Текст книги "Путы для дракона (СИ)"
Автор книги: Сергей Радин
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 28 страниц)
Глава 4.
Упал зверь – поднялся человек.
Сон всё‑таки продолжается. Наяву быть такого не может…
Анюта согнулась в рвотном позыве, но сплюнула только горькую струйку.
… Или она попала туда, где всё может быть.
Ноги болят, руки трясутся. Устала, устала.
Снова выглянула.
Не совсем голый, потому что не совсем человек. Чешуя.
А вокруг него всё горит. И ему попало. Поэтому палёным пахнет. И дракон его сейчас сожжёт совсем, потому что бывший зверь уйти не может. А уйти не может, потому что защищает её, Анюту.
– Отдай девчонку!
– Уходи…
Теперь человеческое слово выговорено человеческим горлом – Анюта услышала глубокий мужской голос и завозилась, вылезая из своего убежища.
Новая призрачно–оранжевая вспышка ослепила её, и несколько шагов девочка прошла с закрытыми глазами. Когда она остановилась у приметного куста, поляна освещалась огнём, который предупреждающе гудел, приближаясь.
Чёрный столб стоял на месте. Теперь девочка видела, что он не вполне столб. С близкого расстояния он, скорее, был похож на вешалку с целой кучей платьев, поверх которых кто‑то небрежно набросил длинный, наглухо застёгнутый плащ. И ветер как будто выключили внезапно – он поднял широкие рукава плаща и забыл их опустить. Только Анюта много знала сказок, знала, что таким образом – взмахнув руками – колдуны призывали карающий огонь на головы каких‑нибудь не угодивших им несчастных.
Где же её защитник?
Зрение пришло в норму, и девочка перелезла через куст.
Колдун опустил руки.
Защитник лежал справа от куста, скрючившись. Его чешуя поблёскивала кровавым, а по бедру стлался дым.
Девочка попробовала поднять своего защитника. Слишком тяжёлый. Тогда она выпрямилась. Колдун стоял среди огня и не горел. Всё‑таки это его огонь. Анюта смотрела на него и в мыслях перебирала: «Драконы, колдуны, превращения… Мне тоже хочется попробовать. А вдруг это м о й сон? И вдруг у меня всё здесь получится?»
Притихшая было во время стремительных событий та самая шальная мысль, которая преследовала девочку раньше, решительно втиснулась в щёлочку между сомнениями и мгновенно вымахала величиной с недавнего дракона. Мысль размахивала ручищами и орала: «Хозяйка! Давай пробуй! Я такая верная – не промахнёшься!»
И Анюта попробовала. Она жёстко – не думала о себе, что может именно так, – взглянула на колдуна и представила на месте чёрного столба яростно–белое пламя взрыва. Представить нетрудно. Это – закрыть глаза – и вот тебе папа улыбается, вот Мишка смеётся, мама с дядей Андреем разговаривает, и вот тебе Новый год, а на палочке белый огонь бенгальский серебрится…
Под ногами дрогнула земля, а уши заложило от близкого грохота. Горячий воздух мягко толкнул Анюту в грудь. Она не удержалась и шлёпнулась. Мелкие колючки на вьющейся сетке кустов джинсовую ткань проколоть не смогли, зато в ладошку впились во множестве. Девочка, не отводя глаз от чёрного земляного пятна впереди, поднесла ладонь ко рту и стала машинально выкусывать колючки из кожи – они не столько болели, сколько раздражали.
Получилось. Она ударила не в самого колдуна, а перед ним.
Взрыв – был. Её взрыв. Колдун не смог бы и не захотел бы так близко к себе что‑либо взорвать.
И взрыв подействовал. Колдун уходил, и вслед за ним уходил лесной пожар. Колдун забирал его с собой. Или огонь не хотел оставаться без него.
«Это, наверное, такой страшный сон, – вяло подумала Анюта, пока на четвереньках передвигалась к своему защитнику, – такой яркий, что я всё чувствую, но проснуться не могу. А вдруг он умер?»
