Текст книги "Драйзер"

Автор книги: Сергей Батурин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

Как известно, творчество Драйзера подвергалось критике со стороны крайне консервативно настроенных, так называемых «неогуманистов», чьи взгляды в свое время проповедовал уже упоминавшийся нами профессор Стюарт Шерман. Лидер движения «неогуманистов», профессор французской литературы Гарвардского университета Ирвинг Бэббит в одной из своих статей признавал, что в «Американской трагедии» показана тяжелая история, но, писал он, «читателя мучают безо всякой цели. Испытываешь – даже в большей мере, чем это необходимо, – трагическое ощущение, но чувства облегчения и возвышения духа, которое каким-то образом внушает нам подлинная трагедия, в конце не возникает… Едва ли стоит пробираться сквозь восемьсот с лишним страниц пошлого текста, чтобы в конце концов остаться только с ощущением тоски на сердце. Истоки этой тоски таятся в том, что Драйзер не поднимается в достаточной мере над уровнем «соотношения химизмов», то есть, иными словами, животного поведения. В трагедии есть место судьбе – в греческой трагедии, но отнюдь не в трагедии натуралистического толка. Фатализмом натуралистического характера в большой мере и вызвана… атмосфера безнадежности и бессмысленности…»

«Неогуманисты» и другие сторонники «традиций жеманности» не хотели, да и не могли видеть, что блестяще воспроизведенная Драйзером «атмосфера безнадежности и бессмысленности» обусловлена отнюдь не «фатализмом натуралистического характера», а вполне реальным состоянием общественных отношений внутри американского общества. Социальный реализм романа Драйзера тем и отличается от натуралистического восприятия действительности, что в нем американская реальность воспроизведена не просто точно и бесстрастно, а является результатом верного постижения писателем самого существа окружающей его жизни.

К большому огорчению Драйзера, с резкой критикой «Американской трагедии» в марте 1926 года выступил Генри Менкен. Статья его в журнале «Меркури» была озаглавлена «Драйзер на 840 страницах». Обвиняя автора книги в отсутствии «литературного такта», Менкен считал роман «бесформенным, отталкивающим чудовищем, громоздкой телегой, полной сырых заготовок для романа вперемежку с различным хламом, – огромное, небрежно сработанное, хаотичное творение в 385 тысяч слов, из которых по крайней мере 250 тысяч слов лишние! Что можно сказать о подобной скучнейшей чепухе? Что можно сказать о романисте, который после четверти века работы в этом жанре все еще пишет подобные вещи?» Менкен пришел к выводу, что «Американская трагедия» «как произведение искусства является величайшей халтурой, но как человеческий документ она преисполнена внутренней силы и твердого достоинства, а местами поднимается даже до уровня настоящей трагедии…».

Публикацией подобной рецензии, которая была не только несправедливой, но и переполненной личными выпадами против автора книги, Менкен разорвал долголетние узы дружбы, которые связывали его и Драйзера.

Но, несмотря на нападки различных критиков на роман, полстолетия, прошедшие после его написания, свидетельствуют о том, что «Американская трагедия» была и остается крупнейшим американским романом XX века. За это время в США вышло немало крупных произведений, но ни одно из них не может сравниться с «Американской трагедией» ни по силе изображенных характеров, ни по глубине показа действительности, ни по широте ее авторского осмысления. Трагическая судьба Клайда Грифитса и Роберты Олден до сегодняшнего дня является наиболее впечатляющим примером того, к чему могут привести и зачастую приводят «тщета и бессодержательность» жизни и устремлений простых американских граждан. История взаимоотношений и гибели Клайда и Роберты, та пародия на правосудие, которой подвергся Клайд, и сегодня составляют подлинную американскую трагедию, против которой со всей силой своего таланта выступил Теодор Драйзер. Это еще более ясно теперь, полвека спустя после опубликования романа. Достаточно ознакомиться с официальной американской статистикой преступлений, чтобы убедиться, что количество убийств в США не только не уменьшается, но неуклонно увеличивается. Растет и число убийств, обусловленных теми же мотивами, что и трагедия Клайда Грифитса.

