Текст книги "Айдарский острог"

Автор книги: Сергей Щепетов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

Кириллу же на месте не сиделось – слишком много времени он провёл в байдаре, работая в основном спиной и руками. Теперь хотелось дать работу ногам и мозгам. Он принялся расспрашивать бывалых соратников о местной географии и фиксировать полученную информацию кусочком известняка на поверхности гранитной глыбы. Получилось, что они находятся на внешней стороне длинного узкого мыса, отгораживающего Айдарский лиман от моря. Предложение сходить «на ту сторону» всеобщего энтузиазма не вызвало, однако желающие составить компанию всё же нашлись.

Путь оказался гораздо более дальним, чем Кирилл рассчитывал – он занял, наверное, часа 2-3. К тому же это оказалась не ровная, как стол, тундра, а сплошные холмы и распадки, причём вверх приходилось подниматься дольше и чаще, чем спускаться. В конце концов они оказались на краю довольно высокого обрыва. Вид отсюда открывался фантастический, но любоваться пейзажем никому не пришло в голову.

– Вон, вон они! – показывали пальцами таучины.

Оценить расстояние через пустоту и воду внизу Кирилл не мог – наверное, несколько километров. Это был пологий мыс или, может быть, просто изгиб берега. Ближе к его окончанию темнели чёрточки русских судов, а в стороне – ближе к материку – россыпь чёрточек поменьше.

– Сражаются! – сказал стоящий рядом таучин.

– Да, – подтвердил его сосед. – Наши их догнали, или, может быть, они не смогли обогнуть мыс. Теперь воюют.

– Смотри, смотри, наши идут! Из луков стреляют!

– Ага, стреляют! Вот, остановились... Менгиты навстречу вышли! Сейчас на копьях будут...

– Не, не будут – смотри, убегают наши!

– Ну, уж – убегают! Уходят просто...

– А вон тех убили, наверное?

– Да, лежат, однако...

Сколько Кирилл ни всматривался, сколько ни щурился, рассмотреть таких подробностей он не мог – максимум определить, что кто-то куда-то движется. Выстрелов, конечно, слышно не было – мощный ветер дул откуда-то сзади и с боку. Таучины принялись обсуждать, пойдут «наши» в новую атаку или нет, а если пойдут, то когда. То ли от сознания своей ущербности по зрению, то ли просто ветер действовал на нервы, только Кирилл сорвался – накричал на спутников, требуя немедленно идти обратно.

Никто, конечно, возражать не стал, хотя было ясно, что выходить в море ещё рано. А Кирилл шёл и мысленно ругал таучинов и весь свет за бестолковость – похоже, заперев промышленников на мысу, таучины опять завязали дистанционный бой. Противник, естественно, слабины не дал, поскольку отступать ему было некуда. В результате отступили таучины, оставив убитых и раненых. «Да когда же они поумнеют?! Ведь нормальные же люди, ну почему?!. Погоди, Кирюха, погоди! – остановил он сам себя. – А что это, собственно говоря, ты так завёлся? Что-то новое узнал? Решительно ничего! Так чего же ты буянишь? Ведь чуть с кулаками на парней не набросился! Неужели нервишки шалят? А? Вообще-то, здесь – в этом времени и месте – никаких нервов нет, их тут ещё не придумали. А вот тебе надо за собой следить, а то станете вы с Чаяком замечательной парой – два психа!»

Обратный путь занял, наверное, вдвое больше времени – оробевшие спутники не решились указать правильную дорогу, и Кирилл свернул куда-то не туда. В итоге к байдарам они вышли уже ночью. Впрочем, намного темнее не стало, зато вода возле берега вообще перестала куда-либо двигаться, что обещало относительно лёгкое отплытие. Байдары едва успели спустить на воду, когда течение словно с цепи сорвалось, – прилив обещал быть более мощным, чем предыдущий.

Несколько следующих часов Кирилл был просто гребцом – обливаясь потом, работал веслом, радовался коротким передышкам и старался дать отдых мышцам. Он не переставал удивляться безумной «отваге» российских мореходов: «Как в этих местах можно плавать на тяжёлых деревянных судах, приспособленных для движения под парусом?! Если идти вдоль побережья, то крушение неизбежно, вопрос лишь в том, как далеко удастся забраться...»

