Текст книги "Ussr (СИ)"

Автор книги: Сергей Рок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

–Чо ты, в натуре? – спросил один.

–Чэ? – возмутился я. – Фары потуши.

Нет, ничего больше не было. Бухарики были жиденькими. Лишь проводили меня глазами. Когда я пришел назад, ничего нового не было. Хотя наши бандюки, сотрудники, так сказать, уже были на пути к кафе "Березка".

–Твои прогнозы, – сказал Дро.

–Чую что-то не то, – ответил я.

–Почему? Ты считаешь, что они не справятся?

–Да зачем. Только Мизия попадает в прицел дрона, тут же гасим.

–Может, всё кафе разнести? – спросил Дро.

–Может, – ответил я, – пару античастиц.

–А посторонние жертвы?

–Спишем, – сказал я, – представь, если нас после этого хотя бы и не выгонят, то как будут смотреть в глаза. И все будут. Прикинь?

–Чо? – спросил он.

–Прикинь, что может быть позорней?

–Не знаю. Но когда ты рубака, а не профи – это правда жуткий пассаж. Ладно. Тогда твои мысли?

–Просто предчувствие.

–Тебя же оно не обмаывает.

–Ну, может, Мизия не придёт.

–Может.

Мы пообедали. А как там Клинских? Холодно, небось, неверху? Ну конечно, коты – ребята шерстяные. Всё им ни по чём. И одежда им не нужна. Но, по идее, должны же они одеваться. Впрочем, тут всё дело в шерсти. Человек бы тоже мог привыкнуть ходить голым. Главное – начать. Но всё это неудобно как раз в плане осязания окружающей среды. И почему так бог придумал? Разные ранние модели людей были покрыты волосами, но затем бесшерстым приматам приходилось компенсировать это дело, натягивая на себя чужую шкуру.

И здесь бы спросить – для чего весь этот сложняк? Хорошо ли быть лысым? Но всё это относительно. Может быть, и лучше.

–Давай еще по одной, – сказал Дро.

–Давай.

Водка была хорошей, качественной. Лучшая водка навсегда есть только в СССР. Больше нигде. Если говорить о вискарях всяких, то это ерунда – это другого рода высоты или низоты. А вот сигареты советские были, конечно, весьма вонючими. Главный выход тут – болгарский табак. И по качеству упаковки он также был впереди прочих предприятий.

–Приехали, – сказал Дро.

Увеличили картинку. Во втором телевизоре появилось изображения внутренностей кафе. И он был там.

–Смотри, – сказал Дро.

–Морда, – ответил я.

Нет, Мизия был не то, чтобы морда. В чертах его лица имела места грешная, порочная красота. Мы бы могли сравнить его жизнь и его фейс с игрой актера, который пытается изобразить некоего демонического циника, который пришел в этот мир, чтобы быть подлым красавцем. Я думаю, он был чем-то похож на Алена Делона как раз того периода. Хотя не исключено, что Мизия менял внешность и мог представать перед людьми в самых различных вариантах.

Мизия!

Я уже точно не помню, с чего он начинал. Потому что на данной стадии ненависти и необходимости уже никто не изучал его биографию. Все просто говорили – Мизия. И – словно бы речь о каком-то протухшем продукте. При этом, продукт этот был мобилен. Он ходил и излучал вред. Но что могло быть в его голове? Должно быть, он размышлял о своём пути, возможно, он до сих пор считал, что весь мир существует лишь для того, чтобы им пользоваться.

Любой агент может стать таким, как он – потому что в нашем распоряжении слишком много ключей. Здесь и время, и пространство, и жизнь, и смерть. Но никто почему-то этого не делает. Это даже не приходило в голову. Во всяком случае, мне. Можно было спросить у Дро. Нет, у Клинских. Мол, Клинских, представь себе, ты убегаешь и становишься царём какого-нибудь забытого государства в любую из эпох. Хотя дурной пример. Он же кот. Кто ж его будет слушать?

Мизия повернулся, встречая барыганов. Александр Савельев, Игорь Днепров, Гурген, Цмыкало. Стрелка, как стрелка. Даже если предположить, что он заподозрит неладное, нам ничего не грозит. Наша группа – лишь пушечное мясо.

Динамик кашлянул.

–Не сгорел? – спросил Дро.

–Братишечка, – проговорил Сачик, пританцовывая, – ну чо ты, чо ты?