Она неуверенно протянула руку и дотронулась до шеи лежащего. Где‑то здесь, сказал Мишка, ищут пульс. А у такого зверя, как защитник, вообще пульс бывает? Шея тёплая, и живое тепло немного успокоило Анюту, а затем под её пальцами едва ощутимо и мягко что‑то толкнулось. Пульс? Девочка подождала следующего мягкого толчка, после чего ею овладела безучастная усталость. Она легла, прижавшись к тёплой чешуйчатой спине защитника, и – не уснула, а медленно перешла в зыбкое состояние на грани сна и яви. А может, уснула…
И ей приснилось, что её защитник шевельнулся и всё‑таки поднялся. Наверное, он и правда поднялся, потому что девочке стало холодно, и она сжалась в клубочек, обхватила плечи ладошками. Чтобы согреться. А защитник стоял над нею, и Анюта, тяжело разлепляя веки, смутно видела, какой он большой.
Потом ей приснились две тени. Они возникли из деревьев и стали тенями, потому что на небе появилась огромная луна. Красная и помятая, как старая мамина любимая сковорода, она светила достаточно, чтобы защитник начал поблёскивать чешуёй, а тени превратились в двух серых драконов, которые раньше были сопровождением.
Потом начался настоящий сон. Защитник уселся на шею одного из драконов, а второй дракон передал ему Анюту. Потревоженной девочке не хотелось, чтобы сон продолжался, и она плаксиво – сил всё же хватило удивиться: я плакса? – забормотала: «Не надо… Я домой хочу…» Но тёплые руки обняли её, она – привалилась к горячей чешуйчатой груди – и заснула крепко. И даже прохладный ветер высокого неба не разбудил её.
В её сне множество людей двигалось, разговаривало, а она сидела в папином кресле, чувствовала папину руку на своём плече, и ей было уютно под это тяжёлой ласковой рукой.
Девочка проснулась вдруг и сразу.
Они снова были в лесу. Стояли. Никто не удивился, когда Анюта, всё ещё на руках защитника, открыла глаза и стала внимательно рассматривать всё попадавшееся в её поле зрения. А рассматривать есть что. Стояли в лесу – перед едва заметной дверью, спустившись к ней почти как в яму. Вокруг суетилось несколько человек. Анюта заглянула за плечо защитника, увидела двух мужчин. «А, это драконы, которые с нами летели», – безо всякого удивления решила она. Трое открывали дверь, очень тяжёлую и тугую. Кто‑то накинул на плечи защитника плащ и расправил так, чтобы он укрывал и плечи Анюты. Здесь и правда было попрохладней, может, оттого что чувствовалась сырость, и девочка зябко потянула краешек плаща на себя. Защитник шевельнулся. Анюта взглянула на него. В свете факелов, принесённых незнакомцами, она рассмотрела крепкий рот со смешливыми морщинками по краям и странно ласковые глаза.
– Замёрзла, сестричка?
– Ты кто?
– Потом разберёмся, – пообещал защитник, – в более подходящем месте. Угу?
– Угу. Я не сплю?
– Нет. Тебе не страшно?
– Я есть хочу.
– Это хорошо. Я тоже хочу. Потерпим чуток, сестричка, ладно?
– Меня зовут Анюта.
– Тебе не нравится, что я называю тебя сестричкой?
Анюта подумала и решила – нравится. В «сестричке» есть что‑то весёлое и лёгкое, «сестричку» нельзя обижать или ругать. «Сестричкой» быть хорошо.
– Ладно. Называй. А мне как тебя звать?
– Меня – Юлий.
– Здорово! Ты, наверное, родился в июле.
– Как ты догадалась?
– Я не такая маленькая, как выгляжу, – с достоинством сказала Анюта, – а ещё у нас в классе есть мальчик, он родился второго августа, и мама назвала его Ильёй. Куда мы идём?
– Ко мне в гости.
От собственных вопросов Анюта устала больше, чем думала. Она замолчала, чувствуя своё тяжёлое лицо, неповоротливые губы и болезненно–сухие глаза. Девочка ещё глубже спряталась под плащ и попыталась задремать, прижавшись к горячему плечу Юлия. Некоторое время она вяло думала обо всех превращениях Морды от ящера до человека. Потом вспомнилось – очень нехотя, как она, Анюта, приветствовала Морду на пороге своей комнаты – выбросив вперёд длинный узкий язык. Мелькнула смутная мысль: «Вот почему он называет меня сестричкой… И всё‑таки я сплю… Ой, всего не увижу!»
