Текст книги "Темные звезды"

Автор книги: Сергей Дорош

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

Выбор

– Мне не будет прощения, если в первый помин-день я не помолюсь об их душах, – твердо заявила Лисси. – Здесь есть божий храм?

– В дворцовую капеллу нам идти нельзя, там сразу схватят. – Эрита в задумчивости стала покусывать ноготь, затем спохватилась и спрятала руку в широкий рукав черно-белого одеяния. – Около казарм гвардейской свиты есть церковь, туда ходят военные и челядь.

– Большой дворец отсюда к юго-западу, – заметил Огонек, который в воздухе не только душил принцессу, но и поглядывал по сторонам, а память и чувство направления у медиумов были – дай боже. – Чуть восточней его я видел шпиль храма. Это оно?

– Темный шпиль, словно аспидный?

– Не разглядел. Но не блестящий, точно.

– Да, похоже, именно та церковь. Если переждать час литургии, зайдем незаметно и закажем панихиду.

Вряд ли там будет стража – только священник с причтом.

– А деньги? – спросил практичный кадет. – Требы задаром не служат.

Девчонки растерянно переглянулись.

– Кошелек я потеряла еще в поезде, – призналась Лисси.

– Со мной ни гроша. – Огонек вывернул карманы лазаретного халата.

– Постойте! – спохватилась принцесса, расстегнув ворот и запустив руку за пазуху. – У меня есть монета.

Она извлекла ладанку охристой замши на шнурке вейского морского шелка. Внутри оказался червонец, блестящий как новенький.

– Вот. Мне присылают их с монетного двора, из каждой новой чеканки – поносить на счастье. Я не нарушу обычай, если отдам его на святое дело.

Огонек крякнул. Золотой, это восемь унций, восемьсот лик!

– Ваше Высочество, за столько можно взвод отпеть. По полтине на душу вполне хватит, а если по унции дать, ангелы прямо в громовое небо унесут…

– Я не намерена там торговаться, – сердито взглянула она. – Чтобы утешить горе ан Лисены, я…

– Так разве я против? Пусть ее братцы упокоятся как следует. А вот поп заметит, что монашка золотыми платит, и сдачи не требует. Так на свете не бывает. Сразу поймет, что вы не простая, и донесет кому следует.

Эрита смутилась. Этот малый знал о жизни больше, чем она.

– Значит, по полтине?

– Ну, раз дети графские, я б и две унции не пожалел.

– Хорошо. Вы останетесь тут, стеречь Хайту и зверюшку.

– Э, нет, Ваше Высочество, так не пойдет! А вдруг на вас кто наскочит? Как же вы без мужчины?..

– Я в одеждах орденской сестры, напасть никто не посмеет.

– Нас точно задержат, если вы будете с нами, – заметила Лисси. – Поглядите на себя, кадет. Будто из сумасшедшего дома сбежали…

– Я вас не оставлю! А Хайту можно запереть, пусть ждет.

Хайта вертела головой, стараясь понять, о чем спорят господари. Вроде бы симпатичный юнец только что целовался со строгой девушкой под кроватью, а теперь они ожесточенно препираются, и госпожа тоже на стороне черно-белой. Пата уже проголодалась, ее тянуло на кухню к отбросам, и Хайте стоило немалого труда удерживать обжору.

– Скажем, я втолкую Хайте, что она должна сидеть смирно. А вы, кадет, как были, так в своем виде и останетесь. Вас в карман не спрячешь! – убеждала Лисси Огонька.

– Третий нам не помешал бы, вместе безопасней, – думала вслух принцесса. – Если только… Ан Лисси, вы сказали, у Безуминки приличный гардероб? И, я вижу, косметики тоже довольно…

Когда до Огонька дошло, что задумала Эрита, он побледнел и попятился, мотая головой:

– Ни за что. Никогда! Чтобы я… Ни боже мой!

– Кадет, выбор невелик. – Эрита кусала губы, чтобы скрыть усмешку. – Или остаетесь, или соглашаетесь.

– И панталоны?! – возопил парнишка. Надеть бабское белье? Да лучше умереть!

– И чулки, все как положено.

– О, собака, два хвоста!

– Мы вас причешем, волосы заколем, а когда подрумяним, вы себя не узнаете.

