Текст книги "Ussr (СИ)"

Автор книги: Сергей Рок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Впрочем, я был рад, что я тут был. Скрытый арсенал в экранированной камере был на месте. Прикленный к стенке сторож, как и положено, не подавал признаков жизни. Так и должно быть. Даже если в квартиру попадут воры (но к нам – нет, у нас почти нет вещей), он ничего не сделает, так как статистика важнее.

–Ты там? – крикнул я, открывая дверь из сада назад.

–Я здесь, Влас, – ответил он железным голосом.

–Не устал?

–Немного.

–Прогуляешься?

–А можно?

–Давай, побегаешь минут пятнадцать, ноги разомнешь, я тут побуду.

Он спрыгнул, радостный. Почти прозрачный. Тонкие ноги, как у насекомого. Открыл дверь в коридор, блеснул своим еле заметным корпусом и тихо процокал по коридору. Я решил написать записку. Неприменно – записку. Никаких электронных посланий.

Лиля!

Если будешь дома, давай всё же сходим куда-то. Я хочу поменять расширялку.

Я хочу, чтобы мы сходили вместе, выбрали, чтобы ты тоже выбрала, что тебе нравится. И вообще, и вообще. Просто. Сама понимаешь. Сообщи, если что.

Влас.

Да, что еще можно было написать? Сторож вернулся, радостный, прыгнул на стенку и там пропал.

–Ничего не было? – спросил я.

–Почему, было.

–А Лиля?

–Её не было.

–Тогда что же?

–Приходила странная особа, точная копия Лили, но, так как замок её не пропустил, я понял, что у них не совпал ДНК.

–Вот черт, – сказал я, – так и думал, что это неспроста. А ты что думаешь?

–Не знаю. Дашь указания, я буду внимательнее.

–Да ты и так внимателен. И всё?

–Нет. Не всё. Мне кажется, кто-то был в расширении.

–Ты уверен? Это невозможно.

–И я так думаю. Я туда не могу попасть.

–Ну сам посуди, – сказал я, – представь, что враги решили прийти ко мне через мой желудок. Там, в желудке, дверь. Они пришли, и вот они.

–Не знаю.

–Дурные у неё игры, – заключил я, – ну я пошёл. Давай, друг.

Пока я начинал свой путь, всё было в порядке. Но через квартал я встретил-таки Макарова. Ну, его сложно не встретить – когда он не работает, он постоянно ходит. Пешеход. Что тут сложного? У него – постоянный маршрут. Петров считает, что раз есть тротуары, надо по ним ходить. А, так как работает Макаров аналитиком, при чем – в области невербальной прохлады, то ему и незачем вообще в офис приходить. Он бродит и думает. Потом, у него есть датчики. Сформулированные мысли записываются в буфер, и вся работа. Конечно, он приходит на корпоративы. Чего б не приходить? Никакое напитки он не употребляет. Даже воду не пьёт. Он получает её сразу из воздуха. Самый чистый способ.

–Влас, – сказал он, – здорово.

–Здорово, Борис, – ответил я, – работаешь?

–Да. Хожу.

–А я не знал, что ты тут ходишь. То есть знал, но забыл.

–А что? Что-то не так.

–Нет, ничего, – ответил я.

Да и правда, ничего. Макарову не то, что незачем меня сдавать – нет такой точки, где бы ему было это надо, но и другим бы это было надо. Потому, даже если б он и узнал – а что тут такого?

–Хорошая работа, – сказал я невпопад.

–А ты как-то взволнован, – ответил он.

–Почему?

–Вижу. От меня ничего не скроешь.

–Как ты думаешь, – проговорил я, – но только по секрету. Может ли Лиля ввязаться в какую-нибудь историю, чтобы за ней приходили какие-нибудь левые люди. Даже не знаю, как сказать.

–Смотря что делать.

–Ладно, Борис. Рад был тебя видеть.

–Хочешь, приходи в парк. Я там люблю сидеть.

–Ты медитируешь?

–Да. Там много людей. Все сидят и молчат. Приходи, помолчим.

–Точно, – ответил я.

50. Вопросы движения. Поэтическая проза.

Человек входит в здание. Много разных коридоров. Цвет – темно-кирпичный. Если он ровно кирпичный, то это баланс, если немного светлее – значит, это происходит на том свете, в мире мертвых – но опять же, ни руками его не потрогать, ни описать подробно – и все просто – нельзя же долго плавать в кислоте. Даже если аквалангиста хорошо снарядить, он все равно там, в кислоте, растворится. Тут немного лучше – так как никто не заставляет человека тотчас менять свойства материи.

