Текст книги "Драйзер"

Автор книги: Сергей Батурин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

Нью-Йорк встретил писателя обычной для лета жарой, Драйзер сразу же погрузился в многочисленные хлопоты: продолжал работу над сборником «Бей, барабан!», вел переговоры с издателями, тщетно пытался заработать деньги, продав оригиналы двух своих романов. «Как я слышал, Драйзер находится в чертовски тяжелом положении, – писал в августе 1919 года Менкен. – Его «Двенадцать мужчин» расходятся недостаточно быстро, чтобы он мог жить на доход от их продажи, и у него нет никаких других средств к существованию».

Глава 10
ЛУЧ СОЛНЦА В ПОДЗЕМЕЛЬЕ

Сентябрь выдался необычно пасмурным и прохладным, под стать погоде было и настроение писателя. В эти дни «душевной пустоты» Драйзером, по его признанию, владела «давящая тоска, близкая к отчаянию». Он долгими часами не подымался из-за письменного стола в небольшой квартирке в Гринвич-Вилледж. У него уже вошло в привычку во время работы не отвечать на телефонные звонки и никому не открывать дверь. Поэтому, когда серым ветреным сентябрьским днем неожиданно раздался звонок у двери, писатель несколько минут раздумывал, отворить ли дверь. Звонок повторился. «Я встал, – вспоминает писатель, – накинул на себя синий китайский халат, который всегда лежал у меня под рукой на случай, если окажется необходимым придать себе более импозантный вид, и подошел к двери. При этом я заметил, что надел халат наизнанку, а это, как известно, является самым бесспорным предзнаменованием неотвратимых перемен. Я не знаю случая, когда бы эта примета не оправдалась».

Писатель открыл дверь и увидел перед собой высокую, прекрасно сложенную, красивую молодую женщину с «такой молодой, радостной, невинно-простодушной улыбкой, какой (так мне показалось в ту минуту) я не видел ни у кого уже много лет…». Так состоялось знакомство Теодора Драйзера с Элен Пэтжес Ричардсон, приходившейся ему дальней родственницей (бабушка Элен была родной сестрой матери Теодора). Знакомству этому суждено было внести большие изменения в личную жизнь писателя: Элен стала верной подругой до конца его дней. Ее появление в своей жизни Драйзер сравнивал с лучом солнца, неожиданно проникшим в подземелье.

Элен родилась и выросла в штате Орегон в довольно состоятельной семье, в которой главенствовала бабушка. Шестнадцатилетней девушкой она вышла замуж и начала пробовать свои силы в театре. Ни семейная жизнь, ни театральная карьера ей не удались, и она оказалась в Нью-Йорке, где работала секретарем у небезызвестного финансиста Уильяма Э. Вудворта, впоследствии снискавшего себе известность и в качестве автора ряда биографий видных американцев. Вудворт высоко ценил творчество Драйзера. Элен вспоминает, что одно время к каждому своему письму он просил ее «добавлять один и тот же постскриптум: «Если вы еще не читали «Двенадцать мужчин», достаньте эту книгу и прочтите». Разумеется, я тотчас же купила себе эту книгу и прочла ее. Мне она показалась просто замечательной – все двенадцать мужских портретов были так непохожи друг на друга».

Случайно узнав, что Элен приходится Драйзеру дальней родственницей, Вудворт крайне изумился.

«Позвольте, – сказал он, – почему же вы с ним не познакомитесь? Если бы он был моим родственником, я бы пошел к нему, не задумываясь. Так решение познакомиться с Драйзером, – вспоминает Элен, – случайно подсказанное мистером Вудвортом, привело меня к решающему моменту в моей жизни».

Элен в эти дни собиралась покинуть Нью-Йорк и уехать в Калифорнию, чтобы снова стать актрисой. Она поделилась своими планами с Драйзером. Его тоже тяготил Нью-Йорк, он только что сдал издателям книгу «Бей, барабан!» и жаждал перемен. Его всегда привлекало кино, он хотел для него работать. Одна кинокомпания предложила оплатить ему поездку в Калифорнию. Возможность лично познакомиться с Голливудом выглядела весьма привлекательной, особенно с такой спутницей, как Элен. В конце сентября 1919 года Драйзер и Элен на пароходе отплыли в Новый Орлеан. Здесь их поджидало первое испытание – Теодор заболел лихорадкой. К счастью, Элен оказалась весьма внимательной сиделкой, ее заботами Теодор скоро был поставлен на ноги, и они отправились дальше – сначала в Сент-Луис, а оттуда в Южную Калифорнию.