Солнце вновь появилось над далёкими вершинами гор, когда таучины радостными криками приветствовали прибывших. У Кирилла даже возникло подозрение, что они не столько тут воевали, сколько дожидались своих «демонических» предводителей. Вот теперь они – эти предводители – прибыли и должны всем показать, где раки зимуют. Байдары подхватили и вынесли на берег вместе с пассажирами – на руках в буквальном смысле слова.

Общий энтузиазм вызвал у Кирилла обратную реакцию – он начал прикидывать, как бы обойтись без кровопролития: «Служилых и промышленных тут от силы человек 10-15, вряд ли у них у всех есть ружья. Они вроде бы уже пуганные – попытались сбежать, а не приняли бой на месте. С другой стороны, были бы они опытными, могли бы сообразить, что на их деревянных корытах от гребных байдар не уйти. Так и получилось: доплыли до этой косы, обойти её не смогли и выбросились на берег. Теперь соорудили возле своих дощатиков подобие баррикады и держат оборону – грамотно, надо сказать, держат! Предложить им сдаться? Имея десяток русских пленных, очень даже можно поторговаться с Петруцким! Ну, например...»

Фантазии свои учёный придавил в зародыше очень простым и обидным соображением: при самом благоприятном раскладе гарантировать пленным неприкосновенность он не сможет. Впрочем, на эту тему долго сокрушаться не пришлось – Чаяк начал действовать.

Двое парней подошли к нему с оружием и доспехами в руках. Однако Чаяк швырнул на землю свою костяную кирасу, схватил копьё и, взмахнув им, заревел:

– Эн-хой, таучины! Эн-хо-ой!!

– Эн-хо-ой! – разноголосо подхватила толпа.

Люди почти мгновенно зажглись, загорелись азартом и начали суетиться, разбирая оружие, пытаясь надеть доспехи. А безумный демон мести в человечьем обличье ринулся вперёд – что-то рыча и размахивая копьём. Он никого не собирался ждать, словно атака была его личным делом. Это являлось грубым нарушением традиции, поскольку к бою принято готовиться долго и обстоятельно. Кроме того, совершенно незачем было криком предупреждать противника о грядущем нападении.

Однако всё началось – невзирая и вопреки. Кирилл чуть не запаниковал, пытаясь вспомнить, куда он дел собственное копьё, но ему подали оружие, едва он успел о нём подумать.

До «позиции» русских было добрых полкилометра по ровной открытой местности. Чаяк попёр вперёд, а остальные – по мере готовности – за ним. В итоге получился этакий клин – треугольник с единственным командиром на острие. «А вот это, – подумал Кирилл, – безобразие просто недопустимое! Нужно развернуть людей в цепь, рассеять их по свободному пространству. Слева берег, значит, надо распределяться вправо. Манёвр простенький, но – увы – таучины и порознь-то не очень управляемы, а уж в толпе – тем более. Кроме того, никаких команд, кроме сигнала начала атаки, они не воспринимают – нет такой традиции. В общем, остаётся только личный пример...» И Кирилл ринулся на правый фланг.

Оказавшись в довольно густой толпе отставших, он принялся махать копьём и вопить, как бы стараясь увлечь всех за собой:

– Вперёд, таучины! Эн-хой!! Быстре, быстрее!! Эн-хо-ой!!!

Почувствовав себя центром внимания и притяжения, Кирилл двинулся вперёд – сначала быстрым шагом, а потом и бегом. Он как бы старался догнать ушедших вперёд, но не приближаясь к острию клина, а забирая чуть вправо. Манёвр почти получился, но Чаяк, услышав Кирилловы вопли, перешёл на бег. Шедшие за ним, естественно, побежали тоже. Получилось прямо-таки соревнование – кто кого перегонит и перекричит. О русских, наверное, в азарте просто забыли.

Вряд ли кто-нибудь захотел бы оказаться на месте промышленников в этот момент – в «чистом поле» вдруг возникла и устремилась на них вооружённая ревущая толпа. И никаких тебе латников, которые важно встают в полусотне метров и стреляют из своих луков в ожидании русской пули, никаких угроз и демонстративного размахивания оружием – они просто взбесились, эти таучины!

