Текст книги "Драйзер"

Автор книги: Сергей Батурин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)

Глава 8
РОМАН «ГЕНИЙ» И «ОБЩЕСТВО БОРЬБЫ С ПОРОКОМ»

Начиная с июля 1914 года Драйзер вместе с Кирой Маркхам занимает двухкомнатную квартиру убогого трехэтажного здания на Десятой улице в Гринвич-Вилледж. Единственное украшение квартиры – большой письменный стол, переделанный из рояля Поля. Соседями писателя были люди неопределенных занятий. Однажды нагрянула полиция, арестовала одного из соседей и изъяла у него большое количество фальшивых банкнотов. Но Драйзера такое соседство вовсе не беспокоило. Он привязался к Гринвич-Вилледж и прожил здесь пять лет.

Среди обитателей этого района были социалисты и радикалы, атеисты и фанатики, анархисты и марксисты, кубисты и реалисты. Здесь можно было встретить поэтов и музыкантов, артистов и прозаиков, художников и юристов. Одни жили здесь, другие проводили время в многочисленных клубах, ресторанчиках, пивных, закусочных. В Гринвич-Вилледж часто бывали Джон Рид и Синклер Льюис, Линкольн Стеффенс и Маргарет Зангер. Многие принадлежали к «Клубу либералов на улице Макдугал», и выражением их взглядов служил журнал «Мэссиз».

В обычной здесь обстановке жестоких столкновений взглядов, жарких споров, в которых каждый свободно мог высказать самые еретические мысли, Драйзер чувствовал себя как рыба в воде. Обитатели Гринвич-Вилледж, по свидетельству Джона Рида, «осмеливались вслух рассуждать на темы, запретные для всего прочего города». И Драйзер не мог не сочувствовать всем тем, кто решительно восстал против закостенелых буржуазных догм, ратовал за свободное искусство, расцвет человеческой мысли. В Гринвич-Вилледж среди множества людей пустых, праздных, а то и просто шарлатанов были подлинные художники, мастера слова, люди творческого труда. Все они упорно работали, стремясь сказать свое собственное слово в американском искусстве. Драйзер хорошо знал многих из них, с некоторыми дружил, с другими встречался время от времени.

Проблемы искусства всегда были ему близки. Во время путешествия по Европе он бывал в музеях, не пропустил ни одной художественной выставки, внимание его привлекли работы фламандских мастеров, заинтересовало творчества Пабло Пикассо. Еще раньше Драйзер неоднократно встречался в Нью-Йорке со многими художниками, принадлежащими к так называемой «школе живописцев-мусорщиков», хорошо знал большую группу оформителей журналов и графиков, был своим человеком среди художников группы «Восьмерка», организованной в 1910 году Робертом Генри.

Богемная атмосфера Гринвич-Вилледж не мешала писателю. Он ежедневно работал с 9 утра до 4 часов дня, и друзья хорошо знали, что в эти часы бесполезно пытаться оторвать его от письменного стола. Среди постоянных жителей Гринвич-Вилледж он выделялся своей застенчивостью, отлично сшитыми костюмами и безукоризненно свежими рубашками. Судя по его виду, трудно было предположить, что он вел жестокую борьбу за существование. Два года Драйзер не мог опубликовать рассказ «Потерянная Феба», который отвергли один за другим одиннадцать ведущих журналов. Была надежда, что с переходом в августе 1914 года журнала «Смарт сет» в руки Генри Менкена и театрального критика Джорджа Натана будет значительно легче печататься. Драйзер сразу же посылает Менкену и «Потерянную Фебу», и пять одноактных пьес. Но ответ Менкена на этот раз звучал обескураживающе. «Натан настолько тверд в своем мнении, что «Потерянная Феба» слишком далека от того Драйзера, которого мы хотим пропагандировать, что я начинаю соглашаться с ним… Пьесы сами по себе чудесны, но их публикация подразумевала бы обращение к совершенно новой аудитории читателей». В конце концов все же «Смарт сет» опубликовал три из пяти пьес, уплатив за них писателю 300 долларов. Практически это был единственный доход за многие месяцы.

