Текст книги "Лекарь Империи 9 (СИ)"
Автор книги: Сергей Карелин
Соавторы: Александр Лиманский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)
Глава 16
Фырк осторожно выглянул из-за моей головы, пробежал левее и уселся на моем плече. Напрягся. Его маленькие астральные когти пробили ткань пиджака и впились мне в кожу.
– Эй ты! – прорычал лев, увидев бурундука. – Ты, мелкая блохастая тварь! Опять связался с человеком⁈ От тебя разит двуногим за версту! Нарушаешь запрет Совета!
Совет? Какой еще Совет? Тот самый, о котором постоянно твердил Фырк? И откуда он знает его самого?
Я ожидал, что он спрячется. Исчезнет, как делал всегда при появлении посторонних. Станет невидимым, неслышимым, несуществующим.
Вместо этого…
Воздух вокруг него задрожал. Раз, другой. На третий – вспыхнул рыжим пламенем.
Фырк двинулся вперед. Видимый. Осязаемый. Реальный.
Маленький бурундук с вздыбленной шерстью и растопыренными усами. Хвост – пушистая метелка, поднятая вертикально, как боевое знамя. Он демонстративно отряхнулся – движение было нарочито медленным, полным презрения.
– А от тебя, Ррык, все так же несет нафталином и старческим маразмом! – прозвучал в моей голове писклявый, но наглый голос Фырка. – Сколько лет прошло с нашей последней встречи? Сто? Двести? Ты все такой же напыщенный коврик для вытирания ног!
Температура в комнате упала градусов на десять. Лев – Ррык – медленно, очень медленно повернул свою массивную голову к Фырку. В его глазах вспыхнули настоящие искры – крошечные электрические разряды заплясали между ресницами.
– Мелкий грызун… – пророкотал он. – Да я из тебя чучело сделаю! Набью опилками и поставлю в кабинете для устрашения мышей!
– Только попробуй, блохастая облезлая шкура! – не унимался Фырк. – Я из твоей гривы гнездо совью! И яйца отложу! И птенцов выведу! Будешь ходячим инкубатором!
– Стоп! – крикнул я, хватаясь за голову. Ментальные голоса били по мозгам как молотом. – Прекратите оба! Сейчас же!
Они меня не слышали. Или не хотели слышать.
Ррык присел, готовясь к прыжку. Мышцы под его призрачной шкурой напряглись, перекатились. Задние лапы уперлись в пол – мрамор под его когтями пошел призрачными трещинами.
Фырк распушился до размеров теннисного мячика. Он издал боевой клич – нечто среднее между писком мыши и воем пожарной сирены.
А потом…
Он сорвался с места. Маленькая голубая молния метнулась прямо на льва. Без страха и колебаний. Пятнадцать сантиметров возмущенной ярости против двух метров призрачной плоти и когтей.
Ррык прыгнул навстречу. Время замедлилось. Я видел, как разверзается его пасть – клыки размером с мой палец. Видел, как Фырк выставил вперед свои крохотные лапки с коготками-иголочками.
Столкновение было неизбежным.
Я дернулся вперед, ожидая звуков бойни. Хруста костей. Предсмертного писка. Рыка победителя. Брызг крови – пусть и астральной – на стенах.
Думал как их разнять. Но как это сделаешь? Они же полностью неосязаемы.
Но вместо этого…
Тишина.
А потом – странный звук. Глухое урчание, переходящее в… смех?
И мой мозг, привыкший к логике и причинно-следственным связям, на мгновение отказался обрабатывать то, что я увидел.
Картина была сюрреалистичной. Огромный призрачный лев лежал на спине, задрав все четыре лапы кверху. Поза абсолютно не царственная – скорее как у домашнего кота, выпрашивающего почесать пузо.
А Фырк, забыв обо всякой опасности, катался по его огромному призрачному животу, и они… играли?
Они покусывали друг друга – беззлобно, шутливо. Толкались лапами. Возились как два щенка. Или как старые друзья, которые не виделись сто лет и теперь изображают драку для публики.
