Текст книги "Время учеников. Выпуск 2"

Автор книги: Сергей Лукьяненко

Соавторы: Даниэль Клугер,Павел (Песах) Амнуэль,Эдуард Геворкян,Александр Етоев,Андрей Измайлов,Николай Ютанов,Андрей Чертков,Владимир Васильев,Леонид Филиппов,Василий Щепетнев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 34 страниц)

Что дальше. Значит, пошло все с появлением этого Ири Сеприту. Ага, не сразу – через три месяца. Однако что-то этот социолог тут мудрит – срок-то великоват. Ну-ка. Да нет, вот и аргументы у него. Массаракш, что за почерк – как у врача. Так. Гм, убедительно. Последний-то, который без вести, – этот самый Ири и есть. Выходит, приютили на свою голову, он свое дело сделал – и в кусты. Да, социолог-то – глазок-смотрок. Я бы еще и не сразу заметил. Ладно. Пусть. Но что это объясняет? Что ж этот не-выродок, не-человек, сопливый пацаненок вот так вот запросто творит чудеса? Э, нет,

Клещ, нам, брат, не для того дела подбрасывают, чтоб колдунов искать. Как раз наоборот. Дети – они дети и есть, пусть хоть какая реакция на тест – но ни устраивать «чистые» пожары, отравления и утопления своим ровесникам, ни прятать их бесследно – да еще не выходя из интерната – они не умеют. Или выходя? Что там по этому Ири Сеприту? Лист 18. Вот ведь живчик какой, а-ты гляди, это ж он не в первый раз удрал и даже не во второй. За время проживания дважды исчезал: на пять и на восемь месяцев. Что ж выходит – из восемнадцати месяцев парень тринадцать отсутствовал? Однако! И где же изволил пребывать? Так, данные – с его же слов. Да уж, здорово искали мои коллеги – он сам оба раза и возвращался. Что ж, есть у нас и такие бродяги – кто их считал?.. И все же, как это ни любопытно, а мнение социолога пока – побоку. И вообще! Где тут, скажите, моя работа? Кого искать-ловить-вычислять? Выгодно – кому?..

Ладно, что мы имеем еще? Факты кончились, дальше – одни идеи. И все – как на подбор – гениальные. Первая версия – экспертная оценка (ишь ты!) советника первого ранга Лаана, Департамент безопасности. Слыхали-слыхали, кабинетная чернильница из контрразведки. Теоретик. Ну-с, что нам присоветует теория? А у теории для нас две версии – одна другой чище. Ладно-ладно, не буду, попробуем все же непредвзято.

Версия первая: действует некая глубоко засекреченная группа ученых, проводящих в жизнь идеи доктора Иду. Как же, помню доктора, читал. Всех выродков – под корень, спасем чистоту нации, не дадим нечисти (или сорной траве? – подзабыл уже) занять нашу экологическую нишу. В едином порыве нация должна… И так далее – два газетных подвала. Это уж года три как. Что ж, доктор был не одинок – народ, помнится, с энтузиазмом… Дело ясное: насчет «под корень» и насчет «в едином порыве» – это мы завсегда – только укажи. Как это у гвардейцев было? «Пусть капли свежей крови сверкают…» Вот и Сети давно нет, и Боевой Гвардии, и даже самые твердокаменные «бешеные» больше четырех лет как ушли в небытие – а все равно что-то такое в нас сидит, в народе нашем. Башен, башен хотим – и вместо хлеба, и вместо книг – чтоб не думать, массаракш, ничего не решать, ни за что не отвечать. Дайте нам Отцов-Творцов, врага дайте. Войны-то нет! Где же наши лучшие и самые верные враги, где выродки? Кто теперь, без них, будет во всем виноват? Не мы же, массаракш-и-массаракш!