Он продолжает упорно работать над «Оплотом», а также заканчивает переработку первого варианта «Гения». Несмотря на свою занятость и тяжелое финансовое положение, Драйзер стремится помочь своим чикагским друзьям, пытается найти издателей для романа Шервуда Андерсона и поэм Эдгара Мастерса. Его попытки помочь им диктовались не только дружескими чувствами, но и глубоким уважением к творчеству даровитых писателей. Друзья хорошо знали, что Теодор всегда придет на помощь в трудную минуту. Вильям Ленджел и через полстолетия не мог забыть, как Драйзер вместе с ним ходил в больницу, где у Ленджелов на третий день после родов умерла дочь, просиживал там часами, успокаивая Ленджела и его жену, «совсем как родной отец».

Непрестанные усилия Драйзера в конце концов увенчались успехом: издательство «Макмиллан» приняло сборник Эдгара Мастерса. Книга вышла в свет в 1916 году и пользовалась необычайным успехом, выдвинув ее автора в число ведущих поэтов Америки. Роман Андерсона был также выпущен в свет издательством «Джон Лейн компани».

Менкен, пытающийся всеми силами поднять престиж в тираж своего журнала, просит Драйзера дать в целях рекламы положительную оценку журналу. Но Драйзер никогда не поступался своими убеждениями, даже ради самых близких людей. Не отступил он от своего правила и на этот раз. «Я бы хотел заявить вполне искренне, что мне нравится «Смарт сет», – отвечает он на просьбу Менкена. – Похоже, что под вашим и Натана руководством он превратился в легковесное, никого не тревожащее периодическое издание, полное легкого юмора и насмешек, иногда довольно смешное, но которое не может вызвать серьезного возмущения… Журнал ваш так же наивен, как «Ледиз хоум джорнэл». Поверьте мне, что он слишком слащав, слишком бродвейского типа…» Далее он советует Менкену начать публиковать серьезные материалы, статьи наподобие тех, что публикуются в журнале «Мэссиз». «Не слишком ли жестоко все это звучит? – спрашивает он. – Я отнюдь не стремился к этому. Честно говоря, вы сами намного лучше, чем журнал, который издаете…»

Письмо Драйзера задело Менкена за живое, особенно упоминание журнала «Мэссиз». В своем ответе он утверждал, что заказывал статьи авторам «Мэссиз», в том числе и Флойду Деллу, и всегда находил их «неописуемо бессодержательными». «Все эти «красноперые», – давал волю своему раздражению Менкен, – пустоголовы и несерьезны». Менкену все же пришлось признать, что журнал не целиком отвечает его желаниям. «Конечно, как он есть сейчас, журнал представляет собой компромисс между тем, что бы мы хотели делать и что позволено делать в свете тех трудностей, которые мы испытываем… Но легкий подход, против которого вы протестуете, является именно тем, к чему мы стремимся. «Смарт сет» – вдумайтесь в это название! («Смарт сет» означает фешенебельное общество. – С. Б.) – не место для публикации революционной риторики…»

Драйзер ответил Менкену довольно резким письмом, видя первопричину неприятия Менкеном его взглядов, в частности, в том, что он «перебрался на 10-ю улицу и ведет жизнь, не подходящую для родных улиц Балтиморы…». Несмотря на такие стычки, время от времени возникавшие между ними, дружеские отношения между Драйзером и Менкеном все же не нарушались.

Летом 1915 года земляк Драйзера художник-иллюстратор Франклин Бутс предложил писателю совершить совестное путешествие по родному штату Индиана и издать книгу путевых очерков с текстом Драйзера и рисунками Бутса. Драйзер знал художника уже более десяти лет – они познакомились в 1904 году, когда вместе работали в воскресном приложении в газете «Нью-Йорк дейли ньюс». Ныне Бутс – процветающий художник, специализирующийся в области рекламы. Идея его Драйзеру понравилась, и в середине августа Драйзер и Бутс отправились на машине в путешествие по Индиане.