Он выходит в коридор, и там окно, большое, на всю стену. А с другой стороны – двери. И там – такие кабинеты без мебели, и, если подумать – это могут быть и ячейки, хотя нет таких намёков.

В окно видно, что этаж очень высокий, и внизу река – на нее страшно смотреть, но это также и восторг. У реки нет конца и края, но она не цельная – кругом острова с деревьями. Всё очень величественно, а потому и странно.

Человек идёт себе в номер, но там нечего делать. Там всё покрыто вот этим налетом – цвета кирпича. Это цвет загробного мира. Есть более темный – это когда объект не поддается прочтению, в красном же диапазоне обитает множество существ, эта полоса не столь уж страшна – но в данном случае тут нечего делать.

Человек выходит, спускается вниз, и тут всё оживает. Появляется цвет.

.... Когда-нибудь будешь идти и сгоришь. Всё потому, что если бы вышел в СССР прямо из подъезда своего дома, то не было бы проблем. Но надо было ехать. Александр рассказывал, что в мир мёртвых также можно зайти пешком. И это – почти, что самая интересная вещь. Едва ли круче, чем все эти наши хождения.

Но мне порой казалось – может, нет никакого Александра? Как всё это объяснить? Это просто ощущение. Приходит холод. Кажется, что ты сам и есть холодильник. И ты проваливаешься в эту странную мглу, в которой свет есть, и в которой ты всё-таки живешь. Но я живу здесь. А там – моя копия. Но черт, я что такое говорю? Какая еще копия? Нет, ничего подобного. Это и не кожа, которую сбросила змея. Черт.

51. Обед

Словно бы все заметили, что я куда-то ходил. Потому что Клинских приволок советское шампанское.

–Шампунь, – сказал он.

–Как ты его уволок? – осведомился я.

–Телепортировал.

–Крутой. А сам будешь?

–Я много взял.

Было шампанское. Был завтрак туриста. Была снатка – такая фигня в банке, неплохая, я вам скажу. Опять – гуайаба. Кубинская штука, намазывать на хлеб. Был, кстати, чай консервированный. Хотя не в тему, но что делать? Это такая стеклянная практически банка, с железной крышкой. Грузинский. Надо потом разбавлять. Если хапануть чистого, то будет, конечно, чифир.

Было яблочное пюре. Очень лучшая вещь. Очень лучшая. Ложечку берешь и ешь. И кажется, что жизнь состоялась.

Что еще? Хлеб серый, по 14 копеек. Свежий, горячий. Торт из хлебного отдела, за рубль сорок. Суховатый, но очень вкусный. Коржики по 8 копеек. Кольца песочные по 22 копейки. Печенье из кулинарии за рубль сорок. Шахматный пирог.

То есть, все это, конечно, перечисляется вперемешку.

–Конина тушеная, – сказал я.

И открыл банку. Дро, конечно, не совсем понял идею с распитием одного лишь шампанского, поэтому, на столе появились водка.

–Смотри, я тоже, – сказал он.

Да, Дро также обзавёлся значками.

ГТО

Пионерский

Октябрятский

Комсомольский

БАМ

СМУ-251

Поезд Дружбы

Дружба

Тында – Бамстройпуть

Досааф СССР

III разряд (бег)

Муса Джалиль

Крокодил Гена

Грибок

Юрий Гагарин

ГТО – IV разряд

Шайбу-шайбу

Кружок детской хирургии

Ветеран-химволокно

Спортклуб МТИ

Спутник

Ленинград – Смольный

Было понятно, что некоторые значки он выменял у коллекционеров, так как не все они продавались в магазинах.

–Конина вкусная, – заметил Клинских.

–Ты такой маленький, и ешь коня, – ответил я.

–Но и ты меньше коня, – сказал он.

–Однако, – согласился я.

52. Порисовать

Я купил карандаши цветные, краски школьно-оформительские, кисточки, к сему прилагались карандаши черно-белые (простые), стерка, линейка, ножница. Я сидел и рисовал рожицы. Дро купил советские сухие супы, открывал их и на сухую же и пробовал.

– Надо варить с добавлением чего-то, – сказал я.

– Ты в курсе всего. Ты был раньше в СССР?

