Текст книги "Ussr (СИ)"

Автор книги: Сергей Рок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Ну, прежде всего, что нужно кораблю, который лежит на дне – понятно, первое – чтобы его подняли. Ну, а без нормальной активации этот первый пункт был невыполним. Ну, понятно, потом надо ремонтировать двигатель, ремонтировать все прочие сегменты. Так вот, штуковина сохранила, понятное дело, память о всех носителях, практически скопировав их в себя. Таким образом, в ней накопилась целая галерея разных лиц – все это были люди, которые ее когда либо находили, и тут больше вопросов, нежели ответов.

Но, конечно, было и то, что было раньше – а именно – это была капсула, которая оторвалась еще от какой-то машина при уничтожении. Таким образом, можно было понять, что был аппарат большой, а на землю упал маленький – вроде эвакуационного блока таких размеров, что его мог пилотировать ну разве что какой-нибудь кот. Пилот тут никакой и не подразумевался – разум был активен в том плане, что мог добираться до чужого мышления дистанционно, призывать, и, наконец, перебираться в человека, после чего, надо сказать, просиходило одно и то же – человека этого кто-то убивал. Для понимания того, что же именно происходит, надо было понять – почему это повторяется, что это вообще такое, и в чем опасность, и кто враг.

Разгадка, скорее всего, таится в показаниях Галилея О. Во всяком случае, промежуточный вывод выглядит так: в дочеловеческую эру существовал первый проект, который абсолютно вышел из под контроля. В алгоритм нового проекта кто-то добавил искажения, от чего периодически люди и могут встретить данный аппарат, в котором сидит нечто – например – копия. Ну уж точно это не оригинал, так как это чрезмерно и странно, чтобы это был оригинал концепт-существа под названием Уз. Концепт-существо пытается завладеть чьим-то разумом, чтобы получить свободу, но есть и другая сущность, которая мешает этому, которой сама же субстанция и заражена. Получается так: идет по лесу человек и слышит странный зов в голове:

– О, человече. Подойди ко мне.

И он подходит. Он видит предмет дискообразной формы.

– Дотронься до меня.

Он дотрагивается. В голове его все переворачивается, и он понимает, что уже никогда не будет таким, как прежде.

36. Письмо от Александра

Как ты знаешь, вещь в виде миниатюрной тарелки (летающей, не суповой), обнаруживалась с некоторой периодичностью в разные времена, и всякий раз оказывалось, что это некий приобор, и внутри что-то сидит. Собственно, оно и внутри компьютера что-то сидит, да хоть бы и в часах – механизм, операционная система. Но то, что сидит в часах, конечно, на людей не нападает, не просит – возьми меня в руки, поноси, и всё такое.

Я пока, что продолжаю тему. Про эту вещь. Для понимания этого вопроса был использован новый ментальный усилитель «Друг-3», внутри которого надо сидеть в кресле, при чем – довольно долго. В последний раз я сидел там три дня, и меня пришлось будить, так как выбраться оттуда за просто так невозможно. Коноплинов сказал, представь, Саша – на земле случается конец света, а ты продолжаешь там сидеть, и будешь сидеть там очень долго, потому что в кровь поступают питательные вещества, а реактор будет работать пока не даст дуба, а это не завтра и не послезавтра. Мне показалось, что в этой шутке что-то есть. Люди не прорсто так что-то придумывают.

Наконец, сюжет был инсталлирован, и всё началось – штучка валялась в лесу. Мы шли с товарищами. И просто чего-то шли, и шли, и я нашел штучку, она была плоская, и она тотчас стала общаться мысленно. Такая плоская машинка с точечечками по бокам, и она говорит – вот, я здесь лежу.

– Почему ты лежишь? – спросил я.

– Я плоская.

– Ты хочешь сказать, что у тебя нет ног.

– Ты же видишь. И не было никогда.

– Что же делаеть?

– Ты мне поможешь. Ты возьмешь меня в руки.

– А вдруг ты опасна?

– Нет, я – друг. Если я отсюда вовремя не уберусь, меня найдут.

– Ты хочешь, чтобы я положил тебя в сумку? Но у меня нет с собой сумки.

– Просто дотронься до меня.

