Текст книги "Айдарский острог"

Автор книги: Сергей Щепетов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

Кирилла такой расклад, конечно, вполне устроил. Тем более что хозяева обещали помочь людьми и продовольствием. Собственно говоря, несколько местных мужчин в любом случае собирались отправиться к морю. В тундре летом жизнь не сахар, а там... В общем, ходят слухи, что этим летом должен быть большой поход на байдарах – кого-нибудь бить и грабить.

Учёному оставалось лишь мысленно улыбаться: он уже знал, как собираются таучинские ополчения или пиратские армады. Какой-нибудь таучин между делом поделится с гостями соображением, что хорошо бы собраться там-то и там-то и пойти воевать с теми или этими. Его слова будут множество раз пересказаны на всевозможных посиделках – с небольшими искажениями, конечно. А потом они к нему же и вернутся, но уже в виде вполне конкретной информации о месте и времени сбора.

День спустя караван тронулся в дальнейший путь. Его целью теперь был приморский посёлок Угынот, но маршрут предполагался не прямым, а зигзагообразным – с посещением полудюжины стойбищ. Людям нужно было обменяться новостями и забрать попутчиков – этот район русское нашествие не затронуло, и желающих повоевать хватало.

* * *

Берег приближался, хотя в рельефе это и не чувствовалось. В последние дни Кирилла мучил странный глюк – он вдруг начинал узнавать местность, против воли добавляя воображением недостающие элементы и стирая лишние. Разум твердил, что это неправда, что до посёлка ещё далеко, что, скорее всего, Луноликой на месте нет, так что нечего переживать, но... Но он уже был с ней, уже обонял её запах, уже целовал глаза, уже говорил с ней...

Одна напасть сменилась другой – однажды Кирилл попытался в деталях представить, смоделировать её реакцию при встрече. Попытался и... Он никогда не считал себя красавцем – просто нормальным парнем, который если и нравится девушкам, то уж всяко не своим ангельским личиком. Но теперь... «На ощупь сплошные бугры и ямы, какие-то рубцы. К тому же поломаны зубы... Наверное, я выгляжу просто монстром!» Разум подсказывал, что это – ерунда, что внешности мужчины таучинские женщины придают очень мало значения, что здесь в цене совсем другие качества. Всё это учёный понимал, но тем не менее не мог пропустить ни одной лужи – всматривался в отражение и с мазохистским удовлетворением констатировал: да, урод каких ещё поискать!

Впрочем, переживания по поводу внешности занимали Кирилла недолго. Их рассеяло, растворило, затмило другое подозрение – совсем уж кошмарное, хоть руки на себя накладывай! Его били долго и умело: вдруг в итоге он стал... импотентом?! Вот уж это действительно ужас, по сравнению с которым всё остальное мелочи, не достойные внимания! Как быть, что делать?! Вроде бы утренняя эрекция имеет место быть, но ведь это же ничего не значит, правда? К тому же в последнее время она прекратилась... Да-да, никаких сомнений: он – импотент, он – не мужчина! О, Боже...

В общем, вместо радостного нетерпения и предвкушения встречи Кирилл испытывал совсем иные чувства. Он довёл себя почти до невменяемого состояния – ему уже не хотелось никуда ехать, ни с кем встречаться. Будь он один, он повернул бы обратно. Дружеские шутки спутников по поводу грядущих сексуальных излишеств приводили его в отчаяние – хотелось заплакать или броситься на них с кулаками, а лучше сделать то и другое одновременно и при этом провалиться сквозь землю.

Всё когда-нибудь кончается. Кончилась и эта дорога. Луноликая была в посёлке.

Они встретились.

И в глазах её не было ничего, кроме бескрайней радости.

Бред последних дней испарился мгновенно и бесследно.

Кирилл даже не подозревал, что порыв друг к другу – душ и тел – может быть таким мощным, таким всеобъемлющим.

Они растворились друг в друге, но остались самими собой, они наслаждались, они пили друг друга и не могли напиться.

Под утро Кирилл не удержатся и рассказал ей о своих страхах. Она сначала засмеялась. Потом стала хохотать. И учёный к ней присоединился.

