Текст книги "Драйзер"

Автор книги: Сергей Батурин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

В числе гостей, посещавших Драйзера и Элен этой зимой, был журналист О. Макинттайр. Он так описал одну из встреч с Драйзером: «Предметом разговора, где талант его проявляется с особым блеском, неизменно служат отталкивающие явления жизни, такие, как торговля белыми рабами в Рио или злоупотребление детским трудом. При этом лицо его багровеет до апоплексического оттенка. После одной из таких вспышек он пригласил меня посмотреть выкопанную им канаву, куда он отвел воду из пруда. И как он был горд этим нехитрым достижением! Теперь он опять превратился в того смирного Тедди, каким его знают близкие. Скромный работяга, гордый делом рук своих! Было поздно, и месяц висел в небе, как тонкая кривая сабля. Когда машина, увозившая нас, въехала на гору, я оглянулся. Драйзер сидел в своей качалке, освещенный сбоку лунным светом, быстро раскачиваясь и яростно комкая в руках свой платок. Силуэт большого серого волка!»

Хотя Драйзер много времени проводил в загородном доме, он часто бывал в городе, встречался с друзьями, издателями, посещал художественные выставки. На одной из таких выставок он познакомился с французскими художниками, с большим интересом слушал их рассказ о деятельности французского общества дружбы с СССР, которое в то время объединяло более миллиона членов.

Подобные беседы служили ему еще одним подтверждением того, что он был прав, когда говорил: «С ликвидацией неудержимого стремления к власти и огромному богатству русский сегодня имеет значительно больше возможности для индивидуального развития и значительно больший стимул для оказания помощи своему товарищу».

Продолжавшаяся в стране экономическая депрессия породила на свет целый ряд предложений, каким способом можно быстрее с ней покончить. Внимание писателя привлекли сообщения газет о создании преподавателем Колумбийского университета Говардом Скоттом компании «Технократия», которая бралась разрешить все проблемы, если ей доверят руководство экономикой страны. Предложение это вызвало многочисленные доброжелательные отклики простых граждан. Драйзер хорошо знал Скотта: они были соседями в Гринвич-Вилледж. Он пишет Скотту письмо, в котором подробно расспрашивает о предложенном эксперименте, говорит об этом с друзьями, рассказывает о своих размышлениях в письме московскому литературоведу С. С. Динамову. Писатель подчеркивает «огромное значение машины, механизма в любом справедливо устроенном обществе», говорит о «необходимости в техническом специалисте как неотъемлемой части государства нового типа». Предложение Скотта заставляет его задуматься над тем, какую роль должны играть в государстве технические специалисты, не приведет ли усиление их роли к созданию диктатуры технократии.

Летом 1933 года Драйзер много путешествует: вместе с Элен он посещает нескольких друзей, а затем отправляется самолетом в Чикаго, чтобы осмотреть всемирную «Выставку века прогресса». «Выставка с ее залитыми огнями каналами, – вспоминает Элен, – постройками в стиле модерн и интересными экспонатами была удивительно красива. Мы провели большую часть времени в научных павильонах, так как Драйзер в это время занимался собиранием научных данных для своих философских очерков, которые он собирался издать в одном томе».

Когда в августе постоянный обозреватель газеты «Нью-Йорк миррор» У. Уинчелл уехал в отпуск, редакция попросила Драйзера написать очередное обозрение. Он откликнулся статьей «Мухи и саранча», в которой обличал всех тех, кто видит цель жизни в извлечении прибыли, паразитов, саранчу – денежных мешков, банкиров, политиканов, чиновников… Он с большим вниманием следит за первыми шагами администрации Ф. Рузвельта. «Интересно увидеть, что получится из этого эксперимента Рузвельта», – замечает он в частном письме.

