Текст книги "Возвращение Алателя"
Автор книги: Сергей Малицкий
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 35 страниц)
– Мы уйдем, – вмешался Лукус. – Скоро будет дождь.
– Что ты бросил псу? – спросил Хейграст. – Вновь какие-то секретные травы?
– Нет, – нервно вздохнул белу. – Шапку Саша, перевязанную платком, которым я протирал его лицо. Не думаю, что пес понял мои слова. Он понял запах.
Глава девятая. Двигаться дальше
49.
Сашка вновь пришел себя на тропе. На ее обрывке. Клочья тумана колыхались справа и слева, клубились за спиной, над головой. Морок исчез. Потрескавшиеся камни висели в пустоте. А впереди чернела бездна, в которую вчера, позавчера или минуту назад он прыгнул. Точнее, Сашка прыгнул на уплывающую тропу, но полетел в бездну, охваченный пламенем. Он все еще чувствовал боль ожога. Словно кожа слезла с головы. Сашка судорожно провел ладонью по лицу, смахнул пот, ощутил заостренные скулы, уже вполне отросшую бородку. Ожогов не осталось, как не оставалось следов от ран. Только жгучая боль от миновавшей иллюзии. И холод. Камни, на которых он лежал, остывали. А сама тропа маячила где-то впереди. Далеко впереди.
«Вот и все, – пришла мысль. – Успокойся. Ты все равно ничего не сможешь сделать». Он сел, подтянул к себе меч. Потрогал лезвие и, вскинув руку, рубанул по каменной плитке. Белая выщерблина осталась на камне. Зарубка на клинке. Но камень на глазах заполнил выбоину. Да и лезвие незаметно, но неуклонно восстанавливало форму. Сашка подполз к обрыву и попытался сдвинуть крайний камень. Безрезультатно. Тропа служила осью пространства. Ее нельзя было поколебать. Обрыв казался насмешкой. Предательством. Смертным приговором. Вот только приговоренный не имел возможности умереть. «Иллюзия пути сменилась иллюзией тупика»! – усмехнулся Сашка.
«Странно, – подумал он. – Наверное, я очень устал. Во мне словно нет никаких чувств. Нет ненависти. И не только к тем монстрам, которых выпускал на тропу наставник, но и к самому наставнику. Во мне даже нет ненависти к тому существу, которое назвалось Илла. А уж он-то точно не был иллюзией. Я хотел бы уничтожить его, но не в отместку за совершенное, а потому что так надо. Его нужно убить. Но могу ли я принимать такие решения? И имеет ли значение, наяву совершаются убийства или в иллюзии? И что есть что? Может быть, я бесчувственный человек? Но нет же. Я боюсь смерти. Боли. Боюсь оказаться неловким, неумным, безвольным, слабым. Именно таким, какой я есть. Я трус? Отчего же я спокоен? Потому что понимаю, что мама такая же иллюзия, как и все здесь? Ищу оправдание трусости и слабости? Мама…».
Он несколько раз повторил это слово, словно возбуждая в себе странно отсутствующую ненависть к убившему мать демону. А что сделал бы отец на его месте? Сколько он разговаривал с сыном, но почему-то в памяти остались только отдельные фразы. Да и было Сашке тогда всего лишь двенадцать лет. Меньше чем сейчас Дану. Хотя этот мальчишка кажется в свои тринадцать почти взрослым. Так что же это? Спокойствие или безразличие? Может быть, ключ вот в этих словах отца? «Никогда не суетись. Если попадаешь в трудную ситуацию, ищи выход из нее. Если выхода нет, пытайся его создать. Используй свои силы и силы тех, кто готов тебе помочь или даже не готов. И если тебе потребуется срубить дерево, чтобы выбраться из болота, сруби его. Правда, имей в виду, что потом придется посадить десять деревьев. Оглянись вокруг и задумайся». О чем задумываться? И что можно использовать, если все, окружающее тебя, иллюзия?