Ведь это же действительно смешно! Это ж просто умора!!

Прошло три или четыре дня – Кирилл не считал, не мог и не хотел считать. Был вечер или, может быть, утро. Мать Луноликой, войдя в холодную часть жилища, произнесла в тишине слово. И сердце учёного пропустило один удар. Он начал было вылезать из полога, но остановился, встретился взглядом со своей женщиной. Она, безусловно, всё понимала – возможно, даже больше его самого. Она понимала и просила – о чём-то очень сильно просила, просто умоляла. Наверное, слишком сильно – Кирилл почувствовал, что откажет, что у него есть силы для этого. Для чего?..

Чаяк ждал его снаружи. Он просто стоял, а холодный ветер трепал мех его кухлянки и седую шевелюру. Кирилл вылез наружу и встал перед ним – босой, голый по пояс, в одних меховых штанах. Наверное, со стороны он казался тонким и стройным рядом с меховой глыбой вочеловечившегося демона.

Кирилл хотел поздороваться, хотел попросить прощения, хотел сказать, что... Но они посмотрели друг другу в глаза – люди разных эпох, разного воспитания, разного мышления, разной культуры, разного всего. Они встретились взглядами и почувствовали, что роднее и ближе у них нет никого. Всё, что хотелось сказать Кириллу, было сказано в первую же секунду. И получен ответ: «Да. Но дело не в этом...»

Чаяк всматривался в него, словно хотел рассмотреть рыбину под многометровой толщей воды или сосчитать тюленей на льду у самого горизонта. Казалось, он что-то видит, но боится поверить, сомневается, не мираж ли это, не наваждение ли.

Учёный понял – нет, не разумом! – понял, ЧТО хочет увидеть в нём бывший купец и разбойник. И Кирилл обнажился: без стыда и мук совести показал, признался, кто и что он есть теперь на самом деле. А Чаяк не отшатнулся, не содрогнулся от отвращения. Наоборот – он как бы подался, потянулся вперёд, на заострившемся его лице обозначилось подобие улыбки.

– «Я такой же, Кирь. Нас теперь двое».

– «Нас двое. Значит, ад существует реально, я не придумал его... Жаль».

– «Существует. И мы в нём. Ну, ничего, нас ведь двое!».

– «Да».

Трудно сказать, сколько времени длился их молчаливый диалог – вряд ли несколько часов, скорее несколько секунд. Они договорились о главном. Осталось обсудить детали.

– В Сымрэке уже начали собираться люди.

– Но до открытой воды ещё долго.

– Ничего, местным всё равно нужно освобождать ямы для нового мяса. Будут пока чинить байдары.

– Это правильно. Но у меня есть для людей и другая работа – я покажу!

– Сначала оденься, Кирь, – лето ещё не наступило.

– Ладно! – рассмеялся бывший учёный. – Не уходи никуда – я быстро.

Глава 9
ПОХОД

Собраться на войну Кириллу было нетрудно. Оказалось, что все его вещи, оставленные в посёлке, всё снаряжение, оружие и документы уничтожены. Точнее, они переправлены в «верхнюю» тундру, куда якобы переселился их хозяин. Этот обычный обряд на сей раз был выполнен с особой тщательностью (и безжалостностью!), поскольку большинство предметов были непонятными – вдруг без них Кирь не сможет обходиться в своём посмертии? И ещё: никаких прощаний со слезами, воплями и маханием вслед платочком не было – Луноликая просто отправилась в поход вместе с мужем. Для таучинов ничего особенного в этом не было – дело хозяйское.

Выбор места, где собиралось очередное летнее «ополчение», однозначно свидетельствовал, что целью атаки могут быть либо острова к востоку, либо морское побережье к югу и юго-западу. Однако на этом побережье почти до самого устья Айдара уже давно обитают в основном таучины. Значит... «А чёрт его знает, что это может значить! – размышлял

Кирилл. – У наших никто никогда ничего толком не планирует. Соберутся „сильные” и начнут „перетирать” тему. В итоге отправятся куда-нибудь – может, вместе, а может, порознь. Неужели Петруцкий ничему не научил таучинов?»

