Текст книги "Темные звезды"

Автор книги: Сергей Дорош

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

Приход Красной девы

Телеграфист в Бургоне принял депешу, порезал ее на короткие ленточки и аккуратно наклеил на бланк с переплетенными драконами. Такие сообщения следует немедленно доставлять Его Высочеству:

«Личный поезд Его Красного Величества проследовал через границу половин Империи. Ожидается прибытием в западную столицу в 16.30 11-го полевика».

У дверей кабинета Цереса телеграфиста остановил секретарь:

– Придется ждать. Его Высочество заняты.

– Садись, – поманил телеграфиста усталый медиум, осунувшийся после непрерывного вещания под микстурой. Он снял свой обруч и повесил его на резной выступ подлокотника. В электрическом свете тонкое лицо медиума выглядело почти бескровным, а губы казались синеватыми. «Как его звать? – вспоминал связист. – Кажется, Ремень. Здорово вымотался парень. Смотрится лет на двадцать старше, чем есть…»

– Какие новости?

– К нам катит Красный царь. После обеда на вокзале будет встреча с оркестром и цветами. А у тебя что?

– Доклады Купола. Лысый генерал неплохо суетится, почти всю зону у озер прочистил. После его кислоты, по-моему, там вместо травы будут гвозди расти…

– Ха!

– На самом-то деле все хуже, – тихо заметил медиум, доверительно склоняясь к телеграфисту. – За оцеплением уже нашли десяток тварей. Они растут по часам. Шестилапые, восьминогие… Жрут что ни попадя. Одну застали – натягивалась на собаку, как чулок на ногу. Пара успела в землю ввинтиться, остальных сожгли ручными горелками.

– Да, их чем раньше убьешь, тем лучше, пока не разрослись.

– Нет, под солнцем они много не растут, – начал было мудрствовать Ремень, но тут дверь кабинета открылась, и вышел высокий, мощного сложения мужчина в черной одежде, похожей на робу трубочиста. Едва ступив за порог, он надел на голову капюшон-колпак с прорезями, но Ремень с телеграфистом успели разглядеть бледное лицо, серебряные серьги и подчеркнутые бордовой помадой губы. Глаза были скрыты темными очками с кожаной окантовкой, плотно прилегавшей к коже.

Не говоря ни слова, даже не взглянув на сидящих, высокий человек в черном покинул помещение.

– Веселые деньки пришли, – пробормотал Ремень. – Скоро кроты среди бела дня начнут шастать…

– Заходите по очереди, – пригласил секретарь. – Медиум первый.

Отпустив связистов, принц Церес закурил сигару и достал из ларца заветный медальон.

Щелкнула пружина, распахнулась золотая крышка. Серым глазам Цереса предстала овальная эмалевая миниатюра – портрет девочки-шатенки в платье теплого хлебного цвета, с бледно-золотыми кружевами на воротнике и рукавах. Желто-карие глаза ее смотрели весело и чуточку лукаво, а губы, похожие на темный пламень, словно скрывали в себе задорную улыбку.

Рубиновые серьги да разрез глаз, намекавший на восточное происхождение, – вот и все, что говорило о ее принадлежности к другой половине империи.

Тонкая каллиграфическая надпись в низу портрета гласила:

«Высокородному собрату Цересу в память о встрече на моем девичьем посвящении. Эрита, ан-эредита Красного царства».

Гром господень, в тот день она была восхитительна! Церес, вечно занятый военными и светскими делами, пропустил момент, когда Эрита из милой пигалицы превратилась в настоящую красотку, обрела стать и поступь истинной ан-эредиты, а заодно способность очаровывать. Во всяком случае, на Цереса она произвела неизгладимое впечатление и, похоже, тонко понимала это.

С праздника храмового посвящения Церес уехал влюбленным и до сих пор не смог победить в себе это чувство. Напротив, оно усиливалось по мере того, как росла Эрита.

Вместе с нею росли темные, тревожащие слухи о ее способностях, которые церковь Грома называет дьявольскими.