Когда Генри Форд отказался подчиниться введенному Ф. Рузвельтом новому трудовому законодательству, предоставившему рабочим право коллективно вести переговоры с предпринимателями, Драйзер направил президенту телеграмму, в которой не только осуждал действия Форда, но и предлагал предпринять против него решительные меры. «Вы столкнулись с изживающими себя представителями вымирающей системы индустриальных диктаторов, и Генри Форд является одним из них. Они должны значительно больше стране, которая дала им процветание, чем страна должна им, однако они все еще пытаются определять не только детали ведения собственного дела, но и саму политику нации, которая обеспечивает их существование. Определенное общественное преклонение перед деловым успехом привело к тому, что они рассматривают себя не только как деловых людей, но и в качестве государственных деятелей. Рассейте это заблуждение… Используйте полностью и даже диктаторски вашу официальную власть для воздействия на американский народ…»

Вместе с тем Драйзер много времени уделяет работе над «Стоиком», создает несколько новых рассказов, среди них «Мэтьюсон», «Начало жизни» и другие. Рассказ «Мэтьюсон» представляет собой одну из жизненных историй, примыкающую к тем, которые ранее составили сборник «Двенадцать мужчин». Мэтьюсон был «журналистом и оригинальным поэтом и писателем, если не в силу достижений своего пера, то по самому складу характера». Автор противопоставляет своего мечтательного, тонко чувствующего жизнь, восприимчивого героя «энергичным, удачливым, алчным и грубым» людям, тем, кто рассматривает «жизнь как нечто, что можно взять штурмом, или же одолеть хитростью, или – что еще хуже – несправедливостью…». Свои наблюдения Мэтьюсон записывает на клочках бумаги, которые разбросаны повсюду в его комнате. «Борьба за жизнь без насилия – всего лишь мечта; жить только путем насилия – эстетическая смерть», – этой записью Мэтьюсона кончает свой рассказ автор.

Поэтическая, возвышенная история не нашедшего себе места в реальной действительности и покончившего с собой Мэтьюсона взята писателем из жизни. Прообразом Мэтьюсона послужил знакомый журналист, которого писатель хорошо знал в годы работы в газетах Сент-Луиса. История эта, как и ряд других рассказов, была отвергнута несколькими журналами, прежде чем право на ее публикацию приобрел журнал «Эсквайр».

В конце 1933 года умер от пневмонии Хорэс Ливрайт. В некрологах на его смерть газеты отмечали поддержку им «настоящей литературы», его длительную борьбу против цензуры. В похоронах приняли участие многие писатели, в том числе Т. Драйзер и Э. Синклер. Они вместе возвращались с похорон и, как вспоминает Синклер, говорили о Ливрайте, о том, что в последнее время он злоупотреблял спиртными напитками, что, вероятно, и ускорило развитие болезни.

После смерти Ливрайта его издательство обанкротилось, и Драйзер снова встал перед проблемой – нужно было найти нового издателя. А пока книги его не рекламировались и не продавались, хотя с выходом на экран фильма «Дженни Герхардт» сложилась хорошая конъюнктура для распространения одноименного романа. Писатель хотел было выкупить все непроданные экземпляры своих книг и их матрицы, но запрошенная цена была ему явно не по карману. Отношения писателя с правопреемниками Ливрайта стали предметом длительного арбитражного разбирательства, пока в конце концов он не был вынужден уплатить им крупную сумму денег.

В конце 1933 года власти его родного штата Индиана разослали в учебные заведения и библиотеки список четырнадцати крупнейших писателей – уроженцев штата. В этом списке были представлены автор сентиментальных романов Джин Стрэттон Портер и сатирик Джордж Эйд, исторический романист Чарльз Мэйор, дипломат и романист Клод Бауэрс, другие писатели, но в нем не нашлось места для Теодора Драйзера. Газета «Эвансвилль пресс» опубликовала в этой связи статью «Теодор Драйзер – забытый человек из Индианы». Статья эта невольно проливала свет на явные и скрытые попытки приуменьшить значение Драйзера – писателя и мыслителя, на стремление низвести все его творчество к натурализму, а его политические выступления против капитализма – к причудам эксцентричного человека.

Глава 15
РУКА ОБ РУКУ С ПРОГРЕССОМ

Драйзер много размышлял о судьбах творческой интеллигенции, о ее вкладе в развитие человечества, о роли писателя в обществе. К началу и середине 30-х годов относятся его важные выступления по этим проблемам. Как известно, в истории американской литературы период этот получил название «красных тридцатых». Прогрессивные силы творческой интеллигенции страны в октябре 1929 года создали первые клубы Джона Рида, которые фактически являлись организацией писателей, стоявших на позициях пролетариата. В задачу клубов входило «выяснить принципы и задачи революционного искусства и литературы, пропагандировать их и практиковать». В 1934 году, когда состоялась вторая национальная конференция Федерации клубов Джона Рида, в их рядах насчитывалось около 1200 человек. В 1935 году многие члены клубов Джона Рида вошли во вновь организованную Лигу американских писателей, в работе которой Драйзер принимал активное участие, хотя и не являлся формально ее членом.

