Текст книги "Лекарь Империи 10 (СИ)"

Автор книги: Сергей Карелин

Соавторы: Александр Лиманский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

– Состояние стабильное. ВЧД в норме, неврологический статус без видимого дефицита. Рефлексы живые, симметричные. Когнитивные функции… – он показал на Ксению.

Она сидела в кровати, высоко подперев спину подушками, и… читала книгу. Читала! На четвертый день после операции на стволе головного мозга!

– … сохранены полностью. Более того, она говорит, что думать стало легче. Яснее.

Я подошел к кровати.

– Как самочувствие, принцесса?

Ксения подняла голову и улыбнулась. Улыбка была уставшей, но искренней и светлой.

– Хорошо. Голова больше не болит. Вообще. Впервые за… – она задумалась. – За три года? Четыре? Я уже даже забыла, каково это – когда голова не болит.

Я активировал Сонар. Последняя, контрольная проверка. Мозг светился ровным, здоровым, спокойным светом. Имплантированные во время операции электроды интегрировались идеально. Зона крионекроза была четко отграничена, без признаков воспаления. Отека не было. Все было чисто.

Чисто. Все чисто. Ледяная сфера почти рассосалась, продукты распада выведены. Мозг пульсирует ровным, здоровым светом. Мы не просто удалили опухоль. Мы убрали источник боли, который мучил ее годами. Это… хорошее чувство. Очень хорошее.

– Вы выздоравливаете, – я убрал Сонар. – Но впереди долгая и трудная реабилитация. Физиотерапия, логопед, психолог. Не форсируйте события. Организму нужно время.

– Папа сказал, вы отказались от должности в столице, – она отложила кроссворд. – Почему?

– У меня есть более важная работа в Муроме. Там, где я сейчас нужнее.

Она кивнула. Серьезно, по-взрослому.

– Тогда мы приедем к вам. Когда я поправлюсь. Папа обещал показать мне Муром. Говорит, там очень красиво.

– Приезжайте. Я покажу вам нашу больницу. И новый диагностический центр, когда мы его построим.

Я повернулся к команде.

– Коллеги, для меня была огромная честь работать с вами.

Я подошел и протянул руку Неволину.

– Академик, ваш опыт был бесценен.

– Это вы нас всех научили работать на таком запредельном уровне, – он крепко, по-мужски, пожал мою руку. – Если будете публиковать статью об этом уникальном случае – рассчитывайте на мое соавторство. Разумеется, без упоминания личности пациента.

Я повернулся к старшей медсестре.

– Матрона Егоровна, ваша точность и хладнокровие были безупречны. Лучшей операционной сестры я не встречал за свою жизнь.

Она густо покраснела, как школьница.

– Спасибо, Илья Григорьевич. Это… это была лучшая операция в моей карьере.

Еще десять минут ушло на прощания, благодарности, обмен контактами.

Хорошая команда. Жаль расставаться. Каждый из них – гений в своей области. Но вместе… вместе мы были чем-то большим. Мы были силой, способной спорить с богами. Или с духами-хранителями, что в этом мире, кажется, одно и то же. И я буду скучать по этому чувству.

В апартаментах я начал собирать свои немногочисленные вещи. Рубашка, запасной халат, бритвенные принадлежности, пара книг. Все легко влезло в одну небольшую дорожную сумку.

– Домой! – Фырк, до этого дремавший у меня на плече, вдруг оживился и начал прыгать по огромной кровати, как ненормальный. – Наконец-то домой! К Веронике! К нормальной еде! К твоей скрипучей, но родной кровати!

– Не скучай так по дому. Мы отсутствовали всего-то неделю.

– Неделю! Целую неделю! Ты представляешь, что может случиться в Муроме за неделю? Вероника, небось, с ума сходит от волнения! А Шаповалов в тюрьме сидит! А в больнице, небось, черт знает что творится без меня!

– Без тебя? – хитро посмотрел я на него.

– Конечно, – весомо заявил Фырк. – Я же главный дух этой больницы. Важнее меня там нет никого. Нет, ну ты, конечно, тоже серьезная шишка, но все равно не круче меня.

Ох уж этот Фырк.

Но он был прав. Слишком много всего произошло здесь. И слишком много осталось там, в Муроме. Незаконченного. Неразрешенного.

