Текст книги "Ussr (СИ)"

Автор книги: Сергей Рок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Ты знаешь, мой друг, кто такой Продуктовый кот? Нет, готовить кота не надо. В Африке было племя кошкоедов. Но это были выходцы из Голландии. Поначалу был лозунг: употребите кота всего. Имелась в виду – любовь и мания. Но ты меня понял.

Я часто откуда-то возвращаюсь. И это уже пятница. По столам ходит Продуктовый кот. Всё бесполезно – это диагноз, он сам есть продукт, а остальные толпой спят на стиральной машине, кошкомасса. Куры жарятся.

Тогда я включил Машину-У. Я люблю всё, что на У. Был когда-то давно Спрут-У. Если ты еще там, то ты можешь его застать. Хотя нет, это раньше было. Тебе туда не надо.

У, оно и есть У. Я увидел её, белую, как снег. Вся в мехах и шелках. А в свите у нее были большие разумные насекомые. Самым интересным был принцип. Есть большие духи. Они управляют стихиями – там воздух, вода, огонь. А есть возможность перехвата управления, тогда стихией управляет кто-то еще. С одной стороны, это – великая подмена смысла. Это когда говорят бог, но кляняются бесу. Но это вроде и не бесы были, насекомые эти, но с другой стороны – кто тогда?

И вот Она была важная, могущественная. И ту часть, где отображалось ее могущество, я видел смутно.

Тогда я вжился в эту картину. Машину-У позволяет это сделать, хотя ты никогда не знаешь, наяву это или всего лишь инсталляция. И вот, вышел я на море. И шла Она со свитой. Вышла вперед гусеница в шапочке, она управляла ветром.

Говорит – я, я всё могу. Меня не победить. И мне кто-то советует (видимо, процессор Машины-У) – мол, валить надо, Александр. Я говорю – да оно вроде бы и надо, а вроде и нет. А я говорю гусенице – а я знаю желтое солнце. И я ей показал жёлтое солнце. Она говорит – и что же? Никому ж ничего от желтого солнца? Сейчас вроде как все, кто не спрятался, всем едва ли не погибнут. А остальные насекомые поддакивают. А Она стоит в стороне важно, королевна.

И с моря надвигается буря, а ветер – весь зеленоватый, по цвету этой гусеницы. Я стал думать – что тут предпринять? И говорю – о, я знаю такую смесь – ветер и огонь.

И тогда налетел огненный ветер, все вокруг выгорело. Деревья стоят обугленные. Насекомые сгорели. Валяются головешки одни. Она стоит в оборванной ночнушке, волосы подпалились.

Я ей говорю – то-то милая.

Тогда я пошел по направлению к домам. Машина-У посоветовала мне поторопиться. И я торопился. Потому что мне встретился человеу, который рассказал про 30 секунд. А штука в том, что совсем недавно время остановилось на 30 секунд, но, конечно, воспользовались лишь те, кто знал об это заранее. Надо было подобраться к нужному тебе объекту, а в течение 30 секунд успеть.

–Слышь, – спросил меня мужик, которого звали Гурген, – ты успел?

–Да нет, братан, – отвечаю, – я осознал это, когда оставалось 3 секунды. Я не успел.

Всё это было связано с тем, что гусеницы сгорели. Видимо, я и создал этот тридцатисекундный прецедент. Но, конечно, я сам не успел. Но тут можно было что-то выгадать.

–Идём, Гурген, – сказал я.

Мы пошли к кассе, и тут сей опыт был повторён. Но денег там было мало. Это была фирма по роллставням. Мы взяли всего две тыщи баксов.

59. О чем речь?

Я размышлял, что, вот, бывает текст без пробелов. А много лет, много веков, всё это было не актуально. Человек писал ручкой, пером. Как мало мы думаем.

О чем речь?

О Наде.

–Ну скажи, ладно? – сказал я.

–Что ж сказать? – спросила она.

–Я вижу, ты чего-то жаждешь.

–Да, – сказала она, – может, любви.

–Как можно просто так хотеть любви? Или ты хочешь сказать – физически?

–И физически.

–Но послушай, – проговорил я, – ты же знаешь, о чем речь? Ты пришла к нам домой. А вдруг внутри тебя – бомба?

–Скажи еще, что атомная.

