Текст книги "Путы для дракона (СИ)"
Автор книги: Сергей Радин
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц)
Глава 13
У «фиговины с водичкой» – у фонтана – решили устроить привал.
Сначала набрали воды и умылись. Хозяйственный Игнатий уселся за починку одежды, а остальные хотели было сверить самодельные карты города, но помешал Роман. Он твёрдо решил, что избитая кошка может получить заражение крови, и вымыл её с мылом. Процесс мытья наблюдали с интересом.
За всё время прозвучали всего две реплики: недовольная – Бриса: «Ну, вот, мыло на зверюгу тратить!» и мечтательная – дока Никиты: «Жаль, что она в ступоре, было бы интересно проследить её реакцию, когда она…» Роман, не оборачиваясь, лягнул назад – и док Никита отскочил на полуслове. Слип, сидевший на плече хозяина и с любопытством смотревший, как моют кошку, повернул к доку Никите глазастую головку и коротко свистнул.
Кошка и впрямь ещё не вышла из оцепенения, хотя глаза уже открыла и мелко дрожала под струёй: Роман нашёл на краю бассейна щель, откуда, словно из крана, звенела прогревшаяся вода, – кажется, животное ещё не осознало нового окружения. Поэтому Роман благополучно домыл её и передал на попечение Рашиду, стоявшему наготове с разрезанной рубахой Леона, и на медосмотр доку Никите.
– Пока сухая была, вроде ничего выглядела, а теперь кожа да кости, – с некоторым удивлением сказал Рашид. Он положил кошку к себе на колени и сушил её лоскутами.
– Ага, как в анекдоте! – подхватил Игнатий. – Помните? Два кота обсуждают кошку. Один восхищается: «Какие глазки! Какая у неё шёрстка пушистая! А фигура!» А другой: «Фигура? Э, старик, видел бы ты её в дождь!»
– Троих кормила, вот и отощала, – сказал Роман. – Брис, одну–две рыбки отмочи от соли, хоть немножко подкормим.
Брис было отправился к сумкам, но остановился.
Следуя его взгляду, все посмотрели на сидящего, повернувшись к бассейну, Леона.
Центральная часть фонтана, ныне разрухой превращённого всего лишь в «фиговину с водичкой», по замыслу архитектора, когда‑то представляла собой подобие сталагмита. Почти готические линии, несмотря на невольную теперь незаконченность, упрямо устремлялись вверх. Зачарованному их ощутимым движением, Леону нетрудно было представить целостную картинку – вообразить, как линии нижней части фонтана логично завершаются победно сияющей на солнце, тоже рвущейся к небесам водой…
– Леон, закрой глаза!
Внезапный приказ едва не свалил его с насиженного камня. Еле удержавшись на месте (вцепился в мраморный выступ), Леон закрыл глаза и в желтовато–тёмной мгле буквально увидел, как суматошно бьётся с перепугу сердце.
Гомон вокруг подсказал, что парни встали рядом и обсуждают предмет, на который он загляделся. Вот теперь он понял причину их тревоги и приготовился терпеливо ждать, какой вердикт они вынесут.
– Открывай глаза! – велел Брис. – Мы ничего не нашли. Во всяком случае, на фонтане нет явных заклинаний и других штучек. А теперь ты, Леон, объясни, что привлекло здесь твоё внимание. Подробно.
– Я хотел… Я думал каким был фонтан, до того как его сломали.
– А то сразу вопли, крики, – проворчал Игнатий. – Запугали невинное дитятко.
– Э–э, насчёт невинного дитятка, – со вздохом начал Брис. – Док Никита, если уж я не прав, ты меня поправь. С некоторых пор меня мучает одна проблема. Мы все тут стали относиться к Леону, как к несмышлёнышу: орём на него, одёргиваем за любое словечко, злимся, если что не так сделает. А вдруг однажды во время типичной фразочки Игнатия придёт в себя настоящий Леон? Помня его вспыльчивость, я боюсь – полетят чьи‑то не в меру раздражительные головушки с несдержанными язычками.
– Подтверждаю, – поднял руку док Никита. – Сказанное Брисом настолько элементарно, что мы просто не думаем о такой возможности.
– Неужели я такое чудовище? Бывший я? – с любопытством спросил Леон. Признаться честно, его забавляла мысль, что в глазах друзей он выглядит ларчиком с секретом, внутри того ларчика притаился некий монстр с жутким характером.