–А ты вроде опух? – осведомился Мизия.

–А хрен его знает, братишечка.

–Надо бы здоровье поправить, – заметил Гурген.

–Бреешься? – спросил у него Мизия.

–Да.

–А не надо бы. В питомник примут бесплатно.

–А? – не понял Гурген.

–Сухумский обезьянный питомник, – сказал Мизия, – тебя ждут!

Гурген замялся. Нет, надо было играть, а не мяться. Тем более, он не один, и задание четко и понятно.

–Ну, – сказал Мизия.

–Не знаю, – ответил Гурген, – о чем ты, типелло?

–О том, давай, садись. Побазарим.

Я взял листочек, на котором были выведы электронные чернила – это был ипровизированный тачпэд, с помощью которого можно было манипуляровать прицелом дрона. Но смотреть нужно было сразу на три телевизора, и один из них был черно-белым. Наши магнитофоны записывали показания в виде кодированных пакетов. Все эти кассеты и катушки следовало после, в виде отчета, отправить в центр. Но всё это и так понятно.

–Помехи, что ли? – сказал я.

–Чего там?

–Прицел не появляется.

–Сейчас появится. Задержка сигнала.

Нет, я все же думаю, идея с разносом кафе была бы верной. Гуманизм тут ни для чего. Жалко, конечно. Там девушка на буфете. Там на кухне пара тетечек, толстых, как урожай 1962-го года (пшеница, рожь, помидоры). Но никто нам бы их не приписал. Вопрос о неумелом использовании ресурсов. Даже не так позорно, если тебя поймают в парке и окажется, что ты – экгибиционист, и ты вышел настречу прогуливающимся студенткам и болтал. Болтал, того мать. И тебе скажут на комиссии:

– Откуда у вас такие пристрастия?

–Не знаю.

–Так сильно хочется? Именно так? Демонстрация половых органов беззащитным?

–Да!

–Ладно, давайте выпишем вам билет в санаторий, на два месяца. Отправляйтесь.

Но это предположение. Когда ты чувствуешь, что дело пойдет не так, то это ни о чем не говорит. Всё еще может сложиться и хорошо.

–Давай, – сказал Дро.

Мы чокнулись. Водка, слеза. Перец. Но я уже понимал, что дело не клеится – будто бы некоторая часть моего разума была немного в будущем.

–Ну что, шавки? – сказал Мизия, открывая водку.

–Кого ты шавками назвал? – осведомился Днепров.

–Вот тебя, в частности. И тебя. И тебя.

–Охренел, паря.

Вот тут, вот тут всё было очень быстро, очень плохо. Потому что он вынул нож и порезал их буквально секунд за десять. Никто даже ничего не понял. Никто ничего не сказал. Никто, конечно, не попытался защититься или бежать. Это было серьезнее, чем нарезка цыплят на птицефабрике для праздничного обеда.

Что-то ужасное, наверное – адская картина, которая висит где-то на тайной стене, в галерее вещей, недоступных для осязание по причине силы пафоса.

Прицел появился, я нажал стукнул пальцем по листку, но выстрела не произошло.

–Смотри, – сказал Дро.

Один из телевизоров переключил обзор, и мы увидели крупным планом змею, словно бы разрезанную ножом. Из её брюха торчал какой-то окуляр Еще секунда, и сигнал с дрона пропал, переключаясь на бот.

–Атака, – сообщил бот.

Это было последнее, что он сказал.

–Змея! – закричали мы хорошом.

Я был в норме. Проигрывать учат. Потому что всё это – тоже из серии турниров Большого Шлема. Вышел, встретился с сотой ракеткой мира – выиграл. Потом встречаешься, например, с десятой ракеткой турнира, и он тебя делает в трёх сетах. Что? Ничего. Стёр с лица пот вафельным полотенцем, пошёл в душ. Потом – слушаешь, что скажет тренер.

–Вот сука, – проговорил Дро, – Влас, ты уверен, что змея была наша? А? Изначально?

–Наверное, – ответил я.

–Нереальный прокол.

–Но если змея не наша, почему она на нас не напала? – спросил я.

–Откуда я знаю. Вопрос безопасности. Змея нападает на агентов, присылают более крупную бригаду.

–А какая разница в том, что было тогда, и что сейчас? – спросил я.

