Текст книги "Ussr (СИ)"

Автор книги: Сергей Рок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

Помню, мы говорили об этом в столовой. Об этом порте. Да, там был кто-то еще. Я же потом был и в Таиланде, и там был выход в порт, в этот порт, был и во Французкую революцию в Марселе, и там меня постоянно к чему-то обязывали. Я хотел.... То есть нет, это было немного раньше. А в революцию, я хотел убить одного чувака, но его убили другие.

В тот день был разговор с другим чуваком, который представлялся как Жан.

–Водка, – сказал я, – зачем ты её сюда пронёс?

–О чем ты?

–Сейчас узнаешь. Ты играешь некую ключевую роль в местных процессах. А теперь – водка.

–Что тебе с того?

–Завод-изготовитель?

–Уж не в курсе ли ты, приятель?

–В курсе. Потому и спрашиваю. Ты, стало быть, стукач местный. А я, может быть, хочу быть стукачом глобальным.

–Что ты? – он испугался.

–Видел Мизию?

–Да. Видел.

–Где и когда?

–Он в Париже.

–Что делает?

–Мне кажется, он пытается научиться есть человека.

–Разве он людоед?

–Ты бы его видел.

–Я его видел.

–И что? Ты меня не заложишь?

–Я ищу Мизию. Нет, ты мне так не понравился, дружище, честное слово. Ты себе не представляешь, я даже хотел тебе засунуть ножик под ребро. Но, честно говоря, всё так, как есть. Думаешь, мне нравится Робеспьер? Нет, не нравится. Люди одинаковы. Только мы, наверное, не одинаковы. Но есть ли у тебя жратва?

–Есть колбаса.

–Таллинская, небось.

–Миланская, Черкизовский мясокомбинат.

–Точно. Еще бы, от миланской только название. Давай. Жрать хочу. Постоянный голод. Постоянное мучение. Ты знаешь, я держал себя в седле. Нет, я не про лошадь. Я морил себя голодом, чтобы у меня усиливалось ясновидение – я пытался увидеть Мизию таким образом, и его следы были очевидны – но теперь я устал, и честно говоря, во всем виноват ты. Нет, правда, скажи спасибо, что я тебя не убил. Ведь и глазом бы не моргнул. Мне бы ничего не было бы. Производственная накладка.

–Я так тебе противен?

–Да что ты, девушка, что ли? Давай пить! Давай бухать! Посмотри, какое время на дворе. Какие перемены. Ты видел порт?

–Какой именно?

–Спрашиваешь, значит, в курсе!

8. ФСБ

ФСБ – болгарский ансамбль. Так себе поют. Но Дро прыгал от радости:

–Смотри, Влас, смотри! ФСБ в Москве.

–Эка невидаль.

–ФСБ!

Делать было нечего, и мы выдвинулись на пивняк. Воронежская осень прекрасна. Знаете, если выйти за Левобережный и там идти, вдыхая лесное. И ведь ничего не надо человеку. Лес, и всё тут.

Только лес!

Леса одинаковы везде, но лучшие леса – в СССР. И нет больше такого мира, а кто его не видел, тот напрасно жил. Но разве стоит ругать, например, если ты живешь в 1 веке до нашей эры? А там лес – огого. Там еще тот лес!

Теперь о том, как подключится к Википедио. Дро использовал Зум-Траффик. Включает, цепляет до телика, и там – на высоковольной лампе – искра. У нас был ящик с лампой 6П 45С. Это так душевно, вы себе просто не представляете.

6П45С!

Живущие после, живущие до, вы не живёте. А что до поколения пепси, то понятно, его придумал Витя. Никакого поколения пепси нет. Есть только заговоры, прочие дела, мы этого не касаемся.

Давайте пройдем в глубь душевности:

Тетрод выходной лучевой для работы в выходных каскадах строчной развертки телевизионных приемников цветного изображения с отклонением луча 110 градусов.

Оформление – в стеклянной оболочке. Масса 140 г.

Междуэлектродные емкости, пФ

Входная 55. Выходная 20. Проходная не более 1.5.