Из зеркала на Огонька глядела злобно насупленная хулиганка, большеротая и темноглазая, в пышном чепце, слегка накрашенная и припудренная. Под пудрой, как по волшебству, исчезли прыщики, которых Огонек так смущался. Из-под юбки торчали неловко поставленные ноги в башмачках на низком каблуке и чулках цвета кофе с молоком.

Принцесса и графинька порхали вокруг него, подправляя там и сям, одергивая и затягивая. Щекотные прикосновения их рук заставляли кадета сладко вздрагивать и ежиться. После всего стыда и ужаса к нему постепенно приходило ощущение, что оно совсем неплохо, когда тебя наряжают две милашки.

Правда, сам ты при этом превращаешься в третью милашку.

Даже Хайта перестала видеть в нем парня.

– Рухаца будис!

– Хайта, кому я велела говорить по-людски?

– Красивица!

– А еще, как я учила?

– Лапка!

– Тьфу, лапка. – Огонька передернуло.

– Ну-ка пройдись, – велела Эрита, тоже взволнованная этим переодеванием. – Плохо! Что ты топаешь, как на плацу?

– Дьяволы, да меня маршировать учили, а не танцевать!

– Все надо уметь, – наставляла Лисси. – Смотри на меня. Ходи вот так. Руки держи локтями к телу, а не размахивай ими как граблями. Глядеть надо скромней, слегка потупив глаза. Не чертыхайся и не плюйся. А голос, какой грубый голос!

– Да он у меня ломается!

– Говори нежно, чуточку пискляво. Так принято у модных барышень. Чаще улыбайся, но не строй глазки. Глазки строят вот так. – Лисси показала, не очень умело, но доходчиво. – Ваше Высочество, давайте наложим ему ваты под корсаж. Вот сюда.

– Зачем?! – Огонек отпрянул, закрывшись ладонями. – Я не дамся!

– У девушки должен быть бюст.

– Хватит! Я буду девушка без бюста.

– Как все-таки тебя зовут? – пристала Эрита. – Не позывной, а имя?

– Рин. Ринтон, – бормотал Огонек, привыкая к ходьбе в девичьих башмачках. Как они ухитряются не падать? Ужасно неудобно. Кадетские берцы куда лучше!

– Значит, по-женски будет Рина. Моя кузина, ты запомнил? Рина Хавер.

– Да, сестричка! – яростно мяукнул Огонек нарочно тонким голосом, от чего Эрита захлопала в ладоши:

– Прелесть! О, мне всегда не хватало сестры!

– А мне не хватает револьвера, – огрызнулся он через плечо, врываясь в кухню. Без ремня и портупеи, в каких-то крючках и пуговках, он чувствовал себя изменившимся, будто на него направили колдовское жало и закляли стать женщиной.

В арсенале Безуминки нашелся остроконечный, хорошо заточенный нож для резки мяса. Огонек приложил его к голове, но как медиатор нож оставлял желать лучшего – через него доносились только невнятные слабые шепоты эфира. Нужен фунт литого железа, чтобы хоть как-нибудь вещать и слушать. Или треть фунта монетного сплава.

Пришлось повозиться, чтобы скрыть нож под платьем.

– Я готов. Теперь идем. Только я буду молчать!

– Молчать, моргать и улыбаться, – уточнила Эрита, зайдя на кухню и прикрыв за собой дверь. – Рин…

– Что, Ваше Высочество?

– Перестань. Никто не слышит. Ты никому не расскажешь про нас. – Это звучало как приказ. Или как мольба. – Ты все это забудешь. Я поступила глупо.

– А я еще глупей.

– Рин… – Она подошла ближе.

– У нас ничего быть не может, – почти твердо заявил Огонек, глядя в сторону. Дверь бесшумно приотворилась, внутрь прокралась пата и мягко устремилась на своих ножках к ведру с помоями.

– Это все случайно, – уверяла Эрита, подступая вплотную. – Нас обстоятельства заставили. Ты сильно сдавил мне шею, я была не в себе. Как в обмороке.

– Неправда, я не сильно. Ты сама…

– Замолчи. – Она закрыла его рот своим, и они остались так стоять, хотя рядом пата лезла в ведро и уже звучно чавкала. В приоткрытую дверь молча глядели из комнаты Хайта и Лисси.

– Ваше Высочество, – наконец промолвила дочь Бертона сквозь зубы, – нам пора идти.

Поезд Красного царя был еще далеко от Руэна, а в столице и вокруг нее творилось нечто тревожное и смутное.