Три последующих года Драйзер и Элен прожили в окрестностях Лос-Анджелеса, города, который на первых порах поразил их «своей заурядностью» и который Драйзер назвал «городом бездельников, сидящих со сложенными руками». Драйзер так скоропалительно покинул Нью-Йорк, что друзья длительное время ничего не знали о его местопребывании. Но и теперь, обосновавшись в районе Лос-Анджелеса, он никому не давал своего адреса, а просил писать ему на центральный городской почтамт, где он снимал «абонентный ящик № 181».

Элен скоро начала сниматься на второстепенных ролях в нескольких голливудских фильмах. Кино в эти годы переживало период расцвета, около 35 миллионов американцев посещали кинотеатры по меньшей мере раз в неделю, интерес публики ко всему связанному с кинокомпаниями и киноактерами был чрезвычайно высок. Драйзер уловил этот интерес и написал для журнала «Шэдоулэнд» серию статей «Голливуд, его мораль и нравы», в которых доказывал, что и в этой отрасли «индустрии культуры» все подчинено интересам большого бизнеса. В журнале «Мак-Колс» была опубликована его статья «Голливуд сегодня», показывающая, по свидетельству Элен, «Голливуд с черного хода».

Но свое главное внимание во время этого периода жизни в Калифорнии писатель уделял созданию новых крупных произведений – он здесь закончил вторую часть своей автобиографии «Книга о самом себе», работал над инсценировкой «Гения» для Лео Дитрихштейна, написал рассказы «Оливия Бранд» и «Эстер Норн», включенные впоследствии в сборник «Галерея женщин».

«Вот уже годы я раздумываю над томом (рассказов) под названием «Галерея женщин», – писал Драйзер Менкену. – Боже мой, что за труд! Если я напишу его правдиво, то духи пуритан восстанут из могил и поднимут дьявольский шум на улицах».

Подобные опасения писателя нисколько не были преувеличенными. Он знал, что Самнер не сложил оружия, по его требованию был подвергнут аресту президент книгоиздательской фирмы «Харперс», обвиненный все в том же грехе – нарушении морали. Самнер добился также запрещения романа «Юрген» известного в те годы писателя Джеймса Кейбелла, хотя роман этот был весьма высоко оценен американской критикой. «Если язык книги непристоен, – твердил Самнер, – или же он намекает на непристойности, то это является нарушением закона, независимо от литературных или художественных достоинств опубликованного произведения». А для Самнера и его сторонников непристойным являлось все, что выходило за рамки их ханжеского кодекса морали.

Конечно, Драйзер решительно восставал против требований этих новоявленных моралистов. «Лицемерие моралистов и религиозные теории убивают жизнь, – подчеркивал писатель. – Они – раковая опухоль, ужасные образования, которые должны быть удалены, прежде чем они уничтожат саму жизнь…»

Да и сама жизнь эта, как он наблюдал ее в Америке, наводила писателя на весьма грустные размышления. Чарльз Бони из газеты «Нью-Йорк глоб» задал Драйзеру вопрос о том, не видит ли он в послевоенной Америке «признаков интеллектуальной свободы».

«В глазах американцев, как молодых, так и стариков, спасение мира заключается в росте бизнеса и во все более широком распространении догматической религии, благо оба они так идеально сочетаются… – отвечал на этот вопрос писатель. – Все, что остается делать американцу после того, как он пустил по миру своего соседа, – это верить в бога и избегать достоверных данных о жизни. Чем меньше он знает о жизни и чем больше он знает о боге и загробном мире, тем лучше… Мы верим в бога – после того, как мы открыли солидный банковский счет и закрыли библиотеки».

Свое понимание мира, свой взгляд на американскую действительность, свои философские раздумья и идеи писатель довольно полно выразил в сборнике публицистических статей и очерков «Бей, барабан!», опубликованном в марте 1920 года издательством «Бони энд Ливрайт». Официозная критика встретила сборник в штыки. «Книга получает самые отвратительные отзывы рецензентов… – сообщал автору его издатель Ливрайт. – Эти низкие безмозглые критики просто не хотят видеть в вас философа».

Не приняли книгу и многие друзья писателя. «Я бы сам написал эту книгу значительно лучше, – утверждал Менкен, – в то же время я не смог бы создать ни единой главы из «Двенадцати мужчин» или «Сестры Керри».