– Ну, чудовище не чудовище, а вспыхивал, как спичка, – сказал док Никита.
– Ага, как вспомню – так вздрогну, – подтвердил Роман.
– Да не пугайте вы его так! Чего насели на парня? Ему и так досталось за свою вспыльчивость, – со вздохом сказал Рашид. – Шесть лет полного одиночества не каждый вытерпит.
Все замолчали.
– Про эти шесть лет спрашивать, наверное, нельзя? – То ли вопрос, то ли утверждение Леон адресовал Вику, который с выражением сочувствия, как ему показалось, заглядывал ему в лицо. Впрочем, точно судить о чувствах сокола хозяин не мог, на сочувствие указывал, может, только ищущий взгляд птицы.
Парни вернулись к своим делам. Вик спрыгнул с плеча Леона и, быстро подпрыгивая, по краю бассейна побежал к бреши, из которой наружу с трудом текла слабая струйка воды. Там же, напившись, охорашивались и другие соколы.
Наступила мирная, до странности, тишина. Её покой лишь подчёркивали негромкие мужские голоса и прозрачный лепет воды. Снова, предоставленный самому себе Леон засмотрелся на фонтан, снова ему показалось, что линии почти взмывают кверху… И не замечал, что парни исподтишка приглядывают за ним.
Вновь заворожённый порывистым бегом воды, Леон отдался ленивому созерцательному впечатлению и позволил мыслям течь вольной и даже сонной струйкой. Тени недавнего прошлого скользили между ним и фонтаном: дом Андрюхи, солнечный день, все домашние странно умиротворённые; он, Леон, ищет Анюту; с тихим стуком входит в комнату Мишки, сын сидит за столом, готовится к занятиям в университете; Анюта съёжилась в кресле, её лицо сосредоточенно, девочка слушает музыку – негромкие, тем не менее всепроникающие органные звуки ощутимо дрожат в воздухе… А глубоко внутри недоумение: в их доме органная музыка? Никогда не бывало… Точно, не бывало… И линии фонтана, и хрустально–отчётливые бегущие дорожки, время от времени зависающие величавыми аккордами…
Рашид резко встал. Так резко, что Брис с трудом успел схватить его за штанину и заставил сесть. Позади них Роман ногами подсёк вскочившего Игнатия, отчего тот едва не грохнулся головой о камни.
Погружённый в полудремоту, Леон суматохи за спиной не замечал. Машинально в воображении он закончил восстанавливать фонтан, от чего его оторвали сначала. Теперь он любовался естественным собором сталагмита и слушал мелодию, им навеянную. И не замечал, что воздух над бассейном на самом деле вибрирует от звучной органной музыки.
Вик нагнулся, жёстко вздыбив крылья. Сначала невесть откуда появилась раздражающая воздух музыка, сейчас – это.
Сидевший на камнях Роман дотронулся до локтя дока Никиты, поднёс палец к губам и кивнул на ноги Леона.
На первый взгляд, это напоминало жёсткую сухую траву. Но трава не бегает. При более пристальном рассмотрении выцветшие до бледно–серого цвета ломкие кустики вдруг превращались в деловитых минидраконов, будто сделанных руками ребёнка из проволоки: тощие и вёрткие, они бегали, подобно игрушечным подъёмным кранам – неуклюже, но цепко. В высоту они не дотягивали и до колена Леона, у чьих ног толпились, – орава постоянно пополнялась за счёт длинной цепочки, протянувшейся от ближайшего дома через дорогу.
Таких обитателей города парни ещё не видели.
А «драконы» заступали всё свободное место вокруг Леона, а вскоре с колен Рашида их увидела кошка и с перепугу забилась под руку, заботливо сушившую ей шерсть.
Леон внезапно услышал за спиной:
– Продолжай слушать музыку, Леон… Что бы ни увидел, слушай музыку…
Он даже не удивился, подготовленный репликами о непостижимых своих способностях. Вновь увидел изуродованный фонтан, а его бегучие линии быстро воскресили нужную мелодию. Ещё он не удивился, потому что наивно решил: парням понравилась хоральная мелодия.
Но шёпот сзади продолжал руководить:
– Слушай музыку… Не переставай слушать, взгляни себе под ноги… Не забывай слушать музыку…
Он взглянул – и почувствовал себя человеком–оркестром: он слушал органную музыку, он разглядывал нелепых зверей – Господи, тут их целое стадо! – у ног и одновременно ощущал скользкие от пота ладони.
