Текст книги "Лекарь Империи 10 (СИ)"

Автор книги: Сергей Карелин

Соавторы: Александр Лиманский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Глава 12

Кожаное кресло приняло мое тело с мягким, аристократическим вздохом дорогой обивки. Оно было глубоким, удобным – из тех, что засасывают тебя и не хотят отпускать.

Фырк нервно топтался на моем плече, его маленькие коготки впивались через ткань рубашки.

– Сиди прямо, двуногий! – зашипел Фырк мысленно, прямо мне в ухо. – И перестань дергать ногой! Это же Император! Самодержец! Тот самый, чьи портреты висят везде!

Александр Четвертый не спешил. Он медленно, почти церемонно достал из массивного ящика своего стола несколько тяжелых папок с документами.

Разложил их веером на полированной поверхности красного дерева. Каждое его движение было выверенным, продуманным. Движения человека, привыкшего к тому, что его всегда ждут.

Хрустальная люстра над головой отбрасывала мягкие, радужные блики на все поверхности. В камине уютно потрескивали дрова.

– Илья Григорьевич, – Император наконец поднял на меня взгляд. Серые глаза. Точно такие же, как у Ксении. Только жестче. Холоднее. – Начнем с главного.

Он откинулся в своем кресле – точно таком же, как мое, только с чуть более высокой спинкой. Старый трюк власти – всегда быть немного выше, смотреть сверху вниз.

– Деньги и моя личная протекция – это не обсуждается. Это факт. Данность. Аксиома.

Из другого ящика он достал планшет – последняя, тончайшая модель с золотистым корпусом. Его пальцы забегали по экрану с привычной легкостью.

– Пять миллионов имперских рублей, – он повернул планшет ко мне. На экране светился интерфейс банковского приложения. Цифры. Очень длинные цифры. – Уже переведены на ваш личный счет в Имперском банке. Пароль и логин вам передадут.

Фырк издал звук, похожий на удушение.

– ПЯТЬ… ПЯТЬ МИЛЛИОНОВ⁈ – его мысленный писк был таким высоким, что у меня заложило уши. – Двуногий, это же… это же… На эти деньги можно купить нашу больницу! Целиком! Или яхту! Или маленький остров в теплом море! Или…

Пять миллионов. Цифра, которая должна была сбить с ног. Оглушить. Заставить почувствовать себя должником. Это не просто благодарность. Это аванс. Попытка купить мою лояльность еще до начала торга. Умный ход ведь.

– Благодарю, Ваше Величество, – мой голос прозвучал спокойно. Профессиональная выдержка – спасибо тысячам операций, где нельзя показывать эмоции ни на секунду.

Император коротко кивнул и пододвинул ко мне первый документ. Плотная гербовая бумага с водяными знаками. Золотое тиснение двуглавого орла. Официально. Весомо.

– А это, – в его голосе появились нотки гордости, – ваше назначение. Главный хирург Центральной Императорской клиники.

Я взял документ. Текст был мелким, но ключевые слова выхватывались сами: «…назначить с немедленным вступлением в должность…» «…оклад триста тысяч имперских рублей в месяц…» «…служебная квартира в центральном районе столицы…» «…персональный автомобиль с водителем…» «…неограниченный бюджет на научные исследования…»

Вот она, золотая клетка. Самая роскошная, самая желанная в Империи.

Вершина карьеры. Признание. Статус. Все, о чем мечтает любой лекарь. И все, что мне сейчас абсолютно не нужно. Это не награда. Это поводок. Золотой, инкрустированный бриллиантами, но поводок.

– Лучшая операционная Империи, – продолжал Император, внимательно наблюдая за моей реакцией. – Новейшее оборудование. Роботизированная хирургическая система ДаВинчи последнего поколения. Гибридная операционная с возможностью проведения любых вмешательств. Любая команда, которую вы соберете – хоть со всего мира выписывайте специалистов.

Триста тысяч в месяц. Квартира в центре. Машина с водителем. Признание. Вершина.

Филипп Самуилович, стоявший у окна, замер. Его плечи напряглись. Он ждал моей реакции. Все ждали.