Ну и вот, она рассказывает – она предназначена для того, чтобы сбивать спутники. А потом по ней попали, она вот, упала и лежит и чего-то ждёт. Но стреляла то она по каким-то, с позволения сказать, левым спутникам, во всяком случае, лежит она давно, люди еще свои спутники не запускали с тех пор, как она лежит.

Всё это происходило в Сибири, хотя Сибирь может могла быть Сибирью, но такая форма подачи материала внутри "Друга-3" вполне приемлима.

Собственно, мы выяснили что-то другое, из чего был сделан лишь один вывод – а что, если встречи никакой не было, вернее, она была одна, а все остальные встречи попали в коллективное бессознательное, а потому люди об это рассказывает.

Есть вариант 2 – какой-то изобретательный гуманоид устраивает подобного рода ловушки. Это еще предстоит выяснить.

37. Ни о чём

Вечером они не приехали. Я не переживал, так как случись бы чего, я бы почувствовал. Конечно, у нас нет никакой мобильной связи. Это исключено. Это палево. Что касается ментальных выкриков – то я не очень в этом соображаю. Надо повышать класс, но тут серьезная проблемка – переквалификация, то есть получение спецификации наподобие слухача – три года. При чем, только очно.

Это, значит, я буду сидеть дома. Буду пять раз в неделю ходить на занятия, никакой жизни. Я уже не мальчик. Тут сложно – потому что и правда сложно. Слушать мысли – фиг с ними, можно. Даже передать кой чего. А если в мозг вставить пару кристаллов, то еще лучше. Но чистяк – это когда ты передаешь 100% и получаешь 100%, и при чем – даже с шифровками, даже со дна океана, даже через экранировку – это всё жутко, это тяжкие занятия. Говорят, надо с детства. Это, например, ты – пионер. Тебя отправляют в спецшколу. Мозг у тебя еще не задеревенел, и тебя сразу же начинают учить.

Александр, кстати, начинал именно так – со спецшколы. Но, правда, больше понтов, чем умения. Потому я и не хочу. Обойдёмся тем, что есть.

Клинских пошел во двор. Я видел его, сидящим на дереве. Правда ж, природа берёт своё. Я тоже пошёл побродить. Ходил между домов. Осень задувала, да и что с того. Время от времени я встречал каких-то знакомых – это всё сплошь были приятели, с которыми мы малость побратались на ближайшем пивняке. Правда, через гаражи был еще один пивняк, но там было постоянно закрыто. Наверное, что-то тёмное там творилось.

Вообще, скорее всего, была суббота. Мне хотелось стать насекомым и попасть в кокон. Я даже стал размышлять над тем, что писал Александр. Всё это круто, всё это сто пудово не касается Клинских.... Да, я шел снова через двор, а он сидел уже на другом дереве.

–Замёрз? – спросил я.

Он помотал головой.

–Пойдешь домой.

Он отвернулся. Важная птица. Только потом я понял – он собирался подклеиться к соседской какой-то кошке. Ну и правильно – не всё ж смотреть на наши приключения. Надо и самому что-то придумывать.

На очередном кружке я встретил местных чертей, которые сидели подле бетонной плиты и пили водяру.

–Влас, здарова. Куда чешешь?

–Иду, – ответил я.

–На, засади.

Я присел, стали говорить о жизни. Я молчал, у них шли базары местные, простые.

–Толян, не знаешь, кто в крайнем доме телевизоры делает?

–А чо?

–Мажок стал стучать, сука.

–Сдай в ателье.

–Там ждать месяц. Не помнишь, что там за парень.

–А, это лысый?

–Нет, лысого я знаю, скот еще тот.

–Тогда Сепа.

–Точно Сепа. А Костя?

–Да то козёл.

–Точно, Сепа. А ты не знаешь, где он?

–А он на завод перешёл.

–А чо?

–Да спроси.

–Так ты его знаешь? Может маякнуть?

–Да маякну. А тебе когда надо?

–Да когда хочешь. Запарил стучать.

38. Аудодневник.

Воскресенье. Дро приехал под утро. Клинских нацепил фартук и моет посуду. Так-то.

Продолжаю собирать сны. Освежаюсь ситром. Хорошее дело. В более раннем эсэсэре Ситро продавали из бочек. Ну да фиг с ним. Главное – когда жизнь рассветает во всех этих пузырьках.