На литургии помин-дня в кафедральном соборе и церквах ниже рангом звучали возбуждающие проповеди о ереси и колдовстве, что процветают в Красной половине и навлекают на Мир черное возмездие с небес.

Утренние газеты пестрели кричащими статьями, в которых ясно говорилось: «темные звезды» летят на зов дьявольской волшбы и падают там, где греховный мрак сгустился гуще ночи.

Самые беспардонные газетки прямо обвиняли Красную династию, и управление полиции отправило наряды в редакции и типографии, чтобы их закрыть за оскорбление величия.

На Парадных полях за городом расположился лагерем стрелковый полк, подчиненный принцу Цересу, а тем частям, что были расквартированы в столице, поступил приказ перейти к боевой готовности.

Утром многие заметили, как с севера стройными порядками подплывают дирижабли военно-морских сил – на выпуклых серебряных боках Молот Гнева и надпись «Имперский флот». Они пришли с островных баз, с Вейского побережья, и явились не затем, чтобы покрасоваться на торжествах в честь встречи Красного царя – один за другим дирижабли швартовались к причальным башням и высаживали морских пехотинцев.

Без перерыва мигали световые мачты, а у телеграфных станций появились патрули имперской гвардии. Носились неясные слухи, будто на станции, провода с которой идут в Делингу, была стычка синих жандармов с белой гвардией, стрельба и убийства. Туда вызывали пожарных – смывать кровь из брандспойтов, и фургоны мертвецких домов – вывозить убитых.

Иностранные посольства одну за другой слали депеши в свои государства, а посольские медиумы не снимали шлемов. Все ждали какого-нибудь заявления властей Двойной империи, но правительство хранило высокомерное молчание.

После литургии волнение достигло такой степени, что хозяева стали крест-накрест заклеивать оконные стекла бумажными полосками – так меньше риска, что домашних поранит осколками, когда начнется стрельба.

Лара объявила профессору Картерету свой позывной – Ласточка, – и в напряжении села под колпак. Жандарм пристегнул ее к креслу, поднес дозу гигаина, и учеба продолжилась. Сегодня профессор решил натаскать Лару на определение дистанции и направления.

Мерзкая вытяжка пьянь-травы жглась в желудке, но чувства от нее обострились, и Лара легко вышла в эфир, где блуждали все те же собеседники, что и вчера – Шельма, Ласка, Драгун и Лепесток.

– Шельма, привет! Это я, ты узнаешь меня?

– Конечно, детка. У меня память на голоса, не ошибаюсь.

– Я нашла себе имя, буду зваться Ласточкой.

– Тебе подходит, дочка.

Сосредоточившись, Лара вновь увидела Шельму – худая, болезненная, та сидела в шлеме, упершись локтями в стол.

– Ты хорошо себя чувствуешь?

– Сегодня лучше. Спасибо. Об этом меня редко спрашивают…

– Ласточка, это здорово! Привет! – вмешалась Ласка. Лара отвела мысленный взгляд от Шельмы и постаралась увидеть Ласку.

Образ проступил перед глазами, словно выплыл навстречу из тумана, и у Лары сжалось сердце.

Эта девчонка была младше ее, вряд ли проходила посвящение. Губы Ласки улыбались, крылья носа вздрагивали, а выше ноздрей и слева до скулы лицо было грубым рубцом. Вместо глаз – уродливые щели. Ни бровей, ни ресниц.

– Привет. Я тебя вижу.

– Не надо.

– Хорошо, не буду.

– И я тебя вижу, – сказала Ласка после паузы.

– Это паяльная кислота, – вздохнула Шельма. – Надо следить за малыми детьми, вот что. Она тоже зрячий медиум. Теперь кормит всю семью.

– Не забывай указывать направление, – вмешался профессор. – Теперь запоминай – до Шельмы пятьсот миль. Видишь расстояние? Теперь скажи, сколько до Ласки.

– Можете болтать потише? – бросил с соседнего кресла Удавчик. – У меня много депеш, а эфир на столицу чудит, слова не проходят. Дайте мне отчитать все приказы, а после галдите.

Он был в форме, только без шляпы, и совсем не пристегнут. Похоже, ему больше доверяли, чем взбалмошной Безуминке.

– Занимайся своим делом, – сварливо ответил Картерет скрипучим голосом. – Здесь тебе не казарма, работай и помалкивай.

