Текст книги "Лекарь Империи 9 (СИ)"

Автор книги: Сергей Карелин

Соавторы: Александр Лиманский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

Глава 3

Я стоял в полутемном тамбуре, прижимая к груди свинцовый контейнер. Холод металла проникал даже сквозь ткань халата.

Серебряный замер в двух шагах от меня. Только глаза за стеклами очков были живыми – внимательными, изучающими.

Проблема.

У меня в руках был ключ к спасению миллионов жизней, но я не мог открыть им дверь, не показав его тому, кто мог запросто украсть и сам замок.

Тайная комната профессора – это святая святых, последнее убежище гения, доверенное мне духом больницы. Привести туда Серебряного – это все равно что пустить чуму в стерильную операционную.

Предательство памяти Снегирева. Предательство доверия Фырка. Я скорее умру, чем сделаю это. Но без его помощи в расшифровке я буду копаться в этом коде, пока от Мишки не останется горстка синих кристаллов. Утрирую, конечно.

Парадокс – нужно доверить главный секрет тому, кому не доверяешь даже собственную ручку.

– Разумовский, – голос Серебряного был обманчиво мягким. – Вы уже третью минуту стоите с видом человека, решающего судьбу мира. Поделитесь мыслями?

– Обдумываю логистику поисковой операции, – ответил я, глядя ему прямо в глаза.

Полуправда – лучшая ложь.

Навык, отточенный годами врачебной практики – когда нужно сказать родственникам правду, но не всю. Сообщить о тяжелом диагнозе, но оставить лучик надежды.

Я действительно обдумывал логистику, просто не ту, о которой он подумал.

Фырк материализовался на моем плече – взъерошенный, нервный, его усики подергивались как сейсмограф перед землетрясением.

– Двуногий, ты что, серьезно думаешь показать этому психу комнату профессора⁈ – мысленно взвизгнул он. – Ты совсем башкой тронулся⁈ Это все равно что дать обезьяне гранату!

Нет, комнату я ему не покажу. Никогда. Но тетрадь… Формула слишком сложна. Я буду отгадывать значения этих сказочных аллегорий до второго пришествия…

А время тикает. Тридцать семь часов. Каждая упущенная минута – может обернуться миллионами погибших эритроцитов в теле маленького мальчика.

– Слушай, Фырк, – мысленно обратился я к Фырку, стараясь не изменяться в лице. – Ситуация критическая. Без помощи Серебряного и его связей мы не успеем расшифровать формулу и найти компоненты. Можно показать ему тетрадь? Только тетрадь.

– НИ ЗА ЧТО! – взвизгнул Фырк так громко, что я едва удержался от вздрагивания. – Этот фокусник-душегуб использует знания профессора в своих темных делишках! Представь, что будет, если убийца-менталист получит формулу биологического оружия!

– Фырк, послушай, – мой мысленный голос стал жестким, обрывая его истерику. – Речь идет не о политических интригах или власти. Речь о жизни шестилетнего мальчика! Мишка Шаповалов умирает прямо сейчас, в реанимации, подключенный к ЭКМО, который превратился в орудие убийства. И еще тысячи людей по всему городу. У нас тридцать семь часов. Тридцать семь! Нет времени на твою паранойю.

Фырк заметался по моему плечу – прыгал с плеча на голову, с головы на другое плечо, явно борясь сам с собой.

Преданность памяти профессора против отчаянной необходимости спасать живых. Маленький пушистый комок метафизической агонии.

– Ладно… – наконец выдохнул Фырк, и в его писклявом мысленном голосе слышалась настоящая боль. – Черт с тобой, двуногий упрямец. Показывай тетрадь. Но ТОЛЬКО тетрадь! Ни слова о комнате! Ни намека! Если спросит, где нашел – скажешь, что в общем архиве валялась. Между отчетами о расходе бинтов за тысяча девятьсот девятнадцатый год и накладными на поставку морфия. Понял?

– Спасибо, пушистый параноик, – сказал я ему мысленно. – Знаю, как тебе тяжело. Но это необходимо.

Я повернулся к Серебряному, стараясь выглядеть так, будто только что принял взвешенное и абсолютно логичное решение. А не заключил сделку с собственной совестью.

