Текст книги "Миллионер"

Автор книги: Сергей Валяев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

Неторопливая поездка дала возможность ощутить мощное природное дыхание областных лесов и полей. Я сорвал солнцезащитные очки, и естественные цвета радовали глаз: синь небес, зелень листвы, рыжеватость пшеничных полей. Городская маета осталась позади, и все происходящее там казалось никчемным и пустым. Моя мечта о миллионе поблекла и представлялась выцветившей на солнце театральной афишкой. Не закончить ли пьесу под названием "Миллионер" – закончить без финального душевного потрясения для доверчивых, как дети, зрителей и пальбы из ружья, висящего на заднике с первого акта.

Увы, подобное не в моих силах. Если бы играл на подмостках моноспектакль, плюнул бы на все и удалился за пыльные кулисы кушать водочку. А так – не могу: повязан путами дружбы. Впрочем, Вася способен постоять за себя, а вот как быть с Илюшей Шепотинником? Как быть с ним, играющему в этой невероятной истории по Божьему проведению? Пропадет не за понюшку табака. Тем более враги наши прознали о его небесном даре. Попользуются и выкинут на свалку куском синюшной мертвечины.

Нет, представление продолжается, господа. Горят софиты, и пьяненький суфлер занял свое место в будке. Публика готова встретить новый выход героев аплодисментами и криками "браво". И каждый из участников этого публичного зрелища питает надежду, что финальная реплика будет за ним.

Городок Долгопрудный, известный своими прудами и ОПГ, встретил меня садово-огородной тишиной, мелкими домами поселкового типа, базарчиком у ж/д вокзала, гипсовым бюстом В.И. Ленина, мазанным в бронзовую краску. Нужная мне улица имени Матроса Железняка, дом 54 находилась на окраине.

– Немедля за улицей Инессы Арманд, молодой человек, – объяснился старичок, похожий бородкой и блеющим голоском на экстремиста всех времен Лейбу Бронштейна (Троцкого). – Там поворот направо, кажется.

– Или налево?

– Направо-направо. Да-с.

Я посмеялся: такое впечатление, что время здесь остановилось, как мифический краснопузый бронепоезд на запасном пути. Не хватает аллюром скачущей конницы с Василием Ивановичем Чапаевым впереди на белой кобыле по прозвищу Ибаррури, и картинка героического прошлого будет полная.

Пропылив по вышеупомянутым улочкам, нахожу на металлическом заборе цифру – 54. Драндулетик тыкается в ворота, издавая с устатку хрипучие звуки: открывайте сразу, засранцы такие и засранцы сякие!

– Ну я это! Я! – ору. – Васька, сколько можно издеваться? – Отмахиваю кепи. – Он тут бабаем бабаит, а меня бьют! – Выражаюсь куда точнее и народнее, обращаясь в сторону видеокамеры слежения. – Открывайте, еть` вашу мать, поанцы! Я "гостиниц" привез!

Наконец, признан за своего – тяжелые ворота дачной крепости медленно раскрываются. "Москвичок" закатывает в просторный дворик, покрытый асфальтом, тормозит у знакомого мне серебристого БМВ и двух боевых джипов c тонированными стеклами. Поздравляю "дед", доехали-таки!

В старых рослых соснах французит современный кирпичный дом-замок с башенками и балкончиками, похожий на бургунское игристое шампанское. На крыше легко-дамской панамкой замечается телевизионная тарелка. У ворот гуляют два бойца в спортивных костюмах, в их руках АКМ, тоже мне хорошо знакомые. Прикладами. А по дальней дорожке вальяжной походочкой сукиного кота приближается Вася. И ещё улыбается самодовольной улыбочкой!

– Славчик, ты красавчик, – разбрасывает лапы для объятия. – Что с личиком твоим?

– И ты ещё спрашиваешь, паразит? – взвываю от возмущения. – Игрок херов?

– Все под контролем, дорогой мой человек, – успокаивает, не забывая улыбаться улыбкой успешного плейбоя.

– Под контролем? Ты контролируешь, а бьют меня, – разумеется, моя речь снова куда экспрессивнее. – Что за игры патриотов?

– Ну, прости, – обнимает за плечи. – Мы хотели вскрыть ситуацию, как нарыв?