Подобное единодушие буржуазных критиков не было простой случайностью. Именно сборник «Бей, барабан!» явился наиболее сильным антиимпериалистическим произведением Драйзера в этот период.

В ряде очерков сборника повествование ведется от имени обитателя «самой нищей, самой заброшенной окраины города Нью-Йорка», сорокалетнего Джона Парадизо.

«Жизнь, – признается герой очерка «Бей, барабан!», – пожалуй, помогла мне постичь только одну истину: все, что говорится у нас о добре, истине, справедливости и милосердии, – пустая болтовня…» «Корень зла в том, – отмечает писатель в другой статье, – что в Америке никогда не было, да и по сей день нет того, что можно было бы назвать истинным просвещением и культурой. У нас нет никакой разумной, видимой миру цели, если не считать таковой стремление к наживе» («О некоторых чертах нашего национального характера»).

И Теодор Драйзер объясняет истинное положение дел в стране: «Америкой всегда правили и, очевидно, будут править деньги. Попробуй жалкий цент поспорить с пятью миллионами долларов!» Симпатии писателя на стороне миллионов «жалких центов» – простых людей Америки. И в защиту их прав он подымает свой могучий голос. Сборник «Бей, барабан!» – прямой вызов писателя Америке каупервудов, Америке Уолл-стрита.

Мысли, подобные высказанным на страницах сборника «Бей, барабан!», Драйзер неоднократно повторял и в других статьях, и во множестве частных писем. Показательна в этом отношении переписка с Эдуардом Смитсом, нью-йоркским журналистом, с которым он поддерживал дружеские отношения. Смитс в конце 1920 года готовил для журнала «Букмен» статью «Драйзер – двадцать лет спустя». В связи с этим он попросил писателя высказать свою точку зрения по целому ряду вопросов. Смитс, в частности, интересовался, не считает ли Драйзер, что в Америке намечается «тенденция к более свободомыслящей литературе». Ответ Драйзера на этот вопрос составляет девять страниц машинописного текста. Приведем некоторые выдержки из него.

«…Те же самые люди, которые способны создать концерн по производству кинофильмов, крупный популярный журнал, банк, фирму по продаже недвижимого имущества или что-нибудь еще в этом роде, становятся тупыми, словно быки, когда дело касается не связанной предрассудками художественной литературы… Фактически почти всегда я спокойно могу утверждать, что все, кто пытался в Америке создавать свободомыслящую художественную литературу в лучшем смысле этого слова, потерпели поражение, и не в смысле художественных достоинств в целом, а в смысле общественного признания и поддержки… Нет, наше американское общество, безусловно, настроено весьма недружелюбно к литературе в ее лучшем или по-настоящему объяснительном смысле. Американец вне сферы бизнеса, вероятно, не смеет взглянуть в лицо жизни. В сфере своей профессии он жульничает, обманывает, мошенничает, соблазняет, заманивает в ловушку, уничтожает и грабит в любой доступной форме, потрясает и землю и небеса, чтобы только разорить своего конкурента и доказать свое превосходство. Но когда он предается чтению или начинает писать, – допустим, что ему по плечу или то, или другое, – он жаждет и надеется, что мир будет изображен в виде царства непревзойденного совершенства. В книгах все мужчины должны быть образцами честности, верности и правдивости, а все женщины, и в первую очередь его жена и дочери, – чистыми, словно снег, свежепринесенный ветром… Поэтому всякий писатель, серьезно описывающий американскую жизнь, является в той или иной степени негодяем, подонком, к которым, я надеюсь, имею честь принадлежать и я».

Драйзер был отнюдь не одинок в таком взгляде на состояние американской литературы. Другой видный американский литератор, критик Ван Вик Брукс, утверждал в эти же годы, что неудачи американской литературы являются лишь отражением общих недостатков «американского образа жизни». «Никто не станет отрицать, – писал Ван Вик Брукс, – что за последние полстолетия американский писатель в целом скатился вниз, терпя поражение за поражением».

Но Драйзер ни в коей степени не собирался сдавать свои позиции, отнюдь нет. Пятидесятилетний писатель втайне от всех работал над новым романом. Он с интересом узнал о том, что нью-йоркский суд не только снял запрет с романа Дж. Кейбелла «Юрген», но и отметил в своем решении «исключительные литературные достоинства» книги. Наконец-то Самнер получил отпор. И где? В американском суде, который до сих пор был его главной опорой. Одна за другой из печати выходили правдивые реалистические книги – сборник новелл Шервуда Андерсона «Уайнсбург, Огайо», роман Эптона Синклера «Джимми Хиггинс», роман Скотта Фицджеральда «По эту сторону рая», роман Флойда Делла «Идиот» и некоторые другие.

