, фарт пошёл. Лягай рядом с курвой. – Щурится он.

– Стой! Ствол на землю! – Из кустов вываливается Кузнецов, размахивая револьвером.

Реакция Креста была мгновенной, дуло его пистолета повернулось на звук и прозвучал выстрел. Оля делает кувырок вперёд, гибкое тело скручиваетсявокруг своей оси и каблук её сапога хлёстко и точно бьёт по руке вора, вибивая оружие.

– Не стрелять! – Кричит она вскакивая на ноги.

Крест отскакивает в сторону и скрывается за ней, в его левой руке сверкнуло лезвие ножа.

– Коля, ты как? – Не поворачиваясь назад кричит девушка, её взгляд скользит по противнику.

– Пойдёт, – скрипит зубами Кузнецов. – чуть царапнуло. Вор стоит в нерешительности, нож так и летает из руки в руку, а в глазах застыло удивление той прытью, что показала его бывшая подруга.

– Серьёзный противник. – Подумала она, глядя на быстрые, ловкие движения Креста.

Оля вспомнила слова своего инструктора по ножевому бою, когда она ещё была молодой курсанткой: «Если увидите в руках у противника нож, с которым он обращается вот так (и показал точно такой же приём, что демонстрирует сейчас вор), то бегите от него со всех ног. Большинство приёмов защиты от ножа не фиксируют кисть противника: он легко перебросит его в другую руку и настрогает из вас вермишель».

– Не дрейфь, Крест, – засмеялась девушка. – я тебе яйца небольно откручу…

Вор не поддаётся на провокацию и не двигается с места, осторожно скашивая взгляд на землю, на пистолет, лежащий между ними.

– Справа! – Кричит Жжёнов.

Пришедший в себя Кузнецов прыгает в сторону и в тот же миг раздаётся выстрел его револьвера. Пуля проходит мимо, но, пользуясь секундным замешательством противника (рука с ножом идёт вниз), Оля сокращает расстояние между ними и, легко оттолкнувшись от земли, летит ногой вперёд. Крест замечает краем глаза движение, успевает слегка пригнуться, поэтому низкий подкованный каблук девушки впечатывается не в его скулу, а в висок. Отчётливо слышится хруст ломаемой кости и тело вора, вздрогнув, начинает медленно заваливаться на бок.

«Бабушка приехала… хотя чего это я бабушка? Гостья из будущего мне больше нравится»…

– Николай, – тихонько зовёт Кузнецова она. – покажи свою царапину… действительно царапина. (Кивает на закрывшую лицо руками Пусю и уткнувшегося носом в землю Ганса, не смеющих пошевелиться). Эти на тебе…

Оля решительно двинулась в сторону Жжёнова, который начал отступать под её тяжёлым взглядом, но запнулся за лежащую толстую ветку и растянулся на земле, прикрыв голову руками.

– Ошибка «резидента», ни дать ни взять… пошёл впереди.

* * *

Начальник консульского отдела посольства Германии Герхард фон Вальтер обнял заплаканную Пусю за дрожащие плечи и усадил на заднее сиденье «Хорьха», рядом с ней расположился уже пришедший в себя Ганс.

– Курт, – бросил он шофёру. – эту я поведу, а ты езжай на моей. Отъехав на пару сотен метров от клуба, Вальтер останавливается на обочине грунтовой дороги и поворачивается к пассажирам.

– Как всё прошло, дорогая? – Берет за руку девушку.

Пуся, пытается что-то ответить, но из её груди лишь вырываются новые рыдания. Вальтер целует её руки, она потихоньку успокаивается. Консул переводит взгляд на Ганса.

– Всё гладко прошло, – возбуждённо принимается рассказывать тот, размахивая руками. – Шмидт посадил их за тот столик у окна, что с прослушкой. Пуся потом на прогулке мне рассказала обо всём. Я думаю, что НКВД клюнул: Шмидт с помощницей следовали за нами на прогулке, всё шло хорошо и тут – два этих бандита, как из-под земли…

Услышав о бандитах Пуся вновь зарыдала.