Я еще раз пробежался глазами по документу. Потом аккуратно, очень медленно, отодвинул его обратно к Императору.

– Ваше Величество, – начал я, тщательно подбирая слова. – Я безмерно благодарен за такую честь. Это предложение, от которого не отказываются. Но… я вынужден отказаться.

Тишина.

Абсолютная.

Казалось, даже дрова в камине перестали потрескивать.

Император застыл с рукой, занесенной над следующей папкой. Филипп у окна издал сдавленный звук, похожий на кашель. Фырк на моем плече окаменел, превратившись в пушистую статуэтку.

– Простите, что? – голос Императора был тихим. Опасно тихим.

– Я отказываюсь от должности, Ваше Величество.

Вот он, мой ход. Неожиданный. Рискованный. Он предлагал мне сыграть по его правилам, выбрать одну из предложенных фигур. А я просто смахнул все фигуры с доски. Теперь ему придется играть в мою игру.

– Вы… отказываетесь? – он медленно опустил руку, так и не достав следующий документ. – От должности главного хирурга Императорской клиники? Вы понимаете, что это за должность? Что она означает?

Понимаю ли я? Еще как. Это золотой билет в один конец. В мир, где нет грязных приемных покоев, пьяных дебоширов с ножевыми ранениями и вечной нехватки обычных бинтов. В мир стерильной, выхолощенной, элитарной медицины для избранных. В мир, который я глубоко презираю.

– Позвольте объяснить, – я выпрямился в кресле. Раз уж начал эту игру, надо идти до конца. – В столице достаточно блестящих специалистов, Ваше Величество. Более чем достаточно.

Император нахмурился, но жестом предложил мне продолжать.

– Вы собрали их со всей страны, – я говорил размеренно, четко, как на защите диссертации. – Предложили огромные зарплаты, лучшее в мире оборудование, головокружительные карьерные перспективы. И они приехали. Лучшие из лучших. Самые сливки медицинского сообщества.

Я встал и подошел к окну. За бронированным стеклом расстилался идеальный, безупречный парк – изумрудные, подстриженные под линейку газоны, геометрически правильные клумбы с тюльпанами. Красиво.

Как и столичная медицина. Идеальный фасад, за которым – гниющая, разваливающаяся изнанка. Они научились пересаживать сердца аристократам, но разучились вовремя диагностировать пневмонию у простого крестьянина.

– А что осталось в провинции? – я повернулся к Императору. Он смотрел на меня с нескрываемым интересом. Уже не с раздражением – с интересом. – В Муроме, где я работаю? В Твери? В Рязани? В сотнях малых и средних городов Империи? Там люди умирают от банального аппендицита, потому что единственный хирург в городе ушел на больничный. От инфаркта – потому что толкового кардиолога давно переманили в столицу. От осложнений при родах – потому что опытный акушер уехал за длинным рублем.

Я вернулся к креслу, но не сел. Стоял, опираясь руками на его высокую спинку.

– Вы создали медицинский рай в столице, Ваше Величество. Но вы создали его за счет медицинского ада в провинции. И мое место – там. В аду. Где я действительно нужен. Где каждый квалифицированный лекарь на вес золота.

– Вот это речь! – восхищенно прошептал в голове Фырк. – Двуногий, я никогда не сомневался в тебе. Прямо как в кино про благородных докторов! Только драматической музыки на фоне не хватает!

Император молчал. Долго. Потом он медленно встал, подошел к камину. Долго смотрел в огонь, заложив руки за спину.

– Знаете, Илья Григорьевич, – заговорил он наконец, не оборачиваясь. – За двадцать лет моего правления я слышал тысячи, десятки тысяч просьб. Люди просили у меня денег, должностей, титулов, прощения за грехи, заступничества. Но чтобы отказывались от предложенного… это второй случай в моей практике.

Он повернулся, и в его серых глазах я впервые увидел чистое, незамутненное уважение.

– Хорошо. Не хотите должность – не надо. Тогда я построю вам больницу. В Муроме. Лучшую в провинции. Нет, – он поднял руку, останавливая мои готовые сорваться с языка возражения, – лучшую в Империи. Вашу личную клинику. С полным и неограниченным государственным финансированием.