Александр, конечно, как специалист по мозговырезкам, или вернее сказать, про мозгонарезку, сказал бы больше. Ладно. Описываю, подключив микрофон к нашему большому бобиннику "Комета". Вообще, люблю плёнки. Дома бы завалился ими и не использовал современные технологии чисто за просто так, чтобы ощущать себя высоким ретроградом:

Когда ты родился, это значит, что ты уже умирал, и умирал совсем недавно, а значит, скрытыйы контер памяти содержит информацию даже не о том, как ты помер, а что происходило в промежутке. Хотя люди уже немного разобрались с этим вопросом, и были попытки перехвата субстанции – ну например, ты помер, и система засосала тебя внутрь, на обработку – а люди ее поймали и держат в генераторе. Да, но ни чем пока это не закончилось. Не знаю, что там думает система.

Когда ты погружается в инфо поле, то можешь насеять много всего – например, ты идешь по абсолютно темной улице, а все люди – какие-то сегменты, потому что ты не можешь с ними поговорить, ты добираешься до места, где стоят большие ламповые приборы со стрелками, и всё это – аппараты судьбы.

Вот главный стрелочный прибор, и стрелка зашкаливает. Это значит, что всё закончилось.

– Нет больше ничего, – говоришь ты, – почему же ты тогда бродишь? Смерть является самой лучшей вещью, она даже ближе чем мать, потому что когда твоя судьба показывает перегрузку, это значит, что ничего нет. Совершенно нет. А смерть – это просто очищение, и ты можешь начать всё заново. Нет никакой абсолютной пустоты, просто ты пришел на пункт, где все приборы уже отработали свое, и нет смысла продолжать.

-Не кисло, – сказал Клинских важно, кошачьи, услышав, что я начитывал.

–Люблю катушки, – ответил я.

–Нет. Не кислый сюжет. Ты думаешь о смерти, Влас?

–Обычно – думать некогда.

–А когда пьешь?

–Когда пью, одна моя половина радуется чревоугодию и виновосприятию, а другая в дежурном режиме осязает сигнал. Мало ли. Надо быть на стрёме.

–Это ты верно сказал. Я тоже очень часто на стрёме.

Было воскресенье. Шло "Служу Советскому Союзу". Показывали разную бронетехнику. Потом, видимо, намечалась утренняя почта. Дро хотел открыть крышку телика, взять искру с лампы строчной развертки и приконнектится к Викепедио (ну если не получится, то к Векепедио). На столе лежала пластинка Ташкентского завода грампластинок, с надписью "Средасовнархоз", "Лирические песни" – Майя Кристалинская, Олег Онофриев.

Что тут сказать? Не было при СССР тяжелого рока. Зато можно было гоняться за дефицитными записями. А тут есть некий скрытый кайф. В какое еще время и в какой стране можно быть аудио-охотником.

В цифровое время это невозможно. Всё есть. Скукота. Или слушай бесплатно, или покупай – какая фиг разница.

Потом, лежала какая-та совсем древняя пластиночка – "Поёт Анатолий Королеёв". Потом....

Потом, показывали Лещенко. Вечный чувак.

–Как твоя личная жизнь? – спросил я.

–Душа, – ответил Клинских.

–Что ты имеешь в виду?

–У меня был роман с суперкомпьютером "Урания". Скажешь, это глупо? Понимаешь, разум еще до конца не понят. Половые признаки – это одно. Но бывают и энергетически-половые признаки. Знаешь, фиг с ним. Но это – чистая любовь.

–Ты маньяк, – заметил Дро.

–В таких случаях полагается говорить на "вы".

–Почему? – Дро говорил, шел, закуривал, потом хлопнул дверью балкона.

–Говорят – вы, сударь, маньяк. А ты маньяк – это звучит вульгарно.

–Ты куришь? – спросил я.

–По настроению. Давай, правда. Покурим.

Было удивительно наблюдать курящего кота, но, впрочем, что тут такого. Табак – штука древняя. Зачем его курили индейцы – кто знает?