То ли у русских сдали нервы, то ли просто подвела дисциплина – первый выстрел прозвучал, когда дистанция была значительно больше прицельной. Потом, второй, третий – обороняющиеся разряжали ружья вразнобой. За их довольно жалкой баррикадой просматривалась суета – несколько человек попытались бежать к лодкам, но их остановили. Двое или трое, стоя в рост, торопливо перезаряжали ружья. «Не успеют!» – злорадно подумал Кирилл. И оказался прав.

Колоть с ходу он не собирался – понимал, что его отслеживают в толпе и готовятся встретить. Выставленные над перевёрнутой лодкой клинки он широким махом древка отпихнул в сторону, принял копьё на себя и, подаваясь вперёд, попытался достать в грудь мужика, стоящего на той стороне. Чуть-чуть не достал – тот отпрянул назад. Тогда Кирилл...

Тогда Кириллу вдруг нечего стало делать – сзади нахлынули воины. Без всяких выкрутасов они прыгали через заграждение – прямо на чужое оружие. Нападающих было слишком много, и укрепления они достигли почти одновременно. Русских просто смяли, затоптали, порвали в клочья...

Когда кровавый туман боя рассеялся, Кирилл подумал, что не помешало бы допросить какого-нибудь пленного. Никаких пленных, однако, не оказалось. «Вовсе не факт, что это плохо, – утешил себя учёный. – Стоит только представить, что с ними сделали бы таучины... Господи, а где же Чаяк?!»

Кирилл почувствовал себя прямо-таки помилованным преступником, когда увидел, что его «друг» жив и, кажется, здоров. Он просто сидел на земле, скрестив по-турецки ноги, и смотрел на творящуюся вокруг суету. Лицо его выражало благостную удовлетворённость, а одежда спереди была перемазана кровью.

– Как поживает наш демон? – спросил Кирилл, опускаясь перед ним на корточки. – Он не одолел тебя?

– Ты знаешь, Кирь, всё было так странно... – рассеянно улыбнулся Чаяк. – Не как всегда... Когда бежал, как бы почти перестал быть Чаяком, как бы не я двигал ногами. А потом... Потом мы были вместе – как один! Я всё помню, Кирь! Четыре менгита... Одному я вырвал горло – зубами! Теперь мне хорошо... Ты не представляешь, как хорошо!

– Эх, если бы я разбирался в психиатрии! Ладно, главное, что приступа больше не было...

– Чего не было?!

– Неважно! Я думаю, что нужно забрать всё менгитское оружие – и больше ничего. А этих... Трупы покидаем в лодки и зажжём их – пусть исчезнут без следа с этой земли!

– Давай так и сделаем! – охотно согласился воин. – Только надо поторопиться, пока их байдары на суше.

Погребальные костры удались на славу. На самих судах гореть было почти нечему, поскольку всё дерево оказалось сырым, но поверх трупов навалили плавника – относительно сухих палок и брёвен, в изобилии валявшихся на берегу. Ветер как будто специально стих – воцарился полный штиль, и в небо упёрлись столбы тёмного дыма. «Их, наверное, видно за сотню километров, – подумал Кирилл. – Замечательные визуальные сигналы, вот только сигнализировать здесь некому, и это – хорошо!»

От сожжения учёный уберёг только маленькую двухвесельную лодку, на которой русские осуществляли погрузку-выгрузку своих баркасов. Она была тяжёлой и неуклюжей, но довольно устойчивой на плаву. Зачем может понадобиться это плавсредство, Кирилл не знал, но его умилило, что тополёвые доски, из которых сделаны борта, не пилённые продольной пилой, как на баркасах, а тёсаные. То есть из бревна при помощи топора вытёсывалась одна-единственная доска. Причём плотник умудрялся сделать её одинаковой толщины по всей длине и не завить «винтом». Впрочем, Кирилл уже видел, как работают топорами простые землепроходцы, что уж там говорить про мастеров. В его родном мире сохранились лишь жалкие отголоски этого умения.

Глава 10
БАТАЛИЯ

В условиях полярного дня суточный режим в таучинском войске соблюдался плохо, а теперь и вовсе оказался сбит. В этой связи Кирилл решил, что пора начинать вводить дисциплину: от имени Ньхутьяга-Чаяка он повелел всем озаботиться приёмом пищи, а потом лечь спать. На него посмотрели как на идиота – всем и так было ясно, что именно этим сейчас и следует заняться.