Иллюзия? Сашка открыл глаза. Встал. Подошел к краю тропы. Ее продолжение колыхалось в тумане где-то впереди. Каменные плитки заканчивались под ногами, а дальше начиналась бездна. Бездна, созданная его же воображением и сжигающая воображаемым, но вызывающим настоящую боль пламенем. Он сжал крепче рукоять меча, размахнулся и изо всех сил ударил им по камню. Искры полетели из-под лезвия. Камень треснул, а на клинке образовалась уродливая вмятина. Сашка опустился на камень, положил на колени меч и стал пристально смотреть на поврежденный металл. Края вмятины занимались дрожащей дымкой, расплывались, но он настойчиво желал сохранить дефект. Требовал, чтобы на лезвии осталось повреждение. Ясно представлял себе, как оно выглядит, и запечатлевал образ. Сашка чувствовал, что задача выматывает его. Клинок дрожал. Кисти рук расплывались в дымке. Капли пота скатывались со лба, текли по переносице, щипали глаза. Он встряхивал головой, не отрывая глаз от лезвия. А потом стало легко. Вмятина осталась. Он потрогал ее пальцем, отложил меч в сторону, взглянул на камень. Трещина исчезла. И тогда Сашка разулся, опустил ноги вниз, откинулся назад, лег спиной на холодный камень и закрыл глаза.
50.
Он любил это место с детства. На околице деревни начинался высокий холм, который господствовал над всей округой. Как говорила тетка, если бы в деревне когда-нибудь собрались строить церковь, лучшего места не смогли бы отыскать. Но церковь стояла в селе в сорока минутах пешего ходу, поэтому холм не пригодился. Ниже его верхушки в непролазных зарослях орешника бил холодный родник, но самый оголовок возвышенности оставался лысым, если не считать неведомо как занесенной раскидистой сосны. В округе росли все больше березы, осины, липы, тополя и ясени. Деревенская улица подступала к подножию, огороды крайних домов так и вовсе пытались забраться на склоны холма, но тропы наверх не было, так, чуть заметная стежка. Дорога, превращающаяся по весне и к осени в непролазную колею, сразу перед холмом виляла направо, делала вынужденный крюк почти в три километра, проскальзывала по берегу небольшого озера и, не доходя до села полкилометра, облегченно выбиралась на выщербленный асфальт. Зимой с верхушки холма съезжали приезжие лыжники, а примерно с середины склона – деревенские мальчишки на набитых соломой полиэтиленовых мешках. Летом холм пустовал. Любителей посиделок под деревьями отпугивала густая крапива и утомительный подъем. Да и зачем лезть на такую высоту, если под боком озеро, юркая речка, а за селом еще две, обильные мягким речным песком, рыбой и пологими берегами.
Первый раз Сашка забрался на холм вместе с отцом. Уже на четверти склона он стал ныть и проситься к отцу на руки, но тот был непреклонен. «Если дашь себе слабину, – сказал отец, – даже то, что уже прошел, окажется напрасным. Получится, что ты словно и вообще не поднимался». Поэтому стоило сыну заныть, как отец объявлял привал, торжественно доставал печенье или бутерброды, и они сидели на мягкой траве, пока Сашкино нытье не улетучивалось без следа. Привалов пришлось сделать не меньше пяти. Последний оказался совсем близко от растопырившей ветви сосны. В этом месте стежку пересекал, обнажая известняковую основу холма, ручеек. Они разулись, с замиранием сунули в ледяную воду затекшие ступни, пошевелили пальцами и вновь натянули обувь. Еще пара сотен шагов, и Сашка дотронулся ладонями до скользкой рыжей коры, огляделся и задохнулся от восторга. За его спиной прилепилась к холму маленькая родная деревенька, прильнуло круглое зеркало озера и синяя нитка узкой речки. Впереди раскинулось село, а за ним тянулись, извиваясь, еще две поблескивающих речных ленточки. Где-то над головами звенела маленькая птичка. Стрекотали кузнечики. Жужжали в близлежащих зарослях бузины огромные мухи. Теплый ветерок касался лица. Внизу ветер то налетал порывами, то затихал, а здесь, он дул постоянно. Неторопливо и свободно. И размазанные ветром по светло-голубому небу полупрозрачные хлопья облаков казались ближе.