39. Наша дальнейшая работа

Я не люблю рассматривать разную рутину, даже признаваться себе в том, что она существует, что некоторая её часть занимает хоть что-то во мне. Но это ничто. И даже никто. Потому что надо быть расслабленным, чтобы никакая часть тебя не поглощала энергию – только внимание, только обработка информации. Мы почти не разговаривали. Нет, никто не ругался. Просто – всё получилось неожиданно. Дро набрал кефира в стеклянной посуде. Отличный кефир. С фольгушкой. С булочкой.

Булочки с изюмом. Коту налили в блюдечко, блюдечко стояло на столе. Никакой дискриминации. Но он, впрочем, позже признался, что ему всё же проще лакать по-старинке, по-кошачьи. Но из принципа, конечно же, он будет так, как все.

Никто не комментировал. Видимо, это пришли духи молчания. Говорят, если ты сам себе директор, в таких случаях желательно работу сворачивать и ложиться в спячку. Но человек надолго не сможет. А вот медведь – да. Но медведя с нами не было.

Я купил "Яву". Очень модные сигареты, как и положено, вонючие. Табачище – дай боже. СССР!

Я поехал к кинотеатру "Пролетарий" и там просто находился. В кино я не пошел. Неподалёку был гастроном, советский, со стоячими столиками прямо в зале – прямо там ты мог кой-чего дербануть, чем народ и пользовался. Тут я взял себе совсем немного винца. Продавщица открыла мне бутылку полусладкого.

–Как вас зовут? – спросил я.

–Валя.

–Пойдете замуж?

–А сколько вам лет?

–Сто, – ответил я.

Спросите – что за вопрос? Это – ловля девиационных корреляций в интонации. Поясню – каждый человек знает о всех событиях в мире. Но не он сам, просто через его разъем, там, в тонком мире, идёт информация. И, хотя все это – лишь метод транзита, всё равно в чужом голосе есть все нужные искажения, связанные с пространством.

Так что я не приставал. Я просто получил от неё информацию.

Я также скажу вам, можно получить информацию и от собаки. При чем, более глубокую, но так как у собак в языке – 9 слов плюс комбинации, то интепретировать человеческое сложно.

Но если наличие темных пятен в субъекте велико, собака вам передаст о движени Зла с Востока. Это так зовётся.

Но где взять собак? Нет, я и полагал, что надо переместиться в частные кварталы, там всё в порядке. Тем более, время не рафинированное, время нормальное. СССР. Держат себе люди собак. Самогон гонят. Время кстати эсэсэра уже позднего, но еще до Горбача.

Что касается девушки, то я мог, конечно, заставить её даже любить. Но зачем? Баб, что ли, нету?

Да и вообще, мы ж не на прогулке. Я попивал "Мускат" и слушал. То есть, я анализировал.

Был сигнал. Я точно знал.

–А чо не эта, – сказал мне сивушный соратник по столу.

–Чо ты, – ответил я.

–Ты пей нормально, не крути.

–Тебя кручу? – спросил я.

Мужик застыл, раздумывая. Он пил пиво, а водка у него была с собой. Но не то, чтобы его колбасило. Я думаю, он ходил и что-то искал.

Я подошёл к Вале и попросил "Фетяски". Стакан большой, гранёный. Народ суетился не на шутку. Суета спокойная, заранее проработанная. То есть, какая она проработанная? Не знаю. Но когда ты живёшь в консервной банке по отношению к остальному миру, пусть, к Западному миру, в этом немало плюсов. Потом это уже не будут понимать.

Вещизм!

Только вещи и жрачка. Больше никаких идей. А вот если у вас пища духовная, то, может быть, стоит тут оставаться. Читать журналы "Знание и Сила", "Юный техник", "Моделист-Конструктор", слушать, как в космосе говорит неясный разряженный газ.

–Ты это, слышь, фраерок, – сказал мне мужик.

–Чо ты, в натуре, плесень, – возмутился я.

–А?

–Ссышь, а потом пьешь, понял, – проговорил я ему на ухо.

Он закипел. Я понял, что щас выведу и начну стучать им о тротуар. Не красиво. Но какое палево? Нет палева. Нет, он один, так нельзя.

–В натуре, могу пописать, – сказал я и пошёл снова к Вале.

Мужик куда-то сквозанул.

–Валь, где телефон? – спросил я.