Они посетили Терре-Хот, Варшаву, Блумингтон, Салливан, Эвансвиль – все эти небольшие городки, где прошло детство и ранняя юность писателя. Он до сих пор помнил, что в гостинице в Терре-Хот, в которой они сейчас остановились, много лет тому назад мыла полы его мать. В этой же гостинице устраивали банкет в честь брата Поля, когда его песня «На берегах реки Уобош» стала известна всей Америке. В его честь даже назвали небольшое селение неподалеку от Терре-Хот. Его же брата, известного писателя, не знал никто. Драйзер с горькой улыбкой вспоминал о том, что текст знаменитой песни Поля написал он. В родных местах мало что изменилось, одни работали в поте лица своего, другие же наслаждались плодами их трудов.

«Я отказываюсь принимать как необходимое или неизбежное то, что я или любой другой человек должен работать за пару-другую долларов в день, урезая себя во всем и стремясь к недостижимому, тогда как кто-то, тупица может быть, кто никогда не сделал ничего стоящего, но появился на этот свет в качестве наследника одного из сильных мира сего, будет присваивать себе реальные плоды моих трудов и набивать ими свои карманы», – писал возмущенный Драйзер в путевых заметках.

Возвратившись осенью из путешествия по Индиане, писатель с нетерпением ожидал издания нового романа. В октябре 1915 года «Гений» был выпущен в свет издательством «Джон Лейн компани». Основная тема романа – одаренный художник и буржуазное общество – была отнюдь не новой в американской литературе, к ней обращались многие писатели и до Драйзера. Вильям Дин Хоуэллс, например, в романе «Опасность нового богатства» (1890 г.) описывает злоключения редактора журнала Базиля Марча, всецело зависящего от финансировавшего журнал разбогатевшего фермера Драйфуса. В другом романе– «Побережье Богемии» (1893 г.) – Хоуэллс рассказывает о жизни начинающей художницы. Но «хотя книги Хоуэллса не раз дают пример художественной точности и непринужденной иронии в целом, а не в отрывках, – не без основания отмечал Ф. Маттисен, – ни одна из них, похоже, так и не стала выдающимся произведением. Странным образом творческая энергия автора всякий раз как-то иссякает на полдороге, и всем его книгам присуща какая-то неощутимая вялость…».

Пробовал свои силы в этой области и известный реалист С. Крейн, но также потерпел неудачу. Его роман «Третья фиалка» (1897 г.) полон описаниями «студийных чаепитий», рассуждений о типично «американской тематике» для художников, сетований на то, как трудно изобразить на полотне картины деревенской жизни, но и этот роман не стал заметным явлением в американской литературе.

Обращение Драйзера к судьбе даровитого художника в американском обществе было далеко не случайным. Сотрудничая в газетах и журналах Чикаго, Сент-Луиса, Нью-Йорка, он познакомился со многими художниками, внимательно наблюдал за их работой. С некоторыми из них (В. Л. Зоннтагом, П. Маккордом и другими) он близко подружился, часто бывал в их мастерских, принимал участие в их спорах о месте и роли искусства в жизни общества.

В конце прошлого века многие американские газеты издавали воскресные приложения, в которых публиковались очерки, репортажи, рассказы, которые, как правило, богато иллюстрировались. Нередко бывали случаи, когда литературные репортеры, выполняя задания, работали с художниками вместе, рука об руку. Драйзер, например, с художником Вильямом Глэккенсом работал над очерком «Истоки песни» для журнала «Харперс уикли», приходилось ему сотрудничать и с другими художниками.