–Не знаю, Влас.

–Как ты думаешь, что нам теперь делать?

–Давай подождём Клинских.

–Может, сообщить в центр?

–Может.

Конечно, мы тотчас поставили на крыше зенитный автомат. Конечно, змея могла приползти, поэтому, на каждый угол крыши был установлен стереоглаз, призванный сообщить об опасности на колесный микробот, который бы открыл огонь оттуда бы, прямо с крыши.

Что до того, что кто-то туда забредёт? Человек? Будем вязать. Вязать и пытать.

–И всё же, – сказал в окончании нашего крутого фейла Клинских, – кто знает – наша или не наша змея?

–Может, и наша, – сказал я.

–Тогда в чем смысл?

–Предположим, кто-то прикрывает Мизию из Центра, – сказал Дро, – в этом случае все логично. Нет никакой нужды нападать на нас. Нужно устроить провал операции, нужно поставить нас в неловкое положение. У Мизии на руках козырь. Он предполагает, что мы не будем докладывать в Центр о провале. Таким образом, он может уйти молча, оставив нас наедине с собой и с обломом.

–Очень может быть, – сказал Клинских, – а вам не кажется, операция была спланирована безалаберно?

–Я сам пранировал операцию, – ответил я.

–Тогда ладно.

Включился передатчик "глаза" из кафе. Были видны тела наших "сотрудников", свисающих со своих стульев. Только Сачик распластался. Со всех сторон сбегались люди.

–Надо срочно составить новый план, – сказал Клинских.

–Идём по запаху, – предложил Дро, – только так. Вооружаемся и идём по следу. Грубо, топорно, без церемоний.

Да, всё к тому и шло. Не люблю, когда так. Но, с другой стороны, подпали я это кафе, нам бы не пришлось теперь карячится и рисковать. Да, но если мы теперь полпалим что-нибудь другое, нам никто и слова не скажет. Но всё зависит от хренова успеха.

И тогда был звонок на городской телефон. Я вздогнул и взял трубку:

–Привет, парнишки, – поздоровался он.

–Привет, – ответил я.

–Я чо сказать-то, – проговорил он, – вам девка нужна или нет?

–В смысле, – сказал я, повышая голос.

–В смысле, как её. Эта ваша. Надежда. Подумай, чувак, и скажи сейчас.

–Ты приболел, Мизия, – сказал я, – я думал, ты уже в тысяче километров отсюда. А ты еще и звонишь.

–Давай так. Если нужна, забьём стрелку на подшипниковом заводе. Если нет, я присылаю вам её голову, а сам еду. Идёт? Я ж понимаю, что она вам и правда не нужна. Тогда какой вам облом с того, что кто-то прислал вам голову бабы? Смотри сам. Тогда, до встречи. Я вам соболезную.

–По себе? – спросил я.

–Да не будем показывать, кто лучше базарит, – сказал он, – давай. Едешь или нет?

–Ты хочешь, чтобы я один приехал? – спросил я.

–А, ну давайте, прикатывайте все вместе. Давай. Котятинки поедим. Давай. Давай.

86. Письмо от Александра

Ёлочка скоро. Ёлочка, она вообще есть. Ну и что можно тут сказать? Итоги можно сказать сделаны.Еще можно сказать, что – мясо коту водка.

Как ты думаешь?

Кот выпивает посредством мяса. И если собираются они, коты, то у них может быть массовая пьянка. С этой точки зрения, у котов два вида бухла – мясо и валерьянка. Рыба – не то. Рыба – это как пивко. Понятия наркотиков у котов нет. Потому что наркотик есть нечто вредное, но открывающее блеск. Сколько кот ни ест, всё мало. За сим и всё. У меня такое ощущение, что ёлочка уже позади. Ну ладно.

Ну и всё. Здесь можно письмо и закончить. Но я пробаловался эмуляцией личности в электронной кастрюле. Я вдруг осознал, что я – футболист, звезда, Лондонский Арсенал, я – Аршавин. И что бегу. Но бегу не по полю.

Это в армии забег. В сапогах, на длинную дистанцию, чемпионат. И я бегу, бегу. И кричат – Аршавин, беги. И очень тяжело. И, словно в кино кричал – беги, Аршавин, беги. Наподобие, беги, Форест, беги!

И я первый прибежал.

И тут мне говорят – слышь, брат, ты же играешь за Арсенал.