Драйзер еще полвека тому назад указал американскому обществу на пагубные стороны неудержимого всеобщего стремления к богатству, своим романом он взывал к разуму власть имущих. Однако призыв писателя оказался гласом вопиющего в пустыне.

Исследователи творчества писателя отмечали, что во время, работы над «Американской трагедией» писатель глубоко интересовался произведениями Ф. М. Достоевского и Эдгара По. Он дважды прочитал роман «Преступление и наказание» – в 1916 и 1924 годах – и предлагал издать его для американского читателя. В интервью журналу «Букмен» в апреле 1926 года Драйзер сообщил, что образ Раскольникова произвел на него очень сильное впечатление. Лица, близко знавшие писателя во время его работы над «Американской трагедией», отмечали, что восторженное отношение Драйзера к творчеству Достоевского сказалось в его работе над романом, в частности над образом Клайда.

Типичность образа самого Клайда, как и типичность обстоятельств, в которых он оказался, определяются не документальной фактографичностью описаний, а передачей самого духа описываемой эпохи, тенденций общественного развития и их влияния на отдельно взятую личность. Драйзер сумел через судьбу Клайда и Роберты показать национальную трагедию своей страны, и в этом его непреходящая заслуга перед американским искусством. «Американская трагедия» – это не просто название романа, в этих словах заключено новое понимание трагического и трагедийного в жизни крупнейшей капиталистической страны. Драйзер сумел угадать «исторический смысл в тех непрерывных изменениях, которые претерпевала жизнь новых американских городов», и довести его до сознания читателей.

Измученный тяжелой работой над романом, Драйзер 8 декабря 1925 года уезжает вместе с Элен на отдых во Флориду. По дороге в одном из книжных магазинов небольшого города они приобрели экземпляр «Американской трагедии». В начале января 1926 года, находясь во Флориде, Драйзер получил телеграмму от Ливрайта: «Рецензии поразительны, полны энтузиазма, воздают вам должное. Ваше выдающееся положение в литературе признано, продажа идет блестяще».

Наученный горьким опытом, Драйзер отнесся к телеграмме скептически, нарочно не читал рецензий на свой роман, предпочитая собирать материалы для статей о штате Флорида. Когда в конце января Драйзер возвратился в Нью-Йорк, он обнаружил, что роман его действительно хорошо принят широкой публикой и большинством критиков, в конторе издательства его ждал чек на 11872 доллара – гонорар за книги, проданные в первые две недели. Конечно, романы Синклера Льюиса расходились еще быстрее, но для Драйзера, привыкшего к тому, что он не мог обеспечить себе даже сносное существование на гонорары от романов, успех казался просто ошеломляющим.

Правда, оставалась еще одна проблема: что предпримет Самнер? Драйзер отлично знал, что в 1925 году по обвинениям Самнера были арестованы 41 издатель и писатель. Правда, виновными суд признал только 21 человека. Это было значительно меньше, чем в 1920 году, когда он добился ареста 184 человек, из которых осудили 150 издателей и писателей. Становилось ясно, что время Самнера неумолимо уходило, однако он все еще был способен нанести удар. Но и Драйзер и Ливрайт могли только ожидать действий Самнера, предсказать или тем более предотвратить эти действия было практически невозможно.

По возвращении в Нью-Йорк Драйзер с интересом ознакомился с многочисленными рецензиями на роман, рассматривал свой портрет на первой странице воскресного выпуска газеты «Нью-Йорк таймс».

На первый взгляд казалось, что успех романа был полным. Однако Драйзер не случайно утверждал впоследствии, что американская критика «отдубасила» его за «Американскую трагедию». Мы уже ознакомились с образцами такой критической дубинки по писаниям Менкена и Бэббита. Были и другие не менее резкие высказывания. Но дело было даже не столько в этих критических нападках, сколько в тех реальных шагах, которые предприняли все те, кто не хотел широкого распространения идей романа, кто считал, что новый роман Драйвера – это очередной поклеп на «американский образ жизни», что рассказанная писателем страшная история не только не является типичной для США, но вообще представляет собой всего лишь плод больного воображения.