«Это излечимо, – успокоил себя Церес. – Замужество и дети многих отучили улетать в окно. Кроме того, есть опытные лекари Тайного ордена, есть научные методы. Не одни, так другие укоротят ей крылышки. Я должен получить добрую жену из императорского рода, а не своенравную орлицу».

Он поглядел на циферблат часов, мерно качавших маятником в высоком застекленном ящике лакового дерева.

«Время близится. Каждый шаг стрелки приближает тот миг, когда Эрита запоет в моих объятиях. Да, характер у нее сильный, но женская сущность сильнее. Искушенный муж всегда сумеет приручить неопытную девицу. Ей придется стать мягкой, чтобы сберечь свою семью».

Он еще не решил окончательно, как распорядиться другими членами Красной династии. Прежде всего – арестовать их и вынудить письменно отречься от престола. Если это удастся, отец и старший брат Эриты получат почетную ссылку, станут наместниками островов около Вея. Разумеется, под стражей гарнизонов, верных Цересу. Младшего воспитать так, чтобы и думать не смел о короне…

«Или устранить их?.. Нет, исключено. В крайнем случае – заточить. Кровь осиянных молниями священна, запятнать ею корону единства – значит, погубить саму идею. Нации, которые казнят своих монархов, превращаются в стада свиней. Даже если они преуспевают и жиреют, их жизнь не более чем свинское существование в хлеву. Деньги не могут быть идеей. Любая идея – прах, если она лишена чести и достоинства. Но чтобы победить, приходится идти по трупам… Неизбежно».

Спрятав медальон, принц покрутил рукоять сонетки. Вошел секретарь.

– Отец Луин и кавалер Маскерон здесь?

– Ожидают приглашения Вашего Высочества.

– Сначала священник.

Тощий гривастый поп в бронзовом обруче и дорогой атласной рясе, хранивший вечно враждебное выражение лица, а за ним восточный дворянин в длинном распашном кафтане винного цвета, смуглый и невозмутимый, получили свои задания: подстрекать народ против красной короны, запятнанной грехом и ересью. За ними в кабинет был впущен юркий газетный делец – ему поручалось кое-что напечатать в утренней прессе.

Принц поглядывал на часы. Скоро Нож должен передать из Гестеля, как там идут дела, и когда Эриту привезут в Бургон.

Ночная встреча штабс-генерала Купола и графа Бертона была отнюдь не радостной, хотя совместная их операция блестяще удалась.

Вернее, почти удалась, потому что доверенная Бертону особа императорского рода все-таки улетучилась, прихватив с собой находящегося под арестом кадета.

Избавившись от одной головной боли, граф нажил другую, ничуть не лучше первой.

Вдобавок ко всем мучениям минувших дней он лицом к лицу повстречался с тем, кого считал виновником гибели сыновей. Хотя Купол действовал по высочайшему приказу, Бертону тяжело было видеть его.

– Я знаю, граф, что причинил вам большую боль, – с прямотой служаки и плебея отчеканил мрачный Купол. – Приношу свои глубочайшие извинения и самое искреннее сочувствие. Тела ваших детей опознаны и доставлены в склеп фамильного храма, где сохраняются во льду.

Недавно штабс-генерал был на раскопках кратера, в месте падения восьмого шара. Авиация, а затем саперы там хорошо потрудились. Хотя зарывшийся в землю корабль быстро отрастил корни-трубы и, будто по пневмопочте, разослал во все стороны спящих десантников и зародыши машин, погибло больше половины бывших на борту. Они так и не проснулись.

Саперы в противогазах – вонь стояла жуткая – переворачивали спекшиеся трупы, сжавшиеся в позе эмбриона. Сотни скорчившихся тел в кавернах корабля-шара. Изрядная часть – в возрасте учеников Бертона, а то и младше, хотя о мориорцах ничего наверняка не скажешь.