Еще в журнале «Эври манс» молодой литератор обратил внимание на яркие зарисовки на темы городской жизни молодого художника Вильяма Луиса Зоннтага (младшего), которые часто публиковались в цвете в воскресных приложениях к нью-йоркским газетам и во многих ведущих журналах. Молодые люди познакомились и вскоре подружились. Дружбе их суждено было продолжаться не так долго – в 1898 году Зоннтаг скоропостижно скончался.

Они любили вдвоем бродить по Нью-Йорку, и Зоннтаг обращал внимание своего друга на живописные вагоны конки, необычное освещение улиц, игру света в лужицах дождя, быстро мчащиеся поезда подвесной железной дороги, огни которой отражались на мокрых камнях мостовой. Он помогал Драйзеру видеть город взглядом художника.

В рассказе «Цвет сегодняшнего дня», опубликованном в декабре 1901 года в журнале «Харперс уикли», Драйзер так описывал одну из своих обычных прогулок с Зоннтагом: «Над нами находилась станция подвесной железной дороги, льющийся из нее свет каждые несколько минут вспыхивал от длинной вереницы ярко освещенных вагонов…

– Вы заметили характерную особенность освещения? Смотрите на переплетение света и теней.

Я с изумлением молча любовался игрой света.

– Смотрите прямо перед нами – в ту лужицу воды, заметили? Сейчас она уже не окрашена в цвет серебра, как обычно. Это настоящая призма. Видите эти сотни играющих огоньков?

Я признался, что эту игру цвета я редко когда наблюдал раньше…

– Это великолепное зрелище, – продолжал он… – Я зарисовал его уже по меньшей мере полдюжины раз. Мне пока не удалось добиться сходства. Но я добьюсь его».

Драйзер сравнивал зарисовки городской жизни Зоннтага с описаниями города, сделанными писателем-реалистом Крейном, и находил их художественно равноценными. Лучшие работы В. Л. Зоннтага – «Мэдисон-сквэр-гарден», «Бауэри», «Век пара» – и сейчас можно увидеть в городском музее Нью-Йорка и в некоторых других. Когда художник умер на Кубе от желтой лихорадки, Драйзер посвятил его памяти поэму «Человек, который мечтал», а позже написал цитированный нами выше рассказ.

Близкая дружба связывала писателя и с художником Питером Маккордом, с которым он познакомился «в прозаическом, дымном и шумном торговом городе Сент-Луисе, полном дельцов и фермеров Среднего Запада», где они вместе работали в газете «Глоб-демократ». Дружба их началась с 1892 года и продолжалась вплоть до смерти Маккорда в 1908 году. Среди «безмерной скудости американской умственной жизни» Питер «был словно оазис, настоящий родник в пустыне. Он понимал жизнь. Он знал людей… Он сострадал невежеству и нищете, презирал тщеславие, бессмысленную жестокость, скупость, в чем бы она ни проявлялась. В нем уживались широта натуры и практичность, чувственность и одухотворенность».

Маккорд был реалистом и именно этим завоевал привязанность писателя. Он стремился улучшить окружающий его мир, принести людям счастье. «Мир был в его глазах мастерской, необъятным полем деятельности для художника, мыслителя и для простого пахаря, и, ни к кому не относясь критически, он выше всего ставил личность, способную понять жизнь, отразить ее или творить в ней, что бы ни двигало этой личностью: чувство ли художника или точный расчет ученого».

Хорошо знал Драйзер и художников из группы «Восьмерка», организованной в 1910 году Робертом Генри. Трое из них – Вильям Глэккенс, Джордж Лакс и Эверетт Шинн – относились к числу его близких друзей. По инициативе и при активном участии художников «Восьмерки» в 1913 году в Нью-Йорке Ассоциацией американских художников и скульпторов была проведена международная выставка картин и скульптуры, вошедшая в историю американского искусства под названием «Выставка в казарме», так как она проводилась в расположенной в центре Манхаттана казарме 69-го полка. Участие в выставке, кроме художников-реалистов, приняли и кубисты, импрессионисты, футуристы и представители других течений. «Что значат произведения кубистов и футуристов?.. – спрашивала в статье, посвященной выставке, газета «Нью-Йорк таймс». – Международная выставка современного искусства, которая только что закрылась в казарме 69-го полка, с выставленным на ней целым рядом вызывающих произведений «прогрессистов», заставила многих ньюйоркцев в течение последних недель снова и снова задавать себе этот вопрос». Однако представленные на выставке работы художников «Восьмерки» были выполнены в реалистическом плане и выделялись своей тематикой.