Номинальные электрические данные

при Uн = 6.3 В, Uа = 50 В, Uс2 = 175 В, f = 50 Гц и Uс1имп = -10 В

Ток накала, А 2.5 +– 0.2

Ток анода в импульсе (при Q = 10), мА не менее 800

То же при Uн = 5.7 В, мА не менее 700

Ток анода в начале характеристики (при Uс1 = – 200 В), мкА не более 100

Ток 2-й сетки в импульсе (при Q = 10), 150 мА не менее 150

Обратный ток 1-й сетки (при Uа=200 В, Uс2 = 280 В, Rн = 180 Ом и Rс2 = 3 кОм), мкА не более

Предельно допустимые электрические величины

Напряжение накала, В 5.7 – 6.9

Напряжение анода, В 400

Напряжение анода при включении лампы, В 700

Напряжение 2-й сетки, В 300

То же при включении лампы, В 700

Напряжение анода в импульсе (при т = 18 мкс), кВ 8

Ужасно всё это. Но меня наслаждают эти цифры. И вот, Дро щелкает контактом по колпачку лампы, и вот – есть связь.

–Алло! Алло! Это Википедио?

–Нет. Это Векепедио.

–Ладно. Сойдет. Дайте коннект.

–На, держи.

После чего у нас есть возможность слушать группа «ФСБ», душевная разлей-песня из Болгарии, 88 год, 93-й, нормально. Какой у нас год – я уж не помню. Если сейчас 82-й год, то откуда у него диск из шестилетнего будущего. Дро!

Я лежал на диване. Это была определенная стадия медитации. Я человек творческий. Нужно постоянно что-то читать, что-то наблюдать.

Когда человек задает вопрос себе – как выражать те или иные вещи требуют потребления методом в словах. Можно быть минимальным. Я открыл коньяк "Нистру". С горла не пил. Вообще, не знаю, надо ли с горла употреблять такие вещи, потому что это, к примеру, не шампанское.

Да, а вот с ним – вы просто летчик в полете за серебристым гоневом. В осеннем Воронеже нет ничего эпичного. По радио поют пионеры. По телевизору тоже поют пионеры. Кругом – пионеры. Можно словить шизу. Хочется говорить стихами, но у меня нет сил на это. Какие такие стихи?

Дро получает сведения из Векепедио. Я наливаю. "Нистру" напоминает горючее. До этого наш автомобиль вроде бы стоял, но теперь он двинулся вперед.

Едем.

–Ну и что ты? – спросил я.

–Меня подвинуло. Как тебе такое выражение.

–А кто пойдет в магазин?

–Мне кажется, надо чем-то заняться. Ожидание – словно тетива натянутого лука.

–Да, – ответил я, – но стрела может никогда не полететь.

–Нет, она полетит. Так всегда. Она может сто лет не лететь, но всё равно полетит.

Нет, мне все же придется что-то пояснить – мы используем примитивную аппаратуру для связи, ламповую, надо сказать, аппаратуру – это очень большой и странный спорт, потому что вселенная гаджетов огромна, но как проложить мост между временами?

9. Письмо от Александра

Вспомнил эту операцию по ловле летающих мозгов под литерой "С". Ты же хорошо знаешь, хотя у нас особо не распростряняются – именно летающие мозги породили гуманоидов. Сами они, конечно, жутко умные, но нет у них ни рук, ни ног, а потому, заковавшись в металлическую скорлупу, они производят эту заразу. Помнишь Костю? Я стал чего-то забывать. Как он рубильник тянет, и все приборы зашкаливают, и высоко в небе эта штуковина начинает проявляться – остается только чем-нибудь в нее запулить.

А Кости нет уже.

Пройдя недавно через ментальную машину, я был в мире, где все воплощенное и невоплозенное переплелось. Я бы назвал это место – Дом Жизни и Смерти.

А Костя почему-то жил 10-м этаже. И у него была в квартире дыра. В полу. Смотришь – и видна не соседняя квартира, а – самый низ, машины ездят. А дыру можно было одолжить. Или взять.

И я Косте говорю – Костя, закрой дыру, упадешь. Он говорит мол – да ну, не упаду! И вот, дыра у меня дома, и я смотрю – далеко, далеко, внизу что-то такое. И я ее забетонировал. И вышел – сел лифт, а лифт шатается и гудит, как сволочь, вот-вот упадет. Я же думал – этот мир есть смесь мысли и материи, и есть ли связь с миром настоящим, или же это более усиленное, затянутое в нечто псевдофизическое, сновидение.

Наконец, были следующие события. Костя упал таки в дырку и улетел. А я дома сказал – а нет, не надо больше дырку эту закрывать. Ей наоборот, надо открыть, и она превратится в зеркало.

