Текст книги "Время учеников. Выпуск 2"

Автор книги: Сергей Лукьяненко

Соавторы: Даниэль Клугер,Павел (Песах) Амнуэль,Эдуард Геворкян,Александр Етоев,Андрей Измайлов,Николай Ютанов,Андрей Чертков,Владимир Васильев,Леонид Филиппов,Василий Щепетнев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 34 страниц)

Информация
Пандора

Я же все-таки человек, и все животное мне не чуждо…

Июнь 183 года. Первый успешный опыт по распространению практики «Здравствуй и прощай» на негуманоидных разумных класса «Н». ЗИП-инициированный – Чикр Апрш, трех с половиной лет – голован из миссии на Пандоре.

Довольно долго голованы не давали знать о результатах эксперимента, однако после почти двух лет молчания запросили технологию (разработанную, естественно, для них специально). Нельзя сказать, что наши «попутчики» с Пандоры слишком склонны к общению, тем не менее сегодня известно точно: идея нашла своих последователей, и группа на Пандоре растет. Впрочем, это практически и все, что мы знаем от них самих.

Информация
Земля

Шоссе было анизотропное, как история.

Назад идти нельзя. А он пошел. И наткнулся на прикованный скелет.

В августе 209 года по рекомендации группы «Метагом» и при ее техническом содействии мы приняли участие в пробном опыте темпорального типа. Наш наблюдатель-координатор был включен в группу Проекта «Колледж». В результате совместных действий условным членом группы «ЗИП» стал землянин из 48 года XX столетия: Иосиф Кацман, школьник из Ленинграда, 12 лет (девизный знак «Маугли»), отобранный в качестве кандидата уже после прохождения им, взрослым, двух первых «кругов» Колледжа.

На сегодняшний день он и еще четырнадцать наших – землян из разных временных точек – принимают активное участие в работе группы Проекта «И грянул гром».

(Для внимательных работников внешних служб КОМКОНа на Земле, да и для всех грамотных пользователей БВИ существование этой группы фактически тайной не является – после «прокола» 141 года с Савелом Репниным.)

Из темпоральных «командировок» в свои времена ребята возвращаются чаще всего к нам на базу Ковчег-Полюс – для отдыха и рекондиционирования. Остаться, впрочем, никто пока не захотел. Но трое колеблются.

В перспективных планах Проекта – подготовка таких работников из нашей среды – при выявлении способностей к прогрессорской работе. (Первыми, разумеется, снова окажутся надеждяне – у них и с памятью, и с реакцией, и с имперсонацией все в порядке.)

И, наконец, последнее. Текст обращения, приведенный ниже – во втором приложении, – принят нами под условным названием «Меморандум Кира». Он будет опубликован отдельно и предоставлен всем желающим.

Приложение 1

Было нечто удивительно фальшивое в том, как отечески он держал руку на плече этого мальчика, который не мальчик.

Запись 10.07.214. Курорт. Городок аттракционов, 93-й уровень.

Диалог:

К. Костенецкий, координатор группы «ЗИП», Земля;

Г. Комов, ксенопсихолог, член Мирового Совета.

Интерес для Проекта:

А. Повышение уровня имперсонации членов группы «ЗИП»;

Б. Вопрос о возможном привлечении Г. Комова к сотрудничеству в Проекте.

Цель встречи: отсутствует; встреча случайная. Форма фиксации: «Пуповина», девизный знак «Матиаш»

(Я привожу здесь именно эту запись – одну из нескольких десятков подобных ей – не как типичный пример. Скорее напротив: случай столь быстрого и точного проникновения в суть дела при незапланированном контакте уникален. Так что публикация разговора – прежде всего дань профессионализму и интуиции Геннадия Комова, истинного психолога и единственного из землян-взрослых – нашего союзника. Геннадии Юрьевич принял предложение Учителей и вот уже больше девятнадцати лет – наш консультант и активный помощник. До сегодняшнего дня – втайне от землян.