–Атомная? – я задумался. – Это сложно в рамках. Скажи еще, что ты ничего не знаешь. Не ломайся.

–В обмен.

–Какой обмен? – удивился я.

–Немного любви.

– В один год, – ответил я, – в одном месте, один человек точно так же погорел. Это была бомба замедленного действия. Его звали Георгий. Никто не запрещает любить. И он решил любить. У них даже родились дети. Но он не заметил, что женился на устройстве, встроенном в человека. Как ты это объяснишь, Надь? И ты снова делаешь вид, что всё в порядке. Представь себе. Если человек чует, то с этим ничего не сделаешь. Я ведь чую тебя, Надя.

–Тебе нужно перехватить его?

–Его. И больше ничего.

–Влас, ты же не бездушный.

–Ладно. И вот, Георгий писал в своих дневниках, что чует. Потому что все чуят. Но пойми, замаскировать бомбу легко. Надо найти человека, любого, где угодно, взять у него копию сознания с подсознанием. Скопировать. Потом вырастить точно такого же. Влить туда эту копию. Ну и бомбу. И вот, она живёт и ничего об этом не знает. Но, конечно, хорошие гипнотизёры ее бы раскрыли. Но тут – любовь. Да уж и дети. Словом, когда она взорвалась, разнесло весь квартал. Их так и похоронили. И её. Ну а что делать? Понятное дело, что кто надо, знал, в чем дело.

–Рассказывай, – сказала Надя.

–Да нет, не думай. Я не поведусь. Было много ребят. Но я, знаешь, я многих знаю по истории отдела. Сейчас уже много новых технологий. И, если ты чувствуешь этот странный запах био-металла, ты понимаешь.

–И ты чувствуешь?

–Нам надо решить два простых вопроса, – сказал я, – ты назначишь стрелку Мизии. А второй – а на второй можно не отвечать.

–Ты же мне пообещал любви.

–Нельзя же просто так хотеть, Надь?

–Но вы же просто так приводите девчонок. А ты слышал про такую штуку, то ли якорь, то ли маяк, то ли.... Не могу сказать точно. Люди, много людей, и тьма, и во тьме – огонь. Еще оно называлось фоллаут. Еще.... Еще, там тоже была Надя.

У меня в душе похолодело. Вот сволочь. Вот она о чем говорит? "Якорь". Это было еще когда я под стул пешком не ходил. То есть, под стол. Хотя, фиг с ним, и под стул. Хотя какой стул тут? Я еще не родился. В ту пору еще применяли дорожку. Это такая машинка, когда ты идешь по дорожке, и просто так в тот же СССР нельзя было прийти, нужно было нагнетать напряжение, а потом включить эту дорожку и идти. Это сейчас к функциям мозга добавили несколько нужных прошивок, и – ходи, не хочу.

Я даже вспомнил это и без просмотра базы данных. Это была целая группа, и мне представилась Надя – и там и правда среди них была Надя. Но так и не понял никто, что это было – видимо, наша работа может сопровождаться столь неприятными моментами. Есть нечто, что может поймать тебя. А вы спросите – что это? Человек? Зверь? Охотник? Нет, я отвечу, это нечто вроде судьбы. Когда ты идешь, ты можешь упасть и сломать ногу. Никто не виноват. Хотя и это – судьба.

Воронки – обычная, впрочем, фигня, которая может тебя нагнать, если ты пришел немного не в свой континуум. Вещь это редкая, да и потом, ты всегда интуитивно чувствуешь, что оное имеет место. Подстерегает тебя оно в том виде, в котором нет сравнений с вещами прочими. Если ты смотришь на картины, где изображён христианский ад, то это – что-то такое. Но я просто сравнил. Это нечеловеческое.

И вот, воронка засосала целую команду. Лет 50 назад. Не помню точно, в каком году, и в каком месте. И вот, мне предстала Надя, точно такая же, хотя теперь – лежащая в полумраке на диване и ожидающая мифической любви.

Я внимательно посмотрел ей в глаза. И было слышны слова, из другой комнаты – там Дро занялся коннектом.

–Алло. Википедио? А кто это? Векепедио? Чего? Борт самолёта? А как я к вам попал?

–Ну и скажи, – сказала Надя.