–Щас. Только тихо.

Мы вошли на склад магазина, там телефон и был. Она, наверное, решила, что я её хотя бы поглажу по светлой голове. Ну, хотя бы один поцелуй в щечку. Я позвонил, и Клинских, взяв трубку, сказал мне очень, очень мягко:

–Да.

Это был высокий полёт голоса и театральности.

–Я думаю, что есть сигнал, – сказал я.

–Очень хорошо, – ответил он, – я ставлю галочку.

Так мы и поговорили.

–Ну и что? – спросила Валя.

–Встретимся потом, – ответил я, – потом, я тебя найду.

Всё это лишь накладные расходы. Но, конечно, в щеку я её поцеловал, и пора было идти, чтобы встретить во дворах того мужика и еще – человек пять друзей. Не знаю, чем они по жизни занимались. Это ж ¼ от гопоты – при чем, и не молодёжь, люди средние, босоватые в душе. Но – так как СССР – у всех есть жильё, кто-то, конечно, не работает. Слоняется. Пропивает мамину пенсию.

–Чо ты, быкан! – прокричал мужик.

Конечно, толпа была небольшой, несвежей, не спортивной. Конечно, я оторвался. При чем, я старался продлить удовольствие, так, что соперник даже решил по первой, что у него какие-то шансы.

Последний бросился убегать. Я решил его догнать, просто так, чтобы поставить себе это в зачёт. Да ведь и надо же когда-то драться. Тут же и менты подъехали, так что мне пришлось перескочить через забор во двор котельной, потом – с обратной стороны, потом аккуратно теряться. Впрочем, они не мной толком погнаться не успели. На том всё и завершилось.

Я переехал через мост, в Левобережный. Там был пивняк, я на нём взял одну кружку, но уже ни с кем не вступал в конфликт.

Сигнал!

Это было некоторое озарение. На радостях я даже поднялся в мыслях своих в сферы выше земли и прослушал какую-то музыку – должно быть, до людей на земле кто-то жил, и это отпечаталось, и можно было предаться этим странным мотивам.

40. Письмо от Александра

Мы ехали на типовом автомобиле с параллельным крылом, что создавало полуволну, благодаря чему нам удалсь приехать в место, которое стандартно называется – нигде, никогда, никуда. Стояла ночь, и наша дорога находилась в степи, и было такое ощущение – что весь мир состоит из степи и дороги. Некоторые созвездия выглядели как-то особо, но я к этому привык – это физика, метафизика, и еще очень, очень много физик.

– Немного не доехали, – сказал Толян Портнов, – тут должна быть железная дорога, но что-то я ее не вижу.

– Попробуй настроиться, – сказал я.

– А не могу. Я хорошо настраиваюсь, когда курю. А курить не охота, я перешел на леденцы. Мне дети говорят, мол, папа, ты стал скучным. Лучше бы курил.

– Что ж они так?

– Они – обычные дети, а папа у них может заранее сказать, кто какую оценку получит, а раз знает, то можно это будущее событие еще и переписать – это же логично, что раз цепочка событий уже сформировалась, то можно попытаться на нее повоздействовать. Можно недостараться, или перестараться, но простой человек вряд ли что-то поломает.

– Тогда поехали.

– Ладно.

Звезды были величественны. Звезды пели древние песни, мы ехали медленно, и сдвиг надо было делать сначала у себя в голове, чтобы получить разницу от двух вычислений. Время – это белое вещество. Кто его не видел, никогда не поймет. Время, что находится на следующей волне, отличается от нашего. Разница составляет карман, и вот, пока ты едешь в кармане, ты можешь лицезрень, должно быть, образчик чистой и прозрачной пустоты – даже и с наличием дороги. Вокзал вынырнул как-то неожиданно, и вот, мы уже были на площади, и люди обступили нашу машину, потому что никогда не видели подобной марки. Мы вышли и вынули чемоданы.

– Давайте, – сказал я, – пока. Поехал я.

Я приехал в Северную Страну, столичный город был средний. Тысяч на сто по населению. Холодно.

Я размышлял – этот мир – параллельный или перпендикулярный? Все было как у нас, но удивительно, как сильно могут разливаться пространства, и если ты начнешь поручать языковедам разбирать всю местную речь, они сломают голову. Ведь считается, что есть общий язык независимо ни от чего. Почему тогда такие сложняки?