Запись диалога целиком – вместе с видео – я здесь не привожу из-за технических сложностей. Перед вами – словесная расшифровка с необходимыми пояснениями-ремарками. – К. К.) КОМОВ. (Вид имеет отсутствующий, смотрит поверх головы собеседника.) Я, похоже, занял твое место. КИР. Да нет, просто здесь парная игрушка. А то, может, партию? КОМОВ. (Явно механически, думая о своем.) Игрушка. Да. Да нет, брат, какой из меня нынче партнер. (Пауза.) Впрочем – что тут надо делать? КИР. (Снисходительно.) Да ничего особо трудного. Смотрите, все само идет, а вы думайте только, куда эти лучи – они и свернутся. Вот так. КОМОВ. Ладно, уговорил. Попытка не пытка. Что, начали? КИР. Угу. КОМОВ. Э, стоп-стоп! Это я не туда въехал. Давай-ка сначала. Извини, брат. Сейчас соберусь. Зовут-то тебя как? КИР. Кир меня зовут. Полетели. КОМОВ. (Почти сразу проигрывает зону за зоной, но не из-за отсутствия навыка или реакции, а потому, что отвлекается от игры – его заинтересовал собеседник.) Да, брат Кир, поздно мне с вами тягаться. Эк ты их… Небось насобачился тут. А я этих штук почитай лет с пять не видел. Вон и визор чудной какой-то. КИР. (Еще не видя, что его изучают. По-прежнему свысока.) Что ж чудного? Это не самый новый зал, вот на сто восьмом – там да, там игрушки. Только сейчас занято все. Еще не хотите партию? КОМОВ. (Притворно-рассеянно блуждая взглядом с пульта на лицо Кира и обратно.) Да нет, зачем, и так все ясно. (Пауза.) Послушай, Кир, а что здесь вообще-то любопытного – ну, кроме игрушек этих? КИР. В городе? КОМОВ. Ну, и в городе, и вообще в округе… КИР. Да как обычно все: море, пляж штормовой, нырялки эти новые летающие. Вам-то неинтересно, наверное. Вы отдыхать сюда? Извините, как вас называть? КОМОВ. (Вдруг коротко и жестко взглядывая в глаза и сразу опустив веки, слегка кивая. Как бы сам себе.) На два хода запоздал. КИР. (Начиная понимать.) Что вы сказали? КОМОВ. (Покусывая нижнюю губу. Все в той же позе, смотрит вниз и чуть в сторону, без интонации.) Ты можешь называть меня дедушка Гена. Ничего? КИР. (Пытаясь собраться и не выходить из образа. Видно, что дается ему это с трудом.) Да ничего – вам виднее. А может, все же по имени-отчеству? КОМОВ. (Явно принял какое-то решение. Встряхнувшись, серьезно и по-деловому. Глаз от лица собеседника не отрывает.) Идет. Но тогда уж и вы, сударь. А то что ж – «Кир» – как ребенок в самом деле. КИР. (Потерял инициативу. Растерянно.) Но ведь и не взрослый же… КОМОВ. Да. Вроде не похоже. (Вдруг резко придвигается, крепко берет Кира за локоть, разглядывает его в упор. Быстро и тихо.) А кто? КИР. (Тоже приняв решение. Отстраняется. Спокойно.) Стоп. Полный назад. Отпустите, Геннадий Юрьевич! Люди ж вон. КОМОВ. (Лишь чуть приподняв брови.) Однако, сударь. Мы знакомы? КИР. Не совсем. Я только сейчас сообразил – ведь с той записи больше пятидесяти лет прошло. Я на кристалле вас видел. КОМОВ. Больше пятидесяти? Постой-ка!.. Или как – «постойте»? (Кир машет рукой: ерунда!) Где ж это получается. «Ковчег-два»? КИР. Информация – в обмен на неразглашение. КОМОВ. (Серьезно.) Чем прикажете клясться? КИР. Договорились. Нет. Не «два». «Ковчег-один».