– Какую ещё ситуацию?

– Вокруг Илюхи, помнишь?

– Мне бы не помнить, – хныкаю. – Весь мой двор в трупах. Ваша работа?

– Поговорим после, – толкает в спину. – Переведи дух. В баньку сходим.

– В баньку? – злюсь. – А как Илюша-то? – спрашиваю. – Где он? Черт вас всех возьми!

Мой приятель заметно мрачнеет и признается, что с нашим товарищем не все в порядке. Хотя какой может быть порядок у сумасшедшего, не так ли?

– Что такое?

– Припадки у него начались, – морщится Вася, – орет, все бьет и почти ничего не жрет. Типа бунта, да?

– Типа бунта? – переспрашиваю. – Ну, вы козлы, ребята, – режу правду. – Нельзя ему менять обстановку и общаться с незнакомыми.

– Меня-то он знает? – удивляется мой спутник.

– А ты его понимаешь?

Вопрос остается без ответа, и я требую, чтобы меня срочно отвели к аутисту. Надеялся, что ситуация прояснится, а все наоборот усложняется. Если Илюша совсем плох на голову, то наши игрища в миллион можно заканчивать. И хер с ним, этим милитаристическим миллионом, от которого одно лихо. Будем жить тырновским огородом и моим честным трудом на плодово-овощной базе имени Клары Цеткин.

Обстановка буржуйского дома-замка напоминает музейную: эксклюзивная мебель, картины на стенах, напольные вазы в полный человеческий рост, зимний сад с реликтовыми деревцами из хоккуистой Японии. (Хокку – это стихи в несколько строчек, очень красивые, например: "Если в саду посадить звезду – вырастет небо").

Я невольно интересуюсь: кто у нас любитель такой поэтической, скажем так, жизни? Василий называет фамилию знаменитого в прошлом боксера N., чемпиона мира в среднем весе, а ныне почетного гражданина города Долгопрудный.

– Понятно, – говорю, – типа папы местных пацанов?

– Типа, – недовольно бурчит Василий. – Меня окружают только уважаемые люди.

– И Галаев тоже уважаемый? – спрашиваю. – Не от большого ли почтения его нукеры хотели из меня отбивную слепить? Тебя искали, между прочим?

– Ишь как? – качает гиревой головой. – И что?

– Блядь! Можешь, толком объяснить, что происходит? – нервничаю. Почему бьют меня, а не тебя?

– Ты оказываешься не в том месте, – довольно смеется. – Не в то время.

У меня возникает желание вырвать ТТ из-за пояса и воплотить в жизнь свою светлую мечту грохнуть им по васиному лбу, чтобы обладатель этого бесхитростного, как полено, чела больше думал о других, чем о себе.

Не успеваю – поднявшись на второй этаж, подходим к двери, рядом с которой дежурит пасмурный малый в медицинском халате.

– Спит, – отвечает он на немой вопрос Василий.

– И пусть, – потирает руки тот. – Воскреснет, дай знать. А мы в баньку.

Я требую, чтобы мне дали глянуть мельком на аутиста: может, его уже донельзя замордовали? Г-н Сухой обижается: он, конечно, умом не блещет, однако не настолько, чтобы не понимать: Илюшу надо беречь, как розовую герань в горшке.

– Мы к нему со всем уважением, – признается, – а от него одни убытки.

Я настораживаюсь: о каких убытках речь, и догадываюсь:

– Васек, а не пытался ли ты играть с ним на бирже?

Друг ситный мнется, как барышня-крестьянка перед барином, возжелавшим неотложного соития на конюшне, потом признается:

– Ну, пытались.

– Е`вашу мать! – не выдерживаю всей этой галиматьи. – Плакал мой миллиончик! Как чувствовал! Разве так можно?

Что же выясняется? Пока я страдал физически, то есть, когда меня лупили все, кому не лень, господин Сухой решил самостоятельно ухватить за хвост птицу счастья сегодняшнего дня. И ничего умного не придумал, как взять у вора в законе Аслана Галаева в долг 1 миллион 500 тысяч виртуальной "зелени", и вместе с аутистом играть на бирже. Гарантия возврата капитала мой миллион и наш Илюша Шепотинник.

– Что? – не понял, остановившись. – Как это?