– Интересно, что там с Шаповаловым? – я застегнул молнию на сумке. – Надеюсь, Кобрук держит ситуацию под контролем.

Шаповалов. Эта мысль сидела занозой все эти дни. Я спас дочь Императора, но не смог помочь своему наставнику. Пока не смог. Но теперь у меня есть ресурсы. Десять миллионов на счету и обещание помощи от Филиппа Самуиловича. Мы его вытащим. Обязательно вытащим.

– Кобрук? Она пошла небось к своему любовничку Мышкину! – Фырк презрительно фыркнул. – А этот инквизитор-самоучка. Что он может против всей системы? Да его там сожрут с потрохами и не подавятся!

– Кобрук и Мышкин любовники? – удивленно вскинул брови я.

– Я тебе ничего не говорил, – прикусил язык Фырк.

– Ладно, – махнул рукой я. – Это их дело. У нас теперь есть деньги на лучших адвокатов. И связи.

– Связи… – Фырк задумчиво почесал за ухом. – Знаешь, двуногий, мне все это не нравится. Слишком уж все хорошо закончилось. Десять миллионов, поддержка самого Императора, новые влиятельные друзья… Так не бывает.

– Почему это не бывает?

– Потому что в жизни за все приходится платить. И чем больше тебе дают, тем больше потом заберут. Запомни мои слова.

Ворчливый бурундук, как всегда, прав. Десять миллионов. Поддержка Императора. Неоплатный долг. Это не подарки. Это аванс. И рано или поздно мне выставят счет. И я боюсь даже представить, что в нем будет написано.

Воздух в комнате внезапно загустел. Стал плотным, почти осязаемым, как вода. Запахло озоном и еще чем-то… старым. Древним. Как в заброшенном музее или старой библиотеке, где книги не открывали столетиями.

– Что происходит⁈ – Фырк взвизгнул и вцепился в мое плечо. – Опять магические штучки⁈ Я же говорил, нельзя расслабляться!

Воздух в центре комнаты начал светиться. Золотистое, мягкое сияние, сначала слабое, потом все ярче и ярче. Оно концентрировалось, сгущалось, принимало форму.

Огромную форму.

Четыре мощные лапы. Мускулистое тело. Роскошная грива.

Лев.

Ррык.

Но он был не такой, каким я его помнил. Тогда, в операционной, он был полупрозрачным, эфирным, призрачным. Сейчас он выглядел почти материальным.

Золотистая шерсть отливала настоящим металлом в свете заходящего солнца, пробивающегося сквозь окно. Глаза – два огромных расплавленных янтаря, древние, мудрые, нечеловеческие – смотрели прямо на меня.

Ррык. Живой. То есть… неживой, но целый. Я боялся, что он исчез навсегда. Отдал всю свою сущность ради тех десяти минут. Но он здесь. И он… другой. Более плотный. Более сильный?

Он потянулся с ленивой, кошачьей грацией. Мощные мышцы перекатывались под золотистой шкурой. Зевнул.

– Уже уходите, лекарь? – голос был таким же, как я помнил. Глубокий, вибрирующий, с ленивыми, царственными интонациями.

Я усмехнулся и повернулся к нему полностью.

– Вернулся все-таки? А я уж думал, не дождусь.

Ррык величественно наклонил свою массивную голову.

– Я был… занят.

Глава 14

Он вернулся. И он… другой. Сильнее. Как будто та колоссальная отдача силы не истощила его, а… очистила? Перезагрузила? Он выглядит так, как, наверное, выглядел на пике своей мощи, тысячи лет назад. Живой, а не просто воспоминание о себе.

Ррык потянулся – долго, сладострастно, с наслаждением, как это делают все кошки, от домашних мурлык до царей зверей. Его позвоночник выгнулся дугой, острые, полупрозрачные когти на мгновение показались из подушечек лап. Потом он расслабился, уселся, величественно обвив хвостом передние лапы.

– Мне нужно было восстановиться. Та операция… – он замолчал, подбирая слова. – За две тысячи лет своего существования я ни разу не делал ничего подобного. Отдавать свою суть, свою жизненную силу смертному… Это было против всех мыслимых правил.

– Две тысячи лет? – присвистнул Фырк, его глаза стали круглыми как блюдца. – Ты что, динозавров застал? Мамонтов? Первых людей с дубинами?