Драйзеру были близки и хорошо понятны искания художников «Восьмерки». Они не считали зазорным делать зарисовки в самых мрачных трущобах города, за что их пренебрежительно называли представителями «школы художников мусорной урны». Однако их зарисовки уличных сценок, порта и его тружеников нравились широкой публике и поэтому печатались газетами и журналами, привлекая к себе внимание критиков. Драйзер и сам охотно писал о работах фотографов, художников, резчиков по дереву и кости. В 1899 году в журнале «Сексес» он опубликовал очерк «Мастер фотографии» об известном нью-йоркском фотографе Альфреде Штейглице. Его снимок «Зима на Пятой авеню» долгие годы являлся непревзойденным образцом подлинно художественной фотографии. Писал Драйзер и о работах художников «Восьмерки», и, в частности, о Роберте Генри: «В Нью-Йорке есть художник, работы которого можно найти почти в любой галерее и салоне Европы, чье имя уважают в каждой континентальной студии и которого, несмотря на это, едва знают в его собственном городе и стране те, кого снисходительно величают «широкой публикой».

Но если Нью-Йорк не знает Роберта Генри, то Генри знает свой Нью-Йорк, и у него есть школа последователей, которые идут с ним рисовать в трущобы и закоулки. Глэккенс, Слоун, Шинн – вот некоторые из них. «Нью-Йорк лучше Парижа для художников, – говорит Генри, – и перестаньте рисовать кувшины и бананы и рисуйте повседневную жизнь Нью-Йорка – тележка с Хестер-стрит более подходящий сюжет, чем голландская мельница».

Оценивая роль Р. Генри и его группы в истории изобразительного искусства США, Рокуэлл Кент, также стоявший на позициях группы Р. Генри, писал: «В первые годы второго десятилетия нашего века движение независимых художников, безусловно, доминировало в культурной жизни Нью-Йорка. Я назвал его движение за обновление искусства, а не за революцию в искусстве, ибо его ведущими представителями, по крайней мере по численности и организационной активности, являлись гуманисты реалистического толка – Генри, Слоун, Лакс, Глэккенс и другие члены группы «Восьми» и их последователи-ученики Роберта Генри. Относясь с глубоким уважением к еще жившим в то время Уинслоу Хомеру и Томасу Икинсу и к реалистам прошлого, представленным Мане, Дега, Курбе и Домье, они не отвергали традиционного языка искусства, а отбрасывая сентиментальные клише, к которым свели его академики, стремились лишь к его очищению и обновлению. Но все же цели движения, хотя в нем и господствовали эти неореалисты, заключались не в пропаганде их «школы» ради самой «школы», а в том, чтобы в истинно джефферсоновском духе обеспечить всем художникам ту свободу выражения и ту аудиторию, которых лишила их монополия Академии».

Драйзер досконально знал мир не только художников, но и артистов, литераторов, музыкантов, внимательно следил за творчеством многих из них.

Он неоднократно возвращался к мысли написать роман о деятеле искусства, показать его столкновение с реальной жизненной действительностью. И свой первый роман он первоначально хотел посвятить личности автора популярных песенок, его окружению. Позднее он подумывал вывести в центре романа журналиста, но наконец остановился на художнике.