Подстёгнутая догадкой, что возможности больше не представится – рассмотреть мир, который сон не сон, явь не явь; в котором она плевалась огнём, как заправский дракон, девочка высунула из‑под плаща встрёпанную головку движением, вызвавшим у Юлия улыбку: так котёнок таращится на мир вокруг из‑под материнской лапы.
Дверь открыли – отволокли в сторону, и она грузно отъехала после отчаянного сопротивления. Изнутри, из сгущённой тьмы, пахнуло сыростью и горелым.
Анюта чуть отодвинулась от защитника и, высвободив руку, обняла его за шею. Теперь, чтобы их разъединить, потребуется приложить очень большое усилие.
– Не бойся. Сейчас будет темно, но впереди пойдут факельщики.
– Я бояться не буду, – пообещала девочка. – Только вот, Юлий, я думаю про одну вещь, и мне кажется…
– И что тебе кажется?
– Я, наверное, всё‑таки сплю.
– Тебе так легче?
– Мне так лучше. Ведь есть всякие лунатики, всякие наркоманы, у которых сон другой. Вот и у меня тоже мой другой сон.
– Анюта…
– Что?
– Ты молодец, сестричка. Умничка. Ну, в путь?
– В путь.
Внешне землянка–засыпушка – так, насыпали за дверью холмик, замешенный на листьях и ветвях, – неприметное убежище прятало вход в сухую каменную пещеру. Сыростью пахло лишь на пороге. Неведомой ручищей от порога вниз разложены ступенями огромные валуны. Не темноты приходилось бояться здесь, а мечущихся по стенам огней, когда факельщики запрыгали с глыбы на глыбу. Вскоре движение упорядочилось: валуны стали мельче. Прихрамывающий Юлий зашагал увереннее в ровном свете пылающих факелов.
«Другой» сон оказался очень таинственным. Анюта время от времени пряталась под плащом Юлия, замёрзнув, но долго не выдерживала и высовывала наружу любопытный нос. Хотелось идти самостоятельно, но девочка понимала, что будет сильно отставать от новых знакомцев. Возможно, из вежливости они будут её дожидаться… Но не вечно же длится спуск? Где‑то же будет остановка и место поинтереснее гигантской каменной лестницы!
– Юлий, – зашептала Анюта на ухо защитнику, страшась, что голос погромче станет гулко разносится по пещере, – эта дорога похожа на ту дорогу через зеркало… Ну, ту самую, по которой звери бежали.
– Похожа? Та ровная – здесь камни. Там звери – здесь пусто.
– Обе ведут из одного мира в другой. Мы ведь к тебе в гости идём?
– В гости. В общем, ты права. Сходство есть. Но то же самое можно сказать о любой дороге. Они все ведут из одного мира в другой. А ещё можно сказать, что и всякая дорога – отдельный мир со своими обитателями, со своими законами.
Очарованная словами Юлия, Анюта представила себе многоэтажку, в которой живёт: дом – отдельное государство со многими республиками, газоны и дорожки у подъездов – обособленные миры, а сам подъезд!.. А вокруг этой многоэтажки – дороги, и все они переправляют людей куда‑нибудь: вышел на дорогу – обязательно куда‑нибудь пойдёшь.
– Тогда и отдельная комната – отдельный мир, – решила она.
– Согласен. Перешагнул через порог – уже заграница, – улыбнулся Юлий.
Они вышли в белёсый по–утреннему воздух, факельщики потушили огонь. Девочка взволнованно завозилась на руках Юлия – он понял, опустил на землю. Ухватившись за его руку, она шла по утоптанной земле, мягкой и уютной под ногами, как лесная тропинка. Улица вокруг напоминала старый район города? Двух–трёхэтажные дома с крылечками, увитыми зеленью, щедро украшенными лепными завитушками и башенками; не газоны – палисадники с пышно вздыбленной кверху цветочной пеной. Дома отстояли друг от друга на приличном расстоянии, и каждый мог гордиться громадными деревьями близ себя.
Серая дымка утреннего тумана лениво колыхалась под ногами. Если в домах кто‑то и есть, то для их жителей этот час слишком ранний.
Факельщики впереди твёрдо шли по каменистой дороге – в сапогах. Юлий и серые люди–драконы, как успела убедиться Анюта, шли босиком. Правда, это их нимало не смущало. Они как раз шли весьма важно, по определению девочки. Странный «другой» сон. Странный «другой» мир… Анюта тихонько вздохнула.