Поэтому его размышления о месте и роли писателя в современном обществе основывались не только на хорошем знании истории американской литературы и собственном богатом опыте, но и на фактах литературной борьбы последних лет, борьбы, в которой он бескомпромиссно стоял на стороне «миллионов рабочих всего мира». Об одной из таких статей – «Великий американский роман» – мы уже говорили в связи с работой писателя в журнале «Америкэн спектейтер». Остановимся здесь только на тех ее аспектах, которые касаются оценки произведений современной ему американской литературы. Драйзер понимал, что искусство питается жизнью, что важно «не дать засориться жизненным каналам, связующим искусство и общество». И произведения американской литературы он рассматривает прежде всего с точки зрения их соответствия жизненной правде. Своими книгами он подтвердил мысль о том, что задача подлинного писателя-реалиста заключается не в «зеркальном» отображении действительности, а в показе закономерностей жизни, сущности жизненных явлений. Уместно в этой связи вспомнить известное положение Фридриха Энгельса, который писал: «Реализм подразумевает, помимо правдивостей деталей, правдивость воспроизведения типичных характеров в типичных обстоятельствах»[ «Маркс и Энгельс об искусстве». М., «Искусство», 1967, т. 1, стр. 6–7.].

Драйзер исходит именно из этой позиции, когда рассматривает американскую литературу. Об американском романе он говорит и «как человек, и как представитель современного реализма». Он отмечает «узкий… подход к описываемым событиям» Джеймса и говорит об отсутствии «социальных характеристик» у героев Хоуэлса, о приторной сладости романов Бута Таркингтона, называет «псевдореалистические литературные детища», обязанные своим появлением Г. Менкену. Вместе с тем он обращает внимание на книги, принадлежащие перу, по его мнению, «настоящих и никем не воспетых реалистов». К их числу он относит «Джунгли» Э. Синклера, рассказы Ш. Андерсона, «Главную улицу» С. Льюиса, «Прощай, оружие!» Э. Хемингуэя, «Манхэттен» Джона Дос Пассоса и некоторые другие.

Конечно, не со всеми оценками Драйзера можно безоговорочно согласиться, кое-какие его суждения явно появились на свет в пылу полемического задора, другие продиктованы условиями данного момента. Так, мы не можем согласиться с тем, что Драйзер в этой статье относит к «веренице псевдореалистов» таких мастеров прозы, как Джек Лондон и О'Генри. Но тем не менее суждения Драйзера о современной ему американской литературе свидетельствуют о глубоком понимании им литературного процесса, об умении выделить из огромного потока книг самое лучшее, то, что впоследствии действительно выдержало трудную проверку – проверку временем.

Летом 1933 года в московском журнале «Интернациональная литература» была опубликована статья Драйзера «Обращение к художнику». В Соединенных Штатах статья аналогичного содержания появилась на страницах радикального журнала «Коммон сэнс» осенью под заглавием «Вызов людям творческого труда». Исследователь творчества писателя И. Анисимов отмечал, что в ней «Драйзер развертывает целостную программу прогрессивной литературы в США».

Еще в опубликованной 1 августа статье «Мухи и саранча» Драйзер заявил о том, что «творческая мысль, открытия, изобретения призваны укреплять и улучшать духовное, физическое и социальное положение и благосостояние человечества» в целом, а не только «биржевых маклеров и посредников самой захудалой в умственном и нравственном отношениях породы», не только «банкиров, спекулянтов и промышленников и их акционеров, судей, адвокатов и чиновников… Все достижения изобретательской мысли во всех ее формах идут на пользу миллионеру, а не рабочему». Погоне за прибылью автор противопоставляет духовный энтузиазм и любознательность, выступает в поддержку вековой борьбы «человека за создание организованного современного общества, в центре которого будет стоять он сам, – общества, которое предоставит каждому человеку возможность работать и жить». Статья эта была в декабре 1933 года перепечатана журналом «Коммон сэнс» под новым заглавием – «Погоня за прибылью – воровство» – и явилась как бы продолжением статьи «Вызов людям творческого труда».