Некоторые американские исследователи творчества Драйзера указывают, что в основу романа положена жизненная история художника из группы «Восьмерки» Эверетта Шинна, в частности, они обращают внимание на сходство описания первой выставки картин Юджина Витлы в галерее фирмы «Кельнер и сын» с выставкой работ Шинна на тему нью-йоркской жизни в галереях «Буассод» и «Валледон». Другие считают, что Витла – образ собирательный, в котором нашли отражение отдельные черты характера и жизненного пути не только Шинна, но и других художников «Восьмерки», в первую очередь Глэккенса и Лакса.

Сам автор в июне 1938 года сообщал в одном из писем: «Я имел в виду не какого-либо определенного художника, когда писал книгу, а сплетение обстоятельств в моей собственной жизни и в жизни других людей, которые интересовали и волновали меня». На безусловную автобиографичность романа указывали многие критики, так что это свидетельство писателя лишь подтверждает уже высказывавшиеся предположения. Таким образом, Юджин Витла – образ не просто собирательный, он типичный представитель американского мира искусств на рубеже двух столетий. Искания Витлы – это в известной степени искания всех американских художников этого периода. В образе Витлы писатель воплотил определенную эпоху в истории американского изобразительного искусства, эпоху борьбы со слащавым сентиментализмом, за полнокровный реализм.

«Америка, как и всякая другая страна, – отмечал английский писатель Сэмюель Батлер, – может рассчитывать на то, что история не обделит ее гениями. Один гений в Америке уже есть – это Уолт Уитмен. Однако мне кажется, что, хотя подлинному таланту всегда и везде приходится несладко, Америка – наименее пригодное на земле место для процветания искусств и писательского вдохновения».

Новый роман Драйзера явился блестящим подтверждением этой мысли. Рассказанная в нем история талантливого художника Юджина Витлы трагична и поучительна. Юджин родился и вырос на американском Среднем Западе, в тех же краях, где прошли детство и юность Драйзера. С внутренней теплотой воссоздает писатель детские годы своего героя, его тонкое понимание природы, раннее стремление к красоте. Он не сразу находит свое призвание. Когда ему исполнилось семнадцать лет, он пробует работать наборщиком в местной газете, но вскоре уезжает из родного городка в Чикаго. Дальнейшая его жизнь и деятельность проходит в Чикаго и в Нью-Йорке. Но Чикаго художника Витлы отличается от Чикаго бизнесмена Каупервуда, он более земной, более простой и значительно более крупный. Однако предоставим слово автору.

«Чикаго – кто его опишет! Кто опишет этот гигантский муравейник, выросший, словно по мановению жезла, на гнилых болотах приозерья. На целые мили протянулись мрачные домишки, на целые мили ушли вперед улицы с торцовыми мостовыми, газовыми фонарями, водопроводными магистралями и пустынными деревянными тротуарами, по которым скоро заснуют толпы прохожих. Стук сотен тысяч молотков, звонкие удары зубил в руках каменщиков! Длинные, смыкающиеся вдали ряды телеграфных мачт; тысячи и тысячи стоящих вразброс, словно часовые, домиков, заводов, устремленных ввысь фабричных труб, и среди них вдруг одинокая невзрачная церковка, смиренно приткнувшаяся на голом пустыре. Нетронутая целина прерии с выгоревшей на солнце травой. Широкие железнодорожные насыпи, по которым ползут стальные пути – десять, пятнадцать, двадцать, тридцать в ряд, – унизанные, словно бусинками, тысячами и тысячами грязных вагонов. Громыхающие паровозы, бегущие поезда, люди у переездов – пешеходы, возчики, кучера, подводы с пивом, платформы с углем, кирпичом, камнем, песком – зрелище новой, неприкрашенной, неукротимой жизни!»