Ррык медленно повернул свою массивную голову к бурундуку. В его янтарных, древних глазах мелькнуло что-то похожее на снисходительную, отеческую улыбку.

– Почти, младший, – усмехнулся он и перевел взгляд на меня. – Это было… интересно. Впервые за многие годы я почувствовал себя нужным. По-настоящему нужным. Не как древний музейный экспонат, которому поклоняются по привычке. А как… соучастник настоящего чуда.

Он встал и подошел ближе. Его движения были плавными, текучими, каждый шаг – воплощение совершенной хищной грации. Он остановился в полуметре от меня, и я почувствовал исходящее от него тепло. Не физическое – метафизическое. Тепло древней, могучей, спокойной силы.

– То, что ты сделал, Илья Разумовский… – его голос стал серьезным, без обычной ленивой неги. – Я видел многих целителей за свою долгую, очень долгую жизнь. Великих, посредственных, гениальных, бездарных. Видел тех, кто творил чудеса одной лишь верой, и тех, кто убивал своей некомпетентностью. – Он сделал паузу, его глаза, казалось, смотрели мне прямо в душу. – Но такого – никогда. Ты соединил несоединимое. Науку и магию. Холодный расчет хирурга и горячее сердце воина. Ты не просто спас одну маленькую девочку – ты переписал правила самой игры. В моих глазах, лекарь, ты заслужил звание лучшего врача, которого я когда-либо встречал.

Комплимент от двухтысячелетнего духа. Это что-то новенькое. И это… Это странно, но его слова весили больше, чем все ордена и титулы, предложенные Императором.

– Спасибо, – сказал я просто. Что еще тут скажешь? – Присоединяйся к нашей команде. Фырк, ты и я – неплохое трио получится.

– Эй! – Фырк возмущенно встопорщил шерсть. – Я не согласовывал расширение штата! У нас и так бюджет… Хотя погоди, у нас теперь десять миллионов на счету… Ладно, я подумаю.

Ррык усмехнулся, показывая свои огромные, полупрозрачные клыки. Улыбка хищника, но без малейшей угрозы. Скорее… дружелюбная. Насколько вообще может быть дружелюбной улыбка существа с клыками длиной с мой палец.

– Мне нравится ваша компания. Вы… необычные. Даже по меркам всех тех странностей, что я видел. Но… – Он огляделся по сторонам. Роскошные апартаменты, картины на стенах, хрустальная люстра. – В Муроме слишком скучно для такого, как я. Провинция. Там нет императорских дворцов, нет древних тайн, нет…

Он стал серьезнее.

– … нет моей сущности. Я не просто дух столичной клиники, лекарь. Я – Хранитель Москвы. Моя суть, моя сила, моя жизнь привязаны к этому городу. К его истории. К его будущему. Я не могу уйти отсюда.

Я понял. Он не просто призрак, обитающий в стенах. Он – часть этого города. Как Кремль, как река, как сама земля под ногами. Его душа вплетена в душу Москвы. И он не может ее покинуть, как человек не может покинуть собственное тело.

– Но если ты вернешься в Москву, лекарь… – продолжил он. – Знай, у тебя здесь есть друг. Очень старый и очень сильный друг.

Он сделал шаг назад, его фигура начала медленно растворяться, снова становясь прозрачной.

– А теперь мне пора. И помни, Илья Разумовский. Ты переписал правила. Теперь будь готов к тому, что старые правила попытаются переписать тебя. Будь осторожен. Теперь ты под моим покровительством.

Последние слова прозвучали уже далеким эхом, когда его фигура окончательно исчезла. В комнате остался только легкий запах озона и еще чего-то… старого. Древнего. Как пыль веков.

Покровительство двухтысячелетнего духа-хранителя столицы. Звучит… внушительно. И немного пугающе. Это не просто визитка Серебряного в кармане. Это невидимая печать, которую теперь будут видеть все, кто способен видеть не только физический мир. Я стал «своим» для силы, о существовании которой большинство людей в этой Империи даже не догадываются.

– Покровительство этого мешка с блохами… – Фырк задумчиво почесал за ухом. – Это либо очень хорошо, либо очень плохо. Третьего не дано.

– Почему плохо?