Но вроде была и не зима, потому что снег днем немного подтаивал, вечером было минус 20. Ну, хотя может и зима. Улицы красивые, чистые. Дома такие – средней старины, есть и новые районы. Говорили на таком языке, что и не поймешь по-нормальному. Но я скажу тебе, что может быть, и нет такого языка. А ты тогда спросишь, где же это я находился? В каком таком месте. Да, это знаешь, мой друг, по духовности – Финляндия. Но дело в том, что стремление стран быть стерильными вызывает радость только у чемпионов мира по спортивном голоданию.

Нет, конечно, это была не Финляндия. Я не знаю, что это за страна. Со мной были мои товарищи, которые прибыли сюда другим маршрутом. Мы общались по-русски. Мы пили водку. Пойдем вроде в кабак. Играет местное радио. Язык вот все тот же. Словно ты на Венере. Но это шутка. Нет, не на Венере. Я бы хотел там побывать, но ты же знаешь – это мир, где в воздухе летает серная кислота. Практически океан.

Я жил на квартире. Приходил Алеша. Приглашал пойти к нему, чтобы оценить силу спортивных напитков. Мы выходили вечером. Потом ехали в сауну. Ну, там без девочек было, просто, парились, общались, говорили об алгоритмах.

Была одна большая улица, она разветвлялась, и там была сауна.

Все остальное было из местного колорита. У каждого местного жителя была плюшевая игрушка. Все зверьки были разные, были целые классификации зверьков. Фишка была в обмене – любой житель города мог прийти к другому, постучать в дверь, чуть ли не в любое время дня и ночи, предложить поменяться зверьками. Отказывать было нельзя.

И вот, один мой знакомый работал на бензоправке. Ну, а я с товарищами праздно шатался. Мы туда зашли. И пришел некий чувак меняться зверьком. А на заправке на окне тоже был зверек. И я поменялся, а поменяного поставил на окно.

И там играло местное радио – его было много, но я ничего не понимал. Это странный мир, но север не наш. Вот русский север – это березка. Это постоянное чувство тревоги в твоих генах, но также, конечно же, медведь и водка. Пусть и нет медведя, что же – символика важнее.

Это был тот север, о котором, быть может, и ты не знаешь. По весне люди проводили время на крышах. Для этого кругом были плоские платформы, рядом со скатами. Спортсмены на крышах качались, и был культ охраны дерева.

Меня познакомили с прокурором по охране культа дерева. Это был странный человек, и, конечно же, сложно было без переводчика. Но, конечно, некоторые слова я понимал. Во всяком народе есть своя степень созерцания.

41. Атомы

Вечером я поймал твёрдую, увесистую мысль об утюге. Конечно, нормальным утюгом нельзя сжечь ничего на свете. Но он всё равно будет что-то мотать. Тут – ничего другого. Но то есть, вы поняли – надо было выйти отсюда по-тихому, покинуть СССР, пробраться в квартиру, чтобы узнать.

Утюг – это рот, но рот убивающий. Он съест там кучу киловатт. И не будет уже картриджей. Я бы, конечно, привёз маринованных помидоров, консервный комбинат, Георгиудеж, но кто оценит?

Я играл сам с собой в молчанку. Конечно, фиг с ним, с этими деньгами. Но вообще я жмот.

Я представлял всякое. Например, я говорю ей:

–Лиля, давай завяжем.

–Влас, как? – ответит она.

–Мне надоело. Давай – или вместе работать или...

–Или. Влас, я тащусь.

–Почему ты ничего не хочешь? Хотя бы – поехали на острова. Хотя бы.... Вдруг ты – робот.

–Вот ты и есть робот, раз такое говоришь.

Нет, я просто искал в ней что-то нормальное. Хотя бы этот счет за электричество. Хотя бы и не нужно это было делать.

Ни звонков. Ни "как дела", ни "ты мне надоел, я нашла другого". Нет, может я сам виноват?

Но нет, не было никаких диссоциативных происков самокопания. Я разложил газету и стал чистить мультиавтомат. Открутил многофункциональный ствол. Достал батарею А, достал микрореактор, вынул формирователь пучка узклонаправленной плазмы, чип-карту обработки нейтронного пучка положил в стакан с водкой – любая жидкость снимает усталость с наносетки.