– Старый пройдоха! – смеялся Фырк, дергая льва за призрачный ус.
– Мелкий паршивец! – урчал Ррык, легонько прихватывая бурундука зубами и тут же отпуская.
– Скучал?
– Еще как! Тут такая скукотища без тебя, просто сдохнуть можно!
Мой мир, только что выстроенный на логике и медицинских протоколах, дал трещину и с грохотом развалился на части. Все, что я знал о фамильярах, о их природе – все летело к чертовым собачкам.
– Вы… – голос сел от неожиданности, пришлось откашляться. – Вы знакомы?
Они замерли. Синхронно повернули головы ко мне. Переглянулись.
И расхохотались еще громче. Лев издавал глубокий, вибрирующий рык, от которого дрожал пол, а бурундук пищал так тонко, что едва не закладывало уши, держась крохотными лапками за живот.
– Знакомы? – Фырк вытер астральную слезу, выступившую от смеха. – Двуногий, мы с этим старым драным котом друзья… сколько уже, Ррык? Пятьдесят лет?
– Пятьдесят два, если быть точным, – поправил Ррык, грациозно, как настоящая кошка, перекатываясь на живот. – Ты забыл тот случай с призраком в морге. Когда мы вдвоем гоняли его по всей больнице, а он пытался отбиваться от нас тазом.
– А! Старый Евстигней! Точно! – Фырк подпрыгнул от восторга. – Как он визжал! «Отпустите меня в мир иной! Я раскаиваюсь!» А мы ему: «Сначала верни украденные у санитарок простыни, потом поговорим!»
– А помнишь, как он пытался спрятаться в холодной камере для трупов?
– И застрял! Его полупрозрачная задница торчала наружу!
Они снова покатились со смеху. Два духа, хохочущих над шуткой пятидесятилетней давности. Как два старика на лавочке, вспоминающие бурную молодость.
Ррык наконец встал. Отряхнулся – движение чисто кошачье, от кончика носа до кончика хвоста. Подошел ко мне. Вблизи он выглядел еще внушительнее, но теперь в его глазах не было угрозы. Только любопытство и… усталость? Глубокая, вековая усталость существа, которое видело слишком много.
– Итак, ты новый подопечный этого хвостатого идиота?
– Эй! Я не идиот!
– Конечно-конечно. Ты гений. Который нарушил главный запрет Совета.
Атмосфера изменилась мгновенно. Как будто кто-то резко выключил свет. Фырк напрягся, его хвост встал трубой. В его маленьких черных глазках мелькнула… паника?
– Ррык, не начинай…
– А что такого? – лев повел плечами, жест был удивительно человеческим. – Твоему человеку все равно рано или поздно придется узнать. Совет Хранителей был предельно ясен после того случая с графиней Рыльской. Никаких привязанностей к людям. Никакой помощи. Никакого прямого вмешательства.
– Ррык!
– Ты же помнишь, что сделали с Битсом? Пятьдесят лет изоляции в астральном колодце. И это еще мягкое наказание было, учитывая…
Фырк прыгнул. Всем своим маленьким весом врезался в бок льва. Ррык осекся на полуслове.
– Ой. Да. Точно. Забыл. Старость, склероз, дырявая память. Вчера не помню, что ел на завтрак.
Но я уже все услышал. И понял. Фамильярам запрещено помогать людям.
Официально, на уровне их собственного управления – этого Совета. Но ведь раньше они помогали. Что изменилось?
А Фырк нарушил запрет. Ради меня. Почему? Сделал вид, что ничего не заметил. Отвернулся, изучая пустую комнату. Но в памяти все записал. Разберусь позже, когда останемся с Фырком наедине.
– Ррык, к вашим услугам, – Ррык церемонно поклонился. На двухметровом призрачном льве это выглядело одновременно величественно и комично. – Но друзья зовут меня просто Ррося. Хранитель этой скучнейшей богадельни вот уже… ох, даже считать не хочется. Восемьсот лет? Девятьсот? После пятисотого года сбился со счета.