Выходит, не научил. Лишь только в посёлке оказалось больше трёх «сильных» воинов, сразу и наметилось первое заседание. Для него специально был поставлен летний шатёр на вершине тридцатиметрового утёса – прямо над морем. Кирилл подумал, что это необходимо для облегчения обсуждения – дабы руководители могли «водить руками», то есть показывать пальцем направление предполагаемых боевых действий.

Народу собралось довольно много. У каждого «сильного» имелась свита из 3-4 так называемых «подмышечных». Это вовсе не обязательно были помощники или оруженосцы, скорее ближайшие друзья-приятели. В этой связи Кирилл задался вопросом, каков же его собственный статус – он сам по себе или при Чаяке? Первое ему показалось вероятнее, поскольку право голоса, точнее, высказываний без разрешения он имел, а «подмышечные» – в общем-то нет.

Лезть в шатёр никто не торопился, поскольку погода стояла изумительная – полный штиль, солнце на голубом небе, обтаивающие скалы и забитое движущимся льдом море. Понятия о красоте природы у таучинов как бы и не было, однако вид с утёса их явно завораживал. Из Кирилловых знакомых присутствовал только Рычкын, которому дома отродясь не сиделось. Другой «сильный» – Мгыдой – был молодым крупным мужчиной атлетического сложения. Он первый раз оказался среди предводителей, хотя военный опыт имел. Как и положено новичку, он старался держаться независимо и не собирался ни с кем не соглашаться. Кирилл подумал, что с этим Мгыдоем будут проблемы – из-за такого вот детского самоутверждения легко развалить любое самое благое начинание.

Опасение подтвердилось – спор начался уже на «смотровой площадке». Рычкын утверждал, что надо плыть «вон туда». Плыть, пока не встретятся русские, и тогда их бить. Если же они нигде не попадутся, то нужно продвинуться до устья большой реки (Айдара) и подниматься по ней вверх до самого острога. Резон в этом плане, безусловно, был – по реке живут оседлые мавчувены, которых можно пограбить. Кроме того, там известно несколько плавей – мест, где дикие стада переходят реку. Там можно заняться поколом оленей, а ещё лучше – местных жителей, которые соберутся промышлять этих самых оленей. Мгыдой, естественно, принялся доказывать, что плыть в такую даль совершенно незачем. Попасть на Айдар можно и зимой по суше – это, кстати, гораздо ближе.

– Какой смысл воевать с менгитами, если мы ничего не можем у них взять?! – шумел Мгыдой. – Их оружие, их вещи, как теперь всем известно, отмечены скверной! И это при том, что они очень сильны – пусть кто-нибудь скажет, что это не так! Менгитов Худо Убивающего никто не смог победить! Их кормят мавчувены, живущие на реке, и за это они их защищают!

– У великих воинов должны быть великие противники! – парировал Рычкын. – Мы разбили воинство Атмана Шишкава, и о нас сложили легенды и песни! Их слышала вся тундра! А теперь никто их не рассказывает и не поёт, потому что нас побили другие менгиты! Наши мужчины не смогли защитить свои стада, отдали русским своих детей и женщин! Ты хочешь, чтобы дети и внуки говорили о нас, как о слабых, как о трусах?!

– Когда волна переворачивает байдару, никто не считает погибших трусами! Худо Убивающий сильнее нас, как сильнее шторм или мороз!

– Врёшь! Если байдара перевернулась, значит, охотники прогневали духов воды или ветра! Прогневали своим неумением, глупостью или трусостью!

– Ты старше меня, но говоришь глупости! Вон – посмотри – виднеется вершина острова! А дальше ещё один и ещё! Там живут люди с костями в губах, у них много полезных и ценных вещей – да, много! О-о, я знаю, почему ты не хочешь плыть туда, почему не хочешь сразиться с ними!

– Это почему же?

– Потому что ты много раз там был! Ты сражался и одерживал победы! Только почему-то возвращался с пустыми байдарами, правда?