«Обращение к художнику» (здесь и далее мы будем цитировать этот вариант статьи) – это прежде всего страстный призыв к собратьям по искусству, ко всем людям творческого труда «объединиться с массами в их борьбе против одного класса, за установление лучшего и более справедливого строя». Положение интеллигенции в американском обществе, говорит писатель, мало чем отличается от положения «наемных и всегда плохо оплачиваемых» обычных служащих. «И таково было положение интеллигенции во все исторические времена, несмотря на все хваленое благородство ее патронов и меценатов». Писатель вынужден с сожалением констатировать, что «возрастающее количество» американских деятелей умственного труда «все больше и больше отходит от масс, переставая сознавать их социальное значение, вырабатывавшееся так медленно и с таким трудом, а ведь от этого, – подчеркивает Драйзер, – целиком зависят формы устройства и богатство современной общественной жизни, столь важные для каждого отдельного индивидуума».

Писатель ставит перед американской и мировой интеллигенцией важный вопрос самой творческой судьбы художника – вопрос о необходимости неразрывной связи с широкими трудящимися массами, этими «щедрыми и до сих пор почти непризнанными друзьями и утешителями мыслителя, поэта, всякого творца вообще».

«Как могли бы существовать теперь или в какую-либо другую эпоху интеллигент, эстет, мыслитель, поэт, драматург, ученый, философ, изобретатель, если бы не существовало масс, массовой собственности и труда, столь грубо эксплуатируемых и расхищаемых классовым эгоизмом? Как могли бы они существовать? Что бы они сами на этот счет ни думали, они могут и могли существовать не по милости самозваных владык любых времен и народов, а только благодаря труду миллионных масс на дне общества».

Писатель обращает внимание интеллигенции на то, что «только от масс (с их великой, настойчивой потребностью жить и окружать себя разумным миром и довольством) может исходить создание реальных экономических ресурсов, а также умственные и художественные запросы по отношению к тому, что могут предложить миру мыслители, изобретатели, ученые, интеллигенция и гении». Драйзер призывает современных художников, творцов и мыслителей «повернуться к массам, включиться в их борьбу за развитие красоты, мысли и искусства вообще… Ибо не только ваши экономические, но и ваши социальные и художественные мечты совпадают с мечтами миллионов рабочих всего мира… Включайтесь теперь же в ряды борцов. Пишите, выступайте, боритесь за тех и вместе с теми, чье будущее есть ваше будущее. Прогресс развивается в этом направлении. А рука об руку с прогрессом идет искусство».

Статья эта была подлинным криком изболевшейся души художника, она давала прямой и недвусмысленный ответ на вопрос о позиции крупнейшего американского прозаика в те годы, когда вся интеллигенция земного шара отвечала на знаменитый, набатный вопрос Максима Горького: «С кем вы, мастера культуры?» Но Драйзер своей статьей не только отвечал на этот вопрос, он призывал других последовать его примеру и открыто выступить от лица «тех масс, из которых вы вышли и к которым вы принадлежите в действительности…».

В начале лета 1934 года Драйзер дал интервью нью-йоркскому корреспонденту газеты «Правда». В нем он снова вернулся к положению в американской литературе, подчеркнул резкое несоответствие между потерпевшим аварию кораблем капитализма и картиной создавшегося положения, открывающейся со страниц книг, литературных журналов и прессы. «Литература в общем на кризис не отозвалась, – говорил писатель. – Страдания масс в «большой литературе» не получили отражения… Если упоминается то или иное явление, то поверхностно и мимоходом, без связи с целым. Воображаю, что сделали бы с нашим современным общественным материалом Диккенс или Достоевский…»

Причины создавшегося положения для Драйзера абсолютно ясны: «Живуча романтика наживы. Голливуд своей мертвой хваткой держит не только кинематографию, но и всю литературу. Идеал: человек, который никогда не работает». А какой горечью проникнуты слова писателя о том застое, который какое-то время наблюдался в литературной жизни: «Американская литература спит глубоким сном. Гром кризиса ее не разбудил. Приблизительно в таком же положении, как я, находятся Шервуд Андерсон и еще несколько писателей, обладающих не только стажем, но и общественным, политическим сознанием. Мы – ничтожнейшее меньшинство среди огромного количества писателей, угодливо разрабатывающих образы преуспевающих бизнесменов».