А звери подняли к нему суховатые мордочки – и развернулись, деловито потопали прочь, выразительно оглядываясь: мол, идёшь, нет ли?
– Иди за ними… Только не забывай о музыке…
Забудешь тут. «Драконы» сами уже напоминали музыку. Корявые и неуклюжие, они перемещались с невольной величавостью, торжественно, почему‑то вызывая воспоминания о мультяшных балах в старательно нарисованных замках и дворцах. Уловив ритм их шага, Леон сообразил, что диковинные звери шествуют не вразнобой, а под его музыку. А мгновением спустя понял, что машинально подражает им – идёт с журавлиной важностью. Странным образом подражание помогло понять ещё кое‑что: «драконы» пришли именно к нему, Леону, чтобы привести его – куда? Пока неизвестно.
Только уже перешли дорогу к дому, из‑за которого они появились, завернули за угол, начали спускаться по чистым ступеням в подвал. Странно: кругом мусор, а лестница чистая. Подметена? «Дракончики» потешно спрыгивали со ступеньки на ступень, и Леон улыбался, до того смешно и трогательно выглядела вся их процессия. Гулливер в царстве драконов–лилипутов.
Шелест множества лапок впереди почти заглушал шаги позади идущих.
В подвале темно после солнечного дня, и Леону пришлось постоять с закрытыми глазами, чтобы поскорее привыкнуть к мраку. Открыв глаза, он обнаружил, что подвал представляет собой лабиринт серых стен и серой дорожки, тоже аккуратно кем‑то прибранной и подметённой. Терпеливо дожидавшиеся его «дракончики» снова зашагали вглубь подвала, и он невольно подумал: не для их ли коротких лапок расчищена дорожка или – не ими ли самими?
Тихонько клекотнул Вик – прямо в ухо – при очередном повороте.
«Дракончики» продолжали вести, несмотря на то что музыка смолкла. Их тощие фигурки с трудом угадывались (Леон их выучил наизусть и узнавал даже в тенях) – серые на сером в сумрачно–сером, неизвестно откуда идущем свете.
Куда они ведут? А вдруг это ловушка? Рука сама скользнула под рубашку, пальцы легли на тёплый ствол пистолета. Сразу стало легче. Но всё же сердце замирало всякий раз, когда приходилось огибать следующий поворот.
Один из поворотов оказался долгим. Леон бросил взгляд назад: поотстав метра на два, за ним шли Брис и Роман. Автоматы обоих подозрительно и насторожённо шарили по всем направлениям. Встретившись с Леоном взглядами, Брис уже знакомым шёпотом предупредил:
– Увидишь что не так – сразу на землю. Понял?
– Понял.
После очередного поворота подвал неожиданно расширился и будто осел широко и бесконечно темно по краям. Бетонная тропка, по которой топали «драконы», всё так же виляла, но теперь видно, что приближается она к светлому пятну в середине огромного пространства. Светлое пятно шевелилось гигантской амёбой, бесформенной, состоящей из непрерывной смены светы и теней.
– Не торопись, – сказали сзади.
Леон и сам не собирался мчаться вперёд. Он уже разглядел, что источником света является высокая толстая свеча, а мельтешение создаёт человеческая фигура. Он даже разглядел, что расширившаяся дорожка, словно ручей в реку, плавно перетекает в огромную бетонированную площадку, на противоположном конце которой и уселся неизвестный.
Будто посчитав свою миссию выполненной, «драконы» бросились в разные стороны, наполнив гулкое помещение шелестящим шорохом. Леон так и не понял, были ли они живыми существами, способными хотя бы на примитивные мысли, но ему показалось, основное их желание он уловил на уровне инстинкта – быть подальше от огня.
Теперь, когда впереди стало совершенно свободно и вся их группа смотрелась как на ладони, человек у свечи тоже замер, видимо, пытаясь разглядеть пришельцев.
Ясный насмешливый голос Романа сказал:
– Ну, конечно! Кто ещё такое мог придумать? Только Володька!