(Пауза.) КОМОВ. Помнится, те записи пока не раскрывались. Через КОМКОН добирался? КИР. Это не те записи. Ваши записи мы не используем. КОМОВ. (Тихо.) Ах вот даже как. (Пауза.) Да, так сразу и не берусь… Людены? КИР. Нет. Точнее, не совсем. Да не могу я так вот сразу все вам объяснить. КОМОВ. Однако обещал же. Ну хорошо. (Пауза. Неуверенно.) Но хоть не Странники? КИР. Геннадий Юрьевич! Фи! Вы б еще черта помянули! Что за суеверия, и не стыдно вам? КОМОВ. Ладно-ладно, тут и вправду ошалеешь: столько лет ничего – и вдруг… Ты-то сам хоть человек, парень? КИР. Да человек, человек. Ну что вы, ей-богу! (Утвердительно.) Вы ведь Логовенко знали. (Комов кивает.) Так вот, мы – просто люди, не метагомы. КОМОВ. Мы? Давай-давай, договаривай! КИР. (Вверх.) Да уж. А еще прибеднялись давеча – «не партнер». Геннадий Юрьевич, раз уж так вышло, давайте я посоветуюсь с ребятами и все вам потом расскажу подробно? КОМОВ. (Кивает.) Ага. «Потом». Ищи потом ветра в поле! КИР. Мне чем поклясться? КОМОВ. Ладно, убедил. Сколько тебе надо времени? КИР. Через два часа – устроит вас? (Комов кивает.) Тогда назначайте место.

(Окончание этого разговора и другие беседы – мои и ребят из команды – с Геннадием Комовым уже не столь интересны. Я-то лично получал от их просмотра такое наслаждение, что многое просто помню наизусть, особенно вот этот диалог – вплоть до выражения глаз «раскалываемого» – моих то есть. Но здесь я хотел показать главное – проницательность Комова, а для этого достаточно и фрагмента.

Можно было бы смело назвать обе встречи группы «ЗИП» именно с Комовым – в 161 и 214 году – поистине удачными совпадениями. Боюсь только, что в подобные случайности я верю сегодня не больше, чем ребята с Надежды. – К. К.)

Приложение 2

Какими бы вы хотели видеть нас в будущем?..

Вопрос был сильный. Хотел бы я, чтобы кто-нибудь сказал мне, каким я хочу видеть самого себя в настоящем, подумал он.

Я знаю только одно: человек есть объективный носитель разума; все, что мешает человеку развивать разум, – зло…

Мир не может меняться вечно, – возразил Будах, – ибо ничто не вечно, даже перемены… Мы не знаем законов совершенства, но совершенство рано или поздно достигается.

Меморандум Кира

Мы – дети. Без каких-либо «а кроме того», «но» или других добавлений. Просто дети: люди одиннадцати-двенадцати лет. Становясь метагомом, землянин, как известно, человеком быть перестает. Наша же инициация не меняет ничего. В самом полном смысле этого выражения: человек перестает меняться. Биологически, физически, психологически – как угодно. Это не исключает, разумеется, роста и развития любых навыков, уровня знаний и интеллекта. Прогресс каждого – в его руках. Нет регресса – регресса взросления и старения.

И сколько бы мы ни знали и ни умели, сколько бы ни прожили – от Эдны, которой четыре года назад стукнуло сто – календарных сто! – до неофитов, еще только привыкающих к новому ощущению жизни, – все равно, детство не уходит. И это не внешний эффект, не фокус и не уродство. Это – нормально! Просто Старшие исправили какую-то поломку – и все встало на свои места. Не бойтесь – вы привыкнете. И помните: никто никого ни к чему не принуждает! Ясно уже и сегодня, что лишь ничтожное меньшинство захочет встать в наши ряды – ксенофобию ведь никто не отменял. Так что исчезновение вашему взрослому миру не грозит. Просто среди вас теперь будем и мы – всего несколько сотен, а к концу столетия, возможно, тысяч. И не только среди вас, но и рядом с вашими детьми, а значит – и с вами тоже. Например – во исполнение Императива Горбовского – у края пропасти, как и метагомы. Только мы – на Земле.

Вы ведь все еще хотите «осваивать» Вселенную? Извольте – космическая экспансия – не наша область. Как раз там вас метагомы и прикроют. Если что. Однако не мы ведь первые заметили, что полеты к звездам как-то не очень решают вечные вопросы здесь, дома. Да, банально. Вот и давайте пробовать тут что-то новенькое. Вместе.

В конце концов, во все века по-настоящему любящие родители мечтали, чтобы дети в чем-то их переросли.

Что же до нашей работы, то ни на какие области земной деятельности мы не посягаем. Кроме одной. Мы – учителя.

Обучение – добровольное. Вход – свободный. Пожалуйста, не забудьте дома ваше чувство юмора. И захватите детей. Ведь нас так мало на всю планету, а надо же и нам с кем-то играть.

От имени группы «Здравствуй и прощай»

Кир Костенецкий

5 декабря 242 года

Эпилог
Саула

Да и какая же мать

Согласится отдать

Своего дорогого ребенка —

Медвежонка, волчонка, слоненка…

А ребенку не нужен хороший отец.