– Потому что такие, как он, просто так покровительство не раздают. Будет должок. Рано или поздно он придет и попросит вернуть. И неизвестно, что именно он попросит. Может, душу твою бессмертную. Или первенца. Или…

– Фырк, это не сказка.

– Ты так думаешь? – бурундук скептически фыркнул. – А я вот уверен в обратном.

Спорить не хотелось. Не сегодня. Сегодня я просто хочу домой.

Коридоры императорской резиденции в мягком вечернем свете казались еще более роскошными. Золоченая лепнина на потолке отбрасывала причудливые, глубокие тени, полированный мрамор под ногами отражал наши силуэты. Филипп Самуилович шел рядом, его шаги были абсолютно бесшумными – многолетняя привычка придворного.

– Илья Григорьевич! – он улыбнулся, когда увидел меня в холле с сумкой в руке. – Хотел проводить вас лично. Не каждый день у нас гостят люди, отказавшиеся от должности главного хирурга Императорской клиники.

– Это уже всем известно?

– Нет. В этих стенах секреты живут долго.

Мы шли по бесконечной анфиладе залов. Каждый – произведение искусства. Но сейчас вся эта роскошь казалась мне просто декорациями. Красивыми, дорогими, но холодными и чужими.

– Меня удивляет, что вы совершенно не спрашиваете про свой ранг, – нарушив затянувшееся молчание, усмехнулся Филипп Самуилович.

Точно! Со всей этой беготней, я про него и забыл совсем. Да честно говоря мне всегда было не особо важно. Лишь бы до операций без проблем допускали.

– А что есть какие-то варианты? – усмехнулся я в ответ.

– Конечно, – кивнул Филипп Самуилович. – Человек, который управлял магистрами не может ходить в Целителях третьего класса. Поэтому Его Величество лично присвоило вам внеочередной ранг Мастера-Целителя. Больше, увы, не можем, потому что там дается за выслугу лет.

– Поверьте, мне и этого хватит, – качнул головой я. – Только вот не боится ли таким образом Его Величество выдать себя? Если его именем будет присвоен ранг.

– Вы очень проницательны, Илья Григорьевич, – с одобрением произнес Филипп Самуилович. – Так сделано специально. Ваше с Артемом резкое исчезновение и долгое отсутствие не осталось без внимания. Поэтому можете спокойно говорить, что были на секретном задании Императорского двора. Какое именно задание вы сказать все равно не сможете. Но зато так мы себя обезопасим. Как говорится, все просто и логично.

– А вы мастера интриг, – усмехнулся я.

– Приходится. В общем, документы о вашем назначении уже отправлены в Гильдию и вашу больницу. А там дальше разберетесь.

– Не сомневайтесь. Разберусь.

Это было просто замечательно. Наконец-то я – мастер-целитель. И мне можно оперировать без оглядки на кого-либо.

– Не прощаемся, Илья Григорьевич, – Филипп остановился у очередного поворота, ведущего к главному выходу. – Будьте готовы. После такого Император вас так просто не отпустит. Вы теперь… как бы это сказать… личный резерв Его Величества.

Личный резерв. Звучит как название элитного коньяка. Или спецподразделения. По сути, так и есть. Я – его «оружие последней надежды». Тот, кого вызывают, когда все остальные уже провалились. Почетно. И чертовски опасно.

– Звучит немного зловеще.

– Скорее почетно. И очень выгодно. Но да, – он усмехнулся, – иногда будет и зловеще.

– Я готов помогать. Но только если это не будут капризы из-за банальной простуды. Или требование вылечить похмелье после очередного аристократического приема.

Филипп рассмеялся. Искренне, от души, впервые за все время нашего знакомства.

– Не волнуйтесь, я лично буду фильтровать запросы. Только действительно важное. Только то, с чем не справятся местные столичные светила. Кстати, о важном…

Он остановился и повернулся ко мне.

– Поддержка вашего диагностического центра будет всесторонней и негласной. Любые лицензии – одно мое слово, и они будут у вас на столе. Любые проверки – мы предупредим вас заранее. Если местные конкуренты попробуют давить – они получат по рукам так сильно, что забудут дорогу в Муром.

Это были отличные новости. Покровительство еще и Императора дорогого стоит. Я сорвал джекпот. И от духа и от главного в Империи.