– Пойдемте. Нам нужно место для спокойной работы.

– Куда именно? – Серебряный чуть наклонил голову, и этот жест напомнил мне хищную птицу, изучающую потенциальную жертву с высоты. Он явно почувствовал перемену в моем настроении.

– Ординаторская хирургии. В это время там пусто – все врачи либо на обходах, либо в операционных. И там есть большой стол для документов.

И главное – это нейтральная территория. Не моя, не его. Никаких скрытых преимуществ ни для кого.

Мы молча прошли на второй этаж. Коридоры уже наполнились больничной симфонией – скрип колес каталок, звон металлических лотков, приглушенные голоса медсестер.

Где-то надрывался телефон, из палаты доносился надсадный кашель. Обычный день в больнице. Рутина жизни и смерти.

Никто из этих людей – санитарок, драящих полы, медсестер, раздающих таблетки, пациентов, ковыляющих в туалет, – не знает, что мы несем в руках ключ к спасению города.

И пусть так и остается. Неведение – благо. Паника – худший враг в кризисе, она распространяется быстрее любого вируса. Через пять минут мы зашли в ординаторскую.

– Уютно, – прокомментировал Серебряный, брезгливо осматривая обстановку. Он провел пальцем по спинке стула. – Прямо чувствуется атмосфера великих медицинских открытий.

– Не нравится – можете подождать снаружи, – сурово сказал я, чувствуя, как раздражение начинает брать верх над усталостью.

– О нет, я останусь, – он улыбнулся одними уголками губ. – Слишком интересно, какие секреты прячет наш загадочный господин лекарь Разумовский.

Проницательная сволочь. Он чувствует, что я что-то скрываю.

Менталисты, как я успел понять, не читают мысли напрямую без физического контакта. Но эмоции, микровыражения лица, язык тела, малейшие изменения ауры – все это открытая книга для опытного наблюдателя. А он был не просто опытным, он был гением в своем деле.

Я запер дверь изнутри – старый замок скрипнул протестующе. Положил свинцовый контейнер на стол. Затем, с тяжелым вздохом, достал красную тетрадь.

Момент истины. Сейчас я передаю потенциальному врагу оружие невероятной силы. Или инструмент спасения. Грань между ними тонка как лезвие скальпеля.

– Это формула антидота, – сказал я, раскрывая тетрадь на нужной странице. Голос прозвучал ровно, гораздо увереннее, чем я себя чувствовал. – Профессор Снегирев создал ее сто лет назад, но зашифровал компоненты метафорами.

Серебряный склонился над столом, и на мгновение его тень полностью накрыла старую бумагу. Его бледные пальцы – длинные, с идеальным маникюром – скользили по строчкам, не касаясь пожелтевших страниц.

– Очаровательно… – прошептал он, и в его голосе впервые за все время нашего знакомства прозвучало что-то похожее на искреннее восхищение. – Это же… это революция! Гибрид алхимии и биохимии, опережающий свое время на столетие. Эти формулы… я видел нечто подобное только в закрытых архивах… Но эти названия компонентов… «Кровь дракона», «Слезы феникса», «Прах святого мученика»… Это же детские сказки.

– Не сказки, а шифр, – я развернул рядом с тетрадью пожелтевшую карту Мурома, стараясь, чтобы мои руки не дрожали от напряжения. – Смотрите. Семь красных крестиков по всему городу.

Карта была старой, но на удивление точной. Снегирев был педантичен даже в своей паранойе. Каждая метка была выверена до метра.

– Семь компонентов, семь меток на карте, – продолжил я, излагая свою теорию. – Снегирев спрятал реальные химические вещества в тайниках по всему городу. Классическая предосторожность параноика – разделить секрет на части, чтобы никто не мог использовать его целиком.

И молиться, чтобы за сто лет бумага не разложилась. Химия – штука капризная. Даже самые стабильные соединения имеют срок годности. Особенно органика.

Впрочем, Снегирев мог использовать магическую консервацию. Локальный стазис-пузырь, заморозка времени в ограниченном пространстве.

Теоретически это было возможно, но практически – требовало огромных затрат энергии и знаний, граничащих с безумием. Судя по этой тетради, безумия у профессора хватало.