Читающие эти строки понимали, что дело не в выборе объекта изображения, а в подходе, в творческой манере писателя, в типичности изображаемого. Драйзер в своем творчестве также неоднократно обращался к образам преуспевающих бизнесменов. Но в отличие от литературных поденщиков, обслуживающих класс капиталистов, он поднялся до изображения типического в американской жизни, мастерски нарисовал обобщенный образ современного ему капиталиста.

Говоря об американской критике, Драйзер отметил ее существенные недостатки и в заключение добавил: «Нам нужен критик, который сумел бы сорвать маску с нашей современной литературы. Двадцать лет назад для своего времени это сделал Менкен. Он – фаталист и реакционер, но он послужил на пользу американской литературе, сорвав с нее маску слащавости, патоки».

Характеризуя творчество молодых в то время, подающих серьезные надежды писателей, в том числе и пролетарских, Драйзер предупреждал их об опасности пренебрежения глубоким психологическим анализом, обращал внимание на необходимость «видеть человека». Недостаточно «рассматривать действительность под углом зрения определенных формул», писатель должен «видеть ничем не затемненную действительность, в первую очередь человека под углом зрения своего художественного темперамента». Достаточно вспомнить хотя бы первый роман самого Драйзера, чтобы понять, что сам он неукоснительно следовал этому правилу. Роман о судьбе простой американской девушки явился воплощением реалистических тенденций в творчестве Драйзера. «Его реализм, – отмечал Джеймс Т. Фарелл, – это реализм социального строя, и именно в «Сестре Керри» он преподнес американской литературе первый из своих трудов этого рода».

В конце 1935 года была опубликована – почти одновременно на английском и русском языках – статья Драйзера «Два Марка Твена», в которой он пытается пролить дополнительный свет на творчество этого великого представителя американского критического реализма. Внимание Драйзера привлекает не Твен – «неисправимый шутник и неистощимый юморист», а Твен – «крупнейший и оригинальный мыслитель-пессимист», Твен как «психологическая и литературная загадка». «…Мое внимание, – писал Драйзер, – как и внимание многих, привлекал не особый, поистине раблезианский по силе дар юмора, парадокса, преувеличения и острой шутки, преобладавший у Твена, а его менее заметный для широкой публики и, так сказать, затаенный дар, его талант изображать мрачное и разрушительное, его лирические и скорбные размышления о смысле или бессмысленности жизни, а также сила и ясность его реализма и критики».

Драйзер в этой связи привлекает внимание к таким произведениям великого американского писателя, как «Таинственный незнакомец», «Что такое человек?», «Автобиография», «Человек, который совратил Гедлинберг», то есть к произведениям, в которых «впервые прорвался иной юмор, непохожий на привычный смех Твена, в котором он находил спасение от окружающего его гнусного мира». Это уже был не юмор, а бичующая сатира, в этих произведениях и проявляется другой Твен – не юморист, а, воспользуемся здесь определением В. Паррингтона, сатирик, который «метил своими сатирическими стрелами в святая святых: в евангелическую религию, в республиканскую партию, в правительство, заседающее в Вашингтоне, наконец, в весь проклятый род людской…».

Не со всеми утверждениями Драйзера в этой статье можно согласиться, в частности, вызывает возражения его трактовка Твена как «мыслителя-пессимиста». Нам кажется, что значительно ближе к истине тот же Паррингтон, утверждающий, что Твен тайно вынашивал «в глубине души бунтарские мысли». Есть в статье и фактические неточности. Но не это главное в статье Драйзера, главное – в той оценке общественных условий, которые сдерживали в творчестве Твена сатирические начала и которые «на некоторое время совершенно отвлекли его от реалистического, так сказать, по-достоевски серьезного изображения пережитков прошлого, жестокостей и человеческих страданий, которые, в сущности, наиболее интересовали его».

Со страниц всех этих статей Драйзера перед читателем встает фигура мыслителя, не только глубоко понимающего назначение литературы, но и хорошо знающего жизнь, умеющего соизмерять творения художника с описываемой им действительностью. Все выводы Драйзера-критика подтверждаются творчеством Драйзера-романиста, непосредственно вытекают из его собственного творческого опыта. В этом смысле выступления Драйзера по проблемам литературы – прямое продолжение и дальнейшее развитие его взглядов, которые нашли свое яркое выражение в таких романах, как «Сестра Керри», «Финансист», «Американская трагедия». Они были обусловлены пониманием писателем тех общественно-исторических условий, в которых развивалась американская литература.