– Ну, мы же тренировались. Знаешь, когда в день по четыре тренинга в разных местах, а продолжается это месяцы, годы, уже и не помнишь конкретно, где ты был. Остается одна голая подготовка. Рефлекторика. Дро...

– А....

– Ты думал когда-нибудь про пенсию.

– Конечно.

– Ну ты даешь. Ну и что ты думал?

– Я думаю, что... Нет, я только сейчас это подумал. На что-то свиснуть в отделе, чтобы не идти с пустыми руками.

– Ничего не понял, – сказал я, делая линию.

– В мире все слишком банально, когда ты почти всё знаешь. Но, конечно, существуют поступки настоящих искателей-джентльменов, которые, отказываясь стареть, идут туда, откуда нельзя вернуться. Это один из вариантов.

– Ты имеешь в виду это? А я думал – выкупить квартиру пошире, или частный дом, приватный картиридж для зоны расширения, вечный кайф.

– Ты думаешь о кайфе?

– Я думал раньше, особенно, когда узнал, что существует жутко дорогая штука, которая исполняет все твои сексуальные фантазии. Ты просто перебираешь на экране все виды объектов. Но с возрастом я понял, что порою вкуснее вино.

– Ну и что ты думаешь сам?

– Не знаю. Может, полетим на Марс?

– Идея. А как Лиля?

– Знаешь, тревожусь за нее. Впрочем, Дро, я чувствую в норме, когда чувствую именно это – когда воздух пропитан смертью, при чем, ни войны нет, ничего другого – это что-то личное, что может угрожать именно тебе.

– Тебе ничего не угрожает.

– Да. Ничто. Я размечтался. Мысли о смерти бодряд. Помню, повесился один известный музыкант, и я смотрел на его фотографию и понимал – а ведь он правильно это сделал, хотя – очень грустно, и эта грусть душит так сильно, что хочется пойти и тоже повеситься. В этом есть какое-то наслаждение, когда вся эта тяжесть спадает, и ты говоришь – послушайте, я не виноват, что мир человеческий устроен глупо.

– Он повесился, а есть нищие люди, которые не вешаются.

– Это масса. Это как вода. Давление. Ты погрузился очень глубоко, и оно так тебя давит – и какая разница, нищий ты или богатый. Важно, как именно давит. У нищего всегда есть надежда, что он выберется, а у этого вообще – путь вникуда.

– Надо покупать мотивационные таблетки.

– Ну, я так и думал, что именно это ты и скажешь. Таблетки. Ну, Дро, таблетки и алкоголь не совместимы.

– Котам проще, – проговорил Клинских, – наличие хвоста создает эффект зазаемления, а потому, тебе никогда не будет горько, даже если предположить, что всё вокруг, в принципе, не сладко. А что? Дерево заземляет молнию. Хвост есть дерево.

– Вот этот заварим, – сказал Дро, – сухим он довольно вкусный.

– Давай есть на сухую, – предложил я.

– А давайте сырки есть, – мечтательно произнес Клинских, – СССР – настоящий рай плавленных сырков. Индийский чай. Булочки по девять копеек. Послушайте, Дро, на пенсию надо ехать именно сюда. Поселитесь в 1976 года и будете постоянно жить в этом промежутке. 1976 – 85, а потом, отправляемся назад и живем так вечно, в разных городах. Начинаем с Москвы. Потом – Ленинград, Невский, вечный Агдам. Сочи. Барыги. Подпольные дела. Цветной телевизор "Рубин". Я говорю это потому, что сам я не смогу жить в этом мире без помощи. Просто потому, что я – кот, а у котов свое понимание действительности.

– Есть соломка сладка к чаю, – сказал я невпопад.

– А "Снежок" еще есть? – осведомился Клинских.

– Три бутылки в холодильнике, – сказал Дро.

53. Сканирование

Мы не спеша ехали на Ованесе. Поговорил о детях. О школе. О шмотках. О бабках. О бабах.

–Вы не подумайте, – сказал Ованес, – всё под контролем.

–Ты про Надю? – осведомился Клинских с заднего сидения.

–Да. Степанян привез пять блоков сигарет, камеру, джинсу. Я ей отдал, а она будет через своего пенсионера-мужа продавать.

–Она разве сама продаёт? – спросил я.

–И он. По своим, по партийным.

–Нарушитель, – прокомментировал Дро.

–Надо крутиться, – не согласился я.

–А как потом капусту распределяют? – спросил Клинских.