Кирилл набил желудок почти свежим моржовым мясом, залакировал сверху приличным куском сала, запил солоноватой водой из лимана и решил, что спать будет на открытом воздухе – пока погода позволяет. Свои спальные принадлежности он раскатал на пологом бугорке, покрытом мелкой щебёнкой и лишайниками. Отсюда открывался прекрасный вид на далёкий скалистый берег. Кирилл улёгся таким образом, чтобы обозревать пейзаж, не поднимая головы, – надежды уснуть после такого обжорства было мало. Он так и лежал, глядя то на скалы вдали, то на белух, которые выныривали из воды иногда совсем близко от берега. «Горбушу едят, – расслабленно думал учёный. – Её, наверное, сейчас много на нерест идёт. Вот и я нажрался – как удав. Это, кстати, не вполне понятное явление природы: к такому рациону таучины приспосабливались тысячи лет, а я почти сразу вписался... И вообще: всего пару часов назад я вёл людей в атаку, пули, можно сказать, рядом свистели, а теперь вот лежу – ни мандража, ни стресса... Правда, никого сегодня я не убил... Господи, Кирюха, что же с тобой стало?! КЕМ же ты стал, если спокоен и благостен лишь потому, что СЕГОДНЯ никого не убил? Ну а если б?.. Да ничего бы и не было – точно так же лежал бы и смотрел: интересные кораблики... Что-о?!»

До учёного вдруг дошло, что пейзаж изменился: белые полярные дельфины исчезли, зато примерно посередине лимана – прямо перед ним – образовалось два плавсредства. «Опаньки! Это я, значит, уснул и проснулся, сам того не заметив! Бли-ин, что это за бригантины?! Обе с мачтами, но паруса спущены. Стоят на якорях в самом глубоком, наверное, месте. Вот тебе и глухомань, вот тебе и пустынный берег!»

Оба судна были деревянные, длиной метров по 20-25. У одного борта возвышались над водой метра, наверное, на два, а видимый контур претендовал на некоторое изящество, другое издалека походило на баржу, из которой зачем-то торчат две мачты.

Кирилл торопливо вылез из-под шкур, обулся, оделся и пошёл искать тех, кто не спал и сможет рассказать о появлении судов, – часовых, как обычно, выставлено не было. Очевидцы нашлись – кое-кто из молодых вместо сна занимался починкой оружия после битвы. По их словам, оба коча зашли в лиман с приливным течением. Когда прилив кончился, суда потащило обратно, но менгиты что-то сбросили в воду, и большие лодки остались на месте. Таучинские парни никогда не видели подобных судов и восприняли их как явление «неживой» природы, типа льдин или плавучих скал. Поскольку данные объекты находились далеко, а пассажиры на берег выбраться не пытались, решено было никого не будить – может, само рассосётся?

«Ждите! – мрачно усмехнулся Кирилл. – Но что, в самом деле, следует предпринять? Объявить тревогу? А, собственно говоря, зачем? Давай, Кирюха, думать по порядку. Откуда они могли взяться? Уж явно не с Айдара – суда не речные. Значит, из Хототска или с Лопатки. В принципе, наверное, могли прийти и из Коймска северным путём вокруг Таучинского полуострова. Только это маловероятно – сейчас море там забито льдом. Ладно, допустим, они пришли и увидели догорающие баркасы на берегу, а чуть в стороне два десятка байдар и стоянку „иноземцев“. Могут служилые, глядя с воды, понять, что тут произошло? Чёрт его знает... А почему не выслали разведку? Потому что забоялись потерять людей... А почему не высадили вооружённый десант? Ситуация, прямо скажем, какая-то несуразная, – сделал вывод Кирилл и, подняв с земли палку, закинул её далеко в воду. Деревяшка плюхнулась и осталась на месте. – А на несуразные ситуации надо несуразно и реагировать!»

Это сильно смахивало на дешёвый кураж, на мальчишество, но Кирилл решение принял и начал действовать. Парни помогли ему спихнуть деревянную лодку на воду, он разобрал вёсла и принялся грести. Попутно он прикидывал, где окажется, если поднимется ветер или если он попадёт в течение. Получалось, что унесёт лодку не очень далеко – за каких-нибудь полдня можно будет вернуться обратно пешком.