Я ничего не мог сказать. Конечно, это не она. Но если она знает, тогда возникает цепочка – поиск информации, фильтрация, снятие данных, копирование, производство клона....

–Почему ты знаешь про Мизию? – спросил я.

–Не знаю, – ответила она, – я тебе уже сказала. Хорошо, что ты не решил меня пытать.

–Не надо пытать, – сказал я, – мы можем провести простое исследование. Но ты всё знаешь о себе?

–Не знаю ничего, – ответила она, – ни я, ни ты, никто ничего не узнает. Давай по честному.

–Давай.

–Тогда люби меня!

Это, конечно, была большая засада. И тьма захлестнула мой мозг. Я словно бы сам очутился в том провале, где нет света, но что-то изучает энергию, необходимую для осязание. И люди – которые уже не люди, идущие, ползущие через вечность , не имеющие никаких шансов, потому что они уже не люди. Их растворила эта внешняя ночь. Словно бы тебя бросили в кислоту. И кислота поменяла структуру, так как в ней – часть тебя. И вот, никто не видит, что ты уже будучи растворенным, живешь. И, чтобы достать тебя оттуда, нужно отправить всю эту кислоту в специальную лабораторию. Но это – сравнение мелкое, а все эти воронки – бездна. Конечно, туда пускали и аппараты, туда спускали людей в спецкостюмах. И ясно лишь, что все это – больше, чем видимый мир, и там, должно быть, есть жизнь. Но вернуться оттуда?

Не знаю. Это – чужеродная среда. Если тебя выбросить в вакуум. Но нет, это линейно. Что-то еще....

Я вдохнул её запах, чтобы потом внюхаться и понять – что всё это значит. Но всё это был лишь сеанс. Я расплачивался с ней за информацию.

И правда – была дорога, четкая, вычерченная, и играющее темными бликами безвременье, словно нутро существа, которое забирает и убивает. Даже и не убивает. Если вы проглотите муравья, убийца ли вы?

–Я тебе потом еще что-нибудь скажу, – сказала Надя.

–Зачем?

–В обмен.

–На что?

–На любовь.

–Всё же, тебя надо немного исследовать, – сказал я, – не хочешь?

–Он заметит.

–Хорошо. Тогда – когда всё закончится.

60. Феерия Конца света. Письмо от Александра

Ты знаешь, мой друг, что существует перманентные механизмы. Они предназначены для стирания, и они предопределены, как, например, набор базовых классов. Мы уже говорили о Стирающей Машине, но не думали о том, что она не может быть в наличии в виде аппарата. Нет, это скорее класс, объект которого еще нужно вызвать, а для этого нужно понять, как управлять мирозданием.

Человек, не обладающий нужным числом знаний, решит, что конец света – это злая вещь, это происки, это – наказание за грехи, и много прочих вещей и смыслов. Нет, структура требует обновления. Но и самое главное – это пульсация. Она была изначально. Заметь, пульсация существует и в природе. Это – смена времен года. И точно так же сменяются реальности. Когда она вызревает – вся, от начала, со всеми своими переходами, а не только – одна, в текущее время, наступает момент, когда нужно собирать урожай.

Тогда появляются машины. Их много, они едут, висят, стоят. Человек, живущий в эту эпоху, ощущает на своей шкуре именно конец сущего.

Теперь я расскажу историю человека, назовём его условно – П.

Так вот, дело происходило уже после. Машины стёрли мир, но, как всегда, что-то недотёрли. Так бывает всегда. Остаются люди. В период, когда время уже не властно, эти выжившие приобретают сверхестесственную силу и иммунитет против смерти. Потом мы можем наблюдать их в роли демонов.

Стало быть, была колония детей. И жили они на мусорке. А мало того, что это была мусорка. Вокруг – поля мусора, а по центру – разрушенные заводы.

Детей очень много было. Это были последствия стирания. То есть, мир исчез, осталась вот эта мусорка и дети. А больше никто не остался.

Стирание – практически function(). Люди о ней не имеют понятия, а так как после стирания ничего не остается, то новая цивилизация и знать не знает, что что-то было. Находят же кости динозавров. Находят потому, что динозавры ж сами погибли. Их не стерло. От них есть кости. И всякая новая цивилизация находит кости динозавров и чешет голову. Стиралка вдруг включается – и просто все в пух и прах рассыпается. При этом появляются какие-то летающие предметы, которые поддерживают процесс. В промежутках появляются несуществующие люди. После чего в мире на какой-то момент становится очень тихо. Но стиралка то ли специально что-то оставляет, то ли это косяк. Но дети выжили то, но еще была опасность – в некоторых местах ходили существа-кузнечики и дотирали, что не дотёрли.