– Это я-то с пустыми?!

Кириллу почти сразу стало скучно – он вполне мог просчитать дальнейшее развитие дискуссии. При всём при том в отсутствие «кворума» она была совершенно ненужной. «Кажется, Чаяк того же мнения. Во всяком случае, он голоса не подаёт, – подумал Кирилл и оглянулся на своего «друга». – О, Боже...»

Было от чего ужаснуться – купец и разбойник заработал авторитет в значительной мере благодаря своей выдержке, способности не увлекаться, не захлёстываться азартом, а пытаться как-то контролировать ситуацию. Сейчас Чаяк спокойно стоял среди воинов, но это спокойствие было лишь кажущимся – издалека. В лицо ему лучше было не смотреть: ноздри раздуты, щека подёргивается, на скулах желваки, а в глазах... В глазах всё, что угодно, кроме разума. Очень может быть, что Чаяк в этот момент отчаянно боролся с приступом бешенства, может быль, он и одолел бы его, но всё испортил Мгыдой:

– ...И пусть скажет Чаяк – разве я не прав? Разве мы голодные песцы, чтобы подбирать дерьмо, которым духи зла испачкали нашу землю! Да и не наша она – менгиты живут на земле мавчувенов! Возможно, они больше никогда не придут к нам, правда, Чаяк?

– Аыр-рр!.. – прохрипел бывший купец и шагнул вперёд.

От него прямо-таки плеснуло во все стороны какой-то нечеловеческой энергией или силой. У таучинских воинов реакция немногим уступает звериной, но на эти несколько секунд они оказались просто парализованы.

А Чаяк сделал ещё шаг, вскинул руки со скрюченными пальцами и схватил Мгыдоя за кухлянку на груди. Но скрутил в кулаках выделанную шкуру и рванул вверх и вправо. Ноги Мгыдоя, казалось, оторвались от земли, люди шарахнулись в стороны. А Чаяк протащил свою жертву метра два, действительно чуть приподнял в воздух и с хриплым стоном швырнул вниз. Секунду спустя послышался удар тела о камень, а затем плеск.

Всё произошло почти мгновенно: был человек и исчез – его не стало.

Точнее, не стало двоих – Чаяк обернулся.

Описывать выражение его лица или глаз бесполезно. В них было нечто такое, что включило у присутствующих простой рефлекс – немедленно удирать, спасаться, уносить ноги. Все присутствующие дружно повернулись и кинулись прочь – молча и очень быстро.

Обнажённого бугристого камня под ногами было менее полусотни метров, а дальше начиналась осыпь. Люди кинулись на неё и, прыгая с глыбы на глыбу, начали подниматься. А Кирилл не стал. Он остановился и повернулся лицом к преследователю.

Чудовище остановилось в двух шагах перед ним – словно на стенку наткнулось. На губах и жидкой бороде Чаяка пузырились кровавые слюни. А потом сверкнули белки закатившихся глаз, голова откинулась назад, скрюченные пальцы попытались ухватить Кирилла за одежду – руки как бы искали опоры, не нашли её, и одеревеневшее тело стало заваливаться на бок.

Кирилл его поддержал, не дав грохнуться на камни. И начался ужас. Учёный никогда не присутствовал при эпилептических припадках, но читал о них и слышал рассказы. Всё, что он мог сделать, это сорвать с пояса ножны и, улучив момент, просунуть их между стиснутых зубов. А потом просто держал бьющееся тело и чувствовал, что сил не хватает, что одному ему не справиться, а помощи нет и не будет.

* * *

– М-м-м... – Чаяк открыл глаза. – Где это я?

– Что, ничего не помнишь? – без особого сочувствия поинтересовался Кирилл. – Совсем ничего?

– Н-ну... Это от тебя так воняет?

– Нет, не от меня.

– Так это что же...

– Ага. Ничего не помнишь?

– Мгыдой говорил глупости. Я сильно разозлился... А что?

– Да ничего особенного: Мгыдоя ты сбросил со скалы и собрался сделать то же самое с остальными. А потом упал, и у тебя начались судороги.