Все эти действия противников писателя проявились далеко не сразу. По возвращении в Нью-Йорк Драйзер и Элен поселились в гостинице «Пасадена», на 63-й улице, западнее Бродвея. «Отель был старомодный, спокойный, – вспоминала Элен, – однако мы вскоре поняли, что с этого момента в нашей жизни может быть все, кроме спокойствия. Не успели мы распаковать наши вещи, как сразу же почувствовали атмосферу чрезвычайного возбуждения и окунулись в водоворот событий, вызванных огромным успехом «Американской трагедии». Хорэс Ливрайт предвкушал колоссальный успех. Происходили совещания за совещаниями; шли переговоры о продаже книги для кино, о постановке пьесы за границей, о постановке ее на Бродвее».

Идея создать по книге пьесу и поставить ее на Бродвее принадлежала Ливрайту. С согласия Драйзера он пригласил Патрика Кирни, бывшего актера, а затем автора имевшей успех пьесы «Человек, сын человеческий» написать по роману инсценировку. Кирни выполнил поручение, и, хотя Драйзеру его инсценировка показалась не совсем удачной, она с успехом шла в одном из бродвейских театров.

Сложнее было дело с постановкой кинофильма по роману. Джесс Ласки и Уолтер Вэнгер из фирмы «Парамаунт феймоуз плейерс» вели с Ливрайтом серьезные переговоры. На заключительной стадии в них включился и Драйзер. Из-за позиции, занятой Ливрайтом, желавшим получить крупные комиссионные, переговоры проходили тяжело. Дело дошло до открытого разрыва между Драйзером и издателем. Однако после письменных извинений последнего их отношения снова нормализовались. Фирма приобрела права на постановку фильма за 90 тысяч долларов, из которых Ливрайт получил 10 тысяч.

Драйзер между тем продолжал трудиться. Для журнала «Вейнити феар» он написал серию статей о своих впечатлениях от поездки по Флориде. Он также готовил к изданию новый сборник рассказов, собирался переделать роман «Финансист» и написать завершающий роман трилогии – «Стоик».

Успех «Американской трагедии» вызвал новую волну интереса к другим романам Драйзера, читатели покупали и «Гений», и «Дженни Герхардт», и «Сестру Керри». Крупные издатели из печально известных Драйзеру фирм «Даблдей» и «Харперс», прослышав о его размолвке с Ливрайтом, сразу же предложили свои услуги. «Я думал, что вы позвоните мне и договоритесь о совместном завтраке на этой неделе», – писал Драйзеру президент фирмы «Харперс» Дуглас Парментер. Однако писатель, несмотря на свои размолвки с Ливрайтом, не собирался менять издательство.

В Англии респектабельная книгоиздательская фирма «Констейбл энд компани» заключила с Драйзером контракт на издание «Американской трагедии» и одновременно приобрела права на выпуск всех остальных его произведений. В результате всех этих перемен, как вспоминает Элен, «человек, который в 1920 году страдал «комплексом бедности», оказался обладателем целого состояния».

Приближалось жаркое нью-йоркское лето. Драйзер и Элен решают совершить путешествие в Европу. Он хотел собрать дополнительный материал для последнего тома «Трилогия желания», лично встретиться со своими европейскими издателями, познакомиться с писателями, учеными, побывать в музеях и картинных галереях. 22 июня они отплыли в Скандинавию на пароходе «Фредерик VIII». Перед отъездом успех «Американской трагедии» был отпразднован в узком кругу близких друзей в одном из нью-йоркских ночных клубов.

Они посетили Норвегию, Швецию и Данию. У Драйзера была насыщенная программа не только на каждый день, но и на каждый час, и он строго придерживался ее. С раннего утра он уже был готов отправиться в путь. Программа эта включала знакомство со столицами и рыбачьими поселками, осмотр достопримечательностей, многочисленные встречи, посещение театров и мастерских скульпторов, беседы с издателями и журналистами. Осмотр известного замка Кронберг в Эльсиноре, в котором, по преданиям, обитали привидения, выведенные в «Гамлете», вызвал шутливое замечание писателя: «Если бы привидение появилось сегодня, за ним следовала бы целая компания туристов Кука, его фотографировали бы, снимали для кино, его выступления передавались бы по радио и записывались на пленку. Места в первых рядах продавались бы по пятьдесят долларов».