Кузнечики – реальные механизмы, напоминающие портовые краны. Ты спросишь, мой друг, где они расположены? Где на земле? Где – под землей? Но зачем. Ты знаешь, в пространстве есть много немых участков. Там вся планета заставлена этими штуками. Они ждут.

У детей был запас вина. Они его хранили. Выдавали по чарке. Запас продуктов. Так как вокруг вообще была великая пустота, то продукты были важны. И еще – сохранился один вертолет и некоторый запас топлива.

И еще – вокруг на многие километры была пустыня мелкого песочка, зыбучего, смертельного. То есть, хотя дети и находились в сравнительной безопасности, но уйти никуда не могли. Продукты, конечно же, должны были рано или поздно закончится. Где взять новые? Стояла острая необходимость исхода на новую землю, для чего нужно было провести разведку.

И вот, вертолетчики полетели и нашли нормальную землю. Там была железная дорога, странным образом уцелевшая. И дети аккуратно тропами туда все перешли. И сели на землю, взяли альбомы и все стали рисовать. Это что-то обозначало. Не просто так рисовали. И всем дали по чарке вина. А один парень говорит – всё равно выхода, мол, нет. Мы хуже, чем последние динозавры – так как мироздания обнулилось, и оно сколько еще лет будет обнуленным? Ни животных не будет, нифига.

А один мальчик сделал открытие – существует вероятность, что копия этой железной дороги идет в близлежащем пространстве. Там живут люди. Надо усиленно рисовать, чтобы через образы создать проекцию.

Здесь, конечно, был вопрос. Если кругом всё стёрто, то где эта дорога? Совсем рядом. Значит, стиралка не затрагивает все миры, а лишь некий их набор, связку.

И вот, сели рисовать. И смотрят они – правда – идет поезд. Электричка.

Она остановилась. Все в нее попрыгали. И П. прыгнул. И он думает – тут должен быть кондуктор. А раз кондуктор, то надо прятаться, так как нет денег. В целом же, всё укладывалось в нормальную логику. Поезд, идущий куда-то, что расположено совсем недалеко. Оплата билетов. Промежуточные остановки. П. решил таки куда-то приехать, куда она шла, электричка эта, и там посмотреть, а потом вернуться. И поезд пришёл в город и пошёл на разворот – он без остановки туда-сюда ходил. Так П. приехал назад. Сказал всем остальным детям. Всё это было актуально, так как необходимо было уходить – была вероятность появления кузнечника.

Но были и те, кто отказался уходить, не поверив. Да, они считали, что достигли безопасного места, и здесь можно ждать чудес. Да, те ктор не сел на электричку, были встречены кузнечиком. Потому что стиралка всё полностью стирает, ни грамма не должно оставаться. Практически пространство-блюдце.

А остальные уехали в город. И П. думал – ну, буду бродяжничать, выучу потихоньку местный язык, и надо куда-то усыновиться. Он правильно рассуждал. Так как это был тот самый случай, когда идти было действительно не было. И вот, он нашел себе семью. А сколько ему лет было? Не знаю. Спустя несколько лет он сел на ту же электричку и вышел в поле – от этой остановки нужно было идти метров триста до какой-то подстанции. Там работали смены рабочих. Потом тут и выходили. П. прошел туда, в стертый мир, чтобы посмотреть, остался ли кто-нибудь в живых. Нет, никто не остался. Все, кто не уехал на поезде, все исчезли.

61. Данные

Телевизор завсегда можнео использовать в роли дисплея. Но вы не забывайте, что в 82-м году, в СССР, в Воронеже, всякий ящик, как цветной, так и черный, имел высокую ценность.

И ведь нельзя себе было и в самом невероятном сне представить, что телевизор можно встроить, например, в тело дешевого сотового телефона. Подумайте – что тут такого. Включил кнопку, из мучительно-маленького динамика пошли шумы, и вот вам – продукт эфира. Тут можно порассуждать – а что лучше? Ну понятно, маленький экран. Но если снабдить телефон разъемом, например, hdma, то получается, что целая эпоха прошла напрасно.