– Устала? – нагнулся к ней Юлий.
– И устала, и хочу есть, и хочу спать, – пробурчала девочка.
– Давай снова на руки? Хоть отдохнёшь, поспишь…
– Ага! И не увижу всего этого?
Юлий засмеялся и больше помощи не предлагал. Просто скоро наступил момент, когда защитник сам подхватил девочку на руки, и, не успела её голова прислониться к его плечу, Анюта уже спала.
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
Глава 1.
Золотая искорка сна Леона погасла.
Брис медленно встал, чтобы не потревожить птиц на плечах, уголком губ усмехнулся забавно вытянутому лицу Игнатия, увидевшего птичье собрание на необычном насесте.
– Будим остальных?
Игнатий нахмурился, поискал глазами, который его сокол, – Тайви не стал дожидаться, пока его разглядят, слетел с плеча Бриса на кожаный напульсник хозяина. Следом разлетелись и остальные – и решили проблему побудки, нетерпеливо царапая одежду хозяев и коротко вскрикивая.
Вставали быстро, точно только легли и уснуть не успели. Один Володька сидел на диване, блаженно помаргивал и с наслаждением зевал, а его сокол вспархивал перед ним с плеча на плечо и возмущённо смотрел на это легкомыслие.
Вышедший Игнатий постучал по раме с улицы. Команда высыпала из подъезда.
– А вы посмотри–ите, кто–о идёт! – нараспев выговорил Роман, и его глаза подёрнулись мечтательной дымкой, за которой Леон с недоумением разглядел хищный огонёк. – Ах, кто–о же это–о к нам идёт‑то–о…
Звериное мурлыкание с низкими нотками злорадства от разнеженной громадной мускулистой кошки – да и только…
Не все в команде глазастые, как Роман. Но друг друга знают хорошо. За спиной Романа незаметно встали док Никита и Рашид, а сбоку – Володька. И когда рука Романа, машинально выполняя потаённое желание хозяина, потянулась за ручным пулемётом на бедре, её перехватили и жёстко заломили за спину. Пока Рашид держал Романа, док Никита стреножил его, не давая драться ногами, а Володька мигом освободил от оружия.
Ожидали взрыва бешенства, но Роман снисходительно сказал:
– Да ладно вам. А то я голыми руками придушить его не могу, что ли…
– Ромушка, давай мы сначала узнаем, с чем он к нам идёт? – миролюбиво предложил Игнатий. – А потом уж все вместе его и поубиваем.
– А то эта гнида может с чем хорошим прийти, – сказал Роман. Док Никита, дай мне встать нормально. Рашид же держит.
– Дай слово, что в драку не полезешь.
– Не дам. Фиг меня знает… А вдруг он такое скажет…
– Тогда держись сзади, при Володьке. Володь, приглядишь за ним?
– Я‑то постараюсь, – с сомнением сказал тот.
В чёрно–белом кино утра преобладали оттенки серые. Впечатление старой киноплёнки ненароком подчеркнул идущий по дороге человек: светлело – за его спиной, оттого он чернел теневой плоскостью, будто вырезанный из чёрной бумаги.
– Точно, Мигель…
– Как это Роман его узнал с такого расстояния?
– У Романа на Мигеля аллергия, как у аллергика на пыльцу. Цветка не видать ещё – аллергик уже чихает.
– Сами вы… аллергики.
Мигель шёл неспешно, словно прогуливался по утреннему городу, изредка обходил каменные завалы, перепрыгивал дорожные трещины и снова возвращался на пешеходную дорожку.
Сомнений больше нет. Он шёл именно к ним, к своим бывшим коллегам.
Роман, сдерживаемый Рашидом и Володькой, тихо зарычал.
И вот он перед ними. Две стороны замерли, изучающе разглядывая друг друга.
Леон с любопытством рассматривал человека, стоящего перед ним, и вновь испытывал странное чувство. Этот человек ему совершенно незнаком. В самом начале пребывания в Ловушке ему называли имена, и он за ними пусть смутно, но видел частичку жизни их носителей. Один за другим появлялись ребята, взгляд на лицо – и он продолжал вспоминать. Мигель же был и есть… чужой? Леон напрягал память, вызывая хотя бы ощущение, намёк на былое знакомство с чужаком, но единственным подтверждением знакомства оставались сны.