– А что с антидотом? От стекляшки? – спросил я.

Его лицо снова стало серьезным.

– У нас получилось. Первая партия – десять тысяч доз – уже готовится к отправке в регионы. Приоритет, по личному распоряжению Его Величества – Муром и окрестности. Ваша заслуга не забыта. К концу недели препарат будет в каждой больнице вашего региона.

Десять тысяч доз. Десять тысяч спасенных жизней. Минимум. А если учесть их семьи, их детей, их родителей… Цепочка спасения растянется на поколения. В этот момент я почувствовал не гордость, нет. Просто глубокое, тихое удовлетворение. То самое чувство, ради которого я и стал врачом. Все было не зря.

У массивных дверей главного выхода, украшенных двуглавыми орлами, Филипп остановился и полез во внутренний карман своего пиджака.

– Чуть не забыл. Ваш телефон.

Филипп Самуилович протянул мне мой старенький, потертый смартфон. Тот самый, который без всяких церемоний отобрали у меня неделю назад. Экран был цел, и, о чудо, даже остался какой-то заряд.

– Все в порядке. Не волнуйтесь, – старый лекарь хитро подмигнул. – Конфиденциальность гарантирую. И еще… – он понизил голос. – Его Величество просил передать. Он не любит прощаться. Считает это плохой приметой. Поэтому – до встречи.

Мы пожали руки. Крепко, по-мужски.

Я вышел на широкое крыльцо резиденции и включил телефон. Экран мгновенно ожил. И взорвался.

Буквально.

Уведомления посыпались как из рога изобилия. Мессенджеры, СМС, десятки пропущенных звонков. Телефон вибрировал в руке так отчаянно, что, казалось, вот-вот выпрыгнет и забьется в конвульсиях на мраморных ступенях.

«Вероника: Илья, где ты?»

«Вероника: Почему ты не отвечаешь?»

«Вероника: Я очень волнуюсь! С тобой все в порядке⁈»

«Вероника: Если ты это читаешь, позвони мне немедленно!!!»

Десятки сообщений от нее, одно тревожнее другого. Неделя. Целая неделя без единого слова. Она хоть и была предупреждена, но все же, наверное, с ума сходила от неизвестности.

«Фролов: Шеф, где тебя носит? У нас тут завал!»

«Величко: Надеюсь, у тебя все в порядке».

«Кобрук: СРОЧНО свяжитесь со мной, как только появится возможность!»

«Кобрук: Илья Григорьевич, это критически важно!»

Неизвестные номера. Московские, питерские, даже несколько международных. Что за чертовщина?

Неделя. Всего неделя без связи, и мир, кажется, сошел с ума. Я был в вакууме, в стерильном пузыре, где была только одна задача. А там, снаружи, жизнь продолжалась. И, судя по всему, продолжалась очень, очень бурно.

– Ого! – Фырк с любопытством заглянул через мое плечо. – Да ты популярен! Как рок-звезда после нового альбома! Или как политик после секс-скандала! Или…

– Да, успокойся, Фырк, – ласково усмехнулся я.

Я проигнорировал все. Открыл чат с Вероникой, пальцы быстро забегали по экрану: «Все хорошо. Еду домой.»

Не успело сообщение доставиться – телефон зазвонил, высветив ее фотографию.

Я ответил.

– Илья! Господи, наконец-то! У тебя все в порядке? Я так переживала.

Ее голос. Родной, взволнованный, срывающийся, полный слез и облегчения. Как же я по нему скучал. Прошла всего неделя, а казалось – целый год.

– Ника, все хорошо. Успокойся. Была сложная операция. Очень сложная. Телефон пришлось сдать – режимный объект. Я все расскажу, когда приеду.

– Ты не ранен? Не болен? С тобой точно все в порядке?

– Абсолютно здоров. Даже лучше, чем здоров. У меня для тебя есть сюрприз. Даже несколько сюрпризов.

– Главный сюрприз – что ты возвращаешься! – в ее голосе послышались счастливые слезы. – Когда ты будешь?

– Транспорт через полтора часа. Скоро буду.

– У меня сегодня как раз выходной! Я наготовлю всего твоего любимого! Все-все! Борщ, котлеты по-киевски, оливье! Мы с Морковкой тебя очень ждем!