А выродки-то вот они, никто их и не отменял. Напротив, вроде как виноваты мы перед ними, так что – и на работу их, и в города – из лагерей-то. А потом глядишь – уже и браки пошли смешанные, и дети. Даже, помнится, мода была – за выродков замуж – дескать, дети от них сплошь талантливые. Еще только в прошлом году было дело – мой практикант вел – тайное проникновение в здание Департамента науки и попытка кражи из хранилища аппаратуры для тестирования старого образца – проще говоря, передвижного излучателя. Хотели детишек своих проверить. Дело прекращено – просто бабское тщеславие, глупость. Но это ведь так, исключение. Большинство-то, народ то есть, все равно как боялись выродков, так и боятся. Даже считают их заразными, какие уж там браки, какие дети! А ведь давно и запись в документах отменена, и миграции огромные, а все равно всегда известно – выродок. Даже слово само… Это вот я тут сам с собой так спокойно могу. А на людях вроде бы и неудобно, как ругательство какое. Иной и образованный, а произнести стесняется, мямлит, ищет замену. И глядишь, дети его уже так ругаются – когда папы, конечно, рядом нет. И жена – дама вполне порядочная, ясное дело, без предрассудков, – но в очереди или с подругой за чаем, тихонько: «И все же что-то в них такое… Вот вроде и тихий, и приличный, а какой-то не как мы. Подальше бы от них. Жили бы они отдельно где-нибудь. Город или провинцию им выделить, что ли…» Да и сам глава семьи, так сказать, в кругу друзей за стаканчиком хонтийского: «Вот мы им и жилье, и работу, и дети их с моими в одной школе – а ведь зря, попомните мои слова – зря! Где они были при Отцах? А нынче – мало что всюду вверх лезут, того и гляди – в пешках у них же и окажешься. Индекс у них, говорят, выше. Слова это все, наука. А вот что держатся они друг за друга – куда уж нам – это точно. И своих вверх так и прут. Потому и индекс. Нет, вы попомните-попомните мои слова, мы еще поплачем, да поздно будет плакать – все подгребут».

Так что народ и тогда идеи доктора Иду вполне одобрял, и сейчас, думаю, не против прополкой заняться – только кликни. Но ведь то – народ. Массы. А вот как, господин контрразведчик, реально действует ваша «группа ученых», практически? Это ж какие силы надо привлечь, чтобы вот так чистенько сработать – и все из-за семнадцати сопляков? Нет, увольте, не тот масштаб. Очень уж мышление у вас в департаменте одномерное – кругом «группы» мерещатся. Да такое дело вся агентура Островной – и та не потянет.

Впрочем, а вот и мы. Явление второе. Те же и шпион. Версия бравого контрразведчика, чернильницы первого ранга Лаана – номер два. Все исчезновения и смерти – результат действий агентуры Островной Империи. Цель – лишить нацию будущего посредством выбивания интеллектуальной элиты. Ну что ж, по крайней мере, не лишено некоторой оригинальности. Для своего департамента работник, можно сказать, неординарный, с фантазией. Экий размах-то, оказывается, у Адмирала: десятилетних вундеркиндов оправляет к нам: в будущее, значит, смотрит. Эх, мне бы ваши заботы, господин эксперт! Проще, проще надо быть, а то мы эдак долго протеоретизируем.

Так. С Лааном вроде все. Еще эксперты есть? Ну как же. Вот. Наука ведь еще. Вторая тетрадочка…

Как, еще секретнее?! А, нет, это их внутренний гриф. Ишь, круто как: «Только для специально допущенных. Из здания лаборатории не выносить». Однако же вот она, вынесли. Выходит, наш Страшилка вашего перестрашил. Итак, что у нас по части науки?

Результаты ретроградного ментоскопирования одиннадцати трупов. Основание для работы: запрос лично Второго. (Небось тут-то уж он в своем основном качестве…) Так-с, а почему одиннадцать? Ага, вот: один – упавший с пятнадцатиметровой высоты, повреждение черепной коробки не позволяет подключить… Понял. И еще двое: обгоревший и вирусная пневмония. Трупы кремированы. Что ж, хоть одиннадцать. Но вот дальше… Дальше совсем нехорошо. Собственно, тут-то по-настоящему чертовщиной и запахло. Это что же за сила такая, что у мертвого тела стирает все следы даже остаточной памяти. Нет, о всяком там магнитном стирании мы слыхали. Но чтоб у трупа!.. Вот ведь – черным по белому: во всех одиннадцати случаях мозг без следов ментограммы. Без следов! То есть вплоть до двигательного стереотипа! А ведь последние два – вообще в течение часа после смерти, да плюс глубокое замораживание.