Я открыл, и она превратилась в зеркало, в картинку.

Теперья попытаюсь установить определенную связь с реальностью. Мы говорим – Летающие Мозги, но эти замысловатые штуки давно поняли, как им хорошо жить, как им правильно появляться, какие у них правила жизни, физиология и эстетика. Несколько веков наблюдений за планетами-гигантами не привели к каким-то особым результатам – планеты эти продолжали рассматриваться в качестве газовых шаров, на которых, в принципе, невозможно какая-та жизнь. С нашей примитивной точки зрения так оно и есть – ведь первичное представление не предусматривало вообще ничего – был один мир, и больше ничего. И я даже думаю – в каком-то смысле там было жить неплохо, потому что глупость порой интереснее ума. Она теплее. Умные часто вешаются, Влас. Но речь не об этом. Учитывая тот факт, что за основой для изготовления гуманоидов у мозгов были люди, надо понимать, что развивались они как-то сугубо, как-то самостоятельно, потому что часть форм не эволюционировало и осталось на уровне летающих субъектов, тупо потребляющих водород. Но те, которые набрали вес разума, видели что-то еще, помимо людей, потому что их скорлупа сверхтехнологична. Я полагаю, в древности на Юпитер упал чей-то корабль, и средневековые ЛМ стали его изучать и на его основе построили свою собственную штуку, на которой, собственно, они и летают. Добравшись до земли, они увидели людей и поняли, что люди очень удобны, если их разводить в качестве определенного рода трутней. Должно быть, поначалу они ворвали людей, но вскоре эта затея оказалась бесперспективной. Путем всяческих экспериментов были созданы гуманоиды, которые и являются для ЛМ руками и ногами – то есть, движущей силой. Но что там у них внутри? О чем они думают? Нам пока не удалось поймать ни одного экзепляра, однако, уже теперь понятно, что монополия гуманоидов на контроль энергопространства земли подходит к концу. Но что касается всех остальных – это очень длинная тема.

Моё путешествие носило ментальный характер: я влез на крышу. И тут оказалось, что с крыши можно идти в горы, и я шагнул прямо оттуда, и уже сразу же я был в горах. И вот я иду, и со мной – какой-то чувачок, которого я должен знать, словно бы я его знал всю жизнь. Мы в какие-то запретные места, где стоял храм, в котором хранились вещи, оставшиеся еще до Потопа. Единственное место.

Оказалось, что нет пересечений, и нет знаний, и если не попасть в этот храм, никогда не узнаешь, какой же была жизнь – хотя мы связаны со всем этим напрямую. Подумай сам, Влас – нет ничего, и нет даже мысли, но есть первооснова. Даже язык до Потопа был тот же самый.

Там было высохшее существо, в храме. До потопа оно считалось святым. А на ковчег его не взяли. И таких существ больше нет.

И тут оказалось, что нельзя трогать это существо, я я потрогал, и когда мы шли назад,

с меня стали сыпаться жуки и черви. И чувачок мне тогда говорит – мол, это все, конец.

Я же произнес закрытый ментальный код, вызывающий внешний процессор, и черви исчезли. Однако, поворачиваюсь я, а храма уже никакого нет, и знаний нет – и оказывается, копия храма этого есть в каждом человеке, нужно лишь научиться все эот откапывать.

Все просто – ищи там, где оно спрятано, а не бегай, не странствуй.

Тут мы были возле другого странного сооружения, где на входа мы встретили ребят:

Один говорит:

–Привет. Заходи. Ты можешь попасть на закрытую территорию. Это – храм личности. Он есть всегда, вне зависимости, жив человек или нет.

И я вошел.

Прихожу в комнату, там встречаю девушку, которая завляет: я мол какой-то такой мастер, я тебя тут проведу.

Мы вышли из дверей и оказались в кафе.

Девушка говорит:

– Отсюда можно выйти куда-угодно. Любое место в этом пространственно-временном континууме, но – лишь в человеческой плоскости. Сейчас проведем сеанс просмотра храма личности.

Тут же уселись вот ребята из храма – ускоглазые какие-то, типа тибетские монахи.

И я погрузился в транс. Вышел из себя, вошел в дверь и оказался на улице. И слышу голос девушки:

– Ты себя можешь идентифицировать?

Я говорю:

–Да.