Журналисты на свои вопросы часто получали неожиданные ответы. На вопрос корреспондента копенгагенской газеты «Экстра бладет», кто будет следующим американским президентом, писатель ответил: «Человек, которого финансисты с Уолл-стрита изберут в качестве своей марионетки…»

Посещение Германии всколыхнуло в душе писателя целую бурю чувств и вызвало глубокие размышления. «Можно ли обвинять целый народ? – спрашивал он Элен и сам же отвечал: – Да, я думаю, что некоторым нациям можно ставить в вину их характер. Но вопрос в том, можно ли изменить этот характер? Мне кажется, нации – это продукт земли и света, а можно ли изменить землю и свет? – вот что хотелось бы мне знать. Я люблю немцев или, по крайней мере, некоторые их качества, но я считаю, что другие их черты могли бы быть значительно улучшены. Пруссаки слишком грубы».

Затем они побывали в Праге, Вене, Зальцбурге, Будапеште, Мюнхене и Париже. Столица Франции была переполнена туристами и никак не напоминала Драйзеру тот спокойный город, в котором он бывал в 1912 году. Но он с удовольствием посетил старые здания, в которых жили и трудились великие французские писатели Гюго и Бальзак. Его растрогал вид крошечной комнатенки, в которой за чашкой крепкого кофе создавал свои творения Бальзак.

В начале октября Элен и Драйзер прибыли в Лондон. Здесь он собрал необходимый ему материал о финансовых операциях Йеркеса в Лондоне, о его отношениях с английскими бизнесменами. Он встретился с Бернардом Шоу, которого нашел «остроумным, очаровательным, преисполненным различных идей». В Лондоне Драйзер познакомился с одним из директоров издательской фирмы «Констейбл энд компани», Отто Киллиманом, и между ними завязалась многолетняя дружба.

22 октября на пароходе «Колумб» Драйзер и Элен возвратились в Нью-Йорк. Их встречала целая толпа репортеров. На следующий день газета «Нью-Йорк геральд трибюн» опубликовала интервью с писателем. «Америка удивительно безразлична к своей собственной судьбе, – говорил Драйзер. – Наши лидеры являются всего лишь лидерами-утешителями. Никто из наших политиков не имеет мужества взяться за дело, и ни одна из наших газет не имеет мужества поднять действительно фундаментальные проблемы – такие, как проблема католицизма, негритянский вопрос, проблема власти денег или даже проблема спиртных напитков. Мы слишком трусливы или слишком глупы, чтобы взглянуть в лицо этим проблемам».

Драйзер с радостью узнал, что инсценировка «Американской трагедии» идет при переполненном зале в бродвейском театре «Лонгейкр». Он вскоре побывал на спектакле и был до слез тронут игрой актеров.

По возвращении из Европы Драйзер и Элен снова поселились в недорогих апартаментах гостиницы «Пасадена»: слава и финансовая независимость почти не сказывались на привычках писателя. Однако Элен смотрела на эти вещи по-другому, она мечтала о более обширной, прекрасно обставленной квартире, хотела широко принимать друзей и знакомых. Ее выбор остановился на двухэтажной квартире в центре Манхаттана – на 57-й улице.

Драйзеру квартира эта показалась дороговатой, но хозяева немного снизили цену, и в конце декабря 1926 года Драйзер и Элен поселились в заново отделанной и хорошо обставленной квартире. А в январе многие друзья и старые знакомые писателя получили приглашение присутствовать на еженедельных четвергах в его доме.

Вскоре драйзеровские четверги стали хорошо известны среди творческой интеллигенции. Собиралось до сотни человек, здесь можно было встретить людей самых различных взглядов и профессий. Приходили Шервуд Андерсон и Дороти Дадли (написавшая впоследствии биографию Драйзера), поэт Джон Купер Поуис и Хорэс Ливрайт, критик Бартон Раско, переводчик и критик Эрнест Бойд (за год до этого выпустивший книгу о Г. Менкене), известный исследователь творчества Эдгара По профессор Джозеф Кратч, артисты, бизнесмены, врачи, ученые и просто добрые знакомые без гроша в кармане.