Стоит перед вами новый транзисторный телеприемник "Горизонт". Вершина, так сказать, техники. Но тут есть минус – на этих аппаратах нет ламп, а нам необходимо коннектится, поэтому, использовать транзисторную технику, как говорится, не вариант.

Можно обойтись и без телевизора, так как мозг человека – это масса специальная, и если уметь её использовать, то мы имеем возможность обработать данные напрямую. Но здесь всё сложно и для нас.

Дро даже спросил:

–Тебе никогда не вставляли порты?

–Куда?

–А ты про что подумал?

–Ни про что.

–Я про голову спросил.

–Вставляли, но потом убрали.

–Жаль.

–Не грусти.

Нет, достаточно надеть кольцо, потом – усилитель, потом – искра. Нам надо получить линию с любым переферийным устройством в центре, и всех дел. Для первичного контура подойдет и Векепедио.

–Алло! Алло! Девушка, кто это?

–А кто вам нужен?

А голос – словно бы вам отвечает ворона в очках.

–Это Векепедио?

–Это прачечная!

–Девушка, девушка, не кладите трубку.

Я закурил. Клинских пошел, выбрался на край балкона и там уселся дежурным столбиком.

–Давай я попробую, – предложил я.

–Может быть, буря. Где-нибудь в километре над Воронежом, во времени, не здесь. Как ты думаешь, Влас? Да я и так постоянно не могу соедениться. А говорилим – все сервера новые, не бойся, прорвёшься отовсюду. Толку от всех этих перестановок.

–Портвейн "Кавказ" есть, – ответил я.

–Давай.

Конечно же, мы соединились. Сигнал прошел по сквозному каналу. В голове у меня зашумело. Но только всего и требовалось, чтобы запомнить запах Нади, а теперь раскрывать всё это внутри машин и выбрасывать назад. Но, кроме того, имелся всё же и видеовыход – как раз мы использовали "Шелялис" – прибор (то есть, телеприёмник) в красном корпусе. Это, конечно, шик. Автомобильный. Двенадцативольтовый. Ну или хотя бы – на кухню. В доме – два ящика.

Я глотнул портвейна, но образы уже захлестывали меня. Я курил. Сигареты облагораживают. Я шел по коридору и чему-то улыбался, видимо, надежды звали в жалекое будущее, и рядом со мной были люди.

–Как ты думаешь? – спросил я. – Почему я вижу всё чужими глазами?

–Это хорошо, – ответил Дро.

А Клинских приходить и не собирался. Воробьев, видать, ловил. Лишь бы не сорвался. А я всё видел именно так – глазами человека, который уже не был человеком. Хотя считается так: существует нелинейная реинкарнация. То есть, это не переселение душ в чистом виде. Вот живёте вы. Потом срок эксплуатации заканчивается. Вас могут почистить и запустить заново, но всё равно – не вас. Нет, будет создан гипер клон – энергетическая решетка для дальнейшего наполнения биосферы и энергосферы. Так как клон имел оригинал – то будут оставаться некие смутные поля, которые можно восстановить с помощью методик или техники (электронной). Стало быть, вы будете вроде как видеть некие образы, которые можно ассоциировать с прошлой жизнью. Хотя это всё же и клонирование с переносом. Но чаще делается смесь на основе нескольких субстанций, поэтому, тут ничего не определить. Но с помощью усилителя можно скрытую память какой-то одной субстанции увеличить, и вот вам – прошлая жизнь. Ну, грубо говоря, жили – Вася, Петя, и, например, Оля. Берем от каждого по 30%. Но личностные черты всё равно не передадутся, иначе и смысла не было бы всё это затевать.

Да, но вот если вы провалитесь в черную воронку, то – то тут ничего не будет. И я не знаю, что там будет.

Мне кажется, я шёл по коридору, но теперь его форма поменялась – это не был физический коридор. Скорее всего, я видел технику прошлых лет. Именно так могли отправляться в СССР. Не так, как мы – вышел на улицу, вошёл в пивную, и вот – ты здесь. Да и это ерунда – потому что когда-то раньше существовали целые аппараты. Ты словно бы уходил в космический рейс.

Вернешься ли?