«Граф, я солдат. Мое ремесло – смертный бой. Но ешь меня дьяволы, если на раскопках я не чувствую себя убийцей… Вы плачете о сыновьях? А я велел затравить газом, словно крыс в подполье, сотни спящих недорослей. Да, это были враги, чужие и чуждые нам. Дай им сутки – они сядут в своих черепах и спуску нам не дадут!.. Но так не воюют. Если на небе есть суд чести, мне придется там ответить. И не за ваших двойняшек, а за тех, в кратерах. Интересно, что Бог молний скажет на довод „Иначе было нельзя“?.. Они тоже люди, и вы это знаете».

– Это война, граф. Потери ужасны, и нам остается лишь склонить головы в память о павших.

Бертон сдержался, чтобы не сказать в ответ какую-нибудь резкость. Но выражение его лица в этот момент было красноречивее слов. Купол, Крестовик и командир десанта в знак скорби молча сняли головные уборы и опустили лица. Склонили головы и славные ребята, захватившие вражеского медиума. Бертон велел пригласить их, чтобы выразить им признательность.

Когда минута миновала, все распрямились, и Ловкач Гуди выпалил:

– Мы с вами, ваше сиятельство! Будьте уверены.

Не находя слов, граф обнял и расцеловал ученика.

– Гере штабс-генерал, господа офицеры и кадеты, нам нельзя терять времени, – сказал он, повысив голос. – Гуди, бегом к барышням, пусть будут готовы к вещанию в любой момент. Крестовик, приведите жандармского медиума, его надо допросить немедленно.

Ненадолго граф остался с Куполом наедине.

– Итак, синий принц – изменник, – начал штабс-генерал с каким-то злобным удовольствием. – К тому, что вы мне рассказали, граф, я могу добавить: задержка авиации третьего дня не была случайной. Ракетчики не получили вовремя приказ вылететь к месту падения шара. Я разберусь с этим! Что вы намерены предпринять?

– Известить государей, а также уведомить министров морского и воздушного флотов. Верные Цересу части должны быть разоружены.

– Разумно. Но в его руках остается сеть нелегального вещания. Мы не знаем ни срока начала переворота, ни планов принца.

Солдаты десанта ввели пленного. Как положено арестанту, тот был без поясного ремня и шляпы. Увидев генерала, жандармский сержант встал навытяжку.

– Вольно, – бросил Купол. – Твой позывной?

– Нож, ваше высокородие.

– Какой номер в медиа-реестре?

– Не состою, ваше высокородие.

– Нелегал?

– Так точно.

Крестовик выставил на стол перед графом плоскую металлическую фляжку:

– Нашли при нем, ваше сиятельство.

Купол первым цапнул фляжку, отвинтил крышку и лизнул содержимого. Лицо его скривилось, он сплюнул в носовой платок:

– Гигаин. С какими-то добавками. Сущая отрава. Граф, можно воспользоваться вашей лабораторией для анализа?

– Крестовик, будьте любезны отнести жидкость химикам. Пусть сейчас же займутся ею.

– Нет, поручик, погодите! Ну-с, – встав из-за стола, Купол стал похаживать вокруг сержанта, – когда очередной сеанс вещания?

– Если ваше высокородие изволит сказать, который час…

Время назвал Бертон, уже открывший крышку часов.

– Через двадцать минут.

– Так. У тебя десять минут, чтобы выбрать – с кем ты. Когда назначено выступление мятежников?

– Ваше высокородие, я человек маленький, я только медиум. Мне скажут, я передаю, и всё. Таких важных секретов нам не доверяют…

– Кажется, на службе принца вы разучились ценить себя, – промолвил Бертон, защелкнув часы. – Медиум не бывает маленьким или большим, он – голос эфира. Бог велик и всемогущ, но его слова передают людям ангелы, вестники господни. Возможно, вам эта роль не по плечу. Гере штабс-генерал, я могу распорядиться пленным?

– Он на вашей территории, захвачен вашими людьми – конечно.

– В таком случае, – Бертон встал, – сержант, вы свободны. Можете идти на все четыре стороны.