– … всё-всё, не буду.

– Может быть это были подставные? – Быстро спрашивает фон Вальтер.

– Нет, не может, я потом видел одного… – переходит на шёпот Ганс. – ну из тех, бандитов, у него был проломлен череп.

Москва, Красная площадь.

22 июня 1937 года, 11:30

У Спасской башни непривычно многолюдно: к окошку бюро пропусков, что расположилось слева от ворот, выстроилась очередь, которая, впрочем, движется быстро. Сами Спасские ворота закрыты для проезда, откыта лишь дверь в правой их створке, у которой в карауле стоят два молодых курсанта с винтовками.

– Это что ж, снова курсантов вернули? – Поворачивается ко мне, стоящий впереди мужчина в сером костюме и кепке из дорогой английской шерсти.

– Сегодня утром, Иван Дмитриевич, – Вступает в разговор стоящий за мной. – на смену батальону НКВД. И все пропуска отменили.

– Это я знаю, – он снимает кепку и вытирает мокрую бритую голову носовым платком. – соседу моему пропуск принесли в номер, а мне – нет. Говорят – не успели для всех напечатать, мол, многие ещё не получили, идите в комендатуру, там получите… а чрезвычайное заседание пленума уже в двенадцать.

«Интересно, помнится пленум ЦК должен был продолжится завтра»…

– Опять чрезвычайное, – кивает головой его собеседник. – всё у нас так, революции уже двадцать лет стукнуло, а всё – чрезвычайное…

У ворот тормозит большой правительственный «Паккард». Из передней двери выскакивает охранник в форме сержанта НКВД и подбегает к караулу, стоящие в очереди с интересом поворачивают головы в их сторону. Из двери появляется разводящий и что-то терпеливо объяснет сержанту.

– Что там, Казимир? – Из окна задней двери «Паккарда» высовывается голова начальника. – Почему не едем?

– Косиор… – над очередью пронёсся ропот.

В сопровождении ещё одного сержанта он подходит к воротам.

– Я – член Политбюро Станислау Косиор! – Раздражённо выкрикивает он. – Потрудитесь доложить что тут происходит! Вызовите коменданта!

В дверях появляется капитан с красными петлицами.

– Проходите пожалуйста, товарищ Косиор, – приглашает он, отступая в сторону. – но машина и ваши люди останутся здесь. Приказ нового каменданта Кремля.

Тревожная тень пробежала по лицу члена Политбюро, он на секунду замирает в нерешительности, глаза всех стоящих в очереди людей направлены на него.

– Чёрт знает что творится… – Косиор делает неуверенный шаг вперёд в сумрак сводчатого прохода Спасской башни.

– Товарищ Кабаков, – армейский старшина рассматривает красную книжицу члена ЦК. – вам в третью комнату, дверь справа от меня.

– Товарищ Чаганов, вот ваш пропуск. Оружие сдадите на входе, оружейка справа.

* * *

– То что ты рассказал о генерале Ипатьеве, Алексей, – Киров поднимается с места. – очень важно, но, жаль, времени сейчас нет. Может завтра?…

Сергей Миронович смотрит на моё расстроенное лицо и улыбается.

– …Ну хорошо, пошли, попробуем пробиться… заседание пленума через пятнадцать минут.

По угловой лестнице спускаемся на один этаж и попадаем в приёмную Сталина. Задремавший было Власик, оживляется увидев меня.

– Проходите, товарищ Берзин, – Открывает дверь в кабинет Поскрёбышев, его голос начисто лишён любых эмоций.

– Мы по тому же вопросу. – Увлекает меня следом за собой Киров. За длинным столом у стены лицом ко входу сидят два маршала, Сталин с улыбкой (все трое в хорошем настроении) поворачивается к вошедшим.