Коридор, холод, который образуется при поглощении пространства какими-то приборами, радость сиюминутности, и – ужас. Потому что я всё это вижу, и потому что нечто страшное всё ближе и ближе ко мне.

Представьте себе, что вы – внутри иглы. Она входит в ткань и выходит с другой стороны. Открывается дверь, и вы идёте. Но что, если игла не выходит с другой стороны. Она застревает.

–И что? – спросил Дро.

Я открыл глаза. На экране мучительного "Шилялиса" было примерно то же, что видел и я, однако – бесчувственно и мертво.

–Включи музыку, – посоветовал я, – чтобы ощущать.

–Тогда ты остановись.

–Я не могу. Делай это быстро.

Я понял, почему Клинских не приходил. Он всё это знал. Он не зря всё это уже рассказывал. Ни к чему было будеть в душе все эти провалы страха, все эти зерна ужаса, которые, попав внутрь, прорастали, и никто не мог их оттуда достать.

Дро включил "May Blitz", 71-й год. Штука редкая. Но меломанов в 82-м году в Воронеже было уже полным полно, и мы не ограничивались одной лишь советской музыкой на пластинках.

Я остановился у дверей, и все люди были передо мной – и странное свечение проступало из их лиц – будто там, на другой стороне, также была их жизнь, но воссозданная с помощью каких-то особенных красок. И – не очень хороших красок. Смерть веселее.

Потому что, как я уже сказал, нельзя считать, что реинкарнации нет совсем, так как некое сходное явление всё же имеет место. И вот, всегда, где-то в амбарах тьмы существует то, что было тобой. И ты можешь достать его легко с помощью спецаппаратуры. Но ничего интересного. Оно сопротивляется, и вскоре начинает болеть голова. Но не потому, что задели тебя. Нет, просто это яд. Нет никакой романтики, никакой ностальгии по ушедшему. Один яд.

Здесь же – еще один шаг, и мы никогда не станем никем больше. И может быть, это и есть – ад?

Самое главное, что играет музыка. И что ты слышишь, как души кричат, когда их поглощает воронка.

–Я не кричу? – спросил я.

–Не знаю, – ответил Дро, – а что ты видишь?

–Смерть.

–Чья смерть?

–Я же взял с неё пробу.

–Ладно. Ты уверен, что это не она их убила?

–Не знаю. Но нет, она умерла.

–Почему же она живёт? В том же виде, Влас?

–Призрак. Отражение. Что угодно. Дай.

Я взял стакан и выпил. Дро дал мне затянуться. Но это еще было не всё. Не все умерли в этой тьме сразу. Мы шли, мы ползли, словно насекомые, которых утопили в сахарном сиропе. Никаких шансов. Даже если ты и выберешься, тебя не отмыть. Это невозможно. Но ты еще живёшь. Ты не можешь кричать, потому что рот закреен. Но душа еще способна на это.

И это то состояние, когда тебе совершенно нечего описывать. Но они (мы) всё же куда-то доползли, и это был самолёт, который забросило – когда-то во времени. Мы пробрались в салон. Света не было, но фонари работали. Да и сама субстанция тьмы странно люминисцировала.

–Вы это видите? – спросила Надя.

–Люди высохли.

–Им очень много лет.

–Давайте останемся хотя бы здесь.

–Но здесь все умерли. Значит, нет выхода.

–Но мы можем хотя бы умереть, ощущая себя людьми.

–Давайте попробуем установить связь.

И, конечно, они пробовали сделать это. И, быть может, они и теперь там – и живые, и мертвые одновременно. Передатчик посылает сигналы. Они пробуют использовать приборы самолёта. На короткий момент их удаётся запитать от портативного энергоблока. Включается свет.

И вот, начинается отсчет – до того момента, когда батареи разрядятся. Да, и можно добавить – почему бы им не разряжаться и теперь? Впрочем, время – это линейка. Рулетка. Пусть даже и смотанная. Её всегда можно размотать и найти тот отрезок, когда все еще живы.

И любая вещь хороша в своей системе. А быть насекомым, упавшим в сахарный сироп, в мёд – это очень плохо. Хотя, со стороны всё это ерунда. Мало ли – сколько мух, сколько комаров. Так и человек – по сравнению с землей очень мал. Тут даже про вселенную и нечего говорить. Нечего. Пока ты не выбираешься из своего логова, всё логично и просто. Хищных зверей победили и съели. Потом и нехищных съели. Стали зверей выращивать, а также выращивать зверя в себе. Но всё это – словосочетения.