– Я был уверен в победе.

– Миллион заложил и ещё Илюху? – заорал я. – Идиот! Ты идиотее самого идиотского идиота! Проигрался в пух и прах! – захохотал я. – Теперь понятно, почему чукеры тебя искали? – И вспомнил. – Но били-то меня?

– Я твой должник, – скромничал товарищ. – Все будет нормально, родной, – успокаивал, но без энтузиазма.

– Нормально? Все под контролем? – бушевал я. – Наверное, кричал на Илью? – предположил. – Он и сломался, как игрушка.

– Любую игрушку можно исправить, – ответил. – Как и положение.

– Вася, – с чувством заключил я, – когда вижу тебя, вижу гильотину. Лично для себя. Почему меня толкнул в лапы ментовской хунты? – И потребовал, чтобы объяснился тотчас же по ситуации, когда трупов было обнаружено немерено.

И что же узнаю? Все просто, как рождение персидских котят и новых сверхгалактик. Господин Сухой и его "спортивная" команда сразу смекнула, что гениальным провидцем могут заинтересоваться. Деньги не делают людей счастливыми, а делают их богатыми, и поэтому человек, обладающий даром обогащения, всегда привлекает внимание тех, кто этим талантом не обладает, но владеет властью, силой и оружием.

– Вася, ты умен, как Цицерон, – заметил я.

– А это кто?

– Типа пахана древних философов, – отмахнулся и потребовал продолжить признание.

"Спортсмены" не ошиблись в расчетах: некая бригада "наехала" на мою квартиру и дважды угодила в засаду.

– В засаду?

– Конечно. Пока ты хлопал ушами и думал, что никто ничего не знает...

– И что?

– Мы решили запустить тебя в дело, – признался. – Во-первых, от тебя пользы было тогда никакой, во-вторых, кто-то же должен был отдуваться за трупняки...

– Так, – снова остановился под соснами. – Польза от меня была. Трупы были не мои. Попользовались мной, как блядью, – и поинтересовался: – Под дых или по зубам?

– За что?

– За подставу, милый мой, за подставу.

– Бить надо Галаева, это его идея была.

– А у тебя своя кость есть? – постучал кулаком по васиному лбу, как по двери. – Под дых или по зубам? – повторил.

В детстве был у нас такой уговор: если кто поступал западл`о, то получал по заслугам: либо удар в солнечное сплетение, либо по сусало. По желанию. И били крепко, от всей оскорбленной души.

И я не пожалел друга детства – били меня, ударю я! Под дых – так под дых! Сконцентрировав всю обиду в кулак, наношу удар.

– А-а-а! – такое впечатление, что кулак нарвался на чугунную чушку. Е`! – е`! – е`! – Прыгал по лужайке, жалея руку. – Что у тебя там, еть` твою мать!

– Броник! – ухмыльнулся аспид рода человеческого, задирая рубаху.

– Застрелю, – вырвал ТТ. – Или застрелюсь.

Вася подивился оружию в моих руках и поинтересовался, откуда оно? Я вспомнил агрессивных детей гор и сообщил, что отныне всю ситуацию беру под личный контроль. Тем более обстоятельства настолько изменились, что все наши дворовые игры, редис псовый по сравнению с тем, что нас ждет впереди.

– Впереди нас банька, – шутил мой друг, считая, что я нахожусь в состоянии аффекта от боли в руке и говорю глупости.

Наивный полубандит, не понимающий, что бронежилет может выручить от пули-дуры, но спасти от жестокого молоха Системы?..

Первые бои местного значения, в целом, оказались для нас победными. Но не пиррова ли они? Ошибка Василия и "спортивной" братвы в том, что они посчитали битву завершенной, отстрелив группу претендентов на приз имени Ильи Шепотинника. Решив малую задачу, они перегрызлись меж собой, не видя смертельной опасности со стороны государственной системы, представителями коей является семейство Крутоверцеров. А Система продолжает работать над данной проблемой, это я чувствую. Иного не может быть: Система должна выполнять поставленные задачи, в противном случае, её не будут бояться и, следовательно, уважать. Она превратится в анекдотическое, плохо помнящее, невнятное, спазматическое Оно, напоминающее первого президента РФ, канувшего в лету.