Я покачал головой.

– Спасибо, Ваше Величество, но и в этом нет необходимости.

Теперь уже Император издал тот самый сдавленный звук, который я слышал у него в палате дочери. Звук крайнего изумления.

– То есть как – нет необходимости?

– Мой друг, барон Артур фон Штальберг, уже занимается созданием частного диагностического центра в Муроме на базе Центральной Муромской. Современное оборудование, доступные цены, ориентация на средний класс. Я планирую его возглавить после возвращения.

Император резко повернулся к Филиппу, который все это время тихо стоял в углу.

– Барон фон Штальберг. Кто таков? Чем занимается? Откуда деньги? Связи? Репутация?

Его голос мгновенно стал жестким, императорским. Голос человека, привыкшего получать исчерпывающую информацию немедленно.

– Полный доклад на мой стол к вечеру, – он не спрашивал, он приказывал. – Финансы за последние пять лет, все известные связи, деловые и личные, репутация в обществе и бизнес-кругах. Все.

Филипп, не говоря ни слова, уже строчил что-то в своем планшете.

– Будет исполнено, Ваше Величество.

Император вернулся к столу, но не сел. Оперся руками о полированную поверхность, слегка наклонился ко мне.

– У вас все продумано, Илья Григорьевич. Схвачено, как говорится. Вы первый человек на моей памяти, который отказывается от императорских даров не из гордости или глупости, а из… принципа? – Он усмехнулся. – Обычно люди торгуются со мной, чтобы получить больше. А вы… Вы странный человек, лекарь Разумовский. Странный, но… правильный.

Он вернулся в свое кресло и достал из ящика чековую книжку. Да, обычную, старомодную чековую книжку. В эпоху электронных переводов и кристаллических носителей информации – вопиющий анахронизм. Но чек, подписанный лично Императором… Это было больше, чем просто деньги. Это был символ абсолютной власти и благоволения.

Он что-то написал размашистым, энергичным почерком и вырвал листок.

– Так. Сумму на вашем счету удвоят.

Десять миллионов. И это, – он поднял палец, – не обсуждается. Примите это не как награду, а как… инвестицию. В будущее медицины. В провинциальную медицину, как вы выразились.

Фырк, сидевший у меня на плече, просто взял и упал. Свалился мне на колени и задергался в конвульсиях. Я краем глаза видел, как он пытается подняться на трясущихся от шока лапках.

– Десять… десять миллионов… – бормотал он. – Двуногий, ты понимаешь, что это за деньги? На них можно построить больницу! Две больницы! Три!

Император продолжал, не обращая внимания на мои ошарашенное состояние:

– Занимайтесь своим диагностическим центром с бароном. Моя полная административная поддержка вам гарантирована. Любые разрешения, лицензии, проверки – одно ваше слово, и все вопросы будут решены в течение часа. Никто не посмеет сунуть нос в ваши дела без моего личного разрешения.

Он встал, подошел к окну. Солнце било в стекло, превращая его фигуру в темный, властный силуэт на фоне яркого света.

– Но знайте, Илья Григорьевич… Я буду к вам обращаться. Когда дело будет слишком важным. Или слишком… деликатным для огласки. Это не просьба. Это условие.

Я медленно кивнул.

Вот и все. Торг окончен. Я не получил должность, но получил свободу. Не получил личную клинику, но получил ресурсы для создания системы. И заплатил за это единственной возможной валютой – своим будущим временем и своими нервами.

Я стал его «специалистом по деликатным вопросам». Его личным хирургом для особых случаев. Что ж, честный обмен. Более чем честный.

– Всегда рад помочь, Ваше Величество.

Император вернулся к своему столу. Атмосфера в кабинете мгновенно изменилась – стала тяжелее, серьезнее, официальнее. Деловая часть закончилась. Начиналась другая. Более важная.

– А теперь формальность, – сказал он. – Необходимая формальность.

Он снова сел в свое кресло, сцепил пальцы в замок. Смотрел мне в глаза – прямо, не мигая.