–Ну я не нуждаюсь, да? Но если брать не буду, они заподозрят.

–А Надя, разве она слишко модно одета?

–Одэта? Да так себе.

–Это странно, – заметил Клинских, – при чем, я понимаю – шизоидальный тип личности, потребность в глубоких интеллектуальных началах. У женщин это происходит по-своему.

–А у кошек? – спросил Дро.

–Не остри, приятель. Я говорю о деле.

–Купим портвешка.

–Сначала дела, – не согласился Клинских и нервно замотал хвостом, – итак, что мы имеем. Змея – признак близости аномалии и необходимости тяжелой артиллерии.

–Может, и нет, – ответил я.

–Может, – согласился он, – но в центре решили, что мы находимся здесь уже достаточное время, чтобы перевести операцию в кульминационную стадию. И правильно делаем. А имеем мы то, что надо следить за домом Нади с помощью дрона.

–Дрон, да, имя? – спросил Ованес.

–Да, – ответил Дро, – но прослушивание головы ничего не даёт.

–Идёт отброс, – сказал Клинских.

–Я не заметил отброса, – сказал я.

–Нет, есть, что вы, братцы. У кота голова – треть вашей, а то и меньше.

–Не понял понта, – сказал Ованес.

–Не важно.

Мы остановились и пошли в универмаг. Мысли меня на занимали – я хотел новых советских товаров, чтобы идти с ними по этой жизни. Дро с ходу стал оформлять самый крутой телик той поры – "Шелявис" – переносной, хотя и тяжелый. Я накупил пластинок, также сделал затарку по катушкам с лентой. Пора было составлять очередную запись аудиодневника. Купили карты. Купили батарейки, большие, круглые – для магнитофона. Купили автомобильный, большой и железный, мажок "Электроника" и отдали его Ованесу. У него, впрочем, стояла автомагнитола "Урал", но она жевала плёнку.

–Ширпотреб, – заметил Дро, – выбрасывай, не копи. Вещи – это якоря.

Клинских также побегал в качестве некоего кота. Его там даже чуть не забрали домой продавцы ("ой, какой котик").

Сам же Ованес купил нам два пузыра "Московской особой". Запивать взяли лимонад "Ситро". Чтобы совсем всё это не выглядело аскетически, взяли два батона и кабачковую икру. Клинских снова получил конину тушеную (то есть, он снова ел коня).

–Давай, – сказал я.

–Я тоже с вами, – проговорил Ованес.

–Налейте ему, – прочамкал Клинских, – спецводитель не обязан ездить на трезвую.

Стояли же мы, как и положено, во дворах.

–Самый хеновый магнитофон, да, "Тарнаир", да? – сказал Ованес.

–Точно, – ответил Дро, – он на германиевых транзисторах сделан. И нет разъемов на платах. И связаны они нитками. Настоящий ад для тех, кто хочет произвести ремонт самостоятельно.

–"Весна – 201" – копия, – сказал я.

–"Легенда-401" – самый хреновый, – подал голос Клинских.

–У меня дома Шарп, – сказал Ованес, – я даже головки не протираю. Сами протираются.

–Головки не могут сами протираться, – ответил Клинскх.

–Нет, если советские кассеты, но мажутся. Я кручу на импорте. Ну, раз в месяц спиртом надо протереть.

–И всё же, – проговорил Дро, – я думаю, – пора.

–Куда пора? – не понял Ованес.

–Прокатимся.

И мы проехали дальше. Там, правда, всё было так же. Одного мотоциклиста мы спутали с Мати Матиясом, но нет, это был чувачок на макаке. Да и как макаку – полусамодельный прибор спутать с тонким и худым моциком Мати Матияса? По случаю чего Дро сказал:

–Один раз Матияс забрал с собой целую группу гонщиков. Это было в Швейцарии, на этапе кубка мира. Все они преспокойно соревновались, те, кто надо, вышел вперёд. Обычные состязание в данном классе. Едут, прыгают, грязь. Тогда он появился и увлёк за собой толпу. Внезапно появилась дорога, и большая толпа погнала туда, вслед за ним. И тотчас дорога эта исчезла. Больше их не видели.

–Ад? – спросил Ованес.

–Никто не знает.

54. Аудиодневник

Суббота. Техника дежурной записи – особеннейшая вещь. Из дежурных записей могут рождаться целые тома – ну, когда как. Когда и нифига родится – но тоже урожай.

И вы поймите – урожай из нифига!