Первые шаги Юджина в этом огромном городе весьма напоминают скитания самого писателя: как и он, Юджин работает в скобяной лавке, рассыльным в агентстве по продаже недвижимого имущества, возчиком белья в прачечной, сборщиком взносов за проданные в рассрочку товары компании «Дешевая мебель». По-настоящему же его влечет живопись. «Но он еще не мог создавать образы. Он мог только мыслить ими. Больше всего восхищала его река Чикаго, ее черная, невероятно грязная вода, которую тяжело вспенивали пыхтящие буксиры, ее берега, где выстроились огромные красные элеваторы, черные желоба для погрузки угля и отливающие яркой желтизной склады лесных материалов. Вот где были настоящие краски, настоящая жизнь – вот что следовало писать».

Юджин начинает посещать музеи, художественные выставки и наконец поступает на платные курсы при Институте искусств. Его влечет к реалистическому изображению жизни, он старается учиться у крупнейших мастеров. Однажды ему удалось побывать на выставке картин прославленного русского живописца-баталиста В. В. Верещагина. Юджин был «потрясен великолепной передачей деталей боя, изумительными красками, правдивостью образов, ощущением трагизма, мощи, опасности, ужаса и страданий, которое исходило от этих полотен. Они свидетельствовали о зрелости и глубине таланта русского художника, об исключительном богатстве его воображения и темпераменте. Юджин смотрел и думал о том, как достигнуть такого совершенства. И в течение всей дальнейшей жизни имя Верещагина было для него величайшим стимулом. Если быть художником, то только таким».

Показательно, что Драйзер избрал именно творчество Верещагина в качестве образца, которому следовал Витла. Драйзер, безусловно, был хорошо знаком с творчеством Верещагина, так как картины его экспонировались на Чикагской всемирной выставке, а также в ряде других городов США. Поиски художником путей правдивого изображения предметного мира в условиях естественной световоздушной среды не могли не привлечь внимания писателя.

Упорные занятия на курсах приносят свои плоды, и Юджину удается устроиться художником в одну из чикагских газет. Вскоре на его работы начинают обращать внимание. В его рисунках была грубоватая сочность, смелость, острота и особая задушевность. Через какое-то время он переезжает в Нью-Йорк и подпадает там «под гипноз таившегося в этом городе чуда, имя которому красота». Вскоре рисунки Юджина начинают печататься в некоторых журналах, но создать себе прочную репутацию и обеспечить постоянный заработок было не так-то легко.

Юджин много работает. Работа приносит ему удовлетворение, но не деньги, так необходимые, чтобы вести безбедное существование. Из-за недостатка средств он все еще не может жениться на любимой девушке Анджеле, которая уже несколько лет ждет его, работая учительницей в провинции. Он часто задумывается о сложившемся в американском обществе положении вещей: «…вспоминая свой собственный ничтожный доход, Юджин снова чувствовал себя жалким нищим, совсем как в первые дни своего пребывания в Чикаго. Оказывается, что искусство, если не считать славы, ничего не дает. Оно не дает возможности насладиться всей полнотой жизни. Оно ведет лишь к своего рода духовному расцвету, который все готовы признать, что не мешает, однако, художнику оставаться бедным, больным, голодным, так сказать, захудалым гением».

Но Юджин жаждал признания, он начинает выставлять свои картины, с душевным трепетом ждет приговора и критики и публики. Первая выставленная им картина «Шесть часов», изображавшая один из городских уголков, не обратила на себя внимания. Тогда он решает попытать счастья в какой-нибудь коммерческой фирме, организовав персональную выставку. Ему везет, его работами заинтересовался мосье Анатоль Шарль, управляющий американским отделением известной фирмы «Кельнер и сын», торговавшей произведениями как старых, так и современных мастеров.

Мосье Шарль осматривает в студии картины Юджина, и уже первая привлекает его внимание своей выразительностью, своей правдивостью. «Красные и зеленые пятна, резкие и грубые, грязно-серый тон булыжника и эти лица! Картина в полном смысле слова кричала о фактах. Она, казалось, говорила: «Да, я – грязь, я – будни, я – нужда, я – неприкрашенная нищета, но я – жизнь!» Тут не было ни малейшей попытки что-либо оправдать, что-либо сгладить. С грохотом, скрежетом, оглушительным треском сыпались факты, один за другим, вопя с жестокой, звериной настойчивостью: «Это так! Это так!»… «Слава богу, наконец-то он послал нам реалиста», – мысленно сказал себе мосье Шарль, разглядывая полотно, так как он знал жизнь, этот холодный знаток искусства».