– Ребята! Неужели вы?! – воскликнул человек, быстро шагая вперёд и загораживая пламя свечи. Впрочем, в его руке горела ещё одна свеча, поменьше, которую он и поднёс первым делом к лицу Леона. Леон увидел беспомощно вздёрнутые кверху брови, отвисшую челюсть, которая вскоре зашевелилась: – Леон?.. Не может быть!
Глава 14
«Ребята считают, что команда собрана. Странно, что время от времени они вспоминают ещё и о Мигеле. Но вспоминают о нём очень неохотно и сразу забывают. На имени Мигеля и моя память вновь капризничает: в первую встречу, вспоминая ребят, за каждым именем я видел – пусть смутно, главное – видел! – лица, фигуры. Говорю – Мигель – пустота. Человека будто и не было. Что же с ним такое, если пробуждающаяся память отказывается его вспоминать? И ребята молчат или раздражаются, когда пытаешься что‑нибудь о нём разузнать… И сокол Мигеля не думает искать хозяина или вести за ним… Сидит на плече Бриса и влюблённо переглядывается с ним…»
Кошку силком заставили понюхать «драконов», и она успокоилась: страшноватые зверюшки пахли пересушенным сеном, нечего их опасаться. На людей кошка поглядывала диковато, но уже усвоила, что у них есть вкуснейшая жратва, которой они не прочь поделиться с несчастной матерью–одиночкой. Поэтому сейчас, когда вся компания вернулась к фонтану, кошка разомлела от ощущения безопасности и тёплого солнышка, улеглась на кромке бассейна и кормила своего единственного и ненаглядного детёныша. Пушистая и тёмно–шоколадная после мытья, она вызывала интерес соколиной стаи, которая на том же бортике играла в догонялки, а в паузах дружно пялилась на кошку.
Севший рядом с Леоном Игнатий сказал:
– Рашид с Романом перестарались, слишком хорошо ухаживали за зверюгой – и теперь наши птички чуют в лохматой бомжишке свою. Надеюсь, взаимно.
– Почему?
– Охотничий инстинкт даже у домашних кошек силён, а что уж говорить про эту бродяжку? Того и гляди – кинется.
– Прости, я неправильно спросил. Почему Рашид с Романом перестарались?
– А, это… Так, об энергетических полях представление имеешь?
– Имею. Читал кое‑что.
– Хм… Раньше тебе и читать не надо было… Ну, ладно, всё в прошлом. Слушай внимательно, в будущем пригодится. Люди и животный мир общаются в основном на эмоциональном уровне, поскольку поговорить не могут. Вот, скажем, идёшь ты мимо собаки. Идёшь спокойный, думаешь о своём. Ваши поля соприкоснулись, собака поняла, что мимо прошло ни рыба ни мясо а главное – враждебных чувств нет. Поняла всё это наша собачка и легла, отвернулась, забыла о тебе. Вот опять ты идёшь. И не просто ты, а заядлый собачник – из тех, что при встрече с собакой целоваться лезут. Идёшь, видишь собачку, расплываешься в улыбке. Слова не успел сказать, а собачка бежит навстречу, визжит от радости, хвостом виляет. А почему? А потому что прочитала вокруг тебя информацию, что ты такое для неё – друг всесобачий. Антитезу приводить не буду, представить обратное нетрудно. Но вот тебе второй случай. Щенка растишь с младых ногтей, заботишься о нём, воспитываешь его – и одновременно делишься с ним частью собственной информации. Любая чужая собака, посмотрев на вас, тут же определяет: эти двое – не разлей вода! Или пожалел кошку бездомную – есть такое выражение «душу вложить»? Вот это оно самое и будет. Понял?
Леон честно попытался соотнести объяснение Игнатия со своим вопросом, честно попытался понять, но покачал головой.
– Главной загвоздкой для меня является, что с человека можно снять информацию. Понятно, когда это делает Шерлок Холмс. Но в его объяснениях нет ничего паранормального.
– Разные уровни восприятия действительности, – вмешался Брис. – Посмотри на свою ладонь. Что ты видишь? Правильно, хаотические линии. А ведь кто‑то считывает с этих линий информацию.
Уж не считал ли сам Брис с поля Леона информацию о перепуганных цыганках?
Вряд ли. Парни же признали, что его поле для них закрыто.
– В сущности, теоретически я предполагаю, что такое возможно, но практически… Даже вообразить трудно, как это делается.
– И это говорит величайший практик! – с сожалением сказал Игнатий.