Тут я думаю – да, так оно и есть.Ну в общем, я в ходе сеанса заподозрил, что хрень какая-та, засада с Арсеналом, то ли с кроссом. И всё на том. Я снял с головы датчики и думаю – в чем тут связь с реальностью? Поэтому, расскажу тебе, мой друг, о методах.

В последнее время предпринималось попытка отловить пространственное супер эхо, и, если ты сам не участвовал в этом, но это не значит, что это не так – все наши бдения и труды лишь части этого процесса. Эхо – отражение, оно убегает, кружится вокруг земли, но мы можем его догнать. Попадая в СССР, ты используешь лишь общий принцип. А вот, например, СССССР, в котором почему-то живут японцы? Что они там делают? Да, но когда капнули – вместо Японии находится Иппония, и там живут как русские, но говорят по-японски. Объяснить все это довольно сложно. Я читал разнообразные работы, где все это объясняется. Многие предпочитают глядеть учебное видео, но я не доверяю всем этим умникам, и потом, чтение – это другая форма, другой мозг, иной тип внимания. Надо полагать, что все эти миры нельзя назвать параллельными, это что-то вроде.... Дай-ка мне подумать. Мир есть аппарат, мы это знаем. Представь себе, на твоем мониторе – текстовый редактор, а ты возьми и начни нажимать кнопку, что-то вроде PageDown, или – как бы сказать это еще? Ты копируешь картинки, но что-то делаешь не так – возникают копии, и – каждая с отдельной историей, хотя и похожая на оригинал – и это и есть эхо. Если хочешь – глюк. Скажешь, что-то не продумали Боги? Но подумай о них – они были похожи на нас, у них даже была некая схожая социальная структура. Например, та же компания. Хотя, сложно представить существ, которые способны существовать в нескольких диапазонах одновременно, менять форму, не заботясь об общем возрасте. Человек со смертью теряет разум, а они – нет. У тебя износилась аппаратная часть, берем другую и дальше живём. Однако, уже и многие пришли к выводу, что имеет место глюк. Но когда включится Стирающая Машина, она уничтожит все копии? Возможно, мы выйдем на нее раньше и отключим.

На вершине эха – какое-то очень далекое прошлое, возможно, там мы можем увидеть отражение творения, и даже некоего господина Уза, который, возможно, и является генетическим оригиналом.

Подумай, Влас – он был их кровей. Значит, где-то в нас хранится вся его скрытая сила. Каждый из нас – Уз. А как он мог называться, например, в Египетской мифологии? Я думаю, никак. Легенды вторичны.

87. Еще одно письмо от Александра

Я был в тире. Встретил Уткина.

– Как ты? – спросил Уткин. – Как головка?

– Ты о чем? – спросил я.

– Ты же работаешь по всем этим ментальным программам. Я думал, это опасно.

– Опасно, – ответил я, – а что у тебя?

– Ножи.

– Зачем тебе ножи?

– Руки поразвивать. Я, знаешь, увлекся рисованием. Лучше всего руки развивает. Но это другой ракурс. А как ты думаешь, что значит автоматическое рисование?

– Слепок подсознания. Но это – начальный уровень. С возрастом внутрянняя система костенеет, и рисование может отражать лишь какой-то давний серединный момент. Если ты хочешь начать рисовать какие-то откровения, тут нужно продумать.

– Я пробовал регрессивную терапию.

– И как?

– А лучше бы не пробовал. Я вдруг вспомнил, что я был свиньей. Понимаешь, ведь нет ничего плохого – наоборот, ощущения очень теплые, очень радостные. Мне кажется, сейчас куда ни глянь, нет такой радости. Даже если покупку какую такую сделаешь, даже если мечтал о ней. А тут радость была абсолютной. Был хозяин, и звал меня Мотик. Бывало, лежу и грущу, и морда в грязи. Грязь похучая, терпкая. Даже не с чем запах сравнить – такой запах хороший, что нет такого больше в мире. И тут голос:

– Мотик, Мотик.

И еду несут.

– Это не ново, – сказал я Уткину, – до сих пор не установлено, есть ли прямая реинкарнация, или просиходить сброс, смешение – а потому, опять же – это может быть всего лишь частью коллективного разума. Думаешь, я не найду в себе свинью?

– Дело не в этом.

– В этом. В каждом человеке живет свинья.