– То, что вы видели здесь… То, кем является Ксения… Для меня. Для Империи. Это должно остаться абсолютной тайной.

Я кивнул. Это было очевидно.

Бомба. Он прав. Тайная, незаконнорожденная дочь Императора – это бомба с часовым механизмом, заложенная под самый трон. Оппозиция в Думе, враждебные аристократические кланы, его собственные родственники, имеющие права на престол… они бы разорвали его на части за такой подарок судьбы. Клятва – это не прихоть. Это броня.

– Я понимаю необходимость. И готов к ритуалу неразглашения.

Император посмотрел на Филиппа. Тот отложил свой планшет и бесшумно подошел ко мне. В его руках появилось слабое, теплое золотистое свечение – Искра, чистая, концентрированная магическая энергия.

– Не волнуйтесь, – голос Филиппа был спокойным, почти убаюкивающим. – Это не больно. Просто небольшое… ограничение на речевые центры вашего мозга. Вы физически не сможете произнести правду о Ксении. Язык просто не повернется.

Фырк забрался обратно на плечо, вцепившись коготками в воротник моего халата.

– Двуногий, ты уверен⁈ – зашипел он в моей голове. – Они сейчас будут лезть в твои мозги! Магией! А вдруг что-то пойдет не так? Вдруг ты вообще говорить разучишься? Или петь начнешь вместо разговора? Или, еще хуже, начнешь хвалить императорские налоги⁈

Но выбора не было. Точнее, был – но он вел к очень быстрому и неприятному концу. Отказаться от ритуала означало добровольно признать себя угрозой. А угрозы государственным тайнам Империи долго не живут.

– Готов.

Филипп встал за моей спиной и положил свою прохладную, сухую ладонь мне на лоб. Пахло озоном, как перед грозой.

Начал говорить слова на древней, мертвой латыни и они прозвучали как настоящее заклинание.

Холодок пробежал по позвоночнику, заставляя мышцы спины невольно сократиться. Не болезненное, просто… странное ощущение. Как будто кто-то провел кусочком льда вдоль всего позвоночного столба. Язык на мгновение онемел, потом его кончик защипало, как от новокаина у стоматолога.

Филипп закончил, убирая руку.

Ощущение прошло так же быстро, как и появилось. Я пошевелил языком – все работало.

– Готово, – констатировал Филипп, возвращаясь к окну. – Теперь вы физически не сможете произнести правду о Ксении никому, кроме тех, кто уже посвящен и принес такую же клятву. Попытаетесь сказать непосвященному – слова просто не будут формироваться. Захотите написать – рука не будет слушаться.

Интересный механизм. Воздействие не на память, а на сам речевой аппарат. Центр Брока и зона Вернике. Блокировка на уровне формирования и воспроизведения речи, а не просто на уровне мысли.

Изящно.

И, в каком-то смысле, более гуманно, чем полное стирание памяти. Тебе не запрещают знать. Тебе просто не дают рассказать. Элегантно, в каком-то жутком, тоталитарном смысле.

Император встал, показывая что будем прощаться.

– Что ж, Илья Григорьевич. Благодарю вас еще раз. Думаю, наше сотрудничество будет плодотворным.

Я тоже встал. Император застыл и эта пауза повисла в воздухе, как дым от потухшей свечи.

– Простите, Ваше Величество, но я не могу уехать.

Его рука медленно, очень медленно опустилась. Лицо снова стало жестким.

– То есть?

– Первые семьдесят два часа после операции – критические. Особенно после такого массивного и экспериментального вмешательства, как у Ксении.

Я переключил передачи. Переговоры окончены. Политик во мне может заткнуться. Теперь говорит лекарь. А у лекаря есть только один начальник – его пациент.

Я перешел в режим лекции. Так было проще. Факты, цифры, холодная медицинская логика.

– Риск повторного отека мозга максимален в первые сутки, но может проявиться и позже. Внутричерепное кровотечение – редкость, но возможно. Отторжение имплантированных электродов – процент небольшой, но исключать его нельзя. Инфекция, несмотря на все наши предосторожности…

Император слушал внимательно. На его лице, сквозь маску монарха, снова проступила тревога отца.