– Илья Разумовский.
– Знаю-знаю. Создатель чудо-антидота, спаситель детишек, гроза инквизиции, любимчик Фырка и прочее, прочее. Слухи о тебе долетели даже в это богом забытое место. Хотя какие тут слухи – в последнее время тут такой дурдом творится!
– Дурдом?
– Ну да! – Ррык улегся, скрестив передние лапы. Поза сфинкса. – Сначала этот ваш менталист-психопат носится по больнице как ужаленный. Лезет в подвалы, шарится по архивам, распугал всех младших духов. Потом – бац! – является целая толпа провинциалов. Не в обиду будет сказано, конечно.
Не в обиду. Трехметровый призрачный лев говорит «не в обиду». Милота.
– Какие еще люди? – не понял я.
– Если б я знал! Устроили тут шабаш ведьм! – пророкотал Ррык. – шарятся по подвалам с фонарями, что-то ищут, копают… Я уже думал, клад закопанный нашли. Или труп прячут. А они, оказывается, за какой-то склянкой охотились!
– Склянкой?
– Да. Нашли, кстати. Хотя я бы на их месте эту дрянь не трогал. От нее так воняло… – он брезгливо принюхался, морщась. – Как от Фырка после купания в канализации.
– Это было ОДИН раз! – взвился Фырк, подпрыгивая на месте. – И не по моей вине! Та крыса сама туда нырнула!
– Ага, конечно. Крыса виновата. Она тебя за хвост тащила, да? Заставляла прыгать в сточную трубу?
– Она украла мой орех!
– Один орех. Ты из-за одного ореха…
– Это был ОСОБЕННЫЙ орех! Из личных запасов императрицы Екатерины!
– Которая умерла сто лет назад!
– Орехи не портятся!
Они снова начали препираться. Как старая супружеская пара, спорящая о том, кто последний раз выносил мусор. Столько лет дружбы – это вам не шутка. Интересно, что их связало? Два духа-хранителя из разных больниц… Стоп. А может, и не из разных? Может, Фырк не всегда был духом Муромской больницы? Может…
– Ррык, – перебил я их бесконечную перепалку. – А что это за Совет, который запрещает фамильярам…
Бурундук и лев переглянулись, но ответить мне никто не успел.
– Разумовский! —голос Серебряного разрезал воздух как скальпель.
Холодный, точный, без малейшего намека на эмоции. Он стоял в дверном проеме дальней комнаты – бледная тень в идеально сидящем темном костюме.
Его взгляд скользнул по помещению, остановившись на мне и пойдя дальше.
Профессиональное игнорирование.
– Наконец-то вы прибыли, а я уже выбежал вас встречать. Вдруг вы заблудились! Водитель отзвонился десять минут назад. Сообщил, что вы прибыли.
Ррык медленно повернул свою массивную голову к менталисту. В его глазах вспыхнули искры. Настоящие электрические разряды.
– Менталист, – прорычал он. Тихо, угрожающе. Как далекий раскат грома перед грозой. – Все такой же высокомерный щенок. Думаешь, если не смотришь на нас, мы исчезнем?
Серебряный даже бровью не повел. Он просто развернулся и пошел по коридору, ведущему из комнаты. Его движения были четкими, выверенными, почти механическими. Робот, а не человек.
– Идемте, Разумовский. Времени в обрез.
Я посмотрел на Фырка. Тот сидел на плече льва, и оба они смотрели вслед Серебряному с одинаковым выражением неприкрытой ненависти. Если бы взгляды могли убивать, от менталиста осталась бы лишь горстка пепла.
– Иди, двуногий, – Фырк спрыгнул ко мне на плечо, его маленькое тельце было напряжено как пружина. – Потом поговорим. Много о чем поговорим.
– И заходи в гости! – крикнул Ррык мне вслед. – Если выживешь после встречи с этими заговорщиками! У меня внизу есть отличный погреб с вином пятидесятилетней выдержки! Фырк знает дорогу!