Она говорит – в храме личности содержится полная информация о личности, и о всех реинкарнациях. На каком языке ты говоришь? Я говорю – на итальянском. А ты мол знаешь, кто ты и где ты? Я говорю – да.

И я стал ходить по каким-то отрезкам какой-то жизни.

Пришел в библиотеку. Она снова спрашивает – ты знаешь, где ты? Я говорю – да, в Риме. Спрашивает – что тебя тревожит? Я отвечаю – мол, тревожит, что умер отец, и третье, и десятое.

И дальше я пошел, пока не пришел в довольно обыкновенные горы.

И снова слышу голос девушки – а ты тут был? Я говорю – да. Сейчас – такой-то год в прошлом относительно текущего времени. Я тут катался на лыжах. Это место называется так-то и так-то.

Тут меня стало дергать, словно снаружи сватили за душу, привязали веревку и тянули, и я стал кричать. Кричать, плакать, всё такое. Она говорит – это ничего. Это ты рождаешься. В обратную сторону. Есть такая штука, как слияние личности – себя с собой. Это когда личность владеет собственным храмом и сама отвечает за свою жизнь и смерть. И тогда нужно быть в курсе, как ты жил, кем был и прочее. Это вроде условия.

И я испугался, подумал, что я кричу, а люди, которые видят меня, находящегося в бессознательном состоянии, переполошились. Потом я кричать перестал.

А потом все закончилось, я вышел назад в это кафе, простился с девушкой и понял, что нахожусь возле двери в литерой L4. Я был у самого края. Оставалось толкнуть ее, что я и сделал.

Я тотчас увидел Канищеву.

– А вы кофе не пили? – спросил я.

Я не знал, что ей ответить. Она говорит:

– У нас сейчас половина отдела в отпуске, никто ничего не делает, в "Зуму" играют.

Я пожал плечами.

10. Были ли видики?

Мы говорили.

–Слушай, а судьба где-то видик взять? – спросил Дро.

–Нет, по ходу, – ответил я.

–Почему?

–Наверное, еще не изобрели.

– Как не изобрели? А ВМ-12?

– А в каком году он появился?

– Не помню.

Водки не было. Да и не хотелось. Была "Старка", была "Плиска", а также на пробу я взял вермут "Золотая осень". Но я и был в курсе, что это борматуха, я ж ни с кем не спорил. Дро познакомился с какими-то соседями, но не по подъезду, а через подъезд. Просто так, видимо. Хотя, конечно, не хватало развлечений. Виниловый проигрыватель уже был приобретен, но кайфа не доставало. Наверное, нужно было купить "Кругозор", навырезать пластинок, крутить их как заправский диджей, слушая жуткий треск. Очень советское, социалистическое занятие.

–Родопи – не то, – заявил Дро.

Я ничего не отвечал.

–Вот, смотри.

–Чо там? – говорить не хотелось.

–Сигареты "Охотничьи".

–Покурим?

–Оставить?

–Да, нет, я так возьму.

Вечером казалось, что на улицу и выходить нельзя. Осень тугая, холода еще нет, но уже немного обломно, если не одетый. Видики? Нет, в конце 70-х выпускалась какая-та модель, но навряд ли советский потребитель её получал. Что касается забугорного, то это навсегда ценилось, но это трудно, типа восхождения на Эверест.

Что там, в этом сумраке?

Я думаю, если Мизия уже здесь, он тоже ощущает, как усталая листва хватает желтизну, стареет быстро, превращаясь в один большой, тотальный, бесполезняк.

11. Виды дверей в СССР

Дверь предназначена для выхода на улицы СССР. Можно выходить самостоятельно. Можно – с другом, с подругой. Собачку не берите – она там еще потеряется, и будет катаклизм. Это все равно, что насыпать песка в двигатель. Правда – хуже, конечно. Не песок, порох. Тут можно вспомнить, как некогда мы тренировались. Вот так. Это было и давно, это было и недавно. Но это было и как бы вне времени.

Мы открыли дверь и оказались на улице имени Ленина. Не знаю, какой был именно год, но цели не были заданы.

Там, за шторами души, говорили эпатирующие. Шахматы легчали. Люди усреднялись – раньше, конечно же, мы бы узнали много опережающих понятий, а также линию границы – интеллектуалы-ботаники, и – вся остальная масса, по большей части одинаковая.

Конечно же, жители Москвы – это отдельный вопрос. Мы их не берем. Россия, Русь – она большая, она – бугристая и зеленая, до самого океана, где льды ждут. Льды зовут.