Вёслами Кирилл махал, наверное, не меньше получаса. Периодически он устраивал перекур и рассматривал приближающуюся цель. Одно судно учёный про себя обозвал «фрегатом», а другое – «баржей», поскольку названия «Юнона» и «Авось» к ним как-то не подходили. На обоих было довольно много народа, и он – этот народ – толпился у бортов, рассматривая одинокого гребца. «Баржа» выглядела вполне мирным грузовым судном, а «фрегат» имел вооружение – две маленькие пушки. Причём их жерла торчали не из окон в бортах, а просто высовывались из-за ограждения палубы.

Никакого конкретного плана у Кирилла не было – он прежде всего, хотел посмотреть на суда поближе. Мысль подняться на борт учёный отбросил сразу: «Чуть что не так, на волю будет не вырваться – здесь не тропики, вплавь до берега не добраться. Правда, разговаривать с воды тоже опасно – если подплыть ближе, окажешься в зоне поражения стрелкового оружия. Однако корабли покачивает волной, так что целиться трудно – пожалуй, метров на 70 можно подойти без особого риска».

– Эгей! – закричали с «фрегата». – Кто таков будешь?

«А ещё что вас интересует? – усмехнулся Кирилл, налегая на вёсла. – Прописка и место работы? Щас скажу!»

Учёный развернул лодку на 180 градусов, сложил вёсла и грозно закричал:

– Я – Акакавервутэгын! – Он стукнул себя кулаком в грудь. – Ты кто такой есть? Зачем здесь плыть? Я – великий тойон восточный море! Я вас знать нет! Уходи обратно!

На «барже» послышался смех, а с борта «фрегата» ответили вполне серьёзно:

– Слышь, ты, Акака, с пищали картечью не хочешь? Что у вас тут – ярмарка, что ли?!

– Я – Акакавервутэгын! – заорал в ответ Кирилл. – Русский, уходи обратно!

– Ща мы те уйдём, чурка долбаная! Где наши? Говори, а то стрельнём!

– Я – великий тойон восточный море! Русский бояться нет совсем! Ты хотеть тойон говорить, да? Лодка садись! Один садись! Вода плыви сюда!

– Плыви лучше к нам, Акака, – ответили с «фрегата». – Мы те одекую дадим!

– Пихай свой задница свой одекуй! – надменно зарычал Кирилл. – Акакавервутэгын – великий тойон! Акакавервутэгын – много воин. Будем русский лодка ломать, служилый вода бросать! Говорить кто хотеть – сюда плыть! Главный русский тойон сюда плыть!

На сей раз не отвечали довольно долго – кажется, на борту совещались. Потом часть публики подалась на корму и стала переговариваться с командой «баржи», до носа которой было меньше десятка метров. «И смех и грех, – удивлялся Кирилл, – чего доброго, и правда парламентёра вышлют. Чего-то им надо, чего-то они хотят – уж больно робко действуют».

С палубы «баржи» действительно стали спускать на воду лодку. Никакого приспособления типа «стрелы» у них не имелось, так что всё делалось при помощи двух верёвок и мата. Место гребца занял мужик, который по одежде мало походил на «главного русского тойона» – от силы казачий пятидесятник. Ему с борта передали пару небольших кульков, оружия Кирилл не заметил. Парламентёр отчалил и начал работать вёслами, то и дело оглядываясь, чтобы держать правильный курс. Кирилл двигаться навстречу не стал – продолжал дрейфовать, потихоньку отдаляясь от судов по воле слабенького ветра.

Рандеву состоялось – незнакомец чуть не протаранил Кириллову лодку. Приложив немалые усилия, суда удалось уравнять и сцепить, заложив вёсла на борт друг другу. В ходе бестолковых манёвров Кирилл активно ругался матом, чем себя и выдал. Впрочем, притворяться «шлангом» всерьёз он и не собирался.

– Эк тебя, – посочувствовал служилый, когда разглядел лицо учёного. – Медведь, что ли?

– Он самый, – охотно подтвердил Кирилл. – Едва жив остался. Ты-то кто будешь?