– Нет, Мотика я тебе не отдам. Он мой.

– Почему же ты кидаешь ножи? Ведь тебя наверняка зарезали ножом?

– Это человеку страшно умирать. Свинье – нет, никогда. Это служба.

– Хочешь сказать, что свинья служит человеку?

– Кому же еще?

Уткин тогда стал бросать ножи, бросал хорошо, один за другим. Я подумал, что его, конечно, немного заклинило, так как в нормаьной жизни нет таких мест, где надо было бы бросать нож. Ах да, мечты о детстве, коммандос, набор юного десантника, высадка в парке аттракционов. Уткину лет пятьдесят, но годы, они же очень быстро летят, не успел оглянуться – вот тебе и палтос, а детство как будто только вчера было. Это когда ты юн, кажется – эх, палтос, столько не прожить. Целая вечность впереди.

Я взял тонкий пистолетик с калиматором. Пострелял немножко. Сейчас время такое, что и сдавать зачеты не нужно, в ход пошли боты, прочая автоматическая чепуха. Главное – это аналитика, да и потом – машины сейчас лучше анализируют. Вообще, может быть, это край? Но человек еще не подошел к краю и не построил новый мир. Долго ли ждать?

88. Финал

Мне хотелось ехать и слушать музыку в наушниках. Нет, никаких больших магнитофонов. Никаких местных плееров. Любые вещи хороши в меру. И СССР должен быть в меру.

Но что такое, когда СССР занял всю твою жизнь? Представьте, что вы – участник вечного восхождения. Должно быть, это близко по картинности с Сизифом. Но там – преисподняя, и выхода не будет. А здесь – пусть бы его и не было, лишь бы расслабиться, быть уверенным, что ты получаешь наслаждение от предпринимаемых тобой действий.

Всё это потому, что нужно выбрать музыку. И тогда бы все последующие шаги происходили при музыкальном сопровождении. Но всё надоело. Будещее как будто ощутимо. Нет, конечно, о чем речь? Скоро – очередной розыграш еврокубков. Нашим удасться выиграть Кубок Кубков только в 1986-м году. Это сделает Киев. И все потом будут вспоминать, остограммиваясь – эх, братцы, то ж был Лобановский. Куда им всем остальным?

–Чувствую холод, – сказал я.

–Почему холод? – спросил Дро.

–Холод смерти.

–Ты умрешь?

–Брежнев умрет, – сказал Клинских.

–А-а-а....

–Я говорю про Надю, – произнёс я.

–Всё будет нормально, – сказал Ованес.

Мы все надели куртки побольше, чтобы в них можно было спрятать оружие – короткие автоматы, по два пистолета, универсальный гравитационный тычок – УГТ, штука, которая просто отбрасывает оппонента, что упраздяет рукопашный бой.

Впрочем, мы можем вспомнить, что в американском кино существует бросок соперника на стенку. Штука крайне веселая. Ван Дамм, например, сразу в нескольких фильмах боролся именно так – кто кого на стенку сильнее бросит, тот и победил, при этом, стенки ломались, все разлеталось в щепки. Но к чему я это говорю? А ни к чему. С помощью УГТ можно вот точно так бросить человека на стенку. Пробьем ли он её? И такое может быть – если он установил (например, прямо в тело себе) любой вид полевой экранировки. Работает она автоматически, ощущая любую экстренную нагрузку. Впереди стена – пожалуйста. Включается щит, и стенка разлетается. Так что события в тех фильмах про Ван Дамма – отчасти и правда. Впрочем, всё это слова.

Мы ехали по Чернавскому мосту, и были дилемма – пить или не пить. Гамлетовский вопрос. Мы переложили его на Клинских.

–Я понимаю, – сказал он, – сейчас мы напоминаем команду, которая проигрывает 0:3, у нас удалили одного игрока, и шансов отыграться мало. Есть некий фактор романтики. Но нужна ли она нам?

–Есть люди, которым все сходит с рук, а есть – которым ничего, – ответил я.

–Мизии всё сходит с рук?

–Нет, он исчерпал лимит. Но я говорю о водке. Проигрыш во внимании. Но выигрыш в энероконтроле – существуют эманации, которые привлекают к себе духов удачи. И они, эти духи, могут быть даже важнее, нежели план и контроль.

–Удача, точно, – сказал Ованес, – у пацанов нет удачи.