Зайдя в новую баньку, пропахшую свежим деревом и жарынью, решаю не драматизировать ситуацию. Нам ещё в ней разбираться и разбираться, М`ука. Пока же надо отмыть копоть прошлого, чтобы вступить в настоящее чистыми, как это делали солдаты в Великой Отечественной перед решающими сражениями.

Начинаю стаскивать куртку, из её кармана выпадает мобильный телефон. Вася замечает: на мою шею повесить золотую цепь и – вылитый браток.

– Круто, – рассматривает аппарат. – Откуда игрушка?

– От менхантера, – говорю правду.

– От кого? – вытягивается лицом.

– Менхантер – "охотник на людей", невежда.

Надо ли говорить, что товарищ бандит пришел в некоторое замешательство. Особенно, после того, как услышал историю моей жизни за последние сутки. С ним случился эффект Буратино, когда деревянный человечек увидел праздничный цирк-шапито. Мой же друг детства сидел на лавке в голом виде и глуповато блимкал глазами, как этот самый пиноккио.

– А ты думал, спрятался от мира, – сделал заключение я, – и все проблемы решены? – И отправился в парилку. – Веничком помахай, Васечка, попросил не без мстительной услады.

Конечно, я понимал чувства г-на Сухого. Ощущать себя хозяином положения и неожиданно узнать, что госпожа Жизнь держит тебя в качестве мальчика-пажа, главная обязанность которого таскать полы платья корованной особы.

Участие в настоящей истории подлого опытного трейдера Кожевникова, оказавшегося по совместительству информатором боевой и коммерческой бригады "Алмаз" при ВО (внутренних органах) не очень удивило Василия.

– Он мне сразу не понравился, – изрек. – У него вид бывшего ментяги.

– Белки-летяги у него вид, – и рассказал о нашей встречи на складском дворе магазина стройматериалов. – Летает туда-сюда. Как он у Татищева оказался, не понимаю?

– Телефон слушают, – уверенно ответил мой собеседник. – Хотели взять на прихват Антея и узнать, где я нахожусь.

– Странно, – задумался я. – Тогда получается, что трейдер работает на семейство Крутоверцеров.

– На кого работает?

Мой короткий рассказ о деятельности Маи, сыгравшей в моем освобождении из лап, повторю, хунты не последнюю роль, а также повествование о бомбе близ крематория и последующем знакомстве с государственным деятелем эпохи большого хапка, тоже особенно не удивили друга.

– Ишь ты, – лишь цокнул языком. – Муж и жена – одна сатана. Она мне сразу...

– Только не говори, что не понравилась? – вскричал я. – Ты её вообще не видел?

– Видел много раз. В кабинете у дедушки. Не удивлюсь, что деда любимого она того... замочила.

– Ты говори-говори, да не заговаривайся.

– Не она лично, конечно, но при её молчаливом согласии?

– А зачем было надо?

– Исаакович – старая лошадь. Был. Осторожный. Может, не захотел участвовать в аферах семейства, или ещё что? Как говорится: "Любите жизнь источник денег.* Когда источник бьет через край, можно захлебнуться".

* Афоризм поэта, писателя, философа Александра Трофимова.

Словом, появление семейства Крутоверцеров близ нашего миллиона $ тоже не потрясло Васиного воображения – это находилось в системе координат его мозговых извилин цвета беж.

А вот – менхантер, он же "охотник на людей", он же Александр Стахов!.. Светлый и бесстрашный образ бойца, работающего исключительно на себя и выполняющего спец.заказы по различным проблемам, привели Василия в глубокую депрессию.

Веселая, искрящаяся пламенем и водочкой, ночка, проведенная мной с "охотником" на скоростной трассе и в ресторане "Русская изба" ещё больше насторожили мастера спорта по вольной борьбе.

– Плохие дела, – заключил он, используя куда более горячие, как полки в парилке, на которых мы возлежали, словца для определения нашего положения. – Жопой чувствую: подключилась Контора.

– Какая контора?

– Которая всем конторам контора.

– Лубянская, что ли? – догадался. – Товарищи ещё работают?

– Спрашиваешь? Они нынче разворачиваются в марше. Мало всем не покажется.

– А мы тут при чем?