– Икутского полку десятник Никифор Осипов. А ты?

– Кирилл Матвеев.

– Промышленный, что ль?

– Типа того. Вы откуда взялись, такие красивые?

– Как откуда?! С Нижнего острогу, конешно! А ты чо, не знаешь?!

– Слушай, Никифор, эта хрень меня не колышет. Мне рухлядь мягкая нужна – и плевать на всё остальное! в казённые дела не лезу: что надо – даю, а просить не прошу и в милости государевой не нуждаюсь!

– Экий ты... – завистливо вздохнул служилый. – Возьми в компанию – мне б так жить!

– На что ты мне? – усмехнулся «великий тойон». – Толку с тебя чуть, а делиться всерьёз придётся – знаю я вашего брата! Короче, я с таучинами давно кочую, что там с нашими – не ведаю.

– С таучинами?! Силён! Это они, что ль, на берегу-та?

– А кто ж? Они и есть.

– То-то я смотрю...

– Так зачем вы сюда с Лопатки припёрлись? – вернулся к делу Кирилл.

– Не своей волей! Оно вишь как разложилось: Петруцкий царёвым указом верховным главой тут назначен – и Айдар, и Таучинский нос, и Лопатка – всё под ним вплоть до Хототска. Вот и прислал он нашему приказчику, значит, преморию, чтоб, значит, мы по острогам людишек самую малость оставили, а остальные – сколь есть народу – на Айдар шли.

– Это зачем же?

– Сказано: острова новы проведывать, землицы новы государю приискивать.

– Да иди ты! – не поверил Кирилл.

– Ну, оно вишь как... – не стал настаивать служилый. – Есть слух по народу, будто Петруцкий всем скопом на таучинов навалиться хочет. Типа он их замирил... но не всех. Точнее сказать, всех замирил, однако ж не совсем. А губернатору уж отписал за всё про всё.

– Ну, допустим. А почему...

– Глянь-ка, Кирюха, как ветром нас сносит, – перебил Никифор. – До кочей надо подаваться! Что ж мы, будто нелюди, на воде толкуем? Давай посидим по-хрестьянски – глядишь, сотник чарку казённого нальёт! Давай, а? Перелазь ко мне, а твоё корыто сзади прицепим – оно и ладно будет!

Кирилл задумчиво оглядел окрестный пейзаж и вздохнул:

– Ох и попал же ты, служилый, ох и попал...

– Чо-о?!

– То-о-о! Это не ветром нас несёт, это вода так пошла. Скоро ещё сильнее будет – никакие вёсла не помогут.

– Дык с вечера она ж туда текла!

– А теперь в другую сторону. Унесёт за кудыкину гору – на берег ты, может, и выберешься, да там таучины. Что они с тобой сделают, знаешь?

– Ну, ты эта...

– И эта, и то! – резко сменил тон Кирилл. – Хочешь обратно к своим попасть, отвечай, что спрошу – толково и быстро!

Никифор огляделся, и лицо его стало тоскливым. При этом ему вдруг сильно захотелось почесаться – сначала левой рукой, потом правой. Что-то он не дочесал сквозь кухлянку – пришлось лезть за пазуху. Все его движения были естественными и как бы мотивированными. Однако то ли служилый взглядом вильнул, то ли ещё что-то, только Кирилл вдруг почувствовал опасность. Какую именно, он сообразил, когда было уже почти поздно – показалась ухваченная рукоятка.

Служилый тянул из-за пазухи пистолет, и помешать ему не было никакой возможности: «Ударить веслом? Не успею... Прыгнуть за борт? Это тоже смерть... Так что же?!» Ничего подходящего, чтобы метнуть в противника, рядом не оказалось, оставалось надеяться...

Движение служивого не закончилось – выступающий курок зацепился за ворот меховой рубахи. Кирилл понял, что это его шанс: резко наклонившись в бок, он схватил чужое весло, выдернул его из уключины и... Ни удара, ни даже тычка не получилось – рукоятка чужого весла зацепилась за лопасть его собственного.

– Не трожь, сука!

Оба весла со стуком упали на дно Кирилловой лодки. Гребцы оказались в прежних позах – вполоборота друг к другу. Только теперь в лицо Кириллу смотрел чёрный глазок ствола диаметром сантиметра полтора-два. Курок был взведён. Лодки слегка покачивало волной.