– Ньхутьяга всё-таки одолел меня... – признал воин. – Ничего не помню!

– Что ж, назовём это играми демона.

– Как же теперь?..

– Да никак. Пойдём ко мне в палатку. Переоденем тебя в чистые штаны и послушаем, что говорят люди. Сможешь идти?

– Не знаю...

По литературным данным Кирилл знал, что «первобытные» относятся к душевнобольным по-разному: окружают почтением или убивают, пытаются лечить или изгоняют из племени. Как поступят таучины в данном случае?

Военный лагерь на окраине маленького охотничьего посёлка надолго затих – люди обдумывали или обсуждали случившееся, никаких делегаций к кособокой кожаной палатке Кирилла не направлялось. Ближе к вечеру ему надоело томиться неопределённостью, и он отправился на разведку сам. И почти сразу впал в недоумение – на земле возле чьего-то полога валялась оловянная миска. Посудина представляла для таучинов немалую ценность, и при этом она явно была просто выброшена. Пока учёный размышлял над этим, под ноги ему попался скребок – кусок металла, которым женщины скоблят шкуры. Чуть дальше валялся нож со сломанным лезвием – обе половинки рядом. Можно было подумать, что население решило избавится от металла, но на глаза попалась кучка разноцветных стеклянных шариков с дырками – бисер или одекуй. Эта немалая ценность тоже оказалась выброшенной.

Что-то происходило в обществе, но кому задать вопрос, Кирилл не знал. Потом он вспомнил про Рычкына и направился в сторону его временного жилища. Оказалось, что старый вояка сам движется ему навстречу, причём тоже с каким-то вопросом.

– Послушай, Кирь, что делать с большим огненным громом менгитов? Просто оттащить в тундру или его надо бросить в воду?

– Та-ак! – почесал затылок учёный. – А почему, собственно говоря, возник такой вопрос? Что происходит?

– Ну, должны же мы избавиться от менгитского оружия, которое ты называешь «пушка». Ньхутьяга будет недоволен! И потом...

– Погоди, – остановил Кирилл. – Давай по порядку...

Часа через полтора-два напряжённого общения с Рычкыном и другими воинами ситуация для учёного прояснилась – отчасти.

Беспрецедентный поступок Чаяка окончательно убедил всех в том, что он не человек, а демон. Соответственно, грядущий военный поход является деянием не людским, а демоническим – тут уж не до оценки будущей выгоды, тут уж надо идти куда укажет. Ничего особенно удивительного в этом нет – простое проявление правила симметрии: голод-сытость, холод-жара, небо-земля и так далее. В мир явилась некая сила, которую олицетворяет Худо Убивающий. Совершенно естественно, что ей для равновесия должна противостоять другая сила, которую собирает Ньхутьяга. То есть в эту игру играют не люди, а высшие силы. Соответственно, дело людей «маленькое», и качать права, проявлять собственную волю совершенно излишне. Это всем сегодня стало ясно: Ньхутьяга не снисходит до дискуссий с простыми смертными – он их просто убивает. Всё, что он говорит или приказывает, не является предметом споров – это истина в последней инстанции. Вот, в частности, демон говорил, что всё, имеющее отношение к русским, несёт скверну... И так далее.

Всё это грозно, опасно и страшно, но сегодняшнее событие принесло людям и радость. Они не остались один на один с могучей стихией – нашёлся смертный, который утишил гнев демона, который говорил с ним. В общем, воин Кирь теперь как бы посредник, медиатор. К нему можно обращаться с вопросами и получать ответы – вполне человеческие. В частности, как лучше избавиться от всего менгитского, дабы не вызвать гнев верховной сущности? Как вообще жить и что делать?

Кирилл был озабочен не на шутку: от него теперь зависело непомерно много, но из чего он должен исходить, принимая решения, что считать добром и злом? В общем, учёный собрал имеющиеся вопросы и сказал, что должен посоветоваться с «самим».

После перенесённого припадка бывший купец и воин был расслаблен и тих.

– Чаяк, тебя больше никто не считает человеком – ты теперь Ньхутьяга.

– Да, я знаю, Кирь...