Максим Горький, прочитавший «Уайнсбург, Огайо» в 1924 году, увидел в ее авторе «неожиданное явление американской литературы, невозможное десять лет тому назад».

Влияние Великого Октября сказывалось на всех сторонах американской жизни. Образование Американской коммунистической партии в 1919 году ознаменовало новый этап в развитии революционного рабочего движения, которое проявлялось во все нарастающей волне стачек и забастовок. Глашатаем и проповедником социалистических идей являлся журнал «Мэссиз», однако в декабре 1918 года американские власти закрыли его. Через три месяца Джон Рид, Флойд Делл и другие создали новый журнал «Либерейтор», ставший на долгие годы выразителем идей рабочего класса. В марте 1919 года Хорэс Ливрайт, не поддавшись угрозам, выпускает в свет «Десять дней, которые потрясли мир», книгу, которая, по определению Владимира Ильича Ленина, «дает правдивое и необыкновенно живо написанное изложение событий, столь важных для понимания того, что такое пролетарская революция, что такое диктатура пролетариата»[В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 40, с. 48.]. Джон Рид стал первым американским писателем, поднявшимся до отражения действительности методом социалистического реализма. Его соратниками и последователями в борьбе за литературу социалистического реализма были такие известные писатели и публицисты, как Альберт Рис Вильямс, Майкл Голд, Линкольн Стеффенс.

Вместе с тем ширится плеяда писателей, стоящих на позициях критического реализма. В своем творчестве они все более глубоко показывают обострение социальных конфликтов в стране, обращают внимание на неприглядные стороны американской действительности. И книги их начинают привлекать внимание читающей публика. Если в 1919 году список бестселлеров возглавлял слабый в художественном отношении, тенденциозный роман Бласко Ибаньеса «Четыре всадника Апокалипсиса», а в 1920 году – далекий от жизни роман 3. Грея «Человек из леса», то в 1921 году наибольшей популярностью пользовался роман Синклера Льюиса «Главная улица», нанесший заметный удар по самодовольству американского обывателя.

Литературовед Вернон Луис Паррингтон отмечал, что в этот период в стране «происходила духовная революция, неуклонно готовившая почву для новой общественной философии. Старую Америку отличал крайний консерватизм, наивный провинциализм и удовлетворенность собой, порожденные самодовольством, в основе которого лежал оптимизм делового человека… Новое движение носило глубоко демократический характер и представляло собой нечто вроде нового джэксонианства, возникшего в знак протеста против угрожавшей стране плутократии».

Начавшийся пересмотр литературных и культурных представлений происходил под влиянием разнообразных, зачастую прямо противоположных факторов. На развитии общественной мысли прежде всего сказывалось плодотворное влияние идей Великой Октябрьской социалистической революции. Усиление критического направления в американской литературе определялось общим подъемом антиимпериалистической борьбы в стране и было связано с восприятием идей марксизма общественной мыслью.

Борьба против пуританской сдержанности, самодовольной респектабельности, буржуазного оптимизма и сентиментализма в американской литературе, являвшаяся неотъемлемой частью борьбы за утверждение критического реализма, велась долгие годы. Огромная роль в этой борьбе принадлежала Драйзеру, которого Паррингтон считал самым бесстрастным и самым наблюдательным из американских писателей. Даже такой тенденциозный исследователь творчества Драйзера, как Сванберг, вынужден был отметить его вклад в нелегкую борьбу: «Если обыватели отступали, это в значительной степени определялось тем, что Драйзер поднял эту проблему словно флаг, обнажил ее перед писателями, критиками, издателями и всем обществом и вылечился от болезненных ран, полученных в этой борьбе. Молодое поднимающееся поколение – Андерсон, Делл, Льюис, Фицджеральд, Уолдо Франк и другие знают, что свобода, которой они пользуются, куплена и сполна оплачена Драйзером в литературных схватках, восходящих еще к 1900 году».