– Не дури-ка, парень! – снисходительно ухмыльнулся служилый. – У меня тут сечка свинцовая.

Пистоль её мечет не далече, да тебе хватит – пред Богом совсем красивым станешь!

– Сволочь, – сказал Кирилл. – Тебе, небось, взять меня приказали?

– А то! – охотно признал Никифор. – Мне ж вины свои заслуживать надо! Так что бери-ка, Кирюха, вёсла, верёвку мою на корму привязывай да греби до коча! Там с тобой приказчик потолкует. И шутковать не вздумай – ты мне и мёртвый в заслугу пойдёшь!

Всё было предельно просто и глупо. И это при том, что пистолет вполне мог дать осечку, что он вообще мог быть не заряжен – поди-ка проверь. Однако одной нелепости по правилу симметрии должна противостоять другая – Кирилл это почувствовал, только не сразу сообразил, какая именно. Служилый больше не держал оружие на уровне глаз, не целился в лицо – он нашёл опору для локтя и навёл ствол на корпус противника. Стараясь не делать резких движений, Кирилл дотянулся до носа чужой лодки, взял беспорядочный ком толстой пеньковой верёвки и поместил его к себе на колени. Канат не был запутан, так что разобрал его учёный довольно быстро, а потом стал пробираться на корму собственной лодки. При этом он опирался о борт – то свой, то чужой, находящийся вплотную. От лёгкого нажима борта начали расходиться.

Они начали расходиться, и Кирилл понял, какая именно чужая глупость противостоит его собственной.

– Давай вяжи! – поторопил служилый. – Чего возишься? Скрути хоть двойной бабий – авось не развяжется!

– Да погоди ты! Кажись, зацепилась... Сейчас я её...

Борта обеих лодок снаружи были довольно корявыми, так что верёвка, оказавшаяся в воде между ними, вполне могла за что-нибудь зацепиться. Кирилл сунул руку в эту щель и поднажал локтем и кистью – процесс расхождения ускорился.

– Вяжу, вяжу... – бормотал учёный. – Не боись – сейчас я её зацеплю...

«Полметра, метр, метр двадцать... Наверное, хватит! »

– Нет! – поднял голову Кирилл. – Не буду я ничего привязывать. И грести никуда не буду – можешь стрелять, ублюдок!

– Сучий потрох, да я тебя...

– Ну, что, что ты меня? – учёный победно ухмыльнулся и бросил верёвку в воду. – С одним веслом ты меня не достанешь и выгрести никуда не сможешь. Или думаешь, что за тобой вторую лодку спустят?

Несколько секунд служилому понадобилось, чтобы осознать происшедшее, чтобы оценить своё положение. Кирилл воспользовался коротким его замешательством, чтобы сменить позу – прилечь в грязную воду, плескавшуюся на дне лодки. В таком положении от выстрела его прикрывал дощатый борт. Однако для того чтобы видеть, пришлось приподнять голову.

– Отдай весло, гад! Убью! – Голос был грозен, но в интонации сквозила паника.

– Стреляй! – подбодрил Кирилл. – Ну, что же ты?

Вместо того чтобы спустить курок, служилый резко сменил тон и заныл:

– Не губи, Кирюша! Не бери греха на душу! У меня ж детишки в Нижнем остроге – мал мала меньше!

– А сколько? – ехидно поинтересовался учёный. – Много ль наплодил?

– От законной жены четверо, да от ясырок полдюжины, – с некоторой запинкой ответил служилый. – Отдай весло, Кирилл!

– Отдать? Я подумаю... Всё-таки отец-герой... А пока я буду думать, ты пистоль свой помой!

– Что?!

– Пистолет, говорю, помой! В воду окуни – чтоб я видел. Ну!

– Да его ж потом не прочистишь...

– Не волнует!

Приказ был выполнен, и Кирилл мог с полным правом принять изначальную позу – на скамейке с вёслами в руках.

Течение между тем набирало силу. Русские суда отдалялись, таучинский лагерь на далёком берегу смещался в сторону. Люди там проснулись и теперь собирались спустить на воду две байдары.