Они провели на вершине половину дня. Облазили таинственные пустоты в известняке. Собрали несколько горстей земляники. Протоптали дорожку в крапиве к самому началу ручья и, оборвав лопухи, устроили из замшелых камней что-то вроде ложа для родника. А перед тем, как спускаться, вновь сели на край ручья и опустили в него босые ноги. Вода удивленно огибала неожиданно возникшие препятствия. Ручей струйками пробирался между пальцами, щекотал подошвы и разбиваясь о пятки, торопился скрыться в траве. Прошли какие-то секунды, и вот уже струи не казались холодными. Они согревали и растворяли усталость.
Сашка открыл глаза. Тропа исчезла. Его ноги омывал выбегающий из клочковатого тумана ручей, а впереди лежала обычная луговая тропка, отмеченная чуть примятой травой и сбитой ранним пешеходом росой. Впереди, там, где должна была находиться вершина холма, смутно угадывался силуэт сосны.
Сашка поднялся, наклонился к ручью и напился холодной воды. Умылся, бросив пригоршню ледяных брызг на лицо, шею, голову. Повесил на шею сапоги, связав их шнурками, поднял меч и босиком пошел вверх. Сосна плавно выплыла из тумана. Он почувствовал, что опавшая хвоя заколола подошвы, провел рукой по золотистой коре, задержался на мгновение, впитывая тепло и силу дерева, и стал спускаться с противоположной стороны холма. Тропинка обогнула кусты бузины. Сашка вновь почувствовал под ногами теплый камень и оглянулся. Туман за спиной уже спрятал в себя верхушку холма. Только трава, прореженная одуванчиками, все еще пробивалась между камнями. Сашка остановился, вырвал из-под привязанного к спине меча обрывки куртки, выбросил их, обулся и, сжав в руке меч, пошел вперед.
51.
Тропа стала забирать вверх. Туман рассеялся, и Сашка понял, что идет по дну ущелья. Из морока поднялись отвесные скалы. Тропа извивалась между каменных осыпей, подныривала под валуны и завалы. Преодолев очередную преграду, Сашка услышал тяжелые шаги.
Из-за поворота появился арх. Чудовище потопталось на месте, словно собираясь повернуть назад, но увидело Сашку. Маленькие глазки под нависшим лбом округлились, толстый язык высунулся из безгубого рта и мазнул под носом. Арх заметил добычу. Ему навстречу двигался кусок мяса, вооруженный жалким куском железа.
Сашка остановился. Он не почувствовал ни ужаса, ни обреченности, которые приходили в сотнях предыдущих поединков. Ему предстояла тяжелая, неприятная, может быть, невыполнимая работа. На него двигалось ужасное существо, напоминавшее вставшего на задние лапы носорога. Складки кожи броней свисали с живота, с груди, с плеч. Огромная дубина лежала на правом плече. Уродливые пальцы нетерпеливо сжимались на засаленной рукояти. Арх торопился к пиршественному столу. Сашка поднял меч, слегка согнул ноги и замер. Наставник молчал. А полузверь, издавая восторженный рев, уже поднимал дубину. Сашка рванулся вперед, когда она уже опускалась на его голову. Кувырнулся под рукой арха. Рубанул мечом. Сначала по правому колену, а затем по сухожилию над гигантской пяткой. Отбежал и снова замер.
Тяжелый удар потряс тропу. Арх недоуменно поднял дубину, огляделся. Сашка уже видел, что его удары не принесли даже и намека на победу. Лишь немного крови выступило из-под надрезов. Чуть замедлилось движение правой ноги полузверя. Но глаза арха отыскали ускользнувшую добычу, и дубина вновь поднялась для удара. На этот раз Сашка ринулся вперед мгновением раньше и, с трудом уворачиваясь от взмаха левой ладони насторожившегося чудовища, изо всех сил рубанул его по сухожилию. Истошный рев был ему ответом. Арх упал на колено и, бешено вращая глазами, завыл. Но и Сашке досталось. Каменные ногти содрали кожу с плеча. К счастью, это не мешало держать меч.