Серебряный снова склонился над формулой. Его глаза двигались по строчкам с невероятной скоростью. Он не читал, он сканировал, поглощал информацию…

– Интересно… Очень интересно… – он постукивал кончиком пальца по столу. – Большинство компонентов – это действительно сложные, но вполне материальные химические соединения. Вот здесь, – он указал на цепочку символов, – органическая кислота редкой конфигурации. Тут – алкалоид, модифицированный магическим воздействием. Все это можно стабилизировать, законсервировать… Но вот этот компонент… – он ткнул пальцем в строчку. – «Слезы феникса» – это явно нечто иное. Смотрите на структуру формулы вокруг него.

– Что не так?

– Видите эти символы? – Серебряный указал на странные значки, окружающие «Слезы феникса» как электроны атомное ядро. – Это не химическая нотация. Это руны стабилизации магической энергии. Причем очень специфические – я видел подобное только в запрещенных гримуарах Инквизиции. Те, за хранение которых полагается казнь.

Запрещенные гримуары. Ну конечно. А чего еще ожидать от человека, который, по сути, убивает людей силой мысли?

Удивительно, что его еще не сожгли на каком-нибудь тихом заднем дворе Гильдии. Хотя, возможно, Инквизиция использует его как свой собственный, ручной скальпель – грязную работу кто-то должен делать.

– Это катализатор? – спросил я, пытаясь перевести его эзотерические откровения на язык понятной мне химии.

– Более того. Это ключевой компонент, который связывает воедино химическую и магическую составляющие формулы. Без него остальные ингредиенты – просто набор реактивов. С ним – они становятся лекарством. Или оружием, в зависимости от применения.

Оружие. Он сразу думает о военном применении. Профессиональная деформация убийцы. У меня – спасти. У него – убить. Идеальная команда, блин.

– Нужно позвать помощников, – сказал я, отходя от стола. – Семь точек – слишком много для нас двоих. Да и времени мало.

– Согласен. У вас есть надежная команда?

– Есть. Молодые ординаторы. Величко, Фролов, Муравьев. Толковые ребята, хоть и зеленые.

Я достал телефон, набрал номер Величко.

– Семен, срочно в ординаторскую хирургии. И захвати Фролова с Муравьевым. Дело жизни и смерти. Буквально.

– Уже бегу, Илья! – в трубке послышался топот ног и тяжелое дыхание. – Две минуты!

Хороший все-таки парень. Не тратит время на лишние вопросы, просто действует. Из таких получаются либо великие лекари, либо мертвые герои. Искренне надеюсь, он проживет достаточно долго, чтобы стать первым.

Фырк, до этого молчавший, устроился на краю стола и принялся с важным видом разглядывать карту.

– Знаешь, двуногий, меня гложут смутные сомнения, – проскрипел он у меня в голове. – Слишком уж все просто – вот карта, вот крестики, идите и найдите. Снегирев был параноиком высшей пробы. Не мог он оставить такой очевидный след.

Фырк прав. Снегирев скорее всего перестраховывался даже в мелочах. Это похоже на ловушку или проверку. Но другого следа у нас нет.

Будем работать с тем, что есть, и надеяться на лучшее. Классическая врачебная тактика в безнадежной ситуации.

Через три минуты в дверь постучали.

Я открыл. Величко, Фролов и Муравьев ввалились в комнату – запыхавшиеся, взволнованные, с горящими от адреналина глазами. Молодость и энтузиазм – гремучая, но очень эффективная смесь.

– Илья, что случилось? – выпалил Величко. – Мишка? Ухудшение?

– Хуже. Садитесь, времени мало.

Я кратко изложил им ситуацию – мутация вируса, формула Снегирева, зашифрованные компоненты и карта с тайниками. Умолчал только о тайной комнате, Архитекторе и настоящем источнике тетради.

Полуправда снова. Становится привычкой.

Опасная привычка – ложь имеет свойство накапливаться, как снежный ком, и рано или поздно этот ком тебя похоронит. Но сейчас правда была слишком опасна.