– Жуткое что-то, – сказал Ованес.

–Портативный, – ответил я, – есть плюсы и минусы.

–Минусы очевидны, – сказал Клинских, сидя на шкафу.

–А-а-а-а. А я минералки купил. Давайте пить, – ответил Ованес.

–А молока? – спросил Клинских.

–Молоко я утром брал, – ответил я.

–Тогда налейте мне мисочку.

Мы стали пить минералку без ничего. Нарзан, без этикетки, зато блатная пробка со значком. Нальчинский. Прохладный. В баньку бы с ним. Но тут, конечно, в светлом мире СССР нет таких саун, чтобы по-боярски разговеться. Но он, значит, и здорово.

У нас была катушка с записью группы "Россияне". Её и слушали. Клинских пил молоко. Потом он стал облизываться, как обыкновенный кот. Я стал пояснять:

–Есть армейские пушки. Она длиннее и тяжелее, но у неё есть преимущество – это обратный блокиратор. Допустим, ты стреляешь пучком атомов. Пробивная сила велика. Современный танк прошивает насквозь. Но если ты наткнешься на блокиратор, то можешь этот пучок получить себе в лицо. То же касается и остальных стволов. Но у армейских нет стольких функций. Чисто – один вид стрельбы. Например, те же атомные пучки. Что-то вроде пули, только пули никакой нет, просто импульс, натыкаясь на твердый предмет, разрывает его. Функция одиночной стрельбы – утяжеленный импульс. Функция регулировки мощности, ручка такая. И – плазменный нож. Что-то вроде штыка.

А портативный – тут чего только нет. Защита от блокиратора встроена отдельно. Вот сюда.

Я показал на голову.

–А что, если кассу взять? – спросил Ованес.

–За нефиг делать, – ответил Клинских.

–Денег, что ли, нет? – не понял я.

–Влас! – сказал Клинских. – Пойми, Влас! Действие есть рука, параллельная естесственным линиям, то есть судьбе, то есть это признак революционности индивида.

–Тогда не надо, – проговорил Ованес.

Боржоми тоже пили. Всё ж – самая вкусная минералка. Хотя и Нарзан – тоже. Ессентуки ╧17. Древняя. Солёная.

Тут можно было ассоцировать. Например, соль с кожи бога.

–А самолёт можно сбить? – спросил Ованес.

–А зачем тебе? – нагло осведомился Клинских.

–Не знаю.

–Нет, всё это неспроста.

–Этим не собьешь, – сказал Дро, – преимущественно – ближний бой. Но можно прицепить ствол-усилитель, тогда будет до 3 километров дальность.

–А лазер? – спросил я.

–Ну, в принципе. Смотря куда попасть. То есть, если точно направить единичный импульс, можно сделать в самолёте дырку. Но размер дыры очень маленький. Если двигатель повредить. Но всё это не то. У нас есть чем стрелять до 15 километров. Да и летающий дроид у нас есть. Правда, а зачем тебе?

–Ему бабок мало. Жмётся, – сказал Клинских.

–Да я ничо, ничо, – стал оправдываться Ованес.

–Надо добавить оклад фраерку, – заметил Клинских, – если голоден, дайте жрать.

В принципе, всё это мелко. Но что делать. Я даже не спрашивал, что они накопали в этой фиговой Ркани. Развлекаться было некогда. Я решил потренировать мозг изучением трактата "Зеркало алхимии" (Роджер Бэкон). Просто так, чтобы развиваться. Ованес домой еще не ехал, видимо, он таким образом выслуживался на повышение оклада. Тогда Клинских стал брать у него уроки армянского. Начали с матов (с чего же еще).

42. Запись в аудиодневнике

Щелк.

Лента побежала.

Высшая степерь бытия – это игра. Если человек ни на грамм не понимает, то это только говорит о его качестве. Бессмертие стоит дешевле, чем игра.