– Народ, а что, если устроить Леону шоковую терапию – рассказать ему всё? – предложил Володя.
– Мы ему сказали, что он разрушил город. Знаешь, какая была реакция? Ноль.
– И мы опять возвращаемся к тому, что наш командир потерял память, но не способности, – задумчиво высказался док Никита. – Такое впечатление, что нас тычут носом во что‑то очень важное, а мы как слепые котята… Амнезия, но способности…
– Да дерьмо это всё сплошное! – сказал Роман. – Давайте о другом. Мы ж в городе хотели устроить крутую вечеринку. Ну и устроим, ну, и выдеремся отсюда. Чего башку ломать? Всё очень просто. Если командир не помнит, что он умел и знал, – всего‑то делов ему это напомнить. Начать с простейшего, а сложное он и сам сымпровизирует. Леон, ты вед всего лишь память потерял, но ведь не дурак же! Учиться же сможешь?
– Какой слог! А какой пафос! – восхитился док Никита. – Ребята, а ведь устами сего великовозрастного младенца глаголет истина. Может, именно эта мысль и лежит на поверхности, а мы её разглядеть не могли?
– Настолько просто… – пробормотал Брис, с новым интересом рассматривая Леона. – Начать с чувствительности рук, обучить парочке состояний… А дальше… Роман и здесь прав. Леон, ты всегда был гением импровизации – что и доказал даже в нынешнем своём состоянии. Если это дело пройдёт, нам придётся только подсказывать тебе да слегка направлять.
– Обучение, наверное, займёт много времени, – засомневался Леон. – Не легче ли разработать определённый план действий и научить меня именно тому, что по этому плану понадобится?
– Здесь в городе, любые планы обречены на провал, – сказал док Никита. – Обрати внимание: мы все говорим об импровизации. Отсюда – необходимость, чтобы не только мы, но и ты был готов мгновенно реагировать на любое изменение в ситуации.
– Но время…
– Я мог бы утешить тебя, что в случае провала одного плана придётся пользоваться другим и так далее, а повторение приведёт к более длительному нашему пребыванию в городе. Мог бы утешить, что в случае неудачи нетрудно вернуться в то время, которое тебе необходимо… Но реальнее для тебя будет звучать следующее: чем тщательнее подготовка, тем больше надежды на выход из здешней ловушки. Не забывай, что мы все не меньше твоего горим желанием выбраться отсюда. А единственная наша надежда – это ты.
Леон вновь почувствовал горечь во рту и судорожную конвульсию желудка. Опять они говорят об этом. Опять ответственность за себя они перекладывают на него… А он самому себе представляется сундучком с золотом, от хитроумного замка к которому навсегда потерян единственный ключ. Да и золото ли внутри? А если пепел?
– Как называется этот город? – внезапно спросил он.
– А фиг его знает, – беспечно сказал Роман, – что‑то типа Славноморска. Ты как‑то обозвал его Ловушкой, Ловушкой и называем… Мы мотаемся по этой ср… Ловушке столько времени, что мне иногда кажется: о нас в городе и о самом городе просто–напросто забыли. А все эти погремушки типа «тараканов» и «блинчиков» – последствия заброшенного производства…
– Ты или говори нормальным человеческим языком, или оставь свои идеи при себе! – обозлился Игнатий.
– Не ори! Думаешь, легко говорить, когда Леон рядом? Ладно, попробую. Нас заманили в Ловушку, якобы здесь пошли всякие хреновые катаклизмы. А они и правда были. Ну, эвакуировали мы всех и пошли разбираться. В ходе разборок выяснили, что целью было – с той стороны – уничтожить Леона. Когда мы это поняли, Леон взбесился и уничтожил город. И что? Ловушки‑то остались. И действовали. И действуют. Хотя нас разбросало после, и где‑то кто‑то решил, что нас больше нет. Город забыт. Ясно, о чём я вам тут толкую? Мы в забытом и закрытом городе с действующими ловушками. Пока кто‑то из нас готовит Леона, остальным придётся лезть в «колодцы» и воевать с «блинчиками»; придётся искать место, где появляются «тараканы», и неплохо было бы поймать того засранца, который натравил «тараканов» на кошку.
– Цели и задачи поставлены, – одобрительно сказал Брис. – Только ты забыл о наиглавнейшей задаче – беречь Леона как зеницу ока.
– Ха, я думал, его защита без слов подразумевалась.