– Мы-то на хер никому не нужны, – хлестал меня березовым веничком. – А вот Илюха?

– А что он?

– Народное достояние, балбес.

– Прекрати психи, – требовал я. – Илюша – это мелочь пузатая.

– Мелочь, да приятная в хозяйстве.

Плюхаясь в маленькое море бассейна, заявил, что менхантеру доверяю, как самому себе. Почему – не знаю? Уж больно не любит он этого Крутоверцера, мне так кажется.

– Как можешь доверять первому встречному?

– Ты про кого? Крутоверцера?

– Тьфу ты, твою мать, – не выдержал лингвист лингвистов издевательства над великим и могучим. – Что за слова такие: "крутоверцер", "менхантер", "брувер"?

– Нормальные слова, – не понимал я. – В духе времени.

– Про "охотника" я! – орал друг. – Блядь! – Вылезал из бассейна, похожий борцовской спиной и что ниже на гиппопотама в реке Лимпопо.

– Ты куда? За словарем? – пошутил.

Ничего не ответив, Вася прошлепал в раздевалку, чтобы скоро вернуться:

– Вот это видишь? – держал в руках мобильный телефончик. – А теперь следи за движением руки, жопца-ца твоя без мозгов!

Не обратив внимания на мои возмущенные вопли, метнул телефон в бассейн. Плюхнувшись на воду, коробочка с нежной электронной начинкой успешно ушла на дно, вымощенное цветым кафелем. Матерясь и пуская пузыри, я нырнул за предметом первой необходимости делового человека. Вот так всегда: мечтаешь о легком небе, уходишь под тяжелую воду.

Попытки спасти дар менхантера оказались тщетны. Игрушка не выдержала изощренного испытания стихией. Я потребовал объяснений в форме воплей и проклятий.

Подозрительный г-н Сухой с мокрой головой снизошел до них: во-первых, почему я так убежден, что мой новый знакомый есть благородным зорро и не сдаст нас с потрохами тем же чертовым Крутоверцерам, во-вторых, научный прогресс шагнул настолько далеко, что этот мобильник, возможно, имел свойства передаточного устройства, в-третьих, смотри пункт "во-первых".

– А в-четвертых, вообще, неизвестно, на кого работает, – молвил Василий.

– На себя, – твердил. – Как ты, как я, – натягивал джинсы и рубаху. Он – моей группы крови.

– Вот-вот, Слава, кровь прольется, – был неумолим, как рок. – Коль машинка сработала, жди гостей. Кстати, "гостинец" татищевский привез?

– Ага, килограмм картошки, два пучка лука, да маслят* лукошко, – был иносказателен, будто в кустах уже прятались слухачи и записывали все наши антигосударственные речи. – А зачем?

* Маслята – патроны (жарг.).

Вася ответил привычно: чувствовал известным местом, что дело малой кровью не обойдется, и боевой запас ещё никому не мешал.

То есть перспективы наши были самые радужные. С нами-то понятно – мы больные дети не самого лучшего периода в истории нашего государства. А вот как быть с аутистом, не имеющего никакого отношения к этому помойно-блевотному бытию? Как быть с тем, кто не способен себя защитить. Верная мысль: мы в ответе за тех, кого приручили. И с этим нужно считаться. В противном случае, все превращается в бессмыслицу.

Из баньки мы выходим хмельные от чистоты и ощущения своего бессмертия. Мы на родной сторонке и нет силы, способной нас победить. Убить? Можно. А победить наши вечные души?

Появление человека в медицинском халате отвлекает меня от столь высокопарных рассуждений. Больше всего мертвые мечтают о вечности. Нет, мы пока живы, но большинство чувствует себя зомби в стране несбывшихся надежд. В стране, где вера и любовь раздавлены, как клюква, присыпанная сахарно-кремлевскими посулами. В стране, где живой дым крематорий плывет над головой неживой жизни.

По сумрачно-напряженному лицу медика мы догадываемся, что у нашего друга припадок, и торопимся в дом-замок.

Комната, где содержался аутист, напоминала роскошный хлев: кровать "Людовика ХYI", ковры, книжный шкаф, телевизор, на столе портативная компьютерная система, а вокруг хаос из рваных книг, битой посуды, разбросанных пазлов. Окна задернуты плотными шторами. Свет от торшера неприятен, как от махов перепончатых крыльев летучей мыши. И отвратительный запах – запах боли, страха и лекарств. На кровати в смирительной рубашке корчащийся человек.