Кстати, это означает, что дело не новое. Второй-то его, оказывается, еще до обрыва «цепочки» на контроль взял, если такие научные силы и так оперативно… Но – чистый мозг, без следов какой бы то ни было памяти… Ведь ретроментоскоп даже при эксгумации через неделю и то еще многое читает. А при заморозке – так и через месяцы. Вот тебе и островные агенты: часть детей, значит, сперли целиком, а с остальными возиться не стали, спешили наверное – только души вынули – и были таковы.

Тьфу ты, вот ведь задачка. Понимаю я Второго – потому-то он и подбросил ее не кому-нибудь из контриков-асов, а мне. Знает, как мистики не люблю, а, напротив, люблю из нее, из мистики, ловких гадов за уши таскать. Да уж, что-что, а мистика тут прямо-таки напрашивается.

Ну-с, вот и вся папка. И изволь с этим приступать к осмыслению. Нет, брат Клещ, эдак мы далеко не уедем. Точнее, давай-ка именно что уедем. Отрывай свой зад от стула, и вперед – на место. А то еще одна такая читка – и начнешь ты подумывать о бланке заказа на первую партию амулетов, оберегов и заклинаний…

Заодно и воздухом подышу. Предместье Баалтак хоть и недалеко от столицы – часа три по железке, а если по шоссе – и за два доехать можно, однако там, помнится, и озерцо, и рощица. Не бог весть что, но и не город. Курортов-то нынче по всей стране всего два, и те новые, после искусственной очистки. А на месте и видно все иначе, и интуиция, глядишь, чего подскажет.

И кстати, что это там Второй насчет машины говорил с охраной? Ну, охрану эту мы ему пока оставим – от нечистой силы много не наохраняешь, что им автоматы, когда они память у мертвых детишек вчистую постирали. Ладно, это шутки. А вот красный «Оллу-пан» с мотором двойной мощности из резерва Четверки – это серьезно. На нем я и за полтора часа домчусь. Ну-с, вот и ладненько. Поехали.

Окружной комиссар Данти

Комиссар очнулся, открыл глаза и потряс головой. Который час? Массаракш, да я проспал почти полчаса – вот так, сидя за столом, на краю стула. Загонял меня этот фанатик из прокуратуры, сил нет, видеть его не могу. Да что я – вся полиция страны и половина неофициальной агентуры пятый месяц живет как на иголках – он, один, держит всех в постоянном напряжении и страхе. Да и то сказать – с его-то полномочиями!.. Вот теперь и до нашего отделения очередь дошла – какой уж тут сон, так, часа два-три за ночь перехватишь. И это – уже вторую неделю.

Вот и сегодня: время к вечеру, самый пик, горячка, обычно в эти часы в отделении пыль столбом – дым коромыслом, а сейчас – все как вымерло. Едва ли еще три человека – кроме самого комиссара – в здании. Да и те – внешний пост и дежурный на пульте. Остальные – в разгоне, пашут на этого фаната Годи, Генерального инспектора Прокуратуры – с полномочиями класса «А» – проще говоря, личного представителя Четверки. Все же прочее – побоку. Подумать страшно, какие дела творятся на территории: грабь-воруй – не хочу.

Вчера, вон ребята рассказывали, у самого, почитай, отделения – в одном квартале – половина нашего контингента путан устроила выездную торговлю телами. Выставка-продажа, массаракш! Ну и, ясное дело, зрителей – полный зал, включая галерку и приставные места. Аншлаг. Понятно – проверяют, сами в толк не возьмут, где мы и что мы. А мы – ни гу-гу, строгая установка: все силы – на операцию «Сирота». Ищем мало что иголку в соломе, так ведь и иголки-то не было. Сами не знаем толком, что искать. Так, в общих чертах…

Что нам теперь проститутки эти, я и жены-то родной четыре дня не видел и, что интересно, даже не вспоминаю о ней почти – не до жен, аврал.