Летом 1934 года внимание всей страны привлекло трагическое убийство неким Робертом Эдвардсом своей бывшей возлюбленной Фреды Маккинчи. Молодая женщина готовилась стать матерью, но это мешало планам Роберта, который намеревался связать свою судьбу с другой женщиной – учительницей музыки Маргарет Крейн. Он убивает Фреду ударом дубинки и сбрасывает ее тело в озеро. История эта напоминала описанную в «Американской трагедии», и газета «Нью-Йорк пост», а также журнал «Мистери мэгэзин» попросили Драйзера описать все, что произошло. Драйзера не удивило сходство новой трагедии с той, о которой он рассказал в романе. При первой встрече с газетчиками он сказал по этому поводу: «Пресса в своих заголовках называет дело Эдвардса «американской трагедией». Газеты со всех концов страны телеграфировали мне, прося разрешения использовать отрывки из моей книги. Это подтверждает мое глубокое убеждение, что я выбрал типичный случай. Именно поэтому я назвал свою книгу «Американская трагедия». В свое время мне было довольно трудно заставить издателей принять это название. Теперь я знаю, что был прав».

Драйзер выехал на место, и его описание происшедших трагических событий сначала было опубликовано в газетах «Нью-Йорк пост» и «Филадельфия рекорд», а затем – под заголовком «Я обнаружил подлинную американскую трагедию» – в пяти номерах журнала «Мистери мэгэзин» (февраль – июнь 1935 года).

В сентябре 1934 года наконец было завершено арбитражное дело с правопреемниками издательской фирмы Ливрайта, и Драйзер мог снова искать себе нового издателя. После переговоров с рядом фирм Драйзер решил заключить контракт с известным издательством «Саймон энд Шустер». По случаю подписания договора издатели устроили в загородном доме Драйзера большой прием. В «Ироки» собралось около двухсот приглашенных – писатели Эрскин Колдуэлл, Шон О’Кейси, Шервуд Андерсон, Джон Дос Пассос, Флойд Делл; художники Хьюберт Дэйвис, Ральф Фабри, Уортон Эшерик; критики Хейвуд Браун, Джозеф Кратч; журналисты, актеры, музыканты, деятели кино.

Хозяева фирмы решили для начала выпустить дополненное издание сборника поэтических произведений Драйзера «Настроения». «Книга эта, – писал Драйзер издателю, – является моей попыткой выразить мою индивидуальную философию в лирической и эмоциональной форме. Вот почему в заглавие была добавлена строка – ритмические и для декламации, – и поэтому эта строка очень важна». В другом письме, к автору предисловия этой книги Суламифь Иш-Кишор, Драйзер сетовал, что издатели не понимают, что его книга представляет собой «лирическую философию и, возможно, первую осознанную попытку выразить индивидуальную философию лирически, то есть ритмически и в годной для декламации форме…». Несмотря на долгие переговоры с издателями, книга «Настроения, философские и эмоциональные, ритмические и для декламации» все же вышла в свет в 1935 году.

В эти годы для Драйзера было характерно увлечение философией, или, вернее, философией естествознания. «Вы правы, когда говорите, что я занят серьезной работой, – писал Драйзер в декабре 1934 года своему доброму знакомому, сотруднику газеты «Сан-Франциско бюллетень» Джорджу Дугласу, – и ваша интуиция не подвела вас, когда вы утверждаете, что это не роман. Это философская книга, которую я долго держал в голове и которую я время от времени писал по частям… Пока из пятнадцати или шестнадцати глав или отдельных эссе у меня имеется восемь. Одну из них, озаглавленную «Миф об индивидуальности», вы обнаружите… в книге, изданной 12 декабря фирмой «Даблдей, Доран». Она называется «Творцы американской мысли, 1933–1934»… Однако это эссе должно быть в моей книге несколько расширено. Два других (эссе) я опубликовал в журнале «Эсквайр»… Но и эти эссе – все еще не в окончательном виде».