Нож немного опешил, подозревая какую-то ловушку:

– Э… как прикажете вас понимать, ваше сиятельство?

– Буквально. Сию минуту вам вернут обруч, ремень, оружие и шляпу, после чего вы покинете Гестель. Да, забирайте и фляжку.

– Не пойдет. – У Ножа потемнели глаза. – Чтобы десантники мне в спину выстрелили?

– Я похож на человека, способного отдать такой приказ? – холодно спросил Бертон.

– Про… прошу прощения, ваше сиятельство. Но как-то мне странно. Вроде меня схватили, и вдруг…

– Просто я хочу отдать вашу судьбу в собственные ваши руки. Это и будет выбор, о котором упомянул гере штабс-генерал. Если вы известите принца, то окончательно станете изменником, и вас ждет петля. Если промолчите, вам придется искать место в штатской жизни, поскольку синий полк будет распущен. Есть и третье «если», но тут уж вам решать.

Прежде чем покинуть кабинет, капрал-десантник выложил на стол все, отнятое у Ножа.

– Повторяю, сержант, – вы свободны.

Нож не двигался с места.

«Дьявол, они и вправду меня выгоняют. Уйду! А что дальше? Стать подпольным вещуном? Рано или поздно меня выловят, тогда держись… И старые дела припомнят».

– Будущей ночью, – с трудом выговорил он. – Красный император приезжает, он остановится в своем дворце. Его окружат. Будет что-то вроде беспорядков, и тогда подойдут жандармы. Императора перевезут в другое место, как бы для безопасности, а на самом деле…

– Значит, гигаин еще не растворил твои мозги, – довольно хмыкнул Купол. – Пей, только не до дна. Текст я сейчас напишу, будешь вещать по бумажке.

– Что ж, поздравляю, – молвил граф. – Может, со временем вы поймете, что значит «медиум».

Начитав послание штабс-генерала через обруч, Нож неуверенно застегнул на себе пояс, с опаской козырнул высоким чинам и как-то бочком оставил кабинет.

– Вы отличный педагог, ваше сиятельство. Завидую.

– Нечему завидовать, Купол. Я плохой отец.

– А все-таки жаль, что у нас только один из медиумов принца! Пять-семь вещунов – и мы сломали бы его сеть.

– Я предпочел бы захватить центральный пост вещания, откуда идут приказы.

– Это Бургон! Как государи с ним поступят, будут штурмовать или уговорят сдаться?.. В Бургоне у нас нет своих людей.

Граф задумался. На его лице отражалась борьба надежды и сомнения.

– Есть человек. Вопрос в том, как он себя поведет… Кадет совсем некстати улетел с принцессой! Сейчас нам очень пригодился бы его голос.

– Вернется Огонек – ох, насидится он на гауптвахте. Да и Ее Высочество донельзя хороши – усвистать неведомо куда за миг до высадки десанта!.. Граф, мы в опасном положении. – Купол уставился на Бертона бледными выпуклыми глазками. – Я не знаток придворных дел, но мыслю так: если Церес собирается свалить Красного царя, то государь-отец либо на его стороне, либо тоже слетит с трона.

– Та же мысль беспокоит и меня, – признался граф. – Хотя мне есть о чем тревожиться, кроме политики.

– На всякий случай можно приготовить дирижабль с заряженными батареями. До вейских островов – рукой подать.

– Я не могу бросить семью, школу и родину.

– Согласен, – решительно кивнул штабс-генерал. – Значит, боевой корабль понадобится нам для налета на Бургон.

– Прямо себе не верю. – Тикен развел руками на прощание. – Чтобы я подписался на такой союз!.. Кто бы мне раньше сказал, что я так поступлю – я бы от смеха сдох.

– Я тоже удивлен, – присоединился Касабури. – Мне еще не приходилось клясться на благородном теле господарки.

Лисси поманила его в сторонку, и пилот потянулся за ней, как иголка за магнитом.

– Касабури, я вижу, вам все еще больно… Простите меня, не сердитесь, пожалуйста. Я была очень напугана там, в воздухе.