– Я должен лично контролировать состояние пациентки. Каждые два часа – проверка. Каждые четыре – коррекция терапии при необходимости. Это мой врачебный долг.

И моя профессиональная паранойя. Я видел слишком много пациентов, потерянных в тихие, спокойные часы после большой, триумфальной победы. Когда все расслабляются, пьют шампанское и считают, что худшее позади. Худшее никогда не бывает позади, пока пациент не выписан домой на своих ногах.

Император медленно кивнул. В его взгляде читалась смесь удивления, уважения и, кажется, облегчения.

– Оставайтесь. Сколько нужно – оставайтесь. Филипп Самуилович обеспечит вам все необходимое.

Он снова протянул руку. На этот раз я пожал ее. Это рукопожатие было другим. Не прощанием, а заключением нового, более глубокого соглашения. Основанного не на власти, а на общем деле.

– И… спасибо за вашу ответственность. Это редкость в наше время.

– Правильно, двуногий! – одобрительно хмыкнул на моем плече Фырк. – Нечего бросать работу на полпути! А то потом совесть замучает! Да и девчонка-то хорошая.

Он поблагодарил меня за ответственность. Он не понял. Это не ответственность. Это не добродетель. Это просто… работа. Единственная работа, которую я по-настоящему умею делать. Быть лекарем. До самого конца. Всегда.

Филипп провожал меня обратно по бесконечным, гулким коридорам. На стенах в тяжелых золоченых рамах висели портреты прошлых императоров. Александр Первый, победитель в войне с французами. Николай Первый, «жандарм Европы». Александр Второй, Освободитель. История смотрела на меня со стен, и я чувствовал себя песчинкой, случайно занесенной в этот пантеон великих.

– Знаете, Илья Григорьевич, – Филипп нарушил молчание, его голос гулко отдавался от стен. – Я впечатлен.

– Чем именно?

– Вашей стратегией. Отказаться от должности, чтобы получить полную поддержку вашего собственного проекта… Это было гениально. Император ценит независимость. Он презирает тех, кто прогибается. Вы дали ему то, что он видит крайне редко – честность без подобострастия.

Стратегия… Он думает, я играл в игру. Просчитывал ходы, расставлял ловушки. А я просто не хотел становиться ручным, придворным хирургом для аристократии. Просто сказал правду. Оказывается, в этом мире правда – это самая изощренная и неожиданная стратегия. Забавно.

Мы свернули в другой коридор. Здесь было проще – без помпезности и позолоты парадных залов. Гостевое крыло.

– Я просто сказал правду.

Филипп усмехнулся.

– Именно поэтому это и сработало. Его Величество привык к лести, интригам, скрытым мотивам и двойному дну. А вы… Вы просто лекарь, который хочет лечить людей. Это обезоруживает.

Он достал из внутреннего кармана пиджака визитку. Простой белый картон, строгое тиснение, только имя и номер телефона.

– Мой личный номер. На всякий случай. Если будут проблемы – любые – звоните. В рамках закона я помогу. А иногда и чуть-чуть за его рамками.

Я молча взял визитку и спрятал во внутренний карман халата. Полезный старик. Очень полезный. Он не просто лекарь. Он – придворный до мозга костей. Он знает все ходы и выходы в этом змеином клубке. Его визитка может оказаться ценнее всех десяти миллионов Императора.

– Кстати, о проблемах, – сказал я, когда мы остановились у двери моих апартаментов. – Мой наставник, мастер Шаповалов… Мне передали, что его арестовала Инквизиция.

Глава 13

Лицо Филиппа мгновенно стало серьезным. Даже мрачным.

– Да, я слышал. Взяли его на днях. Обвинения очень серьезные – грубейшее нарушение Устава Гильдии, превышение должностных полномочий, повлекшее тяжкие последствия.

Превышение полномочий? Шаповалов? Он же не отходит от устава ни на шаг. Все время пытался меня направить на путь истинный и оставить в рамках.