Киты...

–Как ты думаешь, какой год? – спрашивает Дэн, учитель.

–Надо газету купить.

–А ты деньги не забыл?

–Что ты. Печатал на принтере всю ночь. Что делать без денег в СССР?

И это правда. Я их так и делал. А что же? Мы вышли через дверь в СССР. Задача наша простая – посетить пивняк, постоять там (в эпоху СССР много стоячих мужских пивняков), затем пройтись по магазинам и купить продуктов. Большего не нужно.

Высокая цель есть сгусток. Производить непросто, порой, даже заменители сгустков. Уж не говоря про образцы высокого искусства.

–В отчете должен быть смысл, – говорит Дэн.

–Нет, не должен, – отвечаю я.

–Ладно. А почему ты не написал ни одного отчете, в котором бы не было смысла.

–Всегда есть смысл. Точно, – говорю я, – но пусть будет первый, в котором его нет ни грамма.

–Тут тоже много смысла. Просто люди подумают, что СССР – это символ.

–Да. А мы просто пьем тут пива.

–Ерша? – спрашивает мужик, попивающий поодаль.

–Давай.

Он достает водку. Но это самогон. Но какая разница.

Ерша!

Про год мы забываем. Я покупаю в магазине рыбные консервы, консервированные помидоры, разннобразные напитки и отправляюсь назад, в дверь.

Буквы едут. Сентенции управляемы движением смысла. Я не один. Мы вместе.

Уже тогда я себе уяснил. Хочешь выпить – не пей. Иди в СССР. Выпей там. Алкоголь широк. Но он, конечно, и не друг. Его надо еще суметь понять.

На пивняках, конечно, пиво разбавленное. Надо искать нормальное. Но можно и найти хату, набрать нормально "Жигулевского", пробовать.

–Помнишь, был популярен "Миллер"?

–Ага.

–Разве он лучше?

–Нет, просто люди отвыкли от вкуса пива.

–Правда. Что же, уже нет пива?

–Нет, видимо.

–А тогда ругали?

–Тебе то что? Пей.

12. Сомово

Всё это было всем. Так и надо говорить. Понятия вытекают из себя, из друг друга, из вещей, параллельных по курсе, словом – это филосовия, а половина от демагогиии. Я вышел уже на следующий день, еще – за «завтраком туриста» и «Ркацители». Удивительное вино, и пить его надо стаканами по 0.5, как чай или молоко. В голове свежеет. На коже рук оседает удивительная прохлада. Будто ты – некая поверхность, на которой суждено собраться инею. Знаете, вот так у железа. И не зря говорят, когда ругаются – железа мать!

Ну, попробуйте еще так же. Мать твою за ногу! Ну, можно пробовать и другие предметы. Стекла мать! Звучит? Не знаю. Урана мать! Слишком интеллектуально. Тогда надо еще сильнее – бериллия мать! Ну, все это словоблудие.

Потому иней может оседать и на бетоне. И на крыше, конечно же. Ну и человека тоже есть крыша, и когда он пьёт настоящее "Ркацители", то этот недюжинный свежак всегда с ним. Его можно не прятать в карман. Он с тобой. Он с тобой.

Ты делаешь этот морозный глоток, ты словно фин, или финн, как правильно? Предположим, ты сам Дед Мороз, и ты срезал ёлку, ёлка бухая, кричит, просит секса.

Словом, я заговорился. Потому что после этого я поехал в Сомово. Я знаю – это место, где нечего делать. Существует диструктивное. Это вот как бывает сопутствующее. Если ты любитель магазинов, то там ты его и встретишь. Всё это касается магазинов Советского Союза, потому что там, откуда мы вышли, есть всё, но это не уменьшает пагубное влияние беспонта на души населения. Они затрагивают и меня.

Так вот, я просто сел на автобус, мысли мои были практически вешними птицами. Многое, что мечталось. Сомово. Что там делать? Ужасное место, сосны, сосны, железная дорога, и... Нет, когда был лозунг "Внимание, они уже здесь", я тогда сразу же подумал про Сомово, потому что где ж им еще быть?

На свете есть еще и другие места.

Мне есть, что вспомнить. Однажды Шеф собрал нас и спрашивает:

–Ну что мальчики, кто поедет гасить?

–Гасить? – спросил Родной (это у него фамилия такая). – А чо гасить? Сейчас сядем, накроем, и будем гасить.