– Заткнись, ты, хрыч! – Удавчик щурился, улавливая чей-то голос, затем начал строчить скорописью по бумаге, лежавшей на краю пюпитра. – Э, Визи, хватай, и бегом во дворец – срочная для принца.

Жандарм-охранник схватил листок и выбежал из зала.

– Не обижайся, – попросила Лара Ласку. – Я не нарочно смотрела, так вышло.

– Ничего.

Она собралась перевести внимание на Лепестка, как вдруг услышала узко направленный голос. Лара сразу ощутила, что он идет по эфиру, как луч прожектора.

– Я обращаюсь к девушке, которая вчера передала сигнал для Огонька Хавера. Я поручик Крестовик из батальона двадцать два. От имени имперского правительства прошу вас – любым способом остановите вещание гигаиновой сети. Помогите нам избежать ненужных жертв. Пожалуйста, сохраните мою передачу в тайне.

В изумлении она повернулась к Удавчику и увидела, что Тикен так же удивленно таращится на нее.

«Он тоже слышит!»

Удавчик приоткрыл было рот, но Лара, из-за ремней не способная поднять руку, молча замотала головой: «Нет! Нет! Не говори ничего!»

Губы Тикена пошевелились, словно он без слов спрашивал: «Почему?»

Не отводя от него глаз, Лара прошептала, чтобы он вспомнил о клятве:

– Темные Звезды.

– Я слышу вас, – тотчас среагировал медиум на том конце эфира. – Я слышу ваш сигнал! Говорите! Вы можете говорить свободно?

– Нет, – выдохнула Лара.

– Держитесь. Заговор принца раскрыт, скоро наши части будут в Бургоне. Вы можете что-то сделать с сетью? Если ее не порвать, будут бои по всей стране.

– Нет. Да. Не знаю!

– Ласточка, с кем ты говоришь?.. – нахмурился профессор, наблюдая за приборами.

– Дьяволы небесные, – выдавил Удавчик, потирая лоб. – Ах ты, гром божий!..

– Тикен, что происходит? – повернулся Картерет к нему.

Набравшись смелости, Лара закричала, стараясь, чтобы ее голос расходился во все стороны:

– Слушайте меня и всем скажите! Не передавайте приказов отсюда! Просто молчите! Церес проиграл, ему не светит! Молчите, пожалуйста, а то начнется война! Шельма, скажи им, кто слышит! Ты же умираешь из-за принца, ты для него травишься! Ласка, и ты тоже!

– Замолчи, поганка! – завопил профессор и метнулся, чтобы включить заземление.

Какое-то мгновение Удавчик колебался, но затем выхватил револьвер и наставил на Картерета:

– Стой, ни с места!

– Тикен, ты очумел?! – замер старикан, выпучив глаза. – Ты на службе у принца, предатель!

– Дьяволу в зад вашу службу. Тронешь педаль – и ты покойник.

– Убей его! – обернулся профессор ко второму охраннику. Тот промедлил в растерянности, однако взялся за оружие.

– Ронди, не глупи, – скосился на него Удавчик. – Жить надоело?

– Брось револьвер, Тикен.

– И не подумаю.

Сжавшись от страха, Лара все кричала в сеть:

–  Перестаньтевещать для принца! Я правду говорю! Бургон окружен, все пропало!..

Ронди решил сохранить верность господину, но не успел прицелиться. Удавчик нажал спуск, громыхнул выстрел, и охранник со стоном повалился на пол, тщетно зажимая рану в груди. Профессор, угадав момент, побежал к выходу из зала. Тикен выпалил ему вслед, но Сарго был прав – стрелять Удавчик толком не умел, и на сей раз промахнулся. Пуля с визгом рикошетировала от каменной стены.

Лара в ужасе умолкла, глядя, как умирает Ронди. Лицо жандарма залила мертвенная белизна, рука бессильно вытянулась, и охранник обмяк, бездыханный.

– Господи, Удавчик… ты убил его! А-а-а, я боюсь! Отвяжи меня!

– Ласточка, я поняла, – жестко ответила Шельма. – Перехожу на круговое вещание… Сеть, слушайте сюда! Вы меня знаете. Церес – неудачник, его затея рухнула, он окружен. Даже в Бургоне медиумы против принца! Кто не хочет подыхать ради гнилого дела – снимайте шлемы. Даю десять минут. Кто после этого останется в эфире и передаст хоть слово из Бургона – я всех запомню и назову властям.