Будем, однако, честны – должное этому Годи отдать следует. Хваточка – ого, даром что мальчишка, – я в его годы еще в постовых уполномоченных ходил. Одно слово – Клещ. За эти четыре с мелочью месяца он успел немало. Да ладно, что уж там «немало» – успел столько, сколько на его месте не сделали бы и два десятка мастеров высшего класса. Две полнопрофильные тюрьмы уже заполнены его уловом, третья, насколько мне известно, – больше чем на четверть. А это – для круглого счета – полторы тысячи душ. Местные суды давно перестали справляться. Так что следом за Годи по стране курсирует специальный выездной трибунал. Но куда там – на месяц уже отстали. Он – как молния – всюду один. И всегда – неожиданно. И никто и никогда не видел его спящим или просто отдыхающим; он, похоже, не ест, не пьет и, соответственно, не нуждается в обратном. Зато вот в двух местах сразу встретить Генерального инспектора – обычное дело. Я и сам уже не раз слышал от подчиненных: мол, видели его тогда-то и там-то – в то время как был он как раз совсем даже и не там, а вот тут, за перегородкой. А вчера я и вовсе видел и слышал, как инспектор Килагу и уполномоченный Пилеш, каждый сидя за своим столом, разговаривали с Клещом этим каждый по своему телефону, причем оба больше слушали, едва успевали вставить словечко…

С этаким поспишь! Если подобный темп продержится еще пару дней…

Комиссар не успел додумать, что случится через пару дней. Входная дверь хлопнула, и ровно три секунды спустя в его кабинете уже стоял, а еще через секунду – сидел и раскрывал блокнот крепенький полноватый человечек с располагающим к доверию румяным лицом. С такой фотографией лучше всего продавать сладкие булочки – вразнос. Или, скажем, вести телепередачу «Детское время». А очки-то – ну просто добрый дядюшка из провинции – мамин старший брат. Сейчас конфетку из кармана достанет.

Однако комиссар слишком хорошо знал, насколько обманчиво такое впечатление. Нет, не будет конфетки. Ибо за несерьезными круглыми очками, на круглом краснощеком лице он видел главное – цепкие, всевидящие, беспощадно-стальные глаза. Глаза Клеща. И лучшее, чего может пожелать человек, встретивший взгляд этих глаз – это не оказаться в числе врагов их обладателя. Тут уж не до конфеток. А просто только успевай исполнять, и наградой тебе будет его отъезд. Пусть другие дрожат, а мы, хвала Мировому Свету, отстрелялись. Ну, или почти отстрелялись. Что ему там еще вздумалось, массаракш – опять с блокнотом!

Генеральный инспектор Годи осклабился, и комиссар не выдержал – в который раз опустил глаза, опять почувствовал себя маленьким и виноватым. Массаракш, вот ведь наваждение, и что в этом молокососе такого?..

– Итак, комиссар Данти, на сегодня у нас остались еще три квадрата. Через пару минут здесь будут бригады Зайды и Килагу, плюс моя пятерка – мы только что закончили в южном секторе, они сдадут «материал» и – сразу сюда. Наручники еще остались? Хорошо, распорядитесь выдать. Хватит половинной нормы. Главное гнездо, как я и полагал, мы накрыли. Так что остальные сектора – для очистки совести. И, если ничего непредвиденного, завтра освобождаю вас от своей опеки. Вы что-то хотели спросить? – Генеральный инспектор откинулся на спинку стула и позволил себе нечто человеческое: снял очки и, прикрыв глаза, двумя пальцами потер переносицу. Впрочем, на этом сходство с существом из плоти и крови закончилось: никаких следов усталости ни в глазах, ни в движениях инспектора не наблюдалось. Наоборот: вот поспал человек – хорошенько так, часиков с десяток, – потом душ, кофе и – сюда.

Да нет, не человек, человек так не может… Массаракш, неужели же все? Завтра – все?

– Ну-с, комиссар, извольте, я слушаю ваш вопрос.

– Нет, собственно, все ясно. Значит, завтра люди могут отдохнуть?

– Гм, отдохнуть. Этого я не говорил. Впрочем, решать вам. Люди, как вы изволили выразиться, переходят снова в ваше распоряжение. И если вы полагаете, что у вас все столь спокойно… – Генеральный инспектор приподнял мягкие бровки и опять заглянул собеседнику в душу. И комиссар Данти в очередной раз смутился.