– Погодите-погодите, – Фролов поправил очки. Это был его нервный жест, хотя очки сидели идеально. – Вы хотите сказать, что лекарство от смертельной эпидемии спрятано в семи тайниках по всему городу? Как в компьютерной РПГ? Собери семь кристаллов и спаси мир?

– Именно так. И у нас есть карта с метками.

– Это безумие, – пробормотал Муравьев, но в его глазах уже загорелся азарт. – Полное безумие. Я в деле

Вот за что я люблю молодых – они еще не разучились верить в чудеса и бросаться в авантюры с головой. С возрастом это проходит, заменяется цинизмом, осторожностью и пониманием того, что за каждым «квестом» следует утомительное заполнение бумаг.

Я развернул карту на столе, ее потертая поверхность хранила следы десятков рук и, возможно, капель кофе.

– Давайте попробуем расшифровать метафоры. Первая точка – «Кровь дракона». Крестик стоит на старой котельной в промышленной зоне. Что там может быть связано с драконами?

– Драконы дышат огнем, – медленно проговорил Величко, его лоб сосредоточенно наморщился. – Котельная – тоже про огонь. Может, какой-то реагент, связанный с высокотемпературными процессами? Или продукт горения особого состава?

– Или просто что-то красное и горячее, – предложил Фролов, поправляя очки. – Расплавленный металл? Особый вид стекла?

– А может, это вообще метафора метафоры? – встрял Муравьев. – Типа, «кровь дракона» – это название какого-то старого промышленного продукта? Сто лет назад любили давать поэтические названия всякой химии. «Парижская зелень», «Венецианские белила»…

Все версии имели право на жизнь.

Проблема в том, что проверить их можно было только на месте. А время уходило. Каждый щелчок секундной стрелки на настенных часах отдавался у меня в голове как удар метронома, отсчитывающего последние часы жизни Мишки.

– В любом случае, – сказал Серебряный, выпрямляясь, – гадать бесполезно. Нужно ехать и проверять каждую точку. И быстро – у нас меньше тридцати семи часов.

Он обвел всех взглядом, и в его позе появилось что-то императивное – выпрямленная спина, чуть поднятый подбородок, руки заведены за спину. Поза человека, привыкшего отдавать приказы и не терпящего возражений.

– Отлично. План такой: Разумовский едет со мной к самой важной точке – где «Слезы феникса». Это ключевой компонент, без него остальное бесполезно. Остальных распределим по другим адресам. Величко – на котельную, Фролов – на кладбище, Муравьев…

– Стоп, – я перебил его, медленно поднимаясь. Встал так, чтобы оказаться между ним и моими «хомяками». – Магистр Серебряный, давайте проясним раз и навсегда. Это моя больница, моя команда и моя операция. Вы – ценный консультант, возможно, незаменимый специалист по магической части. Но командовать здесь буду я.

Момент истины. Либо я утверждаю свой авторитет сейчас, либо потеряю контроль над ситуацией навсегда. С хищниками нельзя показывать слабость – почуяв кровь, они атакуют. А Серебряный был хищником до мозга костей, и сейчас он явно прощупывал границы моего терпения.

Температура в комнате словно упала на несколько градусов. Серебряный медленно, очень медленно повернулся ко мне. В его глазах мелькнуло что-то – не злость, нет, что-то гораздо более опасное.

Интерес. Холодный интерес, как у кота, увидевшего мышь, которая не убегает, а вдруг останавливается и шипит в ответ.

Фырк на моем плече тоже зашипел, вставая на задние лапки и распушая хвост.

– Осторожно, двуногий! Его аура стала колючей как дикобраз! И ядовитой как рыба фугу! Он сейчас что-нибудь ментальное выкинет! Или просто шею свернет!

Нет, не свернет. Не здесь, не сейчас. Ему нужна эта операция так же, как и мне.

По своим, туманным причинам, но нужна. Сейчас я ему полезен. А полезные инструменты не ломают.

Секунда тишины. Две. Три.

«Хомяки» застыли, как мыши под взглядом удава, инстинктивно чувствуя смертельное напряжение. Я видел, как Семен Величко незаметно сжал кулаки, готовый, если что, броситься на магистра. Бесполезный, но невероятно трогательный жест.