–  Ты смелая, Ласточка, – робко сказала Ласка. – Что там у вас случилось?..

– Ой, один жандарм убил другого! Прямо при мне, мамочка! Он тут лежит мертвый!

– Шельма, не смей сеть мутить! – свирепо вмешался Драгун. – Тебе деньги платят, и не маленькие!

– Я не хочу, чтобы за эти унции девчонки пили яд. Ни одна из них не доживет до свадьбы. А ты сам? Чего ты дожидаешься, роскошных похорон?

– Она права, – вступился Лепесток. – Если дело провалилось, почему я должен вместе с ним в яму лететь? Все, кончено! Снимаю шлем.

– Я тоже! Шельма врать не станет.

– Это измена! Оставайтесь в эфире, или плохо будет!..

– Больше меня не зовите, отключаюсь.

– Ласточка, не уходи! – Ласка заплакала. – Не бросай меня, мне страшно! Куда вы?

– Бежим. – Удавчик в спешке расстегивал ремни Лары. – Может, успеем удрать. Эх, и подставили вы меня с вашей дурацкой клятвой! В общем, Лари, поздравляю – нам, как военным, расстрел обеспечен. Ну, хоть не в петле болтаться! Терпеть не могу этот пеньковый воротник.

Когда Лара выбралась из-под шлема, Шельма уже покрыла своим голосом все на сотни миль вокруг. От медиума к медиуму разлеталась новость о провале заговора. Ширился крик об измене, об отраве, брань, растерянность.

Но все, кто сидел в этот час на вещании и слышал зов Лары, точно отметили – сигнал шел прямо из Бургона, а значит, это правда.

Сеть принца начала разваливаться.

Для дежуривших в зале связи наготове стояли велосипеды у крыльца. Визи быстро покатил к большому дворцу. По пути он заметил, что в аллеях парка стало как-то не по-хорошему оживленно и людно. От казарм скорым шагом расходились отделения жандармов с патронташами на поясах и сумками гранат. К ружьям были примкнуты штыки.

Пришлось съехать на обочину – проскакал конный взвод, следом катили два броневика с полуоткрытыми башенками, из которых спереди торчали шестиствольные картечницы.

Озадаченный Визи зарулил к подъезду и передал депешу дежурному.

– Что это у нас народ засуетился? – спросил он как бы невзначай.

– Дело плохо, – оглядевшись, тихо сказал дежурный. – За заставой на главной дороге встала рота белой гвардии. Пришли на мотофургонах, окапывают пулеметные позиции… У них две реактивные пушки.

– Ого! К чему бы так?

– Говорят, приказ Его Величества. И дирижабль кружит в окрестностях, что-то высматривает. С вышки разглядели – это «Дочь Ветра», из морской разведки.

Депеша, присланная из дворца Птицы-Грозы, показалась Цересу зловещей. Медиум, сидевший на телеграфе восточной береговой линии, передал, что гвардейцы захватывают станцию. Значит, теперь не удастся вызвать из Делинги эмигрантов, бежавших в республику от Красного царя… А они так пригодились бы, чтобы взять под контроль железную дорогу у границы!

«Кажется, Бертон меня предал. Или кто-то другой? – ломал голову Церес. – Кругом изменники… Впрочем, удивляться нечему. Люди по своей природе подлецы. Даже кроты из катакомб – и те надежнее.

Нечего ждать, надо действовать немедленно. План меняется».

– Курьер ждет? – спросил он секретаря. – Отлично. Передать ему вот это… – Церес быстро написал: «Остановить Красный поезд на станции Пантиан, персону № 2 арестовать. Артейскому полку – блокировать Синюю резиденцию и прервать ее связь с внешним миром. Всем начать исполнение плана „Помин-день“».

– Срочно передать депешу по сети. Готовьте мой дирижабль, после обеда я вылетаю в столицу. Найдите ан Бези – она поехала к профессору, – и скажите, что я отменяю задание, пусть ждет моих распоряжений. Затем, сообщите кротам, чтобы к закату они были готовы.

«Ну-с, господа, решительный час настал! Завтра на карте Мира появится новая держава, а во главе ее встанет единый монарх. Государю-отцу придется уступить мне место. Поколения на троне должны меняться, иначе власть обрастет мхом и плесенью, словно трухлявый пень… Что осталось? Только помолиться об успехе».