Злобно скуля, арх с трудом встал и, не спуская глаз с Сашки, перехватил дубину обеими руками. Начал медленно приближаться, делая резкие взмахи перед собой. Теперь он уже считал Сашку не только добычей, но и опасным соперником. Недоумение, смешанное со звериной ненавистью, изливалось потоком из мутных глаз. Сашка успел понять, что уклониться от удара не сможет. Когда очередной взмах дубины шевельнул волосы на голове, рванулся в сторону. Почувствовал, что поверхность мороки с каждым шагом становится все более зыбкой, приказал ей держать его. В отчаянии представил, что это настоящий камень, и ноги почувствовали под собой спасительную твердость. Обернувшись на утробный рев, увидел, что арх провалился в расползающуюся иллюзию по пояс. И тогда ринулся назад и вонзил клинок в булькающий шар на горле чудовища. Истошный визг оглушил его. Огромные руки судорожно сомкнулись, но Сашка уже прыгнул вперед, оттолкнулся ногой о плечо полузверя и оказался на тропе. Арх стих. Пальцы чудовища задрожали, голова опрокинулась назад, и тело вместе с дубиной погрузилось в камень.
Сашка сел на теплый камень, положил меч на колени и усилием воли успокоился. Плечо почти перестало саднить. Рана постепенно затягивалась. Спина ощутимо болела. В пылу схватки он этого не заметил, а сейчас почувствовал, что перекатываться по камням с метром железа, привязанного сзади, вовсе не так уж просто. Он поднял руку и потрогал торчащую над левым плечом рукоять. Ощутил затвердевшую смесь белу. «Где вы сейчас, – неожиданно подумал со светлой грустью. – Лукус, Дан, Хейграст?» Что, если с того момента как он встал на границу Дары, не прошло и секунды? Или наоборот? Заснул вечным сном и уже годы находится в состоянии комы? Да и жив ли вообще? Он раздраженно мотнул головой. Внимательно осмотрел лезвие. Вмятина, оставленная от удара о камень, не исчезла. Это его странным образом успокоило. Сашка встал, вдохнул полной грудью, и пошел вперед.
Следующим противником оказался человек. Он стоял на тропе и держал в руках лук. Сашке еще не приходилось видеть такое оружие. Причудливо изогнутые рога лука явно превосходили размерами стрелка. Впрочем, воина это не смущало. За его спиной торчал меч. Серебристая кольчуга доходила почти до колен. Из-под нее виднелись кожаные штаны с нашитыми металлическими полосами, наколенники и сапоги. Увидев Сашку, стрелок, не торопясь, вытащил из-за пояса кольчужный шлем и, поправив светлые длинные волосы, надел. Затем наложил на тетиву стрелу и замер.
Сашка остановился. Он помнил слова Хейграста о дальности полета стрелы. Знал, что лучник может выпускать по стреле за каждый удар собственного сердца. Оставшейся до стрелка сотни шагов хватило бы, чтобы поразить Сашку с первой же стрелы, а затем утыкать стрелами как ежа. Ни увернуться, ни отбить стрелу он не сможет. Не сможет. Не сможет?
Усилием воли Сашка подавил накатывающееся раздражение. Сможет! Если его враг будет нетороплив. Пусть противник все делает медленно. И Сашка постарался представить картину медленного движения, словно в сосудах врага не кровь, а тягучая субстанция. Что руки не подчиняются ему, а самого его охватывает сон.
И воин, видимо, почувствовал колдовство, потому что резко поднял лук и выстрелил. Ужас охватил Сашку. Он сам едва смог шевельнуться! Навеянное замедление воздействовало и на него тоже! Он непозволительно медленно поднял меч и шагнул в сторону, понимая, что увернуться не сможет. Только то, что он все-таки разорвал оцепенение, удержало от паники. Внезапно Сашка увидел, что стрела почему-то скользит в воздухе! Она движется быстро, но он видит полет! Отбивая ее мечом, Сашка чувствовал себя так, словно делает это в жидкости гораздо более вязкой, чем вода. Ему потребовалось неимоверное усилие, чтобы ускорить собственные движения. Но враг уже медленно и плавно накладывал на тетиву следующую стрелу. В растянувшемся мгновении Сашка понял, что его сил на такой бой не хватит. В ужасе он захотел, чтобы стрела обожгла противнику пальцы! Иначе он не справится! Он не сможет долго преодолевать вязкость!