Подошел ко мне Клинских, и я ему сказал – когда вернемся, приходи ко мне жить.

–Зачем?

–В качестве кота?

–Тебе в шутку ответить или всерьез?

–Правда. Я не знаю, что думают в отделе.

–Не парься, Влас. Не парься.

–Почему? У тебя есть имя? Или только фамилия?

–Я тебе потом скажу.

И вот, он сидит и лижется. Все коты лижутся. Они ж не умываются. И он слушает, что я записываю.

Раз, раз. Электретный микрофон. Пишу на катушки. Не интересно писать на кассеты. То есть, интересно. Классно. Катушки б вывести назад. Но не получится. Оставим эту хату себе. Вдруг....

Проснувшись, я подумал, что раньше фишка такая была и правда – как пойдешь по звукозаписям, с чистыми кассетами, и там перебираешь списки исполнителей, и вот были такие например певцы, как Сергей Ваучер, Бублик, Стрекоза Бум Бум (это альбом, исполнителя я не помню), Ноги Эдит Пиаф, еще я помню в то время, немного похже нашего нынешнего, был ряд псевдоцоев. Кассеты так и подписывались – псевдоцой. Про каждого исполнителя говорилось, что это – группа "Кино", только без Цоя. Уже недавно я нашел записи одного псевдоцоя, три альбома там было – но этого я не знал. А те, что в ту пору были – я в сети не встречал их записи, хотя и не плохие псевдоцои были.

У меня был мешок кассет, которые я привез из короткой командировки. Сейчас я не знаю. Кассетник. Черт, как это хорошо. Батарейки. Моновский звук. Когда я решил, что женюсь на Лиле, я расстался с Кэт.

–Привет, Кэт, – сказал я.

–Я всё знаю, – ответила она.

–Я не хотел тебя убивать.

–Смеёшься. У меня – три любовника разного возраста.

–И они были при мне?

–Да. А что? Ты принёс мне мешок кассет. Давай. Ты подарил мне эту замысловатую ретро-штуку. Я буду слушать.

Я обломался, но подарил. Они лежали на ковре горой. Мы стали их перебирать.

–Ты жалеешь, Влас? – спросила она.

–Нет. Я серьезен.

–Ты много теряешь. Ты стал урановым человеком. Ты тяжелый и радиоактивный. Попросили, чтобы тебя запустили в космос в одну точку, по направлению к галактике Млечный Путь. И ты будешь лететь так долго, а когда долетишь, ты не будешь ни о чем жалеть, потому что ты стал вот таким вот, сухим и металлическим. Тебя встретят там местные люди и спросят: жалеешь ли ты, что прошла тысяча лет, и тебе некуда возвращаться?

–Фигня, – ответил я, – на любых планетах есть порталы с выходом в СССР. Я проведу их. Мы купим Алиготе, Ркацители, вермут "Золотая Осень", мы будем счастливы.

–Ты забыл.

–Что я забыл?

–Ты про меня забыл. Ты сейчас охотно рассуждаешь о таких вещах, которые и не снились никому. А я?

И вот, мы вышли прогуляться, и были ларьки – они такие маленькие, но можно быловнутрь заходить. Магазинчики. И там – старые книжки, и мы их перебирали, и я понял, что её тоска все же имела место, и мы – на улице абсурда.

Это место, которое просто так в себя не пропускает. Например, там было много книг, в которых вообще не было смысла. Например, книга "Друзья высоковольтного кенотрона". Я открыл – да, лампы-друзья, и их диалог. Тогда я понял, что лицо Кэт стало отдавать странной синевой.

Да, довольно близко была плёнка. Это когда прямо в воздухе, и ты её не видишь. Но там, где край уже предолён, слышны волны. Хаос – не море. Его нельзя передать. Чем ближе ты к нему, тем первичней. Ты меняешь форму и превращаешься в то, чем ты являешься.

–Влас, у тебя появились рога, – сказала Кэт.

Я посмотрел сам на себя в витрину. Модная одежда. Прекрасные магазины. Это были ровные, острые рога, шедшие как указки небу.

–Ты видел такое раньше? – спросила она.

–Нет. Никогда.

Мы вошли в магазин гитар.

–Ты покрываешься тенями, – сказал я Кэт.

–Именно здесь ты узнаешь, любишь ли ты меня, – ответила она.

–Это жестоко, – ответил я.