Ему нужен хороший учитель.

– Пять! – сказал Саул, поднимая руки к потолку. – А пятьсот пятьдесят пять не хотите? Тоже мне просветители!

Из архива группы «ЗИП».

Рабочий материал

Дневниковая запись Митайра-су, координатор-стажер Саула, база «Океан-2».

1.08.2170, суббота

Установку дальней гипер-Т чинили всю ночь. Когда я следующим утром явилась в здание Проекта, там по-прежнему было пусто и темно – никто не прибыл, гипер не работала. Так. На Ковчег-Полюс я не попадаю – Игры начнутся без меня. Ну, без меня-то – полбеды. А вот что на Сауле застряли сразу пятеро «старичков» – целая выездная «учебка», включая Маму и Капитана – это беда. Для них.

Я даже чуть-чуть обрадовалась. Хоть денек, а побуду среди мэтров без всей этой суеты, поспрашиваю. У меня есть что спросить, хватит и не на один день. Главное теперь – не дать им заняться любимым делом: решать наши проблемы. Точнее, брать их штурмом. Тем более что кроме Капитана здесь еще один надеждянин, Арвиан. Вот кого хлебом не корми – дай поштурмовать. Потому они и здесь, что по войне скучают. Но у нас-то другое. Тут много не навоюешь. Тут – политика. И не то чтобы они этого не понимали, не новички давно. А все же хочется, как и всегда, побыстрее. Да и аргументы налицо: только от голода и только в лагерях ежедневно умирают сотни. Ладно, в это вмешиваться мы не можем, привыкли уже – и я привыкла, и даже мальчишки с Надежды. То есть привыкли не показывать внешне, какие это вызывает эмоции… Однако сколько смертей в лагерях – столько сирот на Материке. Что же, смотреть, как их поглощает Система – тех, кто вообще выживет?.. Так что понять наших воинов можно.

Все это так. Но и мы кое-чего добились. Без штурма. Нигде, кроме Саулы, такого нет: с нами сознательно сотрудничает целая сеть подполья. Взрослого подполья! Где еще – на какой планете Проекта – можно найти таких взрослых, чтобы сами вели отбор и агитацию, сами переправляли и «сдавали» нам детей? Ясно – не от хорошей жизни, но все-таки!..

Так что воспользуюсь-ка я этим временем, и пусть «старички» помозгуют над нашими политическими делами – не все ж войны воевать. Вот и новые тексты листовок пора составлять. Да и газета становится какой-то… однообразно-слезливой, что ли. В штабе подполья уже были намеки: мол, плохо работаете, детишки, мы так не договаривались, даешь высокий уровень общения с угнетенными массами.

Нет, определенно это судьба. Капитан, правда, от одного этого слова мгновенно превращается в воинствующего материалиста – на трибуне. Что ж, вот и используем его навыки: со стороны-то оно виднее, как у нас тут агитировать.

Я шла от здания Проекта к куполу, где еще спали ребята, и обдумывала тактику аккуратной переориентации наших воинов на мирные цели. Погода благоприятствовала вполне: над лагуной царили именно мир и покой, и ветер дул какой-то совсем уж мягкий – даже есть расхотелось. А захотелось, наоборот, всех разбудить и лезть купаться. Имеем мы, в конце концов, право?.. Так я и поступила, не стала очень уж бороться с искушением.

После завтрака Ковчег-Полюс вышел на связь и подтвердил отсутствие гипер-Т минимум на двое суток. Причем – суток Ковчега. Так что по-нашему и того больше. Не теряя времени попусту, я приступила к вербовке. Парни, вопреки ожиданиям нацелившиеся устроить прямо на песке турнир по аксу, вяло отругивались. Что мне оставалось? Пришлось брать Сепритуана «на слабо». Чтобы Капитан да не сумел выдать пару зажигательных листовок или сочинить какую-то жалкую передовицу в ежемесячную «Наше завтра»? Да делов-то! А ну-ка, где тут у вас фронт работ? Кем руководить, куда вести, где вражеские укрепления? Пришлось его даже немного остудить, особенно насчет врага…

Дело пошло. За Капитаном понемногу раскачались и остальные. Эдна, правда, попыталась было увиливать, но была пресечена и мобилизована в качестве комиссара – вдохновлять Сепритуана и Арвиана на великое. А заодно следить, чтобы они в своем творчестве не отклонялись от генеральной линии – на мирное решение проблем. Так что этим троим досталась газета. Мирка с Саракша от писания агиток как самая неразговорчивая была отстранена и занялась наглядной стороной работы с массами: распределением фотографий ужасов и их противоположностей – типа «наш рай».