–У тебя, гляжу, язык заплетается, – заметил Шеф.

–Да. Но у меня отмастка. Я бухал.

–Где ж ты бухал, родный?

–Не родный, а Родной. Хотя какая разница, комманданте. Я был на Торгуге.

–Ром привез? – спросил Мурат.

–А ты привёз насвай? – стал кривляться Родной. Было видно, что он чуть ли не в доску.

–Ладно, проехали, – сказал Шеф, – может, поспишь пойдешь?

–Извините, – ответил Родной, – на работе я всегда форме. Издержки.

Тут и я был, и Дро, и Семёнов, и Славик Обезьянских, Тодди, еще много ребят, которых я не знал, так как всех нельзя знать, были приборы, они тоже у нас работают, и я их тоже не знаю. Это другой отдел. С одним прибором я дружил, это был ДС-80, такая железка на колёсиках. Когда наливали, он выливал напитки в отверстие датчика для анализа среды и громко хохотал.

С ним было весело. Я раз был с ним на задании. Нужно было просто проскочить по улицам, и вот, мы были там – ни время, ни место, ни язык я не мог идентифицировать. Наверное, это было чистое нигде. Кругом было также полно всякого электронного барахла, многие фиговы роботы служили человеку, но сами человечешки подвыродились, стыдно смотреть было.

Я был уверен, что там царит сухой законон и запрещено курение. Но оказалось, что ни то, ни другое – то есть, раньше такое было, а когда эти самые человечешки выродились, уже и не нужно было запрещать, при чем, можно было запросто забухать где-нибудь на скамейке. Но мы нашли один кабак. Там людей не было, но также имели место приборы.

–Позорно, – сказал я, – пьяные железки.

Все посмотрели на меня.

Так вот, ничего там больше и не было, но ДС-80 был отличным собутыльником. Хотя у него нет головы. Он просто есть цилиндр с колесиками. И всё тут.

А что о Шефе, так он и говорит:

–Надо провести зачистку.

И ждёт. Ждёт – кто ж из нас самый кровожадный, кто хочет учинить резню. Я стал волноваться – меня, как чувака ответственного, могут отправить в обязаловку. Я ничего. И руки у меня откуда надо растут, но всё равно – как-то всё это не по мне. Без Бэ.

Потом вызвалась молодёжь. Им выдали ножи, и они удалились. Но в истории ничего такого не было. Наверное, и была резня, или зачистка. Могло быть так: сначала – высадка. Прилёт. Анализ земли. Потом, ловят людей, также для анализа. Вставляют в уши железную спираль, втыкают в глаз электронную иглу, дергают за нервы. И тут появляются ребята, достают ножи, всех режут. Трупы упаковывают и консервируют в спецпакетах. В тарелку кладут заряд взрывчатки и отпавляют по обратному адресу.

Впоследствие я поговорил с Шкафом Бабаяном, который туда ездил. Неплохой пацан, хотя и зовут – Шкаф.

Он говорит, мол:

–Лучше всего класть в тарелку V-газы.

–А чего так?

–Мрут, как мухи.

–А ты проверял?

–Тебе то что.

–А что, если они нам пришлют?

–Если пришлют в Америку, то ладно. А нам-то чего? На Руси выжить – подвиг. Что нам V-газы?

Оно, может, и верно. Потому такие мысли и были в моей голове? То есть, какие такие мысли? Я думал, надо было всё ж прошвырнуться по переферийным магазинам и поискать "Гавана Клуб". Но в какие годы он продавался? Продается ли он сейчас. Если вы заметили, всю эту цепочку я выстроил именно для того, чтобы сказать об этом прекрасном напитке. Заметьте. Родной – ром – последующий рассказ – и вот – мои помыслы.

Водка – водкой, но не водкой единой. Сорт пива один. Вина – завались. Нет, надо бы, может, иваси, с картошкой, с луком, с маслицем. И слюнки так и текут. И я даже не думаю о том, что мы до сих не сняли никаких герлов, чтобы развеять тоску биологическую.

Наверняка, Дро вышел снова в Википедио, и там прочёл слова Сталина о водке.