Они наказывают его за то, что он оказался прав, а вся их система – нет. Кто-то очень могущественный решил его убрать. И я, кажется, догадываюсь, кто. Это месть владимирской верхушки. Не смогли достать меня, так бьют по моему наставнику.

– Не знаете подробностей?

– Что-то связанное с несанкционированной операцией во Владимире. Он провел сложное вмешательство, не утвержденное местным советом Гильдии, по методике, которую они сочли «экспериментальной» и опасной. Классический пример того, как номенклатура душит инициативу. Но детали… – он покачал головой. – Так глубоко в этот вопрос я не погружался.

Он помолчал, потом добавил:

– Хорошо, что вы не стали просить за него у Императора. Было бы… неуместно. Его Величество не любит, когда пользуются его благосклонностью для решения личных проблем. Особенно сразу после оказанной услуги. Тем более просить за человека, который теоретически нарушил закон… Для начала все же нужно разобраться.

Я усмехнулся.

– С десятью миллионами на счету я могу нанять лучших адвокатов Империи. Всю коллегию адвокатов, если понадобится.

Филипп остановился, положив руку на дверную ручку.

– Деньги – это хорошо. Но иногда нужны правильные связи. Знание, к кому именно обратиться. Как обратиться. И что именно сказать. – Он задумался на мгновение. – Если вам понадобится адвокат, который выигрывал дела против Инквизиции – обращайтесь. Я знаю одного. Дорогой, как чугунный мост, но стоит каждой копейки. Мастер находить процессуальные нарушения и заводить следствие в тупик. Инквизиторы его ненавидят до скрежета зубовного.

– Спасибо. Я учту.

Филипп открыл дверь.

– Отдыхайте. Завтра утром мы начнем полноценное наблюдение за Ксенией. Я организую все необходимое.

Апартаменты встретили меня тишиной и прохладой. Я прошел к окну, посмотрел на парк. Солнце уже клонилось к закату, окрашивая небо в нежные розовые и золотые тона.

Десять миллионов. Поддержка Императора. И долг, который мне еще предстоит отдавать.

– Знаешь, двуногий, – Фырк устроился на подоконнике, глядя на закат. – А ты молодец. Я думал, ты клюнешь на должность. Триста тысяч в месяц – это же…

– Это золотая клетка, – я устало опустился в кресло. – Красивая, комфортная, но все равно клетка. А в Муроме…

А там, в Муроме, настоящая жизнь. Грязная, трудная, несправедливая. Но живая. Там Вероника. Моя команда. Моя больница. Моя жизнь. И я нужен там. А не здесь, в этом стерильном, вызолоченном мавзолее.

Следующие трое суток слились в один бесконечный, напряженный марафон.

Первые сутки. Битва с отеком.

Каждые два часа – обход. Проверка Сонаром. Мозговая ткань светилась ровным, здоровым светом. Зона криоабляции выглядела стабильной, без признаков воспаления. Но на двенадцатом часу я заметил то, чего боялся больше всего. Начинающийся отек. Минимальный, на грани погрешности, но тенденция была очевидной и настораживала.

Вот он, враг. Тихий, невидимый, подкрадывающийся изнутри. Мы убрали опухоль, но оставили после себя поле боя. И теперь организм реагирует на разрушения единственным известным ему способом – воспалением и отеком. Классика. Теперь главное – не дать ему утопить мозг в собственной жидкости.

– Маннитол, двести миллилитров, внутривенно капельно, – я диктовал указания дежурной медсестре. – И дексаметазон, восемь миллиграммов. Через шесть часов повторить.

Осмотические диуретики и кортикостероиды – классика жанра в борьбе с отеком мозга. Работает в девяноста процентах случаев.

Ксения спала. Глубокий, медикаментозный, восстанавливающий сон. Ее лицо во сне разгладилось, стало почти детским, безмятежным. Четырнадцать лет. Вся жизнь впереди. Если мы не облажаемся в эти критические часы.

Вторые сутки. Борьба с температурой.

К утру отек начал спадать. Я выдохнул. Но тут же появилась другая проблема. Температура. Тридцать семь и восемь. Для обычного человека – ерунда. Для пациента после массивной нейрохирургии – тревожный, зловещий знак.