Убедившись, что все и вправду занялись делом, я с чистой совестью заарканила дона Токиву и погнала его в авангард – писать листовки и прочие воззвания. Он, правда, слегка закусывал удила, фыркал и ворчал что-то насчет голубых кровей и утонченного мировосприятия, но, по-моему, это так, для порядка: просто не хотел легко сдаваться – и я не стала с ним разговаривать.

Мы сели к отдельному динго-принту, и Токи, окончательно прирученный и усвоивший, что путь к военным играм лежит через битву словесную, деловито осведомился:

– О чем писать-то надо? Все о голодных?

– О голодных тоже надо, – сказала я. – О голодных, о сытых, о том, как получаются из обычных детей носители мечей и копий. О Великом Утесе – обязательно.

– Слушай, Су, сделай одолжение, – Токива потянул меня за локоть. – Ты когда заводишься, не говори с этими вашими вывернутыми интонациями. А то я тебе тут насочиняю – получится похоронка вместо призывов. Или наоборот. А то, хочешь, перейдем на линкос.

– Ой, я опять, да? Нет, не надо – я послежу. Да и что – линкос? Тексты-то все равно наши. Ладно. С чего начнем?

Токи зажмурился, будто пытался выжать из себя первую строку. Успеха, впрочем, не последовало. Вредная Эдна хихикнула.

– Э, девчонки, я так не могу. Где творческая атмосфера? Су, ну правда, ну чего она подслушивает? – Токива надул губы: точь-в-точь капризуля-братишка Дайрысу из Холмистого.

– Ага, – сказала Эдна. – Это пойдет. Это у тебя получилось. Творческая удача. Вот особенно та, предыдущая пауза на десять тактов. А я ее, значит, подслушала. Теперь непременно опубликую под своим именем.

– Давайте работать, – предложила я. – Что за пример вы подаете стажеру? Как не стыдно, а еще мэтры!

Мы снова замолчали. Ребята, похоже, давно набрали темп и нас не слышали – гнали тексты своих передовиц. Токива снова весь сморщился и вдруг выдал – мрачным голосом земного стереоведушего из программы «Абсолютно конкретно»:

– С ногой на небе наш Утес, он страх и голод нам принес!

– Какой голод? – спросила я. – Разве в Империи Межгорья голод?

– Нет, – сказал Токива. – Только страх. Голод в лагерях. Это я для ритма.

Мы снова помолчали. Ничего, кроме этого ритма, не возникало. Да и ритм что-то не завораживал.

– Слушай, Токи, – сказала я. – Может, не нужна эта ритмовка, а? Проще никак нельзя?

– Нельзя, – сказал Токива. – Ты ж не в Проект, ты к массам обращаешься. А массы сиры и убоги. Нет у масс культуры, и посему они жаждут хлеба и зрелищ. Или иных развлекалищ. Эта проза народу не нужна. Народ любит стих и песню. А стих – это ритм.

– Вот-вот, давай. Напишем им марш.

– А что. – Токива оживился. – Это идея. «Марсельезу». Даешь межгалактический Интернационал! На чем тут у вас играют – в массах?

– В массах у нас тут не играют, – сказала я. – В массах, как ты верно подметил, только жаждут. А утоляют сию жажду менестрели. Ну, у золоченых, понятно, свои музыканты. Но это – для избранных. От избытка денег.

Токива мечтательно возвел очи горе.

– Менестрели!.. – Все, готово, он уже представлял себя с венком на голове и чем-то струнно-щипковым в руках – среди толпы, громадной и рукоплещущей. – Эх, а в Арканаре вообще петь запретили – только каноны, будь они неладны. Зря все-таки, Эдна, вы земное средневековье ругаете – вот где развернуться…

– Погоди, – сказала Эдна, не поднимая головы от экрана принта, – будет и у вас эпоха менестрелей, напоешься еще. Народный трибун. Акын. Баронет-золотое горлышко. Или – серебряное? Флейтист гаммельнский пестрый.