«...Кстати, два слова об одном из источников резерва – о водке. Есть люди, которые думают, что можно строить социализм в белых перчатках. Это – грубейшая ошибка, товарищи. Ежели у нас нет займов, ежели мы бедны капиталами и если, кроме того, мы не можем пойти в кабалу к капиталистам, не можем принять тех кабальных условий, которые они нам предлагают и которые мы отвергли, – то остается одно: искать источники в других областях. Это всё-таки лучше, чем закабаление. Тут надо выбирать между кабалой и водкой, и люди, которые думают, что можно строить социализм в белых перчатках, жестоко ошибаются....»

Я предчувствовал. В Сомово, тем более, я ехал не просто так. Дро обнаружил детализированные альфа-колебания, 2 куба по 0.12. Мы даже и не думали. Мы выпили, и я поехал. Вдвоём ехать нельзя, если там что-то опасное, то ни к чему два трупа. Да и что вы – боюсь ли я чего? Скажете еще чего.

Приехав в Сомово, я зашел в хозмаг. Просто зашел, поностальгировал. Да, товару было много, весь он приводил в трепет. Потом, на моём пути был тот самый дом.

И вот так думал: если они, сволочи, завсегда пасутся именно в Сомово, то это могут быть те самые. Ну, может быть, прислали нам в обратную открытку. Я зайду, а тут – V-газы. Как не погореть на них? Ладно еще, Зарин.

Мне повезло. Прямо на улице в кружок закруглились бухарики.

–Мужики, налейте, а, – сказал я, – а то помру.

–О, мужик, гаси, – ответили мне.

Пили они самогон, из четверти. Закусывали арбузом. Густо, конечно. Обычно на таких процедурах либо занюхивание волосами товарища, либо кусочек хлеба на всех. Поэтому, считай, повезло. Но это знаете, это ж 82-й год. Любому желающему на улице наливают гранёный стакан. Нормально. Люди не злые. Они живут в лучшем мире. Больше нет таких миров. Везде, во все остальные эпохи, народ жмётся, зимой снега не допросишься.

Я выпил не закусывая.

–Молодец, паря.

–Ну ладно, пойду я, – сказал я.

Это нормально. Это сейчас так нельзя. Но правда и не знаю я никакого "сейчас". Где "сейчас"?

Эх, поговорил бы я про время. Ведь я еще и писатель. Но я шифруюсь. И правильно. Нельзя быть просто писателем. А то мало ли чего.

Пишу я и для души, и для денег. Работал я, например, с порнороманами. Меня ценят. Но там, где там.... Хотя нет, не ваше дело. Не буду всего этого раскрывать.

Когда я вошел в тот дом, уже было понятно, что будет пахнуть жаренным. Двор – сосны. Нехорошо как-то. Как будто люди в лесу живут. Ребёнок на крыльце с фоном – я сразу определил, что от него идёт четкий и уверенный фон. Урановый, должно быть, ребёнок. И потому, никого не спрашивая, я вошел внутрь. И там она сидела за столцом. Вся такая в юбчонке, вся такая светящаяся своим взглядом – некая Алиса Селезнёва, рыженькая, правда. Ей бы прямо оттуда, из Сомова, на бал. И там бы она кружила в танце с офицером – он бы отправился на войну, а у неё из груди вы выскочила железная штучка с шипами.

Ведь что такое любовь? Идешь ты по улице, и видишь, и говоришь: дэвушка, дэвушка, и всё такое. Но даже и смерть можно любвить, но не безмолвные жуткие болванки.

Да и с человеком можно поиграть на револьверах. Кто быстрее. А с ней – никогда. Вот так и теперь случилось.

Я быстро сработал, но она, эта Алиса Селезнёва, первой засадила в меня электромагнитным зарядом. Я отлетел к дверям. Автощит, штучка, которая выстроена мне прямо в мозг, сработала надежно. Зато ответный удар на заставил себя долго ждать. Я брал с собой пару авторучек с мезонным разрыхлителем.

И всё правильно. Это была Арфа-Даша. Я подошел, она дергалась в конвульсиях, из пробитой груди сыпались искры.

–Такая ты, сучка, – проговорил я.

Надо было валить .Что до ребёнка, то, скорее всего, он выполнял роль антенны, и я не справился о нём. Я вынул лазерный нож, ударил по черепушке и отскочил – у них, у сволочей, всегда стоит какая-та резервная гадость. Даже когда все системы поражены, она может выпросить вперед какую-нибудь замечательную прибамбасину – и она оттяпает тебе в лучшем руку.