Канхаец ласкал ее голубыми глазами и старался, чтобы его напомаженный рот не растянулся в счастливой улыбке. Как ласково она заговорила! Можно ли надеяться, что господарка с поверхности ищет дружбы?..

– Это было до клятвы, можете забыть. Теперь между нами все иначе. Если я буду вам нужен, простучите зов по земле около Гиджи. Вот так. – Он отбил ступнями быструю чечетку. – Хайта повторит для вас, чтобы запомнилось.

– Зачем же? Я хорошо танцую и быстро учусь. – В доказательство Лис отстучала пятками такую же прерывистую дробь.

– Отлично!

Тем временем Удавчик пытался извлечь из клятвы пользу для себя.

– Хайта, ты ведь не хочешь меня обидеть?

– Кеса ивиджу кис туни? – кокетничала златовласка.

– Бези, переведи ей: «Один поцелуй для брата по союзу».

– Хайта, эта хитрая скотина хочет всех обчмокать даром.

– Джику, ятэна!

– Она говорит: «Это не входит в условия клятвы».

– По-моему, ты врешь с переводом.

– А по-моему, тебе с утра под шлем садиться. Иди, выспись, липкое чудовище.

– Тогда с тобой. Мы теперь братья, верно?

– Да, я твой старший брат. Прапор, шагом марш в казарму! Целуйся с Касабури, видишь, какой он раскрашенный.

– Это исключено! – отвлекся пилот от душевной беседы с графинькой.

– Спасибо. Мне только драки не хватало.

Кое-как удалось вытолкать вдохновенных парней из коттеджа на свежий воздух, после чего Безуминка загнала девчонок в постель и погасила свет.

– Всем спать! У Лары после завтрака учеба, у меня после обеда работа. Нам нужны свежие головы. А вам придется стряпать для себя, ваших порций нет в кухонном листе.

Однако шорохи и голоса во тьме не прекращались.

– Я раньше не готовила. Ни на плите, ни на горелке. Эй, перестань!

– Вайяяя… – пела Хайта.

– Хайта, мне и так тепло. Бези! Почему она лезет?

– Для уюта. Она твоя, служит тебе. Не толкай ее, а то заплачет.

– О, господи. Ну хорошо. Иди сюда и успокойся.

– Я твоя?

– Да, да, только не щекочись.

– Вайяяя…

– Поет, как кошка. – Лара тихо прыснула, отодвинувшись от пары и попав под руку Бези.

Та прошептала в ухо Ларе:

– «Поющие кошки», да? Почему так?

– Ну, такой обычай. Когда артель кончает класть кровлю, утром девчонки, дочери артельных, до рассвета забираются на крышу и поют, сидя на гребне. Пока не увидят восход. Тогда крыша век не протечет. Но мы и других принимали – из жестянщиков, из слесарей. А я на крыше голосов не слышала, отчего это? Там ведь уйма железа…

– Ласточка, крыша заземляется через громоотвод.

– Я возьму этот позывной, – засыпая в объятиях Бези, бормотала Лара.

– Громоотвод? Фу, глупость какая!

– Нет, Ласточка.

Темнота, поздний час и усталость все-таки взяли свое. Даже неугомонная Хайта перестала ласкаться к госпоже, размякла и задышала ровно, сонно.

По Бургону жили только часы, чьи механизмы не знают устали, караульные на постах и слуги принца, занятые в делах Его Высочества.

Ближе к рассвету Лис проснулась оттого, что тонкие пальцы потрогали ее подошву под одеялом. Лисси дернула ногой и недовольно привстала, высвобождаясь из рук верной Хайты. Окна за шторами подернулись серо-синим цветом самого раннего утра, захламленная зала коттеджа едва проступала из тьмы, как древний, заброшенный склеп.

На миг дочь Бертона ощутила себя пробудившейся от векового заклятия. Словно она спала на ложе, затянутом пылью и паутиной, а теперь пришел срок освобождения от власти колдуна, она должна встать, а истлевший саван прахом осыпается с ее плеч.