– Заговорщиками? – обернулся я.
Но Ррык уже растворялся. Его контуры становились прозрачными, превращались в серебристый дым.
– Услышишь много интересного, человечек. Много интересного и страшного. Держись покрепче за своего бурундука. И за свою душу. Здесь легко потерять и то, и другое.
Он исчез. Остался только запах озона и легкий, необъяснимый холодок, пробежавший по спине.
Коридоры Центральной Клиники оказались настоящим лабиринтом. Мы шли молча – Серебряный впереди, быстрым, размеренным шагом, я следом, стараясь не отставать. Повороты следовали один за другим без всякой видимой логики. Направо. Налево. Снова направо. Вверх по широкой парадной лестнице. Вниз по узкой, служебной.
Он водит кругами. Запутывает. Чтобы я не смог найти дорогу обратно, если захочу уйти.
– Паранойя? – спросил я после пятого одинакового поворота.
– Предосторожность.
– От кого?
– От всех.
Лаконично. В стиле Серебряного. Но в его голосе появилось что-то новое. Напряжение? Усталость? Или даже… страх?
– Куда мы идем?
– На встречу.
– С Тайной Канцелярией?
– Можно и так сказать.
Уклончиво. Значит, что-то не так. Это не официальная встреча? Или официальная, но не та, которую я ожидаю?
– Игнатий, если вы меня обманули…
Он остановился. Резко, словно наткнулся на невидимую стену. Обернулся. В его бледных, почти бесцветных глазах промелькнула странная смесь раздражения и… сожаления?
– Разумовский, определитесь, чего вы хотите. Спасти жизни? Или соблюсти протокол? Получить официальное одобрение Гильдии? Или запустить производство антидота как можно скорее?
– Я хочу правды.
– Правда – это роскошь, которую мало кто может себе позволить, – он усмехнулся без тени веселья. – Особенно в столице. Особенно сейчас.
– Красиво сказано. Но я все равно хочу знать, куда вы меня ведете.
Он отвернулся. Постоял секунду, глядя в тускло освещенный конец коридора. Потом произнес тихо, почти шепотом:
– К людям, которые решают судьбу Империи. Не де-юре, а де-факто. Не на бумаге, а в реальности. Это все, что я могу сказать. Остальное… увидите сами.
Он продолжил свой путь. А я, посмотрел неодобрительно ему вслед и последовал за ним, понимая, что пути назад уже нет. Я добровольно входил в кроличью нору, совершенно не представляя, что ждет меня на дне.
Мы остановились перед старым, выцветшим гобеленом. Потертые края, потускневшие нити. Сюжет едва различим – Целитель, склонившийся над раненым воином.
Классическая аллегория: Милосердие побеждает смерть. Работа была старая. Триста лет, не меньше. Времен основания клиники.
Серебряный подошел к гобелену. Провел рукой по его нижнему краю – движение было отработанным, привычным. Он делал это сотни раз.
– Истина и знание, – произнес он.
Девиз Гильдии Целителей. Но интонация… это было не просто цитирование. Это было заклинание. Пароль.
Гобелен дрогнул. Едва заметно, словно от сквозняка. А потом… часть стены за ним бесшумно отъехала в сторону. Никакого скрежета, никакого скрипа. Идеально смазанный механизм. Или магия.
За стеной – темнота. И узкая винтовая лестница, уходящая вниз.
– Прошу, – Серебряный указал на проход. – После вас.
– Да нет уж, после вас, – улыбнулся я.
– Если бы я хотел вас убить, господин Разумовский, я сделал бы это еще в Муроме. Проще, дешевле и гораздо меньше свидетелей.
– Я не боюсь, – ответил я. – Будет надежнее, если вы вступите в тьму первым и покажете дорогу.
Серебряный стиснул зубы, но пошел вперед.
Лестница оказалась древней. Камень под ногами был стерт тысячами шагов – по центру каждой ступени образовалась глубокая, гладкая выемка. Сколько людей прошло здесь за эти века?