И вот, свет гас, и погас. И всё. И она его тогда попросила:

–Давай займемся любовью.

–Почему?

–Просто так. А потом застрелимся.

–Может я не хочу стреляться?

–Давай тогда ждать смерти. Но что еще можно предложить? Или ты боишься?

–Нет, не боюсь.

Конечно, батареи и тогда были такие, что их попробуй еще посадить. В дежурном режиме, да и при минимаьной нагрузке, они могут давать ток лет 100, лет 200. Другое дело, батарея человека. А вообще, в смерти нет ничего плохого....

Тут я понял, что я лежу на диване. Я сам поднялся, лег, и теперь мой вид всех озадачивал. Клинских сел рядом и стал лизать мне лоб.

–Что же ты? – осведомился я.

–Я же кот, – ответил он, – что тут такого?

62. Письмо от Александра

Ты знаешь, мой друг, поговорим о быте. Просто так. Не знаю, где ты и что у тебя, и где ты. Идешь, стоишь, лежишь. Я знаю, что все мы хотим немного дел спокойных, дел нормальных. Выехать на шашлык. Так и я. Я, впрочем, устал от суеты. Знаешь, мы выехали. В казино. Ничего интересного. Но, если тебе ничего не интересно (то есть, ничего из всего этого суетного), ты можешь перестать думать. А такое состояние, когда ты не размышляешь – это очень, это очень хорошо. Помнишь, пел Фёдор Чистяков: крутится рулетка, играет джаз. И я думаю – я бы, я бы так же пел. Но не дано, но каждый чем-то поёт, каким-то особым своим делом. Даже и пекарь на пекарне, и тот, делая хлеб, создаёт музыку. Потому что хлеб был создан не случайно. Его передал кто-то из космоса. Мы до сих пор не можем догадаться, кто это и что это. Но известно, что они прилетали по-братски. Видимо, созидание хлеба – это маленькая копия акта творения.

Допустим, близится ёлочка. Вот тут бы и впустить в себя разную мыслительную штуку, да и радоваться. А я подумал – там, где ты – как же встретить Новый год? Ты его, наверное, можешь отмечать до бесконечности, словно.... Словно не знаю, кто. Не знаю. Ёлка. Сухой, адаптивный, спич. Агенты. Ну, конечно, ты наёдешь, чем себя развлечь. Конечно.

У всех – по-своему. Нет, знаешь, когда люди молоды, они так не говорят. Выражение – "каждому – своё" – это для стариков. Лучше быть глупым максималистом. Ну и что, что молоко на губах не обсохло? Ну и что. Пусть и не обсохло. Зто море тебе по колено.

А сейчас тебе тоже скажу. Про один новый год. Я там был. Был такой район, и там кругом – кусты, деревья, и домов почти не видно. И там растут огромные растения. Огурцы по полметра, арбуз-шар тоже такой, как человек. И якобы была некая причина. И там, на этом районе жил чисто чувак. И он купил дом, и там был постоянно ветер.

Ну ты знаешь, как я люблю рассказывать. Да и ни к чему форма. Так оно всё. Чувак, он и в Африке чувак. Как заходишь ты в прихожую, и ветер дует с гор. И на небе хмурь такая, серенькая, с синевцой. А было еще вот что – я этому чуваку отдал в аренду собак. А собаки такие все, мелкие, шавки, очень много. На развес практически. Он мне показал формулу собакомассы

Собакамасса =

Так вот, друг мой. Такова была реальность. Но новый год – вроде б и зима. Но там было сугубо хмуро. Не зима. Что-то еще. И вот, я ему, чуваку, объяснял, как использовать собак.

Еще я отдал в аренду кота.

И вот, снова дует ветер. Сильный такой. И чувак говорит – надо идти. И мы пошли пешком, и такая долина, и много коней. А среди коней стояли быки с гигантскими рогами. Такие, как вот рисуют единорога, только было два рога.

И я сказал – что-то мне быки эти не нравятся. Возьму я монтировку.