Морковка задержалась дома больше чем на сутки? Ого! Вот это достижение. Видимо, почувствовала, что Веронике очень тоскливо.

Борщ. Котлеты по-киевски. Простые, земные, настоящие вещи. После всех этих дворцов, интриг и чудес – это именно то, чего я сейчас хочу больше всего на свете. Простого домашнего ужина с любимой женщиной.

– Я жду не дождусь, – ответил я.

– И я… Илюш… я так по тебе скучала…

– И я, Ника. Очень.

Я отключился. Стоял с глупой, счастливой улыбкой на лице. Наверное, со стороны я выглядел как полный идиот. Но мне было плевать.

– О, у двуногого глупая улыбка влюбленного дурачка! – Фырк картинно сделал вид, что его тошнит. – Фу! Розовые сопли! Сахарные слюни! Тьфу!

– Просто завидуешь?

– Мне? Тебе завидовать? Да я свободный дух! Независимый! Мне не нужны все эти ваши отношения! Эти ваши… – Он запнулся. Потом неожиданно тихо добавил: – Хотя… иногда, наверное, хочется, чтобы кто-то тоже ждал. И борщ готовил.

У подъезда ждал черный седан. Длинный, лоснящийся, с наглухо затемненными стеклами. Из тех машин, что обычно возят олигархов, министров и прочих сильных мира сего. За рулем…

Анастасия Шелестова.

В обтягивающем черном платье, с идеальной укладкой и безупречным макияжем, от которого ее глаза казались еще более хищными, кошачьими. Она грациозно вышла из машины, облокотилась на капот. Идеальная поза из модного журнала – одна нога чуть согнута, бедро выдвинуто вперед, глубокое декольте стратегически повернуто в мою сторону.

– Ну что, герой, готов к новой жизни?

Вот оно. Последнее прощание. Или последнее искушение. Она – символ того мира, от которого я только что отказался. Мира власти, роскоши и холодной, расчетливой красоты. И она приехала, чтобы лично напомнить мне, от чего именно я ухожу.

Артем уже сидел внутри. Его лицо было ошарашенным, глаза – круглыми, как блюдца. Он явно не ожидал такого элитного трансфера. И такого водителя.

Я забрался в салон. Мягкие кожаные сиденья приняли мое тело с тихим, дорогим вздохом. Внутри пахло ее парфюмом и новой кожей. Мини-бар, встроенный в подлокотник телевизор, небольшой холодильник. Не машина – апартаменты на колесах.

Анастасия села за руль, бросив на меня быстрый взгляд в зеркало заднего вида. Наши глаза встретились.

– В Муроме тебе теперь будет тесно, Илья, – сказала она. – Слишком мелко для человека твоего масштаба.

– Почему же? Муром – отличный город. Тихий, спокойный.

– Именно! – она рассмеялась, и седан плавно, но мощно тронулся с места. – Тихий и спокойный. Как кладбище. А ты создан для большего. Для столицы. Для блеска, интриг, для настоящей, кипучей жизни!

Машина мягко набирала скорость. Анастасия вела уверенно, даже агрессивно, легко вклиниваясь в плотный поток, подрезая, перестраиваясь, игнорируя недовольные гудки. Типичный столичный стиль вождения, где правила существуют лишь для того, чтобы их нарушать.

Она на мгновение повернула голову, бросив на меня взгляд через плечо. Улыбнулась.

– Ты теперь самый завидный жених столицы. По крайней мере для меня. Ну и после тех, кто уже безнадежно женат, конечно.

– Боюсь разочаровать столичных красавиц, но у меня уже есть невеста.

– Невеста? – она презрительно фыркнула. – В Муроме? Дай угадаю – милая, скромная провинциалочка, медсестра или учительница? Готовит борщи, вяжет носки, мечтает о куче детей и домике с огородом?

Попала. Почти во всем. Кроме носков. Вероника ненавидит вязать. Но суть она уловила верно. И сейчас она пытается противопоставить этот простой, уютный, домашний мир – своему. Миру блеска, интриг и холодных шелковых простыней. Классическая тактика. Унизить то, что дорого твоему противнику.

– Фельдшер, – ответил я спокойно. – И да, отлично готовит.