– Ну право, королева, вы мне льстите! – Токи сорвал несуществующую шляпу и, метя пером по полу, исполнил ряд затейливых па. – Недостоин. Счастлив уже только лицезреть. – Он согнулся в поклоне.

– Ладно-ладно, не отлынивай, агитатор! – Эдна махнула на Токиву рукой, пытаясь спрятать улыбку. Любит она его: артист!..

Я подперла голову руками и стала вспоминать – какие у нас люди. Массы. Да. Это вам не Эдна с Токивой…

Надеждяне творили: на экранах бежали страницы текста. Эдна подключилась к машине Арвиана – читала готовое. Мира выводила на свой экран все написанное и монтировала в текст фотографии. Бездельничали только мы с баронетом.

– Нужна идея, – сказала я. – Ключ. Стержень. А то мы так весь день просидим.

– Ну и что за идея? – спросил Токива.

– Да не знаю я! Давай предлагай все подряд – вдруг всплывет что-то. Мозговой штурм.

– Штурм унд дранг, – сказал Токива, ухмыляясь. – Это вон к Сепри и Арви. А я лучше так, по старинке. Впрочем, изволь, но только уж без шуток: все, что в голову, все – в дело. Так… Голод – холод… молот – весь исколот, нет – заколот. В смысле – копьем заколот. Или мечом. Дальше: молод – во, гляди, уже почти со смыслом! Давай-давай, Мита, не спи!

– Голод? – Я попыталась попасть в темп. – Пусть в родительном: с голода – из золота? Нет, плохо. Голодный – холодный – народный – тьфу ты, вот теперь будет лезть «Марсельеза» твоя. Ладно – мимо! Что там еще? Утес – принес: было. В нос – гм, что, тоже копьем? Задравши нос – ну, это уже для считалочки.

Токива поморщился:

– Да не думай ты! Гони, сама ж сказала – штурм. Пусть хоть «понос» – потом отсеем. Что еще? Пес – нес. «Нес» было. Нес – не донес. Не, «Утес» – это не то слово. «Голод» и то лучше.

– Подожди-подожди, – сказала я. Я чувствовала что-то… Смутно, не вытянуть. – Сейчас, помолчи. Токи, не звени. Одну минуту.

Опять стало тихо. Слышно было, как баронет шевелит мозгами. Я тоже старалась изо всех сил, пытаясь нащупать проскользнувшую по краю сознания мысль. Или образ. Ну!.. И тут меня осенило. Вот же оно.

– Джек! – сказала я. – Спираль с рефреном.

– Так… Митка. – Токива положил мне руку на лоб. – Ты не переусердствовала, сестричка?

– Точно, – откликнулась Эдна, не оборачиваясь. – Шли бы вы окунулись еще разок. Пииты. «Мечом заколот»! Работать только мешаете.

– Да ну вас, – сказала я, – перестаньте. Это стишок такой – «Дом, который построил Джек» – вы ж, наверное, учили.

– Верно. – Токива наморщил лоб. – Было. Сейчас. Земля, Британия… Не, век не помню. Как раз, между прочим, считалочка. Перевод еще был… Точно – спираль. И что?

– Подожди, подожди, – сказала я. Меня уже несло. – Вот мир, в котором царит Утес. Ха, и рифмы почти не надо. А это народ, который в долинах зеленых живет…

– Это пойдет, – признал Токива. – Только отчего же без рифмы. Больше – не меньше. Не забывай про массы. Народ – наоборот. Урод. Недород. Еще корни есть? Сброд. Не, это – тот же. Ну и ладно. Склеивай давай! А то что это – «живет»?

– Ладно, – сказала я. – Пусть в рифму. А это народ, который не сверху, а наоборот… Или что-то вроде.

Эдна гулко сглотнула, однако промолчала.

– Который здесь называется сброд, – сказал Токива. – В мире, в котором царит Утес.

– Отлично! – сказала я. – Фиксируй. Именно сбродом их в Межгорье и называют. Ну, еще цикл.

– А это начальники разных пород. Или – над ними начальником этот урод? – Токива явно вошел во вкус.

– Позорят они человеческий род, – сказала я. – Черт с ним, пусть все однокоренные, зато созвучно.