Мы опробывали. Бас-гитары со световыми струнами. 50-струнные гитары. Демонские инструменты. Плазменный барабан

Когда я вернулся, то пошел домой. Шел пешком. По пути меня встретил летающий крючок. Я зацепился и был таков. Алеша тогда настрелял зайцев, пошел накупил пива, и вот, были зайцы.

Я спросил у него:

–Алёша, ты ездишь на природу, или на виртуальное поле?

–Какая природа, Влас? – ответил он. – Я никогда не был за пределами города.

–Интересно там?

–А ты там не был?

–Мы даже легкие тренировки не проводим в виртуале, – ответил я, – иначе – какой ты агент. А что там за ружьё? Там давали?

–Нет, покупал. Двустволка.

55. Диалог

-Интересная у тебя жизнь, – сказал Клинских.

–А где Дро?

–Он поехал в Рамонь.

–А что там?

–Не знаю.

–Врёшь ты всё. Колись. Рассказывай.

–Наливай.

–Пожалуйста.

Клинских сел на свой высокий стул, вылакал чашечку Фетяски и принялся:

– Один раз был в серьезной мясорубке. Нас туда такая толпа летела. Ты представляешь. А был у нас тогда в отделе Денис, тоже кот. И такой гад, ты бы знал. Но его уже нет. Он там и погиб, вместе с нами. А всё равно – сволочь. Как вспомню – шерсть все равно шевелиться. Но мертвых нельзя плохими словами поминать. Он и ни в аду, и ни в раю. В таком месте, что лучше о таком не говорить.

Но он нас туда затащил для того, чтобы все там погибли, а он бы вывез образцы. Смотрел, видимо, аналоги в кино. И вот, мы сели на самолёт-прокалыватель и прямо с места – туда. Очень далеко. Но я сразу тебе скажу – не все субреальные континуумы помещаются на земле. Есть филиалы. А по маршруту ты этого не определишь. Ну, Влас, идешь пешкодралом, приходишь в место N. По километражу – да километра три. Просто ты так шёл. Но ты уже – по другую сторону от ядра галактики.

Мы это до сих пор не поняли.

Но мы прибыли в место, которое было естественной базой паразитов, абсолютного зла. Они возникли не сами по себе. Например, сосущие листья. Зовущие стебли. Растения, которые поедают всё, забирая даже душу, так как душа – это также хорошее питание. Но, когда питание нет, они растут просто так.

Лес.

Мы высадились в лес, который почти всех съел. Но без боя мы не стали сдаваться. С нами были довольно мощные дроны, которые вели огонь, срезая стебли и листья, да и мы сами, понятное дело, пришли не с голыми руками. Но листья, падая, продолжали есть. Нужно было сжечь всё и вся, и, расчистив площадку, мы окопались и накрылись бронированным облаком, чтобы один из ботов мог нанести удар с помощью антиматерии. И вот, яма. Лопаты. Немногие оставшиеся в живых. И оказалось, что часть песка оказалось внутри, и споры прорастают, и они начинают вживляться в десантников, изменяя структуру ткани.

И вот тогда и проявил себя Денис. И тогда стало ясно, что всё идёт по его сценарию. Он и хотел, чтобы мы попали сюда, и чтобы произошло слияние с растениями.

–Завалим его здесь, – предложил я, – умрём, а он умрёт он наших лап.

А дело в том, что он подал ложный сигнал. И бот не произвел выстрел. И тогда лес снова пошёл в наступление, и было ясно, что нам жить еще – часа два. Но кое-кто уже был переработан. Представляешь, Влас, ты жив, но зло уже пропитало тебя, и ты – частично не ты. И совершенно непонятно, кем ты станет вскоре. Останется ли у тебя разум? Будешь ли ты новой формой или кем-то еще?

Это страшно. Но он этого и хотел.

Тогда мы отправили малого дрона, чтобы передал сообщение вручную. Выстрел состоялся. Но заражение усилилось, и вдруг из песка выползли корни. Они и высосали Дениса из тела. Эвакуировались трое. До этого нас было 50.

–Все были коты? – спросил я.

–Нет. Были роботы. Были змеи. Были мыши.

–Дружишь с мышами?

–Да. У меня много друзей-мышей.

Тут Клинских напился. Было это, конечно, непозволительно. Но он был в умате. Рассказ шел по душам.

–И ты пойми? Что такое Китай? Китай – фигня! – рассуждал он. – Я считаю, что у Китая нет будущего. Исторически Китай – такая нация, которую все покоряли, и они покоряли сами себя, но никого другого!