В последующих письмах Дугласу писатель довольно подробно изложил содержание своей будущей книги философских эссе, условно названной им «Заметки о жизни» или «Формулы, которые называются жизнью». Он предполагал открыть первую часть книги статьей «Основная трагедия жизни», дальше должны были следовать эссе – «Миф реальности», «Миф индивидуальности», «Миф созидательной силы человека», «Миф собственности», «Миф свободной воли», «Миф индивидуального мышления», «Миф о безусловном зле невежества», «Нравственность и безнравственность», «Необходимость ограничения», «Миф о безупречном социальном порядке», «Миф смерти».

Вторая часть книги называлась «Некоторые отличительные черты созидательной энергии, как они выражены на земле» и должна была состоять из шести глав: «Сущность желания», «Сущность изменения», «Сущность красоты», «Свойства сострадания», «Необходимость тайны», «Компромисс, называемый справедливостью». Завершалась книга главой «Неизбежное уравнение», в которой писатель намеревался «суммировать все предшествующие наблюдения и выводы». Кроме того, Драйзер хотел еще ввести в книгу главу, условно названную им «Нынешние границы человеческого ума» или же «Человеческое мышление».

Элен вспоминает, что, работая над этой книгой, Драйзер «начал собирать научные данные, факты, вырезки из газет и журналов, которые проливали свет на его интерпретацию жизни или подкрепляли один из его тезисов… Он намеревался подобрать данные и примеры, наилучшим образом поясняющие его выводы…» Писатель искал факты не только в окружающей его жизни, но и в последних достижениях науки – химии и биологии, астрономии и психологии. Труд этот занял многие годы, но так и не был закончен автором и остался неопубликованным.

В конце 1934 года Драйзер снова встретился с Менкеном и возобновил с ним личные отношения. Конечно, не могло быть и речи о прежней тесной дружбе, однако между ними установились достаточно доверительные отношения. Когда в январе 1935 года Драйзеру предложили баллотироваться в члены национального института искусств и литературы, он спросил совета у Менкена. Тот ответил в своем обычном стиле, что Драйзеру, мол, «оказывают великую честь, и если бы вы были достаточно признательным человеком, то сразу же прослезились бы. Национальный институт искусств и литературы объединяет всех «величайших» писателей нашей страны… Один из наиболее «выдающихся» – Хемлин Гарланд, чьи попытки принизить значение «Гения» вы можете вспомнить. Эти «великие» мужчины и женщины предлагают теперь возвысить вас до своего собственного уровня, и я думаю, что вы должны быть преисполнены благодарности».

Несмотря на повторные попытки привлечь его в число членов института, Драйзер последовал совету Менкена и отказался дать согласие баллотироваться.

Узнав о состоявшейся встрече Драйзера с Менкеном, Джордж Дуглас прислал письмо, в котором так охарактеризовал критика: «Менкен теперь, когда он пишет для Херста, издевается над всеми авторами, которые выступают с идеями и теориями в области экономики. Что же, он сам отнюдь не созидающая сила и давно уже утратил все идеи». В своем ответе Драйзер полностью согласился с такой оценкой Менкена: «Он всегда был критиком с чисто материалистическим подходом к окружающему миру. Я говорил ему об этом, и мы никогда не приходили к одной точке зрения и все еще не можем прийти. Правда, мы снова на дружеской ноге. Он был здесь на днях, и мы будем и впредь время от времени встречаться и беседовать, но ваши выводы абсолютно правильны».

Разногласия между Драйзером и Менкеном не замедлили сразу же проявиться. Узнав, что Драйзер ходатайствовал о снисхождении для Эдвардса, так как считал его жертвой социальных условий, Менкен высказал противоположную точку зрения. «Правда заключается в том, – писал он Драйзеру, – что общество, вероятно, поступает в основе своей мудро, отправляя своих Эдвардсов на смерть. В конце концов, они совершенно ненормальны, и пока они живы, их действия обычно обходятся очень дорого остальным…»

В это время Драйзер узнает, что в Германии Гитлер запретил все его книги, как «подрывающие мораль и нравы». Внимание писателя привлекали также события в Испании. Когда Анри Барбюс обратился к Драйзеру с просьбой использовать свое влияние для организации общественного протеста против создавшегося в Испании положения, американский писатель сразу же откликнулся письмом, из которого видно, что Драйзер пристально следил за всем происходящим в этой стране и получал информацию от своего доброго знакомого, американского посла в Мадриде Клода Бауэрса.