– Как мило! – в ее голосе появился яд. – Как… традиционно. Но знаешь что, Илья? Мужчины твоего уровня не ограничиваются одной женщиной. Особенно провинциальной.

Артем, до этого молча пялившийся в окно, не выдержал:

– Девушка, вы бы постыдились! Так откровенно навязываться! У человека невеста есть! Семья скоро будет!

Анастасия рассмеялась. Смех был красивым, мелодичным, тренированным. Из тех, что годами оттачивают на светских приемах.

– Милый лекарь, вы ревнуете? Не волнуйтесь, на вас я не претендую. Вы слишком… простой для моего вкуса.

Артем густо покраснел. То ли от злости, то ли от смущения.

Бедный Артем. Он – воплощение порядочности и простых, правильных понятий. И для такой акулы, как она, его праведный гнев – просто забавное развлечение. Она играет с ним, как кошка с мышкой, прежде чем съесть.

– А любовь… – она снова посмотрела на меня в зеркало. – Любовь приходит и уходит. Особенно когда на горизонте появляются такие мужчины, как Илья Григорьевич. Богатые. Успешные. Со связями на самом-самом верху.

Она медленно, демонстративно, провела кончиком языка по губам.

– Вот это да! – присвистнул в моей голове Фырк. – Она прямо раздевает тебя взглядом! И ни капли не стесняется! Бесстыдница! Двуногий, держи оборону!

Для нее это игра. Охота. Развлечение скучающей аристократки. Заполучить восходящую звезду медицины, похвастаться перед подружками, а потом выбросить, когда надоест.

И она не понимает, что я играю в совершенно другие игры.

– Может, мне стоит переехать в Муром? – продолжала она, выруливая на широкую магистраль. – Внесу немного столичного блеска в вашу серую провинцию. Сниму домик по соседству. Буду заходить к вам за солью. Или за… срочной медицинской консультацией.

– Муром тебя разочарует. Там нет модных клубов, нет ресторанов с звездами, нет бесконечных светских приемов.

– Зато там есть ты.

Прямолинейно. Грубо. Но на кого-то другого это, возможно, и подействовало бы.Но не на меня. И как по мне лучшее в этом случае молчание. После таких слов… что можно сказать? А молчание оно позволяет подвесить разговор… и похоже нашему водителю оно явно не понравилось.

Машина плавно остановилась у отдельного терминала частной авиации. Анастасия вышла первой, обошла машину и сама открыла мою дверь. Наклонилась, и ее глубокое декольте оказалось прямо на уровне моих глаз.

Театр. Все – театр. Каждое движение, каждый взгляд, каждый наклон. Она не просто прощается. Она ставит многоточие. Оставляет открытый финал в своей пьесе.

– Жди меня, Илья, – прошептала она. – Я скоро приеду. Обещаю.

Она провела тыльной стороной пальцев по моей щеке.

– И я всегда держу свои обещания.

Она села обратно в машину и, с эффектным визгом шин, уехала. Театрально. И пусто.

Артем стоял рядом, провожая взглядом удаляющийся седан.

– Она ведь и правда приедет, – сказал он, покачав головой. – Стерва та еще, но упорная. Такие, как она, привыкли всегда получать то, что хотят.

– Пускай приезжает. Ей в Муроме ничего не светит.

– Уверен? У нее деньги, связи, внешность. И полное отсутствие каких-либо тормозов.

– У меня есть Вероника. Этого достаточно.

Артем усмехнулся.

– Романтик. Ладно, посмотрим. Но я бы на твоем месте предупредил свою невесту. Такие акулы, как Шелестова, могут и невесту сожрать, и даже не подавиться.

Он прав. Он видит в ней угрозу. А я… я вижу в ней просто еще одну сложную пациентку. С хронической формой скуки и острым дефицитом внимания. Лечится. Но точно не моими методами.

ВИП-зал ожидания встретил нас прохладой кондиционеров и густым запахом дорогого кофе. Мягкие кожаные кресла, приглушенный свет, тихая классическая музыка. Настоящий рай для усталого путешественника.

Артем рухнул в кресло, с наслаждением вытянув ноги.

– Знаешь, я до сих пор не верю, что мы это сделали. Операция на открытом мозге с криоабляцией опухоли в стволе! Это же войдет в историю медицины!