Единственным источником света были магические светлячки, вмурованные в стены через равные промежутки. Они давали холодное голубое свечение. Достаточно, чтобы не споткнуться. Недостаточно, чтобы разглядеть, что ждет впереди.
Спускались молча. Я считал ступени – привычка из прошлой жизни, въевшаяся в подкорку. Сорок восемь. Четыре пролета по двенадцать. Симметрично. Кто-то здесь очень любил порядок.
– Игнатий.
– Да?
– Зачем вам все это? Что вы получите в итоге?
Он помолчал. Наши шаги гулко отдавались в узком пространстве.
– А что вы получаете, спасая жизни?
– Удовлетворение. Чувство выполненного долга. Смысл существования.
– Вот и у меня примерно то же самое, – в его голосе прозвучала непривычная искренность. – Только я спасаю не отдельные жизни, а целую Империю.
– Скромненько.
– Реалистично.
Лестница закончилась массивной дверью. Дуб, окованный железом. Но это была только видимость, грубый камуфляж. Настоящая защита – это сеть магических рун, вплетенных в металл. Они светились тускло, почти незаметно, как угасающие угли.
Серебряный приложил ладонь к рунам. Они вспыхнули ярче, пробежали по его пальцам голубыми искрами. Проверка. Идентификация.
Щелчок. Тихий, почти неслышный. Замок открылся.
Первое, что ударило в лицо – тепло. После промозглых, пахнущих сыростью коридоров эта комната казалась почти тропической. В большом камине, выложенном из темного камня, потрескивали настоящие дрова – березовые, судя по характерному запаху. Огонь был живой, не магическая имитация. Его языки отбрасывали пляшущие тени на стены, заставляя их оживать.
Второе – запах. Смесь ароматов старых книг, кожаных переплетов, вековой пыли. Хорошего, дорогого табака с нотками вишни. И еще… лаванда? Странное, но на удивление приятное сочетание.
Комната была маленькой. Уютной до неприличия, если учесть, где она находилась. Книжные шкафы из темного дерева тянулись от пола до самого потолка, забитые фолиантами. Корешки были на разных языках – латынь, старославянский, современный русский, что-то похожее на арабскую вязь. Медицинские трактаты соседствовали с философскими трудами, алхимические справочники – с поэтическими сборниками. Библиотека человека с очень широкими интересами. Или очень долгой жизнью.
На стенах висели карты. Империя во всей ее красе – от западных границ до восточных рубежей. В карты были воткнуты красные булавки. Хаотично? Нет, не хаотично. Муром, Владимир, Кострома, Ярославль… Очаги эпидемии. Зараза расползалась как чернильное пятно по промокашке. Они следили за этим в реальном времени.
У камина стоял массивный дубовый стол. Старинная работа, искусная резьба по дереву. Но это был не музейный экспонат. Столешница была испещрена царапинами, пятнами от чернил, кругами от горячих чашек. Это был рабочий стол.
И за этим столом сидели трое. Три фигуры, выхваченные из полумрака пляшущим светом камина. Три серых кардинала, правящих Империей из этой уютной, прокуренной комнаты.
Я ожидал увидеть многое, но только не это.
* * *
Муром. «Золотой Фазан»
Рука Анны Витальевны Кобрук держала бокал с белым вином с той элегантной небрежностью, которая приходит только с годами практики.
Не мертвой хваткой уставшего человека, ищущего забвения в алкоголе, а легким, почти воздушным прикосновением женщины, позволяющей себе редкий момент чистого, незамутненного удовольствия.
Вино было хорошим – рислинг, с легкой кислинкой и терпким медовым послевкусием. Такое не подают в больничной столовой. Такое подают в «Золотом Фазане» – самом дорогом ресторане Мурома, где столик нужно бронировать за две недели, а счет равняется месячной зарплате среднего лекаря.
Но сегодня Анна Витальевна могла себе это позволить. Впервые за… сколько? Три недели? Месяц? С начала этой проклятой эпидемии время слилось в один бесконечный кошмар из умирающих пациентов, истерик родственников, бюрократических баталий и отчаянных попыток удержать больницу на плаву.