По свидетельству очевидцев, Драйзер с интересом следил за новыми открытиями в науке, подробно расспрашивал ученых о последних достижениях в самых различных областях, впитывая в себя все новое в области общественных отношений, интересовался ходом «русского эксперимента». Личный контакт со многими видными людьми помогал писателю повседневно ощущать пульс быстротекущей жизни. Элен на этих вечерах была радушной хозяйкой, хотя обычно держалась в тени. Иногда в конце вечера она пела своим низким, немного хрипловатым голосом любимые романсы. Были минуты, когда Драйзер во время вечера вдруг становился раздражительным и шептал кому-либо из друзей: «Меня ведь просто завлекли сюда».

В конце марта 1927 года Драйзер пешком отправился в путешествие по нескольким штатам, расположенным неподалеку от Нью-Йорка. Когда в середине апреля он возвратился домой, то узнал, что в Бостоне запрещено распространение нового антиклерикального романа Синклера Льюиса «Элмер Гентри». Через несколько дней такая же судьба постигла и «Американскую трагедию». Издатель решил не подчиниться этому решению. В Бостон отправляется работник издательства Дональд Фрид вместе с адвокатом. Фрид публично продал один экземпляр романа лейтенанту полиции и был тут же задержан. Издатель рассчитывал, что суд немедленно оправдает Фрида. Однако 22 апреля суд признал Фрида виновным в продаже литературы «с явной целью развратить молодежь» и оштрафовал его на 100 долларов. Издатель обжаловал приговор суда, но новое судебное разбирательство состоялось лишь три с половиной года спустя, и вердикт присяжных, которые, как оказалось, даже не читали романа, был и на этот раз не в пользу книги.

Драйзер ездил однажды в Бостон, чтобы присутствовать на слушании дела. В поезде он встретился с адвокатом и литератором Кларенсом Сюардом Дэрроу, снискавшим известность своей защитой видного деятеля американского рабочего движения Юджина Дебса. На вопрос писателя, куда он едет, Дэрроу ответил: «В Бостон, на суд над вашей книгой. Как вам известно, я считаю, что вы написали великолепный роман, и я хочу сделать все от меня зависящее, чтобы защитить его».

Опытный юрист, Дэрроу полагал, что на основании материалов, приведенных в «Американской трагедии», невозможно было бы установить вину Клайда. «Преступление, – говорил он Драйзеру, – обусловлено причинами, которые не всегда можно выявить, установить и легко понять; чтобы не было преступлений, надо уничтожить их причину. Поинтересуйтесь историей любого заключенного, сидящего в нашей тюрьме, и вы увидите, что у него не было иного пути, чем тот, который привел его в тюрьму».

На поразительное сходство точек зрения реалиста Драйзера и юриста-практика Дэрроу на подлинные причины гибели Роберты и осуждения Клайда обращает внимание в исследовании творчества Драйзера Маттисен. Он подчеркивает, что Дэрроу был поражен «фанатической приверженностью» писателя к правдивому описанию жизни. Дэрроу считал Драйзера таким «мастером трагедии… каких редко знавал мир». Подобно автору «Американской трагедии», Дэрроу на основе своей юридической практики пришел к выводу, что американское общество неправильно подходит к самому определению виновности. Он считал, что преступность является болезнью общества, которую можно и должно лечить. «Большинство мужчин и женщин страдают от бедности, – писал Дэрроу, – и все они беспомощны в тисках неумолимой судьбы».

Маттисен в этой связи подчеркивает, что «центр интересов Драйзера, конечно, заключался не в том, чтобы показать преступление и методы его раскрытия, а в рассмотрении жертвы современной американской мечты. Стремление Клайда Грифитса выдвинуться в этом мире, добиться успеха, определяемого наличием денег и общественным положением, поощрялось и одобрялось капиталистическим обществом двадцатого века».