–Ты жалеешь? – спросил Дро.

–Ребята – дерьмо, но всё же.

–Тогда не жалей.

Я понимал свои действия. Я искал в своей голове ключи к тем самым духам удачи. Словно бы был некий вселенский глас, доступный избранным. И вот теперь, они должны были сесть по краям машины Ованеса, на плечи мне, на голову, на ручку автомата, на спусковой крючок. И, наоборот, Мизия должен был остаться голым. Одиноким. Покинутым. Просто для того, чтобы это наконец-то закончилось.

Тогда, наконец, я сумею задуматься о вешнем. О том, что Лиля тоже живёт непросто, и что, если она уже как и я – автомат, то надо это прекращать.

И Надя. И конечно, всё это почти сон. Та тьма, что забрала её в свой карман, даже и не отпускала её ни на минутку. Это было иллюзией. И я питался теперь её тьмой. Огромный черный водоворот уходил за пределы существующей реальности. Где же конец этого мрака? Быть может, он – по другую сторону от границы Хаоса. Особенная субстанция ночи. И в ней – настоящие и черные цари.

Должно быть, туда былми экспедиции. Да нет, были. Теперь голова была пьяной просто так. Водка бы привела к трезвости. Действительно, об этом говорили. Когда человек, охотник, сталкер начинает свой путь из мира света, через прочие цвета всей гаммы, к абсолютной тьме, об этом где-то говориться.

Просто я не обращал внимания. Да и наш отдел никогда этим не занимался. Наде была нужна любовь, потому что тьма требовала пищи. А я – настоящий источник энергии. Включая инсталлированные генераторы, подпитывающие различные приборы. Но и в этих чувствах могло быть что-то неподдельное. Что знает о себе человек?

Мы прибыли к каким-то боковым воротам завода, и там никого не было – ни дежурного в будке, ни вообще – каких бы то ни было намёков на жизнь. Возможно, время каким-то образом затормозило, и мы попали в этот капкан. Но отступать было некуда.

–Что делать, командиры? – осведомился Ованес.

– Кольцо одеваешь на голову, – сказал я, – берешь автомат. Вот тебе очки. Они будут сигнализировать тебе о всяком движении. Стреляешь так же, как из автомата "Калашникова". Процессор сам определяет мощность выстрела. Если умрешь, умирай спокойно, выброси страх. Нет, если умрёшь, далеко не уходи. Возможно, мы что-нибудь придумаем. Слушай Клинских. Все коты видят мертвых.

–Черт, – сказал Ованес.

Но ведь и правда, это было начало кармана, и отсутствие людей было связано именно с этим. Что касается Ованеса, то первоначальных планов относительно его не было. Но всё правильно. Оставить его в машине? Опасно. Пусть идёт и стреляет. По нам не попадёт – система свой-чужой блокирует спусковой крючок, если ты навелся не туда, куда надо.

Впереди нас был большой цех – мутные, сизые стёкла, приоткрытые грузовые ворота, куча всякого железа рядом. Электродвигатели, тележки, автомобиль "Газ-52". Вдоль цеха тянулся проход, который образовывал своебразную заводскую улицу – цеха и склады. Не смотря на замедление времени, дух подшипников витал повсюду. Мне даже самому казалось, что азм есть шар.

Я шел быстрым шагом, и тогда по нам открыли огонь прямо в упор. Я не видел, кто стрелял – мой электромагнитный щит засиял, и здесь весь расчет был на то, что при длительной перенагрузке упадёт ток реактора, и меня можно будет превратить в гриль, который повторно засунули в духовку и довели до состояния угля.

–Гаси! – крикнул я Ованесу.

Не знаю, прикрывал он меня или нет, так как сияние лишило меня зрения. Тем не менее, я в несколько шагов добрался до грузовых ворот, и только здесь сумел осмотреться.

Кто стрелял?

У Мизии был помощник? Он сам? Змея!

Ованес развернулся и выдал длинный зеленый пучок в воздух. Здесь он напоминал Дро в момент подключения к Википедио – словно бы шла искра от второго анода лампового цветного телевизора.

–Сюка, – сказал Ованес.

Было не понятно, попал он или нет. Дро исчез. Я понял, что он шёл в обход, забираясьв еще более глубокий временной капкан.

–Мизия! – крикнул я.

Тишина.