– Нет уж, скажи о ней вслух.
Роман вытаращился на Бриса, как и все остальные. Брис же взглянул на Леона, который и недоумевал, и невольно улыбался: больно смешно выглядели вытянувшиеся лица парней.
– Леон, ты слышишь? Услышь не умом – сердцем. В городе тысячи ловушек, в которые ты можешь угодить. Но если попадёшь, мы тебя точно вытащим, настолько ты нам нужен. Мы будем стараться – очень стараться! – чтобы ты не попал ни в одну. Ты, привыкший в недавнем реальном своём мире полагаться лишь на себя да на приютившую тебя семью, здесь можешь не сомневаться: каждый умрёт за тебя, если надо. И не только потому, что ты единственный, кто может нас вывести из города. Ещё и потому, что тот Леон, которого мы знаем, готов был на всё ради нас. Мы все обязаны тебе, тогдашнему, своими жизнями. И поверь: даже в мирной жизни нам всем было бы плохо, узнай мы, что тебя нет в живых. Слушай меня сердцем, Леон, и запоминай, что здесь ты в такой безопасности, какую только мы сможем тебе обеспечить. Прочувствуй свою защищённость – в нашей готовности драться за тебя.
Он внимательно смотрел на Леона, пока произносил слегка сумбурную, но патетическую речь. Даже не смотрел – ищуще всматривался, будто ждал чего‑то. Парни же изумлённо смотрели на самого Бриса: с чего бы он это так заговорил?
– Брис, а теперь… – начал Рашид.
– Держи его!
Негромкое, но властное предостережение Бриса прозвучало вовремя, и Володя успел схватить за плечо падающего в бассейн Леона.
Парни повскакивали со своих мест. Испуганный Володя старался развернуть Леона лицом к себе, а тот безвольно валился на спину. Володя сидел к нему боком, не в лучшей позиции, чтобы удержать, но опомнились остальные: поймал голову Леона в мягкий капкан рук Рашид, с другой стороны от Леона и Володи док Никита дотянулся до левого плеча падающего. В суматохе первой минуты, растерянные, они пытались усадить Леона, а он норовил мягкой тяжёлой куклой выскользнуть из их поддерживающих рук.
Наконец Брис, который, не обращая внимания на суету, деловито стаскивал вещмешки в одну кучу, скомандовал:
– Несите его сюда!
Спящего Леона опустили на мешки устроили удобнее и некоторое время отупело смотрели на его безмятежное лицо. Первым поднял глаза на Бриса Роман.
– Ну?
– Он спит. Спит нормальным человеческим сном. Когда мы встретились, я обнаружил, что он не может спать. Леон сказал, что он не спит, с тех пор как попал в реальный мир – двенадцать лет. Я начал наблюдать и выяснил причину бессонницы. Леон только выглядит спокойным. На деле он очень напряжён. Сам он не может объяснить почему. Я понял: его гложет страх перед одиночеством, потому что одиночество для него – абсолютная незащищённость. Сейчас, когда мы все собрались, он расслабился. Осталось только напрямую сказать ему, что теперь он не один. Результат вы видите.
– Ладно, одна проблема отпадает, – сказал Рашид. – Зато есть ещё одна. Почему мы замалчиваем Мигеля? Мы говорим: команда собрана. Но ведь это не так. Мы знаем, что он жив, несмотря на то что его сокол вернулся. И всё же раз за разом забываем о нём. Я понимаю, что Мигель – человек со сложным характером и не всем нравился. Но, в конце концов, он недавно в нашей команде, и, если честно, мы отнеслись к нему с самого начала не слишком доброжелательно. Может, надо всё‑таки попробовать отыскать и его?
– А пошёл бы он… – безразлично сказал Роман.
– Не знаю, – сказал док Никита. – Просто так ведь в команду тоже не суют. Мигель прошёл все проверки и доказал, что легко адаптируется в команде с нашим профилем. Да и нехорошо получается: он попал сюда с нами, а мы и палец о палец не ударим, чтобы найти его.
– А плевать ему с высокой башни на наши поиски, – сказал Роман и почти равнодушно, на диалекте грузчиков добавил пару слов об отношении Мигеля к команде. – Чего уставились? Похож на новые ворота? Хотите сказать, не поняли, кто тот засранец, который с «тараканами» скорешился? Тоже мне – открытие…