– Что ты знаешь?! Сам-то ты за кого себя держишь?

– Н-ну-у, как тебе сказать... Понимаешь, Чаяк был другим: он хотел того и этого, ему многое было интересно – новые места, новые люди, новая еда. А теперь ничто из прежнего меня не радует. Значит, я уже не Чаяк?!

– Нечто похожее было и со мной, – напомнил учёный.

– Да, конечно. Когда демон вселился в меня, я думал, что будет как с тобой в тот раз: нужно что-то сделать, нужно убить врага – и он отстанет.

– Что ж, назови имя, иначе оно сожжёт тебя изнутри! – Кирилл повторил фразу, обращённую когда-то к нему самому. – Кто? Или... они все?!

– Все! – кивнул Чаяк. – Теперь я буду убивать их, где бы ни встретил. Теперь это, пожалуй, единственное, чего я хочу. А там – на скале... Понимаешь, я ведь хотел говорить с людьми, убеждать, доказывать. Подумал, что буду и драться с теми, кто не согласен, но это потом, когда другого выхода не останется. И вдруг я почувствовал, что не могу удержаться – не могу и, главное, не хочу! Тот, кто мешает мне, сам как бы становится врагом – его нужно уничтожить. Нет, это были уже не мои чувства и мысли...

– Ладно, потом мы разберёмся, где тут чьё. А сейчас как-нибудь объясни мне, что за людей ты отбирал в «усмирённых» стойбищах?

– Понимаешь, Кирь... – призадумался бывший купец и воин. – Всё как бы делал не я... Чаяк не любил одиночества, но никогда не страдал от него, а тут вдруг... Наверно, демону во мне стало одиноко – до боли. И он стал искать своих – тех, в ком есть хоть кусочек Ньхутьяга. Но таких не оказалось среди нормальных людей – только среди тех, кто столкнулся с менгитами, кого коснулась их скверна. Как хорошо, что ты оказался таким же – одиночества больше нет!

«И слава Богу! – мрачно усмехнулся Кирилл. – Значит, вербовка „отморозков” на мне закончилась, счёт закрыт, черта подведена. Но как же трудно осмысливать таучинские тексты на отвлечённые темы! Ведь на самом деле у них нет гигиенических понятий „грязь” и „чистота”, как нет прямых аналогов наших представлений о священном и осквернённом. Всё как-то перемешано и расплывчато-неопределенно: соль такая же гадость, как и экскременты, – первая неприятна на вкус, а второе плохо пахнет; искупавшийся в болотной жиже гораздо чище, чем тот, кому выпала дурная примета... Но я-то?! Ведь у Чаяка безотказное чутьё – и он признал меня своим! Не-ет, ребята, не-ет! Каким бы психом я ни был, у меня есть спасательный круг, у меня есть верёвочка, которая не даст оторваться от реальности! Луноликая, что бы я без тебя делал?!»

– Ладно, – твёрдо сказал Кирилл. – С нашими тараканами в головах разберёмся по ходу дела. Люди собираются, и они готовы воевать – под предводительством демона. С ним никто больше не решится спорить. Это значит, что решения придётся принимать одному – правильные решения. Ты готов?

– Н-не... А... Ты со мной, Кирь?

«Вот он – момент истины», – покачал головой учёный. Он припомнил картины разорённых стойбищ, крики женщин, похабный трёп служилых, их наглость и раболепие, их способность без мук совести убивать, предавать и обманывать. Он припомнил всё и подумал, что иначе, чем «скверна», их влияние на этот край не обозначить.

– Да, – сказал Кирилл. – Люди готовы принять меня как полудемона – твоего советника. Давай не будем их разочаровывать.

– Давай...

– Значит так: пусть те, кого ты отобрал, станут в глазах людей другими – отдельными, особыми, избранными. Они одержимы местью, в них присутствует Ньхутьяга, значит, «скверна» им не страшна – они уже и так всё потеряли. Запретить людям пользоваться русскими вещами – идея хоть и случайная, но правильная. Иначе есть риск попасть в зависимость от пришельцев.

– Как это?