Тем временем Драйзер продолжал жить и работать в Калифорнии. Он с удовольствием возобновляет знакомство с поэтом Джорджем Стирлингом, который жил в Сан-Франциско, этом «прохладном сером городе любви», как он сам его называл. Американские литературоведы утверждают, что именно Стирлинг послужил Джеку Лондону прототипом Рэсса Бриссендена в романе «Мартин Иден». Того самого Брессендена, который, по мнению Мартина Идена, и был «воплощенный идеал мыслителя, человек, достойный поклонения».

Живший в бедности Стирлинг был известен своими сонетами в духе Китса и лирическими стихами, в которых он выступал против пуританской морали. Стирлинг ввел Драйзера в литературный мир Сан-Франциско, познакомил с местными журналистами, писателями, книготорговцами. Драйзер произвел на многих впечатление человека скромного, даже застенчивого. Один из крупных книготорговцев устроил прием в его честь, но Драйзер категорически отказался выступить перед собравшимися с речью. «Лев отказался, чтобы его признали знаменитостью, – писал о поведении Драйзера на этом приеме «Сан-Франциско бюллетень», – ибо правда заключается в том, что он – наиболее скромный лев, которого когда-либо извлекали из литературной клетки. Человек необычайной смелости в своих литературных произведениях является одновременно крайне застенчивым в разговоре».

Литературная работа Драйзера продвигалась довольно успешно, однако его нью-йоркский издатель был недоволен, ибо он рассчитывал на новый роман писателя. «Мы просто не можем позволить Синклеру Льюису, Флойду Деллу, Шервуду Андерсону и другим создавать «великий американский роман» только своими силами», – писал Ливрайт в одном из писем Драйзеру. И в действительности Драйзер весьма упорно работал над новым романом, которому-то и суждено было стать величайшим американским романом XX века. Ливрайт, как и многие другие близкие знакомые писателя, считал, что он работает над романом «Оплот». В качестве аванса за эту книгу Ливрайт в течение года ежемесячно высылал Драйзеру 333 доллара и 33 цента.

Однако уже в декабре 1920 года, отвечая на настойчивые требования Ливрайта сообщить точный срок окончания «Оплота», Драйзер писал ему: «Прежде всего о романе. Могу сообщить лишь следующее: некоторое время назад, поняв, что работа над «Оплотом» продвигается не так успешно, как хотелось бы, я начал другой (роман), продолжая работать над «Оплотом» в свободные минуты, но уделяя мое основное внимание этому новому роману. Дав различные обещания с твердым намерением выполнить их и все же не сумев этого сделать, я предпочитаю теперь не говорить ничего определенного до тех пор, пока передо мной не будет лежать законченная вещь. Очень возможно, что она будет закончена к апрелю, а может, и раньше, но я не стану клясться в этом. Само собой разумеется, что это будет хороший роман – по крайней мере, по мнению тех, чьи суждения я уважаю, – в противном случае он не будет передан для издания кому бы то ни было».

Через две недели Драйзер снова сообщил Ливрайту: «Что касается моего следующего романа, над которым я сейчас работаю, но в отношении которого я не хотел бы делать никаких предсказаний и также не желал бы подписывать сейчас контракт, он будет настолько же хорош – если не лучше, – как и «Оплот» и, во всяком случае, такой же волнующе драматический».

Драйзера серьезно продолжала беспокоить судьба его дорогого детища – романа «Гений». Чутко реагируя на малейшие изменения общественного мнения, писатель считал, что наступил подходящий момент, чтобы попытаться заставить Самнера отступить от своих требований. Такого же мнения придерживался и Менкен, писавший ему 22 апреля 1922 года: «Сегодня даже Даблдей издал бы «Сестру Керри». Бриггс из фирмы «Харперс» говорил мне пару недель тому назад, что они будут рады издать «Титан». Наблюдается определенный прогресс, и может быть – черт возьми! – даже больший, чем вы предполагаете. Вы оторваны от цивилизованного общества и, вероятно, ничего не читаете. И, что еще хуже, ваши мозги затуманены слабостью к «Гению». Я мог бы легко получить согласие Самнера, сделав меньше дюжины изменений, причем несущественных».

С согласия Драйзера Менкен поехал в Нью-Йорк для переговоров с Самнером по поводу «Гения». Состоявшаяся 31 мая 1922 года встреча принесла положительные результаты: Самнер отказался от целого ряда требований и пошел на серьезные уступки. «Он отказался по крайней мере от четырех пятых своих требований», – сообщал Менкен. Драйзер дал согласие на необходимые сокращения, за исключением одного. Менкен снова имел беседу с Самнером, и тот уступил еще раз. Таким образом, ничто больше не стояло на пути переиздания «Гения», дело было лишь в том, чтобы найти издателя.