Он ударил по древку второй стрелы ближе к оперению. Она изменила полет, царапнув его по щеке, и Сашка почувствовал, что в этой замедленности движений и боль стала медленнее и непереносимей. Следующая стрела уже летела в его сторону, Сашка отбил ее с еще большим напряжением сил и увидел, что тетива лука под пальцами противника вспыхнула, рога лука разогнулись, и стрелок, отбрасывая в сторону ставшее негодным оружие, сделал шаг в его сторону. «Вряд ли это честно, – словно кто-то чужой подумал за Сашку. – Он в отличных доспехах. Он много сильнее меня». «Но ты владеешь магией! – возразил он себе. – Ты сжег его тетиву!» «Я владею магией? – почти вслух рассмеялся Сашка. – Я просто смотрю сон!»
Воин бежал навстречу, но Сашка не двинулся с места. Повернулся боком, согнул колени, выпрямил спину, опустил меч. Воин бежал медленно. Словно плыл над поверхностью тропы. Сашка невольно залюбовался им. Как он держит меч. Как переступают его ноги. Какие движения он делает корпусом. Это было жуткое и прекрасное зрелище! Вряд ли Сашка сумел бы отбить удар этого богатыря. И когда воин приблизился, и его меч, блеснув зеркалом идеального клинка, пошел вперед, Сашка упал на колени, пропуская удар над головой, и ткнул противника мечом в горло.
Отчего-то Сашке показалось, что он совершил убийство. Это чувство не оставляло, пока он снимал с пояса воина метательные ножи и пытался уберечь их от исчезновения. Затем искал им место на собственном поясе. Они оказались очень удобны. Сашка побросал их вперед, где тропа, словно следуя к невидимой вершине, вновь поднималась вверх. Ножи со звоном ударялись о камень, но благодаря балансировке, все удары приходились на лезвия. Неприятное чувство не уходило. Бой получился нечестным. С другой стороны, что мешало стрелку пропустить путника или хотя бы поговорить с ним?
Сашка вздохнул, попытался заживить рану, затем махнул рукой и пошел вперед. Не стоило специально тратить силы. К розовой тонкой коже в месте, где зацепил арх, добавилась разодранная щека и мочка уха. Заживет само собой. Важно другое. Он нащупал способ поединка с более сильным противником. Ему оказалось не по силам заставить врага действовать более медленно, но он изменил собственное восприятие времени. Осталось только понять, чего стоит его умение наяву. Если он сможет вернуться. И куда он собирается возвращаться?!
– Там будет видно, – сказал Сашка вслух. Надо было двигаться дальше.
Глава десятая. Погоня
52.
Отряд шел на север. Вскоре после перехода через Ургаинский мост начался обещанный Лукусом ливень. К несчастью дождь не только уничтожил следы и сбил с пути возможную погоню, но и осложнил дорогу. Низменную равнину заполнили бесчисленные лужи и ручейки. Копыта лошадей скользили, они с трудом преодолевали склоны встречающихся оврагов. Спутникам пришлось вести лошадей в поводу. Дождь утих только под утро. Хейграст оглядел покрытую пятнами зелени и рыжими промоинами от ночных потоков равнину и вздохнул:
– Все это пространство покрывали прекрасные сады и поля. Когда еще элбаны поселятся здесь? Лукус? Ты видишь? Посмотри, какая здесь земля! Если в нее воткнуть палку, она пустит корни и через месяц превратится в небольшое дерево!
– Попробуй, – ответил белу. – Только если ты истратишь свой деревянный меч на столь достойное дело, как будешь продолжать обучение Дана фехтованию? Разве что возьмешь палку, приготовленную для Саша? Вряд ли он придет в себя скоро. А в лесах дерри нет недостатка в палках. Или стоит посадить сразу два дерева?
Дан как обычно обернулся в сторону Саша. С каждым днем его профиль становился все острее, а их недолгое знакомство погружалось в туманное прошлое.
На второй день спутники забрали влево, преодолели низменную равнину, а перед рассветом третьего дня начали подниматься на каменные холмы.
– Мы не слишком ушли к северу? – спросил Хейграст призрака, сверяясь с картой. – Здесь начинаются каменные увалы. Тяжелый путь для лошадей. Почему бы не взять правее? Мы могли бы двигаться вдоль каньона и вышли бы прямо к Утонскому мосту!
– Всадники, – ответил призрак. – На равнине много всадников. Они кого-то ищут. Возможно вас. Здесь же возможна встреча только с теми, с кем вы справитесь.