– Нет, я не это хотел… Конечно, мы не собираемся… – Он поймал себя на том, что суетится. Еще минута, и он покраснеет и примется оправдываться. В чем, массаракш-и-массаракш?! Ни за эти сумасшедшие дни, ни за все годы – никогда он не давал повода, чтобы… Да что он со мной, в самом деле, как с курсантом?

Однако, как ни пытался комиссар Данти вызвать в себе столь привычную злость – рабочую, холодную злость, которая так помогала в трудные минуты, – на этот раз не получалось. Да и с чего злиться? Странный этот человечек вел себя вполне корректно, никогда ни на кого и голоса не повысил. А что все от одного его взгляда начинают метаться – что ж, видно, на этой службе именно такой и нужен…

Генеральный инспектор между тем с явным интересом изучал мимику собеседника. Он даже слегка улыбался. Такое комиссар Данти видел впервые – именно улыбка, а не этот его жутковатый кукольный оскал.

– Ладно-ладно, комиссар, извините. Дальнейшее и в самом деле меня не касается. Правда – не надо обижаться. Не думайте, будто я не знаю, что обо мне тут говорят. Что поделаешь – амплуа. Вы ж видите масштабы. Как еще все это заставить шевелиться – вам ли не знать своих людей. И смею вас заверить, ваше отделение – далеко не худшее.

– Спасибо на добром слове, шеф, – пытаясь попасть в тон, выдавил Данти. – Рады стараться на благо отечества.

– Я не шучу. Видели бы вы, что делается в настоящей глубинке. Да и результаты у нас здесь явно лучше средних. Вот, извольте, – он заглянул в блокнот. – Так, за девять суток – сто семнадцать человек. Ну, вы знаете: киднэппинг, растлители, нарко, потом эта жирная свинья с порностудией, плюс – одиночки. Будем думать, что подчистую. Дальше уж вы сами. Так сказать, берегите детей – наше богатство. Впрочем, вы ведь в курсе – результат побочный. Главного-то так и нет – ни у вас, ни…

Генеральный инспектор замолчал и вдруг на секунду раскрылся, приподнял забрало. И комиссар не то что увидел, а шестым чувством старого сыскного волка взял в стальном неустанном автомате-Клеще совсем другое. Там, за доспехами, был живой человек. Да, умный – умнее многих и многих. Сильный – почти как никто. И умеющий делать три дела одновременно. Наделенный невероятной работоспособностью и быстротой. И все же – растерянный. И вся его бешеная активность в последние месяцы – результат именно этой растерянности…

Ибо того, что он искал, не было. Не было вовсе – ни следа, ни зацепки. И чем дольше он искал, тем яснее понимал, что задача эта – впервые, может быть, за все годы службы – ему не по зубам. И не потому, что он слаб – о, он в такой форме, как никогда. И не потому, что ему мешали – напротив, все эти астрономические попытки подкупа и изощренные покушения только помогали ему идти вперед. И не из-за недостатка людей – таких сил в его распоряжении не было еще никогда. Просто задача не решалась вообще. Здесь вообще.

И чем ближе он подходил к этому пониманию, тем яростнее гнал и гнал людей – а с ними и себя – на новые операции, на чистку и облавы. За эти четыре месяца треть страны была освобождена от всех видов преступности, имеющих хоть какое-то отношение к детям. В том числе – от преступности детской.

На него работали суды, тюрьмы и специальные интернаты. На него писались сотни жалоб и рапортов. В него стреляли – два десятка раз – и дважды почти попали. Сумма, изъятая только у его личных взяткодателей и только наличными, превышала годовой бюджет Департаментов Образования и Здоровья вместе взятых. Все это было не просто хорошо, это было отлично, это потрясало и вдохновляло. Он стал героем газет и телевидения – заочно, ибо вот уж кого-кого, а прессу он никогда не жаловал. Его боялись, уважали и ненавидели коллеги. Его деятельность находилась под постоянным наблюдением пяти различных Департаментов и самой Четверки – в полном составе. Еще бы – впервые за годы, прошедшие с Великого Пробуждения, в борьбе с преступностью было сделано что-то настоящее, видимое простым глазом, не из рапортов и сводок. В больших городах люди начали отпускать детей на улицу после наступления темноты! В столице ни один подросток не мог купить не то что травку или стекло, но и просто сигареты – ни за какие деньги и нигде. Страх был сильнее жажды наживы. И это боялись его!