И бостонские судьи не случайно увидели в романе вызов нормам буржуазной морали, обвинительный акт самим устоям «американского образа жизни». Сторонники Самнера не собирались сдавать без боя свои позиции и, как показали результаты судебного разбирательства в Бостоне, какое-то время им еще удавалось брать верх.

Десятилетия спустя известный американский критик Альфред Кейзин писал о творческом методе Драйзера: «Именно потому, что все мы отождествляем труды Драйзера с действительностью, уже более полустолетия он является для нас не просто писателем среди других писателей, а целой главой американской жизни. С самого начала, в чем легко убедиться, перечитав отзывы на «Сестру Керри», Драйзер был принят как целиком новое явление, как тенденция, как нарушившее покой движение в американской жизни, извержение из ее глубин».

«Американская трагедия» и сегодня по праву считается величайшим творением Теодора Драйзера и американской литературы XX века. Именно в этом большом социальном полотне воплотились все сильнейшие черты Драйзера-романиста: умение строить напряженный сюжет, точность деталей и емкость изображения, яркость описаний, индивидуальность и глубина характеров, безошибочный социальный анализ происходящего, умение обобщить, увидеть за отдельным событием всю картину и приобщить к ней читателя.

Сегодня невозможно представить американскую литературу без «Американской трагедии» и ее автора, как невозможно представить русскую литературу без «Преступления и наказания» Достоевского или французскую – без «Мадам Бовари» Флобера.

В 1927 году вышел из печати новый сборник произведений Драйзера. Он назывался «Цепи. Короткие новеллы и рассказы». Составившие сборник пятнадцать новелл и рассказов созданы писателем в разные годы, многие из них принадлежат к числу лучших творений Драйзера-новеллиста. Давший название сборнику рассказ «Цепи» первоначально назывался «Любовь» и был написан за десять лет до выхода книги. В 1918 году его по очереди отвергли почти все ведущие журналы. Томас Р. Смит из журнала «Сенчюри» писал Драйзеру, что «Цепи», «вполне возможно… лучший из всех созданных вами рассказов», и тем не менее он возвратил его, так как журналу, по его словам, «предстояло лицом к лицу столкнуться с обывателями». Рассказ впервые был опубликован в книге.

Написанный в форме внутреннего монолога героя, рассказ «Цепи» повествует об истории обыденной и весьма обычной для нравов американского высшего общества. Преуспевающий делец, сорокавосьмилетний Гаррисон женится на двадцатичетырехлетней женщине по имени Иделла. Она – «прямо сорвиголова… бывает груба, даже вульгарна… Ее слишком занимают посторонние мужчины, да и всегда так было… Вся ее юность была цепью легкомысленных, даже дурных, да, да, дурных поступков. Надо признать, что она всегда была скверной девчонкой – распущенной, себялюбивой, необузданной, бессовестной. Такой и осталась».

Возвращаясь домой после деловой поездки, Гаррисон вспоминает свою жизнь, свое отношение к ней, к женщинам и пытается понять, почему он не может расстаться с Иделлой, которая его ни во что не ставит и только и знает, что весело проводить время в компании молодых поклонников. «Надо быть последним ослом, – уверяет себя Гаррисон, – чтобы так любить эту женщину, зная, что она собой представляет!» Исповедь Гаррисона не может не вызвать сочувствия к нему, но его слепое увлечение недостойной женщиной, его безволие и покорность судьбе невольно вызывают у читателя и чувство протеста. Не случайно с течением лет писатель изменил название рассказа – тяжелые цепи условностей и слепого чувства, опутавшие Гаррисона, никак нельзя назвать возвышающим понятием «любовь». И редакторы американских журналов увидели в рассказе вызов установившимся нормам буржуазной морали.

Другой рассказ сборника – «Прибежище» – переносит читателя в совершенно иной мир – в «каменные коробки, битком набитые беднотой». Мэдлейн Кинселла, выросшая в одной из этих каменных коробок, соблазненная и покинутая сыном местного бакалейщика, чтобы не умереть с голоду, «обучилась уличному ремеслу». Она вскоре поняла, что «не для нее это», но и другого выхода нет. Вскоре ее арестовывают и направляют на год в «исправительное заведение». После освобождения она пытается работать, ищет любви и счастья, но безуспешно, и снова она одна, без денег, без пристанища. У нее нет иного выхода, как попросить снова принять ее в «исправительное заведение», которое она покинула четыре года назад.