Их действительно встретили. В утренних сумерках третьего дня отряд настигла целая стая. Лукус время от времени поднимал голову и подолгу рассматривал парящего над ними орла. Величественная птица, которая не покидала отряд с начала путешествия через Дару, спустилась вниз, несколько раз хлопнула громадными крыльями прямо над головой Хейграста и с яростным клокотаньем улетела к северу.
– Еще один проводник, только непрошенный, – нахмурился нари. – Никогда не слышал, что орлы ведут себя таким образом.
– Он очень красив, – восхищенно выдохнул белу. – Я никогда не слышал о таких птицах!
– Зато видел, – бросил Хейграст. – Ник, задержись немного. Проверь, что там впереди.
Призрак исчез. Спутники поднялись на очередной холм, который каменным куполом возвышался над остальными, когда Ник предупредил их.
– Отряд нечисти идет с севера. Надо затаиться в скалах.
Друзья завели лошадей в расщелину, сами спрятались среди валунов.
– Вряд ли это погоня, – усомнился Лукус. – Почему они идут навстречу? И что там на севере? Урд-Ан? До него еще дальше, чем до Эйд-Мера. Не понимаю.
Тихо! – произнес Хейграст, поднимая руку. – Поверь моему слуху, они рядом. Смотрите на западную ложбину.
Дан высунулся из-за камня и увидел у склона холма в предутренней темноте быстрые силуэты. Дюжину теней. Они уходили на юг.
– Кажется, на этот раз нам повезло, – вздохнул Хейграст. – Мы с ними разминулись. Ник, куда нам двигаться дальше? Скоро Алатель поднимется над вершинами.
– Дорога дальше трудна, – ответил Ник. – Не стоит искушать судьбу днем. Вы остановились в неплохом месте. Предлагаю ждать меня здесь. Я разведаю путь к вечеру.
– Не люблю ждать, – пробурчал Хейграст.
– Напрасно ты с ним споришь, – отозвался Лукус. – Призрака уже нет.
– Как ты это увидел? – раздраженно спросил Хейграст.
– У меня зоркие глаза, – улыбнулся белу.
– В таком случае используй свои зоркие глаза, чтобы разглядеть, насколько удалились эти твари, – приказал Хейграст.
Лукус кивнул, снял с плеча лук и начал спускаться с холма.
– О чем ты думаешь, – спросил Дан Хейграста, потому что тот присел на камень и опустил голову на руки.
– Сердце у меня болит, парень, – вздохнул Хейграст. – Не все гладко в Эйд-Мере. Когда у тебя появится дом, дети, ты поймешь это. Ты можешь спрятать самое дорогое для тебя за крепкими стенами, но будешь спокойнее себя чувствовать только когда они рядом. Даже если находишься в чистом поле.
– А если по этому полю в сторону твоей семьи катится конница вастов? – спросил Дан.
– Я понимаю тебя, Дан, – посмотрел Хейграст в его сторону. – Боли и зла все еще очень много в этом мире. Но Леганд говорит, что так было всегда.
– Значит, не имеет смысла бороться против врагов? – не отставал мальчишка.
– Если не бороться, зло затопит Эл-Лиа вместе с самыми высокими горами, – ответил Хейграст.
– Вместе с Меру-Лиа?
Нари вновь поднял голову. Дан смотрел на него внимательно, словно пытаясь получить ответ на главный вопрос.
– Вместе с Меру-Лиа? – повторил мальчишка.
– Ты хочешь спросить меня, почему боги не вмешиваются в то, что происходит в Эл-Лиа со смертными? – усмехнулся Хейграст. – Я думаю, потому что они не пастухи, а мы не домашние свиньи. Тебе никогда не хотелось навести порядок в муравейнике?
– Но мы и не муравьи! – возразил Дан. – Трук говорил, что Эл любит смертных!
– Твой Трук иногда казался мне похожим на священника Храма, – сказал Хейграст. – На настоящего священника настоящего Храма. Но если Эл любит смертных, почему он должен оказывать кому-то предпочтение?
– Кто-то достоин его любви, а кто-то нет, – пожал плечами Дан.