И вдруг Серебряный улыбнулся. Холодно, с долей насмешки, но в этой улыбке было что-то похожее на уважение.

– Хорошо, командир Разумовский. Признаю вашу власть в этих стенах. Каковы будут ваши приказы?

Сдался слишком легко. Это игра? Он просто решил, что спорить сейчас контрпродуктивно?

С менталистами никогда не знаешь – они играют в трехмерные шахматы, когда все остальные играют в шашки.

– Вы остаетесь здесь, – сказал я твердо, не давая себе времени на раздумья. – Ваша задача – подготовить все необходимое для синтеза антидота. Когда мои люди привезут компоненты, нужно будет немедленно начать работу. Вы же говорили, что магическая часть формулы требует особой подготовки?

– Действительно требует, – Серебряный чуть прищурился, явно оценивая мой тактический ход. – Но я мог бы…

– Плюс, – я не дал ему закончить, – вам нужно следить за Светланой. Вдруг Архитектор попытается выйти на связь? Или убрать ее? Это может дать нам след.

– Я – сидеть в больнице как нянька, пока вы бегаете по городу, играя в казаки-разбойники? – в голосе Серебряного появились ядовитые, шипящие нотки.

– У вас есть связи в столице. Свяжитесь с вирусологом, о котором говорили. Подготовьте его к работе. Нам понадобится лучший специалист по биоалхимии, чтобы адаптировать формулу.

Серебряный помолчал, обдумывая. Его холодные глаза оценивали мои аргументы, как гроссмейстер оценивает позицию на доске. Потом нехотя кивнул.

– Логика в ваших словах есть. Хорошо. Пока вы будете играть в искателей сокровищ, я подготовлю лабораторию и проконсультируюсь с Арбениным – это лучший биоалхимик Империи.

– Отлично! Так, – я повернулся к «хомякам», которые все еще стояли, боясь дышать. – Нужно поговорить с главврачом, – решил я. – Это слишком масштабно, чтобы действовать без ее ведома. Нам понадобится ее поддержка. И, возможно, транспорт.

Кабинет Анны Витальевны встретил меня полумраком. Тяжелые бархатные шторы были плотно задернуты. Только настольная лампа создавала одинокий круг света на заваленном бумагами столе.

Что это она тут устроила?

Сама Кобрук выглядела так, словно не спала неделю. Темные круги под глазами превратились в настоящие синяки. Волосы, обычно уложенные в идеальную, строгую прическу, выбились растрепанными прядями. Белый халат был помят.

Она стареет на глазах.

Эта эпидемия убивала не только пациентов – она пожирала лекарей изнутри. Стресс, запредельная ответственность, чувство бессилия – смертельный коктейль, который разрушает организм похлеще любого вируса.

– Разумовский? – она подняла тяжелую голову от бумаг. – У вас такое лицо… Либо вы нашли лекарство от всех болезней, либо больница вот-вот взорвется. Что из двух?

– Первое, Анна Витальевна. По крайней мере, надеюсь.

Она выпрямилась в кресле, и в ее потухших было глазах вспыхнул острый, голодный огонек надежды.

– Правда? Не шутите со мной, Разумовский. У меня нет сил на разочарования.

– Не шучу. Я нашел формулу антидота. Создана профессором Снегиревым сто лет назад, во время первой вспышки «стекляшки».

Опять полуправда. Но как объяснить ей про тайную комнату, про исповедь создателя биологического оружия, про мистическую карту, которая, по сути, является ключом к спасению мира?

Прозвучит как бред сумасшедшего. В лучшем случае. В худшем – меня самого отправят на принудительное лечение.

– Снегирев? – она нахмурилась. – Но его архивы изучали десятки раз…

– Есть один, до которого никто добраться не смог. Он спрятал формулу. Разделил на части. Параноидальная предосторожность – боялся, что формула попадет не в те руки и будет использована как оружие.

– И?

– Компоненты спрятаны в тайниках по всему городу. У меня есть карта с метками. Семь точек, семь веществ. Нужно собрать их все, чтобы синтезировать антидот.

Кобрук смотрела на меня так, словно пыталась поставить мне диагноз.

– Вы хотите сказать, что великий Снегирев устроил… квест? Спрятал лекарство от смертельной болезни как пиратский клад?