Чтобы парни видели своего господина и зарядились от него уверенностью, Церес до молитвы проехал по парку в открытой коляске. Жандармы и свитские гвардейцы лихо отдавали ему честь, лица их светились удалью, слышались возгласы: «Слава Его Высочеству!», «Да здравствует принц!»

«С такими молодцами можно завоевать всю Великую землю, – думал довольный Церес. – В самом деле, почему нет? Обуздать пришельцев, набрать сил, и лет через двадцать показать соседям, кто хозяин на материке и в окрестных морях. Хватит гордиться стариной и тратить силы в обороне, надо нападать. Да здравствует обновление! Пришествие дьяволов подхлестнуло науку – пусть она служит войне и торговле, что суть одно и то же».

– К казарменной церкви, – велел принц водителю.

«Сейчас там тихо, безлюдно. К Отцу Небесному лучше обращаться в одиночестве, когда рядом никого…»

Невдалеке от церкви стоял броневик. Экипаж боевой машины, чтоб не томиться в жару под броней, похаживал вокруг, курил и поплевывал. При виде принцевой мотоколяски все мигом побросали папиросы и встали навытяжку.

– Вольно, ребята! – добродушно помахал им Церес, когда лакей откинул подножку и помог Его Высочеству сойти. – Как идет служба?

– Рады стараться, Ваше-ство! – гаркнул экипаж в одно горло.

– Всем по чарке водки. Караульному остаться, остальные могут пробежаться до казарм. Командиру проследить, чтоб наливали до краев, по-настоящему.

– Покорнейше благодарны, – радостно козырнул командир. – Позвольте спросить, Ваше-ство, – все благополучно? Нам с машиной оставаться на дежурстве… или как?

– Расслабьтесь, парни, никакой угрозы нет. Дело решается не здесь. Как выйдет время, поезжайте на обед.

Отпустив экипаж, умиротворенный принц вошел в храм.

Тишина, прохлада, благодать. Запахи церковных благовоний. Священник у алтаря совершает частный обряд – судя по доносящимся словам, поминовение. Какая-то монашка и вместе с ней юная девица, одетая как служанка, коленопреклоненно молятся, повторяя за попом уставные строки. Справа вышел причетник, поклонился:

– Добро пожаловать, Ваше Высочество. Что вам угодно?

Навстречу по проходу семенила довольно высокая, стройная девушка в пышном чепце и широком темном платье. Принц невольно залюбовался ее чуть неловкой походкой, трогательно сжатыми руками. Какая миленькая… Кто она?

Стыдливо опустив лицо, девчонка хотела прошмыгнуть мимо Цереса, но принц загородил ей путь:

– Постой, красавица. Примешь ли от меня святой воды? Эй, пономарь, чашу сюда.

– Ах, кавалер, – очаровательно тонким, ломким голосом пропела девчонка, такая пугливая и от того еще более прелестная, – мы же с вами совсем не знакомы!..

– Разве это важно, детка? В храме все равны, все перед Богом Единым.

У виска из-под чепца юной красотки выглядывал каштановый локон, дерзкий и упругий, как мальчишеский вихор. А какой у нее славный ротик, какие большие и быстрые темные очи! Принц понял, что не зря зашел в казарменную церковь.

Причетник враз обернулся с чашей, и принц, улыбаясь, зачерпнул воду серебряной ложицей:

– Прими, девица, и да будет с тобой благословение грома небесного.

Этот лукавый трюк проделывали тысячи парней, чтобы получить мгновенье ласки от приглянувшихся девчонок. Темноглазая немного поломалась, но все же подставила ладони. Ее руки показались принцу несколько грубоватыми, но жест девчонки был полон такой юной грации, что в сердце Цереса вспыхнуло влечение.

Она позволила воде стечь по ладоням на запястья и осенила себя по уставу – глаза, уши, рот, а затем, сложив руки крестом, коснулась плеч.

– Свет молнии между нами.

– Во славу Божию. – Принц коснулся губами ее нежного рта.

«Восторг! Такую птичку нельзя отпускать…»

– Как тебя зовут?

– Рина…

– Чудесное имя. Кто ты, дитя мое?

– Э-э-э… Я… дочь садовника! Я… у батюшки в гостях.

Огонек лихорадочно соображал: «Что делать? Заорать: „Это Церес, бежим“? А куда нам драпать?.. О, мамуля, я попал. С обеими династиями целовался… С ним есть охрана или нет? Все же надо выбраться и оглядеться. Там чего-нибудь придумаю. Лишь бы он отвязался».