Сегодня она выглядела не как измотанный главврач провинциальной больницы. Темно-синее шелковое платье подчеркивало фигуру, которую она обычно прятала под бесформенным белым халатом.
Волосы, всегда собранные в строгий, неумолимый пучок, мягкими волнами ложились на плечи. Даже морщины, те самые «гусиные лапки» в уголках глаз, казались не следами хронической усталости, а отметинами мудрости и жизненного опыта.
– … и представь, Анна, – голос напротив нее звучал с той интимной теплотой, которую слышали лишь немногие. – Они проводят допрос, и вдруг их главный следователь – здоровенный болгарин с усами как у Буденного – падает в обморок! Оказывается, он сам по ошибке выпил настойку белладонны, которой хотел опоить подозреваемого!
Корнелий Фомич Мышкин рассмеялся – не холодным, режущим смешком инквизитора, которым он пугал подследственных, а искренним, почти мальчишеским смехом.
Без своего черного плаща он выглядел совсем иначе. Просто мужчина средних лет в хорошо сшитом костюме. Легкая седина в висках придавала солидности, но не старила. А глаза, обычно холодные и оценивающие, сейчас светились живым весельем.
– И что было дальше? – Анна наклонилась вперед, невольно улыбаясь. Когда она в последний раз просто слушала забавную историю? Без подтекста, без скрытых угроз, без необходимости анализировать каждое слово на предмет двойного дна?
– Дальше – цирк! Подозреваемый – контрабандист из Сербии – увидел, что следователь рухнул, решил, что это божественное вмешательство, и начал каяться! Выложил все: схемы поставок, имена подельников, даже тайник с товаром показал. А когда несчастный болгарин очнулся, ему вручили уже готовое, подписанное чистосердечное признание!
Анна рассмеялась. Настоящим, искренним, почти забытым смехом, от которого на глазах выступили слезы.
– Средневековье! – выдохнула она. – В двадцать первом веке, в эпоху магии и технологий – белладонна для допросов!
– Именно это я им и сказал! – Корнелий достал из кармана небольшой прибор, похожий на старинный монокль с тонкими проводами. – Показал наш ментальный сканер последней модели. Знаешь, как они на него смотрели? Как дикари на огонь! Крестились, шептали заклинания от сглаза!
– И все-таки ты поехал к ним сам, – Анна медленно покрутила бокал, наблюдая, как вино оставляет на тонком стекле изящные «ножки». – Международная операция по перекрытию канала поставок – это не уровень провинциального инквизитора. Даже такого талантливого.
Корнелий пожал плечами, но в его глазах мелькнуло довольство. Ей нравилось, что она замечает его успехи. Ценит.
– А что делать? Вся эта сеть началась здесь, в Муроме. С одного идиота-аптекаря по фамилии Корлоков. Решил подзаработать на продаже запрещенных алхимических стимуляторов – тех самых, что ваши студенты-медики так любят использовать перед экзаменами. Думал, мелкий бизнес, локальный. А оказалось – щупальца по всей Восточной Европе.
– Корлоков? Тот, что на Пушкинской?
– Он самый. Кстати, его племянница у вас медсестрой работает. Зотова.
Анна нахмурилась. Зотово… что-то знакомое. Ах да, та самая амбициозная ординаторша, с которой грудь четвертого размера. Все лекари шеи сворачивают, когда она по коридорам идет.
– Надеюсь, она не замешана?
– Проверяли. Чиста. Но характер у нее… – Корнелий поморщился. – Допрашивал ее как свидетеля. Такое ощущение, что она меня готова была скальпелем зарезать за то, что я посмел усомниться в ее кристальной честности.
– Это семейное, – усмехнулась Анна. – Корлоков тоже тот еще фрукт был. Помню, как он приходил ко мне с жалобами, что наши лекари слишком мало выписывают его «чудодейственные» травяные сборы.