Унтевскому, насколько я помню, вот так отрезало голову. Нет, он потом жил. Голову отвезли в институт. Там она стояла, с трубочками, с разными растворами. Приходили друзья, спрашивали, как же ты, товарищ, теперь?

Он отвечал: мол, и так неплохо. Страсти прошли. Ветра улеглись. Живая голова – это очень даже концептуально. И все мы думали – а может, и прав он? Может быть, стоит отказаться от тела и жить сугубо вот так, жить по жизни шаром?

И тогда звонит тебе, например, друг.

–Как ты, дружище?

–Нормально.

–Как сам?

–Живу по жизни круглым, друг. По мелочи не заморачиваюсь.

–Употребляешь?

–Да. Бухаю Кантом. Бухаю Ибн Синой. Сенека – он слабый. Сладковатый. Монтень лучше. Но раз брал Монтеня самопального – ох, и пробивает. Гегель кислый, градус не тот. Вернадский наоборот, 100 градусов, слишком жжет.

Ну, я и не знаю, что теперь с ним, с Унтевским. Может, он и сейчас в виде головы обитает – да и правильно, если нравится. Я так считаю.

Но что же было дальше? Нет, в конце концов этот чертов ребенок таки вошел и стал гасить по чем зря, у него был какой-то лучевой прибор. Всё это грубо и гадостно, и, конечно, генератор меня снова прикрыл, иначе бы я сделался цыпленком табака. Я же его загасил только с пятого раза. Дом к тому моменту уже полыхал, как пирамидка из спичек. Без электронного прикрытия я бы не выбрался. И вот, на выходе, я напоминал парня, который вышел из ада. Более того, на заднем дворе стоял моцик – "Восход 3М". Я был объят пламенем. Электронные волокна плелись, и голова от этого жутко трещала, так как нельзя, чтобы живой человек легко переносил все эти имплонтанты.

Я завел моцик и поехал. Огонь не сдавался, сволочь. Это было опасно для проводов. Как же всё вот так? Огненный мотоциклист. Потом, в народе, будет ходить эта легенда.

Но фиг. Фигушки. Кина люди еще не обсмотрелись, скажут – просто, какой-то местный подпалился и валил, наверное, вор. Потому и хату поджёг.

Когда я прибыл, мы всерьез употребляли. От автощита по голове ходили дурные волны.

Мы начали с портвейна "Хирса".

Настоящее вино, даже если оно не настоящее, но эсэсэровское, быстро снимает радиацию и прочие нехорошие дела.

–Загаси пузырь, – посоветовал Дро.

–Не, давай. Виноград?

–Да, закусывай. Ты не заметил, какая модификация Даши была?

–Седьмая.

–У седьмой, если не ошибаюсь, разрядник на 500 киловольт. Если засадит, то конец.

–При чем здесь разрядник? – спросил я немного нервно (так как правда – при чем тут разрядник, у неё есть и основной арсенал).

–Да я просто. Когда она выполняет роль женщины, то может зажать. А потом, какая из неё женщина? Нет ничего хуже. Помнишь, Витю. Как его фамилия. Ну тот, шебутной.

–Ну помню, – сказал я, – Петров, кажется.

–Во, Петров.

–Ты о том, что он баб резиновых коллеционировал.

–Во-во!

13. Мати Матияс

Я один раз был чемпионом по прыжкам без парашюта. Об этом я рассказывал Дро в тот день, когда мы его увидели. Это был Мати Матияс, гоуст райдер, ездач. Он проехал по 20 лет Октября на своем тонком и худом мотоцикле, и у нас не было никаких шансов, чтобы его догнать. Но догонять его и не надо было. Нет, можно, что вы. О чем речь? Но не велосипеде же его ловить?

–Кто видел Мати Матияса, того ждёт удача, – сказал Дро.

–Кто тебе сказал?

–Сергей Корень.

–Ну, какой же он специалист?

–Очень большой.

–Он же подался на эстраду?

–На эстраду идти, это тебе не поле перейти.

Я представил себе, как едет он в тумане. Призрачный гонщик. Одинокий ездач. Мати Матияс. Он был открыт давно, но правда так и не установлена. Любой призрак – это смерть при загадочных обстоятельствах. Но если призрак этот проявляет себя ярко и открыто, озвучивая местность, давай людям возможность ощутить его материальную природу. Призраки любят какие-то особенные места. Ну, предположим, он проследовал к Ботаническому саду ВГУ, там остановился и стал газовать, привлекая внимание прохожих.