– Именно так. Знаю, звучит безумно…

– Звучит как бред горячечного больного! – она резко встала, прошлась по кабинету. – Тайники, карты, зашифрованные послания… Разумовский, вы уверены, что это не чья-то злая шутка? Или фальшивка?

– Уверен. Формула подлинная – я проверил по стилю, почерку, даже по составу чернил. Это рука Снегирева.

Точнее, Фырк проверил. Он же рассказал про эту тайную комнату. Но об этом она знать не должна.

– Допустим, – она остановилась, скрестив руки на груди. – Допустим, я вам верю. Что вам нужно?

– Люди и транспорт для поисковой операции. Семь человек для семи точек. У меня уже есть Величко, Фролов, Муравьев. Нужны еще Артем из реанимации, Кристина из хирургии. И Вероника Орлова…

– Стоп, – она резко повернулась ко мне, ее взгляд стал жестким. – А вы? Вы тоже поедете?

– Естественно, я должен…

– Нет, – отрезала она. – Категорически нет. Вы – мозг этой операции. Единственный, кто понимает что тут происходит. Единственный, кто может справиться с любым медицинским форс-мажором в больнице, если что-то пойдет не так. Что будет, если с вами что-то случится? Если вы попадете в аварию, провалитесь в старый колодец или отравитесь древними испарениями в одном из этих тайников?

Об этом я тоже думал.

Я незаменим не из-за своих талантов, а из-за уникальности ситуации. Только я знаю всю картину целиком. Но сидеть в тылу, когда мои люди рискуют… это было невыносимо.

– Вы остаетесь здесь, – продолжила Кобрук, и ее голос не оставлял пространства для споров. – Будете координировать операцию из этого кабинета. Принимать доклады, решать проблемы, готовиться в общем. И заодно присмотрите за вашим… консультантом.

– Серебряным?

– Именно. Я не доверяю этому типу. Менталист в моей больнице – это как бомба с часовым механизмом. Неизвестно, когда рванет и кого зацепит.

Она права. Оставлять Серебряного без присмотра – все равно что оставить лису в курятнике. Слишком умный, слишком опасный, слишком непредсказуемый.

– Хорошо. Но нам все еще нужен седьмой человек. Надежный, решительный, способный действовать в нестандартной ситуации.

Я хотел было предложить Киселева – старый интриган, но опытный и хитрый, – но Кобрук посмотрела на меня со странным выражением.

В ее уставших глазах смешались вызов и какая-то давно забытая, почти девичья ностальгия.

– Разумовский, ответьте честно. Вы мне доверяете?

Вопрос не застал меня врасплох.

Да. Без всяких сомнений. Она была из старой гвардии – тех, для кого долг был выше личной выгоды, а клятва Гильдии – не пустыми словами, выжженными на красивом дипломе.

– Больше, чем многим, Анна Витальевна.

– Хорошо, – она решительно встала. – Тогда седьмой буду я.

– Вы⁈ – я не смог сдержать удивления. – Но вы же…

– Что? Старая? Административный работник? Забыла, что такое полевая работа? – она усмехнулась, и в этой усмешке на мгновение мелькнула тень той молодой девушки, которой она была тридцать лет назад. – Разумовский, я начинала санитаркой в полевом госпитале во время пограничного конфликта с Туркестаном. Видела три эпидемии, две локальные войны и один государственный переворот. Думаете, меня испугают какие-то пыльные тайники?

Железная леди оказалась боевой валькирией в отставке. Кто бы мог подумать. Мир в очередной раз показал, что не стоит судить о людях по их должностям и седым волосам.

– Но больница…

– Справится несколько часов без меня.

Профессиональное выгорание. Оно настигает всех, даже самых сильных. Даже она, несгибаемая Кобрук, устала от этой бесконечной бюрократической мясорубки.

И теперь хватается за шанс снова почувствовать себя лекарем, а не администратором. Снова оказаться на передовой, а не в штабе.

Я ее понимал.

– Хорошо, – кивнул я. – Так и поступим.

– Созывайте всех, – улыбнулась она. – Будем спасать этот город. И плевать, что для этого придется играть в пиратов, ищущих сокровища капитана.