– На, держи! – Кирилл выставил чужое весло лопастью вперёд. Никифор резво потянулся, но не достал – совсем чуть-чуть.

– Тянись, тянись – неужели руки коротки? – издевался учёный. – Ну, ещё малость, ну! Экий ты неловкий, десятник! Попробуй ещё раз! Эх, опять не получилось!

– Кончай шутковать – сносит же! – довольно уныло отреагировал служилый. – Весло отдай!

– Как это «кончай»?! – возмутился учёный. – Я ж только начал! На, возьми!

– Креста на тебе нету...

– А хоть бы и был? Ты вот что: говори что спрошу, может, и смилуюсь. Только быстро, а то скоро уж поздно будет!

– Весло отдай...

– Зачем в лиман зашли?

– Велено было на море ждать. Там и ждали, да дыма увидели – решили, что не иначе как Петруцкий зовёт. Ну и двинули...

– Когда должны были встретиться с местными?

– Да уж все сроки прошли. Ден десять, считай, лишних ждём!

– Это за что же так с вами обходятся?

– Никто не ведает. Народ на приказчика нашего грешит!

– Он-то при чём?

– А при том – Шишакова он племянник! Потому у них с Петруцким, видать, любовь превеликая!

– Ну, да: один скажет, что другой приказ не выполнил. А этот будет доказывать, что выполнил, да не встретили, так что ли?

– Так-то так... Весло отдай!

– Погоди! Ты вот что мне скажи...

– Кирюха! – в отчаянии закричал Никифор. – Под монастырь православных подводишь! Сговор же у нас: приказчика в ножи взять и домой на Лопатку податься! Неспокойно там, иноземцы пошаливают! Без меня не решатся служилые кровопивца нашего кончать! Я ж в бунтах дважды числюсь! Всю шкуру кнутами спустили и штраф припечатали – по гроб не расплатиться! Отдай весло, Кирилл!

– Ага: рассчитываете, что Петруцкий не будет проводить расследование, да? Только обрадуется? Логично...

Времени на размышления уже не оставалось, и Кирилл изменил своё первоначальное решение.

– На, забирай! – сказал он и швырнул весло десятнику. – Не попадайся мне больше!

* * *

Грёб Кирилл, естественно, спиной вперёд, так что имел полную возможность наблюдать, как борется с течением его бывший собеседник. Когда до судов осталось метров пятьсот и стало ясно, что он не справится, с «фрегата» спустили ещё одну лодку. Вёсел в ней было две пары. То ли она обладала приличными ходовыми качествами, то ли её отпустили на привязи, но малую лодку она взяла на буксир и утянула к кораблям – Кирилл был уже слишком далеко, чтобы рассмотреть подробности. Сам он с течением не боролся, а двигался к берегу наискосок и в итоге оказался на широкой галечной отмели километрах в трёх-четырёх выше таучинской стоянки.

Никакого беспокойства эта дистанция не вызывала: всё открыто, всё ровно – иди себе да иди, благо лодку можно просто бросить. Не тут-то было! Для начала Кирилл влез в дельту какого-то ручья, где завяз и чуть не лишился обуви. Потом он наткнулся на небольшую лагуну, которая на глазах заполнялась водой прилива. Выбор был прекрасен: переплыть тридцатиметровую горловину или идти в обход – сколько-то километров. У Кирилла хватило ума выбрать последнее. На этом приключения, конечно, не кончились, потому что потом он очутился на странном участке пляжа, где ноги на каждом шагу вязли чуть ли не по колено. С пляжа он выбрался в тундру и обнаружил, что по ней идти вообще нельзя – кочки по пояс, а между ними хлюпает вода. В общем, впору было раздеться и плыть «морем» или возвращаться за лодкой – то и другое в равной мере глупо.

В конце концов Кирилл выбрался на ровное твёрдое место и последние два километра не шёл, а прямо-таки летел. В таучинском лагере никого, кроме жены, его отсутствие не обеспокоило, никто не стал ругать за опоздание. Луноликая, впрочем, тоже ругать ни за что не стала. Она просто заставила мужа снять с себя всё мокрое и грязное, а надеть всё сухое и чистое. Кирилл испытал почти блаженство: в его жизни никто никогда всерьёз не интересовался, сухие у него ноги или мокрые!