– Ну, я не думал о Китае, – ответил я, – зато, они производят хорошие товары.

– Разве это товары, Влас? Хотя нет, конечно, есть хорошие. Особенно мне понравились китайские галстуки. Хотя, до этого я предпочитал настоящие итальянские, пока не выяснилось, что все хорошее даже в этой области делают в Китае. Хороший галстук не может быть дешевым....

Много еще всего рассказал в этот вечер наш товарищ.....

56. Письмо от Александра

Смесь пространств, мой друг – это похуже, чем смесь языков, культур, это все равно, что мир есть чья-то голова. Но это не голова, просто проживая в устойчивой реальности, человек привыкает к правилам, наивно полагая, что открытые им законы есть догмы. С другой стороны, устойчивость говорит об основе, а прочие пространства могут быть смесями реальностей.

Я прибыл на драку, и это было связано с футбольным матчем. Стадион "Таврия", Симферополь. Работники клуба закрылись в помещениях, а снаружи прорывалась толпа. Ну, я принял участие в драке, ударил нескольких человек о стенку, и т.д. Толпа же штурмовала помещения, словно монголо-татары. Притащили тын, стали с разгону двери проламывать.

Я ощущал, что это – великая оборона, но оказалось, что "Таврия" переходит в тоннели, и я уж был в Лондоне теперь, и играла ли "Таврия" теперь в Лондоне, перейдя сюда вместе со струей смеси?

Дождь льет не переставая.

И воды вообще много, и это – тот самый конец Англии, о котором мечталось фантастам до той поры, пока всё это не было вытеснено фантастикой заморской.

Мы шли. И я, и товарищ-волк. Нет, я шучу. Это метафора. Каждый человек, он, местами, волк. Вот женщина – не волк. Значит, есть какая-та разница. Но я тебе еще напишу про женщин. Вдруг ты подумаешь, мой друг, что я – механизм!

Улицы заливало. Стояли затопленные двухэтажные автобусы. Мы спасли ребенка. Это был поступок. Но всё же, мы нашли районы, где всегда было сухо, и никая волна не взяли бы эту часть Лондона.

–Идём,– сказал мой товарищ, – я знаю, где живёт Лион.

И правда, район назывался Сухой Док. И сама природная сухость здесь была утверждена. Рядом – грузовое депо. Кварталы, да сплошь рабочие. И мы стали говорить о том, как люди пьют пиво в раёне – мол, везде наводнение и переполох, а тут так спокойно – мол, вон паб один работает, а вон – другое, а можно просто пивка купить и так сидеть на лавке, попивать.

Прошли мы район этот, пробираемся в конец территории депо, и там стоит высокий дом, но туда надо лезть по веревке. Влазим – там живёт чувак, все в дыму. Говорит – давайте покурим.

Живет на крыше. Какая-та каморка. Висит портрет Джона Леннона. Арт в стиле 70-х годов. Музыка на виниле подобающая. Мы сели, покурили и стали говорить о концепциях.

Говорили, говорили, я вышел посмотреть вниз – а здание как раз на краю возвышенности, потому видно, что вода прибывает, и что скоро весь Лондон уйдет под воду – прямо с головой, вокруг будет только ровная гладь.

Тогда еще покурили и стали говорить о конце света. При чем отмечалось, что конец приходит только Англии, больше никому. Также еще говорилось, что вроде бы в одной песне об этом уже сказал Марк Болан.

В общем, вскоре стало заливать и нас. Мы вылезли на крышу совсем, тут я увидел лиану, она вела в никуда. Лез, лез, приполз на ней в 30-й год.

Нет, курение тут не при чем. Я шел по улицам со светом желтых электрических ламп. Я думаю, что этот свет – он более живой, более правильный. Я знаю, что свет станет сложнее, люди станут сложнее, и тут ничегор хорошего.

Там я тоже жил. Не знаю, мой друг, был ли ты там, не был ли?

57. Встреча

Везде есть улицы, где можно ходить вперед – назад. Именно здесь я встретил Надю. Мне пришло в голову, что её может кто-то увидеть. Меня не знают, но Воронеж таков, что тебя обязательно кто-то увидит, если ты будешь идти именно здесь.