– Очень просто: если у всех будут ружья, люди забудут про луки. Они разучатся их делать, разучатся стрелять, но делать ружья и порох сами не смогут – их придётся добывать у русских. То же самое можно сказать про ножи или иголки. Вот это я и называю зависимостью.

– Представить такое трудно...

– Это только кажется – уверяю тебя. Так вот: никто не должен пользоваться русскими вещами, кроме избранных Ньхутьяга. А они могут, они должны использовать чужое оружие, чтобы убивать менгитов!

– Тогда все эти люди скоро станут «сильными»...

– Это так... И это – плохо. Знаешь, мне кажется, что те, кто посвятил себя мести, не должны претендовать на добычу, не должны ничего брать себе, кроме чужих жизней и оружия.

– Не должны! – оживился Чаяк. – Пусть обычные люди дают нам еду и одежду – до тех пор, пока не умрёт последний менгит!

«А вот с этим, пожалуй, будут проблемы, – усмехнулся про себя Кирилл. – Впрочем, объяснять соотношение численности российского и таучинского населения явно не стоит».

– Кажется, мы понимаем друг друга, – сказал он вслух. – Пусть и железные наконечники, и доспехи достанутся избранным.

– Пусть достанутся, – кивнул Чаяк. – Только они готовы будут не скоро, а воевать надо сейчас!

* * *

В своём родном мире Кирилл никогда не бывал на устье реки, называемой здесь Айдаром. Однако он видел этот район из окна самолёта и на космоснимках. Обычной дельты не имелось, а был длиннющий, хитро изогнутый лиман шириной кое-где в несколько километров. Теперь – с воды – учёный опознал местность, правда, не без подсказки бывалых людей. Пейзаж, надо сказать, был ещё тот – пустыня. Видимость на десятки километров во все стороны: небо, вода и тундра. Даже кустиков нигде не заметно! Есть место для ветра – особенно зимой! Да и во время осенних штормов здесь, наверное, неплохо...

– Вон, вон они! – закричал вперёдсмотрящий, показывая рукой вдаль. – Три лодки! Они ставят паруса!

Кирилл бросил весло и встал ногами на свою сидушку – судно было достаточно большим, чтобы выдержать такую вольность. Что-то вдали он тоже увидел, но сосчитать объекты и уж тем более понять, что там делают люди, никак не мог. Впрочем, сомневаться в словах вперёдсмотрящего не приходилось – парень был известен феноменальной остротой зрения. «Что ж, служилые маху не дали, – признал учёный. – Наверняка они выставили дозор где-нибудь на скале и вовремя заметили нашу флотилию. Теперь, значит, сматываются. Интересно, что они тут делали?»

Вслед за флагманской байдарой флотилия изменила направление движения и взяла курс на каменистый пляж у подножия невысокого скалистого обрыва. Десантирование в планы мореходов не входило – манёвр был предпринят для того, чтобы «оседлать» приливное течение, идущее вдоль берега. Кирилл, однако, воспротивился и поднял крик: надо выяснить, чем тут занимались менгиты! Из-за его воплей пришлось провести военный совет – прямо на ходу. Предводители находились на разных байдарах, так что кричать надо было во всю глотку. Договорились довольно быстро: суда, на которых находятся Чаяк и Кирилл, причаливают к берегу, а остальные продолжают погоню.

Высадка оказалась трудной – рельеф в прибойной полосе был незнакомым, прибывших никто не встречал. Воинам пришлось спрыгивать в воду, выбираться на берег с верёвками в руках и тянуть байдары боком к волне всё дальше на сушу. Кирилл даже пожалел о своей затее: идёт прилив, вытягивать лодки можно бесконечно долго – они вновь и вновь оказываются в воде. Однако пойти на попятную уже нельзя – вернуться обратно в море сквозь такой прибой почти невозможно. В общем, вся эта мокрая кутерьма продолжалась не меньше часа, а потом прилив кончился – волна утихла, прекратилось неуклонное наступление воды.