– А кто вы, кавалер? – изгибая стан, Огонек кое-как состроил принцу глазки. – Вы из гвардейской свиты?

«Ах, озорница, притворщица! Такая молодая, а уже умеет обольщать…»

– Я расскажу тебе, когда мы встретимся в следующий раз. Оставайся в Бургоне, я пришлю тебе записку.

– Ой, меня батюшка заругает!

– Мой денщик передаст письмо тайком, никто и не заметит.

– Мне рано ходить на свидания.

– Какое свидание? Мы просто погуляем по аллеям. Что ты любишь из лакомств? Я принесу.

Огонек чуть не ляпнул: «Я люблю папиросы с вейским табаком!», но вовремя сдержался и мяукнул:

– Орешки в кофейной глазури!

«Может, девчонки все-таки оглянутся? Сколько можно бить поклоны?! Тут смертельная опасность, понимаешь, а они в доску замолились!»

– Так я пойду. Жду письмеца! – подмигнув принцу, Огонек мелкими шажками заспешил к выходу, и на ходу зычно откашлялся, заставив принца вопросительно нахмуриться.

Своей цели Огонек добился.

Эрита выпрямилась и оглянулась.

– Здесь принц, – шепнула она Лисси. – Рин идет наружу.

– Как нам быть?

Между тем Церес двигался к алтарю.

– Встали и пошли, – скомандовала принцесса. – Лица долу. Может, проскочим.

Однако идея была неудачной.

Как ни склоняли девчонки свои лица, принц внимательно вгляделся в них, и когда Эрита с Лисси подошли к нему вплотную, он воскликнул в изумлении:

– Ан-эредита?! Глазам не верю, вы? Каким образом?

Поняв, что отпираться бессмысленно, Эрита дерзко ответила:

– Высокородный собрат мой, разве вам неизвестно, что я – левитесса, лунная ведьма? Когда державе грозит опасность, мой долг – быть там, где я нужна. Если не ошибаюсь, именно здесь гнездо заговора?

– Я восхищен вами, сестра моя! Чутье не обмануло, вы оказались именно там, где вас ждут. – Все еще в потрясении от такой встречи, принц достал из кармана бронзовый свисток. – Я предоставлю вам лучшие покои своего дворца. Заранее прошу вас извинить меня, что вам к ноге прикрепят груз. Я не могу допустить, чтобы вы улетели.

– Это насилие, Церес.

– Что поделать, дела власти решаются силой.

– Это бесчестно!

– Иногда приходится забыть о приличиях. Слишком многое поставлено на карту. А кто ваша спутница? Ее лицо мне смутно знакомо…

– Лисена Тор-Майда, Ваше Высочество, – гордо ответила Лисси, поклонившись, как положено. – Прошу разрешить мне быть в темнице вместе с Ее Высочеством.

– Воистину, сегодня у меня счастливый день. Все, кого я хотел видеть, пришли ко мне сами… Конечно, милая, я исполню вашу просьбу.

– Спасибо, ан Лисси, я навсегда запомню вашу верность. – Принцесса с чувством обняла дочь Бертона и зашептала ей на ухо: – Сдави мне шею обеими руками. Ну же! Скорей!

Называется – пошел взглянуть, кто там приехал, а по пути облобызался с наследником трона. Вынырнув из церкви, Огонек пристально огляделся. Ага, мотовоз Его Высочества с лакеем и водителем, рядом скучает пара свитских гвардейцев. А куда слинял экипаж броневика? Быть не может, чтобы забрались в машину, там упаришься. Один караульный кукует.

Правда, у казарм виднелись солдаты, но они довольно далеко.

Ну, надо решаться! Как угодно, но отсюда следует удрать, и поскорее.

«О, Бог молний, Отец Небесный, сделай так, чтобы девчонки выбрались из храма! А уж здесь я им как-нибудь помогу».

Покачивая бедрами, Огонек подвалил к караульному. Тот с любопытством смотрел на смелую девицу.

– Э, малышка, а где твоя подружка и монашенка?

– Они богомолки, все псалмы бубнят, – отмахнулся Огонек. – А вы что в одиночестве, солдат?

– Служба такая. Ты здешняя, крошка?

– Я к отцу приехала.

– Добрый твой батюшка, если гулять отпускает. И даже вечерами?