И Леон отказался от попытки вспомнить. Теперь он просто смотрел на Мигеля, чтобы понять, почему он мог вызвать к себе столь откровенную неприязнь Романа. Лицо Мигеля почти лишено отличительных черт – настолько гладкое, что напоминало бы лицо манекена, если бы не выразительная мимика. Очень выразительная. Он улыбался так, будто оскорблял собеседника; изредка морщил рот, будто брезговал, а глаза… Чёрные глаза Мигеля стыли надменным холодом. Неудивительно, что Роман взбеленился. И ещё одну странность уловил Леон. Мигель во время разговора общался со всеми, кроме Леона. Леона для него не существовало.
– Ну, что? Мы здесь так и будем стоять? – свысока заговорил Мигель. – Или у вас найдётся более удобное место для беседы?
– Сначала объясни, в каком качестве ты на нас свалился, – сказал Брис, – а то мы тут все в недоумении: то ли нам сразу тебя побить, то ли выслушать для начала.
Мигель перевёл взгляд на Романа и поднял бровь – смуглое лицо Романа побледнело. И тогда Володька почти безразлично сказал:
– Мигель, если ты будешь вести себя как сопливый мальчонка с золотым горшком под заср…м задом, я не только Романа отпущу, но и сам помогу выбить из тебя всё дерьмо.
На мгновение Мигель словно стал выше, локти полусогнутых рук начали почему‑то медленно подниматься в стороны… Док Никита сказал вдруг совсем по–простецки:
– А–а, вон ты чё такое! Ладно, ребята, хватит кукситься. Идём в квартиру. Может, он и в самом деле пришёл не просто так.
Шагая вслед за остальными, Леон гадал, заметила ли команда необычное в Мигеле, или ему всё почудилось? И что значит эта реплика дока Никиты?
Кресло, в которое сел Мигель, стояло у стены, ближе к углу. Специально или так получилось, но это место оказалось самым уязвимым для человека, на которого точат зуб. Так размышлял Леон, примечая, как уверенно ведёт себя Мигель. А через минуту, после того как все расселись, Леон с удивлением понял, что не может оторвать взгляд от Мигеля – парень будто примагнитил его глаза, хотя сам – явно намеренно – на Леона не глядел.
– Итак, мы слушаем тебя, – сказал Брис.
– Я послан предложить вам свободу при небольшом условии, – монотонно сказал Мигель. Он выждал несколько секунд. Никто не прервал его, и он продолжил: – Условие такое: вы оставляете Леона мне… нам.
– А кто это вы, к кому причисляешь и себя? – немедленно спросил Игнатий.
– Подожди, Игнатий, – перебил его Брис. – Мигель, как ты себе представляешь выполнить это условие? Не думаешь же ты, что мы вот так просто возьмём и отдадим командира неизвестно кому? Слишком много «но» возникает.
– Обалдеть! – сделал открытие Игнатий. – Так, значит, вся эта заваруха устроена, чтобы достать Леона?! Столько лет?! Целый город! О Господи!.. Мигель, а эти самые, от лица которых ты выступаешь, они, случайно, не психи?
– С самого начала встречи с вами мне приходится выслушивать только оскорбления, – сквозь зубы процедил Мигель. – Вы годы блуждали по этому городишке, воевали со всякой дрянью, и всё‑таки жизнь в Ловушке вас ничему не научила! Вы вернётесь домой, в свои семьи. Колпак над Ловушкой будет снят, и вся мерзость из города убрана. Сюда вернутся люди и будут счастливы жить на прежнем месте. И все эти события станут реальными, когда один человек уйдёт со мной.
– Стоп! Всё это стандартное уговаривание, наподобие «жизнь одного как плата за жизнь многих», – не выдержал Володька. – Но у меня сейчас на уме другое. Ты что же – думаешь, мы скажем Леону, иди, мол, Леон, с Мигелем, и он послушно потопает за тобой?
– Почему бы и нет? – Одним мягким движением Мигель встал и теперь вглядывался в глаза Леона. – Пойдёшь, Леон? Пойдёшь со мной?
– Пойду, – без колебаний ответил Леон.