Для Мэдлейн и десятков, сотен подобных ей нищих девушек нет места в том американском «обществе благополучия и благоденствия», о котором не переставая трубили газеты и журналы. Если преуспевающий делец Гаррисон – скорее раб своих чувств, чем жертва социальных условий, то Мэдлейн – подлинная жертва буржуазной действительности, не отдающая себе отчета в том, что же и почему с ней происходит. Трагизм судьбы Мэдлейн отнюдь не в дурных наклонностях, а в неумении разорвать «железную хватку традиций и условностей», в том, что в буржуазном обществе никому по-настоящему нет дела до ее судьбы. Одинокая, сломленная жизнью женщина мечтает лишь об одном: как бы ее не прогнали из «исправительного заведения».

Рассказ «Пристанище» – одно из сильных реалистических произведений Драйзера, рассказывающих о судьбе простого человека в процветающей Америке.

О судьбах простых американских граждан повествуют и другие рассказы сборника – «Святой Колумб и река», «Золотой мираж».

Какой американец не мечтает о том, чтобы разбогатеть? Думает об этом и фермер Бэрси Квидер, бедняк и неудачник из рассказа «Золотой мираж». Он «прожил на своей земле сорок лет и даже не подозревал, что в камнях, по которым, вечно спотыкаясь, изо дня в день ступают его натруженные ноги, как раз и заключено богатство, то самое богатство, о котором он уныло и бесплодно мечтал всю свою жизнь». Но фермеру Квидеру не суждено разбогатеть: его обманывают перекупщики, которых поддерживают не подозревающие об истинной ценности их участка жена и дети Квидера. В конце концов он сходит с ума, и золотой мираж так и остается для него недостижимым, нереальным миражем. Как, впрочем, и для миллионов простых американцев…

Особняком в сборнике стоит рассказ «Победитель», основное содержание которого составляет описание жизни и деятельности миллионера Дж. X. Остермана. По форме он произведение якобы документальное: автор воспроизводит некролог на смерть Остермана, заявления его секретаря во время судебного расследования, опубликованные в журнале факты биографии миллионера, собственные размышления покойного, воспоминания его поверенного.

Из всех этих документальных свидетельств перед читателем встает зловещая фигура матерого капиталистического хищника, который не гнушался никакими преступлениями. Его путь «наверх» отмечен грязными финансовыми махинациями и разорением не только соперников, но и мелких держателей акций и маклеров, один из которых покончил с собой. Остерман чем-то напоминает Каупервуда в последние годы его жизни. Советский ученый-литературовед И. И. Анисимов, долгие годы переписывавшийся с Драйзером и хорошо знавший его творчество, считал, что рассказ «Победитель» является первой наметкой романа «Стоик», завершившего «Трилогию желания».

Сборник «Цепи» с самого начала пользовался вниманием читающей публики: за короткий период разошлось более 12 тысяч экземпляров книги, чему, конечно, способствовала широкая известность автора «Американской трагедии». Рассказы, включенные в этот сборник, явились важной вехой на литературном пути писателя-реалиста Драйзера, открыли перед читателями новые стороны его огромного дарования – мастерство рассказчика, глубокое понимание человеческой психологии, умение широко использовать самые различные литературные формы. И конечно же, рассказы эти еще раз подтвердили прекрасное знание писателем американской действительности, ее самых темных сторон, умение владеть интересом читателя, держать его в напряжении.

Почти одновременно со сборником рассказов «Цепи» вышло в свет второе издание «Финансиста». Драйзер фактически переписал роман заново, он стремился еще больше подчеркнуть в Каупервуде черты капиталиста-хищника, его цинизм, себялюбие, придать его образу больше индивидуальности. Вместе с тем писатель сокращает роман, добиваясь большей сжатости и ясности изложения.