Я играл и просто так. И в карты. И, разумеется, в тематически смертельные экшены. Тема эта обширна, а игроки существуют словно отдельная раса – хотя они и интегрированы в наше общество самым естесственным способом, то есть, ты можешь встретить их в толпе и ничего не подумать. Любое деяние ограничено законодательно, но если получить доступ к технологиям, в вашем распоряжении – широчайшие поля для экспериментов. В потенциале, я могу получить задание на поиск тайной базы подводных лодок – якобы игроки вызывают друг друга на дуэль, зарядив ракеты ядерными боеголовками, и это где-то существует, вне нашего мира....

Но вернемся.

Ведущего звали Карлом. Он смотрел на всех немного сверху вниз, и я понял, что он, по сути, выходец. Тут легко не запутаться. Сейчас, здесь, в воронежской осени 1982-го года, мы тоже выходцы. Конечно, я не спешил утолять жажду нового. Мы просто шли. Начали с жизни в палатке на берегу, ну, а глупые люди, конечно же, наивно полагали, что впереди их ждут позитивные дни.

Мы пошли потом дальше, где были горы и Дорога – дорога словно бы дыра, прокол, сквозной канал – но для нас все это был самый обыкновенный путь. Но всё и правда было безобидно. Карл присматривался к людям, словно он сам выбирал, словно он собирался сам кого-то съесть.

–Ты что-то замышляешь, – сказал я ему.

– У нас на пути будет посёлок, – ответил он.

Остановились мы как обычно. Палатки. Костры. Облака приходили, чтобы причесть вершины или, может быть, накормить леса небесной манной, а часть заготовки для манны собрать с вершин. Никто не знал, что посёлок тут рядом. Мы аккуратно проскочили через лес и оказались в баре.

– Каждому – своё, – сказал Карл, – что ты знаешь об игроках? Есть воля, чтобы получить задуманная, и воля – чтобы умереть. Играть просто так, на жизнь, на деньги – это не для нас.

–Почему?

–Ты считаешь, что лучше играешь?

–Лучше всех, – ответил он.

–Сыграл бы со мной?

–Сыграл бы.

–Но увы, – сказал он, – я на работе. Даже если ты увидишь, что отрублю кому-то из нашей группы голову, не думай, что я сделал это по собственной инициативе. Игра – правила. Такова цепочка.

–А сам ты, как игрок?

–Это другое. Но ты меня, может, больше и не встретишь.

–Почему?

–Сначала выиграй.

А утром мы двинулись дальше. Я не ожидал ничего такого, нового. Мало ли, что он там говорил. Но мы пришли к ущелью, через который была проложена тонкая железная балка.

Длина перехода по балке – метров пятьдесят. Ущелье конечно, вместительно и доступно по высоте для полёта и превращения в блюдо из человека. Но всё это было мелочью. Упавший попадал на кроны деревьев и оставался жив. Но....

Мы не спешили. Я прочертил линию и потренировался с переходом.

–Очень ровно идешь, – сказал Карл, – я буду на той стороне.

И он легко прошел по этому импровизированному мостку. Но, как оказалось, сделать это было не просто. Например, ветер. Первый участник прекрасной игры, похода, радостного приключения упал. Его можно было достать, протянув веревку. Но, оказалось, ущелье является филиалом ада. Разлом связан с преисподней. Бедолагу тут же окружили адские звери и стали медленно откачивать из него кровь. Это были птицы с клювами-шприцами.

Все были в ужасе. Жертва кричала, молила о помощи, но мы совершенно не понимали, что же мы можем сделать. Удивительно, откуда же брались все эти твари? Должно быть, там, внизу имели место пещеры, где вся эта братия сидела до поры до времени, ожидая падения очередного неудачника. Многие, увидев что к чему, повернули назад – не нравилась им эта игра. И еще несколько напрасных смельчаков упали туда, и их тотчас стали мучить, и я скажу – это было одно из худших мучений по форме своей.

–Их не спасти, – сообщил мне Карл с той стороны, – но они быстро не умрут. Это – упоение болью. Это будет продолжаться очень долго. Кто не может преодолеть балку, познают, что боль не утомить смертью.

–Почему? – крикнул я.

–Иди.

Я прошел спокойно. Налетел ветер, но я ничего не боялся. Однако, когда я уже почти закончил переход через ущелье, мосток сорвался – его край был привязан. Мне повезло. Я успел ухватиться за кусты и выбраться.