Не то чтобы его все это не радовало. Что ж, такой побочный результат стоил любых усилий. Однако затмить понимание это не могло. Понимание того, что здесь задача не решается. И что все эти кликуши, вопящие в газетах и по телевидению о пришельцах из-за Мирового Света: злых – что принесли Башни, и добрых – тех, что их уничтожили, – что они, массаракш, правы! Ибо никто – теперь он это знал, знал уже давно – никто из смертных под Мировым Светом не способен на дела, которые он, Клещ, пытается распутать.

Исчезали люди – дети, не дети – не это главное. Исчезали они и раньше. Умельцев по таким делам хватало. Но то было не так, то всегда бывало иначе. И когда людей – тела – находили, все равно было понятно: кто – хотя бы примерно, как – в общих чертах, и зачем – абсолютно точно. И ведь всегда исчезали люди. Массаракш, люди целиком! А не души!..

А три месяца назад он и вовсе чуть не впал в ступор – даже два дня нигде не появлялся, – когда вдруг понял, что его ведут. Мягко, не слишком навязчиво, но вполне явно и без каких-либо чудес, кто-то направлял его, обращая внимание на определенные факты. Сначала он сопротивлялся и упорно шел по графику, известному кроме него только Второму. Но профессионализм взял свое: уж больно факты были в строку. И он сдался – взял подброшенную нить. И вышел на «гнездо», на нервный узел целой сети нарко– и порнобизнеса. На который сам не вышел бы никогда. А потом – еще и еще – в делах с «киношниками» и «перевозчиками». Потом – «медики»…

Они были хорошими ведущими, они знали его силы и его темп. И они помогли ему сделать то, что он сделал и чего без них не сделал бы никто. А за это, за послушание, подбрасывали факты – факты по главному делу. И он убедился, что «исчезновение душ» не так локально, как виделось вначале: были случаи и вне интерната. Однако проверить такое можно было, лишь имея замороженный мозг. Свежезамороженный! И это они тоже сделали – вывели на такие два случая. Если только не организовали условия хранения тел сами… Он не слишком вникал.

Они будто пытались остановить его, упереть мордой в стенку… Или все не так, наоборот? И они – тоже не знали и хотели иметь его в союзниках? Вербовали?.. Сегодня он ясно видел: ни на один вопрос ответа не будет. Никогда. И остается утешиться тем, что без его энергии и полномочий – и без их информации – он вряд ли спас бы те десятки тысяч детских жизней… Утешиться и забыть наконец о своем скептицизме. Что ж, пусть так – пришельцы так пришельцы. А он, массаракш, выходит, нужен и им? И отлично. На том и порешим.

…Пауза затянулась. Комиссар Данти, смущенный внезапным пониманием еще больше, чем прошлым неприятием, рассматривал пейзаж за окном кабинета: кусочек неба в клетку и глухая стена – с тем же незатейливым орнаментом. Генеральный инспектор захлопнул блокнот.

– Что ж. Напоминать вам о степени секретности основной задачи излишне. Последние операции начинаем – в квадратах восток-3, восток-5 и восток-6 – одновременно, в шесть ноль-ноль. Схема прежняя. Координирую я. Ну, словом, как и на юге. Если что – я здесь, за стенкой. Да, и подайте мне ближе к вечеру списки на награждение. Особенно – по утренней операции с «киногруппой». Вас лично я также отмечу в рапорте. Все. Не прощаюсь. – Генеральный инспектор привстал – и его уже не было в кабинете. Оставшись один, комиссар Данти посидел еще минуту, покачал головой, пожал плечами и встал, чтобы включить кофеварку и позвонить наконец домой.

Ладно. Пусть. Пусть дальше он сам. А у нас – все. Завтра – все!..