Личный состав оказался мокрым с головы до пят, а одна из байдар получила пробоину. Кирилл чувствовал себя неловко, но решил ни перед кем не извиняться. Только поинтересовался, можно ли залатать пробоину и сколько это займёт времени. Оказалось, что дырка относится к категории «обычных» при высадке в незнакомом месте – могло быть и хуже. Залатать её можно быстро – в том смысле, что не за несколько дней. Люди разгрузили и перевернули лодки, стали сушиться и готовиться к ремонту, а Кирилл в компании Чаяка и ещё двух мужчин побрёл вдоль берега.

Они обогнули скалистый выступ и выяснили, как русские обходились со своими деревянными плавсредствами на таком берегу. Судя по всему, большие суда стояли на якорях в некоем подобии небольшой бухты, а груз на берег доставлялся в маленьких лодках. Место, где они причаливали, было утоптано и освобождено от лишних камней. Чуть в стороне располагались подобия трёх балаганов. Сейчас сооружения представляли собой кривобокие каркасы из жердей. Вероятно, раньше они были чем-то накрыты – может быть, даже парусами. В обложенных камнями очагах угли не дымились, хотя зола, возможно, была ещё тёплой – щупать её Кирилл не стал. Возле самого большого кострища красовалась груда каких-то вонючих ошмётков.

Экскурсия двинулась дальше, и пляж, точнее, склон берега расширился, скалы отступили в сторону. Судя по всему, здесь было моржовое лежбище. На протяжении километра кое-где виднелись отдыхающие животные – в основном самки. Мёртвых присутствовало гораздо больше – туши маркировало копошение птиц. Это были в основном самцы с выломанными клыками, хотя попадались и самки, которых, вероятно, убили просто так. Некоторые – ближние к лагерю – туши были частично разделаны: с них срезали пласты сала. Скорее всего, его и перетапливали в котле на самом большом костре, а «шкварки» вываливали рядом.

Из всего увиденного Кирилл сделал вывод, что здесь когда-то было очень крупное лежбище, которое усилиями людей сведено на нет: кое-где встречались следы стоянок «белых» людей, выше линии максимального прилива обильно попадались выбеленные водой и солнцем кости. Чаяк указал на небольшую возвышенность и сказал, что будь у него необходимость, именно там он бы обосновался для жизни. Вся компания отправилась на этот бугор. Сверху открывался прекрасный вид – на много километров во все стороны. Под ногами здесь был настоящий «культурный слой», состоящий из каменных сколков, сработанных или сломанных орудий, расколотых костей. Виднелись затянутые оплывшей мерзлотой ямы – остатки полуподземных жилищ. Кое-где из щебня торчали крупные китовые кости, являвшиеся, вероятно, элементами перекрытий.

Кирилл вспомнил, что когда-то имел отношение к археологии, и пустился в расспросы. Оказалось, что это был не таучинский посёлок – здесь обитали приморские мавчувены. Они жили тут очень долго – возможно, сотни лет. Место было очень добычливым, и охотники держались здесь даже после появления русских. Дело кончилось тем, что от чужаков к ним перешёл какой-то болезнетворный дух: однажды весной в жилищах обнаружились лишь замёрзшие трупы. С тех пор здесь больше никто не селился, тем более что моржей год от года становилось меньше – русские убивали всех, кто выбирался на берег. На обратном пути Кирилл ещё раз осмотрел оставленный лагерь – вокруг кострищ валялись лишь клочья рыбьей шкуры и кости. Судя по всему, промышленники, оставляя гнить моржовые туши, питались юколой.

К тому времени, когда экскурсанты вернулись на место высадки, раненую байдару почти уже вылечили. В принципе, можно было пускаться в путь – догонять своих. Однако прилив сменился отливом, и вода стремительно неслась вдоль берега – в противоположную сторону. Даже малоопытному Кириллу было ясно, что против такого течения не выгрести, как ни старайся. В команде обеих байдар «профессиональных» мореходов оказалось немного, но они были единодушны – встать сейчас на воду означает оторваться от своих если и не насовсем, то надолго. Оставалось только ждать. Ну и раз уж так получилось, запастись моржовым мясом и жиром впрок.