Официант – молодой парень с идеально отрепетированной улыбкой – бесшумно подошел, подлил в бокалы охлажденное вино. Корнелий кивком поблагодарил его и дождался, пока тот отойдет на безопасное расстояние.
– Хватит о работе, – сказал он тихо, и его голос изменился, стал глубже и проникновеннее. – Я два месяца провел в поездах, гостиницах и допросных. Два месяца не видел тебя из-за этой чертовой командировки. Не слышал твой голос. Разве что во сне.
Анна почувствовала, как к щекам приливает краска. Она все-таки, железная леди муромской медицины, а краснеет как институтка от нескольких теплых слов.
– Корнелий…
Он мягко накрыл ее руку своей. Его ладонь была теплой и сильной.
– Анна, я серьезно. Я скучал, – он мягко накрыл ее руку своей. Прикосновение было теплым, надежным, и от него по телу Анны пробежала легкая дрожь. – Я знаю, мы договорились – никаких публичных проявлений. Твоя репутация, моя должность, все эти неизбежные сплетни… Но иногда, Анна, мне хочется послать все это к черту и просто быть с тобой. Открыто. Честно.
– Ты же знаешь, почему мы не можем…
– Знаю. Главврач и инквизитор – это как огонь и порох. Стоит нам официально объявить о своих отношениях, и каждое твое решение, каждое мое расследование будут рассматриваться под микроскопом. «А не покрывает ли Кобрук нарушения в своей больнице?» «А не закрывает ли Мышкин глаза на проблемы, потому что спит с главврачом?»
Анна медленно перевернула ладонь и переплела свои пальцы с его.
– Но это не значит, что я не скучала. Эти недели были… – она замолчала, подбирая слова. – Адом. Эпидемия, Журавлев со своей карательной инспекцией, Разумовский со своими безумными авантюрами, этот кошмар с разработкой антидота… Я держалась только на мысли, что ты вернешься.
– Я здесь. И никуда больше не уеду. По крайней мере, в ближайшее время.
– Обещаешь?
– Клянусь Кодексом Инквизиции.
– Ну если Кодексом… – она улыбнулась. Первая настоящая, теплая улыбка за долгие недели.
Корнелий поднял свой бокал.
– За нас. За то, чтобы пережить этот кошмар. Вместе.
– За нас, – эхом отозвалась Анна, поднимая свой.
Бокалы соприкоснулись с тихим, мелодичным звоном. Хрусталь против хрусталя – чистый, честный звук. Как их чувства – скрытые от всего мира, но от этого не менее настоящие.
Они смотрели друг на друга, и мир вокруг словно исчез. Не было ресторана, других посетителей, снующих официантов. Только они вдвоем, в этом украденном моменте тихого, выстраданного счастья посреди всеобщего хаоса.
И именно в этот момент – потому что судьба, как известно, обожает черную иронию – зазвонил телефон.
Мелодия звонка разрезала уютную тишину их столика как хирургический скальпель. Анна инстинктивно потянулась к телефону, лежащему рядом с тарелкой, но на полпути остановилась. Сейчас, в этот самый момент, она не хотела возвращаться в реальность.
– Не бери, – тихо попросил Корнелий. – Пусть весь мир подождет еще пять минут.
Но Анна уже смотрела на экран. Привычка главврача – всегда быть на связи, всегда готовой к очередной катастрофе – взяла верх.
На экране высветилось имя: «Шаповалов Игорь Степанович».
Лицо Анны изменилось мгновенно. Расслабленность исчезла, как утренний туман под первыми лучами солнца. Брови сдвинулись к переносице, в глазах появилась тревога.
– Что-то случилось? – Корнелий тоже напрягся. Годы работы в Инквизиции научили его читать людей по малейшим изменениям мимики. И сейчас он читал страх.
– Шаповалов, – коротко ответила Анна, все еще глядя на вибрирующий на столе телефон. – Он во Владимире, в командировке. Помогает местной больнице с эпидемией.
– И?
– И он никогда не звонит просто так…