Персональная выставка в галерее «Кельнер и сын» приносит Витле известность, несколько картин удается продать, и он уезжает с женой в Париж, преисполненный радужных надежд. Однако выставка парижских этюдов художника «произвела далеко не такое впечатление, как он ожидал». В довершение бед художник заболевает и несколько лет не может работать. Оставшись без средств, он обращается за помощью в одну из железнодорожных компаний, и его направляют чернорабочим в небольшую столярную мастерскую. Это навело Юджина на любопытные рассуждения: «Как чернорабочий он ничто, но, будучи художником, он может получить место чернорабочего. Следовательно, его дарование художника все же чего-нибудь да стоит».

Сколько горечи и иронии в этих словах писателя! На первый взгляд они кажутся неправдоподобными, но тем не менее точно отражают положение дел в буржуазном обществе. Личная судьба Драйзера может служить тому убедительным примером.

Трагизм положения Витлы заключается отнюдь не в том, что он вынужден заниматься физическим трудом, а в том, что буржуазному обществу нет никакого дела до его судьбы. Рядом, в нескольких километрах, раскинулся Нью-Йорк с его процветающими журналами и газетами, с благотворительными обществами и богатыми меценатами, картинными галереями и музеями. На аукционах все еще выставлялись для продажи картины Витлы, но его личная судьба никого больше не трогала. «По мере того как проходило время – год, другой, третий, память о его внезапном и блестящем успехе и последующем исчезновении превратилась в своего рода излюбленную легенду, поучительную притчу для молодых талантов. Как много обещал этот человек! Почему же дарование его иссякло? Иногда его имя упоминалось в разговоре или печати, но сам он, можно сказать, умер для всех».

На примере житейских перипетий, выпавших на долю художника, писатель ненавязчиво, но твердо проводит мысль о равнодушии буржуазного общества к подлинным талантам, чьи произведения могли бы стать настоящим достоянием американской культуры.

Но вернемся к роману. Работа на свежем воздухе, физический труд благотворно отразились на состоянии здоровья художника. Он снова обретает силу духа, уверенность в себе, начинает понемногу рисовать. При содействии старого знакомого Витла возвращается в близкий и дорогой ему мир искусства – становится художником-иллюстратором художественного отдела газеты «Уорлд». Но, конечно, работа эта не может удовлетворить его, и через полгода он переходит в качестве заведующего художественным отделом в «Рекламное агентство Саммерфилда».

Каждый сотрудник работал здесь под «гнетом нужды и вечного страха» оказаться на улице. И Витла вынужден был гнуть спину на Саммерфилда – этого неотесанного грубияна, беспощадного, надменного, равнодушного и жестокого к другим. Настоящий талант Юджина не только не служил ему защитой от беспричинных нападок хозяина, но еще и вызывал у того раздражение.

В конце концов Витла вынужден уйти. Новая работа – и тот же финал.

Внутренне опустошенный, Витла начинает понимать, что былая его сила навсегда утрачена, что искусство уже не дает ему подлинного вдохновения. И единственное, что удерживает художника в этом мире, – забота о маленькой дочери.

Трагизм судьбы Юджина Витлы – в погоне за богатством, за славой, в стремлении сочетать мир подлинного искусства с требованиями доллара. «Драйзер понимает, – писал поэт Эдгар Ли Мастерс, – что человек, у которого есть талант, вынужден вести борьбу в этой беспорядочной стране социальной тирании и посредственности, где принято высокопарно рассуждать о свободе». И в этой борьбе Витла проигрывает, теряет свою самобытность художника, превращается в ремесленника от искусства.