Страшненькая сказка о заколдованном принце? Очень похоже. Я ожидал увидеть нечто подобное, но такого скотства? Спасти, чтобы убить? Чем мы отличаемся от врагов наших? Милосердными улыбками?

Все это я сказал сопровождающим лицам. В форме истеричной, при этом рвал шторы и бил ногой торшер с мерзкой летучей мышью, которая себя так вольготно чувствуют без летучего кота.

Потом кинулся к кровати и принялся развязывать путы на больном друге. Его исхудавшее лицо – небрито, искажено нечеловеческими муками, белки глаз белели – зрачки закатились в пустотелые выемки глазниц.

– Илюша, Илюша, – обращался к нему. – Все-все, я пришел. Я – Слава. Я – желтые ботинки. Желтые ботинки? Вспомни, пожалуйста, желтые ботинки.

Очевидно, со стороны мои речи казались речами безумца. Однако говорил я и действовал исключительно по наитию. Освободив аутиста, потребовал его одежду.

– Пойдем на улицу, – говорил. – Там будет дождик. А потом радуга. Помнишь, мы смотрели радугу. Она красная, синяя, зеленая, желтая? "Радуга это праздничный хомут неба",* помнишь?

* Афоризм поэта, писателя, философа Александра Трофимова.

Не знаю, насколько моя бессвязная речь была целебна, однако произвела должный эффект. Корчи прекратились, и я увидел, как из выемок мертвых глазниц выкатываются боллинговые шары зрачков. Смысла в них хватило ровно настолько, чтобы воспринять меня, как явление родное и дружелюбное.

– Живем, Илюша, – натягивал на него майку. – Все будет хорошо, родной.

– Ыыы, – кособочился ртом, словно жалуясь.

– Сейчас погуляем, покушаем...

– Ыыы.

– Никто больше обижать нас не будет, – утверждал, поднимая за руку. Пойдем! Делай – раз!

Аустист встал на ноги, как исполин после долгого беспробудного сна, совершил первый шаг, потом второй:

– "Раз! О человек! Слушай! – забормотал. – Два! Что говорит глубокая полночь? Три! Я спала. Четыре! Пробудилась я от глубокого сна. Пять! Мир глубок. Шесть! И глубже, чем думал день. Семь! Глубоко его горе. Восемь! Радость превозмогает боль. Девять! Горе говорит: Погибай! Десять! Но всякая радость хочет вечности. Одиннадцать! Хочет глубокой, глубокой вечности."

Вот такая вот бодрая поступь под словесную безумную капель о "глубокой вечности". Кто не понял – я невиноват, поскольку сам находился под впечатлением этой философско-сумасбродной считалочки. Однако добился я главного: жизнь возвращалась в тело нашего другу.

Когда мы, наконец, выбрались на природу, то стало ясно, что имеется положительный результат. Плохонький позитив, но он имеется: худощавый лик Ильи, осиянный солнцем, дробящимся в листве, приобрел некую запредельную святость. От таких заметных перемен господин Сухой впал в младенческий восторг: ай, да Слава, желтые ботинки, ай, да миллионы будут наши!

– Карл украл у Клары коралл, – произнес аутист с непередаваемой мимикой страдания.

Это заявление вконец развеселило Васьк`а: ну, Илюха, выступать тебе с отдельной программой на Арбате. Я же насторожился и спросил:

– Карл украл у Клары коралл?

– Карл украл у Клары коралл, – подтвердил аутист.

– Ну, вы, пацаны, даете, – развел руками Василий. – Выступать будете на пару.

– Дурак, – проговорил я. – Илюшу надо показывать специалисту.

– Какому специалисту?

– По голове, – и вспомнил, что Лидия оставляла мне адресок профессора Карлова Карла Карловича.

– Шутишь? Что за Ф.И.О.?

– Нормальное Ф.И.О., – огрызнулся. – Василий Степанович Сухой – лучше?

– Ыыы, – вмешался аутист. – Летающие тарелки всегда в поисках летающего стола.