–Мизия!

–Положи оружие на землю и заходи, – скомандовал он из полумрака цеха.

–Зачем? – спросил я.

–Тебе же нужна она?

–Хорошо. Покажи её.

Я чувствовал, что в этом его прокол. Он не мог её показать. В чем тут была причина? Забрала ли её тьма назад, или же прежде он её убил – хотя и это было иллюзией, ведь убив то, что мертво, ты ничего не докажешь миру. Это даже не констатация факта.

Змея вдруг вынурнула в середине цеха, зависнув над длинным рядом станков. Тут надо отметить, что свет тут горел, и был он желтее обычного. Словно кто-то вздумал растянуть спектр непонятно в какую сторону.

–Ваше звание! – крикнул я.

–Капитан! – крякнула змея.

–Каких войск? Железных? – послышался голос Клинских.

Змея дернулась, но стрелять было некуда. Где был Клинских? Тут я понял, что водки мы так и не выпили. Вдруг это – знак дурной. И какая-та фигова электронная личинка, впрочем, может даже и со званием, спокойно может окончить праздник жизни.

А потом – её встретит семья каких-нибудь электронных отщепенцев. Там она, змея, будет командиром. А пока – мы стояли друг напротив друга, и надо было что-то делать. Она маленькая, змея. У неё может не хватить мощности держать удар. Всё зависило от того, кто начнёт.

–Не надо острить, – сказала она, – вы же знаете, как это.

–Я ничего не знаю, – ответил я, – может быть, вам стоит сдаться?

Откуда-то выстрелили. Наверное, Ованес дал пучок лучей через ворота, змею отбросило, и она исчезла из поля зрения. Я двинулся вперёд, пробираясь вдоль станков. Я чувствовал Мизию, но – не Надю. Не знаю, о чем он думал? Что я поведусь? Впрочем, он – парень оторванный. Возможно, ему вообще всё до лампочки. Есть возможность пострелять, и то – хорошо.

Некоторое время ничего не происходило. Я миновал одно из помещений, вошел в другое. Полумрак здесь был еще гуще – лишь несколько лампочек разбавляло это царство короткого безвременья. Нужно было двигаться, полагаясь на нюх, но он подводил. Мизия, где же ты? Стрелять друг по другу в открытую не имеет смысла. Нас больше. Электронный щит просто так не пробить. Но надо идти. Дро заходит с другой стороны. Сейчас он в каком-нибудь времени минус пять, минус десять. Ованес.... Да, но кому сейчас до него есть дело?

Я постоял, вошел в подсобку, и тут меня обросило. Словно сорвалось со своих крепежей невидимое бревно-ловушка. Это был кинетический удар, и на какое-то мнгновение я совершенно потерял ориентиры. Чем это было? Змея? Сам Мизия? В голове вертелись и расцветали образы – голова действовала сама по себе. Она показывала нарезку из фильмов. Лиля. Надя. Никакой связи. Я приземлился и обнаружил подле себя чьи-то кроссовки.

–Отлично, – сказал Мизия сверху.

–Что ж хорошего? – спросил я.

–Мне – хорошо, тебе – нет, – заметил он.

У него здесь был отличный шанс, чтобы применить бронепрожигающий заряд или спецнож. Близкий контакт позволяет подобные манипуляции. Не знаю, может быть, мы находились на смежных временных курсах, потому как все его действия были замедленны.

Откуда-то со стороны вылетел, прямо по воздуху, Клинских. Адский свет его глаз расплавил близлежащий станок, но выстрел со стороны превратил нашего кота во вращающуюся вертушку. Он мяукнул – отчаянно, безнадежно.

Я ощутил острую боль. Потом – грохот, переходящий в смесь из огня и движения, бросили меня куда-то в сторону, и я понял, что лежу на спине, и рядом – мохнатое тело Клинских, от которого пахнет горелой шерстью.

–Лежишь? – услышал я.

Но нет. Это говорил Дро. Я поднялся с трудом. Змея, выпотрошенная, словно бы тут применяли обыкновенный нож, валялась – поверженная и скупая. И рядом – Мизия, склоненный на одно колено, и над ним – Дро.

–Ну что ты? – обратился ко мне Мизия.

Я не сторонник долгих финалов. Какие речи? Нет, промедления часто бывают опасны. Я его застрелил. Бронезаряд пробил энергополе, вошел в голову и, выскочив с другой стороны.