– Ну, если не слишком поздно…

– Хм, а как насчет прогулки у прудов? Там вечерами такой воздух, тишь такая… Знаешь ажурный мостик? Можно там встретиться.

Огонек жеманился, как мог, боясь переборщить, но кружева, юбка и чепец действовали на солдата безотказно. Кадету даже нравилось его дурачить, но он не забывал и в дверцу заглянуть, и по сторонам посматривать. Броневик пуст.

Дрожь начала пронимать Огонька, он все не мог перебороть себя. Об этом и Лом, наставник по гимнастике, предупреждал: «Ребята, в первом бою шесть из десяти солдат стреляют куда ни попадя, только не в противника. Потому что убить – это страшно. Так вот, сукины дети, учитесь бить без пощады, иначе убьют вас!»

«Он же ничего плохого мне не сделал», – вглядывался Огонек в солдата, а тот принимал его взгляды как заигрывание.

Тут из церковной двери раздался приглушенный свист, вроде боцманской дудки. Гвардейцы встрепенулись, подались от коляски к храму, караульный отвлекся от беседы с Огоньком…

…а из двери, высоко над порогом, вылетели обнявшиеся Лисси и Эрита.

Полет у этой пары удавался плохо – они парили неровно, то снижаясь, то взмывая, и, оказавшись снаружи, принялись кружить над площадкой у входа.

«Ну, ведьмы, выше, выше! Ведь поймают!»

Чуть не задохнувшись от душевного порыва, Огонек выхватил нож и ударил караульного солдата в шею. Тот закричал и побежал, шатаясь, от броневика, схватившись за рану рукой. Огонек шмыгнул в броневик, с лязгом захлопнул дверцу и повернул запор.

«Так, теперь наверх!.. Как бабы в этих юбках управляются? Одна помеха!»

Здесь, внутри железного корпуса, который каучуковые шины изолировали от земли, он начал слышать голоса эфира, но даже вникать в них не стал – некогда!

Руки у него тряслись, он едва мог вспомнить, как обращаются с картечницей. Вот выключатель привода. Вот подача патронов. Это затворный механизм. Повернуть. Привод зажужжал, стволы завертелись. Почему она не стреляет?!

Принц свистел и свистел, выбежав вслед за лунными ведьмами. Схватились те, у казармы, и бегом пустились к церкви.

– Стреляйте, только в монашенку не попадите! – приказал Церес.

«Да заводись же ты, проклятая!» – Огонек с отчаянием рванул затвор, и вдруг подача патронов включилась.

Картечница загрохотала, извергая струю пуль. Огонек схватился за рукояти наводки, повернул башенку на казармы, и бежавших словно метлой смело. Кто уцелел, те как ящерицы расползались в стороны.

«Ага, вот так!»

Что-то щелкнуло рядом с плечом. Вгорячах Огонек не сразу понял, что башенка сзади открыта, и в него стреляют гвардейцы. Рассвирепев, он крутанулся с картечницей вместе, струя прошла по мотоколяске, разодрав экипаж принца как пилой и прострочив гвардейцев. Церес метнулся назад, в храм.

Огонек остановил стволы, грохот оборвался. Он закричал носящимся в воздухе:

– На крышу! Спускайтесь на броню, на крышу! За мной!

Они услышали и заскользили к нему. Путаясь в платье, Огонек слез вниз, устроился на месте механика-водителя и занялся рычагами. Броневик уже отъехал мер на сто от церкви, когда девчонки смогли сесть на башенку и начали забираться внутрь.

– Куда мы едем? – спросила Эрита заплетающимся языком, еще не придя в себя от удушья.

– Вперед! – уверенно объявил Огонек, пытаясь вспомнить расположение аллей и строений Бургона.

Наконец у него появилось время для эфира. Он подался вперед, чтобы прижаться лбом к металлу.

– Говорит кадет Огонек Хавер из батальона двадцать два! Я нахожусь внутри владения Бургон, со мной Ее Высочество Эрита и дочь графа Тор-Майда! Не могу говорить долго, чтобы меня не запеленговали. Пока мы на свободе, но боюсь, за нами погоня. Передайте мои слова его сиятельству Бертону и штабс-генералу Куполу.

–  Огонек, слышу отлично! Я все записал, сейчас же передам. На приеме прапорщик Голубь.

Церес в гневе покусывал губы. Почти держать их в руках, невесту и заложницу – и так нелепо упустить! Но кто сидел на пулемете? Кто управлял броневиком?