И я прекрасно понял Шепотинника: лакейский человечек сервировал стол под соснами. Я ещё раз убедился: Илья видит наш мир по-своему, как залетный небожитель, который угодил в космическую аварию, и теперь вынужденный принять внешность землянина. Представляю, что думают представители внеземных цивилизаций о нашей аминокислотной жизни?

Во время обеда проблем, слава Богу, не возникало. Конечно, аутист вел себя за столом ни как джентльмен в лондонском клубе миллионеров, но вполне терпимо. Жадно глотал куски пищи, и был похож на птеродактиля.

Поглядывая на него, мы с Василием решали текущие вопросы. Я был убежден: необходимо пригласить профессора Карлова для осмотра Шепотинника, если мы хотим продолжить нашу акцию "Миллион". Тем более этого требует сам Илья.

– Как он может знать, что ему нужен этот Карлов с Кларой и кораллами? – не понимали меня.

– А как он "работает" с валютой на бирже?

– У меня он не "работал".

– А я предупреждал: мы с ним в связке дело делаем. И только.

– Ну, хорошо-хорошо, – сдался мой собеседник. – Что предлагаешь?

Я отвечал: адресок, где проживает врачеватель, находится в моей квартире. Надо позвонить соседу Павлову. Опасно, возразил Вася, а вдруг слушают? Пенсионера, удивляюсь я. Сейчас всех слушают, и пионеров, и пенсионеров. Тогда не знаю, что делать?

Бывший спортсмен задумывается – не человек: глыбище. Через минуту заявляет: коль наш Илюша лечился в Кащенко, засылаем туда трех "быков", они этого профессора из-под землей откопают. В его предложении был свой резон, и я соглашаюсь, предупредив:

– Только без насилия. С уважением-с.

– Нет базара.

Кто бы не поверил, а я поверил. В очередной раз. Удивительное свойство доверять тем, кто тебя уже не раз подводил. Как я не мог понять, что "спортсмены" живут своими представлениями о мире, существуя в параллельном от нормального, как те же аутисты.

Это выяснилось после того, как бойцы выполнили задание. Они выполнили, но как? Через жопу свою они его выполнили. Лучше бы я сам отправился за профессором. Да побоялся оставить Илью одного. И мы с ним битых два часа собирали из пазлов парусник.

Это были странные и чудные минуты единения. Возникало впечатление, будто два наших мира пересеклись в одной точке. Пересеклись в отличие от параллельных линий, не могущих этого сделать никогда.

Покой и безмятежность исходили от Ильи – кошмары душевной дисгармонии и маеты закончились. Мое явление рассеяло прочь черных чудовищ, пытающих уничтожить океанский простор, где вольно на волнах мчал парусник. Именно он, этот кораблик, и представлялся материализованным символом нашего союза.

Потом раздался шум машины – на территорию въезжал лакированный "Мерседес", нарушающий тишину нашего парадиза.

Из лимузина выбрались трое "спортсменов". А где же профессор? Неужто не нашли? Слабы, "быки", позлорадствовал я, слабы.

Но когда подошел Василий, его друзья открыли... багажник. Из багажника был извлечен некий предмет, похожий на кокон.

Дурные предчувствия объяли меня, как свежий жидкий бетон свидетеля по кремлевскому делу "Мабитекс".

Да, тупые трупоукладчики нашли профессора в лечебнице? За что им, конечно, отдельное спасибо. Однако зачем пихать в багажник светилу психиатрической науки, уважаемого члена народного общества и члена АН России, прилежного семьянина?

Все эти вопросы я задал Василию. Тот – своим болванам. Разматывая кокон смирительной рубашки, бойцы отвечали: профессор Карлов не пожелал совершить моцион на природу и даже успел вызвать медицинских братьев.

– Замочили кого? – поинтересовался господин Сухой с такой интонацией, будто спрашивал о белье, которого надо было замочить в баке.

– Не, – получил ответ. – Так, стрельнули в потолок.

Я плюнул в сердцах: вот это "уважение-с", просимое мной. Никому ничего нельзя доверить! Опошлят, обгадят, облюют, обмажут говном и сделают вид, что так и надо.

– Бывают, – развел руками Вася, – промашки.