– В тайную историю, которую никто никогда не узнает.

– Да, жаль… – он помрачнел. – Нобелевская премия была бы наша. Стопроцентно. Первая в истории успешная операция такого уровня сложности.

– Нобелевская премия – это хорошо, но жизнь девочки все-таки важнее славы.

– Согласен. Но все равно немного обидно. Ладно, зато денег дали! – он снова оживился. – Мне полмиллиона отвалили! Представляешь? Мама в обморок упадет, когда узнает. А папа потребует полный отчет, на что я их потрачу. Скажет – положи на депозит, купи квартиру, инвестируй в ценные бумаги!

– И что ты сделаешь?

– Куплю новый аппарат для анестезии в нашу больницу. Немецкий. Самый лучший. И еще на расходники на год вперед останется.

Вот за это я его и ценю. Мог бы купить себе дом, машину, прокутить все в столичных ресторанах. А он думает о больнице. О пациентах. Настоящий лекарь. Не по званию, а по сути.

– Его Величество оказался щедрым, – продолжал Артем. – Хотя тебе, наверное, дал раз в десять больше?

– Примерно.

– Миллионов пять?

– Десять.

Артем поперхнулся кофе. Закашлялся, его лицо покраснело.

– ДЕСЯТЬ МИЛЛИОНОВ⁈ Ты это серьезно⁈

– Плюс личная протекция и полная поддержка моего диагностического центра.

– Офигеть… – выдохнул он. – Ты теперь не просто богач. Ты олигарх. Можешь не работать до конца своей жизни!

Не работать? Сидеть на мешке с деньгами, медленно покрываясь пылью и жиром от скуки? Нет уж. Эти деньги – не для того, чтобы не работать. Эти деньги – для того, чтобы работать так, как я считаю нужным. Без оглядки на бюджеты, главврачей и гильдейские протоколы. Это не пенсия. Это – свобода. И я собираюсь использовать ее на полную катушку.

– Я не умею не работать, – сказал я, отпивая свой кофе.

Объявили посадку на рейс до Владимира. Частный дирижабль – небольшой, мест на двадцать, но невероятно комфортабельный. Мягкие кожаные кресла, индивидуальные экраны, даже мини-бар с прохладительными напитками. Продолжение столичной роскоши.

В полете Артем не унимался, его переполняли эмоции.

– Знаешь, что меня больше всего поразило? Когда Его Величество лично пришел нас поблагодарить. Он пожал мне руку! Император! Мне! Простому анестезиологу из Мурома!

– Он обычный человек, Артем. Просто с короной на голове.

– Обычный? Да ты что! Он же… он же Император! Самодержец! Властелин судеб!

– И отец, который до смерти боялся потерять свою дочь, – тихо сказал я.

Это отрезвило Артема. Он задумался, глядя на проплывающие внизу облака.

– Да, наверное… ты прав. Но все равно. Это же такая честь!

Для него Император – это символ, портрет на стене, ожившая легенда. А я… я видел его на коленях. Видел его слезы. И эта разница в восприятии теперь навсегда останется между нами. Я видел человека под короной, а он – только саму корону.

Прилетели во Владимир. Аэропорт встретил нас привычной суетой и шумом. После столичного лоска и почти стерильной тишины частного терминала это было как спуск с небес на грешную землю. Потертые кресла в зале ожидания, обшарпанные стены, густой запах дешевой еды из буфета.

Домой.

У стоянки такси Артем остановил меня.

– Давай возьмем одну машину, я заплачу.

– Не вопрос, но делим пополам.

– Нет! – он был неожиданно категоричен. – Я сам все оплачу. Его Величество мне такую премию отвалил, я могу купить всю эту таксомоторную компанию вместе с водителями! – Он посерьезнел. – Я понимаю, тебе заплатили больше. Но и ответственности на тебе было в разы больше. Моя логика простая – если бы ты тогда позвал другого анестезиолога, сейчас богат был бы он, а не я. Я считаю, что своим состоянием целиком и полностью обязан тебе. Позволь мне хотя бы так тебя отблагодарить.

Он прав. В его простой, прямой логике нет ни одного изъяна. И в этом весь Артем – честный, порядочный, прямой. Отказаться – значит, унизить его, поставить под сомнение его искреннюю благодарность. Проще согласиться.