– Это решать не нам, – вздохнул Хейграст. – Наш долг исполнять то, что требуют от нас сердца, и спокойно принимать то, что предлагает судьба. Еще раз повторяю, благодари Эла уже за то, что ты появился на свет. Все остальное в твоих руках.
– Но тогда… – Дан, поморщившись, запнулся, – тогда я не понимаю. Сердце говорит мне, что мы должны были вместе с Чаргосом и Бродусом встать на стены Северной Цитадели и защищать Эйд-Мер от серых воинов. Куда мы идем? Мне очень нравится Саш, но неужели наша цель только привести его куда-то? И это все, что мы можем сделать?
– Пойми, – Хейграст задумался. – В этом мире есть кое-что, на что покушаются высшие силы. Боги не вмешиваются в дела смертных. Они даже не делают знаков, чтобы раскрыть свою волю. Жизнь смертных касается только их самих. И даже если они утопят собственные земли в крови, когда-нибудь родятся дети, чьи души будут свободны от зла. А их отцы предстанут у порога Эл-Лоона перед глазами Эла и узнают свою дальнейшую судьбу. И кровь жертв будет гореть у них на руках. Но злу преданы не только многие смертные. Высшие силы, которые могут сравниться с богами, не прочь добавить страданий народам Эл-Лиа. И эти силы вмешиваются в дела смертных. Но смертные не бессильны. Они могут постоять за себя. Боюсь, что в этом скоро придется убедиться и тебе. Именно поэтому мы ведем Саша.
– И эти силы есть в Эл-Лиа? – спросил с ужасом Дан.
– Леганд считает, что да, – ответил Хейграст. – По крайней мере, один из моих друзей уже погиб от рук демона.
– Я не встречал Заала, – пробормотал Дан. – Но Трук вспоминал его. Он говорил, что один шаи – лучший из людей, которых он когда-либо встречал.
– Шаи – лучший из людей, – грустно усмехнулся Хейграст. – Заал погиб страшной смертью, Дан. Он был очень хороший воин. Мечом владел даже лучше меня, хотя шаи не любят оружия. И все же он ничего не смог сделать против демона.
– Что им надо от этой земли? – спросил шепотом Дан. – Трук говорил, что небесная страна Эл-Лоон это дивный сад, равного которому нет среди сущего. Зачем им Эл-Лиа? На что они покушаются?
– Не все готовы довольствоваться дивным садом, и не всем есть доступ в Эл-Лоон, – ответил Хейграст. – А что этим силам надо в Эл-Лиа, точно не знает даже Леганд. Но Леганд считает, что это может знать он.
Хейграст кивнул в сторону скал, где на носилках продолжал неподвижно лежать Саш, и вновь опустил голову на руки.
– Но ведь он, кажется, даже не воин? – растерянно прошептал Дан.
– А ты считаешь, что элбаны рождаются сразу воинами? – удивился Хейграст, поднимаясь на ноги. – Ничего подобного. Воинами становятся. Если не веришь, спроси у нашего мудрого белу, вот он как раз бежит вверх по склону. Не иначе, как нашел какую-то редкую траву.
– Они идут сюда, – крикнул Лукус, подбегая. – Их дюжина. Они пересекли наш след за вторым холмом и сразу пошли по нему. Это стая жутких тварей. Нам придется сражаться.
– Ну, если белу говорит, что надо сражаться, значит, у нас есть шансы, – зло усмехнулся Хейграст. – Встретим их здесь.
Хейграст бросился к своему багажу, а Лукус застыл, вглядываясь в утренний сумрак.
– Двенадцать, – прошептал он. – Я ненадолго опередил их. Они уже близко.
– Каждому из нас по четыре, – бросил Хейграст, вернувшись к камням и рассыпая перед отрядом порошок. – У нас мало времени. Дан. Будь чуть позади меня. Следи, чтобы твари не обошли нас и не двинулись к лошадям. Приготовьте мечи. Лукус, забираешь тех, что слева. Дан. Твои правые. Так. Вот уже и я вижу их. Дан! Видишь две тени с правого края? Они начинают отходить в сторону. Стреляй, когда до них останется не более полварма шагов.
Дан снял с плеча лук и наложил на тетиву стрелу. Алатель еще только серебрил верхушки холмов, внизу на склоне стоял сумрак, и в этом сумраке все ближе становились резкие черные тени.