Я не выдержал и заявил, что с удовольствием бы выбил ему мозги, но этого не сделаю. Почему? Потому, что их у него вообще нет!

И на меня не обиделись. Разве можно обижаться на правду?

Наконец, перед нами всеми, за исключением Ильи, предстал несчастный профессор, всклокоченный, как и его докторская редкая бородка. Был он росточка небольшого, на нем плешивилась лысина, а подвижное личико капризничало. Голос оказался визгливо-дамским:

– Господа, что это такое?! Господа, я не понимаю? Я буду жаловаться, господа! – Подслеповато осматривался, как весенний опоссум после зимней спячки. – Где мой саквояж?

Надо брать инициативу в свои руки, решил я, а корифея отечественной психиатрической науки – под руку:

– Карлов Карл Карлович? – спросил с любезностью, на которую только был способен.

– Да-с. С кем имею честь?

– Вячеслав я-с, – шаркнул ножкой. – Простите исполнителей. Мы, наоборот – с полным уважением-с. Ваш вызов будет хорошо оплачен, – и выразительно глянул на господина Сухого. – Будет оплачен по высшему тарифу, – повторил. – Прошу, профессор, – указал рукой на кирпичное блемандже.

Мои культурные речи привели ККК в доброе расположение духа. Он понял, что плохое осталось позади, и принялся оправлять бородку и весь свой образ мужественного чеховского врачевателя.

Когда идем среди сосен, он даже успевает рассказать пикантный анекдотец: "Англия. Вечер, дождь. Джентльмен сидит у камина, протянув ноги к огню. Открывается дверь. Мимо проходит другой джентльмен. И поднимается в спальню его супруги. Через час выходит оттуда в состоянии глубокого удивления: "Сэр, сегодня ваша жена была чрезвычайно холодна ко мне..." Джентльмен у камина: "Она и при жизни не отличалась темпераментом, сэр".

Анекдот мне понравился: вот как надо относиться друг к другу. Как сэр к сэру. Есть чему учиться нам, есть, сирым.

Увидев Илью, доктор ККК решительно воспрял духом: ба! гражданин Шепотинник, конечно, рад вас видеть.

– Ыыы, – обрадовался аутист. – Карл украл у Клары кораллы.

– Молодцом, – улыбался профессор, открывая свой потертый саквояж.

И пока готовил инструмент, рассказывал, что болезнь Шепотинника ему хорошо знакома, она отличается от общепринятых норм.

– От норм? – удивился я. – И здесь бывают нормы?

– А как же-с, как любое явление природы.

– Илья – явление природы?

– Все мы явление природы, – усмехнулся профессор. – Но есть неординарные явления, сами понимаете, – и развивает мысль, что у него иногда складывается впечатление, что Божье провидение производит над некоторыми индивидами свои эксперименты.

– Что имеете в виду, Карл Карлович?

– Например, награждает человека некими запредельными свойствами. Считать, как калькулятор. Предвидеть будущее. Запоминать неподъемный книжный массив.

– Илюша часто цитирует кого-то? – вспомнил я.

– Да-да, вы не поверите, кого цитирует, – захихикал ККК.

И я узнаю следующую историю: однажды, когда господин Шепотинник находился в стационаре, в его руки попал томик Ф. Ницше.

Почему наш аутист, заколдованный природой, заинтересовался великим австрийским философом, о том наука психиатрия умалчивает.

Быть может, гениальность иноземного мыслителя совпало с частичной "гениальностью" пациента клиники имени Кащенко?

– Аутисты в этом смысле, – горячился господин Карлов, – самые перспективные для обучения. Олигофрены, шизофреники, идиоты, дауны им в подметки не годятся. Среди аутистов встречаются такие экземпляры, не приведи, Господи. – И, приблизив ко мне надушенное личико, заговорчески проговорил: – Иногда кажется, они посланцы Божьи, – указал глазами вверх. Нам в назидание. Но мы-то атеисты-материалисты, – снова мелко захихикал. Ну-с, голубчик! Какие мы?

Докторские манипуляции аутист встретил с равнодушием дерева, которому все равно, каким топор его будут рубить. Илья смиренно сносил профессора, похожего в эти минуты на просвященного шамана. ККК бил молоточком по ноге пациента, раздирал веки и заглядывал в пасть, как в пропасть.