Хотя нет, утопия. Можно увидеть, можно – нет. Скорее нет. Здесь я был в плену мыслей, которые сразу же были проставлены неправильно. Но в кино мы не пошли. Она меня слушала. Я, конечно, сочинял всякую пургу. Было довольно прохладно. Но всё это не имело большого значения. Мы пришли в Кольцовский сквер и там сидели на скамейке.

– Тебя не пугает, не.... Ну это, – я закурил сигареты "Дукат", – не...

–Нет, – ответила Надя.

–Нет, ты если что, скажи.

–Хочешь пойти к тебе?

–К нам, ты имеешь в виду?

–Да, а как твой друг?

–А он поехал на объект.

–А мы....

–Ты говори, – сказал я.

–А что говорить?

–Я раз десять спросил про ваши отношения. Тебя и твоего мужика.

–Петя?

–Петя, значит.

–А ты ж говорил, что ты знаешь.

–Знаю.

–Ревнуешь, значит.

–Слушай, – сказал я, – посмотри на меня. Хватит придуриваться. Нет, не отворачивайся. Посмотри. Я же вижу. Вижу. Не хочешь говорить. Не хочешь, но не надо. Надо, то есть. Ты что думаешь? Так и прокатит.

–О чем ты, Влас?

–О чем, о чем. Надо было в кино пойти. Но я всё равно не отступлюсь.

–Ну, что делать?

Она говорила вяло так, в стиле "я ж помираю". Есть такой женский манёвр. Когда брать нечем, когда нет аргументов, но надо что-то такое изобразить. И вот, существует "умирание". Это нерво-шантаж. А еще обижаются, когда бьют. Нет, ну это просто слова. Но, если ты выбиваешь показания, то конечно, иногда и побить надо. Ничего страшного.

–Давай, говори, – сказал я.

–Что говорить?

–Настройся. Успокойся. Ладно. Пошли.

Мы вошли в продуктовый в магазин, зашли в бакалею, и там нам отмерили по 100 грамм коньяка.

–Выпей, – я говорил ей на ухо, как бес, – сконцентрируйся. Надя, ты знаешь, что может быть в противном случае?

–Что? – шепнула она.

–Дезинтеграция. Расщепление на молекулы!

Она икнула и стала пить. Мы вышли.

–Спрашивай, – спросила она.

–Лицо у тебя нежное, – сказал я, – и тело – как бархат. Как думаешь, что нравится мужикам?

–Ты это хотел спросить?

–Да. Ты знаешь, где Мизия?

–Он появлялся, – ответила она, – но его не было давно. Он обещал прийти через неделю.

– Это не всё, – сказал я, – ты не сказала, кто ты.

–Я не могу этого сказать, – ответила она.

–Так дело не пойдет. Ты что же предлагаешь?

–Вы так и делаете? – спросила она. – Не знаете, что – сразу валить?

–Куда валить?

–Я не это имею в виду. Ты мне нравишься, Влас. Но так надо. Правда. Ты меня игнорируешь.

– Тебя надо прослушать, – ответил я, – не могу понять, враг ты или друг? Или хотя бы – человек или нет?

–И что? – и опять этот умирающий тон.

–Поехали, – сказал я, – буду слушать тебя. Что в тебе есть?

57. Письмо от Александра

Ты видел Белые Стены?

Вот посуди сам – в литературе они описаны, как такое сооружение, которая есть кайма мира. Подразумевается, что край этот может существовать, но, так как земля круглая, теория сложна. Как привязать этот край к физическому шару?

Я ехал на автобусе. Играла хорошая музыка. Мы остановились в полях, и вот, в небе появились Белые Стены.

–Ну и что? – спросил я, подойдя к водителю.

–Это они, – ответил он, – земля круглая. Просто этого никто не знает. Но из космоса она круглая. Но человек видит тело. А есть реальность. Иначе не будет вложенного набора субпространств, попросту говоря, параллельных миров. Понял? Стены и есть край. За ними уже – другой мир. Доберешься до стен, бросай веревку с крючком, перелезай, и ты уже будешь там.

Конечно, на автобусе мы туда и не поехали. Да и не туда мы двигались. Но тема Белых Стен велика и бесконечна. Я знаю, очень мало людей говорили о них. Потому что все истины собраны вокруг как быта, так внутренних мучений человека. И даже религиозные вопросы переплетены этими мучениями и смысла жизни. А Белые Стены – это просто сооружение. Это – это даже и символ. Это лишь говорит о том, что смысл бытия гораздо шире, чем можно себе это представить.

58. Письмо от Александра