Но это наваждение мгновенно схлынуло. В смятых одеялах, на сбившихся простынях рядом сопели еще трое. Хайта во сне вяло искала руками хозяйку. Лара обнимала Без за шею да еще закинула на нее ногу.

«Ведь сегодня одиннадцатое число, – неповоротливо двигались мысли. – Сегодня помин-день. Надо молиться о душах братишек… Где тут церковь?»

Потом она подумала: «А кто меня щекотал? Хайта, ногой?»

Как ответ на ее немой вопрос, под одеялом в ногах что-то пошевелилось. Что-то, движущееся само по себе, величиной с крысу.

Поджавшись, Лисси завизжала, и все тотчас вскочили.

– Что?!

– Чего ты кричишь?

– Кеса ни джи?

– Там крыса! – показала она дрожащей рукой.

– Эка невидаль. – Лара смело откинула одеяло в сторону – и тоже взвизгнула, подтянув рывком коленки к подбородку.

На мятой простыне сидело нечто, с небольшую колбасу размером, без головы и хвоста, зато с множеством ножек. Оно шевелилось и водило передним концом, будто принюхивалось. Или задним концом? Обе стороны у штуки были одинаковые.

– У, какую ты большую выкормила, – подивилась Безуминка, став на колени и бесстрашно схватив тварь поперек туловища. Животина запищала и заизвивалась, суча ножками, а с одной стороны у нее открылась круглая пасть. Хайта со стоном протянула руки:

– Осторожнее, ей больно!

– Господи, да что это такое? – жалобно воскликнула Лис.

– Пата хайджа, зерно из пупка. Видите, уже лапки проклюнулись и ротик есть. – Безуминка с интересом вертела тварь в руке, оглядывая со всех сторон, а пата хайджа пыталась ее укусить. – Скоро научится жрать и гадить. Хайта, что ты думаешь из нее вырастить?

– Отдай, пожалуйста, не тискай ее! Она еще маленькая!

– Это… то, что Хайта носила в себе? – Убедившись, что зверюшка не опасна, Лара тоже потянулась посмотреть поближе. – Ух ты какая! А чем ее кормят?

– До поры до времени она сосет свою кормилицу, – учительским голосом объясняла Бези. – Смотрите, она хочет к Хайте! На Ураге здорово придумали, носить их внутри. Я носила снаружи. Моя пата мне язву на спине проела, еле зажило потом. Зато с кормилицей они становятся ручными и разумными.

– Боже, – поежилась Лисси, постепенно приходя в себя. – Они, эти паты, что же, кровь сосут из людей?

– О, я таких тонкостей не знаю. Дети тоже сосут материнскую грудь, пока не станут есть другую пищу. То же самое и пата хайджи. Так лучше! Дикие пата хайджи, которые не знали ласки, едят все, что найдут. А эту можно учить.

– Она слепая? – Лара осмелилась потрогать живульку. Пата изогнулась и впилась ей в палец, но не зубами, а будто каучуковая присоска. Айкнув, Лара еле вырвала палец из круглого рта.

– Пока слепая. Глаза вырастут потом. Зато она хорошо слышит и чует запах.

– Животное не может расти так быстро, – неуверенно заметила Лис. – Она была совсем мелкая, когда Хайта нашла ее.

– Пата – не животное. Пата – машина.

Пользуясь моментом, Хайта деликатно вытащила свою кроху из руки Безуминки, стала гладить и целовать ее. Странная тварь всеми ножками облапила предплечье Хайты, словно боялась, что ее опять возьмут чужой рукой и станут тискать, как резиновую пищалку. Вернувшись к своей кормилице, пата стала издавать нежные, длинные звуки вроде «тииии».

– Значит, это не кусается? – Лисси наблюдала за патой, и ее волнение стихало.

– Может, она захочет покормиться от тебя.