– Созвучно, – отозвался Капитан, подходя. В руках он держал гранки – еще теплые. – Род они точно позорят. Это я знаете о ком? Исключить из класса гуманоидов за надругательство над языком. Посмертно. А пепел – в космос. «Не сверху, а наоборот»! Поэты вы наоборот. А ну марш купаться, борзописцы грошовые. Мита, завтра без нас допишешь, не век же на стариках паразитировать. Мы и так вон сколько нашлепали. Все. Приказ – отдыхать.

Мы лежали на песке у самой воды и лениво отфыркивались. Блажен тот час, когда сломалась гипер-Т. Через некоторое время я спросила:

– Капитан, а вы раньше так где-нибудь работали?

– Ты про агитацию? Да случалось.

– Расскажи.

– Работали-работали. И не такое, покруче бывало, – сказал Сепритуан.

– Ну?

– Вот тебе и ну. Ты сколько в Проекте, три года?

– Чуть больше двух с половиной, – сказала я. – По-земному.

– И не знаешь? А, ну верно, это у нас на Надежде было, ты еще мальком была. Салажонком. Помнишь, Арви? Ту кампанию агитации в Долине.

– Да, мой Капитан, – вздохнул Арвиан. – Как не помнить. Они тут и не мечтали о таких масштабах. Им и не снилось, что такое серьезная, тщательно организованная агитация. И пропаганда.

На лицах надеждян появились благостные улыбки – мальчишки вспоминали. Они жмурились, словно котята на солнышке. Они переглядывались. Они хихикали. Потом Капитан вдруг сказал:

– Месяц они шли косяком – как на нерест. Все мощности – включая Лабораторию – гнали вакцину круглосуточно. И все равно не хватало. Даже мальки восьмилетние вывелись в Долине подчистую. Не то что в куполах – в шатрах селили: и на Ковчеге, и у нас – на Островах…

Токива вдруг ожил, вскочил и встал в позу. Он был прокурор – и он обличал:

– Социалисты, – прогремел он. – Утописты дремучие. «Город солнца» как опиум для народа. Не стыдно – бедных детишек обманом уводить! Фи! Флейты бы еще взяли!

– Да, – сказал Капитан с сожалением, – массовая агитация – это не предмет для подражания. Тут никто таким, как у нас, не болеет. Ищите новые подходы, Мига. А пока – побоку наглядные методы. Смотаемся-ка на Южный Материк, раз застряли. Что у нас тут с транспортом?

– Да есть транспорт, – сказала я. – Местный-то пожалуйста. Будем лететь или как?

– А что, можно «или как»? – быстро спросил Токива.

– Да можно. У нас многое можно – Океан ведь. Хотите на подводных крыльях – за три часа доползем. А то вон недавно Учитель субмарину наладил.

– О! – Токива снова ожил. – Хочу суб! Никогда не ходил под морем. Тут красиво под7 И эти водятся у вас… Оо-ика? Хочу к ика!

– Дались тебе эти ика! Они тебя придушат, – сказала я и осеклась. Это была ошибка.

– Серьезно? – прошептал Токива с тихим восторгом. – Субмарину! Желтую. Я устрою охоту. – Он пал в песок и пополз во все стороны сразу. Он был гигантский ика – гроза океанов. Он поражал воображение и вселял ужас.

– Под водой, Токива-сан, везде красиво, – сказала Эдна. Он заставил-таки ее снова улыбнуться. – А ика твои людей не душат – ни тут, нигде. Фильмы надо чаще смотреть. Неуч благородный. Словоблуд. А ну вставай! – Она пошевелила его ногой.

– Ага, вот еще. – Баронет Токива дон Хару не терпел фамильярностей. – Фильмы! Не к лицу благородному дону осквернять зрение дьявольскими игрушками. Хочу лицезреть воочию, ибо не верую, пока не узрею. Субмарину мне. Наиболее лучшую. Эй, кто-нибудь! – Он перевернулся на спину и пощелкал над головой пальцами.

Большинство, похоже, было «за», не считая, конечно, Миры. На Саракше – во всяком случае, в Оде – не слишком верят в красоты морских глубин. И понятие «субмарина» ни с чем хорошим не ассоциируется. Но в конце концов Мира тоже поддалась общему настрою, и я пошла выводить корабль. Мне и самой было интересно. Подумаешь, на пару часов дольше добираться. Зато – Океан!..