Драйзер и Элен приобрели автомашину и совершили ряд длительных автомобильных путешествий: побывали в Мексике, во многих городах Калифорнии, навестили мать и сестер Элен в Портленде, осмотрели Сиэтл и Ванкувер. Писатель любовался прекрасными пейзажами, наблюдал за городской толпой, легко заводил новые знакомства. По возвращении домой его ожидала груда писем от друзей.

Длительное пребывание в Лос-Анджелесе, где все, казалось, было пропитано тяжелым, затхлым духом коммерческого кино, где никому не было никакого дела до настоящего художника, начинало тяготить Драйзера. Позже Элен писала: «Я примирилась уже с этой неизбежной переменой, но только умом, а не сердцем. Лос-Анджелес в это время как-то утратил свою привлекательность, он не сулил уже интересных и волнующих встреч, какими был богат Нью-Йорк. Правда, мы с Драйзером прожили здесь три незабываемых года, но теперь оба ощущали необходимость перемены. Впрочем, я не могла ждать от Нью-Йорка того, чего ждал от него Драйзер… Драйзер снова жаждал острых жизненных конфликтов, которые всегда действовали на него возбуждающе и вдохновляли на творческую работу. Озабоченные, напряженные лица на улицах большого города… Борьба!»

Перед отъездом Драйзер дал интервью местным журналистам. «Соединенные Штаты сегодня представляют собой воплощение Древнего Рима, – говорил писатель. – Римляне признавали лишь две вещи – наживу и войну».

В начале октября 1922 года Драйзер и Элен сдали в аренду свой дом и распрощались с Лос-Анджелесом. В середине месяца Драйзер обосновался в небольшой квартире на уединенной улочке Сант-Лукас-плейс в Гринвич-Вилледж, а Элен поселилась отдельно – на западной стороне 50-й улицы. В Нью-Йорке Драйзера поразил охвативший все стороны жизни дух торгашества, неприкрытая меркантильность, грязь на улицах, пропитанный гарью воздух. «…Исчез старый, пылкий, ищущий идеализм», – с сожалением отмечал писатель. Он сразу же приступил к работе. Вскоре в результате деловых переговоров, в которых участвовали представители нескольких книгоиздательских фирм, Хорэс Ливрайт приобрел права на издание всех произведений Драйзера, как уже публиковавшихся, так и новых. Согласно подписанному контракту Драйзер должен был получать по 4 тысячи долларов в год в течение четырех лет.

Ливрайт получил рукопись «Книги о себе самом» («Газетные будни»), сразу же запустил ее в производство, и в декабре 1922 года она вышла в свет. Выход книги сопровождался со стороны издателей широкой рекламной кампанией. «Мы с радостью и простительной гордостью извещаем, что нами приобретены права на издание всех трудов Теодора Драйзера», – говорилось в рекламных проспектах фирмы Ливрайта.

«Газетные будни» – Драйзер предпочитал это название книги – является, по существу, вторым томом задуманной автором четырехтомной автобиографии и охватывает период с 1890 по 1885 год. Автор возвращает читателя к давно минувшим дням и рассказывает – неторопливо и спокойно – о своей работе в газетах Чикаго, Сент-Луиса, Питтсбурга и Нью-Йорка. Раздумья девятнадцатилетнего юноши, которому «простые мысли о том, чтобы иметь достаточно еды, иметь, что надеть, иметь работу» казались «райскими мечтами», чередуются в книге с глубокими наблюдениями умудренного жизнью литератора.

В «Газетных буднях» читатель также мог найти точные до мельчайших деталей описания различных районов Нью-Йорка, воочию увидеть запруженный людьми Бродвей, познакомиться с закулисной стороной деятельности редакций крупнейших газет. Вместе с тем писатель откровенно поведал о своей жизни в те далекие годы, о своих радостях и заботах, о первой любви и первом разочаровании. Книга эта явилась не только исповедью интересного человека, но и была трудом большого писателя, раскрывала перед читателем широкую картину нравов американского общества конца XIX века. Написанная от первого лица, она отличается от других произведений Драйзера большой лиричностью, дает более полное впечатление о личности ее автора, вводит в самые сокровенные уголки его души.