– Бррр! Но какая же она машина? Ест, растет, разумная…

– Пата хайджи не рождаются, их делают. С Ураги их привозят в виде спящих зерен, чтобы меньше занимали места в корабле и не дышали.

– А, Урага – это ваша планета? – догадалась Лара. – Мы-то зовем ее Мориор. И что можно вырастить из этой колбасы с ногами? Паровоз? Или мотокарету?

– Пусть решает Хайта, это ее пата. А можно многое – скажем, землеройный снаряд. Или броненоску. Даже кухню.

– Лис, пата поможет вам еду готовить!

– Ятэна. – Хайта замотала головой. – Пата мала. Не мочь. Ее учись.

– Короче, еще один рот на мою шею, – обреченно вздохнула Безуминка. – Она прожорлива, как три жандарма. И чем, скажите, мне ее кормить? Завтра на леднике будет пусто, ни куска мяса! Уж поверьте, они умеют корм искать. Хайта, хватит, не пускай ее туда! – воскликнула она, заметив, как златовласка пытается засунуть пату в растянутый пупок; а та дрыгает лапками, забираясь внутрь. – Послушай, дуреха, эта любовь не к добру. Пата высосет тебя, один скелет останется.

– Мы можем кормить пату по очереди, – предложила Лара. – По-моему, она довольно милая. Хайта, дай ее погладить! Ну, не бойся, я ее не съем.

С большим сомнением Хайта вытащила недовольную пату из пупка и протянула Ларе:

– Тискать ятэна. Гладь, гладь.

– А я? Можно я? – решилась Лисси, придвигаясь.

– Только в рот не лезь, присосется.

– Тииии, – еле слышно затянула пата, обласканная двумя сразу.

– Посадим ее в обливной горшок, под крышку, – размышляла вслух Безуминка. – Потом, когда подрастет…

– Ятэна! – возмутилась Хайта.

Тут входная дверь, не запертая после ухода парней, начала тихонько отворяться. Все неподвижно замерли в молчании, что позволило вошедшему на цыпочках Огоньку сделать ложный вывод:

– Никого нет. Я же говорю, ан Эрита, – пустой дом… Смотрите, везде мусор. Даже крова…

Рот его остался открытым на середине слова, потому что он увидел немую сцену из четырех участниц. Сидящие в кровати вокруг углаженной паты тоже увидели, что вошедший не один – за его спиной маячила молоденькая девушка в наряде вроде монашеского.

Зато Безуминка молчать не стала. Она прямо-таки завопила:

– О, пресвятые звезды! Эта ночь когда-нибудь кончится?! Почему сегодня все валятся на мою голову?! Летучие кроты, лунатики, жандармы, ясновидящие, монашки, медиумы – все сбегаются сюда, входят без стука, лезут целоваться и в постель! И вы тоже?! Да кто вы такие?!

– Это Огонек, он пришел, – всхлипнула Лара от счастья.

– По-моему, это Эрита, ан-эредита Красного престола, – проговорила Лисси, отлично помнившая всех членов правящих династий. – Добро пожаловать, Ваше Высочество. Прошу прощения, что встречаем вас в неподобающем виде.

Огонек как-то вдруг осознал, кого душил в полете и кто обнимал его ногами. Ему подурнело, и он ополз по стенке на пол.

– С добрым утром, барышни, – слегка наклонила голову юная монашка.

– Лара, живо нюхательную соль твоему парню, – деловито распорядилась Безуминка. – Ты помнишь, где она лежит.

«Твоему парню?» – Эрита вмиг вспомнила слова поручика: «Девчонка-медиум, по имени Ларита».

«Это ее парень?»

Взгляды принцессы и дочери кровельщика скрестились, как клинки.

– Пата хайджа. – Вместо приветствия Хайта показала вошедшим свою прелесть на вытянутых руках. Пата подняла переднюю часть и сказала:

– Тиии!

Что делают принцессы, увидев шевелящуюся серую колбасу с ножками, без глаз, разевающую круглую дыру?

То же, что и все девчонки.

Они визжат.