И идём мы, как бы разойдясь по сторонам. И бык один, он за мной побежал. И я стал отступать, стукая его монтировкой по голове. И в итоге я сломал ему рога, бык убежал.

Но я вернулся в город гигантских огурцов. Да, и конечно, там были высокие грибы. Выше человека. И там я и встречал новый год. Сдав всех собак в аренду.

63. Аудиодневник

В качестве плеера (диктофона) теперь использовался магнитофон «Спутник». В карман такой не положишь. Батареек, впрочем, хватает на несколько кассет. В качестве управления – и не кнопки даже, и какая-та ручка. Для записи – ручка отдельная.

Я шел мимо завода "Электроника". Не знаю, может, его, "Спутник", там и делали. Может, и нет. Микрофон – возле воротника. Люди думали, что я говорю сам с собой. Но я говорил-то и не громко. Уровень записи был выставлен заранее.

Впрочем, зачем врать? Тут был Аруз. Это такая фигня. Аруз. Не знаете, и знать не надо. Микрофон на проводе, "МКШ". Пойдет. Если разобраться, качество записи в разы лучше, чем если записывать на какой-нибудь гаджет. Смотря какой гаджет, конечно.

Но вот что я записал:

"Видел мужика. Видимо, проголодался, сердешный. Ел хлеб. Ел, что говорится, с горла. То есть, значит это, что он не отламывал. Он поднимал его над собой, запрокидывал голову и кусал. И я подумал, что, когда я вернусь, то этот мужик будет отставать от меня на много-много лет. Если не сказать – много веков. И вот, он идёт и ест хлеб. Голодный мужик. Он наверняка работает где-то на заводе. Потому что 82-й год на дворе, да и где еще работать, как не на заводе?

Завод.

И вся жизнь как завод. Сейчас, купить, что ли, песочное кольцо и лимонаду. И всё вам. Меня учили, как правильно умирать. Как бы люди ни развивались, а умирать не умеют. Страх передаётся дальше, в другие жизни. Хотя я уже про это упоминал. Что вроде бы и не так. Да кто его знает. Александр рассказывал, что нет, не так всё. Есть четко выраженный путь существа, а отдельно взятые жизни – это просто набор баллов. Черт, ведь может быть, так и есть".

Итак, я выключил магнитофон. Зашел в молочный. Нет, что я в него вошел? Не знаю. Тут брали, конечно же, молоко в бутылках. Кефир одного сорта. Но было и молоко на розлив, и сметана на развес. И я подумал – надо купить Клинских сметанки. Ведь он правда ж – кот. Да, но банки не было. Облом. СССР. 82-й год. Лучший мир. Светлые мечты.

Тогда я вошел в другой магазин и там купил лимонад и бублик. И там, на выходе, ко мне прицепилась местная ботва.

–Мужик, привет, – сказал один чувак.

–Привет, – ответил я.

–Есть бабки?

–Есть, – ответил я.

–Много?

–Косарь.

–Гонишь.

–Говорю, косарь.

–Точно косарь? А покажешь?

–Да, пойдем.

Но нет, не вышло ничего. Потому что я вдруг услышал за спиной:

–Бокал, он мусор. Валим.

Увы. Не получилось никому начистить рыло. Назад я также прошелся по Ленинскому проспекту. Купил и молока. Купил и снежка, штука такая. Не знаю, типа сладкого кефира. В голове было ровно и спокойно. Я словно уже прожил эту жизнь. Она шла в записи.

И я подумал – весь со всеми так же. И ты есть, и тебя нет. И кто-то там, в вечной тьме, на своём уровне, все еще пытается выползти из небытия, хотя всё напрасно.

64. Футбол

Футбол намечался на 20 октября. То есть, надо было еще дожить до этой даты. Нет, казалось бы, ничего и не менялось. Я держал свой мозг в тишине. Мы говорили. Слова – лучший способ завербовать силы воздуха, чтобы использовать странные силы. Я думал, что Надя всё равно должна была прийти. Хотя ей и запретили. Хотя я и сам себе сказал – тишина и мрак – мои друзья. Но чужая боль начинала пронизывать внутренние сферы. И потом – откуда она, копия? Мати Матияс, вот.... Интересно, если его все же остановить, может, он сбегает не в лом, если чо, за водочкой. Сядем, выпьем. Может, он – нормальный парень.