За пять месяцев после выхода книги американская печать откликнулась на нее немногим более десятка рецензий; широкая публика, несмотря на рекламу, покупала книгу не так охотно, как того хотелось ее автору и издателю. Ливрайт давал этому простое объяснение: читатели ждут от Драйзера нового романа. Но работа над романом продвигалась довольно медленно. «По каким-то причинам эта книга дается мне труднее, чем любая из тех, которые я написал, – признавался он в письме к Элен. – С таким же успехом я мог бы вырубать ее из монолитной скалы».

Окунувшись в самую гущу нью-йоркской литературной жизни, Драйзер сразу же уловил происходящие в ней перемены. Он встречался с Генри Менкеном, Шервудом Андерсоном, Скоттом Фицджеральдом, Ван Вехтеном и другими литераторами. Как отмечали критики, «для американской литературы двадцатые годы XX века ознаменовали период большего расцвета, чем любой другой предыдущий период, который знал Драйзер». Писатель следил за всем новым, что появлялось на книжном рынке, и не только в области художественной литературы, но и в области литературно-художественной критики и общественной мысли. Не прошел мимо его внимания и вышедший в 1922 году сборник статей «Цивилизация в Соединенных Штатах. Исследование тридцати американцев». Редактором и составителем сборника выступал известный в то время литератор Гарольд Эдмунд Стирнс, автор книги «Америка и молодая интеллигенция» (1921).

Являясь одним из выразителей идей «потерянного поколения», Стирнс утверждал, что поколение, вступившее в сознательную жизнь в период после первой мировой войны, «поистине испытывает неприязнь – которая граничит с ненавистью и, уж во всяком случае, переходит в осуждение – к тому типу людей, которые доминируют в нашей теперешней цивилизации».

Составленный Стирнсом сборник получил свое название от вышедшего в 1888 году одноименного сборника эссе английского поэта и критика Мэтью Арнольда, который еще в то время отмечал, что американская нация не имеет достаточно того, что есть самое «интересное в цивилизации», а именно: «возвышенного и прекрасного». Новый сборник статей под тем же названием как бы проводил параллель между суждениями М. Арнольда и современным состоянием американской культуры. Среди авторов сборника были такие либерально настроенные критики и публицисты, как Ван Вик Брукс, Генри Менкен, Джордж Натан, Льюис Мэмфорд и другие. Характеризуя положение литературы в США, Ван Вик Брукс, в частности, писал в сборнике: «Наш американский писатель подобен Самсону, которого филистимляне сковали медными цепями; он стремится к тому, чтобы сбросить эти цепи и иметь возможность освоить окружающий мир».

Слова эти перекликаются с тем, что говорил о положении американских писателей Драйзер: «Каждый из них успевает написать лишь по одной книге, прежде чем почувствует на своем горле железную хватку традиций и условностей». Сам писатель отнюдь не собирался капитулировать под нажимом этой «железной хватки». Он стремился воспользоваться вырванными у Самнера уступками и быстро выпустить в свет новое издание «Гения», авторские права на который в то время принадлежали фирме «Додд, Мид». В декабре 1922 года Драйзер предъявил фирме ультиматум: или они соглашаются на издание романа в течение двух месяцев, или он передает права на его издание Ливрайту. Представители «Додд, Мид» отказались от выпуска в свет нового издания «Гения» и уступили свои права Ливрайту.

Это же издательство готовило к выпуску в свет еще одну книгу Драйзера – «Краски большого города», представляющую собой зарисовки Нью-Йорка и его жителей, написанные между 1898 и 1919 годами.

В мае 1923 года Драйзера посетил переехавший недавно в Нью-Йорк историк и журналист, ставший впоследствии видным дипломатом, Клод Бауэрс. Уроженец штата Индиана, он в начале века работал репортером в Терре-Хот, знал о популярности в родном штате Поля Дрессера и теперь решил познакомиться с его братом. Драйзер вместе с Элен долго беседовали с Бауэрсом о литературе, политике, различных сторонах жизни. Они поддерживали знакомство, и впоследствии Бауэрс описал свои встречи с писателем в книге «Моя жизнь» (1963).

Во время первой беседы он спросил писателя, какой из его романов нравится ему больше всего. «Некоторые считают, – ответил Драйзер, – что лучше всех – «Сестра Керри». Мне же больше всех нравится «Гений». Я вложил в него больше самого себя».

– А каково ваше отношение к роману «Дженни Герхардт»? – спросил Бауэрс.