– Не–а, – сонно, но вызывающе в ошеломлённой паузе высказался Роман. Он снова сидел между Рашидом и Володей, точнее – полулежал, откинувшись на мягкую спинку кровати и сцепив руки за головой. – Никудашеньки Леон не пойдёт, пока ты свой вонючий поводок с его шеи не снимешь, понял?
Мигель улыбнулся светской, непринуждённой улыбкой и снова сел.
– Теперь и я вижу, – сказал наконец док Никита. – Мигель, я понимаю твоё желание выполнить свою миссию быстро и чётко, но то, что ты сделал, на взгляд обычного человека, – грязная игра.
– Но Леон тоже необычный человек, – поморщился Мигель.
– Тем не менее – сними.
Последние реплики для Леона оказались сплошной абракадаброй. Какой‑то поводок, который на него накинули… Он осторожно пошевелил шеей. Чушь. Ничего нет. Им не понравилось, что он сразу откликнулся на зов мальчика? Но Мигель выглядит совсем не таким, как его описывали товарищи, и даже не таким, каким он предстал в одном из снов. Воспитанный, интеллигентный мальчик и пришёл с дельным предложением. Если есть возможность превратить мёртвый город в живой, если ребята смогут вернуться… Он смотрел в глаза Мигеля и видел сейчас, когда от невидимого ещё за домами солнца достаточно посветлело, что глаза мальчика не чёрные, как сначала показалось, а настолько тёмно–синие, что кажутся чёрными. И эти глаза притягивают, не дают смотреть по сторонам, и Леону нравится их притягательность, нравится быть необходимым для мальчика, который так серьёзно относится к данным ему поручениям…
… Будто кто‑то заботливо протёр стекло, и оно, и так чистое, стало прозрачней, и Леон изумлённо подумал: какой же Мигель мальчик?! Здоровый парень, лет двадцати пяти, наверняка повидавший жизнь – вон какой у него цепкий, внимательный взгляд. Не–ет, почему‑то теперь он больше похож на опытного дипломата.
– Вот теперь спрашивай, – вздохнул док Никита.
Они все помолчали, тщетно ожидая от Мигеля реплики. Тот продолжал равнодушно улыбаться и молчал, словно сидя в компании симпатичных ему людей.
– Хорошо. Спрошу я, – вмешался Брис. – Леон, ты готов идти с Мигелем?
– Я не совсем понимаю… – начал Леон – и пожал плечами: – Не знаю. Я ведь до конца так и не разобрался, что здесь происходит. И, кстати, не буду возражать против вашего совета, идти ли мне с ним. Хотя нет. Не хочу перекладывать на вас… Это нечестно… Мне надо подумать.
– Сколько времени нужно, чтобы ты решил? – спросил Мигель.
– Ну…
– До завтрашнего утра, – твёрдо сказал Брис.
Мигель встал и вышел из комнаты. Никто не шелохнулся, слушая лёгкие, затихающие шаги.
– Леон! – позвал док Никита. – Слушай сюда. Мигель не вполне человек. В придачу к своим особенностям, он ещё и маг высшего класса. Ну, колдун, в общем. Тебя, наверное, задним числом удивило, как быстро ты согласился пойти с ним. Так вот. Он накинул на тебя поводок послушания – такой тонкий, что сразу и не разглядишь. Роман пристрастен, поэтому и высмотрел ментальную удавку. Запоминай: Мигель очень опасен для тебя, беспамятного.
– То есть, вернись ко мне память, я бы разглядел этот поводок?
– Какое там разглядел! Ты бы почувствовал, что его накидывают.
– Почему?
– Что – почему?
– Почему бы я тоже разглядел? Что имел в виду Мигель, говоря, что я «тоже необычный человек»? Я тоже маг или тоже – что?
– Мы все колдуны, то есть маги! – миролюбиво сказал Володька. – Просто кто‑то в большей, кто‑то в меньшей степени. Амнезия тебя несколько изменила, ты забыл о своих навыках и действуешь либо в силу привычки, либо инстинктивно, но не сознательно. Вот и всё объяснение.
– Чем займёмся? – хмуро спросил Роман. – По–моему, время обсудить, что делать дальше.
– А по–моему, время завтрака–а, – зевнул Игнатий. – Пошли умываться, а потом Брис расскажет нам свою гениальную идею, о которой намекнул нам вчера.