– Инфекция? – Неволин, который, кажется, вообще не уходил из клиники, нахмурился, изучая свежие анализы. – Лейкоциты в норме, С-реактивный белок не повышен…

– Центральная гипертермия, – я покачал головой. – Реакция гипоталамуса на вмешательство. Зонд прошел слишком близко.

Термостат сломался. Мы возились рядом с главным регулятором температуры всего тела, и теперь он сбоит. Логично. Опасно. Но логично. Главное – не паниковать и не пичкать ее антибиотиками вслепую.

– Физическое охлаждение и парацетамол. И следим в динамике.

К вечеру температура нормализовалась. Второй кризис миновал.

Каждый вечер, ровно в девять часов, дверь палаты тихо открывалась. Входил Император – в простом свитере и джинсах. Без свиты, без охраны. Только Филипп, как тень, следовал за ним.

Мы молча сидели у кровати. Император брал руку дочери, держал ее в своих и иногда что-то тихо шептал. Я делал вид, что не слышу.

Третьи сутки. Рассвет.

На рассвете третьего дня, когда первые лучи солнца коснулись шпилей кремлевских башен, Ксения открыла глаза.

Медленно, лениво, словно веки весили тонну. Зрачки адекватно отреагировали на свет – хорошо. Взгляд сфокусировался – отлично.

– Папа? – ее голос был хриплым, слабым, но это было ее слово.

Император был здесь через тридцать секунд. Я не знаю, где он был и как узнал. Просто появился в дверях, бледный, осунувшийся, не спавший.

– Я здесь, солнышко. Я здесь.

Я тихо вышел, оставив их вдвоем. Точнее, втроем – Филипп остался, встав у двери, как верный, безмолвный страж.

Я прикрыл дверь. Там, за этой дверью, происходило что-то гораздо более важное, чем медицина. Там отец находил свою дочь, а дочь – своего отца. Это было их личное, выстраданное чудо. И моему врачебному цинизму там не было места. Моя работа на сегодня была закончена. Я спас не просто пациента. Я, кажется, спас целую семью.

Утро четвертого дня встретило меня в тихом, залитом солнцем коридоре. Я шел в столовую – без дозы кофеина я уже не функционировал как полноценный человек.

– Лекарь Разумовский.

Я обернулся. Князь Васнецов стоял у высокого стрельчатого окна, разглядывая утренний парк. В своем безупречном черном костюме он казался тенью на фоне яркого света.

– Князь. Доброе утро.

– Для кого как, – он медленно повернулся ко мне. – Я слышал о вашем… триумфе у Императора. Поздравляю.

В его голосе не было ни капли иронии, и это настораживало больше, чем открытая враждебность. Интересно какую еще информацию они обсуждаю с Императором? Не только ведь величину моей премии.

– Спасибо. А где магистр Серебряный? Не видел его с момента операции.

Васнецов улыбнулся. Холодно, безрадостно, как акула.

– На специальном задании Его Величества. Срочном и весьма деликатном. Но он в курсе вашего успеха. Передавал свои поздравления и…

Он достал из внутреннего кармана что-то маленькое. Черная, как смоль, визитная карточка из плотного, бархатистого материала. Без имени, без надписей. Только тонкая серебряная гравировка – номер телефона.

– Если вам когда-нибудь понадобится помощь, которую нельзя оказать в рамках закона – звоните. И Серебряный, и император, и я – ценим профессионалов. А вы, без сомнения, доказали свой высочайший профессионализм.

– Опасный подарочек, двуногий, – настороженно зашипел у меня на плече Фырк. – Связываться с такими… Это как сделка с дьяволом. Потом всю жизнь расплачиваться будешь.

– Дьявол или нет, но в этом мире иногда приходится тушить пожар бензином, – мысленно ответил я. – Лишний инструмент не помешает. Особенно такой. Положу его на самое дно ящика с инструментами. Надеюсь, он мне никогда не понадобится.

Я взял визитку. Она была холодной на ощупь.

– Передайте мою благодарность.