– Впереди четыре стукса, – повысил голос Лукус. – Это каменные вараны. У них светящиеся глаза. Именно по глазам и нужно стрелять. Все остальное тело – броня. За ними пять падальщиков. Потом что-то крупное. И две кошки сзади. Эти очень осторожны. Обычно нападают из засады. Думаю, что кошки уйдут, если мы возьмем верх над стуксами.
– Демон с тобой, Лукус, – выругался Хейграст. – Что значит что-то крупное?
– Не знаю, нари, – покачал головой белу. – Как ты понимаешь, я не местный житель. К тому же нечисть идет с севера. Кажется, волк.
– Ну, с волками то нам дело иметь приходилось! – прошептал нари.
До схватки оставались мгновения. Хейграст воткнул между камнями пику, найденную в Ургаине, провел руками по топорикам, висящим на поясе.
– Что, Лукус? Надеюсь, ты стреляешь не хуже, чем сын плежского кузнеца?
В ответ белу выпустил стрелу. Одна из летящих вдоль каменной поверхности теней с шипеньем свернулась клубком. Почти сразу Лукус выпустил вторую стрелу, а затем выстрелил Дан. Мальчишка не понял, попал ли точно в цель, потому что два из четырех огибающих отряд красноватых огней погасли, а еще два вдруг рванулись ему в ноги. И с ужасом думая, что он слишком медленно достает вторую стрелу, мальчишка отпустил тетиву, когда два огромных светящихся круга были почти перед ним. Затем что-то тяжелое ударило его в грудь, и Дан упал. Последнее, что он увидел, перед тем, как потерять сознание, это горящих падальщиков и Хейграста с обнаженным мечом.
53.
Дан пришел себя от падающих на губы капель воды. Над ним склонился Лукус. Белу улыбался на фоне ясного неба. Алатель уже поднялся над горизонтом.
– Я жив? – спросил Дан.
– Сейчас пригляжусь и скажу, – усмехнулся травник. – Хотя откуда сомнения? Когда ты путешествуешь с двумя такими воинами, как мы с Хейграстом, другого варианта просто и быть не могло! Ты даже не поцарапан. Просто сильный удар. Но синяк я тебе обещаю!
Дан с трудом поднялся и, потирая ноющую грудь, огляделся. Несколько черных тел валялось на склоне. Лукус отошел от него и теперь пытался отрубить голову огромной ящерице покрытой костяными пластинами. Из ее глаза торчала стрела Дана. Но потери были не только среди тварей. Шет, оказалась мертва. Саш лежал неподалеку на мешках.
– Что случилось? – спросил Дан, подбегая к лошади.
– Одна из этих тварей прорвалась, – хмуро ответил Хейграст, снимая с мертвого животного упряжь. – У меня такое ощущение, что мы их мало интересовали. Все они рвались к лошадям. Точнее к Сашу.
Дан подошел ближе и увидел, что горло Шет разодрано. Она и раньше казалась мальчишке самой грустной лошадью и теперь, даже мертвая, лежала, печально вытянув голову. Шет так и не досталось хозяина. Что-то защемило у Дана в горле.
Четыре оставшиеся лошади стояли в стороне и нервно шевелили ушами. Правее лежало странное животное. Оно напоминало черную горную кошку, но превосходило ее размерами. Дан с содроганием осмотрел массивное туловище, толстые лапы и хвост. Из огромной пасти торчала стрела Лукуса.
– Повезло, что тебя сбил с ног стукс, – заметил Хейграст. – Впрочем, он ударил уже мертвым. Ты его все же достал своей стрелой. Кошка прыгала мгновением позже. В любом случае для Шет хватило одного взмаха ее лапы. Ума не приложу, как наш скромный белу успел подстрелить эту тварь и при этом еще и не попал в меня!
– А остальные? – спросил Дан.
– Двух стуксов ты все-таки уложил, – сказал нари, поднимаясь. – Двух убил белу. Кроме этого он подстрелил эту кошку и двух горящих падальщиков. Трех падальщиков убил я. Да и киску вторую удалось достать топориком. Мне показалось, что вся стая только отвлекала наше внимание. Кошки рвались в сторону Саша.