Мизия!

Я толкнул его ногой, и он повалился на бок. Вот он ты, герой презренный.

Клинских пришлось нести на руках. Он не был особенно ранен, но пара ожогов и оплавленная шерсть доставляла ему неудобство, к тому же, он был контужен волной. Что до меня....

Что до Нади.... Мы её вскоре нашли. Не знаю, почему Мизия убил её раньше времени. Может быть, она сделала попытку освободиться. Быть может, что-то другое. Но это вряд ли меняло положение дел. Смерть в таком вопросе – больше, чем просто освобождение и покой. Но будет ли ей лучше, когда она вернется в темные глубины?

–Ты меня гладишь, – сказал Клинских.

–Ты же кот. Котов принято гладить. Мурчишь?

–Мурчу. Тебе больно, Влас?

–Не знаю.

В машине мы наложили на плечо лечебный грибок, который тотчас окутал рану. Я хотел думать и ощущать, стараясь быть обычным человеком, но ничего не получалось. Мне даже казалось, что я виноват в том, что дал ей мало шансов. И это, конечно, ослабевало ощущение нашего триумфа. Мизия!

Тело нам не требовалось. Надю мы положили посреди цеха на брезент. Безвременье должно было вскоре закончится, и оно бы поглотило её. Хотя, если твоя душа где-то далеко, если ты – лишь крот, пытающийся прогрызть бесконечные слои черного угля, может быть, лучше остановиться? Уснуть. Не видеть.

Ованес завел машину, мы выехали на улицу, и тут уже было полным полно машин.

–Водочки? – спросил он.

–Я куплю, – сказал Дро, – надо подлечиться. Только потом возвращаться.

84. Письмо от Александра

Знаешь, мой друг, как много концов света? Ты скажешь, да, немало. И я тебе так скажу. Это значит, что слово «свет» может быть употреблено в виде цветов. Но – не надо играть в книжного экзистенциально червя. Типа – мир внутри человека. Ад внутри нас. Рай внутри нас. Чуть ли не корни и стебельки солипсизма. Нет. Свет – это кастрюля. Если у тебя нет космического корабля, то ты – картофель.

Расскажу тебе про один конц света. Идёт такая болезнь. Но болеют даже не люди, а состояние целостности пространства. Живые существа в этих местах вообще исчезают, некая штука их забирает.

Ну это, айс, как говорится. Забор, отбор, прочее. И вот, там, где заражено, деревья зацветают, но на них не цветы, а некая такая штука, которая по идее также есть цветы, но вообще это – подтверждение готовности (приготовленности) живого обьъекта. И вот, стоишь на улице, и смотришь – другая сторона улицы зацвела. И ты понимаешь – уже скоро, уже скоро. Скоро и ты. Нет, твой пустой череп не будет цвести. Ты исчезнешь.

Народ сначала бежал куда-то, а потом перестал. Ну, просто людей стало мало. Некому бежать. Я общался с людьи, и мне показывали в окно на ту сторону улицы, где все цвело.Мол, цветение идет медленно. Но скоро оно двинется, и нам конец.

И я тоже смотрю туда и говорю – мол, в том доме живёт Л. А, и это конец, там нет ничего. Л. была, нет Л., так, словно бы она никогда и не рождалась. Такая штука. Мир становится пустым. Дома и машины остаются. Если ты вдруг выживешь, то будешь бродить среди этих пустых просторов.

Но выживешь ли?

Цветение подбирается неспеша. Допустим, оно – в ста метрах от тебя. Не спеши. Пей чай. У тебя еще есть дни. Но бежать некуда. Там, на другой стороне, ты можешь набрести на точно такую же цветующую зону.

Никто не знает, что там, потому что среди людей всё больше – никто.

И вот, я иду себе по улице с ружьем. Но ружье – оно ни к чему. Только чтобы застрелиться. Подул ветер, а значит, цветение сейчас двинется вперед, и всё. Я встал на край и решил применить алгоритм перезарядки этого цветения. Ну, я его сам придумал. Это значит, что у этой штуки есть ментальная составляющая, обладающая сфокусированной программой, а по сути – духом, и она находится в первично-поедающем состоянии. Она даже и не плохая. Предок человека – зверь. А эта штука – она может быть предком более светлых вещей, но это если ее перезарядить.