Васнецов кивнул и плавно пошел дальше по коридору. Но через несколько шагов обернулся:

– И, лекарь… То, что вы сделали для Его Величества… Это не забудется. Ни хорошее, ни плохое в этих кругах никогда не забывается. Помните об этом.

Предупреждение? Угроза? Или просто констатация факта? В любом случае, он прав. Я вошел в их мир. И теперь я играю по их правилам. Нравится мне это или нет.

Столовая встретила меня божественным запахом свежих булочек с корицей и… борща? С самого утра?

За угловым столиком сидел Артем. Перед ним – тарелка борща размером с небольшой тазик. Он уплетал его с таким энтузиазмом, что у него шевелились уши.

– Борщ? – я сел напротив, не в силах скрыть удивления. – На завтрак?

Артем поднял голову, его лицо расплылось в широкой, счастливой улыбке. На его губе примострячился кусочек капусты.

– Илья Григорьевич! А я вас как раз ждал! – официальным тоном сказал он. – Борщ? Борщ хорош в любое время суток! Это же универсальное блюдо! И первое, и второе, и компот, и витамины!

Он отправил в рот огромную ложку, прожевал и с удовольствием проглотил.

– Всю ночь не спал. От Ксении не отходил ни на шаг. Медсестры меня уже выгонять пытались. Матрона эта приходила! Потом Неволин. Но я что-то решил подежурить до конца! Имею полное право наблюдать весь послеоперационный период!

Его энтузиазм был заразителен.

– Следил за каждым показателем! – продолжал он, размахивая ложкой, как дирижерской палочкой. – ВЧД, сатурация, сердечный ритм! Все записывал в блокнот! Это же уникальный случай! Революция в нейрохирургии! Мы с тобой проделали просто титаническую работу!

Я борюсь с императорами, спасаю империю, а он… он просто ест борщ. И в этом его сила. Он не рефлексирует, не строит сложных планов. Он живет здесь и сейчас. Иногда я ему по-хорошему завидую.

– Мы действительно неплохо поработали, – я взял чашку кофе и отхлебнул. – Спасибо тебе за помощь. Без тебя я бы не справился.

– Да брось, – он отмахнулся. – Это тебе спасибо. За то, что втянул меня в самую безумную авантюру в моей жизни. Честно, когда ты заорал «Крио-режим!», я подумал, что ты окончательно слетел с катушек. Но ты был прав. Черт возьми, ты снова оказался прав.

Он вдруг посерьезнел, отложил ложку.

– Кстати, мы можем возвращаться? В Муром? Соскучился по этому городку. Кристина там ждет наверно…

– Да, Артем, можем. Моя миссия здесь выполнена. Критический период миновал. Дальше – долгое, медленное восстановление, но это уже работа для местных специалистов.

Артем с облегчением откинулся на спинку стула.

– Слава богу. Поеду собираться. Только… – он поморщился. – Только сначала нужно пройти через все эти официальные процедуры. Аудиенция у Его Величества. Награждение. И эта клятва о неразглашении.

Он понизил голос.

– Честно говоря, я рад, что они наложат этот магический кляп. Я боюсь, что проболтаюсь во сне. Слишком уж велик груз этой тайны.

– Правильно боится, – одобрительно хмыкнул Фырк. – Этот понимает, что секреты Императора весят гораздо больше, чем его золото.

Вот он, мой друг. Не опьяненный успехом, не ослепленный императорской милостью. Просто хороший лекарь, который до конца понимает всю тяжесть того, что мы сделали. И по праву боится этого. Именно поэтому я и доверяю ему.

После завтрака я пошел в палату Ксении. Последний осмотр перед отъездом.

Вся команда была здесь. Неволин, стоя у монитора, что-то тихо объяснял двум молодым ординаторам, присланным из местной клиники. Марина Львовна проверяла капельницу. Две медсестры меняли постельное белье с такой синхронностью, что позавидовал бы любой балет Большого театра.

– А, Илья Григорьевич! – Неволин повернулся ко мне. – Как раз вовремя. Смотрите.

На мониторе была последняя ЭЭГ. Волны ровные, ритмичные. Альфа-ритм доминировал. Никаких патологических паттернов.